В Сибирском военном округе
Возвратившись из Испании, я представился начальнику инженерных войск Советской Армии генералу Митину.
— Что собираетесь делать? — спросил меня генерал.
— Сначала хотел бы отдохнуть немного...
— Отдыхать будете потом. А сейчас садитесь и напишите обо всем, что видели там. Нам очень важно знать, какие требования предъявляет современная война к инженерным войскам и инженерному обеспечению боя.
На этом наш разговор закончился. Я приступил к выполнению поставленной передо мной задачи. В течение месяца я написал 100 страниц. На основе этого материала была подготовлена книга «Война в Испании. Инженерное обеспечение боя». Книга предназначалась для служебного пользования и стала полезным пособием по военно-инженерной подготовке командного состава.
Генерал Митин выполнил свое обещание: после месячного отдыха весной 1938 года я получил назначение на должность начальника инженерных войск Сибирского военного округа. Это меня немного смутило. Эту ответственную должность по штату полагалось занимать генералу, а я был майором и даже еще не командовал саперным батальоном. В ответ на мои рассуждения по этому поводу генерал Митин заявил:
— Ну и что? Ты же окончил академию и имеешь боевой опыт — участвовал в войне в Испании. [85]
Мы попрощались, и я уехал. Началась работа в крупном общевойсковом штабе Советской Армии.
Когда прибыл на место, обязанности начальника инженерных войск временно исполнял капитан Калягин. С ним мы были знакомы по военно-инженерной академии: учились в одной группе. Он был отличником и стал одним из наиболее подготовленных командиров инженерных войск Советской Армии. Встреча с ним доставила мне большую радость, и я принял от друга новую ответственную работу. До этого капитан Калягин был старше меня по должности, а теперь я стал его начальником. Однако его вскоре повысили, и он уехал на работу в Китай.
Моя служба в Сибирском военном округе продолжалась до начала Великой Отечественной войны.
Главной задачей округа было готовить кадры по всем специальностям в глубоком тылу Советской Армии. На различные курсы для переподготовки призывались запасники рядового и командного состава. Все командиры в течение года были заняты напряженной учебой. Штаб округа, который в военное время формировал штаб армии, организовывал различные штабные учения с командирами и штабами частей.
Довольно много времени мы проводили в войсках, на месте проверяя ход учебно-тренировочных занятий и оказывая помощь в организации учебного процесса. Систематическая переподготовка рядовых и командиров запаса принесла большую пользу. Это сказалось уже в первые месяцы войны против немецко-фашистских захватчиков, когда 80 процентов участвовавших в боях составляли призванные из запаса командиры и солдаты. Те, кто прошел курсы переподготовки, очень быстро осваивались в боевой обстановке.
Это подтвердил и опыт нашего округа, развернутого в начале войны в 24-ю армию, которая, несмотря на неблагоприятные условия, вела успешные боевые действия против превосходящих сил противника в районе Дорогобужа и Ельни в июле — августе 1941 года.
Война застала меня на командно-штабных учениях, которые штаб округа проводил в районе Барнаула на обоих берегах величественной русской реки Оби. Сибирские просторы широко раскинулись передо мной. Где-то вдали пролетали стаи запоздавших птиц...
Куда спешили они в этой звенящей тишине? [86]
Великое испытание
О вероломном и внезапном нападении фашистской Германии на Советский Союз мы узнали утром 22 июня от руководителя учений, командующего округом генерал-лейтенанта С. А. Калинина. Он собрал нас и сообщил, что сегодня утром фашистская Германия без объявления войны внезапно напала на Советский Союз, нанеся удар огромной силы.
В двенадцать часов по московскому времени (в шестнадцать часов по местному) мы слушали в районе ученый выступление В. М. Молотова по радио о вероломном нападении гитлеровской Германии.
По пути в Новосибирск я обратил внимание на то, что в селах, которые мы проезжали, обстановка оставалась спокойной. В самом городе, куда мы прибыли на другой день утром, тоже царило спокойствие, только на улицах и площадях было более оживленно, чем обычно. Кое-где, собираясь группами возле домов, беседовали женщины.
— Слышала, Мария Ивановна, эти поганцы фашисты бомбили Минск и Одессу?..
— Война! — сокрушенно отвечала другая.
Вечером 25 июня группу ответственных офицеров вызвали в кабинет командующего округом. Среди них были начальник штаба округа генерал-майор Глинский, командующий артиллерией генерал-майор Машенин, начальник связи генерал-майор Соколов, командующий бронетанковыми войсками полковник Ивакин, начальник оперативного отдела подполковник Сахно и я в качестве начальника инженерных войск.
Командующий округом генерал-лейтенант Калинин объявил:
— Все присутствующие здесь входят в оперативную группу штаба формирующейся двадцать четвертой армии и завтра самолетом вылетают в Москву, а оттуда на фронт. Будем готовить противнику второе Бородино. — И, обратившись ко мне, приказал: — Возьмите как можно больше ваших инженеров, пока прибудут части армии. Работы по вашей специальности будет больше всего.
Выполняя указание командующего округом, я взял с собой офицера из инженерного отдела штаба округа майора Филатова, хорошего специалиста по маскировочному делу, а также майора Слюнина, который два месяца назад командовал инженерным полком, а теперь работал [87] в инженерном отделе. Других офицеров — специалистов инженерного дела — я уже не имел возможности взять с собой, так как саперные батальоны еще в марте 1941 года были отправлены на западную границу для оборудования пограничного района.
В шесть часов утра 26 июня мы все собрались на аэродроме. Провожающих не было.
С семьями прощались спокойно. «Иди, родной, бей озверевшего врага и скорее возвращайся живым и здоровым с победой!» — так тогда расставались матери с сыновьями, жены с мужьями. С такими же пожеланиями проводили и нас наши жены и дети.
Самолет набрал высоту и взял курс на запад. Под нами открылась величественная панорама необъятных сибирских просторов. Густой ковер хвойных и лиственных лесов сибирской тайги вскоре сменили высокие Уральские горы. Здесь мы увидели большие заводы тяжелой промышленности Советской страны. Потом внизу засеребрилась великая русская река Волга, и поздно вечером мы прибыли в Москву.
27 июня генерал-лейтенант Калинин и генерал-майор Глинский получили от Генерального штаба Советской Армии задачу для оперативной группы: предстояло выдвинуться в район, расположенный западнее города Вязьмы, и до прибытия частей и соединений армии приступить с помощью местного населения к строительству тылового оборонительного рубежа.
После получения задачи в Генеральном штабе командующие родами войск должны были явиться в соответствующие управления для уточнения задач по специальностям. Явился и я к начальнику инженерных войск генерал-лейтенанту Котляру. С Леонтием Захаровичем Котляром мы познакомились еще в академии, где он преподавал и был начальником курса. Среднего роста, с продолговатым лицом и проницательными глазами, Котляр обладал острым умом и порой отпускал шутки, полные сарказма.
При этой встрече времени для личных разговоров не было, да и по внешнему виду чувствовалось, что Леонтий Захарович очень устал, как и все, с кем мы встречались тогда в Генеральном штабе: в эти несколько дней с начала войны им пришлось провести колоссальную работу. Я коротко доложил генералу задачу, полученную армией.
— Вам ясна задача? — спросил он. [88]
— Ясна, но есть несколько неизвестных...
— Каких, например? — приблизился он ко мне.
— Во-первых, — начал я, — рабочей силы, которую мы надеемся получить от местного населения, будет недостаточно. Во-вторых, где взять инструменты? И, в-третьих, армия не имеет инженерно-саперных частей. Вы знаете, товарищ генерал, что еще в марте все саперные батальоны из округа были отправлены на западную границу для оборонительного строительства.
На все это генерал-лейтенант Котляр ответил так:
— Относительно рабочей силы... Используйте местное население. Указания по партийной линии и по линии Советской власти в районы даны. Сил местного населения действительно недостаточно, но принимаются меры, и к вам будет направлена молодежь из московских высших учебных заведений... Относительно инструментов. Местное население должно использовать свои инструменты, а тех, кто прибудет из Москвы и других городов, снабдим мы. По вашей заявке вышлем вам мины и колючую проволоку... Вопрос с саперными батальонами более сложный. Ваши саперные подразделения, как и многие другие, участвовали в первых боях на границе. Судьба их сейчас неизвестна. Формируются новые. Позже по возможности дадим вам один-два инженерно-саперных батальона. Таковы наши реальные возможности, — закончил генерал и добавил: — Ясно?
Мне была ясна обстановка, но у меня почему-то вырвался совсем наивный вопрос:
— Какие еще будут указания?
На лице генерала появилась такая знакомая дружеская улыбка.
— Какие еще указания? Ты ведь академию кончил, имеешь боевой опыт в Испании, ну и действуй! — И, протянув мне руку, сказал: — До свидания.
Топографические карты, указания о предстоящей работе и транспорт мы получили в Генеральном штабе Советской Армии. Наша маленькая оперативная группа (ОГ) штаба 24-й армии рано утром 29 июня 1941 года прибыла в район западнее города Вязьмы. Войска, прикрывавшие Западное направление, вели ожесточенные бои с превосходящим в несколько раз противником в районах, расположенных западнее железнодорожной магистрали Великие Луки — Витебск — Могилев.
Перед оперативной группой стояла задача — организовать [89] и с помощью населения построить тыловой оборонительный рубеж с передним краем, проходящим по линии Селижарово, Оленино (60 километров западнее города Ржева), верхнее течение реки Днепр, Дорогобуж и Ельня. На этом огромном фронте шириной 250 километров нужно было выкопать непрерывный противотанковый ров и подготовить оборонительные позиции, построив дерево-земляные огневые точки, траншеи и ходы сообщения для частей и соединений, которые в это время формировались в Сибири, грузились в поезда и двигались к фронту.
В 25 километрах восточнее первой позиции предстояло построить таким же образом второй оборонительный рубеж.
Население деревень и городов, организованное партией, вооружившись кирками и лопатами, густым потоком стекалось на строительство оборонительных рубежей. Работали юноши-допризывники, женщины и девушки. Спустя несколько дней из Москвы, Воронежа и других городов на автомашинах и поездах начало прибывать подкрепление: юноши-допризывники, студентки высших учебных заведений, девушки из городов и сел. Они прибывали организованно, большими группами во главе с инженерами и техниками-строителями. Некоторые группы представляли целые строительные организации, как, например, Московское водопроводно-канализационное хозяйство. Прибывали коллективы и от многих других гражданских организаций.
К 10 июля на огромном оборонительном рубеже было сосредоточено, распределено и работало на строительных объектах более 120 тысяч человек. Многие из них не были знакомы со строительством, никогда не занимались тяжелым физическим трудом. Предстояло отрыть противотанковый ров длиной в несколько сот километров, сотни километров траншей и ходов сообщения, а только для подготовки одного погонного метра противотанкового рва строители должны были вынуть с двойной переброской 16 кубометров грунта.
Чтобы выполнить эту неимоверно тяжелую задачу, люди самоотверженно работали по 10–12 часов в сутки. Охваченные высоким патриотическим порывом, все сознавали, что своим трудом защищают социалистическую Родину. В первые же дни на руках девушек образовались кровавые мозоли, но и с забинтованными руками они не покидали своих рабочих мест. [90]
— Почему не отдохнете? — спрашивал я.
— Еще не выполнили дневную норму, — отвечали они. — Куда встанут бойцы, когда здесь начнутся бои с фашистами?..
То и дело в небе появлялись самолеты-разведчики противника. Они фотографировали возводимые оборонительные сооружения и разбрасывали листовки, в которых восхвалялась немецкая армия и содержалась грубая клевета на Советский Союз. В некоторых листовках содержались вульгарные насмешки и угрозы в адрес женщин. Строители с гневным возмущением уничтожали фашистские пасквили и с удвоенной энергией долбили твердую землю.
Однако фашистская авиация не ограничивалась лишь разведывательными полетами и разбрасыванием пропагандистских листовок. 16 июля 1941 года после захвата Смоленска фашистские истребители начали обстреливать строителей из пулеметов. Стремясь внести разброд в ряды молодых строителей, гитлеровцы забрасывали в наш фронтовой тыл диверсантов, шпионов и целые диверсионные группы.
Однако советские юноши и девушки ловили и разоблачали диверсантов. И героический труд на строительстве оборонительного рубежа продолжался.
После 15 июля из далекой Сибири начали прибывать соединения нашей армии. Они сразу же занимали отведенные им боевые позиции. Однако приближался и враг. В районе железнодорожной линии Ярцево — Духовщина, в 50 километрах западнее строящегося оборонительного рубежа, 19-я и 20-я армии уже вели ожесточенные бои с превосходящими силами 3-й танковой группы противника. Южнее 3-й танковой группы действовала 4-я танковая группа немцев в направлении города Ельни против левого фланга нашего оборонительного рубежа, который постепенно занимали части 24-й армии. Имея большое превосходство в живой силе и технике, гитлеровцы сумели вклиниться в нашу оборону и захватили город Ельню. Образовался так называемый ельнинский выступ, однако сибирские дивизии первого эшелона 24-й армии остановили дальнейшее наступление противника и заставили его перейти к обороне. Многие наши дивизии еще двигались в железнодорожных эшелонах к фронту. Случалось, некоторым из них приходилось вступать в бой сразу же после разгрузки на станциях, расположенных в непосредственной близости от места сражения. В течение всего [91] августа армия, постепенно наращивая силы, вела тяжелые оборонительные бои, постоянно контратакуя противника, а к концу месяца, нанеся два фланговых контрудара, разгромила немцев и 6 сентября освободила город Ельню. Это был один из первых городов, освобожденных Советской Армией от немецких захватчиков.
Бои велись всего в нескольких километрах от строителей. Севернее города Дорогобужа, на второй оборонительной линии, продолжалась упорная работа.
В первые дни октября противник сосредоточил большие силы и перешел в общее наступление на Москву. Строителям было приказано отойти на восток. Они организованно отошли и, используя опыт оборонительного строительства, активно включились в сооружение оборонительных позиций вокруг Москвы. Многие девушки из отрядов строителей добровольно остались в рядах действующей армии. Окончив различные военные курсы, они стали санитарками, медицинскими сестрами, телефонистками, телеграфистками и регулировщицами. Их можно было встретить потом на всех фронтах.
Колхозницы и работницы из Смоленска и Московской области, студентки Московского и Воронежского университетов с честью выполнили свой долг перед Родиной. Своим героическим трудом они помогли Советской Армии остановить наступление гитлеровских полчищ на Москву.
В ожесточенных оборонительных сражениях на подступах к Москве советские войска истощили и обескровили отборные немецко.-фашистские части и соединения.
А в это время советское командование сосредоточивало резервы и подготавливало разгром ударной группировки немецко-фашистских войск, нацеленной на Москву.
Окружение и выход из него
В начале октября противник начал большое наступление в полосе 24-й армии, входившей в состав Резервного фронта, которым командовал тогда маршал Буденный. Силы наступавших в несколько раз превосходили наши. В живой силе противник имел превосходство в 3,2 раза, в танках — в 8,5 раза, в артиллерии — в 7 раз. Несмотря на героическое сопротивление наших частей в кровопролитных боях, гитлеровцы окружили южнее города Вязьмы четыре советские армии, в том числе и 24-ю. [92]
Кольцо окружения оказалось большим, и мы узнали об этом из полученного приказа на организованный выход из окружения.
В нашу небольшую группу входили подполковник Калченко — начальник разведки штаба армии, капитан Халчигин — офицер из штаба артиллерии, капитан Соколов и несколько бойцов. Мы уничтожили все секретные материалы и после непродолжительного совещания решили двинуться на восток, чтобы соединиться со своими.
Немцы, наступая большими танковыми и механизированными группировками на Москву, двигались главным образом по магистральным дорогам. Они не занимали огромные лесные массивы на дальних и ближних подступах к Москве и не втягивали свои войска в бои по овладению многочисленными мелкими населенными пунктами. Их главной целью было окружить советскую столицу и молниеносным ударом с северо-запада и юго-востока захватить ее.
Позже мы узнали, что части и соединения нашей армии, находясь в окружении, организованно вели бои, несмотря на большие потери, не уронили своей чести. Выйдя из окружения, они влились в состав войск, оборонявшихся под Москвой.
Наша группа то увеличивалась за счет присоединявшихся к ней бойцов, то уменьшалась после схваток с противником, которые мы вели, пробиваясь к линии фронта.
Попав в окружение, мы ни на минуту не сомневались в том, что обязательно выйдем из него, и готовы были драться до последнего патрона, лишь бы вновь соединиться со своими. Нам предстоял трудный и опасный прорыв, но нас окрыляло сознание того, что, несмотря на временные успехи врага, мы все-таки били его.
В первый же вечер в окружении незнакомый мне генерал взял командование группой на себя. Из всех собравшихся бойцов и командиров он организовал отряд численностью примерно в 35 человек.
Перед нами и другими группами, оказавшимися в этом районе, генерал поставил задачу с боем пробиваться на восток.
У всех было личное оружие. Кроме пистолета ТТ у меня был еще и автомат Шпагина. Большинство командиров имели такое же оружие, а бойцы — винтовки. Передвигались мы преимущественно по ночам, преодолевая болота и реки. Ориентировались по компасу на восток. [93]
Состав нашей группы не был постоянным, и бойцы имели только легкое оружие, поэтому мы не могли вступать с противником в открытый бой. Обстановка вынуждала нас выискивать слабо защищенные места врага и внезапными действиями наносить ему удары. Такими местами, как правило, оказывались его обозные и тыловые подразделения, отдельные разведывательные группы. Мы нападали на них из засад и уничтожали, а если к ним на выручку спешило подкрепление, мы с боем отходили в глубь леса.
На день мы выставляли боевое охранение, так что даже когда группа отдыхала, она находилась в постоянной готовности к действиям и при появлении противника всегда могла организовать засаду. Мы придерживались правила — не ввязываться в боевые действия с превосходящими силами противника, кроме тех случаев, когда он сам обнаружит нас и вынудит вести бой.
Пробиваясь из окружения по территории, занятой гитлеровцами, мы провели немало схваток с отдельными группами противника. Во время таких стычек мы захватывали оружие и пополняли свои боеприпасы. При передвижении мы избегали дорог и обходили населенные пункты, поэтому с населением почти не встречались. Собираясь переправиться через реку Угру, мы обратились за помощью к одной пожилой женщине. Вначале она встретила нас не особенно дружелюбно, но понемногу успокоилась и помогла нам. Это была старая учительница местной средней школы. Накормив нас, она сказала:
— Сейчас спрячьтесь, а вечером мой сын переправит вас через реку. Он уже третью ночь ходит с такими, как вы.
И действительно, вечером ее сын, мальчик лет пятнадцати, провел нас через реку бродом, который он хорошо знал.
По грохоту орудий и интенсивной стрельбе мы понимали, что приближаемся к линии фронта. И вот однажды мы наконец оказались в расположении одной из советских частей. Шла вторая половина октября. Каждый из нас сохранил форму и свои документы. Нас направили в штаб 33-й армии в город Наро-Фоминск.
Начальником штаба 33-й армии был генерал-майор Кондратьев, который до этого был начальником штаба нашей бывшей 24-й армии и знал нас лично. Выслушав мои объяснения о выходе из окружения, он направил меня [94] за получением нового назначения в Главное управление инженерных войск Советской Армии.
Генерал Воробьев назначил меня начальником инженерных войск 5-й армии, которой командовал генерал-лейтенант Л. А. Говоров. В то время 5-я армия обороняла ближние подступы к Москве. В сопровождении офицера из Главного управления инженерных войск Советской Армии я явился в штаб 5-й армии.
В ожесточенных оборонительных боях Советская Армия постепенно обескровила противника, сломила наступательный порыв его танковых и механизированных дивизий и остановила их под Москвой. Верховное Главнокомандование Советской Армии сосредоточивало свежие силы и готовило решительное контрнаступление.
В боях под Москвой
Контрнаступление Советской Армии под Москвой началось в первые дни декабря 1941 года и вскоре переросло в общее наступление по всему фронту.
Гитлеровские генералы одной из главных причин их поражения под Москвой считали русскую зиму. Зима 1941 года действительно выдалась очень суровой, но мороз был одинаковым для всех. Гитлеровцы находились даже в более благоприятном положении. Их оборонительные позиции проходили преимущественно по населенным пунктам. В селах оккупанты приспосабливали для круговой обороны почти каждый дом. На открытых участках между деревнями немцы тоже оборудовали позиции — траншеи с высокими брустверами из облитого водой и обледеневшего снега, отапливаемые блиндажи и убежища. Разместившись таким образом, они яростно оборонялись.
Для инженерного обеспечения контрнаступления под Москвой Верховное Главнокомандование Советской Армии создало целую саперную армию.
Инженерно-саперные части и подразделения проявили чудеса боевого и трудового героизма. Они прокладывали колонные пути в снегу в полтора метра глубиной для наступления пехоты, танков и других родов войск, проводили минирование и разминирование, строили заграждения. А мороз доходил до 35 градусов.
Советские части наступали по открытому полю, продвигаясь [95] с большим трудом в глубоком снегу. Немцы, стремясь задержать пехоту, устанавливали множество противопехотных мин и мин-сюрпризов, которые подрывались от малейшего прикосновения.
Однако, несмотря на плотный огонь противника, советские бойцы героически шли вперед, прорывая одну за другой линии вражеской обороны. Гитлеровцы вынуждены были покидать свои благоустроенные позиции, но, отступая, они оставляли после себя зону полного разрушения. Для этого они формировали специальные команды, которые последними покидали населенные пункты, превращая их в руины. Правда, часто наши войска так стремительно наступали, что гитлеровцы не успевали вершить свои черные дела.
Помню, мы стояли юго-восточнее Можайска. Огонь нескольких дзотов противника, оборудованных на большой поляне в лесу, задержал продвижение одного полка 50-й стрелковой дивизии. Этой дивизией командовал генерал-майор Лебеденко. Мы были знакомы с ним еще по службе в Сибирском военном округе. В городе Ачинске он командовал тогда 94-й стрелковой дивизией, которая позже громила немецкие войска под Москвой.
Вместе с генералом Лебеденко мы поспешили на наблюдательный пункт командира полка, находившийся на опушке леса в полукилометре от вражеских дзотов. Справа и слева от нас в снегу залегли, готовясь к атаке, бойцы полка.
По приказу генерала Лебеденко на опушку леса подтянули орудия, которые открыли огонь прямой наводкой. Несколько выстрелов — и от дзотов в разные стороны полетели куски разбитых бревен. Еще несколько попаданий — и вражеские огневые точки замолчали. Полк поднялся в атаку и ворвался на позиции оборонявшегося противника. Так, глубокий снег и 35-градусный мороз не помешали советским бойцам разгромить гитлеровцев в рукопашном бою.
К концу контрнаступления под Москвой глубина продвижения наших войск оказалась неодинаковой и занятый армией рубеж представлял собой зигзагообразную линию. В районе села Васильки, западнее Можайска, часть советских дивизий глубоко вклинилась в оборону противника. Соседние части слева и справа значительно отстали. Обе стороны вели тяжелые бои, стремясь выровнять линию фронта. [96]
Противник хотел отрезать и окружить нашу группировку, вклинившуюся в его оборону. С этой целью он провел несколько контратак на флангах и сумел значительно сузить проход к нашим полуокруженным частям.
Однажды ночью я проверял оборону и ход боевых действий в районе, где почти в полном окружении находились наши части. Попав на командный пункт одного из полков, я совершенно неожиданно встретил здесь своего боевого товарища офицера Соколова, вместе с которым в октябре 1941 года мы попали в окружение в районе города Вязьмы и потом с боями пробивались к своим. Он подробно рассказал мне о героических событиях минувшего дня. Полк отбил семь атак. Атакующие группы противника непрерывно сменялись. Гитлеровцы, выпив для храбрости, вылезали из блиндажей, стреляли и кричали: «Рус, сдавайся!»
— Но мои ребята хорошо им поддали! — рассказывал Соколов. — Там, перед окопами, груды фашистских трупов. Хорошие у меня ребята, хорошо воюют, но мало их. Полк давно уже не получал ни пополнения, ни горячей пищи, да и боеприпасы у нас на исходе. Снабжение затруднилось, особенно после того, как гитлеровцы сузили коридор и начали простреливать его пулеметным огнем.
Командование армии не могло мириться с таким положением, в котором оказались две наши дивизии, и готовило операцию по выравниванию фронта.
Командующий армией генерал-лейтенант Говоров лично посещал соединения, бывал на передовых наблюдательных пунктах, изучал ход боевых действий, искал слабые места в обороне противника. Особое внимание он уделял разведке. От меня как заместителя по инженерным войскам требовались точные данные о состоянии и характере обороны противника, наличии дотов, дзотов, минных и других заграждений.
Спустя несколько дней после моей встречи с Соколовым была успешно проведена операция по выравниванию линии фронта в районе села Васильки. Противник был отброшен на 15 километров на запад.
Контрнаступление советских войск под Москвой проходило в исключительно трудных условиях снежной зимы и сильных морозов. Однако, несмотря ни на что, миф о непобедимости гитлеровской армии был развенчан. Тридцать восемь немецких дивизий были разгромлены. Враг был отброшен на 250 километров от столицы. [97]
Гитлеровские стратеги собирались закончить войну молниеносно. В плане «Барбаросса» говорилось: «Немецкие вооруженные силы должны нанести поражение Советской России в быстротечной кампании».
Немецко-фашистское командование рассчитывало в ходе летней кампании разгромить Советскую Армию и овладеть Москвой и другими важными оборонными, экономическими и политическими центрами. Гитлеровцы мечтали успешно завершить военную кампанию и стать полными хозяевами советских материальных ресурсов. Для войны с Советским Союзом было подготовлено и предусмотрено все необходимое: 190 отборных дивизий, танковые армии и тысячи самых различных самолетов.
В плане «Барбаросса» было предусмотрено все, кроме одного, самого важного, — героизма советского народа и мощи советского социалистического общественного строя. Решающую роль в разгроме гитлеровских войск под Москвой сыграло морально-политическое превосходство советских бойцов над фашистскими захватчиками — их беззаветная любовь и преданность своей Родине, их непоколебимая воля к победе. Именно эта сила заставила бежать немецких захватчиков от Москвы, а не численное превосходство русских и лютая русская зима, на что ссылаются, оправдываясь, битые гитлеровские генералы, некоторые военные теоретики и историки на Западе.
Разгром гитлеровских войск под Москвой, успехи Советской Армии под Ростовом и Тихвином имели исключительно большое значение как в военно-стратегическом отношении, так и в укреплении морального духа народа.
В апреле суровую подмосковную зиму сменила теплая весна. Снег быстро таял, дороги раскисли, и движение, кроме как по шоссе, стало невозможным. Наступила весенняя распутица, сильно затруднившая движение и снабжение войск.
В конце мая явившийся ко мне подполковник Бельский сообщил, что приказом начальника инженерных войск Советской Армии он назначен начальником инженерных войск 5-й армии, а я должен ехать в Москву, чтобы получить назначение на другую должность.
Много вопросов возникает перед офицером в таких случаях: чем вызвана смена? какой будет новая должность? с какими людьми и в какой обстановке придется работать?
Больше всего меня огорчало предстоящее расставание [98] с боевым коллективом 5-й армии. С этими людьми меня связывали 180 дней и ночей сложнейшей боевой обстановки. Прекрасные люди! До сих пор я вспоминаю командиров и бойцов большого дружного коллектива армии. Особенно глубокий след в моей душе оставил командующий армией генерал-лейтенант Леонид Александрович Говоров.
Первая встреча с Леонидом Александровичем у меня произошла в начале декабря 1941 года на командном пункте армии, находившемся северо-западнее станции Кубинка, в 63 километрах западнее Москвы. Я представился и доложил, что назначен к нему заместителем по инженерным войскам.
— Очень хорошо, — сказал он. — Сейчас идите в штаб и ознакомьтесь с обстановкой. Выберите время и изучите инженерную обстановку, задачи, стоящие перед подчиненными вам частями, и их расположение. Вы свободны. Вечером, если возникнет необходимость, я вас вызову.
Вечером он действительно пригласил меня. «Кабинет» командующего находился в большой комнате деревянного дома.
— Товарищ полковник, — обратился он ко мне, — завтра мы атакуем и возьмем город Рузу. Нужно этой же ночью организовать и обеспечить переправу танков через реки Москва и Руза. Подготовьте переправу танков завтра к шести часам утра.
— Товарищ генерал, сегодня по пути к вам я прочитал в газетах, что Руза вчера взята! — удивленно сказал я.
— Ах, эти журналисты! Они ее взяли уже вчера, а нам еще придется брать завтра утром. Понятно?
По несколько раздраженному тону, которым ответил мне Говоров, я понял, что он сердится не только на журналистов, но и на то, что я задал вопрос, свидетельствовавший о непонимании серьезности поставленной задачи.
Мне было известно, что танков в армии мало, что в завтрашней наступательной операции их будет всего шесть. Я ответил командующему, что задача ясна и что будут приняты все меры, чтобы выполнить ее точно в указанное время.
Выйдя от командующего и окунувшись в темноту ночи, я решил не терять времени и сразу же приступил к выполнению задачи. Технически задача переправы танков через реку была довольно простой. Реки в Московской [99] области в январе покрылись толстым слоем льда, по которому свободно проходили войсковые транспортные средства — грузовики, повозки и даже артиллерия. Однако веса танка Т-34 лед не выдерживал, и его необходимо было усилить. Две саперные роты с помощью бревен, веток и соломы быстро усилили лед.
На другой день операция началась точно в назначенное время. Вой прошел успешно. Город Руза был освобожден. Оккупанты понесли большие потери.
Когда готовилась операция по выравниванию переднего края обороны в районе деревни Васильки, командующий армией собрал на своем командном пункте командиров дивизий. Здесь присутствовали и начальники родов войск. Л. А. Говоров накануне побывал во всех дивизиях и на месте дал необходимые указания. На совещании командиры доложили о готовности дивизий к выполнению поставленной задачи. Однако проведенная на следующий день операция закончилась неудачей. В связи с этим в тот же вечер все участники предыдущего совещания вновь собрались на командном пункте. Командир 50-й стрелковой дивизии генерал Лебеденко, анализируя причины неудачи, говорил о том, что позиции противника сильно укреплены, что гитлеровцы построили доты и дзоты, протянули два-три ряда проволочных заграждений, заминировали поля. Примерно то же говорили командиры других дивизий. Затем командующий армией дал слово мне. Я подробно доложил о том, что представляет собой оборона противника. Я подтвердил выводы командиров дивизий, что оборона противника действительно хорошо подготовлена для зимних условий, подчеркнул, что вражеские траншеи в полный профиль сделаны из утрамбованного снега. Что касается долговременных огневых точек, я заявил, что противник не мог создать их за то время, которым он располагал.
— Слыхали?! Никаких дотов нет! — поддержал меня Говоров.
Затем командующий, выслушав всех, отдал краткие распоряжения по организации взаимодействия и в заключение сказал:
— Утром поставленную задачу надо выполнить!
На следующий день операция прошла успешно, и линия фронта в районе деревни Васильки была выровнена...
Тепло попрощавшись с коллективом штаба армии и командирами инженерных частей, я отбыл в Москву. [100]
Начальник инженерных войск Советской Армии генерал-полковник М. П. Воробьев, выслушав мой доклад о закреплении армии на достигнутом рубеже, ознакомил меня с общей обстановкой и задачами инженерных войск.
Касаясь намерений противника, он сообщил, что ожидаются большие наступательные операции и что в связи с этим есть решение сформировать специальные инженерные батальоны резерва Главного Командования, способные в короткие сроки создавать прочные оперативные заграждения на отдельных оперативных направлениях.
— Вы назначены начальником одной такой группы инженерных батальонов для строительства оперативных заграждений. Таких батальонов девять, и сейчас они сосредоточиваются западнее города Рязани. Батальоны взяты из состава инженерно-строительных бригад, — продолжал генерал. — У них есть определенный опыт строительства тыловых оборонительных рубежей, но с инженерными боеприпасами они не работали и не знают их. Ваша задача в течение одного-двух месяцев научить эти батальоны умело обращаться с такими боеприпасами. У вас уже достаточный боевой опыт, в том числе и в создании минновзрывных заграждений. Уверен, с этой задачей вы успешно справитесь.
Генерал Воробьев считался одним из лучших знатоков минновзрывного дела в Советской Армии и заботливо подбирал кадры.
В упомянутых батальонах мало кто из офицеров и сержантов знал минновзрывное дело, а тех, кто практически работал с этими боеприпасами, было еще меньше. Начали подготовку. Для офицеров и сержантов, более или менее знакомых с этой работой, организовали трех-, четырехдневные курсы, и лучших из них направили в батальоны. Таким образом создавались центры обучения.
Число специалистов постепенно увеличивалось, и к концу июня весь личный состав — около 3 тысяч офицеров, сержантов и бойцов — освоил работу с учебными минами. В июле началось обучение работе с боевыми минами.
Перед войной подготовка саперов проводилась только на работе с учебными минами. До войны существовало правило: мину, поставленную в землю, не извлекали, а только взрывали. Боевая обстановка заставила отказаться от этого ошибочного правила уже в первые дни войны.
В июле — августе 1941 года 24-я армия, в которой я [101] был начальником инженерных войск, вела оборонительные бои в районе города Ельни. Вызвав меня к себе, командующий армией генерал-майор Ракутин сообщил, что «ожидается наступление противника с целью прорыва нашей обороны юго-западнее города Дорогобужа», и приказал этой же ночью заминировать угрожаемый участок. Ночью этот участок заминировали противотанковыми и противопехотными минами, однако противник не предпринял здесь активных действий. После обеда меня вновь вызвал генерал-майор Ракутин и приказал снять мины, чтобы они не помешали нашим частям атаковать противника. Я взял с собой десять бойцов и в лесочке близ минного поля показал им, как нужно разряжать и снимать мины. Особенно большую опасность представляли противопехотные мины, но бойцы очень внимательно работали, и минное поле было разминировано быстро и без происшествий.
Минирование стало подвижным, минновзрывными заграждениями начали маневрировать как в оборонительном, так и в наступательном бою. В июне — июле 1942 года мы подготовили все девять инженерных батальонов для сооружения оперативных заграждений.
Большую помощь в успешном проведении специальной подготовки такого большого количества людей нам оказала правильно организованная, целеустремленная партийно-политическая работа. На партийных собраниях и в часы политподготовки партийные и политические работники разъясняли задачи батальонов и важность сложной и опасной специальности минера, которой в совершенстве должен овладеть каждый боец и командир.
30 июля получил приказ и график с точным указанием станций, на которых следовало произвести погрузку батальонов. Отдав необходимые распоряжения для выполнения приказа, 31 июля явился в Москву к начальнику инженерных войск Советской Армии.
В Москве меня принял генерал-полковник Воробьев в присутствии своего заместителя генерал-майора Назарова. М. П. Воробьев сообщил, что противник нанес два удара: один — в направлении Воронеж, Сталинград и другой — Северный Кавказ, Баку.
— Немцам нужна бакинская нефть. Завтра с генералом Назаровым вы вылетаете на Северный Кавказ в распоряжение командующего группой войск генерал-лейтенанта [102] Масленникова. Задача будет уточнена на месте. Необходимо возвести заграждения оперативного масштаба и помочь войскам закрыть путь немцам к бакинской нефти. Ваши батальоны, — сказал Воробьев, — будут сосредоточены в этом же районе.
1 августа мы вылетели на юг на военно-транспортном самолете. Наш маршрут пролегал параллельно и западнее Волги, над территорией, занятой немцами. Вместе с нами летели 20 младших офицеров — пополнение для войск генерала Масленникова. Вечером мы прибыли в Махачкалу и переночевали на аэродроме.
2 августа генерал Назаров назначил вылет на шесть часов утра. В самолете осталось несколько кресел за кабиной летчиков, другие были сняты. На правом кресле сидел генерал Назаров, на левом устроился я. Офицеры сидели на своих вещмешках.
Погода стояла хорошая. По берегам реки Терек хорошо просматривались изломанные линии траншей. Немцы были близко. Справа слышалась артиллерийская перестрелка. Незаметно я задремал. Внезапно раздался треск, и самолет сильно тряхнуло. Сначала я решил, что мы попали в воздушную яму, но тут же услышал пулеметную стрельбу. Стрелял бортовой пулемет самолета. Взглянув в иллюминатор, увидел мелькавшие деревья. Кто-то крикнул: «Горим!» Многие из офицеров получили ранения. Я попытался встать, но ощутил острую боль в левой ноге. Генерал тоже не мог встать, показывая мне на правую руку и ногу. Самолет сделал вынужденную посадку на высокой горе. Кругом росли деревья. Только трое из нас не получили ранений, в том числе адъютант генерала Назарова капитан Кириллов. Они вынесли тяжелораненых.
Трое наших легкораненых товарищей пошли искать населенный пункт. Часам к трем они возвратились с врачом, сестрой и санитарами.
К шести часам вечера нас разместили в здании школы села Ачкой-Мартани. Здесь теперь находился госпиталь. Сделали перевязку, мне на ногу наложили шину. В самолете между мной и генералом Назаровым сидел подполковник Владимир Кадников, один из первых моих начальников в те времена, когда я начинал службу в военно-инженерной школе в 1925 году. Ему перебило обе ноги выше колен, и на другой день он скончался. Село Ачкой-Мартани находилось близко от линии фронта, и [103] поэтому нас эвакуировали в Тбилиси. Левая нога у меня оказалась перебитой, и на нее наложили гипс.
Через несколько дней нас отправили в Ташкент. Столицу Советской Грузии в то время объявили прифронтовым городом, и оставаться там было нельзя, так как нам предстояло длительное лечение.
Из газет мы узнавали, что на подступах к Волге и на Северном Кавказе развернулись ожесточенные бои. Меня постоянно тревожила мысль: где находятся сейчас наши батальоны? кто их встретит и поставит боевые задачи? Организовать их работу должны были мы с генералом Назаровым, а вместо этого оба оказались в госпитале. По заключению врачей лечение могло продолжаться месяц, а то и два. Состояние Константина Степановича было более тяжелым, и ему предстояло более длительное лечение. Я попросил лечащего врача направить меня в Новосибирск, где жила моя семья. Он с пониманием отнесся к этой просьбе, но предупредил, что это он может сделать только тогда, когда я научусь ходить с костылями.
И вот наступил такой день, когда я в сопровождении медсестры, опираясь на костыли, сел в поезд Ташкент — Новосибирск. 20 сентября утром я вышел из вагона на Новосибирском вокзале. Однако напрасно искал я среди встречающих лицо жены, которой послал телеграмму из Ташкента. Телеграмма пришла лишь на второй день после моего приезда.
Пятнадцать месяцев назад я уезжал из Новосибирска на фронт с двумя чемоданами обмундирования — мобилизационным запасом офицера. Чемоданы вместе с командирской машиной и многим другим военным имуществом сгорели еще в прошлом году где-то под Вязьмой. Теперь все мое имущество помещалось в солдатском вещмешке, который медсестра аккуратно поправляла на моей спине. Мы попрощались с ней. Вот и Советская улица. С большим трудом поднялся я по узкой лестнице на четвертый этаж. Позвонил. Дверь открыла жена. Удивившись и обрадовавшись, она бросилась мне на шею, но потом, отстранившись, печально посмотрела на мои костыли. Глазами, полными слез, я окинул ее худенькую фигурку. Как не похожа была она на ту Марию Тимофеевну, с которой мы на этой же площадке расставались 15 месяцев назад! Безмолвно стояли мы друг против друга и не смели нарушить молчания. И все же мы были счастливы. После стольких испытаний мы вновь встретились! Жена [104] открыла одну из комнат и с тихой радостью показала мне целую кучу свежевырытой крупной картошки, которую она сама вырастила на участке в поле, выделенном ей хозяйственниками штаба округа.
Нога моя быстро заживала, и скоро я начал осторожно на нее наступать. Через несколько дней отбросил один костыль и ходил, постепенно увеличивая нагрузку на раненую ногу.
В начале ноября я был назначен начальником курсов усовершенствования командного состава инженерных войск (ИКУКС) в Костроме.
Чем увереннее наступал я на раненую ногу, тем сильнее росло во мне желание поскорее возвратиться на фронт. Несколько раз через приезжавших для проверки офицеров из инженерного управления я посылал рапорты начальнику инженерных войск с просьбой направить меня на фронт, заверяя, что я окончательно выздоровел.
В первые дни июня 1943 года меня вызвал начальник инженерных войск генерал Воробьев. К нему я явился без палки, хотя по предписанию врачей мне следовало еще «подпираться». Ознакомившись с состоянием моего здоровья и учитывая мое желание вернуться на фронт, генерал Воробьев сообщил вскоре, что меня назначили командиром 12-й штурмовой инженерно-саперной бригады РГК.
Этот вид инженерных соединений создавался впервые. Их организация вызывалась требованиями новой обстановки на фронте. Теперь немцы не наступали, а оборонялись по всему фронту и поэтому в больших масштабах использовали минные и другие заграждения. Новые соединения должны были уметь быстро разминировать минные поля, поставленные противником и нами, ставить новые и решать другие специфические задачи.
— Если ты уже здоров и хочешь вновь быть на фронте, иди в отдел кадров к полковнику Пожарову. Он оформит твое назначение, — сказал мне генерал Воробьев.
На следующий день я поехал в город Воскресенск, получив назначение на должность командира 12-й штурмовой инженерно-саперной бригады.
С ноября 1942 года по январь 1943 года советские войска в ожесточенных сражениях на берегах Волги окружили и 2 февраля ликвидировали крупную стратегическую группировку противника — 6-ю армию фельдмаршала Паулюса. После победы под Сталинградом Советская [105] Армия развернула наступление по всему фронту от Ленинграда до Кавказа. В результате этого победоносного наступления советские войска на некоторых участках отбросили противника на 600–700 километров. Это дало возможность ввести в действие многие важные линии коммуникаций, связывающие центральную часть страны с южной, что облегчило маневрирование войск и имело большое экономическое значение.
После ожесточенных сражений и победоносного наступления Советской Армии зимой 1942/43 года на фронте наступило затишье. Обе стороны готовились к проведению весенне-летней кампании. Советское командование, опираясь на быстро растущее производство боевой техники и поступление ее в войска, а также исходя из условий ведения боевых действий, проводило реорганизацию объединений, соединений и частей Советской Армии. Пехота перешла к корпусной организации. Были созданы крупные артиллерийские соединения резерва Главного Командования, в том числе артиллерийские корпуса прорыва. Формировались новые танковые части, соединения и армии, обладающие высокой маневренностью и большой ударной силой.
На Южном фронте
Весной и летом 1943 года после разгрома немцев под Сталинградом и на Курской дуге советские войска полностью взяли стратегическую инициативу в свои руки. Перед Советской страной встала новая всемирно-историческая задача — очистить свою территорию от оккупантов и помочь европейским народам освободиться от фашистского порабощения. Это можно было осуществить только путем решительных наступательных боевых действий, для проведения которых Советская Армия располагала необходимым боевым опытом и материально-техническим оснащением.
Наступательные боевые действия требовали новых способов использования различных родов войск. И эти изменения вносились. Стало проводиться так называемое артиллерийское наступление, или огневой вал, когда наступление мотострелковых и танковых соединений и частей поддерживалось непрерывным артиллерийским огнем, ведущимся с последовательно занимаемых огневых позиций непосредственно за боевыми порядками пехоты. [106]
Таким путем артиллерия подавляла и уничтожала вновь ожившие в ходе боя огневые точки, препятствовала контратаке противника и обеспечивала высокий темп наступления.
Совершенствование способов ведения наступательных боевых действий, как и изменения, проведенные в организации Советской Армии, свидетельствовали о творческом подходе к методам ведения войны в то время. Результатом такого подхода явилось решение Верховного Главнокомандования о создании и использовании в бою штурмовых инженерно-саперных бригад РГК.
Боевая деятельность этих бригад с первых же дней полностью подтвердила правильность решения об их создании. Они заслужили любовь и уважение командиров и бойцов стрелковых частей и подразделений, вместе с которыми решали важные задачи на самых опасных участках поля боя.
В оперативном отношении эти бригады действовали в составе фронтов. Как резерв Главного Командования их очень часто перебрасывали с одного участка на другой, где они действовали целиком или побатальонно, обеспечивая в инженерном отношении наступление объединений и соединений, действовавших на главном направлении. В тактическом отношении действия бригад выходили далеко за рамки выполнения задач чисто инженерного обеспечения наступления пехоты, а, нужно сказать, подобное понимание их роли в то время бытовало. Раньше инженерно-саперные подразделения обеспечивали боевые действия стрелковых подразделений, прокладывая пути через наземные и водные преграды, выполняли работу по возведению заграждений или по их ликвидации с помощью различных инженерно-технических средств, чтобы обеспечить успех пехоты с минимальными потерями живой силы и техники. Не упуская из поля зрения эти характерные для того времени задачи для инженерных войск, новая обстановка обусловливала и даже утверждала штурм как основной способ ведения боя этими бригадами. Докладывая Верховному Главнокомандующему о формировании и наименовании этих бригад, начальник инженерных войск генерал-полковник М. П. Воробьев предложил назвать их «ударные инженерно-саперные бригады». «Не ударные, а штурмовые инженерно-саперные бригады», — уточнил И. В. Сталин.
Весь боевой путь 12-й штурмовой инженерно-саперной [107] бригады (РГК), которой я командовал вплоть до победы 9 мая 1945 года, был насыщен штурмовыми боевыми действиями против укрепленных позиций и фортификационных сооружений самого различного типа.
Штурм, как особый вид наступления, обеспечивал быстрый прорыв обороны противника, высокий темп наступления и, оказывая сильное психологическое воздействие, способствовал упадку морального духа войск противника. Не случайно фашистские солдаты и офицеры очень боялись появления штурмовиков-саперов перед своим фронтом и старались помешать или сорвать выполнение ими боевых задач.
Как особый род войск, штурмовые инженерно-саперные бригады имели несколько видов специалистов: минеров-подрывников, мостовиков-понтонеров и огнеметчиков. Каждый боец и командир в бригаде должен был уметь мастерски владеть стрелковым оружием, обладать отличной физической подготовкой и высокими моральными качествами. Командиры взводов, рот и батальонов должны были знать тактику пехотных и танковых подразделений и частей, а в известной мере — и соединений. Основная часть личного состава бригады еще в процессе формирования прошла хорошее обучение и получила соответствующую закалку.
В зависимости от конкретной боевой обстановки, в которой приходилось действовать, бригада использовалась побатальонно или поротно. Очень часто приходилось действовать и в составе отдельных небольших штурмовых групп в боевых порядках наступавших пехотных подразделений.
Формирование бригады началось во второй половине мая 1943 года в районе города Воскресенска, примерно в 100 километрах юго-восточнее Москвы. К моему прибытию батальоны и штабы были укомплектованы офицерским, сержантским и рядовым составом. Проводились и учебные занятия. Комиссия из управления боевой подготовки при Главном инженерном управлении Советской Армии только что завершила проверку формирования и боевой подготовки бригады и нашла, что занятия ведутся неудовлетворительно. Командир бригады полковник Миляев был освобожден от командования.
К этому времени батальоны в основном были уже сформированы. Часть офицеров имела боевой опыт; были и кадровые офицеры, окончившие военно-инженерные [108] училища. Предстояло организовать боевую и особенно техническую подготовку.
С личным составом положение сложилось благоприятно. Основную часть бойцов составляла молодежь, которая быстро все усваивала. Были и офицеры, имевшие опыт работы с инженерными боеприпасами. Однако со многими офицерами приходилось работать индивидуально, обучая их самих установке боевых взрывателей, а потом и боевых мин. Операции по установке взрывателей и разряжанию мин повторялись ежедневно по многу раз.
Большую помощь в сложной подготовке личного состава оказывали партийно-политические работники. Заместитель командира, начальник политотдела бригады майор Степанидин умело направлял работу партийных и комсомольских организаций, все силы политработников мобилизовывал для оказания помощи командирам в организации боевой и специальной подготовки личного состава.
Инженерное управление и Наркомат обороны непосредственно следили за учебно-тренировочным процессом и подготовкой бригады. В конце августа специальная комиссия из управления провела всестороннюю проверку подготовки, организации и укомплектования бригады и установила, что она готова для отправки на фронт.
В состав бригады входило пять штурмовых инженерно-саперных батальонов, шестой — огнеметный батальон — был вооружен ранцевыми огнеметами; кроме того, имелась отдельная рота с собаками-ищейками, которые использовались для поиска мин.
7–10 сентября 1943 года бригада погрузилась в эшелоны и отправилась на юг, в Донбасс. К 20 сентября она и полном составе сосредоточилась юго-западнее Донецка и поступила в распоряжение командующего Южным фронтом генерал-полковника Ф. И. Толбухина.
К этому времени войска Южного фронта (с 20 октября 1943 года 4-го Украинского фронта) завершили освобождение Донбасса, на левом фланге вышли к реке Молочная и во взаимодействии с другими фронтами готовились штурмовать так называемый Восточный вал немцев.
После поражения на Курской дуге немецкое верховное командование вынуждено было перейти к обороне на всем протяжении восточного фронта. Еще в начале лета немцы начали строительство многочисленных оборонительных рубежей в глубине, используя в качестве естественных [109] препятствий крупные реки. Важнейшим из них был Восточный вал. Этот стратегический оборонительный рубеж проходил по реке Нарва, через Псков, Витебск, Оршу, по реке Сож, среднему течению Днепра, по реке Молочная и заканчивался на берегу Азовского моря.
Перед войсками Южного фронта стояла задача прорвать хорошо организованную и сильно укрепленную оборону противника на реке Молочная, освободить Северную Таврию и выйти к нижнему течению Днепра. По приказу командующего фронтом 24 сентября бригада была передана в оперативное подчинение 44-й армии генерала В. А. Хоменко. Армия наступала на правом фланге фронта, в 40 километрах южнее города Запорожья, где войска фронта наносили главный удар. 24 и 25 сентября завершались последние приготовления — части занимали исходные районы для наступления.
Штурмовые батальоны, приданные стрелковым дивизиям, обезвреживали минновзрывные заграждения, разведывали минные поля противника и делали в них проходы. Офицеры штаба бригады и батальонов организовывали взаимодействие с пехотинцами, танкистами и артиллеристами.
В стрелковых полках и батальонах формировались разведывательные группы, группы разграждения, штурмовые группы, включающие в себя пехоту (от отделения до взвода), отделение саперов, в том числе одного-двух огнеметчиков, одно противотанковое орудие, а в некоторых случаях и танк.
В ночь на 26 сентября саперы обезвреживали мины и делали проходы в противотанковых минных полях. Утром 26 сентября после сильной артиллерийской и авиационной подготовки войска пошли в атаку на штурм сильно укрепленных позиций противника и прорвали его оборону. Как при прорыве первой, так и второй оборонительных полос развернулись напряженные бои. Немцы пытались любой ценой удержать последний рубеж, прикрывавший Крым и их крымскую группировку. Чудеса героизма проявили саперы как при прорыве переднего края, так и при бое в глубине обороны противника. Действуя в составе штурмовых групп, они умело подходили к огневым точкам с огнеметами, ослепляли амбразуры дзотов и связками гранат разрушали вражеские укрепления.
Перед наступлением части 44-й армии получили пополнение. [110] Правда, пополнение прибыло из только что освобожденных районов и не имело еще боевого опыта и соответствующей военной подготовки. Подразделение, в котором таких бойцов оказалось большинство, не выдержало контратаки противника. На выручку им пришли подразделения из 56-го штурмового инженерно-саперного батальона во главе с лейтенантом Антониной Коркиной, которые преградили путь врагу.
Повинуясь воле лейтенанта, бойцы отбили контратаку противника.
Бойцы и командиры бригады с честью выдержали первый бой, проявив массовый героизм.
За проявленную храбрость в период наступления в полосе 44-й армии 177 бойцов и командиров бригады удостоены правительственных наград.