{1} Вот текст моего заявления о нашей политике по отношению к Турции, сделанного мною в Рущуке, через месяц после того, как я стал у власти: «Эта политика искренна. И так как мы искренне желаем, чтобы она не была призрачной, чтобы она была прочной, чтобы она стала не только политикой нашего кабинета, но и политикой Болгарии, мы надеемся, что и соседняя с нами империя облегчит нам эту задачу, отзовется на наш призыв и устранит причины, вызывающие недоразумения между нами, и мотивы, возбуждающие общественное мнение в нашей стране. Никакое правительство в парламентарной стране не может бороться против общественного мнения. И будет большим несчастьем, если наша политика миролюбия падет под натиском возбужденного не по нашей вине общественного мнения. В том, в чем не сможем успеть мы, едва ли сможет успеть какое бы то ни было другое болгарское правительство».

А в первой сессии XV Народного Собрания 11 ноября 1911 г. я следующим образом высказался по вопросу о наших отношениях с Турцией: «Спрашивают нас со скамей оппозиции, с кем мы? Отвечаю, что мы со всеми, кто искренне желает мира и кто, желая его искренне, желает и всех условий, необходимых для поддержания этого мира. Высказывается пожелание, чтобы Балканский полуостров был для балканских народов. А эти народы, независимо от того, в каком из балканских государств они живут, желают наслаждаться свободой, человеческими условиями существования, конституционными правами. Мы со всеми, кто желает такого мира. Если и турки желают его и могут гарантировать его в том виде, в каком мы его понимаем, — мы и с ними. Соседи вот уже несколько столетий, тесно связанные с ними народно-экономическими связями, мы искренне желаем поддерживать с ними добрососедские отношения. И мы желаем этого, потому что думаем, что эти отношения повелительно диктуются нам жизненными интересами болгарского народа, как в нашем царстве, так и вне его. И до сегодняшнего дня еще не случилось ничего такого, что разубедило бы нас в этой миролюбивой политике; не случилось ничего, что поколебало бы нас в надежде на то, что и наши соседи сознают, что и они должны вести по отношению к нам совершенно такую же добрососедскую политику. Мы надеемся, что и они, наученные недавними и нынешними испытаниями, из которых — мы хотим верить в это — они выйдут благополучно, что они проникнутся сознанием необходимости создать прежде всего в своих областях такие условия жизни, которые не заставляли бы наших сонародников бежать от них и селиться у нас. Обильный источник зол для болгарского племени и неприятностей для Турецкой Империи — это переселение должно быть прекращено как в ее, так и в наших интересах, потому что оно лишает Македонию и Адрианопольский вилайет населения, заражает беспокойными и озлобленными элементами некоторые наши преимущественно пограничные округа и, следовательно, создает Македонский вопрос на болгарской территории. Если же будут созданы условия, которые положат конец этому чреватому опасностями положению, если делами и удовлетворением некоторых наших справедливых требований ответят на многочисленные доказательства нашей миролюбивой политики, данные нами с давних пор и до настоящего времени, то мы можем быть уверены, что будет сделан значительный шаг к умиротворению областей, населенных нашими сонародниками, к умиротворению, которого никто не желает так пламенно, как этот мирный и трудолюбивый болгарский народ, который с таким полным достоинства спокойствием встретил полтора месяца тому назад тревожные известия о какой-то мобилизации на нашей южной границе».

{2} Вот перевод письма и инструкций, данных Асым-беем Наби-бею:

«С давних пор общность интересов Турции и Болгарии серьезно привлекает мое серьезнейшее внимание. Среди идей, к осуществлению которых я стремлюсь, нет другой, которая была бы столь же близка моему сердцу, как улучшение и упрочение турецко-болгарских отношений.

Поэтому прошу Ваше Превосходительство попросить в частном разговоре г-на Гешова определить и детализировать пункты, которые должны были бы быть совместно обсуждаемы в этом порядке мыслей. Зная мою точку зрения, Его Превосходительство не может не знать, чего я ожидаю от его политического такта, от его предусмотрительности и от его приятельского расположения. Вы можете вторично уверить его, что это его приятельское расположение всегда застанет меня искренне готовым воспринять его в том же духе».

Инструкции, данные Наби-бею:

«1. Асым-бей сделает все возможное для разрешения остающихся открытыми вопросов между Царством и Империей, чтобы уменьшить плоскости трения (surfaces de friction) между ними.

2. Существенным условием Асым-бей считает невмешательство обеих сторон в внутреннее управление соседнего государства.

3. Параллельно с этим и тоже в качестве существенного условия: каждая из обеих сторон устроит свое внутреннее управление таким образом, чтобы не давать своим соседям поводов для жалоб, а, наоборот, чтобы удовлетворять их.

4. Обязательство для обеих сторон в течение определенного срока — например 10 лет, — не предпринимать ничего для увеличения их нынешних границ».

{3} Report of the International Commission to inguire into the Causes and Conduct of the Balkan Wars. Published by the Carnegie Endowment for Internatioral Peace. Washington, D. C. 1914. — Enqukte dans les Balkans. Rapport présentéaux Directeurs de la Dotation par les Mebres de la Comission d'enqukte. Paris, Centre Européen de la Dotation Carnegie, 24, rue Pierre Curie (Ve), 1914.

{4} Преступное безумие и анкета о нем. София, 1914. — В этом моем труде, вызванном критикой моей политики, я доказал, что я был против атаки на Чаталдже, против вступления в Царьград, против возобновления военных действий в начале 1913 г., возобновления, к которому принудил нас младотурецкий переворот 10(23) января. Совет г-на Сазонова против этого возобновления был получен слишком поздно г-ном Даневым, которому мы предписали не прекращать переговоров без согласия представителей Великих Сил. Не я желал, чтобы война из освободительной стала завоевательной, как желали этого некоторые наши националисты и какой сделали ее сербские и греческие шовинисты. Г-н Милюков может быть мне свидетелем, как он писал еще 4 октября 1913 г. в «Речи», что 5 января 1913 г. я говорил ему, что, по моему мнению, Солунь следует уступить Греции. 21 марта того же года, в заседании министерского совета под председательством царя, я настоял на том, чтобы арбитражу был подвергнут и наш спор с Грецией. В моей книге я привожу доказательства того, что не наша партия и не я виновны в том, что пропало постановление, которое было тогда принято и на исполнении которого мы настаивали до конца. Упреки в том, что мы колебались в своей политике, что мы медлили и откладывали, неосновательны. Мы никоим образом не могли вести с сербами переговоров об исправлении условленной в договоре границы. Хотя, и согласно нашему с ними договору, и по советам России, мы должны были ждать подписания мира с Турцией и только после этого приступить к ликвидации приобретений, мы еще в апреле месяце обратились к русскому правительству с просьбой приступить к арбитражу. И из его Оранжевой Книги ясно видно, почему оно не могло сделать этого. В совершенно исключительный период народной жизни, когда, после блестящих успехов болгарской армии, умеренность не была популярной, я старался не уклоняться от той умеренности, которая, по моему мнению, была единственной спасительной для Болгарии политикой. И если неумеренные советовали и совершили преступное безумие 16 июня 1913 года, то ни одно слово, ни одно дело из всей моей политики не может послужить им оправданием.

{5} Нет ничего более назидательного, чем то, что по данному вопросу приводит в своем рапорте комиссия Карнеги. Ужасен режим бесправия, при котором живут теперь македонские болгары, ужасен тот способ, которым они лишились церковной и училищной автономии.