Подводные лодки и корабли-ловушки
Сравнительно недавно усовершенствованные подводные лодки не имели возможности проявить себя до войны в качестве средства нападения, выявить свое практическое назначение и свою эффективность. Англичане рассматривали их как еще не проверенное оружие, не вполне доработанное и недостаточное в количественном отношении. Однако это средство борьбы приобрело в высшей степени угрожающий характер после сенсационного потопления английских крейсеров в первые же недели войны.
В начале 1915 года я узнал, насколько серьезно считались англичане с опасностью нападения немецких подводных лодок. Мой сосед по контролю просматривал довольно обширную корреспонденцию, из которой я тоже имел случай прочесть несколько писем. Они были, вероятно, предназначены для узкого круга лиц, компетентных по затронутым в этих письмах вопросам и, конечно, не предназначались для цензуры и тем более для иностранцев. В них говорилось о наиболее надежных способах перевозки войск и боеприпасов между Англией и Францией и давались точные сведения о мерах предосторожности и защиты, которые принимала и рассчитывала принять Англия против германских подводных лодок. В особенности в этих письмах обсуждался вопрос о различных ловушках, расположенных в канале Ламанш, между Дувром и Калэ. Дело шло о канатных или стальных сетях, которые опускались в воду и поддерживались плавающими буями. Эти сети в известном порядке были расставлены на всей поверхности канала; таким образом, только суда, имевшие на своем борту английского лоцмана, могли найти свободный проход. Время от времени положение этих ловушек менялось. Попадая в такую сеть, подводная лодка прорывала ее и сейчас же останавливалась, так как гребной винт запутывался сетью. Сторожевым судам, охранявшим [86] эти районы, оставалось только определить место, где находилась под водой лодка, что было возможно сделать, проверив буи, и затем уничтожить ее с помощью глубинных бомб.
В этот же период в Фолкстоне учредили отделение контроля, которому было поручено проверять корреспонденцию между Бельгией и Голландией. Я попросил о зачислении меня туда, надеясь, что там я лучше и быстрее буду осведомляться по всем вопросам о подводных лодках, а главное — относительно мер защиты, принимаемых англичанами. К несчастью, я сделал формальную ошибку, обратившись к полковнику В., вместо того чтобы передать прошение моему непосредственному начальнику. Это была погрешность против дисциплины, и моя просьба была отклонена.
В то же время я узнал из верного источника факт, который, с первого взгляда, как будто не имел никакого отношения к подводной войне, однако впоследствии оказался связанным с этим вопросом. Дело шло о последствиях морского сражения у русских берегов. Один из немецких миноносцев затонул, и море выбросило на берег труп офицера, при осмотре которого был найден германский морской шифр{8}. Этот документ был отослан в Петербург в морское министерство. Там тотчас оценили его значение и известили об этом британское адмиралтейство. Адмиралтейство сочло опасным посылать с курьером столь ценную книгу, так как путь через Финляндию и Швецию был длинен и недостаточно обеспечен. Что же касается морского пути, то он был отрезан на юге. Поэтому послали по северному пути в Архангельск миноносец, чтобы как можно скорее доставить код в Лондон. Когда я об этом узнал, английское судно было уже на обратном пути. Если германское морское командование не получит уведомления об этой находке и будет продолжать пользоваться кодом, наши враги овладеют ключом ко всем секретным сообщениям и инструкциям германского флота. Рвение и заботы, проявляемые Англией, чтобы получить эту неожиданную находку, показывали, какие выгоды она рассчитывала от нее иметь. [87]
Ломая себе голову в поисках способа предупредить об этом германское командование, я в силу моих недостаточных знаний и ряда препятствий не нашел ничего лучшего, как прибегнуть к обычному пути, т. е. использовать почтовый контроль; это был опасный и медленный путь, к тому же, как правило, я только в редких случаях узнавал, приводил ли он к намеченной цели.
Спустя несколько месяцев, в октябре того же года, я получил доказательства того исключительного интереса, с которым английское адмиралтейство относилось к немецкому морскому коду. Один морской офицер, встреченный мною в обществе, рассказал мне случайно, что у шотландских берегов затонула подводная лодка и что адмиралтейство отправило водолаза для отыскания шифра и других документов в каюте командира. Результаты были настолько удовлетворительны, что власти решили обследовать все потопленные подводные лодки, если только они будут доступны для водолазов. Эти поиски ставили целью, во-первых, завладеть документами, а затем выяснить некоторые особенности конструкции и внутреннего устройства лодок.
Английское адмиралтейство со всех сторон осаждалось советами и проектами тех мер, которые помогли бы обнаруживать и уничтожать подводные лодки. Советы посылались даже из Америки. Почта приносила нам письма, в которых изобретатели, одаренные воображением, посылали в бюро адмиралтейства планы, рисунки и т. д. Большинство этих советов, уже с первого взгляда, можно было считать не имеющими ценности, некоторые из них были настолько забавны, что трудно было их принять всерьез. Однако два проекта были испробованы.
Автором одного из этих проектов был некто Пирсон, президент общества «Одюбон» в Нью-Йорке. Он предлагал, чтобы английские подводные лодки при курсировании в определенных районах некоторое время бросали в море корм, что привлечет береговых чаек. Потом чайки привыкнут, будут ожидать подводные лодки и следовать за ними, когда те появятся. Таким образом, по скоплению чаек можно будет быстро установить место, где находится подводная лодка.
Второе предложение исходило от одного зоолога; он предлагал предоставить в распоряжение адмиралтейства тюленей, приученных следовать за подводными лодками.
Германской коммерческой подводной лодке «Дейчланд» удалось в 1916 году, не будучи замеченной, пересечь океан [88] и пристать к берегу Америки. Однако этот рейс должен был ограничиться лишь поддержанием связи между Вашингтоном и германским правительством; в известной мере, конечно, можно было перевозить негромоздкие грузы, как, например, лекарства или химические продукты, но это не могло помешать союзникам все больше суживать блокаду.
Потопление французского парохода в устье Сены дало повод к протестам, аналогичным тем, которые последовали за потоплением «Лузитании». На нем погибли также американские граждане, и Вашингтон послал серию угрожающих нот, требуя наказания командира и прекращения подобных случаев. Споры тянулись два месяца, и германское правительство в конце концов уступило. Англия с радостью наблюдала за возраставшим обострением взаимоотношений между Германией и Америкой. Интерес и напряженность, вызванные потоплением парохода, отодвинули на второй план даже объявление войны Италией Германии.
В сентябре 1916 года в Англии получили потрясающее известие о решении германского генерального штаба возобновить подводную войну и вести ее всеми возможными способами. В связи с этим немцы предполагали принять решительные меры, чтобы помешать Антанте привлечь Голландию и Данию на свою сторону и заставить их принять участие в войне.
После весенних инцидентов и уступчивости Германии последнее известие меня сильно удивило. Однако оно исходило из очень осведомленного источника. У меня создалось впечатление, что это был доклад, адресованный своему правительству посольством одного из нейтральных государств в Германии, копию с которого кому-то удалось получить. 1 февраля 1917 года в Англии стало известно об объявлении неограниченной подводной войны; шансы и последствия этих мер обсуждались с большим интересом в обществе, в клубах и в цензуре. Сходились на том, что этот шаг был жестом игрока, которому нечего терять и который делает последнюю ставку.
Неограниченная подводная война принесла германцам вначале успех. Англия предприняла все меры защиты, которые только можно себе представить.
Один хорошо известный морской художник предложил раскрашивать переднюю часть парохода, что, по [89] его мнению, препятствовало бы противнику узнавать судно издалека и устанавливать его тоннаж, а в некоторых случаях и направление. Эти работы по раскраске, называемые камуфляжем, систематически проводились на коммерческих судах. Особая секция адмиралтейства проводила специальные испытания, о которых она затем сообщала судовладельцам.
Одновременно было запрещено продавать последние издания знаменитого «Регистра Ллойда», чтобы ни один экземпляр этой книги не мог попасть в руки немцев. Только учреждения, имевшие в нем крайнюю необходимость, могли получать экземпляры, и то под расписку. Конечно, это была очень тягостная мера, так как «Ллойд» в продолжение двухсот лет был для всей мировой торговли чем-то вроде нерва делового центра, вроде биржи, где концентрировались все новости, где обсуждались все вопросы, имевшие какое-либо значение. Тот, кто хотел осведомиться о любом корабле какой угодно национальности, получал там всевозможные сведения о тоннаже, стоимости, времени постройки, конструкции, ежедневном передвижении, часах отправки, назначении и грузах. «Ллойд» знал все подробности, все изменения и публиковал свои сообщения в еженедельных и ежедневных бюллетенях. Мне удалось достать лишний экземпляр и отправить его по назначению. Он дошел до Германии. Я узнал случайно, что руководство подводными силами в Киле придавало этому справочнику очень большое значение. Он был размножен и передан всем командирам подводных лодок, хотя сведения, даваемые им, конечно, частично устарели, но все-таки они позволяли делать ценные выводы.
Британские воды находились под строгим наблюдением. Часто отдавалось распоряжение, запрещающее вход морским кораблям в устье реки Мереей, на которой расположен город Ливерпуль. Это бывало, когда в прилегающем районе обнаруживалась германская подводная лодка. Вдоль берегов постоянно летали самолеты, которые с небольшой высоты могли очень хорошо заметить погруженную подводную лодку. Все английские пароходы были снабжены аппаратами для обнаружения подводных лодок. Этот аппарат, подобный микрофону или звукоулавливателю, отмечал не только колебания в воде при приближении подводной лодки, но и направление, откуда они исходили. [90]
Однажды в сентябре, в воскресный день, который я. проводил в Лондоне, я услышал обсуждение удачных похождений лодки «Волк» — истребительницы торговых судов, капитану которой все время удавалось избегать засад противника.
К сожалению, мой скрытый энтузиазм был вскоре охлажден рассказом о невероятной наивности графа Люксбурга, германского посла в Бразилии, которому при посредстве его шведского коллеги удалось, несмотря на блокаду, отправить каблограмму в Берлин. Он сообщил, что два судна, нагруженные зерном, находились на пути в Европу и советовал «потопить их, не оставляя следов»{9}. Никто не мог понять, как эти два дипломата могли хоть минуту рассчитывать, что отправленная таким путем телеграмма не будет перехвачена. Конечно, она была перехвачена и расшифрована. Последствия не заставили себя ждать. Как только аргентинское правительство это узнало, оно немедленно предложило послу взять свой паспорт.
В течение всей зимы 1917/18 года меня сильно интересовало какое-то мероприятие, намечаемое англичанами в районе Ламанша. Выяснить сущность этого мероприятия мне долгое время не удавалось. Я оставался в полном неведении. Никто как будто ничего не знал. А между тем я был уверен, что что-то подготовлялось. В сентябре один мой знакомый по клубу, занятый снабжением снарядами тяжелой артиллерии, намекнул мне на проводимую серьезную подготовку. Так как этот офицер был во Фландрии, я вывел заключение, что разговор идет о высадке войск в большом количестве и о вторжении в Голландию, имея в качестве базы южный берег Англии. Некоторые детали, отмеченные в ноябре и декабре, казалось, тоже имели отношение к такому плану наступления, и только то обстоятельство, что никаких сведений не поступало в почтовый контроль, заставляло меня сомневаться. Невозможно, чтобы такого рода проекты осуществлялись так, что [91] население абсолютно ничего не заметило. Однако на второй неделе января я прочитал письмо, которое заставило, меня призадуматься. Автор, как и многие другие, конечно, не предполагал, что письма, адресованные в Канаду, контролируются; он писал своему брату, что в данное время проходит курс специального обучения в Дувре, чтобы в ближайшем будущем принять участие в параде, — так англичане часто называли военные мероприятия. Нападение на Нидерланды сделалось для меня навязчивой мыслью. В следующее воскресенье я поехал в Фолкстон,. Маленький городок около Дувра, где надеялся получить более подробные сведения. Но никто, как мне показалось, не имел ни малейшего представления о каких-либо приготовлениях, и я в конце концов стал думать, что дело заключается лишь в каких-либо не имеющих значения набегах, проектируемых флотилией прикрепленной к Дувру, которой командовал адмирал Роджер Кийз. Этому офицеру было поручено защищать канал от подводных лодок и следить, чтобы большие транспорты войск между Англией и Францией никогда не подвергались опасности.
Однако на следующее утро генерал В. призвал меня в свой кабинет и передал мне срочный телефонный приказ из Лондона. Вся корреспонденция Дувра и его окрестностей должна была тщательно просматриваться. Всякое письмо, содержащее малейшее военное сообщение, хотя бы совершенно пустякового характера, должно было немедленно посылаться в центральный контроль в Лондоне.
Стало быть, что-то все-таки происходило. Чем дольше длилась тайна, тем более это меня раздражало. Я немедленно выполнил полученный приказ, потребовав, чтобы мне приносили все подозрительные письма. Вначале все было напрасно. Те, кто писал, или ничего не знали или были предупреждены ничего не выдавать. Но мало-помалу, сравнивая некоторые неуловимые мелкие детали, я в конце концов понял, что дело шло не о нападении на Голландию, а об уничтожении быстрым налетом базы немецких подводных лодок в Зеебрюгге. Специально обученные войска должны были неожиданно высадиться, выполнить молниеносно намеченное пело и затем как можно быстрее вернуться на свои суда. Чтобы преградить всякий выход из гавани германским подводным лодкам, в нужном месте будет потоплен старый крейсер. Так как наша секция контролировала в это же время и письма, адресованные в нейтральные страны, я послал эти сведения различными [92] путями в Германию. Дошли ли они? Я сомневаюсь, так как атака на Зеебрюгге действительно состоялась в середине апреля и удалась.
Однако о самой оригинальной защите, которую Англия противопоставила германским подводным лодкам, я узнал через наш почтовый контроль, от которого ничего не могло укрыться. Это были корабли-ловушки; устройство их тщательно скрывалось даже от англичан, так как весь эффект, производимый ими, зависел от их секретности. Однажды одна молодая девушка радостно написала своей сестре, жившей в Канаде, что их брат получил орден за храбрость и приехал домой в отпуск, пока его корабль находился в порту. Он служил на совершенно особом судне, первом в своем роде, которое вскоре должно было истребить подводные лодки. Работница цензуры передала мне письмо, во-первых, потому что в нем указывалось местонахождение судна (это было строго запрещено), а затем потому, что в нем содержались неясные намеки, происхождение которых было связано, по всей вероятности, с некоторой излишней болтливостью молодого человека.
Сначала я хотел доложить об этом деле, но затем переменил свои намерения и отправил письмо обратно молодой девушке, подписав предупреждение и отметив адрес. Как только я смог быть свободным, я отправился в маленький городок, где жила эта девушка. Только счастливое стечение ряда обстоятельств помогло мне достичь своей цели. Уже одно путешествие представляло затруднение. Порты, имевшие хотя бы какое-нибудь военное значение, рассматривались как запрещенные зоны и находились под специальным надзором, так же, как и их ближайшие окрестности. Все жители имели индивидуальные разрешения на проживание в этих районах, что же касается иногородних, желавших туда проехать, то нужно было для каждой поездки представлять особый пропуск, подписанный соответствующими морскими или военными властями. Параграф 29-й законов об исключениях давал точные указания относительно выдачи этих разрешений. Правда, я мог воспользоваться моей карточкой чиновника военного министерства, однако неизвестно, удовлетворило бы это контролеров. Если бы у них возникли сомнения и они начали меня спрашивать, они смогли бы навести затем справки в Ливерпуле, а это означало конец моей карьеры.
Поезд на север направлялся поздно. Он был переполнен моряками и офицерами, возвращавшимися из отпуска на [93] свои корабли. В моем отделении я был единственным пассажиром в штатском. Разговор шел об охоте в Индии. Я был знаком с этой страной и сам когда-то много охотился, поэтому скоро принял участие в общем разговоре. Когда мы приехали в порт, резкий, холодный ветер свистел по улицам. Все спешили. При выходе о вокзала сержант военной полиции требовал пропуска. Я предъявил мою карточку цензора и, так как я был в компании с морским офицером, он разрешил мне пройти, не задав вопросов.
Как только наступило утро, я принялся за разведку, увенчавшуюся поразительным успехом. Сначала я отправился на розыски автора письма, чтобы лично повторить предупреждение, данное уже в письменной форме. Еще до наступления ночи мне удалось собрать о таинственном судне достаточное количество сведений, чтобы иметь возможность представить себе примерно его назначение и способы действия. С помощью моего бинокля я мог внимательно рассмотреть судно, стоявшее на рейде недалеко от меня. По внешнему виду оно ничем не отличалось от небольших грузовых торговых пароходов.
В течение следующих нескольких недель я сделал еще ряд разведывательных поездок почти во все морские порты западного берега Англии и Шотландии. К счастью, не все города были объявлены на военном положении; когда же порой возникал вопрос о документах, случай мне всегда благоприятствовал. Некоторые из этих поездок, однако, не дали мне ничего. Железнодорожное сообщение с Ливерпулем и Манчестером не всегда было в порядке, и мне часто приходилось ездить на автомобиле, чтобы нагнать нужный мне поезд. Снабжение машин бензином вызывало много затруднений. Мне пришлось затратить около двух месяцев, чтобы получить достаточные сведения.
В это время мне попало в руки письмо одного шведского моряка с корабля, стоявшего на якоре в соседнем порту. В этом письме ясно выражались симпатии к немцам. Мне удалось установить с ним связь и вручить для передачи пакет с докладом с точными сведениями о судах-ловушках. Сфотографированный дубликат этого доклада был отправлен в Голландию таким же способом; немного позже я узнал, что он дошел по назначению.
Идея устройства этих судов следующая: лес для крепления шахт, наваленный на палубу и видимый издалека, [94] придавал судам-ловушкам вид маленьких устарелых грузовых пароходов, совершавших рейсы из Швеции и Норвегии и употреблявшихся для перевозки бревен, в которых Англия постоянно нуждалась для своих каменноугольных копей. Однако внутреннее устройство судна вовсе не соответствовало его внешнему виду. Там было орудие крупного калибра, помещенное на гидравлической платформе, которая могла поднять его в несколько минут на уровень палубы. Экипаж, часть которого носила штатское платье, состоял из военных моряков.
Кораблям-ловушкам было приказано постоянно курсировать вдоль береговой полосы Северного моря, где особенно часто встречались германские подводные лодки. Заметив в открытом море такое грузовое судно, идущее всегда под нейтральным флагом одной из Скандинавских стран и истинный характер которого нельзя было определить даже в самый лучший морской бинокль, германская подводная лодка, как это можно наперед сказать, должна была остановить его и сигналами предложить экипажу покинуть корабль. Этот приказ надлежало выполнить только матросам, не носящим военной формы. Англичане рассчитывали, что в большинстве случаев подводная лодка приблизится к своей жертве, чтобы сэкономить торпеду и потопить корабль несколькими выстрелами из орудий.
Вот тогда и должна была действительно начаться драма. Гидравлическая платформа тихо поднимала орудие на палубу, а остававшиеся спрятанными на борту моряки спокойно наводили его на подводную лодку. Как только орудие было наведено, английский военный флаг поднимался на мачте, и подводная лодка топилась несколькими выстрелами; на таком расстоянии стрельба, конечно, должна быть без промаха. Затем часть экипажа, высадившаяся с судна, вновь возвращалась на борт; капитан вызывал по радио сторожевой английский миноносец, если корабль-ловушка загорался и его нужно было взять на буксир. Немецкие моряки, которым удавалось выбраться из подводной лодки, спасались англичанами и брались в плен. Они строго изолировались; им запрещали извещать о себе даже родных. Никто никогда не должен был узнать в Киле, когда и при каких условиях затонула подводная лодка.
Иногда подводная лодка могла не экономить торпеды и потопить грузовое судно. Или подводная лодка могла предпочесть стрелять издали, чтобы не возиться о судном после попадания, и приблизиться к нему, когда оно уже [95] было охвачено пламенем. В таких случаях английский экипаж, оставшийся на борту, должен был выдерживать огонь и дым без перспективы стрелять или спасаться.
Англичане мало заботились о потере такого корабля-ловушки для того, чтобы уничтожить подводную лодку, способную погубить ряд торговых кораблей.
Несмотря на все мои старания, я не смог узнать примерное число кораблей-ловушек, которое адмиралтейство предполагало ввести в строй с весны будущего года. [96]