Синайская прелюдия
На заседании генштаба тем утром присутствовал премьер-министр и министр обороны Давид Бен-Гурион. Речь шла об использовании нами бронетехники. Посредине совещания поступил «нетерпящий отлагательств» сигнал из Парижа от нашего военного атташе, сообщившего мне о планах британцев и французов захватить Суэцкий канал и аннулировать приказ о национализации этого объекта. (Насер объявил о национализации Суэцкого канала 27 июля 1956 г.) Как стало известно, предстоявшая операция получила название «Мушкетер», командовать ею должен был британский генерал сэр Чарлз Кейтли, а в роли его заместителя выступал французский вице-адмирал Пьер Баржо. [36]
В последующие несколько дней к нам поступали разведданные из других источников, позволявшие сделать вывод о том, что политическая ситуация в ближайшее время будет обостряться.
Во время перерыва на рабочий завтрак мы посовещались относительно данного вопроса и пришли к выводу, что нам в любом случае надлежит приготовиться к войне, которая разразится в нашем регионе. Соответственно, я сократил количество встреч в генштабе, намеченных на ближайшие две недели, и приказал помощникам подготовить мои визиты в боевые части.
Если Британия и Франция захватят Суэцкий канал и силой оружия восстановят его международный статус, политические последствия этой акции будут для нас весьма важными. В результате, помимо того, что будет восстановлено (как я смел надеяться) судоходство Израиля через канал, Британия окажется в состоянии войны с Египтом, что послужит нашим интересам. Я хорошо помнил слова, сказанные мне королем Иордании Абдаллой незадолго до того, как его убили. Он признавался, что был готов урегулировать отношения с Израилем, но британский представитель Киркбрайд (сэр Александр Киркбрайд, британский министр в Аммане) высказался против, поскольку опасался, что этот шаг осложнит добрые взаимоотношения между Британией и Египтом. В те времена — в конце сороковых — Британия поддерживала арабов и разжигала у них националистические настроения, а взаимоотношения с Египтом рассматривала как базовые в своей политике на Ближнем Востоке. Вот интересно, думал я тогда, считает ли британский премьер Энтони Идеи, что его стране по-прежнему стоит препятствовать установлению добрососедских взаимоотношений между Иорданией и Израилем ради того, чтобы Британию не сочли произраильски настроенной в Египте (в Египте короля Фарука!){11}.
В тот же вечер радио Каира сообщило о том, что израильский патруль на границе сектора Газа понес серьезные потери. Правда заключалась в том, что ни один из наших военнослужащих не был убит или ранен, никто не пропал без вести. Интересно, верили ли люди в Газе тому, что вещало каирское радио, или же давно уже поняли: все, что там говорится об Израиле, — не информация, а пропагандистская ложь. [37]
Вчера я в компании начальников отделов генштаба посещал штаб бронетанковых войск. Нам удалось заполучить еще некоторое количество танков, и мне хотелось выяснить, что можно сделать для ускорения подготовки дополнительных экипажей.
Сегодня я побывал в штабе ВВС для ознакомления с обстановкой и с тем, как ведется обучение личного состава в свете предстоящих событий. Я особо подчеркнул, что, принимая во внимание складывающуюся ситуацию, нам нужно готовиться к тому, что, возможно, придется задействовать в боевых операциях все имеющиеся самолеты, включая и новые приобретения. Мы не могли позволить себе пропустить благоприятную возможность нанести удар по Египту, равно как не имели права, при наличии новой техники, идти в бой на старых машинах из-за нехватки подготовленных летчиков.
Я уверен, что в ВВС понимают всю важность момента и смогут ускорить процесс «выпекания пилотов». Летное начальство собирается пересадить летчиков с винтовых машин на реактивные, минуя промежуточную фазу. С «Харвардов» они перейдут прямо на «Метеоры» без подготовительных тренировок на «Мустангах».
Нехватка людей и куцый бюджет — эти проблемы стали уже хроническими. Нам приходится скрести по всем сусекам, чтобы набрать еще хоть какие-то крохи. Вот сегодня, например, среди всего прочего, мне пришлось отменить отъезд на учебу за рубеж девяти офицеров. Конечно, оставив их дома, мы сэкономим 70 000 долларов, однако сомневаюсь, что стал бы поступать подобным образом в другой ситуации.
Послезавтра отправляюсь инспектировать пехотную бригаду «Голани», чтобы на месте выяснить, готовы ли они драться. Девятнадцатого числа аналогичный смотр предстоит бригаде воздушных десантников.
Неделю назад я отдал приказ начальникам отделов генштаба изучить различные планы возможных операций на Египетском фронте. Масштабы задач разнились от овладения всем Синайским полуостровом до ограниченных акций, связанных с взятием под наш контроль Тиранского пролива (в южной оконечности Акабского залива) или сектора Газа. Сегодня по этому поводу я собрал совещание всего оперативного отдела генштаба, включая высших офицеров ВВС и ВМФ.
Я обрисовал политическую и стратегическую обстановку, в соответствии с указаниями министра обороны, сделав отдельный упор на проблемы международного характера и на узко специфические — наши проблемы. Операция, которая, вероятно, начнется в ближайшее [38] время, продиктована необходимостью возвращения международного статуса Суэцкому каналу. Это не есть сугубо израильский вопрос, однако решение его имеет огромную важность для нашей страны. Мы вовсе не горим желанием выходить к Суэцу и становиться участниками боевых действий за данный объект. Совсем иное дело Тиранский пролив (узкий проход между островами Тиран и Санапир и Шарм-аш-Шейхом), а также сектор Газа. Это вопросы, напрямую затрагивающие интересы Израиля, поскольку от решения первого зависит судоходство из Эйлата, а второго — безопасность Израиля.
Военные акции в отношении этих последних объектов мы можем предпринять по своей собственной инициативе, во взаимодействии с войсками, действующими против Египта, или же без какого-либо контакта с ними тогда, когда правительство Израиля сочтет это необходимым.
Сегодня Бен-Гурион созвал специальное заседание кабинета с тем, чтобы одобрить ответное применение военной силы против Арабского легиона Иордании{12}. При всем нашем нежелании обострять арабо-израильский конфликт в тот момент, когда Запад собирается воевать с арабами за канал, и предоставлять британцам шанс обвинять во всех грехах Израиль, покрывая таким образом свое бездействие в деле Суэца, мы не могли не принять решительных мер против Иордании. Арабское общественное мнение рассматривает террористическую деятельность против Израиля как неотъемлемую часть войны. Бандитские вылазки помогали удовлетворить кровожадное желание мести и залечивать раны, нанесенные национальному арабскому самолюбию вследствие поражения в Войне за независимость. Арабские государственные руководители, включая короля Иордании Хусейна, в своих предназначенных «на экспорт» заявлениях уверяют мировое сообщество в том, что бессильны предотвратить террор, который, как они говорят, дело рук палестинских беженцев. В то же время они приветствуют терроризм и поддерживают его, тогда как акты террора осуществляются специально подготовленными военнослужащими из армейских частей, фидаинами, которые посылаются из сектора Газа в Иорданию, Сирию и Ливан (где они получают оружие и деньги через посольства Египта [39] в этих странах). Нет никакого сомнения в том, что в сложившейся обстановке единственным средством остановить эти рейды против гражданского населения Израиля являются вооруженные акции против военных объектов на территории арабских стран. Мы надеемся с помощью этих операций убедить арабские правительства в том, что в их же собственных интересах воспрепятствовать деятельности фидаинов, поскольку в конечном итоге все увидят слабость арабских армий, не способных противостоять израильтянам на поле боя. Все это чревато для арабских руководителей потерей престижа и репутации.
С политической точки зрения, очень и очень непросто в мирное время отдать приказ войскам перейти границу и атаковать объекты на чужой территории. Вместе с тем за последнюю неделю террористическая активность со стороны Иордании возросла настолько, что мы уже не в состоянии позволить себе бездействовать.
Двадцать второго числа этого месяца — два дня назад — с позиций Арабского легиона к северу от Вифлеема был открыт пулеметный огонь по группе наших археологов, посещавших место раскопок в Рамат-Рахель, в южных предместьях Иерусалима. Арабский пост расположен поблизости от монастыря Мар-Элиас, поэтому израильские археологи представляли собой отличную мишень для пулеметчика. Спустя несколько секунд четверо из них были убиты, а шестнадцать получили ранения.
Вчера имели место еще два инцидента также поблизости от Иерусалима, в новом поселении иммигрантов Аминадав, расположенном неподалеку от границы с Иорданией. Две женщины, мать и дочь, собирали дрова для очага, когда арабские легионеры открыли по ним огонь из Кафр-Бейтира. Обе получили ранения, но матери удалось добежать до Аминадава и позвать на помощь. Когда она с несколькими поселенцами вернулась за дочерью, то нашла ее зарезанной. Арабские солдаты перешли границу Израиля, убили девушку, отрубили ей руку и унесли с собой.
Второй случай произошел в кибуце Маоц-Хаим в долине Бейт-Шеан, где границей между Иорданией и Израилем служит река Иордан. Здесь арабские солдаты перешли реку, застрелили молодого тракториста, работавшего на пашне, оттащили его тело к Иордану и бросили в воду.
Во всех трех описанных выше случаях арабы, вне сомнения, знали, что имеют дело с мирными гражданами, занятыми своим повседневным трудом, как сознавали нападавшие и то, что действовали на израильской территории. [40]
Сегодня, примерно в 08.30 я встречал Бен-Гуриона на военном аэродроме в Рамле, куда он прилетел на «Пайпер-Кабе» из Сде-Бокер{13}. Хотя Бен-Гурион отнюдь не молод, — в этом году ему исполнится шестьдесят восемь лет, — он каждую пятницу неизменно отправляется на машине по ухабистой дороге из Иерусалима или Тель-Авива в свое скромное крестьянское жилище в кибуце Сде-Бокер, что в пустыне Негев. В воскресенье утром он едет обратно на «Пайпере», а условия полета на этой машине комфортабельными не назовешь. Для Бен-Гуриона его поселение в Негеве есть высочайшее воплощение идеи возрождения Израиля, граждане которого — иммигранты и те, кто родился на этой земле, — отринув комфорт городских жилищ, превращают пустыню в пригодное для жизни человека место. Антитезой этому является в глазах премьера Тель-Авив. Когда мы шли по его заполненным людьми улицам, я сам слышал, как Бен-Гурион недовольно пробормотал: «Ниневия!»
На аэродром прибыл также и Шимон Перес (генеральный директор Министерства обороны). Втроем мы на машине поехали в Иерусалим. Я предложил Бен-Гуриону избрать в качестве мишени для карательной акции один из четырех объектов: Дахарию в горах поблизости от Хеврона, Дженин в Самарии, Хусан или Цуриф; два последних в горах у Иерусалима. Во всех четырех точках дислоцировались части вооруженных сил Иордании. Удар по ним не мог причинить вреда гражданскому населению.
Бен-Гурион склонялся к тому, чтобы провести ограниченные акции в районе Иерусалима, как бы подчеркнув этим связь между операцией и регионом, из которого нападали арабские террористы.
Затем мы обсудили результаты визита Переса во Францию, откуда он только что вернулся. Похоже, Кристиан Пино, министр иностранных дел Франции, уехал со второй Лондонской конференции (21 сентября) очень и очень расстроенным. Созвать это учредительное собрание, которое должно было стать конференцией пользователей Суэцкого канала, предложил госсекретарь США Джон Фостер Даллес. Однако Пино понял, что на самом деле американцы стремились к тому, чтобы спустить на тормозах проблему, возникшую из-за национализации Суэцкого канала. Пино считал, что британцы [41] не начнут военной операции против Насера, несмотря на стремление премьера Энтони Идена сделать это, поскольку его намерения встречали противодействие даже со стороны представителей правящей партии. С другой стороны, в Министерстве обороны Франции крепнет убежденность в необходимости предпринять военную акцию против Египта и в том, что французы должны начать ее, даже если им придется действовать в одиночку. В этом случае, как считали военные Франции, Британия в конце концов подключится к кампании. Вмешательства США французы не ожидают, что же до Советского Союза, то его реакцию предугадать нельзя.
Прошлой ночью мы осуществили карательную операцию против гарнизона Арабского легиона крепости Тегарта в Хусане. (Название «крепости Тегарта» получили хорошо укрепленные полицейские форпосты, возведенные в ключевых точках на территории Палестины администрацией британского мандата в конце тридцатых годов по рекомендации сэра Чарлза Тегарта, советника по вопросам безопасности.) В ходе подобных акций я предпочитаю находиться на передовом командном пункте атакующего подразделения. В конце концов война, пусть даже маленькая боевая операция, главная работа армии. Не знаю уж, нравится ли командирам видеть меня рядом, но, когда подворачивается возможность, я стараюсь находиться на передовой и наблюдать за боем, а если надо, и вмешиваться в руководство. Считаю, что это лучше, чем, читая о случившемся в рапорте на следующее утро, демонстрировать задним числом собственную мудрость, указывая, как и кому нужно было поступить.
Тыловой штаб этой части находился в поселении Мевуот-Бетар. Я оставил там машину и пешком направился на КП бригады, расположенный на холме в нескольких сотнях метров от позиций противника. Вернувшись в штаб незадолго до рассвета, я узнал, что некоторые из остававшихся там наших людей получили ранения во время обстрела, которому подвергли селение минометчики Арабского легиона. Мой водитель, Ноам, тоже был ранен, но не серьезно, и не утратил чувства юмора. Как сказал Ноам, он поплатился за то, что не послушался меня, хотя я говорил ему, что в бою лучше не находиться в помещении, крыша которого может помешать твоей звезде защитить тебя. Что же ей делать, ведь она же тебя не видит...
Задача была выполнена — наши солдаты захватили вражеские Позиции и сравняли с землей укрепления форта. Однако нам пришлось заплатить дорогую цену: десять погибших и шестнадцать [42] раненых. Противник, насколько известно на данный момент, потерял тридцать девять человек убитыми и двенадцать ранеными. Командование легиона попыталось послать на помощь своим подкрепления, но наши люди устроили на пути противника засаду и не позволили отряду противника соединиться с гарнизоном.
Наибольшие потери мы понесли во время штурма укрепленных позиций неприятеля на склоне холма, где легионеры держались стойко, возможно, потому что им было некуда отступать. Еще одним препятствием, остановившим продвижение бронетехники, стал глубокий противотанковый ров. Пришлось снимать с другого участка роту, чтобы силами ее личного состава завалить ров камнями и землей.
Главная трудность подобных рейдов заключается в нехватке времени. За несколько часов, действуя в кромешной тьме на скалистой местности, покрытой валунами и колючим кустарником, нашим бойцам приходилось захватывать укрепленные приграничные аванпосты, выдвигаться для атаки на полицейский форт, прокладывая по бездорожью путь груженой взрывчаткой технике, взрывать крепость и затем быстро возвращаться, чтобы успеть уйти до рассвета, унося с собой не только раненых, но и всех убитых. Во время таких операций наши командиры шли в атакующих шеренгах своих подразделений и после каждой битвы мы недосчитывались кого-нибудь из этих храбрецов. Во время последней такого рода акции в начале месяца, когда мы атаковали пост иорданской полиции в Рахаве (на шоссе Хеврон — Беершева), получил серьезнейшее ранение лучший из наших коммандос. Это был двадцатиоднолетний серен (капитан) Меир Хар-Цион, чьи качества бойца и беспримерная храбрость стали легендой в армии. Пуля попала капитану в горло. Жизнь Хар-Циону спас офицер-медик, который подполз к раненому под огнем и сделал трахеотомию с помощью перочинного ножа. Не знаю, найдется ли хоть один офицер-ветеран среди десантников, который не был бы ранен в подобных операциях{14}.
Часть вернулась назад в Израиль перед самым рассветом. На пункте сбора их уже ждали санитарные машины, чтобы как можно быстрее доставить раненых в больницу. На одной половине столовой [43] в Мевуот-Бетар вернувшихся с задания военнослужащих угощали чаем с бутербродами, а на другой — привыкшие вставать рано члены кибуца наскоро готовили завтрак перед тем, как выйти в поле.
Выслушав донесения офицеров о деталях сражения и установив благодаря этому, какие ошибки были допущены при планировании операции, я вернулся в главную ставку. Со мной вместе поехал офицер-десантник У., получивший легкое ранение и не пожелавший отправляться в госпиталь. Предрассветный ветерок и ухабы на дороге не давали шанса задремать, и мы разговорились. Среди прочего У. рассказал мне о двух молодых офицерах из своей части, которые свихнулись на почве спиритизма и всякий раз по ночам, когда не велись боевые действия, «разговаривали» с павшими товарищами. Когда У. назвал мне имена офицеров, я не поверил своим ушам, поскольку считал их самыми умными и трезвомыслящими молодыми людьми в армии. Когда я сказал об этом У., он, к моему удивлению, очень помрачнел и ответил, что после двух лет рейдов никакой ум и никакая способность трезво мыслить не поможет солдату, если он того хочет, видеть рядом с собой погибших друзей, поскольку в такой обстановке грань между жизнью и смертью становится трудноразличимой.
Большая часть разговоров во время нашей с Бен-Гурионом сегодняшней встречи была посвящена анализу политической ситуации и на ее фоне вопросам безопасности. Внимание Бен-Гуриона приковывала позиция Соединенных Штатов и Британии. Америка внушала беспокойство, поведение Британии — недоверие. Премьер опасался, что британцы могут ради демонстрации дружественного отношения к арабам выступить в войне на стороне Иордании. Полномасштабный вооруженный конфликт между нами и этой страной мог разыграться в любом из трех случаев:[44]
1. Если Иордания придет на помощь Египту при условии, что это государство окажется в состоянии войны с нами.
2. Если террористические рейды с территории Иордании и наши ответы на них перерастут в широкомасштабные военные действия.
3. Если в Иорданию войдет армия Ирака, и особенно если она дислоцируется на границе с Израилем.
В настоящий момент взаимоотношения между Ираком и Иорданией не вполне ясны. Иорданцы колеблются, склоняясь то к проегипетской, то к проиракской позиции, а вернее, не знают, на кого положиться, на Египет или на Ирак. В настоящий момент, похоже, Иордания предпочитает укреплять связи с Ираком в рамках Хашимитской династии{15}.
В июне Ирак посетил начальник штаба Иордании, Али Абу-Навар. Результатом поездки стало создание объединенного комитета, включающего в себя начальников штабов и министров обороны обеих стран. Задача органа — выработка путей оказания Ираком помощи Иордании.
Комитет решил, что на первом этапе помощь эта будет выражаться в переброске усиленной иракской дивизии, которая дислоцируется на иорданско-иракской границе, чтобы часть эту при необходимости можно было бы быстро ввести в действие.
Совсем недавно, с обострением отношений между Иорданией и Израилем, король Хусейн полетел в Ирак и встретился с королем Фейсалом на летном поле в Хабании. Монархи обговорили ввод иракской дивизии в Иорданию.
Бен-Гурион всегда очень чувствительно относился к перспективе передислокации иракских войск к израильским границам. Он твердо и открыто заявил, что если это произойдет, Израилю придется выдвинуть войска к Западному берегу реки Иордан. Не знаю, готов ли он действительно решиться на такой шаг или надеется, что угроза вынудит арабов отказаться от их замыслов. В любом случае, в настоящий момент отношения между Израилем и Иорданией весьма натянуты как из-за пограничных инцидентов, так и по причине намерения иорданского руководства открыть двери иракской армии. Вопрос, касающийся поведения Британии в случае начала войны с Иорданией, также далеко не чисто гипотетический. [45]
Заседание генштаба началось сегодня в 10.00. Вечером мы вылетаем в Париж, а потому надо закончить список вооружений и техники, которую мы надеемся заполучить у французов. Инвентаризация матчасти тыла более чем когда-либо показала нам нашу вопиющую нищету. Тем не менее мы умерили аппетиты и включили в список только самое-самое необходимое. Одна из причин скромности — нежелание завысить или создать впечатление, что мы пытаемся завысить свои потребности. Второе, мы не хотим заставлять личный состав нашей армии в последний момент принимать и осваивать техники больше, чем это действительно необходимо. К тому же пропускная способность дорог в нашем регионе ограничена и ни к чему создавать сутолоку на линиях коммуникации.
И без того список немаленький. Туда включены танки, танковые транспортеры, полугусеничные бронемашины, базуки и транспортные самолеты.
Вечером в 19.00 наш самолет поднялся в воздух с военного аэродрома и взял курс на Париж через Бизерту. Мы собирались вылетать с летного поля «L», но вылетели с аэродрома «D». Пилоты французского самолета, прибывшего за нами в полдень, получили неправильные координаты и не нашли аэродрома «L». Тут вдруг они увидели поле, на котором стояли машины «Мистэр» и «Ураган». Это оказался аэродром «D». «Кому бы ни принадлежало поле, тут стоят наши самолеты, а значит, тут свои», — решил капитан и запросил у диспетчерской разрешение на посадку. Начальник аэродрома, Э. В., ничего не знал относительно прибытия самолета, но он тоже подумал: «Кто бы они ни были, они — свои», и принял машину.
Перелет в Бизерту занял семь с половиной часов. Мы с собой ничего не взяли. Спасибо экипажу, который щедро поделился с нами своими запасами провизии. Каждому из нас выдали по огромной бутыли красного вина, по французскому батону, по ломтю сыра и несколько метров сосисок на всех. Не знаю, чем уж закончится наша поездка, но гастрономическая кооперация между Израилем и Францией вполне состоялась.
По прибытии в Бизерту нас встретил майор французского генштаба и проводил к коменданту базы, адмиралу, который любезно предложил нам отужинать с ним. Часок-другой вздремнув, в 05.00 двадцать девятого мы погрузились в самолет и продолжили путешествие в Париж. [46]
Сегодня утром мы встретились с начальником штаба Вооруженных сил Франции, генералом Эли, дома у нашего друга Луи Манжена, советника по вопросам политики при министре обороны Франции, Морисе Бурж-Монури. От Израиля присутствовали я и офицеры из управления нашего военного атташе. Вместе с генералом Эли на встрече были: его заместитель по ВВС, генерал Морис Шалль и его зам. генерал Мартен; полковник Симон от оперативного управления генштаба; офицер от ВМФ и Луи Манжен.
Генерал Эли отзывался об Израиле с большой теплотой и пониманием. В том, что касается манер, речи и вкуса, он очень отличается от своего предшественника, генерала Гийома, которого я тоже знавал, и от генералов Шалля и Мартена. Седовласый Эли высок и худощав, он выглядит и говорит как настоящий интеллектуал. Одна рука у него не работает.
Целью нашей встречи было обменяться информацией и прояснить технические моменты. Беседу начал генерал Эли, поинтересовавшийся численностью и оснащенностью египетских войск. Мы рассказали то, что знали. Похоже, наши сведения совпали с донесениями французской разведки. Затем генерал Эли коснулся темы нашей безопасности, спросил мое мнение о развитии ситуации на Ближнем Востоке и о том, чем Франция могла бы помочь нам.
Вопросы, заданные французским начгенштаба, предопределяли его позицию. Генерал Эли стремился оказаться полезным Израилю, но не хотел обсуждать планы Франции в отношении Суэцкого канала. Мои попытки перевести разговор на эту тему не дали результата.
В конце встречи генерал Эли спросил, какое вооружение мы надеемся получить от Франции. Я вручил ему список, где значились 100 танков («Супер-Шерман»), 300 полугусеничных бронемашин, 50 танковых транспортеров, 300 полноприводных трехосных грузовиков, 1000 гранатометов базука и эскадрилья транспортных самолетов. Не знаю, докладывали ли ему предварительно о размерах и устройстве Армии Обороны Израиля, но я заметил удивление Эли, когда он услышал, что наши части примерно вчетверо меньше, чем аналогичные французские{16}, что боеприпасов, запчастей и горючего [47] для техники нам хватит на двадцать, максимум на тридцать дней интенсивных боев, что у нас имеется всего одна эскадрилья транспортных самолетов и что наши бронетанковые войска укомплектованы устаревшими танками «Шерман» Мк 3. Я добавил, что убежден: даже с тем снаряжением, которым мы располагаем, — то есть, несмотря на скудность нашей материальной части, — мы можем, если дело дойдет до войны с Египтом, разгромить его армию и овладеть Синайским полуостровом в течение двух недель. Если мы не получим дополнительных танков, то поставим базуки на джипы и командирские машины. Главная наша проблема — транспортные средства, способные продвигаться по пустыне. Я не знаю, какое противодействие смогут оказать нам египетские танки, но я также знаю, что такое пустыня. Чтобы победить ее и доставить наших солдат, боеприпасы и другие снабженческие грузы к Шарм-аш-Шейху, нам нужен надежный транспорт.
Генерал Эли просмотрел список и сказал, что постарается сделать все возможное, чтобы удовлетворить нашу просьбу, однако и у него есть трудности. Армия в Алжире постоянно требует присылки все нового снаряжения. Кроме того, ему не хочется урезывать долю вооружений и техники, предназначенных для французских частей на Кипре, которым предстоит участвовать в Суэцких операциях.
По ходу беседы я объяснил генералу Эли, что армия Израиля — по сути армия резервистов. Когда я говорил ему о том, что на всех призванных военнослужащих запаса не хватает снаряжения и даже формы, что они приезжают воевать на своих машинах, а зимой одеваются в прихваченные из дома пальто и плащи, я видел, что перед внутренним взором Эли нарисовалась картина: разношерстная толпа вооруженных чем попало горожан и селян, как в каком-нибудь восемнадцатом веке, годная лишь на то, чтобы строить баррикады и распевать патриотические песни под яркими знаменами. Разве такое войско способно вести военную кампанию в пустыне, использовать бронетехнику, поддерживать в рабочем состоянии длинные линии коммуникаций?
Вечером мы отправились обратно в Израиль. Несмотря на то, что лил дождь, мы не отказали себе в удовольствии побродить по улочкам Парижа в оставшиеся до вылета несколько часов. Но первым делом мы отправились в заведение под названием «Храбрый петух», чтобы насладиться добрым французским обедом, и позволили себе выпить кофе в кафе на Елисейских Полях. Когда мы уже уходили и проталкивались через полный посетителей зал между столиками, то услышали, как кто-то произнес на иврите: «Эй, друзья, [48] вы видели, кто прошел? Моше Даян и Шимон Перес. Что-то закручивается, что-то очень и очень секретное происходит. На Моше Даяне были темные очки, он явно не хотел, чтобы его узнавали!»
Сегодня вечером в 20.00 я собрал совещание генштаба, чтобы сделать предварительное оповещение. Я сказал офицерам о том, что вполне вероятно — хотя правительство еще не приняло решения, — нам предстоит кампания против Насера. Примерная дата начала военных действий — 20 октября 1956 г., и, по моему мнению, война продлится около трех недель. Я пояснил, что следствием ожидаемой британской и французской реакции на национализацию Суэцкого канала может стать ситуация, в которой Израилю удастся предпринять вооруженную акцию для деблокировки Акабского залива. С этой целью нам придется захватить Синайский полуостров. Нам надлежит быть готовыми к тому, что арабские государства объединят усилия в борьбе с нами, а следовательно, нам придется обеспечивать безопасность государства на Иорданском и Сирийском фронтах. На данном этапе нет необходимости объявлять мобилизацию резервистов, однако приготовления к этому следует начать. Чтобы скрыть наши истинные планы, подобные приготовления нужно будет объяснить возможностью ввода иракских сил в Иорданию; этот шаг вынудит армию Израиля захватить Западный берег реки Иордан.
Я приказал отозвать всех наших офицеров, проходивших военную подготовку за границей. Участие в кампании даст им больше опыта и знаний, чем курс лекций и практических занятий в любом военном училище. Более того, они наши товарищи и не простят нам, если мы станем сражаться с врагом, оставив их сидеть в аудиториях штабных колледжей Франции и Британии — не для того они добровольно пришли служить в Армию Израиля.
Сказанное мной буквально наэлектризовало собравшихся. Они изо всех сил стремились сохранять спокойствие, пряча свое возбуждение за холодными выражениями лиц, старались владеть голосами, но я чувствовал: для них война уже началась.
За столом сидела верхушка Армии Обороны Израиля: региональные командующие, командующие бронетанковыми войсками, ВВС и ВМФ. Большинству из них не исполнилось еще и сорока. Но не только молодостью объяснялось их волнение, но и характером. В последнее время командовать боевыми частями не посылали людей, которые в критической ситуации говорили: «Ну, может быть...» Эти молодые полковники и генералы познали, что такое война, на личном [49] опыте. Они начинали во главе взводов и даже отделений и шаг за шагом поднялись по лесенке до командиров бригад и дивизий. Они в полной мере осознавали все значение сказанного мной на совещании. Они не страшились того, что предстоит, а скорее ждали этого. Интенсификация активности арабских террористов и наши ответы на вылазки бандитов вели к росту психологического напряжения в рядах военных. Более всего угнетало то, что, несмотря на все усилия, на все победы, оплаченные кровью наших лучших бойцов, проблема была все так же далека от разрешения.
Сегодня вечером они наконец-то услышали то, чего так ждали: приближается час решительной битвы. Одна из целей ее — выбить египтян из эль-Ариша на севере и из Шарм-аш-Шейха на юге. Успех кампании будет означать, что корабли из Эйлата смогут выходить в Красное море, а в секторе Газа и на Синайском полуострове перестанут существовать базы террористов.
После моего доклада мне пришлось отвечать на вопросы, большинство которых касалось технических аспектов мобилизации, перспектив получения дополнительной живой силы и запчастей для техники, а также распределения боеприпасов из неприкосновенного запаса со складов генштаба между частями. Был и один нетехнический вопрос. Бригадный генерал И. спросил, какова вероятность присылки «добровольцев» из России и других стран советского блока на помощь Египту?
Мы не раз спрашивали себя об этом и прежде, однако раньше вопрос звучал в общих докладах политического и стратегического характера. Сегодня же он стал как никогда актуальным. Наша армия готовилась к сражению с арабами, и командиры знали, что, несмотря на численное превосходство в живой силе и технике, арабские войска уступают нашим по боевым качествам. Но что если нам придется столкнуться в бою с поляками, чехами или русскими? В ответ я сказал следующее:
1. Чем короче кампания, тем выше шанс, что никаких «добровольцев» не будет.
2. Даже если они появятся, то скорее всего можно ожидать чехов или поляков, но не русских.
3. К тому же такие «добровольцы», по всей видимости, окажутся не пехотинцами или танкистами, а летчиками, так что встретимся мы с ними только в небе. Не думаю, что это будет приятнее, чем сталкиваться с египетскими пилотами, но в конце концов поляки и чехи, это всего лишь поляки и чехи. Совещание закончилось. Пока оно шло, все участники держали при себе своих офицеров связи, которые теперь опрометью помчались в штабы. Колеса закрутились. [50]
До двадцатого у нас оставалось всего семнадцать суток — совсем немного времени на все приготовления, особенно учитывая то, что в целях сохранения режима секретности мы не могли начать призыв резервистов. Но я не сожалел об этом, потому что, несмотря на все порождаемые спешкой трудности, мы сумеем сохранить главное преимущество — внезапность. А если мы сумеем сохранить в тайне время начала операции и то, что целью ее является захват Синайского полуострова, это будет огромное военное достижение. Я прекрасно осознавал то, на какой риск мы идем, откладывая мобилизацию, дать старт которой собирались за четверо-пятеро суток до начала кампании. Нашим людям придется без какой-либо подготовки, бросив работу на предприятиях и в учреждениях, в один день стать солдатами на войне. Я знаю, сколь тяжел будет этот переход, но внезапность стоила того.
Сегодня прошло совещание в моем кабинете в генштабе. Первая половина встречи в узком кругу была посвящена матчасти. Разногласий не отмечалось. Мы сошлись на том, что помощь в этом направлении нам будет оказана, хотя и не в тех масштабах, в которых мы просили. Из Парижа поступили сведения о том, что вопрос о предоставлении нам 200 полугусеничных бронемашин{17}, 100 танков «Супер-Шерман», 20 танковых транспортеров и 300 полноприводных трехосных (6x6) грузовиков решается положительно.
На второй части встречи обсуждалась оперативная сторона предстоящей кампании, и тут мнения разошлись. Начали мы с ВВС, которым отводилась самая большая роль в наступлении. Для того, чтобы справиться с задачей, летчикам придется выложиться полностью, поскольку, если нам не удастся с самого начала напасть на египтян неожиданно и уничтожить вражеские самолеты на земле, наш план провалится.
Затем мы перешли к обсуждению схемы действий наземных сил — пехоты, бронетехники и десантников, — и я особо подчеркнул, что наиважнейший фактор для нас — скорость, и мы должны закончить кампанию как можно быстрее. Чем дольше она продлится, тем больше у нас будет трудностей, прежде всего политического характера: это и давление со стороны Соединенных Штатов, и направление [51] в Египет «добровольцев». Таким образом, все необходимо завершить в течение не более чем двух недель. За это время нам необходимо завоевать весь Синайский полуостров.
Но необходимость спешить диктовалась не только проблемами политического свойства. С оперативно-тактической точки зрения, нам тоже следовало действовать как можно быстрее, поскольку именно в таких условиях было проще всего реализовать наши главные преимущества перед египетской армией. Я не имею в виду преимущества в личном плане — каждого нашего пилота против пилота противника, танкового экипажа против танкового экипажа, — а говорю об армии в целом, о ее тактических подразделениях, о группах бригад, бригадах и батальонах, действующих против аналогичных частей противника. Я позволю себе назвать операции египтян схематичными. Ставки командования у противника находятся в глубоком тылу, в отдалении от линии фронта. Любые коррективы в первоначальные планы, как, например, смена диспозиции, образование новой линии обороны, изменение целей атаки и т. д., требуют времени. Время уходит и на получение информации с места сражения, обдумывание ситуации, выработку решения и передачу приказов действующим частям по длинной командной цепочке.
У нас все гораздо проще. Наша система гибка и пластична и менее рутинна. Мы имеем возможность реализовывать планы с помощью отдельных, независимых друг от друга подразделений, командиры которых получают необходимые донесения немедленно и принимают решения на месте. Такое преимущество позволит нам быстро приспособиться к изменившейся ситуации на фронте сразу после прорыва. Я уверен, что мы сможем так построить кампанию, чтобы не дать противнику времени на перегруппировку его войск после первой атаки и будем вести боевые действия безостановочно. Это основа наших планов. Мы создадим специальные боевые формирования для выполнения каждой отдельной задачи. Каждая из таких групп должна будет идти к цели на одном дыхании, сражаться и прорываться, только вперед и вперед, нигде не останавливаясь.
Я знаю, что подобный подход применим не во всех случаях, но, по моему мнению, он вполне разумен в данной конкретной ситуации, когда задача состоит в захвате Синайского полуострова, а противник — армия Египта. Кроме того, такой способ ведения войны более всего подходит для наших вооруженных сил и вполне в характере наших офицеров. Я могу указать командиру любого подразделения в израильской армии точку на карте — Суэцкий канал — и сказать: «Вот цель, вот основное направление наступления вашей [52] части. В бою вы можете даже не трудиться вызывать меня на связь с просьбами прислать еще солдат, оружия и техники. Мы дали вам все, что нужно, и больше ничего не будет. Держите меня в курсе относительно того, как продвигается наступление. Вам надлежит выйти к Суэцу через сорок восемь часов». Я могу отдавать командирам такие приказы, потому что знаю, офицеры готовы к выполнению подобных заданий и способны их выполнить.
Я сказал, что считаю необходимым выбросить парашютные десанты в непосредственной близости от целей, чтобы перекрыть египтянам пути для подачи подкреплений своим и овладеть господствующими и наиболее тактически важными позициями. Парашютистам придется держаться до тех пор, пока с ними не соединятся части наших основных сил, на что, по моим подсчетам, потребуется примерно сорок восемь часов.
Те, у кого были замечания по поводу предложенного мной плана, не оспаривали саму концепцию. Они считали, что проблема заключается в его практической реализации, и мы приступили к подробной проработке деталей, особенно в отношении того, что касалось организации тыла. Мне указали на то, что план весьма и весьма дерзкий, и что в нем не учтена возможность сбоев. После обсуждения сложилось впечатление, что план еще не окончательно созрел и его пока нельзя доводить до сведения командиров частей и соединений. Мы решили встретиться еще раз, через неделю. Честно говоря, мне самому перестала нравиться эта схема действий. Слишком многое зависит от фронтального наступления и поэтапного продвижения. Оперативное управление выбрало в качестве ключевой позиции для выброски десанта северное направление. Следует пересмотреть это и в заданное время отправить крупное подразделение парашютистов как можно ближе к Суэцкому каналу.
Я встретился с начальником службы артиллерийско-технического обеспечения. В наши времена у военачальника масса сложностей с оснащением — нужно очень многое успеть подготовить к началу кампании. (Где же вы, где, старые добрые деньки, когда перед боем полководцу не приходилось думать ни о чем. Ему подводили белого коня, трубач трубил атаку, и все устремлялись на врага.) Чтобы полугусеничные бронемашины оставались на ходу всю кампанию, нам требовалось по меньшей мере 500 запасных траков в дополнение к ста, которые нам прислали из-за рубежа и еще семидесяти, припасенных нами своими силами. Гусеничная техника — единственная, [53] способная преодолеть пустыню и песчаные дюны, так что, возможно, именно на нее нам и придется всецело положиться. Многие «Виллисы» и грузовики стоят в мастерских — не хватает запчастей, чтобы привести автопарк в порядок. На местном заводе компании «Кайзер-Фрейзер», где собирают автомашины, возникли сложности, так что там сейчас ждут прибытия специалистов с основного предприятия в США.
Следующая «головная боль» — танки. Чтобы установить башни с новыми орудиями на Шерманы, нам пришлось «пощипать» некоторые старые Мк 3, в результате чего количественно танковый парк несколько сократился. Легкие французские танки, АМХ{18}, оснащены масляными фильтрами, которые не спасают двигатели от песка и пыли, что жизненно важно для условий Негева. Придется исправлять ошибку и ставить фильтры, более подходящие для пустыни.
Настоящая беда с винтовками. Наши эксперты-оружейники отправились на завод ФН в Бельгию{19}, обнаружили, что винтовки, которые выпускают там для нас, не соответствуют предоставленным техническим требованиям, и отказались принимать продукцию. Никто на ФН особенно не расстроился, поскольку винтовки той же системы заказала у них Сирия!
Снаряжение, предназначенное для парашютистов, не совсем соответствует требованиям, а в некоторых случаях и вовсе не подходит для решения трудных задач, с которыми десантникам предстоит столкнуться на Синае.
Мы с начальником службы артиллерийско-технического обеспечения сошлись на том, что он сам полетит в Бельгию и как-то решит проблему с винтовками, заказанными на ФН. Нам нужны эти винтовки. Что до запасных частей к «Шерманам», то Шимон Перес обещал достать их. Перевозить предстоит по воздуху. Дорого, конечно, но выбора у нас нет. Парашютное снаряжение придется занять у французов, самое необходимое — изготовить своими силами. Денег не хватает хронически. Мне пришлось приказать задействовать [54] в качестве складов материально-технического снабжения здания кинотеатров в армейских лагерях. Поскольку нет ни времени, ни средств на строительство новых помещений, необходимых для проведения кампании, придется использовать имеющиеся в распоряжении здания. Мы решили, что южнее Беершевы боеприпасы можно хранить под открытым небом.
На штабном совещании сегодня во второй половине дня мы обсуждали проблему мобилизации. Определяющими факторами служили два взаимоисключающих момента. С одной стороны, нам хотелось как можно дольше оттянуть начало призыва резервистов, с другой, мы понимали, что частям необходимо время для организации, приведения в порядок техники, выдвижения передовых дозоров и прочих приготовлений перед битвой. На мой стол легла следующая схема действий. Для подразделений, задача которых состоит в сдерживании возможных атак противника из Иордании и Сирии, мобилизация будет начата в день «Д» и в день «Д» плюс 1 сутки. Также и в случае с резервистами для частей генштаба. Решение основывалось на осознании того факта, что, если даже Иордания и Сирия пожелают вмешаться и выступят на помощь Египту, им все равно потребуется время на подготовку. Для подразделений, задачей которых является захват сектора Газа, мобилизация начнется за четверо суток до дня «Д»; для всех частей бронетанковых войск по схеме: день «Д» минус 8 суток; для тех, кто будет наступать на южном направлении на Нахле и Шарм-аш-Шейх, — день «Д» минус 7.
Я ни при каких обстоятельствах не мог одобрить подобного плана, поскольку он означал старт практически полной мобилизации по всей стране за неделю до начала войны. Ни о какой внезапности тогда речи вести не приходится. Наконец мы сошлись на том, что за несколько суток до того, как откроется кампания, призовем только офицеров. Мобилизация танкистов начнется за трое, а всех остальных за двое суток до дня «Д».
Прошлым вечером я получил письмо от премьера и министра обороны, в котором он писал, что полагает, в такой момент не стоит предпринимать карательных акций в связи с инцидентом в Сдоме, где погибли несколько наших рабочих. (4 октября попал в засаду грузовик, перевозивший рабочих с поташного завода на соляные копи; пятеро погибли. Нападавшие скрылись на территории Иордании.) Бен-Гурион считает, что для нас сейчас очень важен имидж пострадавшей стороны, потому мы непременно должны лишить Идена и Хаммаршельда любых оснований для того, чтобы создавать нам трудности. [55]
Сегодня я собирал командирскую группу. Синайская кампания получила кодовое наименование операция «Кадеш», а первый организационно-плановый приказ обозначался как «Кадеш-1» (Приложение 1). (Кадеш — библейское место, где израильтяне провели довольно длительное время — по всей видимости, занимаясь подготовкой к нападению на противника, — в ходе своих странствий по пустыне на пути к Земле обетованной.) Зачитав приказ, я ответил на вопросы и дал соответствующие пояснения в тех случаях, когда требовалась более детальная разработка. Свое выступление я закончил тем, что очертил следующие основополагающие принципы, ставшие директивами предстоящей кампании.
Наша задача — как можно быстрее лишить противника возможности оказывать сопротивление и заполучить в свое распоряжение весь Синайский полуостров. Нам следует попытаться захватить у неприятеля как можно больше вооружений и техники, но мы не должны стараться уничтожить максимальное количество живой силы противника. Даже в случае, если потери Египта окажутся очень большими, все равно он сможет довольно быстро возместить их. Живая сила — не проблема как для Насера, так и для других арабских руководителей, поэтому численное превосходство не есть для нас способ достигнуть преимущества над врагом.
Наша задача — достижение конкретной цели: каждое подразделение должно наступать до тех пор, пока она не будет достигнута. Поэтому части должны быть самодостаточными, то есть иметь при себе все, что им может понадобиться для реализации конечных планов и не зависеть от поставок снабженческих грузов. Если командир видит, что дорога свободна, ему необходимо продвигаться вперед и не останавливаться для зачистки отдельных неприятельских позиций. Не стоит бояться, что египетские части, которые мы обойдем, устремятся в контратаку или перережут наши линии коммуникаций. Не стоит проводить аналогий между действиями египетских и европейских подразделений в одной и той же ситуации.
Схема приоритетов в наших операциях будет следующей:
Первое — высадка парашютных десантов; второе — продвижение за счет обхода противника на его позициях, третье — прорыв. Суть «схемы приоритетов» в данном случае заключается в том, чтобы как можно быстрее и дальше углубиться на вражескую территорию с помощью десанта, а не пробиваться к заданным объектам, наступая по фронту, раз за разом отодвигая его все ближе и ближе к Суэцу. Точно так же наши пехотные и танковые подразделения должны [56] наступать, не теряя времени, оставляя позади себя неподавленные очаги обороны врага. Задерживаться для штурма неприятельских позиций следует лишь тогда, когда нет способа обойти их, или же на позднем этапе кампании — тогда, когда эти очаги окажутся изолированными и отрезанными от баз в Египте.
В соответствии с предложенным мной подходом, я особо подчеркнул, что первостепенная наша задача — овладение господствующими высотами поблизости от Суэцкого канала, являющегося самым дальним западным рубежом нашего наступления. Сделать это можно, естественно, только с помощью высадки десанта. Затем мы должны идти на эль-Ариш, после этого — на Абу-Агейлу и Шарм-аш-Шейх, и лишь в самый последний момент нам следует заняться Газой, расположенной у границы Израиля.
Согласно плану, нашим парашютистам за очень короткое время предстояло выполнить две основные задачи: высадиться около Суэца и захватить определенные объекты, а затем, соединившись с пехотой, приступить к организации еще одной выброски позади позиций неприятеля на пути к Шарм-аш-Шейху. Захват этой точки, самой удаленной в географическом смысле, наиболее важен для нашей кампании. Если мы сможем взять Шарм-аш-Шейх, то завершим процесс овладения Синаем.
Я также подчеркнул, что необходимо планировать действия каждой отдельной тактической группы так, чтобы они не зависели друг от друга, чтобы, если продвижение одной из них застопорится, это не отразилось на наступлении остальных.
Сегодня утром на совещание мы занимались проблемой временных назначений. Некоторые из наших лучших боевых командиров перешли на работу в генштаб или в Учебное командование или же находились на учебе за границей. Я считаю, что их нужно направить в подразделения, которые примут участие в Синайской кампании, некоторых, возможно, надо назначить командирами частей вместо нынешних, в тех случаях, когда это оправдано. Я представляю себе, насколько сложна эта задача. Во-первых, для командиров будет ударом то, что их заменяют накануне сражения, во-вторых, такими назначениями мы оголим генштаб и Учебное командование. Как бы там ни было, это необходимо сделать. Если бы нам предстояла затяжная война, тогда бы еще имелась возможность обойтись без такого болезненного предприятия, но в кампании, которая должна продлиться всего несколько недель, необходимо собрать в кулак все [58] силы в одном месте — в зоне боев. На одну чашу весов придется положить личные чувства смещенных командиров, а на другую — успех всей войны. Особенность операции «Кадеш» заключалась в предоставлении каждому командиру очень широкой свободы действий в условиях боя. Именно им придется принимать жизненно важные решения непосредственно в сражении. Их действия, их умение руководить и решат исход кампании.
Я надеюсь, что те офицеры, которые окажутся ущемленными из-за произведенных нами перестановок, все же сумеют правильно понять их причины. Так или иначе, подписывая приказы о назначениях, я чувствовал: мы в генштабе сделали все для того, чтобы выставить в поле настоящую «сборную Израиля».
В полдень из Южного командования поступил запрос относительно разрешения на отправку в зону Рафаха дозоров, с тем чтобы те выяснили возможность продвижения танков по тамошним песчаным дюнам. Я опасался, что противнику донесут о подобных дозорах и он заподозрит нас в приготовлениях к войне. Я позволил послать только один дозор и только тогда, когда получил заверения в том, что продвигаться он будет по покрытой галькой вади{20}, тогда как по песку пойдут не более двух человек, и эти двое будут обуты в сделанные в Хевроне бедуинские сандалии, которые обычно носят арабские контрабандисты.