История междусоюзнических отношений во время Балканской войны
Путем больших усилий и терпения мы смогли достигнуть соглашения с нашими союзниками относительно той цели, которую должен был преследовать Балканский Союз, т.е. относительно этнической автономии балканских народов со всеми вытекающими из этого последствиями. Путем чрезвычайных усилий и беззаветного героизма наши армии смогли сломить противника этого балканского идеала — турецкий деспотизм. Но после того как мы его сломили, уже в первый месяц балканской войны нам в Софию были доставлены документы, и дошли до нас сведения, которые показали, что чувства и тактические приемы наших союзников не гармонировали с той целью, о которой мы согласились, с буквальным текстом и с внутренним смыслом нашего соглашения. С греками у нас действительно не [381] было соглашения о каком-нибудь разграничении в Македонии. Но с сербами по этому вопросу у нас было ясное соглашение. Поэтому мы были чрезвычайно удивлены, когда вскоре после начала войны мы получили копию циркуляра г-на Пашича от 15 сентября 1912 года (т.е. за два дня перед мобилизацией) за № 5669, циркуляра, в котором через пять с половиной месяцев после подписания болгаро-сербского договора Сербия давала своим представителям за границей совсем неверные сведения о достигнутом между ними и нами соглашении по вопросу о дальнейших судьбах Македонии. Говоря о предложении графа Бертхольда о децентрализации Европейской Турции, г-н Пашич рекомендовал сербским дипломатам и консулам за границей хлопотать о реформах в Старой Сербии и об определении границ этой области в следующем смысле:
«Географическая граница этой территории должна быть следующая: она начинается от Патерицы, на турецко-болгарской границе, и идет на юг к водоразделу вардарских вод, оттуда продолжается к Бабуне в таком направлении, что включает в Старую Сербию города Прилеп, Кичево и Охрид с их окрестностями».
Итак, 29 февраля 1912 года г-н Милованович заключает с нами договор, по которому Прилеп и Охрид остаются в бесспорной болгарской зоне, а 15 сентября г. Пашич включает эти два города и их окрестности в пределы Старой Сербии. Поразительно было впечатление, которое этот поступок произвел на нас, энергичен был наш протест против подобного образа действий.
Вскоре после получения этого документа в Софии вихревой полет наших войск к Царьграду и сокрушительные поражения, нанесенные ими главным турецким силам, решили судьбу Европейской Турции. При очевидном распадении Оттоманской Империи не только [382] наши союзники настаивали на окончательной ликвидации ее европейских областей, но и Великие Силы заговорили в пользу столь радикального решения этого вопроса. Еще 18 октября 1912 года английский министр сказал нашему посланнику в Лондоне, г-ну Маджарову, что Европейская Турция должна быть разделена и что если мы удовлетворимся Адрианополем и не будем претендовать на Царьград, то он будет радоваться нашей мудрости и умеренности. 20 октября г-н Сазонов отправил длинный циркуляр русским представителям за границей, извлечения из которого обнародованы и в русской «Оранжевой Книге» (№ 40). В ней говорится, «что завоеванная союзниками часть Европейской Турции подлежит, по праву фактического завладения, полюбовному разделу между ними. Только таким образом может быть обеспечен прочный мир на Балканах». Все желали прочного мира, и, чтобы достигнуть этого, была оставлена идея составить новые, привилегированные автономные области. Исключение, еще с самого начала, было сделано для Албании. Желание, чтобы она была разделена между нашими союзниками, вызвало энергичное сопротивление со стороны Тройственного Союза. Вследствие этого отпора еще 27 октября 1912 года г-н Сазонов заявил категорически, что мы, болгары, «которые стали во главе балканского союза, должны обратить внимание сербов на то весьма важное обстоятельство, что необходимость заставляет их, сербов, не домогаться территориальных приобретений у Адриатического моря. Тройственный Союз окончательно-де решил этот вопрос, и не стоит из-за одного приморского порта, после стольких успехов, опять начинать новую войну. Всякое сербское упорство может создать ужасные осложнения. И мы, болгары, в качестве мудрых руководителей ходом событий, имели бы самый большой интерес в том, чтобы остановить слова и жесты наших союзников, которые могли бы повредить нашим великим успехам». Несколько времени спустя и сербы должны были преклонить голову перед [383] необходимостью. Но, сделав это и не предупредив об этом нас, сербы стали жаловаться, что мы их не поддержали в их желании иметь выход к Адриатическому морю. В действительности же, мы, напоминая им советы России, всегда повторяли, что исполним, в пределах возможности, все наши обязательства, вытекающие из союзного договора.
Ниже, из одной депеши г-на Сазонова, читатель увидит, что еще до того как отказаться от выхода к Адриатическому морю, сербские шовинисты заговорили о компенсациях в Македонии. Стали получаться известия и о том, что, как мне телеграфировал 4 ноября 1912 года г-н Хаджимишев, предполагается заключение с Грецией если не двойственного союза в балканском блоке, то во всяком случае направленного против нас соглашения. Вместе с этими известиями стали доходить и слухи о возмутительном отношении сербов и греков к болгарским учителям и священникам, к молодым и старым болгарским деятелям в Македонии. Строго проверенные подробности по этому вопросу имеются в рапорте комиссии Карнеги{3}, в рапорте, который по своей безукоризненной объективности и примерному беспристрастию представляет ценный сборник фактов и данных о поведении сербских и греческих властей в Македонии. Публицист, который пожелает писать по данному вопросу, не ознакомившись с этим рапортом, подвергнется справедливому упреку в том, что он не желал добраться до истины. [384]
Нелишним будет напомнить, кто были членами этой анкетной комиссии. Вот их имена в азбучном порядке держав; Австрия — d-r Joseph Redlich, профессор публичного права в Венском университете; Англия — Francis W. Hirst, главный редактор Economist'a, и d-r Н. N. Brailsford, журналист; Германия — d-r Walther Schucking, профессор юридического факультета в Марбургском университете; Россия — профессор Павел Милюков, член Государственной Думы; Соединенные Штаты — d-r Samuel T. Button, профессор в Columbia University; Франция — барон d'Estournelles de Constant, сенатор, и Justin Godard, адвокат, член палаты депутатов. Комиссия особенно внимательно занималась вопросом о зверствах во время обеих балканских войн и доказала, насколько несостоятельны были обвинения, будто только болгары провинились в жестокостях. Кроме того, она констатировала, что только болгарское главное командование и командующие отдельными армиями отдали приказы офицерам придерживаться Женевской конвенции и не допускать преступлений и нарушений законов и обычаев войны. В своих статьях в газете «Речь» во второй половине прошлого года г-н Милюков не раз писал, что в этом отношении болгарские офицеры оказались более внимательными, чем офицеры некоторых держав Тройственного Союза и других армий.
Печальна во всех отношениях была эта истина. Когда на Чаталдже и Булаире редели ряды наших борцов, чтобы защитить Союз, чтобы сломить главные силы турецкой армии, печальные рыцари старых раздоров подвизались в Македонии, раздувая едва задремавшие этнические раздоры. И, к несчастью, найдя себе поддержку в лице наших шовинистов, они создали атмосферу крайне неблагоприятную для того, чтобы укрепить чувства братства и приятельства между балканскими народами, столь необходимые для полюбовного разрешения междусоюзнических споров.
Чтобы не возбуждать страстей, причинивших так много неприятностей балканским народам и так много [385] горя их приятелям, я не стану даже цитировать сведений, констатированных комиссией Карнеги, о физических и моральных страданиях македонских болгар. Я не буду также долго останавливаться на перипетиях дипломатической борьбы с нашими союзниками по исполнению союзного договора и по разделу Македонии, борьбы, начавшейся циркуляром г-на Пашича 15 сентября 1912 года. Подробную историю этой главы Балканского Союза можно будет писать только тогда, когда правительства бывших союзников обнародуют необходимые для объективной оценки документы. При отсутствии этих документов я принужден пользоваться уже обнародованными депешами и рапортами, особенно русской Оранжевой и румынской Зеленой Книгами. И я начну с моей телеграммы от 13 апреля 1913 года к нашему полномочному министру в Петрограде, потому что она вкратце рисует те разрушительные течения в среде союзников, которые ускорили крах самого Союза.
Первое место среди этих разрушительных течений занимали чрезмерные претензии националистов в союзнических государствах на возможно большие территориальные приобретения. Образцом таких преувеличенных претензий являются требования греческого министра иностранных дел г-на Коромиласа, который еще 20 октября 1912 года передал г-ну Хаджимишеву, нашему министру в Афинах, предложение греков о разделе завоеванных местностей. Согласно этому предложению по подробным вычислениям, сделанным тогда нашими лучшими знатоками Македонии гг. А. Шоповым и д-ром Г. Радевым, г. Коромилас из завоеванных турецких областей требовал для Греции территорию с населением около 2 000 000 душ, а нам великодушно уступал земли с населением около 1 300 000 душ. Напрасно мы протестовали и заявляли о невозможности согласиться на такое распределение, основанное на вопиющей несоразмерности; напрасно мы настаивали, что элементарная справедливость требует, чтобы, при отсутствии [386] предварительного соглашения по этому вопросу, приобретения были разделены, так, как это предложил знаменитый французский экономист г-н Paul Leroy Beaulie, пропорционально силам и жертвам обеих сторон. И так как мы противопоставили туркам армию в 563 000 душ, а греки — войско в 215 000 душ (цифры, констатированные комиссией Карнеги) и так как наши жертвы были в три и четыре раза больше их жертв, то легко можно было бы определить приблизительно, конечно, какую часть из этих областей и островов с общим населением в 3 000 000 душ, должны были взять мы и какую — греки. Но г-н Коромилас был непримирим. И он не раз повторял угрозу, что Греция не согласится подписать перемирия и мира с Турцией, если мы предварительно не согласимся о разделе. И действительно, греки не подписали перемирия, чем вызвали тогда всеобщую радость в афинской шовинистической прессе. Что же касается переговоров о мире, то только 18 ноября нам телеграфировали, что русский посланник в Афинах успел убедить г-на Венизелоса, чтобы Греция представила свои условия мира прежде, чем будет достигнуто соглашение между нами по вопросу о нашей будущей границе. И Венизелос поехал в Лондон, где встретился с г-ном Даневым, нашим делегатом в мирной конференции, и там устно предложил ему новый проект определения наших границ. После неудачи этой конференции г. Венизелос посетил 24 января 1913 года Софию, где я просил его письменно сформулировать предложения, сделанные им устно в Лондоне г-ну Даневу, чтобы эти его предложения могли послужить базисом для наших дальнейших переговоров. Г-н Венизелос обещал исполнить мою просьбу, как только вернется в Афины. Но, очевидно под влиянием г-на Коромиласа, исполнение моей просьбы было замедлено, как было замедлено впоследствии и исполнение других обещаний, как, например, назначение греческого делегата по разграничению областей, оккупированных обеими армиями, и по демобилизации. В русской Оранжевой Книге [387] (№№ 138 и 183) есть документы, в которых ясно видно недовольство г-на Сазонова относительно этих двух вопросов. И когда, наконец, мы получили новый проект, г-н Коромилас опять одержал верх, и нам были предложены уже не те границы, которые г-н Венизелос предлагал в Лондоне. Для обсуждения вопроса об этих границах мы в апреле 1913 года предложили послать в Афины г-на М. К. Сарафова, но г-н Коромилас не откликнулся на наше предложение и помог таким образом нашим шовинистам, которые, вопреки моему мнению и мнению всей нашей партии, не желали арбитража с Грецией. Арбитраж был принят позже, кабинетом, составленным г-ном Даневым, в котором наша партия располагала большинством. Но когда г-н Данев готов был уже поехать в Петроград для окончательного решения по вопросу об арбитраже, вспыхнула междусоюзническая война и Балканскому Союзу был нанесен смертельный удар.
Гораздо позже греков заявили и сербы о своих внедоговорных требованиях. 10 января 1913 г. г-н Пашич в первый раз заговорил с нашим министром о каком-то исправлении предусмотренной в договоре границы, но только 16 февраля он, через г-на Спалайковича, прислал мне ноту, в которой официально поднял вопрос о непредвиденных в нашем договоре компенсациях. После долгого обсуждения с г-ном Спалайковичем этих новых сербских требований и после того как он мне заявил, что если мы сами не можем согласиться по этому вопросу, то не остается ничего другого, как обратиться к предусмотренному в нашем договоре арбитражу, мы думали, что конфликт между нами и сербами, при наличности ясного текста договора и приложения к нему не может возникнуть. Не так, однако, понимали вопрос крайние сербские националисты. Россия первая осудила их чрезмерные требования. Она продолжала неодобрительно относиться к политике Сербии, как это ясно видно из массы депеш г-на Сазонова, которые я считаю необходимым привести здесь, начиная с декабря [388] 1912 года и до июня 1913 года, когда после отказа с нашей стороны от предложения, сделанного Сербией 12 мая 1913 года о пересмотре договора, г-н Сазонов стал настаивать на том, чтобы и мы и сербы дали свое согласие и чтобы Россия могла приступить к арбитражу. Эти документы, которые не были еще обнародованы, когда комиссия Карнеги писала свой рапорт, самым категорическим образом доказывают:
во-первых, как после того как мы приняли предложение России подчиниться ее арбитражу, Сербия до последней минуты упорствовала в своем требовании нигде не предусмотренного и ничем не мотивированного пересмотра договора;
во-вторых, как сербы и греки вели переговоры о союзе против нас при содействии Румынии и Турции;
в-третьих, как они оттягивали подписание в Лондоне мирного договора с Турцией с целью истощить и ослабить нас и как сэр Эдуард Грей заставил их подписать договор или покинуть Лондон.
Но прежде чем цитировать эти документы, я хочу привести здесь указанную выше мою депешу от 13 апреля 1913 года к нашему министру в Петрограде. Вот она:
В депеше от 11-го сего месяца г-н Сазонов телеграфирует г-ну Неклюдову, что в Петрограде весьма обеспокоены чрезвычайным обострением в вопросе о разграничении между Болгарией, Грецией и Сербией, что там не желают допустить даже мысли о братоубийственной войне и что, давая одновременно категорические советы об успокоении Афинам и Белграду, они обращают и наше внимание на неисчислимые и пагубные последствия, к которым привело бы Болгарию столкновение с ее союзниками. Существует-де опасность со стороны Румынии и Турции. Россия сделала все для ограждения Болгарии от нападения сзади. Но в случае братоубийственного столкновения [389] русское общественное мнение должно будет отвернуться от Болгарии, Россия должна будет остаться безучастной зрительницей болгарского дела и ограничиться исключительно охранением русских интересов. Болгары не должны упускать из виду, что при столкновении с сербами рухнет весь договор 1912 года, на котором основываются болгарские права на разграничение Македонии. Это столкновение должно будет повредить нашим желаниям достать денег и закроет перед нами двери для займа. В заключение г-н Сазонов советует прежде всего обуздать печать и после встретиться с г-ном Пашичем. Повидайте г-на Сазонова и передайте ему нашу искреннюю признательность за постоянные заботы о судьбе Болгарии. Выскажите ему, однако, в то же время нашу глубокую скорбь по поводу того факта, что как будто нас ставят на равную ногу с нашими союзниками в отношении обострения вопроса о разделе Македонии. Мы повторяем самым категорическим образом, что мы не сделали ничего такого, чтобы обострить этот вопрос. Беспристрастная анкета докажет, что не наша печать начала полемику, а сербская и греческая. Г-ну Сазонову известно, что не мы, а г-н Пашич в своем письме от 16 февраля подымает вопрос о пересмотре нашего договора. Г-н Демидов засвидетельствует, что не мы, а г-н Венизелос, предложив и г-ну Даневу в Лондоне, и г-ну Демидову в Афинах точную линию для разграничения, теперь делает шаг назад и предлагает нам неопределенную границу, которая должна обнять все греческие земли на запад от Кавалы. Не болгарский, а сербский министр финансов торжественно заявил в парламенте, что нельзя начать демобилизации прежде, чем решится вопрос о границах. Не болгарский, а сербский начальник штаба едет в Солунь, где братаются сербские и греческие офицеры, оттуда специальным поездом едет в Битоль [390] и возвращается в Скопье через Тетово. Не мы, а другие пошли искать союзников против тех союзников, которые принесли вдвое и втрое больше жертв во имя общего дела. В конце концов, самое важное — это то, что в то время, когда мы истощаем и армию, и народ, одни, без всякой помощи задерживая своей грудью огромные турецкие войска, запертые на Чаталдже и Булаире, сербы и греки сосредоточивают свои войска не против общего врага, а против нас. Семь греческих дивизий расположились около Солуни, две сербских дивизии, вернувшись из Адрианополя, задерживаются в Пироте, чтобы быть готовыми к борьбе с Болгарией; все другие сербские войска концентрируются против нас от Куманово до Битоля. Если и после всего этого г-н Сазонов желает еще решающего доказательства, что не мы желаем обострения конфликта с союзниками, что, наоборот, мы искренне желаем мирного разрешения этого конфликта, мы готовы дать ему и это доказательство. С этой целью и с целью найти выход из теперешнего положения мы поручаем Вам предложить ему, на основании ст. 4-й секретного приложения к нашему договору, чтобы Россия сейчас же решила окончательно наш спор с Сербией. Сербская точка зрения в вопросе об этом споре изложена в вышеупомянутом письме г-на Пашича. Мы категорически отвергаем эту точку зрения, и так как, согласно этой точке зрения, г-н Пашич желает встретиться со мной, то всякая встреча излишня, так как министерский совет ни в коем случае не может больше обсуждать этого вопроса на подобном основании. Мы настаиваем на исполнении договора, и наша точка зрения, при строгом соблюдении принятых на себя обязательств, столь спасительная для балканских народов, встречает, как известно г-ну Сазонову, самое авторитетное одобрение. Однако между нами и сербами существует явный [391] спор. Этот спор предусмотрен ст. 4-й, и поэтому мы убедительно просим и настаиваем перед русским правительством, чтобы оно взяло на себя труд и разрешило этот спор, потребовав у нас и у сербов все доводы, необходимые для его разрешения. Я должен прибавить, что при передаче письма г-на Пашича г-н Спалайкович в ответ на мое заявление, что мы не принимаем пересмотра договора, заявил мне, что не остается ничего другого, как обратиться к предусмотренному арбитражу. Скорое известие о том, что Россия берется сейчас же разрешить спор, внесет то окончательное успокоение в настроение умов и у нас, и в Сербии, которого так сильно желает г-н Сазонов. Что же касается нашего спора с Грецией, то мы занимаемся им теперь и будем Вам телеграфировать дополнительно, что сообщить г-ну Сазонову, чтобы достигнуть и с ней желаемого успокоения.Но мы убедительнейше просим г-на Сазонова поторопиться успокоить и Грецию, и Сербию относительно наших намерений и настоять на прекращении концентрации их войск и вообще тех их действий, которые могут иметь роковые для всех балканских народов последствия.
Гешов.
Прибавлю здесь же, что через месяц после отправки этой телеграммы мы согласились, по совету г-на Сазонова, на то, чтобы я встретился с г-ном Пашичем. Эта встреча состоялась 19 мая. Я прежде всего настаивал на обнародовании наших соглашений с сербами, чтобы просветить общественное мнение в Сербии, введенное в заблуждение нарочно распространяемыми, заведомо неверными сведениями. Сербия отказалась выполнить это мое желание. О пересмотре договора при встрече не было сказано ни слова. По вопросу об этом пересмотре [392] Болгария ответила нотой от 5-го и меморандумом от 12 июня, часть коего помещена в конце настоящей книги. А вот и русские и румынские документы, о которых я говорил выше и которые я взял из русской Оранжевой Книги (№ 131, 135, 140, 141, 148, 160, 161, 163, 166, 181, 233, 235, 241 и 253) и из румынской Зеленой Книги (№ 107, 116, 130, 134 и 137).
Министр иностранных делпосланнику в Белграде
С.-Петербург, 3 декабря 1912 г.
В беседе с нашим послом в Париже г-н Новакович сказал, что в случае отказа от приобретения в суверенное обладание адриатического порта Сербия принуждена будет искать компенсаций за пределами границы, установленной болгаро-сербским договором. С другой стороны, последние сведения свидетельствуют о значительной перемене тона в турецких уполномоченных, указывающей на опасность несговорчивости с их стороны.
На наш взгляд, жизненные интересы Сербии и всех союзников требуют скорейшего заключения мира с Турцией.
Одинаково важно сохранение полного единогласия Сербии с Болгарией; возможность нарушения с таким трудом достигнутого между обоими государствами разграничения не может встретить с нашей стороны ни сочувствия, ни поддержки.
Мы полагаем в интересах союзников вообще не поднимать вопросов о взаимном размежевании, пока не решен главный вопрос в связи с переговорами в Лондоне.
(Подп.) Сазонов. [393]
Министр иностранных делпосланнику в Белграде.
С.-Петербург, 25 февраля 1913 г.
Ссылаюсь на телеграмму посланника в Софии 23 февраля.
Не можем не пожалеть о том, что, не дожидаясь заключения мира, сербское правительство возбудило вопрос, постановке коего отнюдь не можем сочувствовать, ибо он противоречит принятым на себя сербским правительством обязательствам.
(Подп.) Сазонов.
Министр иностранных делпосланникам в Белграде и Афинах
С.-Петербург, 4 апреля 1913 г.
По поручению софийского кабинета, здешний болгарский посланник обратил наше внимание на опасные течения, угрожающие прочности Балканского Союза. Так, недавно сербский министр финансов указал на необходимость дополнительных кредитов на военные нужды по заключении мира до окончательного размежевания новых территорий между союзниками. Сербские и греческие войска усиливаются в направлении к расположению болгарских войск. С другой стороны, между Сербией и Грецией происходят, по-видимому, особые переговоры и настойчиво распространяется слух о союзе между этими двумя державами.
Благоволите представить министру иностранных дел, насколько опасны и прискорбны все эти меры, клонящиеся к подорванию Балканского Союза.
(Подп.) Сазонов. [394]
Посланник в Софии.6 апреля 1913 г.
Вражда между болгарами, с одной стороны, и греками и сербами, с другой, принимает угрожающие размеры. Сербы укрепляются в Битолии и стягивают войска к Велесу. Греки посылают подкрепления к Нигрите и в иные места. Болгарские газеты, особенно оппозиционные, полны обвинений и нападок на союзников; в публике открыто говорят о неминуемом столкновении и высказывают уверенность, что болгары в несколько дней сметут союзников и займут Салоники и южную Македонию. Болгарская главная квартира принимает все меры на случай братоубийственной войны.
(Подп.) Неклюдов.
Министр иностранных делпосланникам в Софии и Белграде.
С.-Петербург, 17 апреля 1913 г.
Обостряющиеся с каждым днем отношения между Болгарией и Сербией внушают нам самые серьезные опасения.
Россия, приложившая все усилия к примирению Болгарии и Сербии, с радостью следившая за их успехами, которые, она надеялась, должны были послужить лишь к более тесному сплочению Балканского Союза, присутствует с болью в сердце при перемене между ними отношений, грозящей разгромом достигнутых результатов руками самих союзников, к явному торжеству их общих врагов, которые доселе были бессильны в стремлении посеять раздор между ними. [395]
Разногласия, разделяющие Сербию и Болгарию, сосредоточиваются в вопросе о том, как следует толковать договор между ними. Обе стороны признают, однако, его обязательность.
В виду этого, не входя пока в разбор вопроса по существу и со своей стороны стремясь сохранить в нем самое полное беспристрастие к обеим сторонам, мы считаем долгом напомнить об одном постановлении, которое при всяком толковании договора не могло утратить силы, а именно: что всякий спор по поводу толкования или исполнения как договора, так и военной конвенции, подвергается на решение России, как только одна из сторон заявит о невозможности достигнуть соглашения непосредственными переговорами.
Не дожидаясь обращения к нам одной из сторон, которое свидетельствовало бы о наступлении крайнего обострения, Россия ставит обоим правительствам вопрос о своевременности подтвердить, что разногласия между ними будут решаться способами, предусмотренными договором, а не силой оружия.
Поручаем Вам объясниться в этом смысле с правительством, при коем Вы аккредитованы.
(Подп.) Сазонов.
Посланник в Софии.19 апреля 1913 г.
Я объяснился с г-ном Гешовым по содержанию Вашей телеграммы 17 апреля. Он просил меня передать Вам, что болгарское правительство сочувствует предложению Вашему, чтобы разногласие между Сербией и Болгарией о размежевании в Македонии решено было способом, предусмотренным [396] в сербско-болгарском союзном договоре. Г-н Гешов поручил одновременно с сим болгарскому посланнику в Петербурге заявить Вам о сем устно и выразить заранее доверие Болгарии к справедливости и беспристрастию третейского решения императорского правительства.
(Подп.)
Посланник в Белграде.19 апреля 1913 г.
Г-н Пашич категорически заявил мне, что Сербия не только не питает затаенных замыслов против Болгарии, но по-прежнему дорожит искренней дружбой с ней, являющейся залогом прочности Балканского Союза.
Признавать необходимость пересмотра договора, не предвидевшего хода разыгравшихся событий, вовсе не обозначает стремления нарушить его. Г-н Пашич указал, что при добросовестном и беспристрастном отношении к делу союзники сумеют прийти к примирительному результату, а на случай неудачи имеется другой выход — верховный арбитраж России. Так же, по всем данным, смотрит на вопрос и Греция. Сербия, по словам г-на Пашича, не заключала сепаратного соглашения с Грецией, но таковое может явиться на свет, как самозащита против неприязненных действий Болгарии. Г-н Пашич готов в любое время отправиться в нейтральный пункт для предварительного дружеского совещания с премьерами союзных государств.
(Подп.) Гартвиг. [397]
Посланник в Белграде.20 апреля 1913 г.
Я объяснился по содержанию Вашей телеграммы 17 апреля с г-ном Пашичем.
Сербия, сказал он, по-прежнему дорожит союзом с Болгарией и вовсе не покушалась разрушить его, а находит необходимым, ввиду происшедших событий, подвергнуть состоявшийся договор дружественному пересмотру. Он не теряет надежды, что обе державы сумеют прийти к полюбовному соглашению. Ежели бы, однако, это оказалось неосуществимым, сербское правительство всегда готово, в силу договора, представить свои притязания и толкования на суд императорского правительства.
(Подп.) Гартвш.
Посланник в Белграде.24 апреля 1913 г.
Г-н Пашич глубоко благодарен императорскому правительству за благожелательное отношение к Сербии и оценку его усилий согласовать политику Сербии с дружескими советами России. Он уже выразил готовность, как сообщалось в телеграмме моей 20 апреля, руководствоваться точкой зрения России в деле сербо-болгарских недоразумений; но, дабы разъяснить характер возникшей распри, дать нравственное удовлетворение сербской армии, умерить возбуждение политических кругов, наконец, дабы сохранить связь с Грецией, имеющей тождественные интересы с Сербией, и [398] таким путем облегчить будущую задачу арбитра, — г-н Пашич считает безусловно необходимым предварительный дружеский обмен взглядами между премьерами всех союзников или по крайней мере их уполномоченными.
(Подп.) Гартвиг.
Министр иностранных делпосланникам в Белграде и Афинах.
С.-Петербург, 14 мая 1913 г.
Сербское и греческое правительства ведут, по-видимому, уклончивую и опасную игру, заявляя нам о своих мирных намерениях и в то же время уклоняясь от прямых и определенных ответов на наши представления, деятельно готовясь к совместной борьбе против Болгарии.
Мы не можем не предостеречь оба правительства против гибельных результатов такой политики и поручаем Вам сделать министру иностранных дел самое серьезное представление в указанном смысле.
(Подп.) Сазонов.
Министр иностранных делпосланнику в Белграде.
С.-Петербург, 5 июня 1913 г.
Благоволите оказать нужное воздействие для скорейшего ответа г-на Пашича. Дальнейшее упорство и промедление могут иметь самые гибельные последствия.
Из верного источника узнаем, что нынешнее положение может длиться лишь несколько дней, после чего можно ожидать самых серьезных осложнений.
(Подп.) Сазонов. [399]
Министр иностранных делпосланнику в Белграде.
С.-Петербург, 6 июня 1913 г.
Сведения, получаемые нами из различных источников, указывают на растущее в болгарской армии брожение в пользу немедленной войны или роспуска. Если Сербия не примет арбитража России без оговорок, по примеру Болгарии, болгарское правительство не будет ждать и свидание здесь премьеров не состоится.
Согласие Сербии на арбитраж России без оговорок не может рассматриваться в качестве какой-то уступки Болгарии.
Согласие Сербии на указанную постановку вопроса нужно не только для Болгарии, но и для нас, ибо без уверенности в подчинении нашему арбитражу обеих сторон без оговорок мы не можем осуществить обязанностей арбитра.
Благоволите пригласить г-на Пашича безотлагательно дать нам ясный и определенный ответ. Окажите все доступное Вам воздействие, чтобы предотвратить гибельное и неминуемое иначе столкновение между союзниками.
(Подп.) Сазонов.
Посланник в Белграде.8 июня 1913 г.
Получил Ваши телеграммы 5 и 6 июня.
Руководствуясь Вашими указаниями, я употребляю все усилия, чтобы склонить сербское правительство к принятию нашего арбитража без оговорок, но пока встречаю сильные препятствия. Общее впечатление здесь, что мы хотим заставить Сербию подчиниться всем требованиям Болгарии, [400] против чего я борюсь со всей энергией. Я не теряю пока надежды на благополучное решение. Хорошее влияние имело заявление, что мы приступим к сербо-болгарскому арбитражу только получив уверенность, что обязательному арбитражу также будет подвергнут и греко-болгарский спор.
(Подп.) Гартвиг.
Министр иностранных делроссийским представителям в Лондоне, Париже, Берлине, Риме, Вене, Константинополе, Софии, Белграде, Бухаресте, Афинах и Цетинье.
С.-Петербург, 12 июня 1913 г.
Мы относимся с осуждением и к Сербии, не давшей определенного ответа, подчиняется ли она арбитражу императорского правительства.
(Подп.) Сазонов.
Румынский министр в Белградеминистру иностранных дел в Бухаресте.
Белград, 23 февраля (8 марта) 1913 г.
Из нескольких мест узнаю, что Сербия ведет переговоры с греками о заключении оборонительного союза против Болгарии. Как правительство, так и греческий министр, конечно, непроницаемы. Последний проводит каждый день по нескольку часов в министерстве иностранных дел.
(Подп.) Филалити. [401]
Румынский министр в Белградеминистру иностранных дел в Бухаресте
Генерал Радко Дмитриев отправляется в Россию по вопросу об определении границ между союзниками, которые, очевидно, не могут больше столковаться друг с другом. Все, с кем я говорил по этому вопросу, заявили мне, что от генерала и до последнего солдата, все сербы, находящиеся под оружием, отказались уйти из Битоля и других городов, требуемых болгарами (на основании союзного договора), и предпочли бы быть убитыми Савовым, чем отказаться от того, что они завоевали.
(Подп.) Филалити.
Доклад его величеству королю.Бухарест, суббота, 6 (19) апреля 1913 г.
Сегодня, в девять часов утра, меня посетил сербский полномочный министр, г-н Ристич, который говорил мне о существующих недоразумениях между сербами и болгарами. Он сказал мне, что болгары не исполнили обязательств, принятых ими на себя по союзному договору с сербами и проч. После этого введения, из которого я узнал о взаимных обязательствах союзников, г-н Ристич мне сказал, что г-н Пашич желает еще приятельского соглашения с болгарским правительством, но что в случае, если бы конфликт стал неминуемым, он его просит спросить нас, каково будет наше поведение и пожелали бы мы заключить с Сербией чисто оборонительный союз против Болгарии.
Я ответил ему, что прежде всего я должен доложить Е. В. королю о сделанном нам предложении и что я отвечу ему позже; очень возможно, [402] что мой ответ опоздает в ожидании результатов посредничества в Петрограде.
Имея в виду, что греческий король, в аудиенции при вручении отзывных грамот нашим полномочным министром, в конце марта, тоже говорил о союзе между Грецией и Румынией против болгарских претензий, возможно, что и греческое правительство сделает нам предложения, аналогичные с сербскими. Но, ввиду твердого поведения е. в. короля, я, естественно, и греческому правительству дам столь же уклончивый ответ. Всегда следует опасаться, чтобы до того момента, когда оба правительства открыто порвут с Болгарией и между ними вспыхнет настоящий конфликт, переговоры относительно союза с нами не сделали бы болгар более склонными к желаемым сербами и греками уступкам и чтобы снова не усилился их прежний союз во вред Румынии.
Мы можем вмешаться только в момент, когда уже вспыхнет вооруженный конфликт между сербами, греками и болгарами; нам необходимо иметь на этот случай развязанные руки, чтобы мы могли диктовать мир.
(Подп.) Майореско.
Доклад его величеству королюБухарест, 2 (15) мая 1913 г.
Сегодня, в 11 часов утра, греческий министр г-н Пападиамандопуло явился в министерство иностранных дел и, по распоряжению своего правительства, устно сообщил мне:
1. Что греческое правительство даст македоно-румынским церквам и училищам в землях, присоединенных к Греции, полную свободу функционировать [403] и пользоваться македоно-румынским языком.
Я ответил ему, что ожидал этого, после заявления г-на Венизелоса, сделанного г-ну Таке Ионеско еще в Лондоне, но что я прошу его подать мне теперь письменную декларацию и прибавить, что само собою разумеется, что румынское государство будет субсидировать (как и раньше, при владычестве турок) свои церкви и училища и что, согласно восточноправославным каноническим правилам, мекедоно-румынская церковь будет иметь право на одну епископскую кафедру.
Г-н Пападиамандопуло прибавил:
2. Греческое правительство желает знать, согласны ли мы заключить союз с Грецией ввиду того, что желания Болгарии становятся угрожающими.
Я ответил ему, что этот вопрос я должен доложить е. в. королю и моим коллегам министрам и, по моему личному мнению, в данный момент нужно покончить в парламенте с результатами посредничества в Петрограде и после этого решить, какое поведение выберет Румыния при новом балканском кризисе.
(Подп.) Майореско.
Доклад его величеству королюБухарест, воскресенье, 26 июня (9 июля) 1913 г.
Сегодня, в 10 часов утра, греческий министр г-н Пападиамандопуло снова явился ко мне, чтобы поговорить о союзе с Грецией против слишком большого увеличения Болгарии, и прибавил, что этот союз может образоваться и при участии в нем Турции. [404]
Относительно Турции, — ответил я ему, по моему мнению, благоразумнее будет подождать усиления ее внутреннего положения. Что же касается сближения с Грецией, то я отложил ответ на этот вопрос до тех пор, пока трения между союзниками не увеличатся еще больше.
(Подп.) Майореско.
Параллельно с этими усилиями найти против нас союзников, наши союзники старались не подписывать с турками договора, который готов в Лондоне уже с 19 апреля. Переговоры с несоюзниками о заключении союза против нас не могли быть известны публике. Но попытки сербского и греческого правительств затянуть переговоры в Лондоне не могли оставаться тайной. И возбуждение, причиненное этой проволочкой, было чрезвычайно сильно и в нашей армии, и в нашем народе и было мощным оружием в руках тех, кто вел пропаганду против наших союзников.
Я не раз обращал серьезное внимание и представителей Сербии и Греции, и представителей великих держав на те опасные последствия, которые могут явиться результатом этого. Но все было напрасно.
Больше того. Один из наших делегатов в Лондоне телеграфировал нам, что «сербские и греческие делегаты перед подписанием договора о мире ходили к турецкому посланнику Тефик-паше и предлагали ему телеграфировать в Царьград, чтоб оттуда дали инструкции Осману-Низами-паше не подписывать мира и выиграть время; за это они обещали туркам на случай конфликта между Болгарией, Сербией и Турцией компенсации, а именно: восстановления во Фракии границы на запад от Адрианополя. Однако Тефик-паша, как опытный государственный деятель старого режима, не поддался этому внушению и даже отказался телеграфировать».
Возмущенный таким поведением, которое, по всей вероятности, было известно ему во всех подробностях, [405] сэр Эдуард Грей в конце концов сделал памятный всем жест, о котором он писал в следующей циркулярной депеше своей к английским посланникам:
«Лондон, 15 мая. Сэр Эдуард Грей сказал балканским делегатам, что те из них, которые желают подписать прелиминарный договор без изменений, должны сделать это тотчас же. Те же, которые не расположены подписать, лучше всего сделают, если уедут из Лондона, так как бесполезно для них оставаться и продолжать обсуждения, единственным результатом которых являются бесконечные откладывания. Те, которые подпишут, получат нашу нравственную поддержку».
Одновременно английское агентство Рейтера телеграфировало, что «сообщение сэра Эдуарда Грея вызывает большое удивление в известных балканских кругах, которые видят в них явный характер вмешательства, а не посредничества».
И через два дня договор был подписан всеми делегатами. Это торжество Балканского Союза было встречено с бесконечной радостью всеми друзьями союзников. Единственная нотка, прозвучавшая диссонансом, долетела к нам от одного из союзников. Депешей от 17 мая, в день подписания мира, г-н М. К. Сарафов — наш делегат в Солуни — телеграфировал мне, что находящийся там г-н Венизелос жалуется ему на то, что «Великие Силы заставили их подписать мир, не приняв во внимание сделанных ими оговорок». Вопреки этой нотке, триумф Балканского Союза был бесспорен. Он преодолел не только крупную турецкую силу, но и мелочные счеты сербских и греческих шовинистов, предосудительная агитация которых вызвала жалобы со стороны гг. Пашича и Венизелоса, испытавших на себе всю силу их вредного влияния. У наших союзников, как и у нас, к сожалению, были военные и штатские, которые понимали под национализмом все то, что есть в нем наиболее [406] исключительного, наиболее вызывающего. Я думаю, что я не наношу им ни обиды, ни несправедливости, отмечая в их поведении то, что они, без сомнения, считают добродетелью. Но я должен припомнить пагубную роль, сыгранную ими в те полные драматизма дни, которые закончились подписанием Лондонского договора, как и в следующие за ними, еще более трагичные, четыре недели, от 17 мая до 18 июня — от апофеоза Балканского Союза до его падения. [407]