Катастрофическое лето 1916 г.
С начала апреля 1916 г. стали поступать повторные сообщения о намечавшемся русском наступлении в Буковине и в Галиции. В середине месяца появилось очень много перебежчиков, подтверждавших сведения о предстоявшем наступлении. 13 мая агентурная разведка с полной определенностью уведомила командование 4-й армии, что и на ее фронте, на участке Картшловка — Корыто, следовало ожидать наступления 8-го и 11-го русских корпусов. В связи с этим 4-й армии была подчинена 13-я ландверная дивизия. 20 мая поступило предостережение о том же от военного атташе в Бухаресте. Ген. Авереску в кругу своих друзей заявил, что, по сообщению румынского военного атташе в Петербурге, «русские в ближайшее время начнут большое наступление, которое должно показать, что германцы напрасно считают их неспособными к наступлению». К этому времени и наша 7-я армия подготовилась к атаке, хотя имела примерно «против семи русских дивизий только лесть дивизий, расположенных южнее Днестра.
Наша агентурная разведка дала группировку сил противника на русском фронте, которая в части, интересовавшей прежде всего австро-венгерские войска, вполне соответствовала действительности, как это впоследствии подтвердили: труды русских авторов (Литвинова. Зайончковского, Клембовского, Васильева и Черкасова). Замечены были небольшие переброски войск в целях подготовки наступления, но прибытия новых соединений для образования мощной ударной группы установлено не было. Это объяснялось тем, что новый главнокомандующий юго-западным фронтом ген. Брусилов хотел атаковать всеми наличными силами на всем протяжении фронта. К концу месяца уже не оставалось никаких сомнений в наступательных [148] замыслах противника на фронте Олыка — -Тарнополь и южнее Днестра, начало атаки ожидалось с часу на час.
Таким образом, и в этом отношении разведывательная служба полностью выполнила свой долг. На этот раз следовало похвалить и русскую разведывательную службу. 9-я русская армия, использовав кители пленных перебежчиков и, в частности, кадета ландштурма Душана Иозшовича, хорошо выяснила нашу систему укреплений. 7-я армия также была превосходно информирована, как видно было из захваченного донесения начальника штаба ген. Головина. Особенно она рассчитывала на «меньшую стойкость 36-й пех. дивизии, состоявшей преимущественно из славян».
Наше командование довольно уверенно ожидало наступления. За долгий период затишья позиции были сильно укреплены; это должно было компенсировать увод лучших частей на тирольский фронт. Тяжелая артиллерия тоже была снята с русского франта, но часть ее уже возвращалась назад. Однако наши войска были ошеломлены новым фактором, не бывшим в достаточной мере учтенным нашей разведывательной службой. Русская артиллерия, сама по себе стоявшая на высоком уровне, получила от западных союзников большое количество тяжелых орудий новейшей конструкции и инструкторский персонал, хорошо знакомый со всеми тонкостями массового применения артиллерии. {28}Ни наши войска, ни укрепления не были подготовлены к этой неожиданности. Вместе с тем глазное командование недооценило вначале значения прорыва у Олыка, считая прорыв у Саппанова (близ Кременец) более опасным. Туда и были направлены резервы. Начатое 4 июня брусиловское наступление увенчалось совершенно неожиданно крутым успехом южнее Днестра. Наша северная армия понесла сильное поражение и вынуждена была уступить противнику значительную часть захваченной территории. К счастью, дальше к северу русские не имели такого успеха, хотя ставка именно там и рассчитывала на решающий результат. Виновником неудачи сочли ген. Эверта, которого, в связи с его немецкой фамилией, обвиняли даже в измене.
Для использования неожиданного успеха брусиловского наступления нужно было стягивать войска с других участков, а это требовало времени. В свою очередь, центральные державы использовали это время для спешного подтягивания подкреплений. Последние, однако, не могли быть планомерно использованы, так как ими: пришлось затыкать то один, то другой прорыв. [149]
Во время этой маневренной войны русские радиостанции вновь стали очень разговорчивы. Мы ежедневно дешифровали до 70 радиограмм с оперативными приказами, сводками, о перемещениях начальников и т. п. Новые правила радиопередачи и новый шифр, объявленные 16 июня, вызывали недовольство русских штабов вследствие их сложности. Ввиду этого ряд штабов продолжал пользоваться старым шифром и правилами, что в огромной степени облегчало раскрытие нового шифра. Штаб гвардейской группы, включенной в состав 8-й армии, объявил в нешифрованной радиограмме ключ нового шифра. За этим последовал взрыв возмущения в штабе 8-й армии и введение штабом юго-западного фронта нового шифра. Однако, к нашему удовольствию, старым шифром было объявлено, что вторичной перешифровки не требуется.
Агентура работала также успешно. В июне, в виде опыта, мы отправили ряд агентов в тыл русского фронта. Для передачи нам сведений они пользовались почтовыми карточками наших военнопленных в России, помеченными особыми условными знаками. Карточки отправлялись на родину, через почту военнопленных. Для конспирации они пользовались кодом, ключ которого был составлен в виде карманного календаря и мог прятаться совершенно незаметно. Этим путем мы часто получали своевременные сведения о перебросках и усилении фронта. Другие агенты по-прежнему работали через Швецию и пользовались условными адресами. Часть работы военного атташе полк. Штрауб, не знавшего русского языка, взял на себя прикомандированный к нему кап. Алоис Павель. Последний вскоре заменил Штрауба, который ввиду его упорного настояния был переведен на строевую должность.
После процесса Крамаржа было удовлетворено и мое стремление пойти в строй, правда, на короткий срок. В начале июля мне было поручено командование на участке Тонале, где линия фронта местами проходила на высоте до 3 400 м над уровнем моря. Мне удалось неожиданное нападение на Сан-Бартоломео с потерей лишь одного человека от неосторожного обращения с ручной гранатой. Личным опросом пленных я выяснил положение у противника, долгое тремя остававшееся для нас неизвестным.
Но в то время, как я заработал здесь орден за боевые заслуги, наша разведслужба потерпела крупную неудачу. Еще в середине июля военный атташе в Берне неоднократно сообщал о переброске войск с тирольского фронта на Изонцо, но наша разведывательная служба и не подозревала о фактических размерах этих перебросок, на самом деле достигавших [150] 300 000 человек, 57 000 лошадей и 9 800 повозок. В этот период уделялось слишком много внимания русскому фронту. Итальянцам же помогло еще то обстоятельство, что 31 июня 1916 г. два итальянца из Зары — прапорщик Симон Толья и кадет Якоб Сальви — и чех Рудольф Чарек с двумя рядовыми 23-го ландверного полка перешли на сторону противника и явились в штаб итальянского б-то корпуса. Их показания были настолько точными, что о них перед наступлением были широко осведомлены войска противника. Об этом мы узнали потом из документов, найденных у одного пленного офицера.
Несомненно, эта измена очень помогла ген. Кадорна овладеть г. Горица в шестом сражении на Изонцо, начавшемся 6 августа. Дело в том, что Кадорна считал этот город, защищенный наскоро, сильно укрепленным. Это было крупной ошибкой итальянской разведывательной службы. Еще хуже было то, что она не знала о существовании за Горицей второй линии обороны, на которой итальянская пехота, конница и самокатчики вынуждены были приостановить «наступление. В общей обстановке итальянский успех не имел крупного значения, но благодаря падению долго оспаривавшейся Горицы он поднял престиж итальянцев.
Наша разведывательная служба понесла тяжелую потерю: майор генштаба фон Афан, участвовавший без ведома разведывательного бюро главной квартиры в бою у Подгора в качестве батальонного командира, попал в плен. В связи с ухудшением его здоровья в плену, было предложено обменять его на одного из итальянских офицеров. Однако противник, знавший его как выдающегося разведчика, долго не хотел выпускать его из своих лап. Этот факт показал, что> никогда не следует посылать офицеров разведывательной службы в строй против того противника, разведыванием которого они занимались. В противном случае они рискуют быть отданными под суд за соучастие в шпионаже.
В связи с неудачами на русском фронте и потерей Горицы австро-венгерский фронт против России пришлось в значительной мере укрепить германскими войсками. Поэтому со 2 августа 1916 г. большая часть этого фронта была подчинена германскому командованию. Новое начальство было склонно к реорганизациям. «Людендорф намерен реорганизовать все, вплоть до последнего австрийского обоза», — говорили в Тешене. Одна лишь агентурная разведка осталась без изменений. Германцы даже просили продолжать обслуживать их нашей отлично работавшей разведкой. [151]