Соединение Нагумо в бою
1. Поиск противника
4 июня около трех часов утра меня разбудил сильный шум попеременно запускавшихся авиационных моторов, который вскоре перерос в ровный гул. На «Акаги» готовили самолеты для удара по о. Мидуэй. Я вылез из под одеяла и попытался встать, но ноги еще не слушались.
Решив во что бы то ни стало присутствовать при взлете, я выбрался из лазарета. Водонепроницаемые двери были прикрыты, оставляя лишь небольшой проход. Я был очень слаб, и мне стоило больших усилий протиснуться через эти узкие щели. Несколько раз силы совсем оставляли меня, и так сильно кружилась голова, что приходилось прислоняться к стене, чтобы удержаться на ногах.
Никто не попался мне навстречу — все были на своих постах. Лампы горели в полнакала, как это предусматривалось по боевой готовности № 1, и предметы можно было различить лишь на расстоянии нескольких шагов. Наконец, с большим трудом, на каждом шагу хватаясь за поручни, я вскарабкался по трапу в свою каюту, которая находилась как раз под полетной палубой. Там я постоял немного, чтобы отдышаться, и прежде чем пойти на пост управления авиацией, одел форму. Самолеты первой волны уже были выстроены на полетной палубе. Разогревание моторов закончилось, и рев умолк. Первым, кого я встретил, был капитан 2 ранга Масуда, командир авиационной боевой части «Акаги». Он руководил подготовкой самолетов к вылету.
Офицеры авианосца принялись было бранить меня за то, что я поднялся с постели, но вскоре поняли мое состояние. Я посмотрел на темное небо. Казалось, до рассвета еще [166] далеко. Низко висели облака. Погода оставляла желать лучшего, но не была настолько плохой, чтобы помешать взлету самолетов. Море было спокойно.
Я спросил капитан-лейтенанта Фурукава, когда взойдет солнце.
— В 05.00, — последовал ответ.
— Разведывательные самолеты уже вылетели?
— Нет еще. Они вылетят как всегда одновременно с первой волной.
Я вспомнил налеты на Коломбо и Тринкомали в Индийском океане, когда мы так же высылали разведывательную авиацию одновременно с ударной группой самолетов. Эта тактика не оправдала себя. В обоих случаях разведывательным самолетам удалось обнаружить надводные силы противника, но наши атакующие группы были в это время уже далеко и бомбили вражеские базы. Наши авианосцы оказались в большой опасности, и мы пережили много неприятных минут. Помня об этом, я спросил, какой порядок действий установлен на тот случай, если наши разведывательные самолеты обнаружат флот противника во время атаки о. Мидуэй.
— Не стоит тревожиться об этом, — ответил капитан 3 ранга Мурата. — После вылета первой атакующей волны любые надводные силы противника, какие только удастся обнаружить, сможет атаковать вторая волна самолетов, состоящая из пикирующих бомбардировщиков капитана 3 ранга Егуса, моих бомбардировщиков-торпедоносцев и истребителей капитана 3 ранга Итая.
— Ах вот оно что. План хорош, и нам остается только надеяться, что флот противника появится именно в тот момент, когда мы будем в состоянии уничтожить его. Какими же силами и где предполагается провести разведку?
Фурукава подошел к карте.
— Вот семь разведывательных маршрутов, идущих на юг и восток. Остров Мидуэй также находится в секторе разведки. Для проведения разведки выделено по одному самолету с «Акаги» и «Кага», по два гидросамолета с «Тонэ» и «Тикума» и один с «Харуна». Радиус поиска для всех самолетов — 300 миль, кроме самолета типа «95» с «Харуна», который может покрыть лишь половину этого расстояния.
Сектор разведки, казалось, был вполне достаточным, но я чувствовал, что при данных обстоятельствах следовало организовать воздушную разведку в две фазы. Однофазная разведка была бы целесообразна, если бы мы хотели лишь [167] подтвердить свое предположение, что поблизости нет флота противника. Но так как мы допускали, что это предположение может оказаться ошибочным и что не исключено появление флота противника в этом районе, нам следовало вести воздушную разведку таким образом, чтобы обнаружить противника и атаковать его прежде, чем он нападет на нас. А для этого нужно было применить двухфазную разведку.
При такой организации разведки используются две группы самолетов, которые обследуют один и тот же сектор, но с определенным интервалом во времени. В тот период наши самолеты не имели радиолокационных установок и наблюдение велось лишь визуальным способом. Поэтому эффективно вести разведку можно было только в дневное время. Отсюда ясно, что для просмотра заданного сектора разведки как можно скорее после наступления рассвета первая группа самолетов (первая фаза) должна вылететь с таким расчетом, чтобы на рассвете достигнуть границы сектора разведки. Это означало, что район, который она пролетает в темноте, остается неразведанным. Следовательно, самолеты второй фазы должны вести разведку в том же секторе, но вылететь примерно на час позже.
Летчики, назначаемые в первую фазу разведки, должны быть хорошо подготовлены к ночным полетам. Нагумо располагал такими летчиками и мог прибегнуть к этой тактике. Но тогда потребовалось бы в два раза больше самолетов, а наши военно-морские руководители, несмотря на чрезвычайно важную роль разведки, всегда очень неохотно выделяли для этого больше положенного минимума авиационных сил. 10 процентов самолетов — вот все, что они соглашались предоставить для разведывательных действий, считая, что остальные самолеты должны быть сохранены в качестве ударной силы. Но такая чрезмерная забота об ударных силах уже не раз мешала осуществлению наших замыслов, и это могло случиться вновь.
Адмирал Нагумо, естественно, хотел иметь как можно больше авиационных сил для атаки о. Мидуэй и не собирался выделять для разведки больше необходимого минимума самолетов. К тому же у него не было оснований подозревать, что противник находится где-то поблизости, а в этом случае однофазная разведка являлась вполне достаточной мерой предосторожности против всяких неожиданностей.
Разведывательные самолеты с «Акаги» в «Кага» вылетели в 04.30, одновременно с самолетами первой атакующей [168] волны, направлявшимися к о. Мидуэй. В это же время с помощью катапульты был выпущен гидросамолет с «Харуна». Но самолеты с «Тонэ» и «Тикума», которые должны были вести разведку на центральных разведывательных маршрутах, задержались. Наблюдая за обоими крейсерами, я заметил, что последний разведывательный самолет поднялся в воздух лишь перед самым восходом солнца, то есть почти на полчаса позже назначенного времени. Как потом выяснилось, самолеты с «Тонэ» не вылетели вовремя из-за неисправности катапульты, а у одного из самолетов с «Тикума» отказал мотор. Этот самолет в 06.35 был вынужден повернуть обратно, так как мотор вновь стал работать с перебоями. К тому же самолет попал в район плохой погоды.
Даже однофазная разведка, начатая за полчаса до восхода солнца, могла принести пользу, если бы велась согласно плану. Однако задержка с вылетом самолетов с «Тонэ» пагубно отразилась на дальнейших событиях. Из японских и американских материалов об этом сражении, ставших известными теперь, мы знаем, что разведывательному самолету «Тикума» не удалось обнаружить оперативное соединение противника. Но если бы он действовал так, как это было предусмотрено, он пролетел бы как раз над ним. Это соединение было обнаружено лишь, когда запоздавший самолет с «Тонэ», маршрут которого проходил южнее маршрута самолета с «Тикума», уже лег на обратный курс. Если бы адмирал Нагумо предпринял своевременную и тщательно спланированную двухфазную разведку, если бы наблюдатель на разведывательном самолете с «Тикума» более внимательно следил, не только за своим районом поиска, но и за прилегающими участками, или если бы гидросамолеты были подняты в установленное время, поражения можно было бы избежать.
В японском флоте излишне большое значение придавалось атакующим действиям и, следовательно, уделялось мало внимания поиску и разведке. Именно поэтому соединение противника и не было обнаружено вовремя. Как в подготовке личного состава, так и в самой организации морской авиации все было подчинено одной цели — нанесению удара. Разведку изучали лишь как часть общей программы, и никакой специальной тренировки летчики не проходили. В японском флоте не существовало специальных разведывательных подразделений сколько-нибудь значительных по своему составу. Когда требовалось провести разведку в том или ином районе, в нее назначали самолеты из состава [170] ударных сил. Авианосцы не имели специальных разведывательных самолетов. При нападении на Пирл-Харбор бомбардировщики со всех шести авианосцев Нагумо предназначались для атаки, а для разведывательных целей имелось лишь немногим более десяти поплавковых гидросамолетов с линейных кораблей и крейсеров. По нашему мнению, такая организация разведки и явилась причиной того, что адмиралу Нагумо пришлось уйти, не использовав своего преимущества. В самый критический момент, когда требовалось решить, нужна ли еще одна атака Пирл-Харбора, он не располагал важными сведениями, которые могли доставить самолеты-разведчики. В последующих операциях соединение Нагумо также постоянно испытывало недостаток в разведывательных сведениях.
В начале этого года во время поиска английского флота в Индийском океане наши разведывательные самолеты часто не могли самостоятельно определиться для возвращения на корабль, и авианосцам приходилось давать им радиосигналы, что позволяло противнику установить местонахождение наших сил. Поэтому вполне понятно желание адмирала Нагумо и его штаба не прибегать к помощи разведывательных самолетов, если в этом не было крайней необходимости. Такое мнение существовало и во время проведения операции против о. Мидуэй, а усугубленное неправильной оценкой обстановки, оно и привело к тому, что план поиска, утвержденный адмиралом Нагумо, оказался явно недостаточным.
Перед выходом соединения на выполнение задачи были предприняты некоторые, празда, весьма незначительные меры, чтобы в какой-то степени поправить существовавшее положение с разведкой. После длительных переговоров с высшим командованием Нагумо удалось получить два авианосных разведывательных самолета нового типа, только что прошедших испытания. По своему назначению они являлись пикирующими бомбардировщиками, но их решили использовать для ведения разведки. Позже эти самолеты получили название авианосных разведывательных самолетов типа «2», или пикирующих бомбардировщиков «Суйсэй», и на их успех в разведывании сил противника возлагались большие надежды. Два таких самолета были погружены на борт «Сорю» перед выходом в море.
Утром 4 июня адмирал Нагумо и его штаб еще не знали, что наша Транспортная группа обнаружена и атакована самолетами с о. Мидуэй. Наши потери были незначительны: [171] противнику удалось лишь повредить «Акэбоно Мару», да и то не настолько, чтобы вывести его из строя. Но дело не в этом. Главное, противник узнал о приближении японских кораблей к о. Мидуэй и готовился их встретить. Мы же ни о чем не подозревали.
2. Вылет первой атакующей волны
4 июня в предрассветной мгле в 240 милях к северо-западу от о. Мидуэй первая атакующая волна самолетов была готова подняться с авианосцев соединения адмирала Нагумо для атаки о. Мидуэй. Юго-восточный ветер и спокойное море создавали идеальные условия для взлета. Восточная часть неба была залита бледно-розовым светом. Оставалось 40 минут до восхода солнца, когда по боевой трансляции прозвучала команда: «Летчики, сбор!» Послышался топот ног пилотов, бежавших в каюту под мостиком, где происходил инструктаж экипажей. Я был слишком слаб, чтобы идти за ними, и остался на посту управления авиацией. Вскоре летчики появились на палубе и побежали к своим самолетам. Командир авиационной боевой части прибыл на пост управления, и вот раздались команды:
— Экипажи на стартовые площадки!
— Запустить моторы!
— Командир, разверните корабль против ветра, увеличьте скорость, заданная относительная скорость 14 метров{26}.
Заревели моторы, из выхлопных труб вырвалось синевато-белое пламя. На полетной палубе стоял оглушительный рев моторов.
Капитан-лейтенант Тихая на минуту задержался на посту управления авиацией и попрощался со мной. Я пожелал ему удачи и долго смотрел вслед, наблюдая, как он быстро спустился по трапу, вышел на полетную палубу и влез в открытую кабину своего ведущего пикирующего бомбардировщика, который стоял почти у самого мостика. Вскоре на крыльях его самолета зажглись синяя и красная лампочки — это означало, что летчик готов к вылету. Через некоторое время на крыльях всех самолетов зажглись такие же лампочки. [172]
— Все самолеты готовы, — прозвучал чей-то голос. И поток света залил полетную палубу, превратив ночь в день.
— Самолеты готовы к взлету, — доложил командир авиационной боевой части командиру корабля.
«Акаги», увеличив скорость, шел точно против ветра. Ветромер показывал требуемую скорость.
— Начинайте взлет! — последовал приказ с мостика. Держа в руке зеленую сигнальную лампу, офицер авиации описал ею в воздухе большой круг.
Истребитель, возглавлявший стаю нетерпеливых боевых птиц, увеличил число оборотов, набрал скорость и поднялся в воздух под гром приветствий команды «Акаги». Фуражки и руки мелькали в ярком свете палубных огней.
За первым самолетом взлетело еще восемь истребителей. За ними последовали пикирующие бомбардировщики, каждый из которых имел 250-килограммовую бомбу. Фонарь самолета Тихая был открыт, и молодой командир на прощанье помахал рукой всем собравшимся на палубе. Через несколько мгновений его самолет, ревя, исчез в темноте. Скоро все 18 пикирующих бомбардировщиков были в воздухе. Четкая линия красных и синих огней говорила о том, что истребители уже построились.
Примерно в 4000 метрах по левому борту от «Акаги» поднялись в воздух самолеты с «Хирю». За 15 минут с четырех авианосцев взлетело 108 самолетов. Произведя построение, они сделали большой круг над кораблями и в 04.45 направились на юго-восток.
Ведущим первой волны был капитан-лейтенант Томонага, он же возглавлял 36 бомбардировщиков «97», поднятых с «Сорю» и «Хирю». Слева от него шли 36 пикирующих бомбардировщиков «99» с «Акаги» и «Кага». Их вел капитан-лейтенант Огава — командир эскадрильи с «Кага». Капитан-лейтенант Суганами с «Сорю» возглавлял эскорт из 36 истребителей (по 9 с каждого авианосца).
Я наблюдал, как исчезали в темноте огни самолетов и, проклиная свою болезнь, молился за их удачу.
На полетной палубе, где минуту назад стоял оглушительный гул, стало тихо. Лишь несколько палубных матросов мелькали то тут то там, поспешно убирая различные приспособления. Но вот тишина снова нарушена. По боевой трансляции раздался приказ: «Второй атакующей волне приготовиться!» [173]
Под аккомпанемент звонков самолеты подняли на палубу и откатили с лифтов на предназначенные для них места. Носовые лифты подняли истребители, средние и кормовые — бомбардировщики. Матросы технического дивизиона авиационной боевой части доставляли торпеды из погребов для боезапаса и подвешивали их к самолетам. Все работали с лихорадочной быстротой. Отдыхать было некогда — на востоке уже начинало светлеть.
Было 05.00, когда багровое солнце поднялось над горизонтом. Полетная палуба снова заполнилась самолетами, готовыми взмыть в воздух при первых признаках появления противника. Каждый пикирующий бомбардировщик нес одну 250-килограммовую бомбу, а бомбардировщики «97» — по торпеде. Вторая атакующая волна тоже состояла из 108 самолетов — 36 пикирующих бомбардировщиков «99» (по 18 с «Хирю» и «Сорю»), 36 бомбардировщиков-торпедоносцев «97» (по 18 с «Акаги» и «Кага») и 36 истребителей.
Адмирал Нагумо считал, что американское авианосное соединение находится далеко от нас, но тем не менее держал наготове авиагруппу, чтобы немедленно атаковать противника в случае его появления.
Казалось, мы были готовы к любой неожиданности. При обнаружении кораблей противника оставалось только подать сигнал, и вторая атакующая волна позаботилась бы обо всем остальном. Тем не менее сложившаяся обстановка вызывала всеобщее беспокойство. Мы по-прежнему не имели точных сведений о местонахождении соединения противника и могли узнать об этом лишь через некоторое время, так как разведывательные самолеты вылетели совсем недавно. Но угроза появления соединения противника не была единственной. Следовало ожидать атак базовой авиации с о. Мидуэй. Находясь на небольшом удалении от острова, наши авианосцы с самолетами на палубах представляли собой заманчивую цель. Мы напоминали человека, идущего по глухому лесу с мешком золота за плечами, которого он мог лишиться при встрече с первым же грабителем. Обеспокоенный возможностью внезапного нападения, я спросил, находятся ли в воздухе истребители прикрытия.
— Да, — ответили мне. — После вылета первой атакующей волны с «Кага» поднялись девять истребителей. Еще девять в полной боевой готовности стоят на полетной палубе нашего авианосца.
18 истребителей для защиты всего Ударного соединения! Им, конечно, не удастся отразить нападение противника. [174]
Но мы уже бросили в атаку на о. Мидуэй 36 истребителей, а еще 36 находились в резерве в составе второй атакующей волны. Таким образом, для прикрытия с воздуха оставалось лишь 18 истребителей. И вот они должны были защитить Ударное авианосное соединение, которое насчитывало 21 корабль!
Я подумал, что оставляя половину наших ударных воздушных сил в резерве, мы тем самым связываем себе руки. До тех пор пока не будет обнаружен флот противника или не подтвердится его отсутствие, половина наших самолетов должна оставаться на авианосцах в полной боевой готовности. И поскольку эту готовность следовало соблюдать даже в случае налета базовой авиации, инициатива с самого начала переходила в руки американцев.
Ослабев от напряжения, я почувствовал сильное головокружение и спустился к себе в каюту. Но мысленно я не расставался с Томонага и его летчиками, которые вот-вот должны были нанести первый удар по о. Мидуэй.
3. Атака о. Мидуэй
В 04.45 первая атакующая волна закончила построение и, набрав высоту 4000 метров, направилась на юго-восток. В 150 милях от цели самолеты были обнаружены летающей лодкой противника. Никем не замеченная, она следовала за ними. В 30 милях от острова летающая лодка поднялась над строем наших самолетов и сбросила светящую бомбу, послужившую сигналом для истребителей-перехватчиков, которые уже находились в воздухе.
Увидев сигнал, вражеские истребители всей стаей бросились в атаку. Жестокий воздушный бой продолжался с 06.45 до 07.10. Здесь вновь подтвердилось тактическое превосходство наших истребителей: нападение противника было отбито. Благодаря эффективным действиям истребителей капитан-лейтенанта Суганами все наши бомбардировщики благополучно достигли цели.
И вот пикирующие бомбардировщики капитан-лейтенанта Огава, не обращая внимания на неистовый зенитный огонь, ринулись на цели. С рискованно низкой высоты вниз полетели 250-килограммовые бомбы. Тем временем 12 бомбардировщиков Томонага с высоты 3500 метров бомбили взлетно-посадочную полосу на о. Истерн-Айленд. Остальные бомбардировщики уничтожали ангары и другие сооружения на Истерн-Айленд и Санд-Айленд. [175]
Наша атака не была неожиданностью для неприятеля, и это значительно снизило ее эффективность. Противник, заранее приготовившийся к нашему нападению, поднял в воздух все самолеты: некоторые для того, чтобы перехватить и атаковать наши самолеты, другие — просто для большей безопасности. Не обнаружив самолетов на аэродромах, бомбардировщики Томонага сбросили свой бомбовый груз на ангары и взлетно-посадочную полосу. Однако уничтожение пустых ангаров не имело большого значения, а полностью вывести из строя взлетно-посадочную полосу наши самолеты не могли просто потому, что их было слишком мало.
Капитан-лейтенант Томонага понимал, что его главная задача состоит в уничтожении авиации противника на о. Мидуэй. Но так как в результате первой атаки эта цель не была достигнута, он решил, что самолеты противника необходимо атаковать еще раз и уничтожить, как только они вернутся на остров. Поэтому, возвращаясь назад к своим авианосцам, он передал по радио: «Необходима вторая атака. Время: 07.00».
Наши потери были незначительны: четыре бомбардировщика, из них один пикирующий, были сбиты зенитным огнем, и не вернулись лишь два истребителя.
Американские документы, опубликованные после войны, полностью подтверждают тот факт, что защитники о. Мидуэй ожидали нашего нападения и находились в полной боевой готовности. Примерно в 05.20, как мы узнали позже, летающая лодка «Каталина» обнаружила наше авианосное соединение и донесла об этом по радио на о. Мидуэй. Другая летающая лодка заметила самолеты первой волны в 150 милях от цели и последовала за ними. Наши самолеты были обнаружены и радиолокационными установками на о. Мидуэй.
Вскоре после 06.00 все самолеты, которые находились на острове, поднялись в воздух, оставив взлетно-посадочную полосу пустой. Американские истребители сразу же набрали большую высоту, чтобы атаковать наш строй сверху. На самом острове расчеты зенитных батарей заняли боевые посты. Когда в 30 милях от острова летающая лодка сбросила светящую бомбу, американские истребители-перехватчики, находившиеся на 1500 метров выше наших самолетов, ринулись в атаку. Численность первой волны была явно преувеличена. По донесениям американцев, она состояла из 60–80 бомбардировщиков и 50 истребителей.
Судя по американским отчетам, защитники острова [176] считали, что во время атаки было сбито 53 японских самолета: десять — огнем зенитных орудий, а остальные — в воздушном бою. На самом деле на авианосцы не вернулось лишь пять самолетов. Заявление наших летчиков о том, что им удалось сбить 42 американских самолета, также было преувеличено, хотя в значительно меньшей степени. Всего в воздухе находилось 26 американских самолетов, из них только два вернулись на остров без повреждений. Остальные были или сбиты или сильно повреждены.
Сооружения на о. Мидуэй, как мы и предполагали, пострадали незначительно. Однако американские отчеты показывают, что система снабжения авиации горючим была так сильно повреждена, что после налета заправку горючим приходилось производить вручную. Была повреждена в значительной степени и взлетно-посадочная полоса; на аэродроме погибло более 20 человек. На о. Санд-Айленд наши самолеты уничтожили ангар для гидросамолетов и склад цистерн с горючим.
4. Налет береговой авиации
После вылета первой волны на «Акаги» воцарилось напряженное ожидание. Все ждали известий о результатах атаки о. Мидуэй, а также ответных действий противника, которые должны были последовать в скором времени. И действительно, противник не заставил себя долго ждать.
Спустившись с полетной палубы в свою каюту, я прилег на койку. Но не прошло и нескольких минут, как раздался сигнал воздушной тревоги. Почти тотчас же послышался рев истребителей, взмывавших в воздух. Я быстро считал самолеты, проносившиеся по палубе как раз у меня над головой. Всего взлетело девять истребителей. Я взглянул на часы: было 05.20.
Внезапно наступившую после взлета самолетов тишину нарушили залпы зенитных орудий. Сильное желание увидеть происходящее заставило меня преодолеть слабость и подняться на пост управления авиацией. Там командир авиационной боевой части сообщил мне, что целью является летающая лодка противника{27}. Итак, наше соединение обнаружено. Было 05.25. [177]
Я спросил сигнальщика, удалось ли нашим истребителям сбить летающую лодку. Его отрицательный ответ поразил меня.
Командир авиационной боевой части объяснил: — Летающая лодка сумела ускользнуть от них очень хитрым маневром. Впервые она была замечена в южном направлении на высоте 4000 метров. Она шла прямо на нас, как будто собиралась бомбить. Но когда истребители поднялись, чтобы встретить ее, она тотчас же исчезла в облаках в восточном направлении. Мы решили, что она ушла, но вскоре она появилась снова. Однако и на этот раз нашим истребителям не удалось настигнуть ее из-за большой облачности. Теперь эта летающая лодка, кажется, убралась подобру-поздорову.
Вскоре радисты сообщили, что какой-то самолет противника, находившийся, очевидно, поблизости, так как прием был очень четким, передал длинное сообщение. По всей вероятности донесение было послано летающей лодкой, которая сообщала о нашем местонахождении. Теперь мы были совершенно уверены, что нас атакуют. Вопрос состоял лишь в том, какими силами и как скоро. Крайне утомленный, я опустился на палубу. Какой-то офицер подложил мне под голову парашют, и я, лежа, долго смотрел в постепенно светлеющее небо и прислушивался к голосам.
В 05.35 разведывательный самолет с «Тонэ», вылетевший полчаса тому назад, донес по радио, что в 40 милях от нас заметил летающую лодку противника, направляющуюся к нашим авианосцам. Это была летающая лодка, которая уже обнаружила нас и теперь возвращалась, чтобы возобновить контакт, или другая, направлявшаяся к нам с той же целью. На мостике «Акаги» все внимательно следили за горизонтом, но прошло несколько минут, а летающей лодки все еще не было видно.
В 05.42 сигнальщик, находившийся на ходовом мостике, неожиданно доложил:
— На траверзе правого борта летающая лодка противника. Угол места 50°. Летит над облаками, видна время от времени.
Все стали смотреть в указанном направлении. Скоро командир авиационной боевой части крикнул:
— Вот она! Очень высоко. Выше 4000 метров. Минутой позже наши истребители с ревом начали подниматься [178] с палубы «Акаги» для преследования незваного гостя.
В течение следующего часа наше соединение было обнаружено еще несколькими летающими лодками и самолетами, тип которых установить не удалось.
В 05.55 разведывательный самолет с «Тонэ» донес, что в нашу сторону направляются 15 самолетов противника. Соединение увеличило скорость до 28 узлов. Однако только в 06.43 над «Тонэ», который поставил дымовую завесу, чтобы избежать атаки, появились три вражеских самолета. Поскольку за все это время атаки не поеледовало, оставалось предположить, что некоторые донесения об обнаружении противника были ошибочными, или же мы приняли за самолеты противника наши истребители, патрулировавшие в этом районе. Однако тот факт, что летающие лодки противника неотступно следовали за нами, искусно ускользая от преследования, не вызывает никаких сомнений.
Всякий раз, когда то с левого, то с правого борта появлялась летающая лодка, командир службы наведения истребителей с «Акаги» приказывал нашему воздушному прикрытию преследовать ее. Но летающие лодки, скрываясь в облаках, так умело уклонялись от погони, что все усилия наших летчиков настигнуть их неизменно оканчивались неудачей. Таким образом, в то время как американское командование постоянно получало донесения о всех наших действиях, мы по-прежнему не имели никаких сведений о флоте противника.
В 07.00 на «Акаги» было получено донесение Томонага о необходимости повторной атаки о. Мидуэй. До сих пор ни один самолет противника не атаковал нашего соединения. Но почти сразу же после получения этого донесения береговая авиация противника провела первую серию атак, которые подтвердили правильность заключения Томонага и наглядно показали, что воздушные силы на о. Мидуэй уничтожены далеко не полностью.
В 07.05 прозвучал сигнал воздушной тревоги. Все, кто находился на командном пункте авиации, стали напряженно всматриваться в южную часть неба. Я приподнялся, чтобы узнать в чем дело. День был чудесный. Правда, на высоте около 2000 метров плыли тяжелые облака, но воздух был чист и видимость хорошая.
Но вот эскадренный миноносец, находившийся впереди, поднял сигнал: «Вижу самолеты противника!» Дублируя предупреждение, он выпустил облако черного дыма и открыл [179] огонь из зенитных орудий. Скоро на курсовом угле 20° левого борта мы обнаружили четыре самолета. Это были, по-видимому, бомбардировщики-торпедоносцы, но прежде чем самолеты приблизились настолько, чтобы мы могли убедиться в этом, наши истребители атаковали их и три из них сбили. Последний самолет отказался от атаки и повернул назад, преследуемый истребителями. Минуту спустя сигнальщик на мостике доложил: — Правый борт 20°, на горизонте шесть средних самолетов береговой авиации. Приближаются.
Пристально всматриваясь в небо, я действительно увидел по правому борту корабля самолеты противника. Очевидно, американцы решили атаковать с обеих сторон, но, к счастью для нас, эта атака не была согласована по времени.
Вслед за эскадренными миноносцами огонь открыли крейсера. Затем заговорили орудия главного калибра на линейном корабле «Кирисима», который шел справа от «Акаги». Но самолеты все приближались, летя низко над водой. Когда в дело вступили орудия «Акаги», три наших истребителя, не обращая внимания на плотный заградительный огонь кораблей, ринулись на американские самолеты. В следующее мгновение три самолета противника были охвачены пламенем и, оставляя за собой длинные шлейфы дыма, рухнули в море. Три оставшиеся самолета продолжали идти прежним курсом. Наконец, они сбросили торпеды. Освободившись от своего смертоносного груза, самолеты круто повернули вправо и стали уходить — все, кроме ведущего, который пронесся прямо над «Акаги», едва не задев мостик. На фюзеляже самолета, это был В-26, ясно виднелась белая звезда. Не успев скрыться, самолет вспыхнул и упал в море.
Сброшенные противником торпеды шли прямо в левый борт «Акаги», оставляя за собой белый след. «Акаги» искусно сманеврировал, и ни одна из них в цель не попала. Все с облегчением вздохнули.
Как стало известно позднее, эта атакующая группа в действительности состояла из шести торпедоносцев и четырых бомбардировщиков В-26. Все они несли торпеды. Эти самолеты поднялись с о. Мидуэй в 06.15 и не имели истребительного сопровождения. Американские отчеты показывают, что на базу вернулись лишь один торпедоносец и два бомбардировщика. [180]
Адмирал Нагумо не сомневался более в необходимости повторной атаки о. Мидуэй. К тому же надводные силы противника по-прежнему не давали о себе знать. Поэтому в 07.15, как только атака была отбита, он приказал самолетам второй волны, которые предназначались для атаки кораблей противника, приготовиться к атаке о. Мидуэй. Это означало, что бомбардировщики с «Акаги» и «Кага», на которых были подвешены торпеды, следовало загрузить бомбами{28}. Самолеты, которые находились на полетной палубе, один за другим спустили в ангары.
После короткой передышки соединение Нагумо вновь подверглось атаке с воздуха. Около 08,00 сигнальщик на «Акаги» доложил, что бомбардировщики противника атакуют «Хирю». Белые столбы воды вздымались вокруг авианосца. Через несколько минут такие же водяные столбы поднялись вокруг «Сорю». Однако черного дыма, говорящего о прямом попадании, не было. Когда водяная завеса опустилась, мы увидели, что оба авианосца продолжают идти вперед. Как видно, они не получили никаких повреждений.
Я посмотрел альбом силуэтов самолетов и обнаружил, что «Сорю» атаковали В-17 — американские бомбардировщики новейшей конструкции. Их было 14. Как показывают американские материалы, опубликованные после войны, эти самолеты еще до рассвета поднялись с о. Мидуэй, чтобы атаковать Транспортную группу, но, встретив авианосцы, отказались от своего намерения. Сбросив с высоты 6000 метров более чем по четыре тонны бомб, они благополучно вернулись в базу, где американские летчики оптимистично доложили, что два авианосца получили четыре попадания.
Я огорчился, увидев, что ни один из наших истребителей не преследует В-17. Но, вспомнив о броневой защите этих больших машин, я понял, что истребители со своими 20-мм пушками едва ли могли сбить их. Тем временем В-17 удалялись, вызывающе ревя моторами. Наши зенитные автоматы [181] сосредоточили на них весь огонь, но попаданий отмечено не было.
К этому времени все истребители второй атакующей волны поднялись в воздух для усиления боевого сопровождения. В 08.00 сигнальщик доложил о приближении группы самолетов со стороны о. Мидуэй. Эскадренные миноносцы охранения выбросили столб дыма и открыли огонь.
Метод атаки, который американцы применили на этот раз, смутил нас. Самолеты летели слишком высоко для торпедной атаки и слишком низко для бомбометания с пикирования. Они приближались в пологом пикировании, идя прямо на «Хирю». Всего самолетов было 16. Их атаковали 10 или более истребителей, и самолеты противника один за другим стали падать в море. Но даже когда половина их была сбита, остальные самоотверженно продолжали идти прежним курсом и, наконец, сбросили бомбы. Казалось, что авианосцу на этот раз не удастся избежать попаданий. Но когда всплески от разрывов осели и дым развеялся, все увидели, что величественный и гордый «Хирю» невредим. Мне показалось странным, что в этой атаке американские самолеты не прибегли к их обычному и высокоэффективному бомбометанию с пикирования.
Я нашел объяснение в американских отчетах о сражении у о. Мидуэй. Ведущий этих 16 пикирующих бомбардировщиков корпуса морской пехоты прекрасно знал, что его пилоты не подготовлены к бомбометанию с пикирования. Поэтому, увидев авианосцы, он решился на бомбометание с горизонтального полета. В результате на базу не вернулась почти половина самолетов, а шесть из числа вернувшихся были настолько сильно повреждены, что отремонтировать их оказалось невозможным.
К этому времени мы уже подверглись бомбометанию с горизонтального полета и с пикирования, а также атакам торпедоносцев, но по-прежнему оставались невредимыми. Откровенно говоря, я считал, что за все это время американские летчики не проявили большого искусства. Такого же мнения придерживались адмирал Нагумо и его штаб. Все сошлись на том, что нам нечего особенно бояться наступательных действий противника. Но, как это ни парадоксально, именно неэффективность атак противника на первом этапе в значительной степени определила конечную победу американцев. Мы, не имея на то оснований, пренебрегли некоторыми необходимыми мерами предосторожности, и это в значительной степени решило нашу судьбу. Напрасные, [182] как казалось вначале, жертвы береговой авиации противника в конечном счете были оправданы.
Когда последняя атака была отбита, эскадренный миноносец, находившийся в дальнем круговом охранении, дал сигнал дымом, который означал появление новых самолетов противника. Их насчитали около ста. Эскадренный миноносец открыл по ним огонь, но после нескольких залпов неожиданно замолчал. Это были самолеты нашей первой волны, возвращавшиеся после налета на о. Мидуэй. Часы показывали 08.30.
В результате бесчисленных уклонений от воздушных атак и частых поворотов для подъема в воздух и посадки истребителей, наш некогда строгий боевой ордер оказался сильно расстроенным. Нам, конечно, следовало воспользоваться временным затишьем и перестроиться, но теперь более важным был прием самолетов первой волны. С опытными летчиками, которыми мы располагали в то время, быстрая посадка самолетов на авианосцы даже в боевых условиях была для нас довольно простым делом. Если корабль шел против ветра, все самолеты могли сесть на его палубу за 15 минут.
Вскоре начался прием самолетов. На авианосцах прозвучала команда: «Очистить палубу для приема самолетов!» [183]
На «Акаги» засуетились. Все энергично и быстро делали свое дело. Через несколько минут полетная палуба была свободна, и в 08.37 на мачте был поднят сигнал: «Начинайте посадку!» Самолеты описывали круг и один за другим садились на палубу. Немногим позднее 09.00 все четыре авианосца приняли свои самолеты.
Три поврежденных бомбардировщика прежде чем идти на посадку сделали круг над «Хирю». Капитан 3 ранга Кавагути, командовавший приемом самолетов, немедленно вызвал на командный пункт хирурга — один из самолетов должен был сесть на одно колесо. Пилот этой машины лейтенант Кадоно, когда его самолет сильно тряхнуло во время посадки, потерял сознание. К тому же во время атаки американских истребителей на подходе к острову он был ранен в ногу. Но, несмотря на ранение, Кадоно принял участие в атаке и сумел возвратиться на авианосец.
У самолета капитан-лейтенанта Томонага был пробит бензобак в левом крыле. Томонага рассказал о геройской гибели лейтенанта Кикути — пилота бомбардировщика с «Хирю». Когда его самолет был подбит огнем зенитных орудий, Кикути открыл фонарь кабины, махнул рукой, прощаясь со своими товарищами, и ринулся к земле.
5. Появление американских авианосцев
Почти за час до того, как самолеты Томонага возвратились на авианосцы после налета на о. Мидуэй, произошло событие, которое коренным образом изменило обстановку. Разведывательный самолет с «Тонэ», вылетевший на полчаса позже, в 07.20 достиг, наконец, конечной точки своего 300-мильного маршрута по курсу 100° и повернул на север, чтобы, пролетев 60 миль в этом направлении, лечь на обратный курс. Восемь минут спустя наблюдатель заметил вдалеке по левому борту самолета группу из десяти кораблей, направляющихся на юго-восток. Не дожидаясь, пока можно будет рассмотреть их ближе, с самолета немедленно послали радиограмму соединению Нагумо: «Вижу десять кораблей, очевидно, противника. Пеленг 10°, дистанция 240 миль от о. Мидуэй. Курс 150°, скорость свыше 20 узлов. Время 07.28».
Это важное донесение было получено на флагманском корабле после небольшой задержки, вызванной тем, что его сначала приняли на «Тонэ» и уже оттуда передали на [184] «Акаги»{29}. Для адмирала Нагумо и его штаба это донесение явилось громом среди ясного неба. Никто не предполагал, что флот противника может появиться так скоро, и уж, конечно, не думал, что корабли противника находятся совсем рядом, выжидая лишь подходящий момент для нападения.
Капитан 3 ранга Оно, начальник разведывательного отдела штаба, быстро нанес на навигационную карту местонахождение кораблей противника, указанное в донесении, и измерил расстояние между ними и нашими силами. Нас разделяло всего лишь 200 миль. Это означало, что противник находится в пределах досягаемости наших самолетов, если же он имеет авианосцы, то мы в свою очередь рисковали попасть под удар его авиации. Каков же состав сил противника? Есть ли у него авианосцы? Последний вопрос особенно сильно волновал нас.
Полное отсутствие сведений об этом в донесении разведывательного самолета вызвало беспокойство и раздражение адмирала Нагумо, начальника его штаба Кусака и остальных офицеров штаба. «Десять кораблей, очевидно, противника» — не слишком подробное описание. Конечно, это корабли противника, но что за корабли? В 07.47 на разведывательный самолет передали категорический приказ: «Установить класс кораблей и продолжать наблюдение».
За две минуты до этого адмирал Нагумо отдал еще одно распоряжение, вызванное внезапным появлением противника. С 07.15 на бомбардировщики-торпедоносцы с «Акаги» и «Кага», входившие в состав второй волны, поспешно подвешивали 800-килограммовые бомбы для новой [185] атаки о. Мидуэй, и к этому времени более чем на половине самолетов торпеды были заменены бомбами. Но обстановка изменилась. Теперь требовалось быть готовым во всеоружии встретить надводные силы противника, если новое донесение разведывательного самолета подтвердит реальность угрозы, нависшей над соединением Нагумо. Поэтому в 07.45 адмирал Нагумо приказал немедленно приостановить эти работы, а всему соединению приготовиться к атаке кораблей противника.
В 07.58 с разведывательного самолета донесли, что противник лег на курс 80°, но классы кораблей опять не упоминались. Офицеры штаба сгорали от нетерпения, и в 08.00 на разведывательный самолет вновь отправили распоряжение немедленно доложить о составе оперативного соединения противника.
Наконец, в 08.09 пришел ответ: «Соединение противника состоит из пяти крейсеров и пяти эскадренных миноносцев».
— Я так и думал, — победоносно заявил Оно, — авианосцев у них нет.
Он передал радиограмму начальнику штаба. Мнение Кусака на этот счет было следующим: поскольку соединение противника не имеет авианосцев, им следует заняться позже, а сейчас необходимо покончить с авиацией, базирующейся на о. Мидуэй.
Однако облегчение, которое все почувствовали после получения последней радиограммы, было недолгим. В 08.20 поступило еще одно донесение: «Колонну замыкает корабль, похожий на авианосец».
Эта новость поразила всех. Но слова «похожий на авианосец» оставляли еще какую-то надежду. Ведь класс корабля точно не установлен. К тому же если в состав соединения противника входит авианосец, почему же авианосная авиация до сих пор не атаковала соединения Нагумо? Так рассуждали оптимисты.
В 08.30 с разведывательного самолета приняли новую радиограмму: «Вижу еще два корабля противника, очевидно, крейсера. Пеленг 8°, дистанция 250 миль от о. Мидуэй. Курс 150°, скорость 20 узлов».
Теперь, судя по численности соединения, адмирал Нагумо пришел к выводу, что оно должно включать по крайней мере один авианосец. Поэтому он решил, что целесообразнее сначала атаковать эти корабли, а потом уже нанести удар по о. Мидуэй. Однако начать атаку немедленно [186] было очень трудно. Во-первых, к 07.45 у большей части бомбардировщиков-торпедоносцев с «Акаги» и «Кага» уже сменили торпеды на бомбы, и, во-вторых, вследствие непрерывных атак береговой авиации противника, все истребители сопровождения второй волны были подняты в воздух для усиления воздушного прикрытия соединения. В результате только 36 пикирующих бомбардировщиков с «Хирю» и «Сорю» были готовы атаковать корабли противника.
Адмиралу Нагумо предстояло сделать нелегкий выбор. Атака оперативного соединения противника пикирующими бомбардировщиками могла привести к большим потерям из-за отсутствия истребительного сопровождения. Возникал также вопрос, стоит ли использовать бомбардировщики-торпедоносцы, уже выстроенные на полетных палубах «Акаги» и «Кага», но имевшие не торпеды, а 800-килограммовые бомбы. Конечно, при удачных попаданиях эти бомбы могут причинить серьезные повреждения, хотя они и менее эффективны, чем торпеды, но торпедоносцы еще больше, чем пикирующие бомбардировщики, нуждаются в сопровождении истребителей. Чтобы атака была успешной, торпедоносцы должны точно выдерживать курс и высоту, но это делает их крайне уязвимыми, и без прикрытия они станут легкой добычей быстрых и маневренных истребителей противника.
Возвращение самолетов Томонага заставляло Нагумо торопиться с принятием окончательного решения. Некоторые самолеты имели значительные повреждения, а у истребителей был на исходе бензин, поэтому медлить с их приемом было нельзя. Следовало как можно скорее очистить палубы авианосцев для приема самолетов первой волны. Но как это сделать? Послать ли пикирующие бомбардировщики и торпедоносцы в атаку без истребительного прикрытия или убрать самолеты вниз и тем самым на некоторое время отложить атаку?
В это время командир 2-й дивизии авианосцев контрадмирал Ямагути доложил адмиралу Нагумо свое мнение относительно последующих действий. Находясь на своем, флагмане «Хирю», он внимательно следил за донесениями разведывательного самолета с «Тонэ», и нерешительность адмирала Нагумо в момент, когда необходимо было немедленно отдать приказ об атаке оперативного соединения противника, казалась ему крайне опасной. Поэтому через эскадренный миноносец «Новаки» он передал в адрес Нагумо [187] следующий флажный сигнал: «Считаю целесообразным немедленно поднять в воздух ударную группу».
Однако адмирал Нагумо не решался послать ударную группу без истребительного прикрытия. Гибель американских бомбардировщиков, атаковавших его корабли полтора часа назад и не имевших сопровождения истребителей, служила ему наглядным примером. Самое разумное, думал Нагумо, сначала принять самолеты, возвратившиеся после налета на о. Мидуэй, и истребители второй волны, которые обеспечивали воздушное прикрытие, затем перестроиться, одновременно отходя к северу, чтобы избежать новых атак с воздуха и, наконец, когда все приготовления будут закончены, уничтожить оперативное соединение противника, бросив на него все силы.
Рассуждения Нагумо были логичны. Численно его соединение, по-видимому, значительно превосходило соединение противника. Поэтому ему казалось, что противника легко удастся уничтожить, собрав все ударные силы в один мощный кулак. Этот замысел был, разумеется, верным, но Нагумо допустил один серьезный просчет — он не учел фактора времени. Победа в бою не всегда достается сильнейшему. Часто побеждает тот, кто смелее и решительнее встречает непредвиденные обстоятельства и умело использует малейшую благоприятную возможность.
Наконец, в 08.30 Нагумо решил сначала принять самолеты, вернувшиеся после налета на о. Мидуэй. Это означало, что он остановился на втором, более осторожном варианте действий. На «Акаги» усталые матросы снова стали опускать торпедоносцы на ангарную палубу. Опять был отдан приказ подвесить к самолетам торпеды, которые только что были заменены бомбами.
Командир палубного дивизиона Масуда, которого, казалось, никогда не покидали беззаботность и хорошее настроение, приветствовал этот приказ веселым восклицанием:
— Опять все сначала! Это начинает напоминать состязания на быстроту перевооружения самолетов.
В то время как на полетную палубу один за другим садились самолеты первой волны, внизу, на ангарной палубе, матросы, одетые в короткие штаны и рубашки с закатанными по локоть рукавами, торопливо снимали тяжелые бомбы, складывая их тут же на палубе, так как опускать их в артиллерийский погреб не было времени. Когда позже [188] бомбы противника попали в «Акаги», они не раз вспомнили и пожалели о таком размещении смертоносного груза.
В 08.55, когда прием самолетов подходил к концу, адмирал Нагумо передал всем кораблям новый приказ: «После приема самолетов соединение временно отойдет к северу. Наша главная цель — войти в соприкосновение с оперативным соединением противника и уничтожить его».
Одновременно адмирал Нагумо донес по радио адмиралу Ямамото и вице-адмиралу Кондо, командующему Соединением вторжения на о. Мидуэй, о создавшемся положении: «В 08.00 обнаружено соединение противника в составе одного авианосца, пяти крейсеров и пяти эскадренных миноносцев. Пеленг 10°, дистанция 240 миль от о. Мидуэй. Направлюсь навстречу ему»{30}.
К 09.18 прием самолетов был закончен. Развив скорость в 30 узлов, соединение Нагумо направилось курсом 30°, стремясь уменьшить опасность нападения со стороны авиации противника, базирующейся на о. Мидуэй, и занять наиболее выгодную позицию по отношению к американскому соединению.
Находясь на командном пункте авиации, я выступал в роли взволнованного и беспомощного зрителя. Вокруг меня развертывалась лихорадочная деятельность. Успешное отражение бесчисленных атак береговой авиации заставило [189] меня разделить общую радость. Потом кто-то сказал мне, что обнаружено оперативное соединение противника, но лишь после операции я узнал подробности о той борьбе мнений, которая разгорелась на ходовом мостике «Акаги» и закончилась решением адмирала Нагумо не предпринимать никаких действий, пока все соединение не будет готово к решительному удару.
Ничего не зная об этих спорах, я радовался тому, что самолеты второй волны не успели вылететь к о. Мидуэй, и одновременно сожалел о слишком поспешном решении подготовить бомбардировщики-торпедоносцы для атаки по наземным целям. Ну что ж, думал я, группа пикирующих бомбардировщиков с «Хирю» и «Сорю» может атаковать противника, и с минуты на минуту ожидал приказа об их вылете. Однако надежда на это исчезла, когда я заметил, что прием самолетов первой волны уже начался, а пикирующие бомбардировщики все еще не поднимались. Я был крайне удивлен и обескуражен, когда узнал, что — в 08.55 адмирал Нагумо отдал приказ не атаковать противника до тех пор, пока мы, отходя к северу, не перестроим своих сил.
Вспоминая об этом критическом моменте, который в конечном счете решил исход сражения, я хорошо представляю себе, какой трудный выбор стоял перед командующим нашего соединения. Но и теперь мне трудно оправдать принятое им решение. Разве Нагумо не мог поступиться всеми другими соображениями и немедленно бросить пикирующие бомбардировщики в атаку на корабли противника? Разве нельзя было послать в атаку торпедоносцы, несмотря на то, что они имели бомбы? Наконец, он мог поднять бомбардировщики в воздух, где они оставались бы в непосредственной близости от соединения до тех пор, пока истребители приняли бы на авианосцы, заправили горючим и вновь подняли в воздух для обеспечения прикрытия. Самолеты, вернувшиеся после атаки о. Мидуэй, могли на некоторое время задержаться с посадкой и произвести ее после вылета бомбардировщиков второй волны. Поврежденные самолеты в крайнем случае могли совершить аварийную посадку в море, где их экипажи подобрали бы эскадренные миноносцы.
«Умнеешь после случившегося» — говорит пословица. И все-таки нет сомнений, что правильнее было бы немедленно бросить в атаку пикирующие бомбардировщики, даже без истребительного прикрытия. При сложившихся обстоятельствах другого решения не могло быть. В таком [190] критическом положении следовало даже пойти на риск и атаковать вражеское соединение бомбардировщиками «97» без истребительного сопровождения. Возможно, их постигла бы участь американских самолетов, недавно атаковавших наше соединение, но вполне возможно, что именно они уберегли бы нас от катастрофы.
6. Атака авианосной авиации противника
В то время как соединение Нагумо отходило на север, на авианосцах лихорадочно шла подготовка к атаке кораблей противника. В состав ударной группы должны были войти 36 пикирующих бомбардировщиков (по 18 типа «90» с «Хирю» и «Сорю») и 54 торпедоносца (по 18 типа «97» с «Акаги» и «Кага» и по 9 с «Хирю» и «Сорю»). Но и на этот раз не удалось обеспечить ударную группу необходимым количеством истребителей прикрытия, так как налеты авиации противника вскоре возобновились, и большую часть истребителей пришлось использовать для защиты самого соединения. В итоге для сопровождения бомбардировщиков у нас оказалось всего лишь 12 истребителей (по три с каждого авианосца). К 10.30 все приготовления к вылету ударной авиационной группы в составе 102 самолетов должны были закончиться.
После того как стало известно, что в состав оперативного соединения противника входит авианосец, мы с минуты на минуту ожидали атаки авианосной авиации. Но она не появлялась, и это крайне озадачивало нас. Как стало известно после войны, американцы, давно ожидавшие появления наших сил, регулярно получали сообщения летающих лодок о всех наших действиях и теперь выжидали лишь удобного момента для нанесения решающего удара. Адмирал Спрюэнс, командовавший американским соединением, готовился атаковать в то время, когда наши авианосцы будут заняты приемом и заправкой самолетов, возвратившихся после налета на о. Мидуэй. Наконец, его долгое ожидание было вознаграждено. Добыча была в его руках, и терпеливый охотник мог рассчитывать на успех.
Между 07.02 и 09.02 в воздух поднялся 131 американский самолет — пикирующие бомбардировщики и торпедоносцы. Примерно в 09.20 наши корабли охранения сообщили о приближении авианосной авиации противника. Мы приготовились к отражению массированного налета. Для соединения Нагумо наступили часы тяжелых испытаний. [191]
Будто электрическая искра пронизала всех нас, когда истребители-перехватчики поднялись в воздух, сопровождаемые радостными возгласами.
За короткий промежуток времени было получено большое количество сообщений о появлении все новых и новых групп американских самолетов. Вскоре всем стало ясно, что столько самолетов не могло подняться с палубы одного авианосца. Когда адмирал и его штаб осознали это, их оптимизм сразу улетучился. Оставалась единственная возможность предотвратить катастрофу — немедленно поднять самолеты в воздух. Последовал приказ: «Ускорить приготовления к немедленному взлету!» Но эта команда была почти не нужна. Офицеры и техники авиационной боевой части и сами пилоты напряженно работали, стараясь обогнать время.
Первая группа авианосных самолетов противника состояла из 15 бомбардировщиков-торпедоносцев. Когда их обнаружили корабли охранения и самолеты прикрытия, они еще не были видны с авианосцев. Но вскоре эти самолеты появились справа по носу «Акаги» в виде маленьких темных точек на фоне синего неба. Их крылья сверкали на солнце. Неожиданно одна из точек вспыхнула, охваченная ярким пламенем, и, оставив за собой черный хвост дыма, упала в воду. Наши истребители начали действовать, а противник, кажется, и на этот раз не имел прикрытия.
В скором времени от ведущего группы истребителей поступило сообщение: «Все 15 торпедоносцев противника сбиты». На перехват самолетов противника, не имевших сопровождения, вылетело почти 50 истребителей, и не удивительно, что им не удалось прорваться.
В 09.30 сигнальщик на мостике закричал: «Торпедоносцы противника, правый борт 30°. Идут низко над водой». За этим донесением последовало еще одно от сигнальщика левого борта: «Приближаются торпедоносцы противника, левый борт 40».
Атакующие самолеты приближались с обеих сторон, скользя над самой поверхностью моря. Летя в колонне по одному, они были уже милях в пяти от нас и, казалось, направлялись прямо к «Акаги». Я наблюдал за ними затаив дыхание и думал, как трудно будет уклониться от всех их торпед. Но эти самолеты также не имели прикрытия, и наши истребители уже завязали с ними бой. Взгляды всех находящихся на полетной палубе «Акаги» были устремлены в небо. Когда самолеты противника один за другим стали [192] падать в море, палуба потонула в громких радостных криках и свисте.
Из 14 торпедоносцев, приближавшихся с правого борта, половина была сбита, а из 12, шедших с левого, уцелело лишь 5. Оставшиеся продолжали лететь прежним курсом, быстро приближаясь к нашему авианосцу.
Вот обе группы достигли точек сбрасывания. Теперь мы внимательно следили за поверхностью моря, стараясь вовремя заметить всплески воды от сброшенных торпед, нацеленных в «Акаги». Но, к нашему удивлению, торпеды не были сброшены. Совершенно неожиданно в последнюю минуту самолеты оставили «Акаги», резко взмыли вверх и направились к «Хирю», который находился у нас за кормой по левому борту. Когда самолеты миновали «Акаги», к нашим зенитчикам вернулось самообладание, и они открыли уничтожающий огонь, к которому присоединился и «Хирю». Не обращая внимания на эту огневую завесу, истребители продолжали преследовать американские самолеты. Их число неуклонно уменьшалось.
Наконец, семь самолетов противника сбросили торпеды в «Хирю», пять с его правого борта и две с левого. Уклоняясь от торпед, «Хирю» резко отвернул вправо, и теперь мы с волнением ожидали, попадут они в «Хирю» или пройдут мимо. Взрыва не последовало, и все с облегчением вздохнули. «Хирю» тотчас же повернул влево и лег на прежний курс. Во время этих атак против нас действовало более 40 торпедоносцев, но лишь 7 из них смогли сбросить торпеды, причем ни одна из них не попала в цель. Почти все атакующие самолеты противника были сбиты{31}.
В этом успехе самая большая заслуга принадлежала нашим истребителям-перехватчикам, решительные и самоотверженные действия которых были отлично видны с флагманского корабля.
Израсходовав горючее и боеприпасы, истребители спешно возвращались на авианосцы. Пилотов встречали веселыми улыбками и ободряюще похлопывали по плечам. Как только самолет снова был готов к боевому вылету, пилот кивал головой, давал газ, и самолет с ревом взмывал вверх. Эта картина повторялась вновь и вновь. Жестокий воздушный бой продолжался. [193]
7. Пять роковых минут
Приготовления к ответному удару продолжались на борту наших четырех авианосцев и во время атак торпедоносцев и бомбардировщиков противника. Самолеты один за другим поднимали из ангаров и быстро выстраивали на полетной палубе. Нельзя было терять ни минуты. В 10.20 адмирал Нагумо отдал приказ самолетам подниматься в воздух по мере готовности. Наконец все самолеты на «Акаги» были выстроены на полетной палубе. Разогревание моторов заканчивалось. Огромный корабль начал разворачиваться против ветра. Через пять минут все самолеты должны были оказаться в воздухе.
Пять минут! Кто бы мог подумать, что картина боя может полностью измениться за такой короткий промежуток времени?
Видимость была хорошая. Однако на высоте 3000 метров постепенно сгущались облака, которые, несмотря на разрывы, служили отличным укрытием для приближающихся самолетов противника. В 10.24 с мостика в мегафон был отдан приказ начать взлет. Командир авиационной боевой части взмахнул белым флагом — и первый истребитель, набрав скорость, со свистом оторвался от палубы. В это время сигнальщик крикнул: «Пикирующие бомбардировщики!» Я взглянул вверх и увидел три вражеских самолета, в крутом пике идущие прямо на наш корабль. Послышалось несколько торопливых очередей зенитных автоматов, но было уже поздно. Американские пикирующие бомбардировщики стремительно приближались. Вот несколько черных капель отделилось от их крыльев. Бомбы! Они летели прямо на меня! Инстинктивно я упал на палубу и пополз за щит управления.
Сначала я услышал ужасающий рев пикирующих бомбардировщиков и затем страшный взрыв. Прямое попадание! Вслед за ослепительной вспышкой раздался новый взрыв. Волной горячего воздуха меня отбросило далеко в сторону. Еще один взрыв, но уже менее сильный. Бомба, очевидно, упала в воду рядом с авианосцем. Лай автоматов неожиданно смолк, и наступила удивительная тишина. Я поднялся и взглянул на небо. Американских самолетов уже не было видно.
Атакующим никто не мешал, так как наши истребители, которые несколькими минутами раньше были заняты торпедоносцами [194] противника, не успели набрать высоту. Можно сказать, что торпедоносцы проложили дорогу пикирующим бомбардировщикам. А наши авианосцы не имели времени уклониться, потому что облака скрывали приближение самолетов противника до тех пор, пока они не бросились в атаку. Нас застали в момент, когда авианосцы были наиболее уязвимы — их палубы были забиты самолетами, нагруженными бомбами, торпедами и горючим.
Оглядевшись, я был потрясен разрушениями, произведенными в течение нескольких секунд. В полетной палубе, как раз позади центрального лифта, зияла огромная дыра. Сам лифт был скручен, как полоска фольги. Искореженные листы палубной обшивки причудливо свернулись. Самолеты горели, охваченные густым черным дымом. Пламя разрасталось все сильнее и сильнее. Я пришел в ужас от мысли, что огонь может вызвать взрывы, которые неминуемо погубят корабль. Тут я услышал крик Масуда:
— Вниз! Вниз! Все, кто не занят — вниз!
Не в силах чем-нибудь помочь, я с трудом спустился по трапу в помещение для дежурных летчиков. Оно уже битком было набито пострадавшими. Вдруг раздался новый взрыв, за ним последовало еще несколько. Во время каждого взрыва мостик содрогался. Дым из горящего ангара хлынул по проходам на мостик и в помещение для дежурных летчиков. Нам пришлось искать другое убежище. Снова вскарабкавшись на мостик, я увидел, что «Кага» и «Сорю» тоже повреждены и окутаны огромными клубами черного дыма. Это было страшное зрелище.
«Акаги» получил два прямых попадания, одно в задний срез центрального лифта, другое — в участок полетной палубы по левому борту. В обычных условиях ни одно из этих попаданий не смогло бы вывести из строя такой гигант, как авианосец, но вызванные пожаром взрывы горючего и боеприпасов сеяли смерть и разрушение, сотрясая мостик и наполняя воздух бесчисленными осколками. Пламя молниеносно распространялось по кормовой части полетной палубы, охватывая один за другим выстроенные крыло к крылу самолеты. Торпеды начали рваться, делая невозможной борьбу с огнем. Пылающая ангарная палуба представляла собой сущий ад, и пламя со сказочной быстротой подбиралось к мостику.
Неудержимое распространение огня, общая потеря боеспособности и, главное, нарушение радиосвязи заставили [195] начальника штаба контр-адмирала Кусака предложить адмиралу Нагумо немедленно перейти на легкий крейсер «Нагара». Нагумо лишь вяло кивнул, но Кусака терпеливо настаивал на своем: «Большинство наших кораблей невредимы. Вы должны командовать ими».
Обстановка требовала немедленного принятия решения, но адмирал Нагумо не хотел оставлять свой корабль. Тяжелее всего ему было покидать офицеров и команду «Акаги», с которыми он привык делить все горести и радости войны. Со слезами на глазах командир корабля Аоки сказал: «Адмирал, я позабочусь о корабле. Мы все просим вас перенести флаг на «Нагара» и возобновить командование соединением».
В это время на мостик поднялся адъютант адмирала капитан-лейтенант Нисибаяси. Ом доложил Кусака:
— Все проходы внизу объяты пламенем. Единственный путь спасения — по шкентелю через передний иллюминатор рубки спуститься на палубу, а оттуда пройти на бак. Катер с «Нагара» подойдет с левого борта, в него можно спуститься по шторм-трапу.
Кусака в последний раз попросил Нагумо оставить обреченный корабль. Наконец, убедившись, что командование соединением с «Акаги» невозможно, Нагумо попрощался с Аоки и с помощью Нисибаяси вылез в иллюминатор рубки. Кусака и остальные офицеры штаба последовали за ним. Было 10.46.
На мостике остались лишь командир корабля Аоки, главный штурман, командир авиационной боевой части, несколько матросов и я. Аоки тщетно пытался наладить связь с машинным отделением. Штурман старался установить повреждения рулевого механизма. Остальные собрались на полубаке и всеми силами боролись с безжалостным огнем. Но языки пламени уже лизали мостик. Командир авиационной боевой части посмотрел на меня и сказал:
— Футида, вы больше не можете оставаться на мостике. Вам лучше выбраться на палубу, пока еще не поздно.
В моем положении сделать это было не так-то просто. С помощью матросов я выбрался через иллюминатор и по уже тлеющему шкентелю соскользнул вниз, на батарейную палубу. Но до полетной палубы оставалось еще около трех метров. Трап, соединяющий батарейную и полетную палубы, накалился докрасна, так же, как и железная [196] плита, на которой я находился. Пришлось прыгать. В то же мгновение раздался очередной взрыв в ангаре. От сильного удара я упал на спину и потерял сознание. К счастью, палуба, на которую я упал, еще не горела. Придя в себя, я попробовал подняться, но обе ноги оказались сломанными.
Матросы подобрали меня и отнесли на полубак, где было уже много народу. Меня прикрепили ремнями к носилкам, спустили в катер и отвезли вместе с другими ранеными на легкий крейсер «Нагара». Переправка штаба Нагумо и раненых закончилась в 11.30. Вскоре крейсер отошел от «Акаги». На его мачте развевался флаг адмирала Нагумо.
Команда «Акаги» не прекращала попыток ликвидировать пожары, но скоро все поняли тщетность этих попыток. Нос корабля находился прямо против ветра, поэтому пилоты и матросы отступили на бак, чтобы спастись от огня, который добрался уже до нижней ангарной палубы. Из строя вышли динамомашины, корабль лишился освещения. Перестали работать помпы, бороться с пожаром стало невозможно. Взрывами были уничтожены огнеупорные двери на ангарной палубе. В этот трудный момент отказали даже химические огнетушители.
Матросы нашли несколько ручных помп и установили их на баке. По длинным шлангам вода пошла к нижней ангарной палубе. Пожарные партии делали все возможное, чтобы ликвидировать очаги огня. Но каждый следующий взрыв наверху вызывал разрушения на нижней палубе, калеча людей и сводя на нет их отчаянные усилия. Переступая через трупы товарищей, матросы устремлялись на их места, чтобы продолжить борьбу, но тотчас же падали, сраженные новыми взрывами. Санитары и добровольцы выносили мертвых и раненых из пункта первой помощи на нижней палубе, который был переполнен. Врачи и хирурги работали не покладая рук.
В машинном отделении пока все было в порядке, но пожары на средней палубе уничтожили всякую связь с мостиком. Однако взрывы, мощные сотрясения корпуса и грохот наверху говорили команде машинного отделения, что с кораблем не все благополучно. Но машины работали отлично, и членам команды ничего не оставалось делать, как находиться на своих местах. Предпринимались неоднократные попытки связаться с мостиком. Но все каналы [198] связи, даже многочисленные запасные, оказались выведенными из строя.
Огонь распространялся быстро. Раскаленный воздух через воздухозаборные люки стал проникать в нижние отсеки, и люди, которые там работали, падали от удушья. В отчаянной попытке спасти своих людей, командир электромеханической боевой части капитан 2 ранга Тампо пробился наверх через пылающие палубы и доложил командиру корабля о положении в машинном отделении. Срочно был отдан приказ всем людям из машинного отделения немедленно подняться на палубу. Но было уже слишком поздно. Посыльный, ушедший в машинное отделение, не вернулся, не удалось выбраться оттуда и всем остальным.
Так как число убитых и раненых с каждой минутой возрастало, а огонь распространялся все дальше, командир корабля Аоки в 18.00 отдал приказ команде оставить авианосец. Раненых погрузили в шлюпки и катера, высланные эскадренными миноносцами, а многие из тех, кто не был ранен, бросались прямо в море и спешно отплывали от гибнущего корабля. Эскадренные миноносцы «Араси» и «Новаки» подобрали всех, кому удалось спастись. Когда спасательные работы закончились, Аоки, находившийся на одном из эскадренных миноносцев, в 19.20 по радио запросил у адмирала Нагумо разрешения затопить горящий авианосец. Этот запрос был передан на флагманский корабль Объединенного флота, откуда к 22.25 адмирал Ямамото отправил приказ временно воздержаться от затопления авианосца. Получив это приказание, Аоки один возвратился на авианосец. Он добрался до бака, который еще не был охвачен огнем, и там, привязав себя к якорю, стал ждать конца. Ночью эскадренный миноносец «Араси», который по-прежнему стоял рядом с авианосцем, получил сообщение, что в 90 милях к востоку от «Акаги» появилось соединение противника. Час спустя сигнальщик заметил в темноте расплывчатые силуэты нескольких военных кораблей. Командующий группой эскадренных миноносцев капитан 1 ранга Арига начал преследование обнаруженных кораблей всеми своими четырьмя эскадренными миноносцами — «Араси», «Новаки», «Хагикадзэ» и «Майкадзэ». Однако ему не удалось даже определить принадлежность этих кораблей, и эскадренные миноносцы вернулись к авианосцу. Позже выяснилось, что таинственные корабли входили в состав 2-й эскадры эскадренных миноносцев контр-адмирала [199] Танака{32}. Адмирал Ямамото приказал подождать с потоплением «Акаги», так как не видел причин для спешки в этом деле — в это время его силы продвигались на восток, чтобы ночью атаковать противника. Однако теперь, когда над нами нависла угроза поражения и перспектива ночного боя стала весьма сомнительной, следовало немедленно принять определенное решение. 5 июня в 03.50 адмирал Ямамото отдал, наконец, приказ о затоплении огромного авианосца. Нагумо передал это решение капитану 2 ранга Арига и приказал его эскадренным миноносцам после потопления «Акаги» присоединиться к соединению. Арига в свою очередь приказал эскадренным миноносцам торпедировать корабль. Командир «Новаки» капитан 2 ранга Кога впоследствии писал, как тяжело ему было стрелять новыми мощными торпедами по своему авианосцу, который оказался его первой целью за все время войны. В течение 20 минут все четыре эскадренных миноносца выпустили торпеды. Семь минут спустя море сомкнулось над могучим кораблем. Раздался страшный подводный взрыв, который ясно ощутили на всех эскадренных миноносцах. Место гибели корабля находится на 30°30'сев. широты и 179°08' зап. долготы{33}. Время — 04.55, всего за несколько минут до восхода солнца. [200]
В этом последнем бою «Акаги» погибло 263 человека. Все остальные члены его команды были спасены. Прежде чем корабль был уничтожен торпедами, штурман «Акаги» капитан 2 ранга Миура поднялся на борт авианосца и убедил командира изменить свое решение погибнуть вместе с кораблем. Оба благополучно добрались до одного из эскадренных миноносцев.
«Кага», который во время внезапного налета пикирующих бомбардировщиков получил бомбовые попадания почти одновременно с «Акаги», оставался на воде гораздо меньше времени, чем флагманский корабль. В 10.24 девять пикирующих бомбардировщиков атаковали авианосец. Каждый из них сбросил по одной бомбе. Первые три упали рядом с кораблем. Они подняли тонны воды, но не причинили никакого вреда. Однако следующие по меньшей мере четыре бомбы нашли свою цель. Они попали в носовую, среднюю и кормовую части полетной палубы. Бомба, попавшая в носовую часть корабля, как раз перед мостиком, взорвала стоявшую там небольшую цистерну с бензином. Высоко взметнувшееся пламя охватило мостик и прилегающие участки палубы. Командир корабля Окада и большинство других офицеров, находившихся на мостике, погибли на месте. Из старших офицеров в живых остался лишь командир авиационной боевой части капитан 2 ранга Амагаи. Он немедленно принял командование кораблем.
Вскоре пламя охватило весь корабль. В течение нескольких часов аварийные партии отчаянно боролись с пожаром, стараясь хотя бы локализовать его. Но все попытки оказались безуспешными. На корабле уже трудно было найти место, не охваченное огнем. Амагаи был вынужден искать убежища на шлюпочной палубе, где к нему присоединились многие члены команды. Судьба авианосца», по-видимому, была предрешена.
Примерно через три с половиной часа после налета пикирующих бомбардировщиков возникла новая угроза. Капитан 2 ранга Амагаи, внимательно следивший за поверхностью моря, неожиданно обнаружил перископ подводной лодки, находившейся в нескольких тысячах метров от его корабля. Несколько минут спустя в 04.10 командир [201] дивизиона живучести капитан 3 ранга Кунисада заметил следы трех торпед, стремительно приближавшихся к авианосцу. Казалось, они наверняка попадут в цель, и Кунисада, закрыв глаза, стал молиться в ожидании взрывов. Но их не последовало. Две торпеды прошли мимо, а третья, хотя и попала в корабль, но почему-то не взорвалась. Она скользнула вдоль борта и разломилась на две [202] части; при этом зарядное отделение затонуло, а остальная часть торпеды продолжала плавать. Несколько человек из команды «Кага», которые или сами прыгнули в воду или были сброшены с корабля взрывной волной во время разрывов бомб, ухватились за эту часть торпеды и держались на воде в ожидании помощи. Так орудие смерти по воле случая стало средством спасения людей{34}.
На эскадренных миноносцах «Хагикадзэ» и «Майкадзэ» и не подозревали о присутствии подводной лодки, пока она, наконец, не произвела торпедной атаки. Обнаружив подводную лодку, эскадренные миноносцы полным ходом направились к предполагаемому месту ее погружения и забросали подводную лодку глубинными бомбами. Результаты этой атаки остались неизвестными. Подводная лодка больше не появлялась, поэтому эскадренные миноносцы возвратились к тонущему авианосцу и возобновили спасательные работы.
Тем временем огонь на авианосце распространялся все дальше, и в 16.40 капитан 2 ранга Амагаи отдал приказ оставить корабль. Все, кому удалось уцелеть, были переправлены на эскадренные миноносцы, стоявшие рядом. Спустя два часа пожар несколько утих, и Амагаи во главе аварийной партии вернулся на корабль, все еще надеясь спасти его. Однако героические усилия отстоять авианосец от огня оказались тщетными. Некогда могучий авианосец теперь представлял собой пылающий неподвижный остов. Раздались два сильных взрыва, и в 19.25 авианосец пошел ко дну. Место его гибели — 30°20' сев. широты и 179° 17' зап. долготы. В этом бою погибла треть команды авианосца — 800 человек.
«Сорю» — третья жертва налета пикирующих бомбардировщиков получил на одно попадание меньше, чем «Кага», но его повреждения также были очень серьезны. Когда началась атака, команда корабля была занята подготовкой самолетов к взлету. О грозящей опасности узнали лишь тогда, когда на палубе «Кага», находившегося на некотором [203] расстоянии по левому борту, увидели яркие вспышки огня, вслед за которыми раздались взрывы, взметнувшие в небо огромные столбы черного дыма. Глаза инстинктивно поднялись к небу, и все увидели, что 13 американских бомбардировщиков в крутом пике идут прямо на «Сорю». Было 10.25.
В течение трех минут в авианосец попало три бомбы. Первая разорвалась на полетной палубе перед носовым лифтом, а две следующие накрыли центральный, до неузнаваемости разворотив палубу. Вскоре огонь перекинулся на цистерны с бензином и погреб для боеприпасов. К 10.30 пылающий, окутанный клубами дыма корабль представлял собой ужасающее зрелище. Вызываемые огнем взрывы следовали один за другим.
В течение десяти минут остановились главные машины, вышла из строя система рулевого управления, были уничтожены пожарные магистрали. Уже через 20 минут после попадания первой бомбы авианосец был охвачен таким сильным пламенем, что его командиру Янагимото пришлось отдать приказ покинуть корабль. Многие, спасаясь от всепожирающего огня, бросались в море, где их подбирали эскадренные миноносцы «Хамакадзэ» и «Исокадзэ». Другие члены экипажа переправлялись на эскадренные миноносцы более организованно.
Однако вскоре обнаружилось, что Янагимото остался на мостике пылающего корабля. Ни одного командира во всем японском флоте матросы не любили так, как его. Янагимото был настолько популярен, что если он собирался выступить с речью перед командой, матросы собирались раньше на час или более, чтобы занять места поближе. Теперь они решили спасти его любой ценой.
Это дело поручили главному старшине Абэ, чемпиону японского флота по борьбе, так как было решено применить силу, если Янагимото откажется уйти с авианосца добровольно. Когда Абэ вскарабкался на мостик «Сорю», Янагимото стоял там неподвижно с саблей в руке, устремив взгляд на нос корабля. Шагнув вперед, Абэ сказал:
— Командир, я пришел сюда по поручению всей команды, чтобы спасти вас. Я прошу вас перейти со мной на эскадренный миноносец. Матросы ждут вас.
Ответом было молчание. Абэ угадал мысли командира и направился к нему с твердым намерением унести его в поджидавшую их шлюпку. Но сила воли и решимость [204] командира остановили Абэ. Со слезами на глазах он повернул назад. Покидая мостик, Абэ слышал, как Янагимото тихо пел национальный гимн.
В 19.13 на глазах членов команды, которые находились на борту эскадренных миноносцев, «Сорю» погрузился в морскую пучину, унося с собой тела 718 человек и своего командира. Место погружения авианосца — 30°38' сев. широты и 179°13' зап. долготы.
Ни один из многочисленных свидетелей последних часов жизни этого гигантского авианосца не заметил никаких признаков присутствия подводной лодки, никто не видел и следов торпед. Перед погружением авианосца на нем произошел целый ряд взрывов, но они, несомненно, были вызваны пожарами и не чем другим. Поэтому совершенно очевидно, что в американских отчетах о сражении у о. Мидуэй, где честь потопления авианосца «Сорю» приписывается подводной лодке «Наутилус», допущена ошибка, так как объектом атаки подводной лодки был авианосец «Кага». Но, как сказано выше, атака «Кага» подводной лодкой не явилась причиной его гибели.
8. «Хирю» в бою
Когда из-за полученных повреждений «Акаги» как флагманский корабль Ударного авианосного соединения Нагумо перестал существовать, командование соединением на некоторое время автоматически перешло к контр-адмиралу Абэ, командиру 8-й дивизии крейсеров, который держал свой флаг на тяжелом крейсере «Тонэ». Командование авианосной авиацией принял контр-адмирал Ямагути, командир 2-й дивизии авианосцев. Его флагман «Хирю» был единственным авианосцем, не имевшим повреждений после опустошительного налета пикирующих бомбардировщиков.
Хотя поражение казалось неизбежным, мы по-прежнему должны были продолжать боевые действия, пока в нашем распоряжении оставалась пусть даже небольшая часть ударных сил. Контр-адмирал Абэ сразу же приказал контр-адмиралу Кимура, командующему 10-й эскадрой эскадренных миноносцев, обеспечить охранение трех поврежденных авианосцев силами шести эсминцев и одного легкого крейсера «Нагара». После того как адмирал Нагумо и его штаб перешли на «Нагара», крейсер стал флагманским [205] кораблем соединения. Каждому авианосцу было при дано по два эскадренных миноносца в качестве охранения, а также для спасения команды в случае, если какой-либо из кораблей придется оставить. Остальные силы соединения Нагумо продолжали движение на север.
Контр-адмирал Ямагути решил не теряя ни минуты атаковать американские авианосцы. В 10.40 ударная группа в составе 18 пикирующих бомбардировщиков и 6 истребителей сопровождения поднялась в воздух. Группу вел капитан-лейтенант Кобаяси, командир эскадрильи с авианосца «Хирю», участник всех боевых походов соединения Нагумо. Самолеты, набрав высоту 4000 метров, направились к оперативному соединению противника. На пути к цели они заметили американские самолеты, возвращавшиеся на свои авианосцы, и Кобаяси приказал пилотам незаметно следовать за ними. Но два истребителя вопреки приказу атаковали торпедоносцы противника и вступили с ними в бой. В прикрытии группы Кобаяси осталось лишь четыре самолета. Почти у самой цели бомбардировщики были перехвачены американскими истребителями. Завязался жестокий бой. Однако восемь самолетов сумели прорваться и вышли на цель. Два из них были сбиты зенитным огнем крейсеров и эскадренных миноносцев, но шесть остальных атаковали авианосец, добившись попаданий, которые вызвали пожары и подняли огромные столбы густого черного дыма.
Во время атаки были сбиты 3 истребителя и 13 пикирующих бомбардировщиков, включая бомбардировщик Кобаяси. Возвратившиеся пилоты смогли сообщить лишь отрывочные сведения о проведенной атаке. Летчики утверждали, что было сбито не менее семи американских самолетов. Судя по их словам, было сброшено шесть бомб, но точное количество попаданий осталось неизвестным. Однако все единодушно сошлись на том, что американский авианосец потерял ход и окутался огромными клубами дыма. Адмирал Ямагути заключил, что авианосцу удалось причинить серьезные повреждения, так как, по его подсчетам, в него попали по меньшей мере две 250-килограммовые бомбы.
Ямагути не знал, что аварийным партиям на американском авианосце «Йорктаун» (это был именно он) удалось быстро справиться с пожаром и ликвидировать повреждения и что к 14.00 авианосец снова мог идти своим ходом со скоростью 18 узлов. [206]
Когда были получены первые сведения о появлении американских авианосцев, адмирал Нагумо приказал выслать с «Сорю» новый скоростной разведывательный самолет с задачей установить контакт с противником и определить состав его сил. Самолет тотчас же вылетел, но от него не было получено ни одного радиодонесения. Возвратившись, пилот увидел, что авианосец поврежден и объят пламенем, и поэтому произвел посадку на палубу «Хирю». Явившись к адмиралу Ямагути, летчик объяснил:
— Я поспешил возвратиться, так как радио вышло из строя. В состав соединения противника входят три авианосца — «Энтерпрайз», «Хорнет» и «Йорктаун».
Это было потрясающее известие, хотя если судить по количеству самолетов противника, участвовавших в первом налете, уже раньше следовало прийти к выводу, что в состав американских сил входит не один авианосец. Теперь только «Хирю» противостоял трем первоклассным американским авианосцам, из которых лишь один был поврежден, причем далеко не настолько, как это мы себе представляли. К нашему удивлению, одним из авианосцев оказался «Йорктаун», который, по нашим подсчетам, был. потоплен или по крайней мере сильно поврежден в сражении в Коралловом море.
Адмирал Ямагути решил вновь атаковать противника всеми оставшимися самолетами. Ведущим ударной группы, состоявшей из десяти торпедоносцев (один с «Акаги») и шести истребителей (два с «Кага») — это было все, чем располагал Ямагути — был назначен капитан-лейтенант Томонага. Левый бензобак на самолете Томонага, поврежденный во время налета на о. Мидуэй, все еще не был отремонтирован. И когда механик напомнил Томонага об этом, тот только улыбнулся и сказал:
— Все в порядке, не беспокойтесь. Оставьте левый бак в покое и заправьте правый.
После минутного колебания механик сказал:
— Есть! Ваш самолет тоже подтянуть к стартовой линии?
Застегивая свой летный костюм, Томонага спокойно ответил:
— Да, и поторопитесь — мы сейчас вылетаем.
Поврежденный самолет вскоре был подготовлен к взлету. Несколько летчиков предлагали Томонага поменяться машинами, но он отказался. Каждый понимал, что [208] у него не хватит горючего, чтобы вернуться на авианосец, но никто не упомянул об этом — все уговоры были бесполезны, раз Томонага принял решение.
К 12.45 все приготовления закончились. 16 самолетов поднялись в воздух и направились к соединению противника. Адмирал Ямагути неподвижный как статуя, с волнением наблюдал за взлетом самолетов. Их вел человек, который заранее знал, что не вернется. Все стояли угрюмые и молчаливые, подавленные жестокостью войны. Один за другим самолеты отрывались от палубы. В молчаливом прощании поднимались руки, глаза наполнялись слезами.
В 14.26 ударная группа обнаружила авианосец противника и несколько кораблей охранения, которые шли милях в десяти впереди него. Томонага приказал летчикам приготовиться к атаке. Американские истребители, находившиеся в воздушном прикрытии, попытались было перехватить самолеты, но наши истребители завязали с ними бой, а торпедоносцы направились к авианосцу. В 14.32 Томонага приказал самолетам рассредоточиться, чтобы атаковать цель с разных сторон. Две минуты спустя он отдал приказ начать атаку. Резко снизившись с высоты 2000 метров до нескольких сот метров над водой, самолеты устремились прямо на цель. В 14.45 на «Хирю» была получена радиограмма, в которой сообщалось о попадании в авианосец двух торпед (полчаса спустя его опознали как авианосец типа «Йорктаун»).
Подробности атаки сообщили уцелевшие летчики, возвратившиеся на «Хирю» в 16.30. На авианосец вернулась лишь половина ударной группы — пять бомбардировщиков-торпедоносцев и три истребителя. Летчики утверждали, что в авианосец попала по меньшей мере одна торпеда и что был сильно поврежден крейсер типа «Сан Франциско». Однако позднее выяснилось, что за взрыв торпеды, которая, по словам летчиков, поразила крейсер, был принят взрыв сбитого японского самолета, упавшего рядом с крейсером. Кроме того, летчики доложили, что в результате атаки уничтожено восемь американских истребителей.
Как следует из американских материалов, опубликованных после войны, приблизительно в 14.42 две торпеды попали в «Йорктаун» и еще от двух ему удалось уклониться. Эти два попадания, а также повреждения, полученные во время атаки пикирующих бомбардировщиков, решили [210] судьбу корабля{35}. Следует заметить, что ни один из кораблей охранения не получил повреждений во время этой атаки.
Как и следовало ожидать, Томонага не было среди возвратившихся. Лейтенант Хасимото был очевидцем гибели бесстрашного летчика. Вот что он рассказал: «Его самолет, хорошо заметный по хвосту, выкрашенному в желтый цвет, был ясно виден, когда Томонага бросился на авианосец сквозь плотную завесу заградительного огня. Он сбросил торпеду, и в следующий момент его самолет развалился. Атака авианосца при таком зенитном огне была равносильна самоубийству».
Так закончился второй налет самолетов с авианосца «Хирю». Это была последняя атака американских кораблей в сражении у о. Мидуэй. И летчики, участвовавшие в этих атаках, и контр-адмирал Ямагути не сомневались, что во время первого и второго налетов нам удалось поразить различные цели и что, следовательно, два американских авианосца получили серьезные повреждения. На самом же деле оба раза целью был авианосец «Йорктаун». После первой атаки аварийно-ремонтные работы на авианосце были закончены так быстро, что летчики Томонага приняли «Йорктаун» за неповрежденный корабль.
9. Новый налет авианосной авиации противника
После трех воздушных атак, включая и атаку о. Мидуэй, «Хирю» лишился почти всех своих самолетов. Когда в 16.30 вернулся последний самолет из группы Томонага, на авианосце осталось всего шесть истребителей, пять пикирующих бомбардировщиков и четыре торпедоносца. Летчики с самого рассвета вели трудные бои и теперь едва держались на ногах. Не в лучшем состоянии находилась и вся команда корабля. В то время как самолеты с «Хирю» атаковали противника, авианосец подвергался бесконечным атакам американской авиации. Начиная с восхода [211] солнца, авианосец атаковало не менее 79 самолетов. Ему удалось уклониться от 26 торпед и 70 бомб. Тем не менее адмирал Ямагути не отказался от своего решения бороться до конца, несмотря на ничтожно малое количество самолетов, оставшихся в его распоряжении, и крайнюю усталость людей. Он понимал, что налет в дневное время едва ли может принести успех, и поэтому решил предпринять последнюю атаку в сумерки, когда у его немногочисленных самолетов будет больше шансов нанести противнику решительный удар.
Около 17.00 наступило затишье. Пользуясь этим моментом, решили накормить команду — ведь матросы с самого раннего утра находились на боевых постах. Все с жадностью набросились на сладкий рис. Но даже во время этой короткой передышки приходилось вести воздушное патрулирование. Кроме того, велась подготовка к намеченной атаке в сумерки. Мы считали, что у противника остался один авианосец, и для определения его местонахождения адмирал Нагумо приказал послать скоростной разведывательный самолет.
В 17.03, когда разведывательный самолет был готов к взлету, вдруг раздался крик сигнальщика: «Прямо над нами пикирующие бомбардировщики противника!» Самолеты появились с юго-запада, со стороны солнца, и, не имея радиолокационных установок, мы не смогли заметить их приближения. 13 самолетов выбрали своей целью «Хирю».
На «Хирю» открыли огонь, и в тот же момент его командир, капитан 1 ранга Каку, приказал положить руль на правый борт. Корабль резко пошел вправо. Этот своевременный поворот позволил уклониться от первых трех бомб, но на авианосец уже пикировали другие бомбардировщики, и вскоре «Хирю» получил четыре прямых попадания, которые вызвали пожары и взрывы. К небу поднялись столбы черного дыма, авианосец стал терять ход.
Все четыре бомбы упали около мостика. От сильного сотрясения вылетели стекла. Палуба в том месте, где находится носовой лифт, была так искорежена, что с командного пункта авиации стало невозможно следить за происходящим впереди. Огонь быстро распространился по палубе, захватил загруженные боеприпасами самолеты и отрезал путь в машинное отделение. Там, внизу, люди героически работали до последней возможности, пока не погибли от невыносимой жары и удушающего дыма. [212]
Когда наш последний авианосец был выведен из строя, самолеты противника занялись кораблями охранения. Уже в 16.49 линейному кораблю «Харуна» пришлось выдержать атаку четырех бомбардировщиков, а 19 минут спустя — еще двух. Но ни одна из бомб не попала в цель, и линейный корабль остался невредимым. В 18.26 его атаковали бомбардировщики базовой авиации, но и на этот раз он избежал попаданий. Тяжелый крейсер «Тонэ» в 17.20 атаковали три пикирующих бомбардировщика, в 17.28 — еще девять и затем в 18.18 три бомбардировщика базовой авиации, но крейсер остался невредимым. В 17.32 «Тикума» уклонился от атаки девяти пикирующих бомбардировщиков, в 17.45 — от атаки одного и в 18.10 — трех бомбардировщиков базовой авиации.
В 21.23 «Хирю» остановился и начал крениться. По мере того как корабль наполнялся водой, крен его увеличивался и в конце концов достиг 15°. Пожарные помпы бездействовали, рулевое устройство тоже. Несколько позже одну из помп удалось отремонтировать, после чего она безостановочно работала. Через некоторое время неподвижный авианосец был вновь атакован на этот раз бомбардировщиками В-17, но ни одна из бомб не попала в цель.
«Кадзагумо» — флагманский корабль капитана 1 ранга Абэ, командующего 10-й эскадрой эскадренных миноносцев, — был искусно подведен к горящему авианосцу, чтобы помочь команде бороться с огнем и снабдить ее едой и питьем. Охранение авианосца нес эскадренный миноносец «Югумо».
Две отчаянные попытки проникнуть в машинное отделение окончились неудачей. Вскоре стало ясно, что надежды на спасение корабля нет. Контр-адмирал Ямагути через эскадренный миноносец «Кадзагумо» послал адмиралу Нагумо донесение, в котором сообщал, что намеревается отдать приказ команде «Хирю» покинуть корабль. 5 июня в 02.30 контр-адмирал Ямагути приказал капитану 1 ранга Каку собрать всю команду на верхней палубе. Собралось около 800 человек. Контр-адмирал Ямагути обратился к ним со следующими словами: «Как командир этой дивизии авианосцев я один несу ответственность за гибель «Хирю» и «Сорю». Я останусь на борту до конца. Приказываю всем немедленно покинуть корабль и продолжать верно служить Его Величеству Императору».
Офицеры штаба адмирала Ямагути просили разрешения остаться вместе с ним, но адмирал наотрез отказал, и офицеры [214] неохотно стали готовиться к переходу на стоявший рядом «Кадзагумо». Перед расставанием Ямагути и офицеры его штаба в молчании подняли прощальный тост. Бокалы пришлось наполнить водой из находившегося под рукой бочонка. Начальник штаба Ямагути капитан 2 ранга Ито спросил, нет ли у адмирала каких-либо поручений к нему. В ответ Ямагути снял свою фуражку и отдал ее Ито на память. Потом он попросил у Ито кусок парусины, которую тот держал в руках. Ямагути решил привязать себя к мостику, чтобы ничто не могло помешать ему погибнуть вместе с его кораблем.
Капитан 1 ранга Каку решил сам остаться на борту авианосца и умолял адмирала оставить корабль. Ямагути понимающе улыбнулся, но категорически отверг это предложение. Оба командира молча простились с подчиненными. Луна ярким серебряным светом заливала искалеченную палубу авианосца.
Команда «Хирю» уже начала перебираться на «Кадзагумо». Командир группы эскадренных миноносцев капитан 1 ранга Абэ подошел к авианосцу, пытаясь убедить Ямагути и Каку оставить корабль. Но все было бесполезно. Когда последние матросы оставили корабль, адмирал Ямагути и капитан 1 ранга Каку поднялись на мостик и оттуда в последний раз попрощались с людьми, которые так долго служили под их командованием.
Когда эсминцы отошли от авианосца, Абэ приказал выполнить последнее приказание адмирала Ямагути — потопить корабль. В 05.10 раздались оглушительные взрывы. Торпеды «Кадзагумо» и «Югумо» попали в цель. Огромный авианосец начал тонуть. В 05.40 на «Ямато» получили сообщение Абэ о потоплении «Хирю». В донесении также указывалось место его гибели — 31°38' сев. широты и 178°51' зап. долготы. Однако через двадцать минут самолет с легкого авианосца «Хосё», посланный на восток с целью установить местонахождение соединения Нагумо, обнаружил «Хирю», который все еще находился на плаву. Пилот сообщил, что на борту авианосца видны люди. Было сделано несколько снимков горящего и покинутого командой корабля.
Ознакомившись с донесением, адмирал Ямамото передал его адмиралу Нагумо и приказал проверить, затонул ли корабль. В противном случае необходимо было сделать все возможное, чтобы спасти людей, замеченных на его [215] борту. Но ни «Таникадзэ», ни разведывательный самолет с «Нагара», посланный ему в помощь, «Хирю» не нашли.
По американским данным, опубликованным после войны, «Хирю» оставался на воде примерно до 08.20. Люди, которых видели на палубе, спаслись просто чудом: торпеды, выпущенные эскадренными миноносцами Абэ, открыли им выход из машинного отделения. Когда авианосец затонул, людей смыло водой. Несколько позже их подобрал американский корабль. Последний бой «Хирю» стоил жизни 416 членам его команды и двум командирам, которые решили погибнуть вместе со своим кораблем.
Со смертью адмирала Ямагути японский военно-морской флот потерял одного из лучших офицеров. Ямагути считали наиболее подходящим преемником адмирала Ямамото на посту главнокомандующего Объединенным флотом. Его смелость и ум вызывали уважение у его начальников и веру у подчиненных. Каждый, кто знал адмирала Ямагути, глубоко скорбел о его гибели.
10. Отход
В 11.30 флаг адмирала Нагумо был перенесен на крейсер «Нагара». Несколько ранее разведывательный самолет с «Тикума» радировал: «Противник по пеленгу 70°, в 90 милях от нашего соединения. Время 11.10». Это донесение вызвало некоторое замешательство. Затем капитан 1 ранга Оиси обратился к адмиралу: «Противник находится намного ближе, чем мы предполагали. Если мы на полной скорости пойдем вперед, нам удастся вступить с ним в бой».
По нашим предположениям, у противника, кроме авианосцев, было семь крейсеров и пять эскадренных миноносцев. Если бы два наших быстроходных линейных корабля, два тяжелых крейсера и один легкий, а также двенадцать эскадренных миноносцев сумели навязать бой вражескому соединению, мы имели бы шансы уничтожить корабли противника орудийным огнем и торпедами. Правда, следует напомнить, что в момент получения радиограммы вместе с «Нагара» находились только пять эскадренных миноносцев: другие остались около трех поврежденных авианосцев и несколько шли на север вместе с линейными кораблями «Харуна» и «Кирисима», тяжелыми крейсерами «Тонэ» и «Тикума» и авианосцем «Хирю».
Адмирал Нагумо обдумывал предложение Оиси до 11.53 и затем решил принять его. Всем кораблям соединения [216] был передан по радио короткий приказ: «Идем в атаку. Сбор!» Приказ был повторен в 11.56 и затем еще раз в 11.59. В последней радиограмме дополнительно указывался боевой порядок, который следовало принять на курсе 170°: впереди должна была идти 10-я эскадра эскадренных миноносцев, а за ней соответственно 8-я дивизия крейсеров и 2-й отряд 3-й дивизии линейных кораблей. «Нагара» тем временем лег на северо-восточный курс и со скоростью 24 узла направился на встречу с остальными кораблями соединения.
Прежде чем отдать этот приказ, адмирал Нагумо послал адмиралу Ямамото и командующему Соединением вторжения на о. Мидуэй вице-адмиралу Кондо донесение, в котором информировал их о сложившейся обстановке и своих намерениях. В этом донесении, отправленном в 11.50, в частности, говорилось: «В результате воздушного нападения противника «Акаги», «Кага» и «Сорю» получили серьезные повреждения. Начавшиеся на кораблях пожары окончательно вывели их из строя. Я перенес свой флаг на «Нагара». После боя с противником намереваюсь отойти со своим соединением к северу...»
Однако в 13.00 разведывательный самолет с крейсера «Тонэ» сообщил обескураживающую новость — противник отходит. Американцы имели превосходство в воздухе, поэтому и следовало ожидать, что они постараются держаться от японских сил на безопасной дистанции и предпримут серию атак силами авиации. Охранение противника состояло лишь из крейсеров и эскадренных миноносцев, и с его стороны было бы глупо вступать в морской бой с нашим мощным соединением. Больше того, его корабли поддерживались авиацией, базировавшейся на о. Мидуэй, и он имел достаточное количество разведывательных самолетов, чтобы неотступно следить за нашим соединением. Было ясно, что как бы мы ни рвались вперед, у нас было мало шансов сблизиться с противником и вступить с ним в бой, который мог бы склонить чашу весов в нашу сторону. Мы только рисковали попасть в приготовленную для нас западню.
Поэтому примерно через час Нагумо и его штаб решили отказаться от дневного боя с противником. Теперь единственным шансом нанести противнику ответный удар был ночной бой. В связи с этим адмирал Нагумо решил временно отступить, чтобы подготовиться к ночным действиям. [217]
В 14.45 «Нагара» встретился с «Хирю» и другими кораблями. Соединение перестроилось: флагманский корабль шел головным, авианосец — в центре, линейные корабли и крейсера — на флангах. В 16.20 Нагумо получил донесение контр-адмирала Ямагути о том, что в сумерки он намеревается атаковать авианосцы противника всеми самолетами, оставшимися на «Хирю». Командующий соединением согласился с ним, но тем не менее, пока велись приготовления к атаке, приказал соединению идти прямо на запад, то есть от противника.
Ямагути намеревался поднять свои самолеты в 18.00. Однако, как уже было сказано, в 17.03 пикирующие бомбардировщики противника атаковали и вывели из строя «Хирю», лишив соединение Нагумо последних самолетов. Штаб Нагумо ясно сознавал, что сражение проиграно и что единственный шанс избежать полного разгрома — вовремя вывести корабли из-под удара противника. Но каждый офицер чувствовал личную ответственность за поражение, и ни один из них не решался предложить отступление.
Мы оказались в чрезвычайно опасном положении. Наши воздушные силы были уничтожены, а противник имел по меньшей мере один неповрежденный авианосец. Нам не удалось вывести из строя аэродромы на о. Мидуэй, и некоторые из наших кораблей все еще находились в радиусе действия береговой авиации. Господство в воздухе безраздельно принадлежало противнику, и это предрешало исход сражения.
Даже слабая надежда на ночной бой исчезла, когда в 17.33 мы получили сообщение разведывательного самолета о том, что американское оперативное соединение продолжает отходить на восток. Это известие вызвало ярость Нагумо. Тем не менее Оиси продолжал усиленно готовиться к ночному бою. Он приказал подготовить к вылету единственный во всем соединении ночной разведывательный самолет с «Нагара», чтобы установить местонахождение противника.
Разумеется, прежде чем вступить с ним в бой, его нужно обнаружить. Но никто из нас не верил, что нашему единственному разведывательному самолету ночью удастся разыскать корабли противника. Большинство офицеров штаба Нагумо скептически относились к задуманному предприятию, но Оиси упорно настаивал на своем плане. Стремясь усилить соединение для ночного боя, он рекомендовал собрать [218] все эскадренные миноносцы, находившиеся около поврежденных авианосцев. Адмирал Нагумо согласился с этим, и в скором времени был отдан приказ всем кораблям, включая эскадренные миноносцы, немедленно соединиться с главными силами.
Этот приказ явился полнейшей неожиданностью для офицеров штаба. У многих возник вопрос — что станет с командами авианосцев, если они затонут. Больше того, если снятие команд с тонущих авианосцев и затопление кораблей не будут своевременно закончены и если соединение не успеет уйти до рассвета, все наши корабли могли стать мишенью для многочисленных американских самолетов. Об этом думали, вероятно, многие, но все молчали.
В 18.30 с «Тикума» было получено донесение, которое еще больше усилило мрачные настроения на «Нагара». В нем говорилось: «В 17.13 самолет № 2 с «Тикума» обнаружил четыре авианосца, шесть крейсеров и пятнадцать эскадренных миноносцев противника в 30 милях к востоку от горящего авианосца. Соединение противника идет на запад»{36}.
Это донесение заставило пересмотреть все наши планы, так как из него следовало, что противник много сильнее, чем мы предполагали. Было бы просто чудом, если бы нашему соединению, которое не имело радиолокационных установок и располагало всего лишь одним ночным разведывательным самолетом, удалось обнаружить и успешно атаковать такого сильного противника. Если же мы проиграем ночной бой, у нас не будет возможности избежать атаки на рассвете, и наши корабли окажутся в чрезвычайно опасном положении. Уяснив все это, адмирал Нагумо в конце концов решил отказаться от ночного боя и выбрал более разумный путь — отступление. Эскадренным миноносцам было приказано вернуться к поврежденным авианосцам.
Итак, мы проиграли сражение. Соединение Нагумо отходило на северо-запад. Горящий «Хирю» постепенно отставал и вскоре скрылся из виду. С ним остались эскадренные миноносцы «Кадзагумо» и «Югумо». [219]