Кульминация
В отличие от центра и юга Синая с их скалистой и гористой местностью, северная часть, та, что ближе к Средиземному морю, представляет собой песчаную равнину. Поэтому, ввиду отсутствия выгодных для обороняющихся естественных препятствий, рубежи Рафаха состояли из большого количества огневых точек, сооруженных на небольших возвышениях так, чтобы в бою одна могла поддерживать другую, в том числе и стреляя прямой наводкой.
Позиции обороняли части 5-й пехотной бригады из состава египетской 3-й дивизии. Обычно в бригаду входило четыре пехотных батальона, но с началом боевых действий на Синае она была усилена еще двумя, 45-м и 46-м батальонами из 87-й бригады палестинской Национальной гвардии. [145]
Таким образом, на опорном пункте Рафах нашему наступлению противостояли шесть пехотных батальонов, две роты моторизованного пограничного батальона, один артиллерийский полк, одна противотанковая батарея (двенадцать САУ «Арчер») и одна батарея ПВО. Танковый эскадрон, предназначенный для поддержки Рафаха, дислоцировался в эль-Арише, где находился штаб дивизии, в котором решили не распылять части 3-го бронетанкового батальона («Шерманы») по пехотным бригадам, а задействовать целиком как усиленный резерв.
Задача контингента в Рафахе состояла в том, чтобы не допустить прорыва израильских войск на Синай через эль-Аришское направление. Защитники Рафаха получили приказ «держаться до конца», однако 1 ноября, через несколько часов посла начала нашего штурма, дивизионное командование отдало распоряжение некоторым частям отойти к эль-Аришу. Поэтому в районе находящегося в тылу Магронтина эти части успели блокировать магистраль эль-Ариш — Рафах до того, как туда вышли наши войска.
Мы знали, какую встречу готовят нам египтяне в Рафахе, и считали, что он станет для нас самым крепким орешком. Поэтому мы поставили задачу захвата и взятия под контроль всего направления Рафах — эль-Ариш двум бригадам — 1-й пехотной и 27-й бронетанковой.
Надо сказать, что бронетанковая бригада, в дополнение к своему мотопехотному батальону, включала в себя три соединения, называемых бронетанковыми батальонными тактическими группами, на деле состоявших всего из четырех эскадронов: одного — легких танков АМХ, еще одного — «Шерманов-50» и двух — «Супер-Шерманов».
В 1-ю пехотную бригаду входило три батальона и еще один, приданный ей для самостоятельных действий, а также прикомандированный к ней эскадрон «Супер-Шерманов» из 27-й бригады.
Трудность взятия Рафаха заключалась не только в том, что противник дислоцировал крупные силы на заранее подготовленных и хорошо укрепленных позициях, но также и в том, в каких условиях нашим людям предстояло взламывать вражескую оборону. Тут мы ни в коем случае не могли рассчитывать на внезапность. Напротив, нас здесь давно ждали и тщательно готовились к встрече. Кроме того, время, отведенное нашим солдатам на операцию в данном районе, было крайне ограниченным. Двадцать четыре часа назад мы изо всех сил сдерживали их, а теперь подгоняли. «Волны», поднятые на Ассамблее ООН, и особенно неожиданная для нас враждебность американцев, диктовали как можно более быстрое завершение кампании. [146]
Оперативно-тактические факторы тоже оказались вещью весьма упрямой. Изначально взятие Рафаха предполагалось осуществить в ночь с 31 октября на 1 ноября, чтобы к утру ключевые господствующие позиции вдоль шоссе находились в наших руках и мы могли бы наступать на эль-Ариш. Но в итоге, от всей ночи нашей пехоте осталось менее двух с половиной часов, с 03.05 до 05.30. Первая часть ночи отводилась ВМФ и ВВС на подготовку вражеских позиций к атаке. По разным причинам обстрел с моря не мог начаться раньше 02.00 и продолжался всего полчаса. Авиация бомбила неприятельские рубежи с 02.30 до 03.05.
Впоследствии стало очевидно, что, тратя драгоценные часы темноты на обстрелы с моря и бомбардировки с воздуха, мы больше проиграли, чем выиграли. От первого было много шума, второе и вовсе чуть не обернулось катастрофой. Мы все представляли себе, как наши эсминцы обрабатывают позиции противника в этаком европейском стиле, как в фильмах, где снаряды превращают в щепы вражеские рубежи на берегу перед началом высадки десанта. Лично я надеялся — и говорил об этом офицерам, в задачи которых входило взятие Рафаха, — что артподготовка с моря приведет к крушению египетской обороны, и когда вслед за тем на штурм пойдет пехота, она почти не встретит сопротивления.
Но левиафан явил себя килькой. Хотя судовая артиллерия выпустила по противнику в Рафахе полторы сотни 155-мм снарядов, ни одна из наших сухопутных батарей не променяла бы это и на несколько залпов.
Что же до ВВС, то летчики умудрились сбросить осветительные ракеты на парашютах прямо над головами наших солдат и принялись бомбить их. Мы немедленно дали им приказ прекратить «подготовку с воздуха», пока нам не пришлось отправлять наших людей в госпитали вместо того, чтобы посылать в атаку.
Но что сделано, то сделано. Так или иначе только где-то в 03.00 1 ноября наши сухопутные силы смогли начать штурм. В атаку на аванпосты Рафаха пошли две бригады, 1-я и 27-я.
Штурм велся на трех направлениях: на юге и в центре силами 1-й бригады (по два пехотных батальона на каждом), а на северном — мотопехотным батальоном 27-й бригады. По плану им предстояло захватить не все, а только наиболее важные участки данного узла обороны, а также открыть путь для бронетехники, чтобы та могла достигнуть шоссе Газа — Кантара и наступать на эль-Ариш.
Ключевым пунктом оборонительного узла Рафаха являлся перекресток, где шоссе из Газы в эль-Ариш пересекается с дорогой из [147] Рафаха в Ницану. На запад от этой точки к эль-Аришу ведет только одна дорога, но на юг, на север и на северо-восток их три: на юг лежит дорога на Ницану и Кециот, на север — внутренняя дорога, пролегающая через лагеря Рафаха, а на северо-восток — дорога в Хан-Юнис и Газу. Взятие под контроль каждого пути вменялось в задачу отдельным частям. Южным силам предстояло пробить брешь в обороне, чтобы дать бронетехнике выйти на дорогу к Ницане. Центральным — очистить путь к дороге на северо-восток. Северные силы должны были открыть доступ к дороге между, лагерями Рафаха. Желательно добиться успеха на всех трех участках, однако мы принимали во внимание возможность того, что в первую ночь нам удастся пробиться только в двух местах, а то и в одном. Но даже и в таком случае бронетехника немедленно воспользуется «окном», чтобы выйти на шоссе Рафах — эль-Ариш и наступать на запад.
Оборонительный район Рафах представлял собой целую сеть из закопанных в песок, запрятанных в садах и зарослях колючек огневых точек. Когда начался штурм, не одно из наших подразделений ошиблось в выборе целей и путей подхода к ним. Ни трассы пулеметных очередей, ни наводящий огонь артиллерии не помогали определить местонахождение огневых точек противника. Наши позиции находились слишком близко к неприятельским. Пули и снаряды летали туда-сюда, и трудно было понять, кто и откуда стреляет. Особенности системы обороны противника определяли характер нашей операции. Штурмовые колонны общей численностью около трех тысяч человек разделялись на множество подразделений и подподразделений, каждому из которых проходилось самостоятельно прокладывать себе путь через минные поля и проволочные заграждения, пробиваться к заданному объекту и вести там свой отдельный бой.
Овладение южным направлением осуществлялось в два этапа. На первом одному батальону предстояло захватить три египетских аванпоста, № 6, 2 и 293, а затем, во второй фазе, другой батальон должен был, следуя за первым, подавить оставшиеся очаги сопротивления на данном участке.
Первый батальон продвигался с трудом. Командир роты «D», которому отводилась роль взятия первого аванпоста — аванпоста № 6, — не смог его обнаружить. Когда противник открыл огонь — сначала артиллерийский, а потом пулеметный — комроты запросил разрешение на отход и предложил передать задачу захвата аванпоста другой части. В конце концов, получив от комбата категорический приказ идти вперед и взять точку, рота выполнила задачу, и [148] командир отрапортовал: «Аванпост № 6 в наших руках». Только с рассветом обнаружилось, что аванпост № 6 не был взят с боя — египтяне оставили его еще до начала штурма.
Вторая позиция, аванпост № 2, также досталась атаковавшей ее роте «С» без боя. Третью, аванпост № 293, взяла рота «В». Эта часть передвигалась на полугусеничных бронемашинах. Приблизившись к противнику, они развернулись в боевые порядки и устремились на египтян. Несмотря на огонь, которым встретили израильтян оборонявшиеся, рота не ослабила натиска; скоро стрельба прекратилась и неприятель бежал. Взятием этого пункта ознаменовывалось завершение первой фазы операции на данном направлении — стадии проникновения. Батальон потерял двух человек убитыми и восемь ранеными вследствие огня вражеской артиллерии еще тогда, когда находился на исходной позиции. В ходе же самого штурма обошлось без потерь. Даже полугусеничные бронемашины, которые атаковали через два ряда бакелитовых мин{54}, умудрились пройти по ним и не подорваться.
Пришла пора главной битвы на данном участке — овладения жизненно важными пунктами на южном направлении. Задание это получил моторизованный батальон, личный состав которого передвигался на полноприводных трехосных грузовиках и полугусеничных бронемашинах. Роль поддержки осуществлял эскадрон средних танков («Супер-Шерман») из 27-й бригады.
Несмотря на то, что строй шел тем же путем, что и первая колонна полугусеничных бронемашин батальона, едва атакующие оказались на минном поле, подорвалась головная машина. Командирская полугусеничная бронемашина попыталась объехать ее справа и, тоже наскочив на мину, загорелась. Теперь огонь египетской артиллерии, стрелявшей по колонне с самого начала, стал более интенсивным и метким, поскольку превратившаяся в факел бронемашина помогала противнику целиться. Израильские саперы, под свист осколков пробравшиеся на поле, проделали новый проход в минных заграждениях слева от подбитой техники. Комбат собрал людей, укрывавшихся за песчаными холмиками и прятавшихся в приземистом кустарнике, и колонна продолжила движение. Несколько полугусеничных бронемашин и два танка прошли через новый коридор, но третий танк наехал на мину, которую, по всей видимости, не заметили саперы, и наступление опять застопорилось. Снова саперы отправились очищать путь от мин, но на сей раз первый же танк подорвался и лишился хода. [149]
Батальон увяз. Два танка, полугусеничная бронемашина и трехосный грузовик, подорвавшиеся на минах, блокировали проход в заграждениях, и неприятель обрушил на оказавшийся в ловушке батальон все имевшиеся в его распоряжение огневые средства: артиллерию, минометы и крупнокалиберные пулеметы. Было 04.30, до начала рассвета оставалось полчаса, если он застигнет колонну там, где она есть, — а ничего другого случиться не могло — египтяне с соседних аванпостов расстреляют ее. Командир батальона связался с комбригом и предложил, пока не поздно, увести оставшуюся технику и людей и окопаться на ближайших позициях. Продолжать наступление для захвата перекрестка стало совершенно невозможно.
Комбриг отверг предложение и приказал во что бы то ни стало выполнить задачу — овладеть господствующими над перекрестком высотами. Если этого нельзя сделать, используя технику, значит, надо оставить ее и продолжать атаку в пешем строю.
Возможно, в других обстоятельствах предложение комбата следовало бы принять, но только не в той ситуации. Надо было сделать все, даже невозможное, чтобы к утру бригада открыла бронетехнике путь к шоссе и, таким образом, к взятию эль-Ариша. Резервов у бригады не осталось, все выполняли поставленные задачи, все сражались, а потому сменить батальон было некому.
Вместе с тем для батальона не было никакого смысла пытаться достигнуть объект пешком. Люди бы просто не смогли за оставшееся время преодолеть двенадцать километров, отделявших их от перекрестка, но даже если бы смогли, то перспектива взятия египетских аванпостов без поддержки танков выглядела весьма малообнадеживающей. Оставался только один способ — расчистить новый проход в минных полях для техники.
Утекали последние минуты спасительной темноты, но тех, кто упорен, ждет награда. В 05.15 саперы батальона разогнули согбенные спины. Проход, проделанный ими на сей раз к северу от подбитых машин, выдержал испытания, и танки прошли через него без проблем. Батальон отправился в путь — впереди разведчики, затем танковый эскадрон с ротой «С», замыкавшей колонну на полугусеничных бронемашинах. Бойцы роты «D», потерявшие свои транспортные средства, взобрались на танки, уцепившись «за гривы боевых коней» — «Супер-Шерманов». Боевой дух был на высоте — и среди рядовых, наверное, выше, чем у офицеров. Главное, было выбраться из минно-снарядной преисподней и наступать, опять наступать!
Колонна двигалась быстро и к 05.50 достигла первой цели, аванпоста № 5. Уже совсем рассвело, и египтяне открыли плотный огонь. [150] Джипы разведчиков ответили противнику. Танкисты не стали ждать приказа, они сделали то, что нужно, — развернули строй вправо и принялись бить по врагу прямой наводкой. Рота на полугусеничных бронемашинах построилась в боевой порядок и проложила себе путь через заграждения. В 05.55, через пять минут после того, как был открыт огонь, комбат рапортовал: «5-й — наш». Путь к перекрестку был открыт, по ту сторону аванпоста поблескивала покрытием черная асфальтовая лента шоссе Рафах — Ницана.
В 06.30 колонна двинулась к перекрестку. По центру дороги катились танки, неся на броне «кавалеристов» из роты «D», следом спешили полугусеничные бронемашины. Слева и справа от бронетехники, направляя колонну, ехали джипы.
Перекресток прикрывали три аванпоста, № 8, 10 и 12. С приближением израильтян противник открыл огонь из пулеметов и противотанковых орудий. Колонна остановилась, а командир вызвал артиллерийскую поддержку. Некоторое время перестрелка продолжалась, а потом танки ринулись на штурм. Едва завидев это, египтяне с первого аванпоста бросились в бегство. Кто своим ходом, кто на машинах, они удирали в сторону эль-Ариша. В 07.50 рота «С» на полугусеничных бронемашинах овладела аванпостом № 8, а «кавалеристы», рота «D», взяли аванпост № 10. Оставался один № 12, на который обрушился весь батальон, выстроившись точно на показательных ученьях: роты «А» и «С» шли параллельно друг другу с танками на правом фланге и джипами — на левом. В 09.00 пришло сообщение: «12-й — в наших руках», а через несколько секунд прозвучало: «Перекресток наш, я повторяю, перекресток наш».
Затем батальон закрепился на оборонительной позиции. Конечно, перекресток был взят, но победители владели лишь тонким клинышком земли длиной в четырнадцать километров, по обе стороны от которого располагались позиции египтян. Пока не закончен процесс овладения объектами на центральном и северном направлениях, противник может свести на нет наш успех на перекрестке. Страхи эти, однако, оказались беспочвенными. Неприятель не только не помышлял о контратаке, он даже не особо рвался защищать те пункты, которые еще оставались в его руках. В большинстве случаев арабы обороняли свои аванпосты до тех пор, пока дело не доходило до рукопашной. Когда израильтяне врывались на вражеские позиции, египтяне бросали оружие и обращались в бегство. Из семи аванпостов противника на южном направлении три были оставлены еще до подхода атакующих (№ 2, 6 и 8), и только защитники № 10 и 12 оказали серьезное сопротивление. [151]
По этой причине потери, понесенные нашим батальоном в основном от артобстрелов и мин, оказались невелики: двое убитых и двадцать два раненых. То же касалось и техники. Четыре танка, две полугусеничные бронемашины и один полноприводный грузовик подорвались на минах, и только один танк пострадал от снаряда противотанкового орудия, при этом ранения получили командир и механик-водитель.
Вести бой на центральном направлении оборонительного узла Рафах было доверено двум батальонам ветеранов из 1-й бригады. Задача заключалась в том, чтобы взять две расположенные рядом египетские позиции, аванпосты № 25 и 25а, и комбат решил штурмовать их одновременно. Аванпост № 25 предстояло взять роте «А», а аванпост № 25а — роте Нахаля (Нахаль — «Юные воины-первопроходцы»). Бойцы Нахаль проходят военную подготовку и выполняют не только обязанности солдат, но и сельскохозяйственных рабочих в отдаленных приграничных поселениях{55}. Обе роты вышли с исходных позиций в пешем строю. Расстояние было большим, и до цели они добрались только около 05.00. Рота «А» приблизилась к аванпосту № 25 и изготовилась для штурма. Египтяне заметили их и открыли огонь, который был поддержан с соседних точек. Израильтяне намеревались проделать проход в заграждениях с помощью банголорской торпеды, но заряд в длинной кишке почему-то не взорвался. Командир роты не стал откладывать атаку и дал указание отделению огневой поддержки приготовиться к открытию концентрированного пулеметного огня по позициям противника. После этого рота устремилась вперед и, голыми руками вырывая стойки, к которым крепилась колючая проволока, пробилась через заграждения.
На другой стороне израильтян ждал сюрприз: аванпост опоясывало минное поле. Пока штурмующие прокладывали себе путь через проволоку, египтяне смогли определить, откуда они появятся, и открыли по нашим бойцам плотный прицельный огонь. Отступление ничего не решало и гарантировало большие потери. Надо было пройти через поле и сделать это быстро, до рассвета. Офицер-сапер пополз впереди, выпалывая мины шанцевым инструментом и прокладывая дорогу последовавшим за ним бойцам. Так они достигли склона выступа, где располагались позиции египтян, взобрались по нему [152] и бросились на штурм, строча из автоматов и забрасывая противника ручными гранатами. Отделения рассредоточились по ходам сообщения и стали быстро продвигаться вперед. Когда неприятель понял, что штурмующие уже проникли на аванпост, сопротивление прекратилось. Казалось, все шло замечательно, но в тот момент, когда наши солдаты оказались в центре выступа, они, к огромному своему удивлению, увидели приближавшуюся к ним роту Нахаля, которая должна была штурмовать соседний аванпост, № 25а. Как видно, бойцы Нахаль ошиблись и атаковали аванпост № 25 с другой стороны, решив, что это и есть № 25а. Несколько минут оба ротных командира пребывали в полной растерянности. Их солдаты рассыпались по всей позиции в пересекавшихся и взаимно сообщавшихся окопах довольно большого опорного пункта. Было совершенно ясно, что № 25а нужно атаковать и взять его, но весь вопрос заключался в том, как и с кем? Тут обнаружился ход сообщения между двумя позициями. Конечно, воспользовавшись им, наши бойцы рисковали — что если противник приготовит им ловушку с другой стороны? Посовещавшись немного, оба командира решили, что игра стоит свеч и повели подразделение из двух рот по траншее к № 25а. Враг не приготовил им засады, но отделение тяжелого оружия{56} поприветствовало их своими залпами. Однако египтяне опоздали, и в 05.30, когда уже рассвело, аванпост № 25а оказался в руках израильтян.
Потери батальона при штурме обеих позиций составили шестеро погибших и двадцать восемь раненых. Считать убитых египтян не стали, а пленных комбат приказал не брать. Любому египетскому солдату, которых хотел унести ноги, просто указывали на дюны.
Заданием другого батальона был захват аванпоста № 29 и близкорасположенного к нему аванпоста № 27. Аванпост № 29 считался центральной и наиболее жизненно важной позицией Рафахского оборонительного узла, но, как позднее выяснилось, сила защитников на этом участке оказалась значительно преувеличенной.
Батальон вышел с исходной позиции в 03.30 и, быстро продвигаясь, через час оказался рядом с целью. Роты изготовились к штурму, но командиры никак не могли определить, кому из них какой пункт штурмовать. Комбат связался с артиллеристами и попросил трассерами показать, где аванпост № 29. Однако это не помогло, потому что египтяне тоже принялись палить со всех сторон, и различить наводящий огонь в такой обстановке было делом безнадежным. В какой-то момент рота «А» неожиданно оказалась перед заграждениями, [153] прорвалась через них и снова столкнулась с препятствиями, преодолела и их, вышла на открытое место и принялась искать объект. Пока они все это проделывали, египтяне усилили обстрел с одного из опорных пунктов, и тут-то израильтяне поняли — это то, что они так долго искали, аванпост № 29.
Было уже 05.00. Полугусеничные бронемашины развернулись в боевые порядки, и сидевшие в них бойцы принялись обстреливать из базук противника, прикрывавшего подходы огнем из пулеметов и противотанкового оружия. Тем не менее двум полугусеничным бронемашинам удалось приблизиться к неприятелю и с ближней дистанции уничтожить две противотанковые пушки. Огневое противодействие со стороны противника снизилось, и полугусеничные бронемашины вместе с взводом из роты «С» прорвались через заграждения и овладели аванпостом. С рассветом рота «А» вышла на извилистую тропу, на которой виднелись свежие следы. Израильтяне решили, что они принадлежат солдатам противника, а значит, тропа не заминирована. Догадка оказалась верной, и рота без потерь преодолела северные рубежи аванпоста.
В 05.30 завершилось взятие аванпоста № 29, и командир батальона перегруппировал роты «D» и «С» для штурма соседнего аванпоста № 27. В этот момент прибыла бронетанковая батальонная группа из 27-й бригады и согласилась помочь пехоте, поддержав ее огнем и маневром. Увидев танки, египтяне бросились бежать, и когда пехотные роты ворвались на укрепления вражеского поста, то нашли его пустым. В 07.15 на КП поступило сообщение: «27-й — наш». Потери батальона при штурме обеих позиций составили трое убитых и сорок восемь раненых.
Больше всех досталось при взятии Рафахского оборонительного узла мотопехотному батальону из 27-й бронетанковой бригады, действовавшему на третьем, севером направлении и имевшему задание взять аванпосты № 34 и 36, ключевые позиции на данном участке.
Батальон состоял из четырех стрелковых рот с приданным им взводом легких танков АМХ. По некоторым причинам разрешение начать атаку часть получила с опозданием. Колонна вышла с исходной в 03.45, а через пятнадцать минут попала под мощный прицельный артиллерийский огонь противника. Командиру батальона пришлось приказать людям покинуть технику и укрыться. Подразделение потеряло одиннадцать человек убитыми и восемьдесят восемь ранеными, среди которых оказался командир роты «А» и трое комвзводов. [154]
Находясь под интенсивным обстрелом, нужно было вынести с поля раненых, вывести колонну из зоны поражения и привести в порядок штурмовые отряды. Комроты «D» принял командование ротой «А», собрал воедино около двух взводов и отправился на штурм аванпоста № 34. Командир роты «В» перегруппировал свою часть и выступил с ней к другому объекту, аванпосту № 36. Первой цели достигла рота «В» и под прикрытием вот-вот готовой растаять темноты устремилась в атаку, а в 05.35, с первыми лучами солнца, пехотный взвод на полугусеничных бронемашинах и взвод танков прорвались на позиции египтян. За танками и полугусеничными бронемашинами подтянулись еще два моторизованных взвода, и в течение четверти часа рота полностью овладела аванпостом, потеряв в этой акции трех военнослужащих ранеными.
Рота «А» подобралась к своему объекту в 05.45. Прячась за зарослями кустарника, бойцы подошли на расстояние примерно 250 м к орудийным окопам противотанковых пушек, прикрывавших юго-западный фланг аванпоста № 34, и с помощью базук подавили вражеские позиции. На помощь роте подошли легкие танки, участвовавшие в штурме аванпоста № 36 и огнем прямой наводкой поддержали пехоту, которая бросилась на врага. Тем временем на помощь ей пришла находившаяся в резерве рота «D», и к 06.30 захват и зачистка аванпоста № 34 были завершены. В ходе боя получили ранения четверо наших военнослужащих.
Этот батальон стал не единственным подразделением, понесшим потери в том бою на северном направлении. В 05.00 бронетанковая батальонная тактическая группа из 27-й бригады также приблизилась к аванпостам № 34 и 36. Она шла по пятам за пехотным батальоном, чтобы выйти на Рафахскую дорогу по возможности скорее, как только будет проделана брешь. Командир группы получил от комбрига 27-й бригады приказ поддержать пехоту огнем и маневром. Командир подразделения решил с частью своих сил атаковать аванпост № 34 и лично возглавил отделение танков. Когда оно приблизилось к объекту на расстояние 400 м, уже рассвело, а полугусеничная бронемашина, в которой находился командир, оказалась на открытом месте. (В его командирском танке вышла из строя рация, и он пересел в бронемашину, чтобы удобнее было подавать визуальные сигналы{57}.) Противник открыл сосредоточенный огонь из противотанковых орудий, поразив цель сразу тремя снарядами. [155] Командир бронетанковой батальонной тактической группы погиб на месте, а заместитель комбрига, находившийся в той же полугусеничной бронемашине, был ранен в глаз.
К 06.30 все аванпосты на центральном и северном участках обширного Рафахского оборонительного узла находились в руках израильтян. Однако две из трех бронетанковых батальонных групп, принимавших участие в боях ночью, понесли потери в людях и технике и нуждались в нескольких часах передышки, необходимых им на то, чтобы привести в порядок матчасть, заправить баки машин и, перегруппировавшись, продолжить наступление. Соответственно, находившаяся в резерве третья батальонная тактическая группа в 06.00 получила приказ выдвинуться через участок прорыва на севере (аванпосты № 34 и 36), очистить дорогу Газа — Рафах и соединиться с нашими силами на перекрестке.
Голова танковой колонны северных сил приблизилась к цели в 09.00. Поначалу наши пехотинцы (из 1-й бригады) засомневались — свои это или чужие, — но через несколько минут, когда немного рассеялась пыль, разглядели силуэты низких корпусов АМХ.
Хотя вокруг еще постреливали и время от времени то там, то тут из-за колючек высовывались головы египетских солдат, военнослужащие батальона 1-й бригады не могли сдержать радости. Солдаты и офицеры покинули позиции и бросились навстречу танкистам. Прошло всего несколько минут, и перекресток заполонили танки и полугусеничные бронемашины. Улыбки сияли на покрытых пылью лицах бойцов, и даже закаленные ветераны заключали в объятия своих товарищей. Моей главной жертвой — а я находился с 27-й бригадой все время, пока шли бои, — стал заместитель командира 1-й бригады. Мы тискали друг друга, как в классических русских фильмах.
Вторая фаза операции стартовала в 10.30 маршем 27-й бригады на эль-Ариш. Головой колонны была бронетанковая батальонная тактическая группа, состоявшая из части разведки на семи джипах, отделения саперов, роты пехоты на полугусеничных бронемашинах, двух взводов легких танков (по шесть в каждом) и батареи из четырех 105-мм САУ. Следом шли еще две бронетанковые батальонные тактические группы. Командование бригады заняло место сразу за головной группой; был с ними и я с «подразделением начгенштаба», затесавшимся среди командных машин бригады. Моя «часть» состояла из двух полноприводных трехосных грузовиков, одной передвижной радиостанции, с помощью которой я держал связь с КП генштаба и ВВС, и моей машины. При мне находились начштаба [156] Южного командования, начальник моего управления и двое связистов.
Как только Рафах остался позади, возбуждение и тревога внезапно словно бы испарились, уступая место чувству, которое охватывало меня во время учебных прыжков вскоре после того, как над головой хлопал купол парашюта{58}. Самолет с его ревущими двигателями уже далеко, струя воздуха больше не грозит завертеть тебя как щепку в водовороте, позади момент встряски после раскрытия парашюта и наступают несколько секунд полного спокойствия и необычайной легкости, когда ты безмятежно паришь в небе, медленно приближаясь к земле.
Мы мчались на запад к эль-Аришу. Легкий ветерок дул со Средиземного моря. По обеим сторонам дороги тянулись и тянулись песчаные дюны и лишь время от времени попадалось несколько скучковавшихся глинобитных хибарок, стада овец и жены бедуинов, ведущие ослов, нагруженных мехами с водой. Трудно себе представить более пасторальную сцену во время войны.
Нам даже не пришлось пропустить завтрак, поскольку, не успели мы добраться до перекрестка, как расчет одного египетского противотанкового орудия, который не бросил пушку и не сбежал, как все прочие — всегда найдутся исключения из правил, — открыл огонь, и нам пришлось немного полежать в придорожной канаве.
Первым вражеским опорным пунктом, где мы рассчитывали столкнуться с сопротивлением, был Шейх-Зувейд, расположенный примерно в десяти километрах к западу от перекрестка. Название помнилось мне по «Нильским разведчикам» (группа евреев в Палестине, которые выполняли задания союзников во время Первой мировой войны). Если верить рассказам Лишинского, именно там бедуины убили Авшалома Файнберга.
Прибыв на место, мы нашли опорный пункт покинутым. Мы оказались не первыми израильтянами, побывавшими здесь; до нас объект посетили наши ВВС, и следы их визита были более чем очевидными — догорающие машины на обочине, брошенные в панике удиравшей прислугой полевые и противотанковые пушки.
Впервые мы столкнулись с противодействием противника еще километров через двадцать, как раз когда проехали половину пути от Рафаха до эль-Ариша. Огонь по нам открыли с поста наблюдения эль-Бурдж, потом еще километра через три с небольшим, с позиций [157] эль-Джеради, господствующего над дорогой выступа (высоты), прикрывавшего подходы к эль-Аришу. По обеим сторонам от шоссе тут на большое расстояние лежат чрезвычайно труднопроходимые холмы мягкого песка, так что рубеж этот обойти нельзя. Оборону на нем держала пехотная рота, батарея противотанковых САУ «Арчер» и батарея из шести 120-мм минометов.
Атака нашей бронетехники на укрепленные позиции неприятеля началась в 14.30 и продолжалась больше часа, преимущественно из-за трудности с передвижением в дюнах. (Это те самые песчаные холмы, что так радовали Лоуренса, который видел в них последнее чистое место, еще оставшееся в мире.) Здесь, точь-в-точь как в Рафахе, едва наши танки приблизились к неприятельским рубежам, защитники их бросили оружие и удрали. Мы потеряли десять человек.
Теперь нас отделяло от эль-Ариша расстояние не более чем пятнадцать километров. По пути к городу мы находили все больше следов работы нашей авиации, расстреливавшей беглецов из Рафахского укрепрайона. Снарядные ящики, орудия и машины всевозможных типов валялись по обочинами и прямо посреди дороги.
Не доезжая примерно семи километров от эль-Ариша, мы натолкнулись на второй заградительный рубеж. Оборону на нем, так же, как и в эль-Джеради, держали части 11-го батальона египетской 4-й пехотной бригады: две пехотные роты, противотанковые орудия, установленные слева и справа по бокам шоссе, и батарея из восьми 25-фунтовых пушек.
Час был уже поздний, и колонна слишком растянулась, чтобы успеть собраться и сгруппироваться для атаки в последние моменты перед наступлением темноты. Энергии у нас тоже поубавилось.
Не оставалось ничего иного, как только отложить атаку и вход в эль-Ариш до утра, а ночь использовать на то, чтобы заправить и подремонтировать технику и немного отдохнуть.
После долгого путешествия по жаре и пыли прохлада ночи была весьма желанной. Мы устроились на земле, из которой пробивались низкие заросли кустов тамариска, и приготовились заночевать. Я ответил на последние поступившие сообщения и повторил приказы: завтра (2 ноября) с рассветом 9-й бригаде выступать на Шарм-аш-Шейх, а 11-й бригаде взять под контроль сектор Газа. Вот-вот должна была начаться последняя фаза кампании.
Меню ужина не отличалось новизной: порция довольно сомнительного по вкусу мяса и апельсиновый сок в банках, больше похожий на микстуру для вызывания изжоги. Как и всегда, ситуацию спас кофе — горячий черный, — после которого жизнь показалась [159] почти прекрасной. Не успели мы прилечь в надежде поспать, египтяне принялись палить из пушек. Их грохот не мог потревожить наш сон, но взлетавший от разрывов снарядов песок вынудил нас перебраться за безопасный скат холма.
В 06.00 мы, не встречая сопротивления, вошли в брошенный неприятельскими войсками эль-Ариш. Последняя египетская часть покинула город ночью.
Мысль о том, что они успели убраться оттуда перед самым нашим приходом, сильно раздосадовала нас; надо было бы нам напрячься и атаковать сразу. Если бы мы ворвались в город ночью и вышли бы к западной его окраине, то смогли бы запереть дорогу к Суэцу и, возможно, захватили бы большую часть оружия и техники 3-й дивизии, а также взяли бы в плен египетские части, которые теперь спешили к каналу.
Никто из нас, конечно, не знал, как в действительности обстояли дела с отходом войск неприятеля. По полученным от пленных сведениям, в полдень 1 ноября египетский генштаб издал приказ своим войскам на Синае немедленно отойти на западный берег Суэцкого канала. Нет сомнения, что египтяне не промедлили ни мгновения, выполняя это указание. Вернее, оно стало для них разрешением сделать то, что они уже делали. Фактически, и 3-я дивизия в эль-Ариш, и 1-я бронетанковая бригадная тактическая группа начали отступление до приказа генштаба. Не позднее как в ночь с 31 октября на 1 ноября штаб дивизии в эль-Ариш послал приказ об отходе 5-й бригаде в Рафахе, но выполнить его она не могла, поскольку наше наступление на Рафахский узел обороны находилось в самом разгаре, и египтяне не сумели бы отступить в порядке — их отход неминуемо превратился бы в паническое бегство.
Командование 1-й бронетанковой бригадной тактической группы пошло даже дальше. Утром 31 октября оно получило приказ египетского генштаба со всей возможной поспешностью выступать к перекрестку у Джебель-Либни, связать боем израильские бронетанковые части (7-ю бригаду) и тем помочь египтянам в обороне Ум-Катефа. По показаниям захваченного нами в плен египетского танкиста, командир бронетанкового соединения запросил поддержку с воздуха, а не получив ее, не только не выполнил приказ выступить в заданный район, но распорядился о том, чтобы его подразделения перегруппировались и приготовились к отходу с территории Синая.
В свете данного факта, вполне возможно, что даже захвати мы эль-Ариш этой ночью, мы бы все равно опоздали, и большая часть войск противника успела бы уйти из города. [160]
Отчасти отступление вражеских сил из эль-Ариша было организованным, но чаще оно превращалось в беспорядочное бегство. С наступлением сумерек из Египта прибыло два эшелона, но места в них хватило лишь незначительному количеству военнослужащих. В то же время узкая дорога из эль-Ариша в Кантару оказалась не в состоянии справиться с большим потоком машин. Поэтому железнодорожный и автотранспорт были зарезервированы исключительно для офицеров, остальным же пришлось топать пешком. В этом случае им повезло больше, чем тем, кто передвигался с комфортом, потому что техника пользовалась особым вниманием пилотов наших ВВС, тогда как пехоту, тащившуюся через дюны, они не трогали.
Брошенные офицерами рядовые немедленно освободились от всего, что связывало их с армией и мешало движению, — от оружия, боекомплектов и амуниции, сбросили даже тяжелые армейские ботинки. Они сбивались в группки и брели на запад. Воду они брали из колодцев по пути, а голод утоляли финиками. Те как раз созрели, а потому было достаточно запустить камнем в пальму, чтобы добыть себе завтрак. С воздуха эти бесконечные толпы солдат в белых исподних одеждах на фоне золотого песка казались процессиями паломников.
Эль-Ариш противник оставил поспешно, не разрушив и даже не заминировав важных военных объектов. Некоторые склады с оружием и снаряжением все же были подожжены, но хранившееся на них оборудование составляло лишь малую толику в том море вооружений и техники, которое египтяне оставили нам нетронутым. Похоже, когда пришел приказ отступать, все бегом побежали с постов, стараясь поскорее присоединиться к уходящим из города колоннам. Творившееся в госпитале представляло собой ужасное зрелище. На операционном столе лежало тело мертвого египетского солдата с только что отрезанной ногой. Его бросили в середине операции, даже не перевязав, и он просто истек кровью. Раненые — некоторых мы нашли в палатах, другие попрятались во дворе и в саду — сказали нам, что врачи и технический медперсонал, услышав о том, что их ждут санитарные машины, немедленно бросили все дела и словно бы испарились. Не осталось ни одного санитара, и тяжелораненые, нуждавшиеся в постоянном уходе, — восемнадцать человек — испустили дух прошлой ночью. Они лежали так, как их оставили, когда началось бегство.
Дорога от эль-Ариша к Кантаре была запружена машинами. Некоторые были на ходу, другие стояли брошенными, иные даже валялись [161] у обочин вверх колесами. Никто не пытался заблокировать шоссе нарочно, заторы становились следствием поспешного отступления, поскольку тяжелый транспорт — полугусеничные бронемашины, транспортеры Брена, тягачи и пр. — стремились проложить себе дорогу, расталкивая и сбивая на обочины более легкие машины.
Южная дорога — та, что вела к аэродрому и к Абу-Агейле, — была усеяна выведенной из строя техникой, но это уже являлось следствием действий наших ВВС, которые то и дело заходили для атак на колонны отступавших войск, поливая их огнем из авиационных пушек и расстреливая реактивными снарядами.
27-я бронетанковая бригада не задержалась в городе. Боевые группы продолжили движение для захвата аэродрома и дороги на Абу-Агейлу, а некоторые пошли дальше на запад, чтобы преследовать бегущих и выйти к Суэцу. Решение вопросов, касавшихся мирного населения эль-Ариша, было передано Южному командованию, которому предстояло назначить военного коменданта с целью упорядочения жизни горожан. Больших проблем я с этой стороны не ожидаю. Едва мы вошли в город, первое, что бросилось в глаза, — белые флаги повсюду, на крышах и на заборах, а у здания городского управления нас уже поджидала делегация нотаблей, которые явились, чтобы выразить лояльность и готовность к сотрудничеству.
Когда мы пришли, центральная площадь была пуста, но не прошло и часа, как там вновь забурлила жизнь. Арьергард и эшелон частей поддержки 27-й бригады, а также части обеспечения Южного командования начали наводить порядок и брать под контроль военные склады и казармы. Некоторые из наших солдат узнавали меня и просили автографы, протягивая военные карты, солдатские книжки, индивидуальные пакеты и даже пачки сигарет, чтобы я расписался на них. Один сержант-квартирмейстер соригинальничал — сорвал красочный плакат с изображением Абд-эль-Насера, висевший на стене парикмахерской, и протянул его мне, сказав, что я просто обязан подписать этот «документ» в таком месте и в такой день. И верно, дата того заслуживала, 2 ноября — годовщина декларации Бальфура{59}!
Скоро стало ясно, что не все египетские солдаты ушли из эль-Ариша. Прослышав о том, что с пленными хорошо обращаются, дают им кров и пищу, они принялись сдаваться толпами. Однако так поступили не все, некоторые с оружием прятались в городе. В какой-то момент, когда мы стояли у открытого окна и смотрели на [162] улицу, нас обстрелял пулеметчик. Стоявший рядом со мной связист упал замертво.
В 11.00 я сел в «Пайпер» на аэродроме эль-Ариша, чтобы вернуться в генштаб. Я попросил пилота сделать круг над городом на малой высоте. Однако нам быстро пришлось подняться, чтобы не пасть жертвами шальной пули. Песчаные дюны к востоку, к югу и к западу от эль-Ариша кишели египетскими солдатами, прятавшимися там в зарослях кустарника и в складках местности. Арабы не отказали себе в удовольствии поупражняться в стрельбе из винтовок и пулеметов по мишени, которую представлял наш «Пайпер». Но то, что мне хотелось увидеть, — бронетанковую колонну 27-й бригады — я увидел и с высоты. Бронетехника продвигалась на запад без каких-либо помех. Сейчас, через пять часов после нашего вступления в эль-Ариш, бригада уже справилась с расчисткой дороги на своем пути, и голова стальной, коптящей соляркой и бензином змеи находилась в нескольких десятках километров от города. Сражение на северном направлении — Рафах — эль-Ариш — Кантара — завершилось.
Мне вспомнились трофейные документы, которые доставил утром офицер разведки. Вот один, «Директивы командира 3-й дивизии» войскам в северном секторе Синая. Вот что говорилось в переводе:
ДИРЕКТИВЫ КОМАНДИРА 3-й ПЕХОТНОЙ ДИВИЗИИ
Число: 15 февраля 1956 г.
Кому: командиру египетского укрепрайона в Палестине.
Командиру 5-й усиленной пехотной бригады.
Настоящий свод директив 3-й дивизии передан командирам и офицерам в указанное ниже время:
Эль-Ариш 1 февраля 1956 г. Рафах 3 февраля 1956 г.
Хан-Юнис 4 февраля 1956 г. Газа 4 февраля 1956 г.
Просьба обеспечить выполнение настоящих директив офицерами и гарантировать, чтобы настоящие директивы не были даны в виде письменных инструкций офицерам уровня ниже командира батальона или соответствующего ранга в других подразделениях.
1. ВСТУПЛЕНИЕ
Каждый командир должен приготовиться сам и подготовить свою часть к неизбежной войне с Израилем ради выполнения нашей высокой цели, а именно: разгрома и уничтожения Израиля в самое кратчайшее время и самых жестоких и безжалостных битвах. [163]
2. ВЕРА
a) Вера — базовая составляющая в реализации нашей цели. Без нее невозможно достигнуть победы.
b) Наша вера должна выражаться в уверенности, агрессивности и быстроте (действий) военнослужащих всех званий и рангов.
c) Вера должна включать в себя следующее:
I. Непоколебимую решимость и необоримую волю сражаться самым безжалостным образом.
II. Полную уверенность в своих действиях со стороны командиров, необходимую для того, чтобы снискать доверие их подчиненных. Что же касается соблюдения дисциплины, необходимо избегать любых трений между офицерами и рядовыми.
III. Серьезность и реализм нашей борьбы...
Мы развернулись в восточном направлении и полетели к Израилю. Под нами лежала Вади-эль-Ариш. Только по сторонам этой узкой полоски виднелись шахматные клетки обрабатываемых полей, все прочее вокруг, куда ни кинь взгляд, было голой пустыней. Неподалеку от израильской границы раскинулись кочевья бедуинов. Когда мы находились над ними, до нас долетал дым от костров внизу, и резкий запах сгоравших в огне веток можжевельника наполнял кабину самолета. На миг с этим запахом пришли, нахлынув волной, воспоминания о других кострах и о делах другого времени.
Вчера и позавчера, одновременно с 27-й бронетанковой бригадой, овладевшей северным направлением, 7-я бронетанковая бригада завершила обеспечение взятия под контроль над направлением Кусейма — Джебель-Либни — Исмаилия. Захват этого центрального маршрута наступления положил конец робким попыткам египетского генштаба противопоставить нашей армии свое главное тактическое соединение — 1-ю бронетанковую бригадную группу.
Эта бригадная группа являлась наиболее мощной и боеспособной частью сил противника на Синае. Она представляла собой независимое тактическое соединение, обеспеченное всем необходимым для ведения автономных боевых действий, и независимое от баз внутри самого Египта. В группе имелось достаточное количество топлива и боеприпасов для того, чтобы снабдить им передовой эшелон, а на Синайской базе Бир-Руд-Салим хранился значительный запас [164] горючего, снарядов и патронов, которого вполне хватило бы для всего соединения.
Пленный египетский офицер-танкист сообщил нам, что 31 октября командир бригады получил приказ от генштаба немедленно выступать на помощь защитникам Ум-Катефа, а также отрядить бронетанковую часть для атаки на наших парашютистов на перевале Митла. Подразделения бригады начали выдвижение в соответствии с полученными указаниями, но из-за постоянных налетов израильских ВВС у противника возникли трудности с выполнением задания. Командир запросил помощь с воздуха, но, когда ему стало ясно, что ждать ее не приходится, он, даже не попытавшись вступить в боевое соприкосновение с нашими войсками, решил вернуться в Египет.
Единственный боевой контакт между нашими силами и бригадной группой египтян с момента начала ее отступления имел место два дня тому назад, 1 ноября в 06.00. Когда наши бронетанковые батальонные тактические группы достигли предместий Бир-Руд-Салима — в сорока километрах к западу от Джебель-Либни, — они были встречены огнем арьергарда отступавшей египетской бригады. Наши танкисты ответили и прямыми попаданиями подбили три вражеских Т-34. Египетская мотопехота повыпрыгивала из своих машин и рассеялась в дюнах, а остальные бронетанковые силы с большой поспешностью устремились на запад. Через полчаса, в 06.30, наши военнослужащие вошли на территорию танковой базы противника Бир-Руд-Салим, где обнаружили немало раненых, а также и совершенно здоровых египетских офицеров и рядовых, которые по каким-то причинам не стали спасаться бегством.
Наша батальонная группа отправилась в погоню за противником. Покрыв несколько километров в западном направлении, израильтяне натолкнулись на мощный заградительный огонь артиллерии и танковых орудий. Артиллерийская дуэль продолжалась примерно в течение часа. Преследовать неприятеля далее наши танкисты не смогли, поскольку у них заканчивалось горючее. Кроме того, две машины были подбиты и не подлежали восстановлению. Пришлось возвращаться в Бир-Руд-Салим, чтобы оказать помощь раненым и заправить баки горючим. (В топливохранилищах египетского лагеря израильтяне обнаружили большие запасы горючего для танков.) К тому времени стало темнеть, а преследовать египетскую бронетехнику ночью не имело смысла.
Погоня возобновилась с рассветом 2 ноября. На протяжении всего дня преследователям на дороге попался всего один вражеский [165] танк, который был тут же уничтожен. Лагерь в Бир-Гафгафе израильтяне нашли пустым; та же картина наблюдалась и сразу к западу от него. Вдоль дороги всюду валялась брошенная техника и вооружение — грузовики, зенитные установки — и личное солдатское снаряжение. Колонна миновала несколько групп превратившихся в беглецов египетских солдат, но своего главного врага, 1-ю бронетанковую бригадную группу, обнаружить не могла. Только в 16.00, когда наши достигли населенного пункта Катиб-эль-Сабха (километрах в пятидесяти к востоку от Суэцкого канала), им наконец удалось настигнуть хвост египетской колонны — взвод танков Т-34, вкопанных в землю по башни по сторонам дороги. Поскольку противник вкопал свои машины очень глубоко, обзор у него оказался довольно ограниченным, и нашим джипам разведки удалось подобраться на расстояние меньше 300 м, оставшись при этом незамеченными. Военнослужащий из экипажа одного джипа достал базуку и начал наводить оружие на цель, но другой танк повернул башню орудием в направлении джипа. Казалось, шансов у разведчиков нет, но тут, точь-в-точь как в сказке, к ним пришла своевременная помощь в виде одного из «Шерманов», экипаж которого вовремя среагировал на происходящее и вогнал снаряд во вражеский танк. Разведчики подбили другой. Танкисты выскочили из двух подбитых машин и бросились наутек. То же проделал и экипаж третьего танка, который поврежден не был, и машина досталась нам целехонькой.
Данный эпизод оказался последней встречей израильтян с египетскими бронетанковыми формированиями, поскольку начало темнеть и погоня прекратилась. Когда же наши разведчики достигли «заповедной зоны» — оказались в десяти милях (16 км) от Суэца — 1 -я бронетанковая бригадная тактическая группа противника находилась уже на другой стороне канала. Наш бронетанковый батальон недосчитался одного военнослужащего убитым и десяти ранеными, а также лишился одного танка и одной полугусеничной бронемашины. Но большую часть этих потерь он понес во время штурма Ум-Шихана, а не в ходе преследования египетской бронетехники. Бригада противника оставила на поле тридцать Т-34 (восемь записал себе на счет бронетанковый батальон, а остальные — ВВС), пять самоходок СУ-100 и около сорока бронетранспортеров, большинство из которых были выведены из строя нашей авиацией.
Когда пришли официальные данные об ущербе, нанесенном вражеской бронетехнике, я увидел разочарование наших людей. Пропасть между по-юношески задорными горячими сводками с полей [166] сражений и сдержанными официальными отчетами всегда велика. Характерный тому пример — сообщение об атаке на колонну египетской 1-й бригады около Бир-Гафгафы 31 октября. После операции лейтенант Ц.К. написал в рапорте:
«Внезапно на центральном направлении мы обнаружили колонну танков и прочей техники. События развивались быстро. Грузовики и танки противника вспыхивали один за другим. Поначалу все напоминало учебные атаки на наземные цели, но когда вокруг стали рваться снаряды и свистеть пули, дела приняли более серьезный оборот. Ветровые стекла у машин капитана Г. и лейтенанта П. были забрызганы горючим, и они спикировали на цель вслепую; остальные тоже постарались не отстать...
Г. и я атаковали скопление танков. Внезапно я увидел, как совсем рядом рвутся снаряды 40-мм зениток. В мгновение я определил местоположение орудия, которое стреляло по нам, и повел машину на него. Расчет попытался направить ствол на меня, но, увидев, что запаздывает, зенитчики бросились на землю и поползли в разные стороны. Им хватило короткой очереди из браунинга калибра 12,7 мм. Другая очередь чуть не привела к катастрофе. Я обстрелял грузовик с боеприпасами, который взорвался. Ударной волной мою машину подбросило, и она чуть не столкнулась с другим самолетом. Все мы, кроме одного, расстреляли боезапасы и повернули домой, а лейтенант С. остался, чтобы опустошить зарядные коробки.»
К рапорту прилагался постскриптум, написанный рукой командира эскадрильи: «Должен заметить, что, несмотря на захватывающее описание, потери противника, о которых говорится в первом абзаце, составили два танка и два грузовика».
Сегодня утром завершилось овладение сектором Газа. Египтяне не оказали серьезного сопротивления. После падения Рафаха и эль-Ариша моральный дух противника находился в упадке, неприятель не сумел перегруппироваться и сконцентрировать силы для обороны. Контингент его в секторе был разделен на малые подразделения, разбросанные по отдельным аванпостам, защитники которых не могли подать помощи соседям и оказались не в состоянии в одиночку противостоять атакующим танкам и полугусеничным бронемашинам. Даже применительно ко всей кампании в целом эти бои [167] трудно назвать решительными. После Рафахского узла обороны захвата и эль-Ариша защищать узкую прибрежную полоску длиной сорок и шириной десять километров стало практически невозможно, а дислоцированная там 8-я палестинская дивизия по своей структуре не являлась мобильным соединением и не могла действовать вне границ сектора. Все верно, численность ее превышала 10 000 солдат и офицеров (вместе с 87-й палестинской бригадой в Рафахе), но задействовать их можно было только на знакомых им аванпостах и для выполнения заданий, к которым они привыкли. Часть разделялась на «бригады», «батальоны» и «роты» чисто формально, поскольку использовать их как самостоятельные подразделения возможным не представлялось.
Цель взятия под наш контроль Газы заключалась в том, чтобы очистить район от египтян. По окончании Войны за независимость в 1948-м сектор Газа отошел к Египту, военное руководство которого видело в нем плацдарм для нападения на Израиль, а в «мирное время» использовала его для создания баз и лагерей террористов, осуществлявших вылазки на нашу территорию. В отличие от правительства Иордании, которое, присоединив Западный берег реки Иордан, наделило его палестинское население иорданским гражданством, руководство Египта предпочитало считать сектор Газа отдельным от своей страны районом. Вне сомнения, отчасти такой подход объяснялся тем, что, с государственной и политической точки зрения, в Каире продолжали рассматривать «захваченную Палестину» как некое целое государство, единство и независимость которого должны быть восстановлены. Но главной причиной являлось присутствие в секторе 200 000 арабских беженцев — людей, которых Египет не хотел и не мог сделать своими гражданами или хотя бы поддержать экономически. (Бен-Гурион тоже полагает, что Израиль не должен — если нам вообще когда-нибудь сделают такое предложение — присоединять сектор Газа к своей территории из-за многочисленных беженцев, которых Израиль не в состоянии принять.) Каково будущее района, сейчас едва ли можно предсказывать, но Израилю необходимо обезопасить себя от продолжения использования сектора в агрессивных целях Египтом.
Оборона неприятеля в секторе состояла из двух участков: северного и южного. В первый входил город Газа, который защищала бригада Национальной гвардии Египта, состоявшая их четырнадцати «батальонов», насчитывавших около 3500 военнослужащих. Равные по численности ротам гарнизоны обороняли многочисленные аванпосты, сосредоточенные на границе с Израилем. Кроме [169] вышеназванных пехотных «батальонов», в распоряжении бригады находилась батарея из восьми 120-мм тяжелых минометов и два взвода моторизованного пограничного подразделения. Минометная часть была разбита на пары и размещена на наиболее важных аванпостах, а моторизованные взводы служили в качестве мобильного резерва.
В центре южного участка находился городок Хан-Юнис. Оборону здесь держала 86-я палестинская бригада (офицерами служили профессиональные египетские военные, а солдатами и сержантами были палестинцы), она делилась на три гарнизона, каждый численностью в батальон, и пользовалась огневой поддержкой. Позиции защищали 11-й, 34-й и 44-й батальоны, а батарея 120-мм минометов располагалась по центру так, чтобы оказывать поддержку всем трем.
Задача взятия участка отводилась нашей 11-й пехотной бригаде, состоявшей из двух пехотных батальонов и поставленной под ее оперативное командование бронетанковой тактической группы из 37-й бронетанковой бригады. В распоряжении группы имелся эскадрон средних танков «Шерман» и рота пехоты на полугусеничных бронемашинах, однако из тринадцати танков на ходу были только шесть.
Штурм начался в 06.00 2 ноября. Было решено прорвать линию вражеской обороны в том месте, где находились близкорасположенные друг к другу аванпосты № 122, 123 и 125, устроенные противником в трех с половиной километрах к югу от господствующей на подходах к городу высоты Тель-Али-Мунтар. На протяжении многих веков армии, стремившиеся завоевать Газу, следовали именно этим путем. Согласно преданию, Тель-Али-Мунтар являлась горой, на которую Самсон внес «дверь ворот в город» Газа. У подножия горы во время Первой мировой британцы сэра Арчибальда Мюррея потеряли около десяти тысяч человек в ходе двух неудачных атак на турецкие силы в Газе. (Сам Мюррей находился в ста километрах от фронта в железнодорожном вагоне в эль-Арише.){60}
Танковый эскадрон и рота полугусеничных бронемашин прорвались через аванпост № 122 и, несмотря на плотный минометный огонь с соседних позиций — особенно с той, что находилась на вершине Али-Мунтар, — проложили себе путь в город Газа, достигнув его главной площади. Бронетанковая тактическая группа повернула на север и, не встречая серьезного сопротивления, подавила все [170] вражеские огневые точки вдоль шоссе и достигла деревни бейт-Ханун, расположенной на северной границе сектора. В то же самое время пехотный батальон, проследовавший прямо за группой в Газу, взял на себя заботу о неприятеле, продолжавшим оказывать сопротивление в различных кварталах города. Примерно к полудню перестрелки прекратились, и власть в Газе перешла в руки военного коменданта и полицейских сил, набранных из военнослужащих боевых частей.
Продвижение бронетанковой группы на юг, на участок Хан-Юниса, приостановилось из-за необходимости привести в порядок технику и пополнить боекомплекты — в течение утра атакующие сделали свыше 80 000 выстрелов. Зачистка позиций неприятеля в южной части (северного) участка сектора Газа не повлекла за собой никаких сложностей. Египетский подполковник вместе с офицером по оперативным вопросам из нашей 11-й бригады на джипе, принадлежащем агентству ООН, занимающемуся вопросами арабских беженцев, объездил посты и приказал египетским солдатам — некоторые еще продолжали время от времени постреливать — сложить оружие.
Однако 86-я палестинская бригада на южном участке отказалась сдаться. Когда на рассвете 3 ноября тактическая группа приблизилась к Хан-Юнису, противник встретил ее огнем из пулеметов и противотанкового оружия. Одна полугусеничная бронемашина была подбита противотанковым снарядом, а один танк наскочил на мину. Завязалась ожесточенная перестрелка. После того как танкам удалось частично подавить огневые точки неприятеля, пехота бросилась на штурм и прорвала оборону египтян. За ней последовала тактическая группа. При поддержке бронетехники и второго пехотного батальона наступающим удалось проникнуть в сердце опорного пункта, после чего сопротивление быстро сошло на нет.
Зачистка аванпостов неприятеля на остальной части участка и обмен выстрелами продолжались все утро. Последние позиции были освобождены от неприятеля только в 13.30, и военнослужащие 11-й бригады соединились с пехотными частями нашей 1-й бригады в Рафахе.
11-я бригада потеряла одиннадцать человек убитыми и шестьдесят пять ранеными. Были выведены из строя два наших танка и одна полугусеничная бронемашина, однако их удалось починить и вернуть в строй.
Прошения о капитуляции египтян, направленные нам одно гражданскими, а другое военными властями сектора Газа, были приняты. Вот их тексты: [171]
ПРОСЬБА ПРИНЯТЬ КАПИТУЛЯЦИЮ
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА СЕКТОРА ГАЗА
Я, бригадный генерал Махмед Фуад эль-Дагави, генерал-губернатор сектора Газа, представляющий Военное министерство{61}, настоящим прошу командующего фронтом вооруженных сил Израиля, полковника Асафа Симхони, принять безоговорочную капитуляцию всей администрации на всей территории города и сектора Газа. Копия на иврите прилагается.
14.20, 2 ноября 1956 г.
Принято и подписано
Командующий Южным командованием
Подписано
Полковник Асаф Симхони
Бригадный генерал Махмед Фуад эль-Дагави, генерал-губернатор сектора Газа от имени Военного министерства Египта.
ПРОСЬБА ПРИНЯТЬ КАПИТУЛЯЦИЮ
КОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМИ ЕГИПТА В СЕКТОРЕ ГАЗА
Я, Гамаль-Адин Али, полковник (бигбаши), командующий египетскими войсками в секторе Газа, настоящим прошу командующего силами Израиля, полковника Асафа Симхони, принять безоговорочную капитуляцию мою и находящихся под моим командованием в секторе города Газа и его окрестностях регулярных, добровольческих и нерегулярных сил.
(Подпись) 2 ноября 1956 г.
Мы приняли капитуляцию от имени командующего Южным командованием.
Мишаэль Шахам, полковник,
Аарон Дорон, полковник.
Овладение северной частью Синая завершилось. Наши части вышли к Суэцу: парашютисты на южном направление через перевал Митла, 7-я бронетанковая бригада на центральном направлении через Джебель-Либни, а 27-я бронетанковая бригада на северном направлении через эль-Ариш. Стало возможным добраться из Тель-Авива к Суэцу тремя путями: по шоссе Газа — Кантара, по дороге Беершева — Исмаилия и по менее удобной дороге из Кунтилы на Порт-Тевфик. [172]
Сегодня Британия и Франция вручили Хаммаршельду свои ответы на требования, содержавшиеся в резолюции Ассамблеи ООН от 1 ноября (о немедленном прекращении огня). Как и мы, они тоже сказали: «Да, но...»:
«1. В целях поддержания мира Израиль и Египет должны выразить согласие на ввод в регион сил особого назначения ООН.
2. ООН должна пойти на то, чтобы ее войска оставались в регионе до подписания окончательного мирного соглашения между Израилем и Египтом и до тех пор, пока не будет достигнуто разумных соглашений в отношении статуса Суэцкого канала.
3. Египет должен разрешить немедленный ввод в зону канала французских и британский войск, которые будут оставаться там до тех пор, пока не будут сформированы и направлены им на смену силы особого назначения ООН.»
Значение третьего пункта в том, что Британия и Франция не отказались от планов высадки в зоне канала. Слабость же их позиции в том, что десанты все еще находятся на кораблях где-то между Мальтой и Кипром и не могут быть высажены на египетском побережье до шестого числа. До тех пор британцам и французам придется оказывать противодействие нажиму словами, а не делами.
Бен-Гурион сильно сомневается, что Британии и Франции удастся устоять перед давлением Соединенных Штатов. Ему бы очень хотелось, чтобы они приступили к реализации своих планов и чтобы Израилю не пришлось оказаться в роли единственной мишени для политических нападок с требованием вывода войск (особенно со стороны Соединенных Штатов и Советского Союза). Между тем он не является сторонником вовлечения Израиля в проблемы Суэцкого канала. На нашей с ним встрече сегодня он настоятельно напоминал о необходимости израильским частям держаться на расстоянии от канала. «У нас достаточно проблем и без Суэца, — сказал он, — и я не вижу смысла присоединяться к коалиции, противником которой является весь мир. Нам нужно думать о Синае, не вмешиваться в вопрос Суэца и не позволять запрячь себя в этот воз».
Вчера в 21.00 ко мне с визитом поспешно явился представитель управления французского военного атташе. Он сказал, что французское [173] командование, участвующее в совместной операции Британии и Франции, крайне раздосадовано отказом британцев перенести дату высадки в зоне канала. Оговоренная дата — 6 ноября, но за день до этого, пятого, проблема Суэца должна вновь обсуждаться на заседании Ассамблеи ООН, и французы хотели бы к тому моменту уже находиться в зоне канала, чтобы иметь возможность выполнить требование о прекращении огня. Поэтому они считают необходимым перенести дату высадки на двое суток и ищут способа сделать это своими силами, без британцев.
План независимой операции состоял в том, чтобы высадиться к югу от Порт-Саида ранним утром 4 ноября и затем захватить город. Чтобы реализовать данное намерение, французы просят нас примерно в полдень того же дня взять восточную Кантару, расположенную на восточном берегу канала, к востоку от зоны предстоящей высадки французского парашютного десанта. Вступив в Кантару, мы осуществили бы прикрытие для парашютистов, обезопасили бы их с флангов и связали бы боем египтян в данном районе. Французский представитель добавил, что знает о пристрастии наших командиров к ночным операциям, и поскольку выхода у французов нет, днем они будут сражаться одни, зная, что ночью их поддержат израильтяне.
Я, естественно, ответил, что должен буду посоветоваться с министром обороны, однако, говоря с чисто военных позиций, даю немедленное согласие. Я смогу захватить восточную Кантару в полдень, ночью или утром — тогда, когда им будет удобно. Более того, я готов предложить французам — и, конечно, британцам тоже, если они пожелают все же принять участие в акции, — воспользоваться находящимся теперь в наших руках шоссе эль-Ариш — Кантара или любым другим маршрутом на Синае для выдвижения их войск к каналу.
Представителю французского атташе ничего подобного, по-видимому, в голову не приходило, и он не мог сразу же определиться, что ему предлагают, явную чушь или Колумбово яйцо. С чисто технической точки зрения, если бы французы пожелали воспользоваться одним из контролируемых нами на сегодня маршрутов, то получили бы возможность занять ключевые позиции в зоне канала без особых затруднений. Их бронетехника смогла бы выйти в район Порт-Саида, Кантары, Исмаилии и г. Суэц и овладеть ими полностью или частично еще до начала заседания Ассамблеи.
Мы обговорили некоторые детали, касавшиеся моего предложения, и французский представитель поспешил с докладом к своему [174] начальству. Он обещал этой же ночью известить меня о том, каково же будет решение. Я же отправился к Бен-Гуриону, которого нашел в добром расположении духа. Несмотря на то, что он несколько раз подчеркнул необходимость поторопиться с захватом Шарм-аш-Шейха, напряжения в нем не чувствовалось. Бен-Гурион ответил на предложение французов немедленным и категорическим «да». Упоминание о Кантаре всколыхнуло в нем волну теплых воспоминаний о временах еще Первой мировой войны, когда там состоялась конференция представителей еврейский боевых организаций. Он помнил почти слово в слово то, что говорили на встрече докладчики, начиная от уполномоченных движения «Молодых рабочих» и до партии «Рабочих Сиона». А ведь это было сорок лет тому назад!
Я вернулся в генштаб и сообщил французам, что подтверждаю данное ранее согласие. Однако лично я считаю, что на реализацию этого плана они не решатся. Ситуация уж очень щекотлива. Англофранцузская операция «Мушкетер» зависит в большей степени от политических, чем от военных факторов. С военной точки зрения, у них не будет трудностей с овладением зоной канала и разгромом египетских войск, но на политическом фронте придется столкнуться с сильным противодействием Соединенных Штатов и Советского Союза и — что еще более серьезно — с общественным мнением внутри самой Британии. Не думаю, чтобы британцы стали сотрудничать с нами, как предлагал французский представитель. В конце концов они начали акцию под предлогом ультиматума, предъявленного не только Египту, но и нам, с требованием обеспечить порядок в зоне канала и прекратить боевые действия между нами и египтянами. Они требовали от нас (и от Египта), чтобы наши войска не приближались к каналу, а тут вдруг мы захватим восточную Кантару, которая находится прямо на берегу Суэца. Как они мыслят себе объяснять миру наше участие в операции, целью которой является остановить наше продвижение к Суэцкому каналу?
Поэтому я совершенно не удивился, когда спустя несколько часов получил ответ, что французы отозвали свою просьбу, поскольку они, как выясняется, не могут действовать без британцев. Те же ни при каких обстоятельствах не хотели отказываться от «закрученного на сто витков плана» — как с насмешкой отозвался французский офицер о плане союзников, в котором те намеревались задействовать всю свою армаду — и, разумеется, не желали поддерживать военных контактов и тем более вести совместные боевые действия с Израилем. В глазах британского командования Израиль являлся государством, войска которого незаконным образом приближаются [175] к Суэцу, а потому задача британских войск — открыть по израильтянам огонь, если те пересекут границы десятимильной зоны на пути к каналу!
Между прочим, это не только политический подход британцев, так же они поступают и на практике. Сегодня утром над Кантарой был сбит английский самолет, летчик катапультировался и приземлился всего в нескольких километрах от места, где стояло отделение израильских танков. Наши люди, видевшие, где опустился пилот, естественно, помчались ему на помощь, но британские истребители, спикировав, обстреляли дорогу из пулеметов. Поняв «намек», израильтяне повернули назад. Немного позднее прилетел британский вертолет и подобрал сбитого летчика.
Я очень сожалею, что англо-французское командование не передвинет дату начала высадки в зоне канала. Наши представители в ООН сообщают, что буря протестов против использования военной силы в Суэцком кризисе не только не утихает, но, напротив, набирает обороты. Мне остается надеяться, что 6 ноября, когда британцы с французами наконец начнут свою сухопутную операцию, мы уже завершим нашу кампанию.
Сразу же после моего возвращения из эль-Ариша, я отправился повидать Бен-Гуриона, которого нашел совершенно оправившимся от терзавшего его гриппа и в добром расположении духа. Премьер расспросил меня об обстоятельствах боев за Рафахский узел обороны и эль-Ариш, а также о том, что происходило на других фронтах. Он попросил направить к нему по отдельности командующих ВВС, Южного командования, командиров бронетанковых соединений и бригады парашютистов, чтобы он мог непосредственно от них выслушать донесения о сражениях, в которых участвовали их части.
Бен-Гурион дал мне различные инструкции. Генерал Бернс, возглавлявший организацию ООН по надзору за выполнением условий перемирия, требует возвращения наблюдателей ООН в сектор Газа. Бен-Гурион велел мне отказать ООН в этом. Мы вернем обратно тех представителей ООН, которые занимаются делами арабских беженцев, но не наблюдателей. «Между Израилем и Египтом нет мира, — сказал Бен-Гурион, — и мы не признаем границ, установленных в соответствии с Соглашениями о перемирии. Наши войска находятся на Синае, так за чем будут наблюдать наблюдатели?» Я спросил его, каковы шансы наших войск остаться на Синае, и Бен-Гурион [176] ответил, что надеется дать положительный ответ, но уверенности у него нет. «Мы не будем держаться за это столь же непреклонно, как в вопросе Иерусалима», — сказал он. Что же до предложения — не моего, мне такой вариант всегда казался нереалистичным — удалить беженцев из Газы и передать их соседним арабским государствам, Бен-Гурион решительно возражал. Конечно, для беженцев в Газе не хватает места, и было бы куда разумнее поселить их в Ливане, Сирии и Иордании, но только с согласия этих стран.
Я сообщил Бен-Гуриону, что морские суда Британии патрулируют воды вблизи Шарм-аш-Шейха и спросил, нет ли у него опасения, что британцы будут обстреливать наши войска. «Насчет британцев я не уверен, — ответил он, — но когда дело касается Министерства иностранных дел Британии, тут можно ждать чего угодно».
Прежде чем покинуть Бен-Гуриона, мне довелось услышать, как он по-отечески распекает чиновников, явившихся к нему со сказками вроде историй Иова о делах, происходящих на Ассамблее ООН. «Что вы так всполошились? — спрашивал он. — Пока они сидят в Нью-Йорке, а мы на Синае, все совсем не так плохо!»
Единственной задачей, которую оставалось выполнить, было взятие Шарм-аш-Шейха. 9-я бригада вышла из Рас-эн-Накба в 05.00 вчера, 2 ноября, и двинулась на юг вдоль западного берега Акабского залива. Расстояние, отделявшее Шарм-аш-Шейх от района сосредоточения бригады, составляло более 400 км (сто из них по территории Израиля). В первый день, то есть вчера, бригада покрыла сто пятьдесят километров — очень трудный участок пути, большая часть которого пролегала по глубоким пескам; при этом двигаться приходилось все время в гору.
Кроме проблем со слишком медленным продвижением, вызванных трудностью местности, нас волновал вопрос: какую поддержку сможет получить бригада, когда она развернет боевые действия? Пока, несмотря на мое глубокое уважение к «королям битвы» — пехотинцам, — большую часть побед мы одержали за счет ВВС и бронетанковых подразделений. Однако в составе 9-й бригады танковые части отсутствуют. Легкие танки, которые должен был доставить ВМФ, пока еще не прибыли. В то время как из-за большого расстояния, отделяющего аэродромы от района военных действий, продолжительность боевой работы каждого отдельного самолета ограничивается пятью — семью минутами.
Нам, конечно, неизвестно, сколь сильным будет противодействие египтян в Шарм-аш-Шейхе, но, блокировав пути отступления и бегства противника, израильтяне могут вынудить его к ожесточенному [177] сопротивлению. Я пожалел, что наши ВВС получили приказ топить египетские суда, которые будут пытаться эвакуировать своих солдат в Саудовскую Аравию. Зачем нам еще тысяча-другая пленных? Я бы предпочел, чтобы 9-я бригада пришла к Шарм-аш-Шейху и застала его покинутым. Наша цель — взять под контроль Тиранский пролив, а не меряться силами с египетскими войсками.
Мы решили усилить войска, предназначенные для овладения Шарм-аш-Шейхом. 9-я бригада атакует город с севера, а парашютисты поддержат ее с юга. Соответственно, командование бригады десантников получило приказы («Кадеш-6») передать ответственность за направление перевал Митла — Нахле находившейся в Кусейме 4-й пехотной бригаде, а самим выступать в южном направлении. По плану парашютно-десантному батальону предстояло покинуть позиции у памятника Паркеру прошлой ночью, 2 ноября, и на машинах выдвигаться к югу по дороге Рас-Судар — Абу-Зенима, пролегающей вдоль восточного берега Суэцкого залива. В то же время часть другого батальона должна была десантироваться с воздуха на аэродром эт-Тора, после захвата которого туда на самолетах переправился бы пехотный батальон. Мы рассчитывали захватить египтян в эт-Торе врасплох, прежде чем им успеют послать подкрепления.
Пятьдесят километров, отделяющие памятник Паркеру от Рас-Судара, — весьма трудный участок пути, но Рас-Судар и эт-Тор, между которыми примерно 170 км, соединяет дорога с гудронным покрытием. Потому, вполне вероятно, парашютисты смогут достигнуть Шарм-аш-Шейха одновременно с 9-й бригадой или даже раньше. Вчера я решил, что, как только представится возможность, вылечу в расположение 9-й бригады и побеседую с комбригом. Затем, если все пойдет по плану и десантники возьмут эт-Тор, я полечу туда и встречусь с ними. Требования прекратить боевые действия звучат все громче, а потому каждый день боев приносит новые политические сложности. Посему нужно приложить максимум усилий к быстрейшему завершению кампании, так что, несмотря на приказы, отправленные командирам, мне нужно лично повидаться с ними.
В полночь я собрал в генштабе совещание. Хотя с момента нашей последней встречи, на которой мы все были поглощены проблемами открытия кампании, прошло меньше недели, наша озабоченность выражалась ныне уже в том, что касалось завершения операции.
Через двое-трое суток мы начнем демобилизацию резервистов. Обеспечение порядка на завоеванной территории Синая будет осуществляться [178] преимущественно за счет бронетехники, ВВС и дозорных подразделений на легком автотранспорте.
Другим важным делом, требовавшим быстроты, являлся сбор трофеев. Убегая, египетские военные оставили на позициях и складах вдоль дорог большое количество вооружений и техники. Синайский полуостров наводнен бедуинам и спасающимися бегством египетскими солдатами. В двух случаях нашим людям приходилось встречать караваны нагруженных оружием и боеприпасами верблюдов. Потому нам надлежит со всей серьезностью заняться сбором и организацией хранения неприятельского снаряжения.
Общая численность потерь на сегодня немногим менее 100 чел. убитыми и почти 700 чел. ранеными, включая заболевших и пострадавших в результате аварий на дорогах. Каковы потери у противника, мы не знаем. Наши солдаты не занимаются подсчетом погибших и раненых египтян и не предоставляют соответствующих сведений. Несмотря на все попытки не брать пленных, они у нас есть — наверное, несколько тысяч. Совершенно непонятно, что с ними делать, даже где содержать, неясно. Пока не начались дожди, они могут побыть без крыши над головой. Генерал-адъютант уверяет меня, что наши солдаты не обижают пленных, и единственная форма мести выражается в том, что арабы получают израильские армейские пайки!
Сегодня утром я на Дакоте отправился с визитом в 9-ю бригаду и к парашютистам. Шли мы на малой высоте, с тем чтобы избежать «злого глаза» вражеских истребителей и дать мне возможность хорошенько осмотреть местность. Около Дахаба, километрах в ста пятидесяти к югу от Эйлата и семидесяти пяти к северу от Шарм-аш-Шейха, мы заметили колонну 9-й бригады.
Я связался с комбригом по рации. Утром разведывательное подразделение бригады после непродолжительной стычки с бедуинами из пограничного моторизованного батальона захватило Дахаб. Потери составили трое убитых и трое раненых. Колонна ждала, когда моряки из Эйлата на десантных судах подвезут топливо. Передовые части тем временем продолжали продвигаться на юг. Я вновь повторил комбригу, что Шарм-аш-Шейхом необходимо овладеть как можно быстрее. Я не сомневался в его решимости сделать все возможное, но мой приезд и наш разговор развеяли у меня последние тревоги. Дорога оказалась намного труднее, чем ожидалось, и кто знает, какие еще трудности подстерегают нас на пути.[179] Более того, бригада уже имела столкновения с неприятелем, потому командир египтян в Шарм-аш-Шейхе знает о нашем приближении и может преградить нам путь. Насколько я могу судить после осмотра местности с воздуха, нет ничего проще. Колонна никак не сможет избежать прохождения по узкой вади, а дальше при движении на юг — участка между горами и морем. У египтян достаточно снаряжения, подходящего для того, чтобы блокировать нам путь: мины, артиллерия, противотанковые орудия и транспортеры Брена, способные передвигаться по песку.
Мы не в состоянии изменить маршрут 9-й бригады и поэтому должны максимально обеспечить ее поддержкой с воздуха, а также облегчить ей задачи, одновременно атаковав противника в Шарм-аш-Шейхе силами парашютистов с юга.
Из Дахаба мы направились на запад, перелетели высокие горы центрального Синая и приземлились в эт-Торе, на берегу Суэцкого залива. Южный Синай совершенно не похож на северный. Высота гор в центре не менее 2000 м, и с воздуха они кажутся этаким обширным комплексом гигантских пирамид, теснящихся друг к другу. Только на самом юге треугольник полуострова окаймлен узкой полоской ровной земли.
Эт-Тор взяли ночью две роты парашютистов. Они десантировались на закате при сильном ветре, и многие получили травмы, в том числе и командир батальона, который сломал лодыжку и был отправлен в госпиталь. После того как парашютисты овладели летным полем, военнослужащие из наземных служб ВВС — высаживавшиеся вместе с десантниками, — привели его в порядок и приготовили для приема самолетов. Вскоре заработал «воздушный мост» с Израилем. В течение ночи наши «Дакоты» и Норды совершили двадцать три самолетовылета, даже авиакомпания «Эль-Аль» внесла свой скромный вклад — два самолетовылета. Авиация доставила в эт-Тор целиком пехотный батальон со всем его снаряжением, а также привезла необходимое оружие и боеприпасы для десантников.
Я обрисовал ситуацию командирам рот парашютистов и приказал им перед наступлением темноты выдвигаться к аванпостам у Шарм-аш-Шейха. Самим им, конечно, города не захватить, но они помогут парашютному батальону, выступившему от перевала Митла. Кроме того, египтянам в Шарм-аш-Шейхе будет «полезно» узнать о том, что наши войска приближаются к ним с двух направлений. Это облегчит задачу 9-й бригады.
Из-за сильного ветра сброшенные нами на парашютах джипы вышли из строя при приземлении. Парашютисты отремонтировали [180] часть из них, а также разжились еще некоторым количеством транспортных средств у командира пехотного батальона, который был назначен «губернатором» эт-Тора и, обшарив городок и его окрестности, собрал немало легких грузовиков и джипов у гражданского населения.
У меня сложилось впечатление, что офицеры-парашютисты «не грызут удила» и не рвутся в бой. Раньше они сами требовали, чтобы их послали в атаку, а теперь, даже получив от меня приказ, не демонстрировали энтузиазма. Наверное, все дело в том, что с ними нет их комбата, к тому же они не испытывают обычной уверенности в себе из-за нехватки транспорта и из-за того, как поспешно планировалась операция по захвату эт-Тора. Должен признать, на сей раз мы действительно прыгнули выше головы. Мало того, что приказ об овладении эт-Тором поступил в день акции, вследствие чего у десантников почти не осталось времени на подготовку и изучение местности, так еще в соответствии с первоначальными планами одну роту предполагалось направить в эт-Тор, а другую — в окрестности Шарм-аш-Шейха. Однако поступили донесения о том, что обстановка вокруг Шарм-аш-Шейха противоречива, и мы внесли коррективы в схему предстоящих действий десанта. Первоначально нам сообщили, что противник оставил город и что на оборонительных позициях никого нет. Затем, вернувшись с боевого задания, наши летчики рассказали о сильном зенитном противодействии, с которым им довелось столкнуться над городом, и о том, что там находятся крупные силы неприятеля. В связи с этой информацией мы и изменили план. Вторая рота находилась на пути к Шарм-аш-Шейху и даже приближалась к зоне выброски, когда в воздухе появился специально посланный «Метеор», пилоту которого удалось передать командиру роты десантников, чтобы те высаживались в эт-Торе.
В любом случае, хорошо, что обе роты сосредоточены в одном и том же месте. Вместе с парашютным батальоном, который достиг эт-Тора ближе к вечеру (после того, как я уже улетел оттуда), они будут представлять собой грозную силу.
Поговорив с десантниками, я обсудил с командиром пехотного батальона ряд возникших в городе проблем с гражданским населением. Эт-Тор — центральный перевалочный пункт на пути паломников в Мекку. В городе имеется гавань с небольшим молом, карантинные кварталы, госпиталь для прокаженных и полуразвалившаяся гостиница. Население занято рыболовством и выращиванием фиников на плантациях в прилегающих районах. Обычно тут дислоцировалось небольшое подразделение египетских военных, но они, [181] как видно, разбежались при приближении наших самолетов. Я приказал комбату отменить комендантский час, введенный парашютистами в прошлую ночь, и помочь жителям как можно быстрее вернуться к нормальной жизни — позволить им работать в рощах и ловить рыбу в прибрежных водах. Затем я встретился с православными монахами. В эт-Торе живет коммуна из семидесяти христианских семей, которые, среди прочего, занимаются поставками съестных припасов из Египта в монастырь Святой Катерины. В настоящий момент им ничего не нужно, но в дальнейшем нам придется проследить, чтобы они получали все необходимое.
Я хотел пойти и осмотреть обрабатываемые поля у подножия гор, но времени не осталось. Ничего, в следующий раз.
В полдень мы отправились обратно, чтобы сделать по пути несколько остановок. Сначала мы совершили посадку на перевале Митла, где я повидался с командиром бригады парашютистов, обрисовал ситуацию вокруг Шарм-аш-Шейха и рассказал о встрече с командирами рот в эт-Торе. Он обещал разобраться в этом вопросе и выразил уверенность, что когда его батальон — тот, что вышел с перевала Митла прошедшей ночью, — доберется до эт-Тора, силы десантников консолидируются, и они будут готовы к штурму города. Я попросил комбрига лишний раз напомнить личному составу о необходимости избегать нанесения ущерба объектам в районе Рас-Судара, принадлежащим итальянским, британским и другим иностранным компаниям. У нас и так довольно проблем, чтобы увеличивать их число.
С перевала Митла мы полетели на восток. Здесь, на центральном Синае, под нами проплывали привычные пейзажи — песчаные озера дюн, лёссовые долины и известняковые горы. На летном поле в Бир-Хаме я встретился с командиром 7-й бронетанковой бригады, которая в этой кампании вела наиболее активные боевые действия и захватила больше всех неприятельских позиций. В настоящий момент бригада контролировала центральное направление и ждала, когда на смену ей придут пехотные батальоны. Танки и полугусеничные бронемашины основательно нуждались в техобслуживании, а люди — хотя бы в небольшой передышке.
Следующей крупной остановкой стал эль-Ариш. Я провел короткое совещание с командующим войсками в данном районе, который доложил мне о состоянии частей и о том, какие шаги были им предприняты с целью восстановления нормальной жизни гражданского населения города, оборудования лагерей военнопленных, а более всего, для сбора и охраны военных трофеев, взятых нами в [182] Абу-Агейле и Рафахе. Хорошо, что этот район, где во множестве возникают разного рода проблемы, находится в руках ответственного человека. Наша способность или неспособность разрешать сложности с беженцами в секторе Газа, не допускать грабежей и хулиганства, а также сберечь ценные египетские трофеи — тест для нас, причем ничуть не менее сложный, чем с честью выдержанная проверка боем.
Хотя время было уже позднее, я отправился осмотреть фиговые плантации. Целые леса пальм в районе эль-Ариша занимают протянувшуюся на несколько километров к западу вдоль побережья узкую полоску земли. Арабские крестьяне выкапывают глубокие ямы — бывает, три на четыре с половиной метра — стремясь посадить саженцы так, чтобы корни смогли достать подземные воды. На протяжении лет, пока пальмы растут, в ямы набивается песок и заравнивает их, однако деревья все равно продолжают получать воду. Ни на равнине Арава возле Мертвого моря, ни в долине Бейт-Шеан, ни даже на берегах Галилейского моря не видел я таких замечательных плантаций.
Сегодня в 19.00 я прибыл на КП генштаба. Что касается главного пункта предстоящей повестки дня — захвата Шарм-аш-Шейха — инспекционная поездка не способствовала умалению моих тревог.
В 08.00 состоялась встреча в генштабе. После речи, произнесенной Иденом накануне вечером, можно все же ожидать высадки англофранцузских войск в Порт-Саиде послезавтра. Наши люди должны занять Шарм-аш-Шейх сегодня или, в крайнем случае, завтра утром, что будет означать завершение военных действий в рамках кампании на Синае. В соседних арабских странах (за исключением Египта) нет видимых признаков подготовки к грядущим военным действиям. В Иордании назревает внутренний кризис; король сместил начштаба, Али Абу-Навара, и назначил на его место эль-Хиари.
В сложившейся обстановке нет необходимости оттягивать демобилизацию резервистов. Они нужны в гражданской жизни. Поэтому мы решили к концу недели отправить по домам три пехотные бригады, по одной из каждого командования (Южного, Центрального и Северного), а также военнослужащих из частей поддержки (артиллеристов, саперов) и обеспечения. Государству Израиль еще не раз придется призывать на службу солдат и офицеров запаса, а потому народ должен знать, что делается это лишь в случаях острой необходимости, [183] а сроки ограничиваются рамками фактической потребности, при первой же возможности резервистов отпускают, чтобы те могли вернуться к своей обычной жизни и повседневным трудам.
Во второй половине дня я на машине отправился в сектор Газа. На границе между ним и Израилем через Вади-Хаси был возведен мост Бейли{62}, проехав по которому, мы оказались на старом шоссе Газа — Тель-Авив. Рабочие занимались приведением в порядок покрытия дороги, которую никто не ремонтировал в течение восьми лет, а другие укладывали шпалы железнодорожной ветки, идущей параллельно шоссе. Египетские власти распорядились разобрать пути или же то постарались местные крестьяне, так или иначе рельсы и шпалы отсутствовали на протяжении семи километров дороги. Однако же восстановление ее не займет много времени. На следующей неделе можно будет на поезде добраться из эль-Ариша через Рафах и Газу в Тель-Авив, Иерусалим и Хайфу, что особенно важно ввиду начала сезона сбора урожая цитрусовых. В секторе множество апельсиновых рощ, и будет необходимо отправить из Газы в Европу через Хайфу что-то около 300 000 ящиков апельсинов.
Земля по обеим сторонам дороги повсеместно сельскохозяйственного значения и интенсивно обрабатывается. Она разделена на небольшие наделы, с овощами, фруктовыми деревьями, в том числе цитрусовыми, нет ни единого свободного клочка. Неудивительно. Сомневаюсь, что найдется второе место в мире, где бы плотность населения была бы столько же высока. На площади в 330 000 дунамов (четыре дунама равны одному акру{63}), более половины которой занимают песчаные дюны, проживает 100 000 коренных жителей и 180 000 беженцев — примерно два человека на один дунам сельскохозяйственной земли.
Комендантский час, введенный в Газе спустя два дня после взятия города, сохраняется. Танк, подбитый из базуки во время штурма, так и стоит на центральной площади как монумент. Не ослабевает поток солдат, проходящих и проезжающих по вонючим улочкам, — уже неделя прошла, как не вывозится мусор. Грустное зрелище, но ничего не поделаешь. Теперь война закончена, и население Газы сможет вернуться к нормальной жизни. Нет ни малейших опасений насчет возможных беспорядков. Если уж армия не хочет воевать, гражданские и подавно бунтовать не станут. [184]
Полчаса потратили на осмотр города. За исключением нескольких прекрасных особняков, утопающих в зелени садов, в большинстве случаев жилища горожан — жалкие полуразвалившиеся строения. На берегу несколько рыбацких лодок и батарея артиллерийских орудий, которые египтяне успели вывести из строя перед тем, как сбежать. Вид у Газы такой, какой и должен быть после восьми лет отсутствия администрации, заинтересованной в развитии городской инфраструктуры. Это точно не та Газа, ради жизни в которой Самсон покинул холмы Иерусалима.
Штаб-квартира военного губернатора располагалась в здании полиции. Его еще тоже не успели вычистить и привести в надлежащий вид. В комнатах полный кавардак: буфеты и столы валяются перевернутые, ящики выворочены, всюду горы бумаг. Не знаю, чья это работа — убегавших египтян или солдат-победителей.
В одном из помещений мы подобрали несколько старых арабских стульев с традиционно богатой бархатной, но уже изрядно потертой обивкой и уселись обсудить сложившуюся обстановку. 180 000 арабских беженцев. Примерно половина — 95 000 человек — проживают в восьми лагерях, разбросанных по всему сектору. Остальные пристроились среди местных жителей. На настоящий момент занимался ими — проблемами их питания, здравоохранения и образования — не Египет, а специальное управление ООН. Нам надо, чтобы оно смогло возобновить свою работу. У него наличествует для этого необходимый персонал — около 3000 местных жителей и иностранцев — и склады со всем необходимым, запасов на которых хватит до будущих поставок продовольствия. Конечно, возникает сразу несколько вопросов: статус сотрудников управления (куда входят местные арабы, ливанцы и пр.), маршруты, по которым будут проводиться поставки в будущем (до настоящего момента они осуществлялись через Египет), какая валюта будет использоваться, а также еще целый воз проблем, решать которые придется в том числе и нам. На сегодняшний момент главное в том, чтобы оказание помощи беженцам продолжалось. Это гуманитарная и политическая проблема первостатейной важности — содержание 180 000 человек сопряжена с огромными сложностями, которые Израиль не может взвалить на свои плечи. На сегодняшний момент соответствующее подразделение ООН не уведомило нас о своем намерении свернуть выполнение миссии и продолжает работать в обычном режиме. Напряженность возникла только в первый день, когда беженцы попытались разграбить склады с продовольствием и одеждой, но нанесенный ущерб оказался невелик. [185]
Местное население сектора в основном живет в городах, а в его центре, городе Газа, постоянно проживает примерно 60 000 человек и еще 50 000 обитает в лагерях для беженцев.
Египет рассматривал сектор Газа как свою колонию. В соответствии с египетскими законами территория находилась под властью Военного министерства и Министерства флота, наделенного правами, сходными с теми, которыми обладает Британское министерство по делам колоний и заморских территорий. На практике египтяне вели себя точь-в-точь как британцы. Основные посты в администрации занимали египтяне, а более скромные должности принадлежали палестинцам из местных. (Правда, аппарат у египтян достигал 3000 чел., тогда как у британцев во время мандата всего 1000.) В своей политике по отношению к местному населению египтяне также подражали британцам. Они вручили управление экономикой — не без выгоды для себя — тонкой прослойке городских богатеев, которые еще больше наживались на чрезвычайно низко оплачиваемом труде рабочих, получивших в день от семи до десяти египетских пиастров{64}. Все это лишь увеличивает пропасть между втоптанными в грязь, измученными нищетой беженцами и группой богатых землевладельцев, купцов и городского чиновничества (все они частенько ездили в Египет в увеселительные поездки, во время которых обновляли и поддерживали свои связи). Проживали эти близкие к правительственным кругам лица на шикарных виллах, выросших среди песчаных дюн отдельно от городских кварталов. Самой роскошной была, конечно, резиденция генерал-губернатора. Хотя когда я посещал ее, она находилась не в лучшем виде, поскольку беженцы воспользовались моментом «междуцарствия», ворвались туда и украли все, что представляло какую-то ценность, и попутно вынесли все окна и двери.
Назначенный египтянами мэр, тоже, разумеется, принадлежал к кругу приближенных. Наш военный комендант намерен заменить его другим представителем нобилитета Газы, Рушиди эль-Шава, которого считают человеком прямым, простым и которого примет население. В общем и целом, городские нотабли не выказывают нежелания сотрудничать с нами. Напротив, не успели мы овладеть городом, многие из них принялись обивать пороги наших представителей [186] с выражениями готовности работать в общественных институтах или в штате нового губернатора. Некоторые были готовы даже «идти на жертвы» ради своего народа и предлагали ненадолго взять их под стражу, намекая на то, что это поднимет их престиж у соотечественников (подразумевалось, что пяти-шести дней в тюрьме будет достаточно). Готовность местных бонз к сотрудничеству значительно облегчала задачу.
Пока имел место всего один случай обстрела наших солдат из арабского дома (там прятались фидаины). Местный муниципалитет, с нашей подачи, восстановил работу с самого первого дня взятия Газы, на него была возложена ответственность обеспечивать элекро — и водоснабжение, а также оказание услуг здравоохранения. Кроме того, муниципалитету было поручено заниматься погребением египетских и палестинских солдат, погибший в боях в городе и на пограничных заставах.
Наиболее сложная задача на сегодня — это взятие под стражу прячущихся в городе солдат противника и сбор оружия. С тяжелым снаряжением, брошенным египтянами на позициях, трудностей нет, но вот стрелковое оружие во многих случаях исчезло. Кроме того, за несколько дней до начала боев египетские власти раздали местному населению большое количество винтовок и автоматов, в надежде, что граждане станут сражаться против нас. Сразу же после взятия сектора под контроль наш комендант отдал приказ всем гражданским лицам сдать оружие. Пока сдано около тысячи единиц пулеметов, винтовок и пистолетов, но нет никакого сомнения, что большую часть оружия население припрятало. Как мы узнали, в Иордании оружие и боеприпасы в большой цене, а потому бедуины и другие любители поживиться за чужой счет по ночам возят винтовки и патроны на гору Гермон. (Расстояние от сектора Газа до границы с Иорданией от тридцати пяти до пятидесяти километров.)
Интересен подход наших людей к решению этой проблемы. В течение многих лет мы прятались от облав мандатной администрации, пытавшихся лишить нас оружия, теперь мы сами применяем в Газе те же приемы — и, конечно, с теми же результатами!
Что до египетских солдат, некоторые из них, преимущественно офицеры, по берегу ушли в Египет, но остальные смешались с населением Газы, Хан-Юниса, Рафаха и окрестных деревень. Те, кому не удалось добыть себе гражданской одежды, сбросили форму и разгуливают в исподнем, иные даже в полосатых пижамах. В дополнение ко всему, где-то в городе еще скрываются фидаины, [187] приписанные к египетской разведке, и несколько сотен преступников — в честь нашего прихода египетские власти открыли ворота тюрьмы.
И последняя проблема, с которой нам пришлось столкнуться, — мародерство со стороны наших военных и гражданских лиц. Сначала они врывались в лавки в поисках скрывающихся вооруженных солдат противника, но позднее группы наших военнослужащих и жителей ближайших поселений запустили руки в имущество, которое из-за введения комендантского часа оставалось без охраны. В конце концов наша военная полиция взяла ситуацию под контроль, но до тех пор мародеры успели нанести ущерб как имуществу арабов, так и нашему престижу.
Позднее, во второй половине дня, когда я уже собирался отбыть в генштаб, комендантский час был отменен, и люди высыпали на улицы, кто-то — чтобы что-то купить, кто-то — чтобы увидеться с друзьями и близкими, но большинство просто из желания побыть на улице, походить и посмотреть, что происходит. Сначала они передвигались точно воры в ночи — глаза бегают, носы опущены, говорят шепотом. Но через несколько минут тихое бормотание превратилось в разноголосый рокот, послышались возгласы, смех, и буквально на глазах мертвый город ожил. Единственное, чего не хватало в этой картине, так это гор сочных арбузов, которыми так славится Газа. (Ежегодно из сектора Газа в арабские страны экспортируется около 5000 тонн арбузов, не считая того, что поглощается местными жителями!)
Уезжая из города, я взобрался на гору Тель-Али-Мунтар. Этот длинный хребет совершенно справедливо считался на протяжении веков ключом к Газе. С вершины видно, что он полностью господствует над долиной к востоку. (С запада Газу защищает море, а с севера и с юга — песчаные дюны.) Египтяне укрепили хребет, установив на нем артиллерию и пулеметы, связав огневые точки ходами сообщений. Я старался не забываться и не стал подходить слишком близко к заграждениям, где еще вполне могли остаться необезвреженные мины, но исследовал египетские окопы и не был разочарован. В одном из них, на северном склоне Али-Мунтар, я увидел нечто похожее на человеческие кости. Копнув поглубже, я обнаружил могилу жителя Ханаана, похороненного здесь, наверное, где-то в 1300 г. до н. э. Там я нашел кувшин и блюдо с остатками жертвоприношения в виде пищи. Посуда характерная для того периода. Края блюда подвернуты внутрь, кувшин конусообразный с круглым донышком и с ручками по бокам. На дне у таких сосудов часто обнаруживаются [188] небольшие ковшики, предназначенные для того, чтобы зачерпывать масло или вино. Я еще не счистил грязь с кувшина — это необходимо делать очень осторожно{65}.
На протяжении шести суток боев я успел поговорить со всеми командирами наших бригад, за исключением комбрига 1-й бригады. Необходимо сказать ему теплые слова, которые он вполне заслужил за то, как дралась его часть при захвате Рафахского узла обороны, где происходили основные бои на северном направлении и где его бригада играла главную роль. Я предпочел бы поздравить его лично и обязательно сделаю это, но пока написал ему небольшое письмо:
Дорогой Б.{66}
В этой войне «огня и маневра» мне за четыре последних дня боев так и не удалось встретиться с Вами, о чем я искренне сожалею. Даже в эль-Арише, откуда я только что вернулся, мы с Вами разминулись. Я думал, вы с X. Б. Л{67}, и хотел двух вещей: во-первых, увидеть Вас и побеседовать с Вами о том, как вы «поживали в эти дни», во-вторых, как человек, крайне довольный действиями Вашей бригады, по-товарищески пожать вам руку.
Когда будете в Тель-Авиве, постарайтесь заскочить ко мне. Если не сможете, я попробую поймать Вас в эль-Арише.
А на сем, шалом.
Из разных источников — из британских, египетских и от наших летчиков — поступает информация о случаях боевых столкновений с участием британских военных кораблей, наших самолетов и египетских судов.
Все началось с египетского фрегата «Домиат», который перевозил египетскую воинскую часть из г. Суэца в Шарм-аш-Шейх с целью усиления тамошнего гарнизона. Наши ВВС отправились атаковать корабль, но британская эскадра, патрулировавшая подходы к Суэцкому заливу, оказалась на месте раньше и пустила «Домиат» ко дну вскоре после наступления темноты 1 ноября. [189]
Затем британцы подняли на борт уцелевших моряков с фрегата и продолжили патрулирование. Во второй половине дня 3 ноября эти корабли находились в Тиранском проливе около Шарм-аш-Шейха. Примерно в это же время два звена «Мистэров» наших ВВС поднялись в небо, чтобы атаковать египетское судно, замеченное около Рас-Насрани, в пятнадцати километрах к северу от Шарм-аш-Шейха. Первая четверка «Мистэров» зашла на цель. Как видно, корабль был сработан некачественно, потому что раскололся на две части и затонул. Когда наши самолеты после выполнения задания ложились на обратный курс, летчики обнаружили около побережья крупное судно. Приблизиться они не могли, потому что у них заканчивалось горючее, но сообщили о корабле следовавшему за ними второму звену. Когда вторая четверка оказалась в заданном районе, пилоты увидели, как корабль, изменив курс, на всех парах идет прочь от Шарм-аш-Шейха. Командир звена не сомневался, что видит внизу правильную цель и, несмотря на плотный заградительный огонь с корабля, спикировав, нажатием одной кнопки выпустил по противнику все тридцать восемь реактивных снарядов. Три остальных «Мистэра» проделали то же самое. Судном, которое они атаковали, оказался британский фрегат, корабль ее величества «Крейн». Он получил повреждения, хотя и незначительные, поскольку ракеты не были бронебойными. Самолеты тоже ушли целыми, невзирая на серьезное зенитное противодействие, оказанное «Крейном».
Сообщение о другой ошибке, произошедшей в том же районе, когда мы потеряли один из наших «Мистэров», по всей видимости, наложилось на инцидент с «Крейном». Где-то в кабинетах военной разведки два происшествия слились в одно, и сбитый «Мистэр» записали на счет британского фрегата. В действительности оба эпизода не имели между собой никакой связи. Подлинная же история с этим «Мистэром» такова. Позавчера, 2 ноября, в полдень, звено из четырех «Мистэров» отправилось для атаки наземных целей в Рас-Насрани и Шарм-аш-Шейхе. Самолеты летели низко, и два из них получили повреждения от зенитного огня противника. Одна машина сумела дотянуть до базы, но вторая загорелась, и майору Бенни Пеледу пришлось катапультироваться. Истребитель еще в течение нескольких секунд находился в небе, а потом упал и взорвался. Бенни, которого отнесло ветром к египетскому лагерю, приземлился километрах в двух с половиной от оборонительного аванпоста. При приземлении он ударился и повредил колено. Невзирая на боль, он, представляя себе, что будет, если он угодит в плен к противнику, прошел примерно километра три — три с половиной по горам, цепью пролегавшим на западе. Египтяне, которых послали на поиски сбитого пилота, пытались [190] поймать его, ориентируясь на парашют, который ветром отнесло в противоположную сторону. Тем времени Бенни без помех достиг небольшого холма у подножия гряды. Забравшись наверх, он с удивлением обнаружил всего метрах в 200 от того места, где находился, хижину, рядом с которой сидели два египетских солдата. Однако он был так утомлен, что решил остаться там, где был. Вскоре появился «Пайпер» и начал кружить над местом, где догорал «Мистэр». Бенни попытался подать сигнал с помощью чехла парашюта, который прихватил с собой. Но летчик «Пайпера» ничего не увидел и улетел. Два часа спустя, в 17.00, «Пайпер» вернулся и на сей раз расширил круг поисков, приблизившись к горам. Пилот заметил машущего Пеледа. Не будучи уверен, кто это, он выключил двигатель, спустился пониже и прокричал: «Ты Бенни?» Увидев, что человек на земле закивал, летчик посадил машину на берегу моря, менее чем в 500 метрах от египетского лагеря, а затем начал рулить в направлении Бенни, который пополз к нему. Летчик и наблюдатель, находившийся вместе с ним в самолете, втащили свой «трофей» в кабину и поспешили взлететь.
Особого упоминания заслуживают два египетских солдата, сидевших около хижины на холме. Все то довольно продолжительное время, пока Бенни подавал сигналы, пока летчик опознавал его, садился, рулил по земле, а потом, загрузив Пеледа, взлетал, оба солдата так и сидели без движения, оперевшись на винтовки, и с интересом наблюдали за происходящим.
«Мистэр» майора Пеледа — единственный реактивный самолет, который мы на сегодняшний день потеряли{68}. Мы лишились еще девяти поршневых машин: семи «Мустангов» и двух «Харвардов». Примечательно, что все они были сбиты зенитным огнем, а не в воздушных боях, и большинство из них — семь из десяти — мы потеряли в первые дни, 30 и 31 октября, еще перед тем, как в дело вступила англо-французская авиация. Командующий сухопутными силами Египта имеет все основания жаловаться на то, что египетские ВВС не утруждались тем, чтобы защищать пехоту, которой приходилось заботиться о себе самой.
Машины с поршневыми двигателями были сбиты потому, что они совершили очень много вылетов по наземным целям, летая в основном на бреющем полете. Дело в том, что многие из этих самолетов пилотировались молодыми и не имевшими боевого опыта летчиками, они спускались на предельно малую высоту слишком рано [191] и превращали себя в хорошую мишень для ПВО противника, давая зенитчикам возможность как следует прицелиться.
Среди наших пилотов — не считая тех, кто служил в эскадрилье «Пайперов» — шестеро были ранены, а двое погибли. Один из раненых попал в плен к египтянам, но остальные пятеро вернулись на базу, трое самостоятельно, двоих вывезли с вражеской территории самолеты-спасатели.
Рекорд «дальности» среди возвращавшихся с неприятельской территории летчиков поставил капитан Пац. Он шел пешком, и ему потребовалось почти тридцать часов на то, чтобы добраться до наших позиций. Его самолет 31 октября сбили зенитчики, когда они еще два «Мустанга» атаковали колонну бронетехники в районе Бир-Гафгафы. Когда он увидел, что стрелка прибора, показывающего давление масла, на нуле, а из двигателя валит черный дым, он набрал высоту 400 м, выбрал более или менее ровную полоску земли, выключил мотор и сел «на брюхо». В других условиях он бы предпочел выпрыгнуть с парашютом, но на сей раз побоялся, что купол привлечет внимание находившихся поблизости египетских солдат, и они подстрелят его прежде, чем он достигнет земли.
Когда самолет остановился, Пац выскочил из него и спрятался в кустах пролегавшей поблизости вади. Убедившись, что противник его не разыскивает, он, оценив ситуацию, зашагал в направлении Бир-Хасны, в надежде, что там ему встретится израильская часть. Он шел всю ночь и добрался до Бир-Хасны незадолго до рассвета. Решив не рисковать, он спрятался за ближайшим холмом и стал ждать утра. Сделав так, Пац поступил очень разумно, поскольку когда рассвело, он подполз к лагерю и обнаружил там египтян. Оставался один выход — идти дальше в направлении Израиля. Во вторую ночь он переменил направление и вместо юго-востока пошел на северо-запад, стремясь добраться до Джебель-Либни. Он шел еще одну ночь, чтобы наконец достигнуть цели и встретиться с израильтянами.
Главной проблемой подобных путешествий по пустыне, конечно же, является вода. Как и все пилоты, Пац имел при себе маленькую фляжку на двести граммов воды и пакетик леденцов. Воду он прикончил через два часа после посадки, поскольку в самом начале похода ему, чтобы обогнуть Джебель-Ялек, пришлось преодолевать трехсотметровый подъем. Забравшись наверх, Пац почувствовал такую жажду, что решил разом выпить всю воду.
Стремясь избежать жары и встречи с бедуинами или египетскими солдатами, Пац передвигался только ночью. Днем он прятался в валунах, выкапывал в песке яму и пережидал так до заката. [192]
Чтобы бороться с жаждой, он сосал леденцы. Добравшись до своих, он без устали воспевал этот продукт, хотя и говорил, что летное начальство могло бы снабдить пилотов не такими дешевыми леденцами, которые приклеиваются к обертке! Леденцы он разделил на две части и сосал их вместе с маленькими листьями мясистых пустынных растений, росших в вади. Листья содержали сок, но были горше желчи, хотя леденцы немного отбивали неприятное послевкусие.
Пац заметил, что на кустах, покрытых пылью, собиралось особенно много росы. По-видимому, влага обволакивала частички пыли, и, хотя пить или лизать росу было нельзя, Пац обтирал этой влажной грязью открытые участки тела — руки, шею, лоб. Когда путешествие капитана Паца завершилось, у него еще оставалось четыре леденца. Если бы он не встретил израильтян в Джебель-Либни, то, как он планировал, побрел бы в Кусейму. Имея эти четыре леденца для подслащения горького сока растений и пользуясь «лосьоном» из росы и грязи, он рассчитывал продержаться еще одну ночь и даже две.
В последние сорок восемь часов пика достигли три кампании: наша («Кадет»), международная и англо-французская.
Сессия Ассамблеи ООН продолжилась в Нью-Йорке 3 ноября. На ее открытии Генеральный секретарь Даг Хаммаршельд объявил, что Британия, Франция и Израиль дали негативный ответ на требования Ассамблеи в отношении прекращения огня и вывода войск. С другой стороны, сообщил он, правительство Египта объявило, что принимает условия и готово отдать солдатам приказ прекратить военные действия.
Советский Союз и его сателлиты из афро-азиатского блока потребовали полного подчинения требованиям резолюции со стороны трех агрессоров (Британии, Франции и Израиля). Представитель Соединенных Штатов, Генри Кэбот Лодж, предложил учредить две международные комиссии, одна из которых занялась бы поисками разрешения арабо-израильского конфликта, а другая — проблемами Суэца. Принято было третье предложение, сделанное министром иностранных дел Канады Лестером Пирсоном и поддержанное Хаммаршельдом. В соответствии с этим предложением, для претворения в жизнь решений Ассамблеи предполагалось создать международный вооруженный контингент. Вот текст резолюции Пирсона: [193]
Памятуя о насущной необходимости облегчения процесса претворения в жизнь резолюции, принятой Ассамблеей 2 ноября 1956 г. (А/3256), Ассамблея в срочном порядке просит Генерального секретаря в течение сорока восьми часов предоставить ей, при условии согласия всех заинтересованных стран, план создания чрезвычайных сил ООН для обеспечения режима прекращения огня в соответствии с вышеупомянутой резолюцией.
Британия и Франция, требовавшие международного надзора за Суэцем, не могли оспорить канадскую резолюцию, а потому вместе с Израилем воздержались при голосовании. Даже для Египта при сложившихся обстоятельствах она была меньшим из двух зол. Советский блок, Новая Зеландия и Южная Африка тоже воздержались; итак, резолюцию приняли без единого голоса против при шестнадцати воздержавшихся.
Принятие этого документа не могло, конечно, помешать Индии предложить, а Ассамблее принять еще одну резолюцию, вновь призывавшую вовлеченные в конфликт стороны немедленно приступить к выполнению резолюции ООН от 2 ноября о прекращении огня и выводе войск.
Ближе к концу заседания, проводившегося в ранние часы 4 ноября, на Британию, Францию и Израиль вновь было оказано давление с целью добиться немедленного принятия решений ООН. Представитель Израиля попросил слова и заявил, что «Израиль согласен на немедленное прекращение огня при условии, что такой же ответ последует и от Египта». Я могу представить себе, что наш представитель рассчитывал, что к моменту поступления ответа из Египта, Шарм-аш-Шейх будет уже в наших руках. Даже если бы прекращение огня вступило в силу через несколько часов, ничего плохого бы не случилось. Главное заключалось в том, что мы выразили готовность следовать резолюциям ООН.
Правительства Британии и Франции, однако, чуть из кожи не вылезли, когда узнали о заявлении представителя Израиля. В конце концов они то и дело повторяли, что причина предстоящего ввода их войск в зону канала состоит в том, чтобы развести воюющие армии Израиля и Египта. Если же обе воюющие стороны складывают оружие, тогда для чего нужна англо-французская интервенция? В этой ситуации особенно сложным оказалось положение британского премьер-министра. Общественное мнение в стране против войны в Египте, волна недовольства нарастает день ото дня, на улицу выходят протестующие с плакатами: «Идена в отставку!» В связи с этим [194] Британия обратилась к Франции с просьбой употребить весь свой вес на то, чтобы убедить Израиль отозвать заявление о согласии на прекращение огня. Франция попросила нас не предпринимать действий, способных поколебать непрочный фундамент позиций Идена в Суэцком вопросе. Французы объяснили нам как наши друзья, что, если мы не откликнемся на просьбу британцев, Идену придется полностью отказаться от реализации военных планов относительно Суэцкого канала.
Взвесив все «за» и «против», Бен-Гурион решил внять мольбам французов, и в полдень 4 ноября израильский представитель при ООН уведомил Хаммаршельда, что наше заявление на Ассамблее было неправильно истолковано. Он (наш представитель) только хотел сказать, что в настоящий момент на всех фронтах состояние прекращения огня существует de facto. Что же до выполнения Израилем требований, изложенных в резолюции Ассамблеи, оно возможно при условии удовлетворительных позитивных ответов на следующие пять вопросов:
1. Получено ли четкое и ясное безоговорочное согласие на прекращение огня со стороны правительства Египта?
2. Придерживается ли Египет заявлений, которых он придерживался на протяжении многих лет, о том, что он находится в состоянии войны с Израилем?
3. Готов ли Египет начать немедленные переговоры с Израилем с перспективой установления мира между двумя странами, как значится в aide-memoire (памятной записке) правительства Израиля от 4 ноября на имя Генерального секретаря ООН?
4. Согласен ли Египет прекратить экономический бойкот Израиля и снять запрет на движение израильских судов через Суэцкий канал?
5. Отзовет ли Египет контролируемые им банды фидаинов, проникающих (в Израиль) с территории других арабских государств?
Хотя Бен-Гурион и исполнил просьбу правительства Франции, он был очень зол. Если Британия и Франция хотели воспользоваться начавшимся между Израилем и Египтом военным конфликтом, у них в распоряжении имелось шесть суток, с 29 октября по 4 ноября, на протяжении которых мы воевали с египтянами неподалеку от восточного берега Суэцкого канала. Однако британская армия занималась скрупулезной подготовкой к операции «Мушкетер», точно у нее в распоряжении имелась уйма времени. Теперь же, когда [195] Ассамблея ООН призывает к прекращению огня, британцы просят Израиль не давать согласия ради политических выгод правительства Британии. Израиль сделал максимум возможного, совершил титанические деяния для того, чтобы закончить кампанию, не вступив в конфликт с резолюциями ООН, и фактически преуспел в этом. Конечно, у нас не было альтернативы в вопросе отвода войск к границам, но мы могли бы принять по крайней мере второе требование — прекращение огня. Теперь же приходится отказываться от того, что можно было бы сделать, обрекая себя на еще большее давление со стороны ООН.
Согласиться Бен-Гуриона вынудило, конечно, не одно стремление не оставить без ответа просьбу Франции, которая в последние годы демонстрировала нам свою искреннюю дружбу. В основе шага Бен-Гуриона лежал и холодный расчет, понимание того, что Израилю лучше не оказываться в положении агрессора, нарушающего мир и игнорирующего резолюции ООН в одиночку. Предпочтительнее в этом случае находиться в компании Британии и Франции.
Дело, однако, на этом не закончилось. Французы чувствовали, что последние мгновения отпущенного им политического времени истекают, и что если они хотят высаживать десант на египетском берегу, то лучше поспешить. Поэтому министр обороны Франции Бурж-Монури и министр иностранных дел Кристиан Пино полетели в Лондон, чтобы подтолкнуть британцев и убедить их перенести дату высадки. Тут, похоже, в Лондоне поняли, что «вот-вот пробьет полночь», но все еще искали предлога для оправдания своих действий в глазах мировой общественности. Сделать это британцы и французы могли только за счет Израиля. Ответ, врученный Соединенным Королевством и Францией Генеральному секретарю ООН после принятой 4 ноября Ассамблеей резолюции, содержал и такую фразу: «Два правительства по-прежнему видят необходимость ввести международные силы, чтобы остановить ведение военных действий Египтом и Израилем, обеспечить быстрый вывод израильских войск, принять необходимые меры для устранения препятствий движению судов через Суэцкий канал и способствовать решению проблем региона».
Фразу относительно вывода войск Израиля (курсив мой) вставили по настоянию британцев, французы молча согласились; они приняли бы, наверное, любую формулу, лишь бы заставить британцев поторопиться с высадкой.
Бен-Гурион, который ничего другого от лживых англичан и не ждал, более всего сожалел о согласии французов с текстом, выставлявшим [196] перед всем миром Израиль агрессором, против которого они, Франция и Британия, собирались вести боевые действия, с целью заставить вывести войска с Синая. И это все после того, как лишь несколько часов назад Израиль, прислушавшись к их просьбам, для облегчения их положения пошел на отзыв заявления с согласием на прекращение огня. Не без чувства горечи отправлял Бен-Гурион нашему представителю в Париже следующую телеграмму, текст которой надлежало довести до сведения Французского правительства:
С глубоким удивлением прочитал вашу телеграмму с текстом англо-французского ответа Хаммаршельду. Они не имели права делать такое заявление, и я удивлен, что его разделили наши друзья во Франции. Мы расцениваем как недружественный акт то, что основанием для ввода своих войск в зону Суэцкого канала они объявляют необходимость его защиты от Израиля, и не будем считать обязательным для себя прислушиваться к любым заявлениям на сей счет. Мы убеждаем их (французов) во имя нашей дружбы не делать ничего подобного.
Единственным возможным вариантом в сложившей обстановке французский премьер-министр считал проинструктировать своего представителя при ООН относительно того, что под англо-французским заявлением о выводе израильских войск надо понимать вывод их из зоны Суэцкого канала. Подобная интерпретация не удовлетворяла Израиль и не рассеивала атмосферу горечи. Что же до Британии и Франции, сомнительно, что они смогут выбраться из болота, ухватившись за такую соломинку.
Так или иначе, вчера, 5 ноября, на рассвете после долгого сидения наседки на яйцах, через скорлупу проклюнулись сразу два цыпленка. Высадившийся в Египте французский парашютный батальон захватил мосты, связывавшие Порт-Саид с материком, а британские воздушные десантники взяли аэродром Гамиль в Порт-Саиде.
Однако одновременно произошло и нечто иное. Советский Союз, поначалу действовавший очень сдержанно — вероятно, по причине восстания, полыхавшего в тот момент в Венгрии, — решил, что пришло время продемонстрировать силу. Председатель Совмина Советского Союза, маршал Булганин, направил в адрес Британии, Франции и Израиля ноты с угрозами. Письма были вручены вчера вечером, 5 ноября. В том из них, которое было обращено к Израилю, говорилось: [197]
Господин премьер-министр.
Советское правительство уже выражало твердое осуждение вооруженной агрессии Израиля, равно как Британии и Франции, против Египта, что является прямым и неприкрытым нарушением Устава и принципов Организации Объединенных Наций. На специальной сессии Ассамблеи ООН подавляющее большинство стран мира также осудили акт агрессии в отношении Республики Египет и призвали правительства Израиля, Британии и Франции незамедлительно прекратить военные действия и вывести вторгнувшиеся армии с египетской территории. Все миролюбивое сообщество с негодованием осуждает преступные действия агрессоров, нарушивших территориальную целостность, суверенитет и независимость Республики Египет.
Не принимая в расчет вышеизложенных фактов, правительство Израиля, выступая в роли инструмента империалистических сил, упорно продолжает участвовать в бессмысленной авантюре, выступая против всех народов Востока, которые ведут борьбу против колониализма за свободу и независимость всех миролюбивых народов мира.
Подобные действия правительства Израиля ясно демонстрируют истинную ценность постоянных лживых заявлений Израиля о его миролюбии и стремлении к мирному сосуществованию с соседними арабскими государствами. Такими заявлениями правительство Израиля стремится фактически лишь к усыплению бдительности других народов, в то время как само подготавливается к предательским ударам по своим соседям, подчиняясь воле иностранных государств и действуя в соответствии с полученными извне приказами.
Правительство Израиля преступно и безответственно играет судьбами мира и судьбой собственного народа. Оно сеет ненависть к государству Израиль у народов Востока, что неминуемо отразится на будущей судьбе Израиля и поставит под вопрос само существование Израиля как государства. Будучи жизненно заинтересованным в поддержании мира и сохранении спокойствия на Ближнем Востоке, Советское правительство в настоящий момент предпринимает шаги к тому, чтобы положить конец войне и обуздать агрессоров.
Мы предлагаем правительству Израиля, пока не поздно, прекратить военные действия против Египта. Мы взываем к вам, к парламенту, рабочему классу государства Израиль, ко всему народу Израиля: прекратите агрессию, остановите кровопролитие, уберите ваши войска с египетской территории. [198]
Ввиду сложившейся обстановки, Советское правительство решило попросить своего посла в Тель-Авиве покинуть Израиль и незамедлительно следовать в Москву. Мы надеемся, что правительство Израиля правильно истолкует и оценит наше предупреждение.
Н. Булганин.
Бен-Гурион не скрывал глубокой озабоченности позицией Советского Союза и осознавал всю значимость содержавшейся в письме угрозы, но поджилки от страха у него не затряслись. Он не поддался панике. Напротив, эмоциональное воздействие советского ультиматума только укрепило в нем стремление к продолжению борьбы. Что особенно взбесило премьера, так это разница между письмами, отправленными Британии и Франции, и адресованным Израилю. Послание нам было выдержано в презрительном и издевательском тоне, в письме содержалась угроза самому существованию государства Израиль. Британцам и французам Советский Союз тоже грозил применением силы и обстрелом баллистическими ракетами, но в текстах отсутствовала угроза политической независимости и не было ни следа насмешек, в отличие от ультиматума Израилю.
Меня обрадовало то, с каким холодным спокойствием Бен-Гурион воспринял новый поворот событий. Я подумал о нескольких людях, кому-то из которых, возможно, придется заменить Бен-Гуриона на посту премьера — они в такой ситуации непременно впали бы в панику.
Хорошо, наверное, все же, что из-за положения в Венгрии русские прислали нам письмо с угрозами не раньше, а в ночь на 5 ноября, спустя двенадцать часов после того, как в операции «Кадеш» прозвучал последний выстрел. Кто знает, началась ли бы вообще Синайская кампания, если бы русские послали свои ультиматумы Британии, Франции и Израилю до 29 октября.