Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Высадка

На следующий день — а это было воскресенье 12 сентября 1943 года — мы отправляемся в пять утра на аэродром, где выясняется, что планеры будут приблизительно в десять. Я воспользовался этой отсрочкой, чтобы лишний раз проверить снаряжение своих людей. Каждый из них получал «парашютный паек» последние пять дней. Когда я принес несколько ящиков свежих фруктов, в бараках тут же установилось радостное оживление. Конечно, любой мог почувствовать напряжение, которое неизбежно охватывало самых отважных перед броском в неизвестность, но мы старались рассеять всю боязливость и нервозность тут же, как только она зарождалась.

Однако и полдевятого итальянский офицер не явился. Я отрядил лейтенанта Радля в Рим, приказав ему привезти итальянца во что бы то ни стало и как можно быстрее: «Делайте что хотите, только чтобы он остался жив». Каким-то образом Радль ухитрился разыскать нашего малого и запихать в его же автомобиль. Как только тот очутился на аэродроме, за него, с моей помощью, взялся генерал Штудент. Мы наскоро объяснили итальянцу, что желание фюрера состоит в том, чтобы лично он помог нам предотвратить, насколько это возможно, кровопролитие при освобождении дуче. Генералу явно польстило, что сам фюрер заинтересован в его содействии, и теперь уж он никак не мог отказаться. Он обещал сделать все, что в его силах, и я почему-то надеялся, что это дает нам неоценимый козырь для предстоящей игры.

К одиннадцати наконец начинают приземляться первые планеры. Довольно быстро заполняются горючим баки самолетов, которые должны будут служить нам буксирами, и сразу же каждый, со своим планером на хвосте, занимает определенную дорожку на взлетной полосе, согласно плану, который был разработан еще до нашего появления здесь.

Между тем генерал Штудент собирает всех пилотов и напоминает им о строжайшем запрете приземляться из пике: единственный разрешенный способ посадки — из планирующего полета. Затем я набросал на грифельной доске карту местности и указал пункты назначения для каждого планера. И наконец, вместе с офицером разведки, который участвовал в нашем рекогносцировочном полете, я сверяю основные детали: хронометраж пути, высоту, направление и так далее. Поскольку кроме меня и Радля он единственный человек, который представляет себе, как следует подлетать к нашему горному плато, то по плану он должен занять место в первом самолете-буксире и вести всю эскадрилью. По нашим подсчетам, на то, чтобы пройти несколько сот километров, потребуется ровно один час. Таким образом, нам следует подняться в воздух точно в тринадцать ноль-ноль.

Вдруг в полпервого — воздушная тревога! Появились вражеские бомбардировщики, и вот уже можно слышать первые взрывы на подступах к аэродрому. Мы разбежались врассыпную и засели в укрытиях. Какая досада, эдакая малость — и в последний момент могла все испортить! За несколько минут до часу дня сирены прогудели отбой тревоги.

Я прохожу на главную полосу: цементное покрытие изрядно пострадало от множества бомб, но машины остались невредимы. Мы можем отправляться в путь. Я отдаю приказ «по местам». Что до итальянского офицера, то его я беру в третий планер и помещаю аккуратно перед собой между ногами, на ту самую узкую штангу, которую мы все оседлали один за другим, набившись тесно, как сельди в бочке. Едва находится место, куда девать руки. Итальянец, судя по всему, уже горько сожалеет о своем обещании и бредет за мной к машине скрепя сердце. Тем хуже для него — больше размышлять о его душевном спокойствии я не могу, у меня просто нет на это времени!

Не отрывая глаз от циферблата наручных часов, я поднимаю руку: час дня. Моторы взревели, самолеты покатились по полосе, и я ощущаю, как мы отрываемся от земли. Медленно, выписывая огромные загогулины, мы поднимаемся вверх, наш караван выстраивается по порядку и направляется на северо-восток. Погода для нашего предприятия кажется идеальной: громадные белые кучевые облака повисли на высоте трех километров. Никакому ветру не рассеять эту массу туч, и, следовательно, у нас появляется шанс достичь цели, даже не будучи замеченными, а затем резко нырнуть вниз прямо на нее.

В транспортном планере царит удушающая жара. Сбившимся в кучу людям, да еще со всем снаряжением в руках практически невозможно шелохнуться. Итальянский генерал бледнеет на глазах, и скоро цвет его лица почти сравнивается с серо-зеленой окраской униформы. У меня создается впечатление, что воздушные путешествия вряд ли когда давались ему с особей легкостью и, уж во всяком случае, не входят в число его любимейших развлечении.

Пилот сообщает наши координаты, я сверяю его данные со своей картой. Судя по всему, мы пролетаем над Тиволи. Из кабины никак нельзя разглядеть пейзаж внизу. Узкие боковые оконца закрыты целлофаном, чья прозрачность близка к нулевой; что же касается смотровых щелей, то они слишком малы, чтобы можно было опознать, что я, собственно, через них вижу. Определенно транспортный планер — весьма устарелая машина, Несколько стальных труб образуют его каркас, плюс матерчатая оболочка — вот и весь аппарат.

Чтобы набрать высоту три с половиной километра, мы направились внутрь густого облака. Когда же снова выныриваем в чистое небо, пилот нашего самолета-буксира внезапно объявляет по бортовому телефону:

— Самолеты один и два пропали. Кто возьмет командование?

Новость не из приятных! Что могло случиться с двумя самолетами? В этот момент я еще не знал, что за нами идут вовсе не девять планеров, как должно быть, а всего семь. Во время взлета два из них, напоровшись на воронки, образовавшиеся от бомбежки, перевернулись. Я передаю пилоту нашего буксира: «Я беру на себя командование до самой цели». Затем размашистыми ударами перочинного ножа пробиваю в материи справа, слева и под ногами большие дыры, чтобы через них различить по крайней мере основные черты пейзажа. Несмотря ни на что, у примитивной конструкции этих планеров есть свои достоинства. Благодаря некоторым узнаваемым деталям местности — мост, пересечение дорог — мне удается сориентироваться. Я облегченно вздыхаю — слава Богу, это еще не та помеха, которая вынудит отменить всю операцию. Хотя теперь при посадке у меня не будет прикрытия, которое должны были обеспечить люди с исчезнувших планеров, но об этом я тогда не задумывался.

За несколько минут до часа «Икс» мы пролетели над долиной Аквилы. На дороге я ясно различаю грузовики парашютного батальона, которые быстро катят по направлению к станции канатной дороги. Следовательно, им удалось преодолеть все препятствия и они атакуют точно в подходящий момент. Хорошее предзнаменование — значит, нам тоже все удастся!

Внизу уже появилась цель — горный отель Гран-Сассо. Я отдаю приказ своим людям закрепить ремни и командую:

— Отцепить от буксира!

И в следующую секунду нас окружает внезапная тишина: ухо не может уловить ничего, кроме шума ветра под крыльями. Пилот вывел планер на вираж и стал выискивать, так же волнуясь, как и я, место, годное для посадки посреди слегка наклонного луга. Черт возьми, ну и ветер! Я с первого же взгляда нахожу луг треугольной формы, только совсем не «слегка наклонный» — он уходит вниз, как крутой скат, даже еще круче, как лыжный трамплин!

Сейчас мы оказались гораздо ближе к плато, чем во время разведывательного полета; кроме того, наш тогдашний штопор представил рельеф поверхности гораздо более плоским. Высадка на такой откос невозможна, и я осознаю это неотвратимо. Пилоту явно приходит в голову та же мысль, и он поворачивается ко мне. Сжав зубы, я погружаюсь в сражение с собственной совестью. Неужели и вправду я должен беспрекословно выполнять все приказы моего генерала? В данном случае, следуя им, мне придется изменить весь ход операции и попытаться достичь на планирующем полете подножия долины. С другой стороны, если я не захочу отступать от своего собственного проекта, то буду вынужден рисковать и приземляться здесь во что бы то ни стало, то есть строго запрещенным способом — из пике. Я быстро решаюсь:

— Садимся из пике! И как можно ближе к отелю.

Без малейшего колебания пилот выводит планер в штопор, заносит левое крыло вверх и бросается в безумное пике. На какое-то мгновение у меня сжимает сердце: неужели планер выдержит подобную скорость? Но я тут же отбрасываю свой страх: не время задаваться подобными вопросами. Свист ветра усиливается и перерастает в вой как раз в тот момент, когда перед глазами появляется земля. Я вижу, как лейтенант Мейер выбрасывает тормозной парашют — бешеный толчок, что-то трещит, ломаясь; инстинктивно я закрыл глаза — новый удар, еще сильнее… Ну вот, мы коснулись земли, и машина, совершив последний подскок, неподвижно замирает на месте.

Первый из моих людей уже выскочил через выход, с которого сорвало дверь, и я скольжу вперед, хватаясь руками за скобу. Мы в каких-то пятнадцати метрах от отеля. Вокруг топорщатся острые выступы той самой скалы, которая столь неделикатно затормозила наш планер, оставшийся на удивление целым. Нам предстоит преодолеть всего-навсего двадцать метров до первой остановки.

У бугра, как раз на углу отеля, обнаруживается первый карабинер. Он замер, будто окаменев от неожиданности: без сомнения, он все еще тщится постичь, как это мы смогли свалиться прямо с неба. Времени заниматься нашим итальянским пассажиром, который, слегка оглушенный, вывалился из машины, да так и остался лежать, у меня нет. Я бросаюсь к зданию: в голову приходит мысль: слава Богу, что еще раньше я строго запретил своим людям использовать оружие, что бы ни случилось, до тех пор пока я сам не открою огонь. Так что потрясение врага будет полным. С собой рядом я слышу прерывистое дыхание своих людей и знаю, что они бегут за мной, и я могу на них рассчитывать.

Как смерч мы проносимся мимо все еще погруженного в ступор солдата, бросив только короткое «mani in alto!» («руки вверх!»), и врываемся в отель. Дверь открыта настежь. Перескочив порог, я вижу радиостанцию и итальянского солдата, передающего какие-то сообщения, Зверским ударом ноги я отбрасываю его вместе со стулом и разбиваю прикладом автомата радиопередатчик. Мгновенно оглядевшись, мы обнаруживаем, что ни одна дверь отсюда не ведет внутрь отеля. Итак, бросаемся обратно, наружу. Бежим вдоль здания, огибаем угол — и оказываемся перед террасой высотой, быть может, метра в три. Сразу же один из моих унтер-офицеров превращает себя в короткую лестницу, я взбираюсь ему на плечи и перескакиваю на балюстраду. Остальные следуют за мной.

Взглядом я обшариваю весь фасад. И в окне первого этажа вижу характерно массивную голову: дуче. Вот теперь я знаю, что операция должна удаться. Я кричу ему отойти от окна, и затем мы бросаемся к главному входу. Там навстречу — целая толпа карабинеров, которые как раз собирались выйти. Выставив два автомата, мы разворачиваем их назад. Ударом приклада я расчищаю себе дорогу в тесно сбившейся куче итальянцев, в то время как мои люди продолжают рычать: «Mani in alto!» Пока не прозвучало ни единого выстрела.

Я проникаю в холл. На какое-то время остаюсь один; впрочем, то, что творится за спиной, меня не волнует, оглядываться нет времени. Справа от меня лестница, я взбираюсь по ней, перепрыгивая через три ступеньки; оказавшись на первом этаже, бросаюсь вперед по коридору, открываю наугад одну из дверей — удача! В комнате Бенито Муссолини и два итальянских офицера, которых я тут же отгоняю к стене. Тем временем ко мне присоединяется мой бравый лейтенант Швердт; мгновенно оценив ситуацию, он выводит двоих офицеров, которые слишком ошеломлены, чтобы подумать о сопротивлении. Как только офицеры переступают порог, он спокойно закрывает дверь.

Первая часть нашего рейда выполнена. По крайней мере теперь дуче с нами. А со времени нашего приземления миновало три, максимум четыре минуты. Снаружи, прямо в окне, возникают головы двоих моих унтер-офицеров. Проникнуть в холл им не удалось, и они, спеша ко мне на подмогу, взобрались по стене, цепляясь за громоотвод. Я ставлю их в коридоре, поручив перекрыть эту сторону.

Из окна я вижу, как мерным шагом к отелю приближается группа из четырех человек под командой моего верного адъютанта Радля и лейтенанта Менцеля. Последний следует за своими людьми ползком, по-пластунски. При приземлении он с такой силой ударился о землю, что сломал ногу.

— Все в порядке, — сообщаю им я. — Охраняйте нижний этаж.

Еще я могу наблюдать прибытие планеров № 5, б и 7, привезших парашютистов. Они справились вполне успешно, но внезапно мне приходится стать свидетелем жуткого зрелища: планер № 8, по всей видимости, попал в воздушную воронку — его заносит на полном вираже и ударяет, как булыжник, о крутую осыпь, плющит, ломает.

Вдалеке раздается несколько одиночных выстрелов, произведенных, без сомнения, итальянскими постами, рассеянными по плато. Я выхожу в коридор и громко зову коменданта отеля. Он в чине полковника; тут же появляется. Я объясняю ему, что всяческое сопротивление бесполезно, и предлагаю немедленно сдаться. Он просит короткую отсрочку на размышление, и я даю ему минуту. А вот и Радль, ему удалось пробраться через главный вход, но у меня возникает впечатление, что итальянцы все еще препятствуют проходу, так как до сих пор я не получил подкрепления.

Снова появляется итальянский полковник. Он держит обеими руками хрустальный бокал, который тут же наполняет красным вином и подает мне с низким поклоном.

— За победителя! — говорит он.

Флаг, вывешенный за окном, меняет свой цвет на белый. Я выкрикиваю еще несколько приказов своим людям, набившимся в отель, и только после этого наконец у меня появляется время, чтобы повернуться к Муссолини, который, защищенный массивной фигурой лейтенанта Швердта, находится в углу. Я представляюсь:

— Дуче, фюрер послал меня, чтобы освободить вас. Явно взволнованный, он заключает меня в объятия.

— Я знал, что мой друг Адольф Гитлер меря не покинет.

Формальности сдачи быстро урегулироваться. Итальянские солдаты должны сложить оружие в столовой; что до офицеров, я разрешаю им оставить при себе револьверы. Кроме того, я знаю, что вместе с полковником мы захватили еще одного генерала.

Помимо отеля мои люди занята площадку канатной дороги. Там линию даже не повредило. Подобный же рапорт приходит по телефону со станции на равнине.

Однако внизу все же произошла короткая стычка. Но поскольку определенное заранее расписание было соблюдено с точностью до минуты, внезапность сыграла свою главную роль. Итак, первая часть нашей миссии закончена.

Дальше