Организация цензуры
В тот момент, когда английский почтовый контроль начал свою деятельность, очень немногие из англичан понимали глубокое значение этой меры. Общество смотрело на него как на неприятную, но необходимую предосторожность, вытекающую из хода войны. В действительности контроль представлял собой нечто большее. Из скромного, по внешности второстепенного учреждения создалось одно из самых гибельных для нас, немцев, орудий, которыми располагали наши враги. Оно было тем более опасно, что почти никто не мог подозревать богатства и постоянства того источника, из которого Англия регулярно черпала не только военные и политические сведения, но и настоящие сокровища экономической и политической информации; они оставались для нее очень ценными в течение долгого времени и после заключения мира.
В первые недели войны дело шло прежде всего о прекращении всякого сообщения между центральными государствами и Англией для того, чтобы враг не мог узнать о военных и морских мероприятиях, предпринимаемых британским командованием. Однако скоро этот контроль распространился также и на корреспонденцию Англии с другими странами, которые слыли за германофильские или вызывали подозрение в том, что, будучи дружественными соседями с Германией, они могут действовать в качестве добровольных посредников. Позднее контроль захватил все нейтральные страны мира и корреспонденцию между ними. Интернациональные права, ограждающие эти сношения, англичан мало интересовали. Нейтральные суда были вынуждены заходить в английские порты как в промежуточные остановки в Европе. Почтовые мешки уносились в почтовую цензуру, которая отправляла их обратно после просмотра. Только с США вначале обращались менее бесцеремонно. Что же касается союзников, то [46] они были освобождены от британской цензуры, но лишь официально.
Лондонское центральное управление начало свою работу в здании центрального почтамта с очень небольшим Штатом чтецов, но скоро оно расширилось и переехало в Салисбери Хауз. С марта 1915 года управление, разрастаясь изо дня в день, перешло в Иорк Хауз и затем в Импириал Хауз на Кингсуэй, а годом позже завладело целой группой домов по Карэй-стрит, одной из главных улиц Лондона. Число чтецов и других чиновников личного состава только в центральном управлении цензуры достигло цифры в 3 700 человек. Одновременно в отделении Ливерпуля работало около 1 500 человек. Отделения меньшего значения, так называемые «летучие», открывались по требованию момента в других стратегических пунктах, как, например, в Гибралтаре, в Александрии, а также в Фолкстоне, на южном берегу Англии. Кроме того, отделения почтовой цензуры были прикомандированы к воинским частям и к лагерям военнопленных.
Таким образом корреспонденция всего мира попадала постепенно под почтовый контроль Британии. Всякое движение среди народов, всякие симпатии или антипатии, выявлявшиеся во всем мире, немедленно становились известны Великобритании. Не было таких коммерческих связей или проектов мировых сделок, которым Англия не могла бы тотчас помешать или посодействовать. Однако, несмотря на все свое значение, почтовая цензура была только частью гораздо более мощного организма. Она зависела от службы разведки военного министерства. Ее деятельность очень искусно регулировалась, и работала она быстро и четко. Все письма, приходящие из-за границы или адресованные туда, поступали сначала на почту, совершенно так же, как и те, которые не выходили из пределов страны. После окончательного переселения цензуры в помещение Карэй-стрит, в первом этаже было открыто специальное почтовое бюро для корреспонденции, которая направлялась за границу. Письма там штемпелевались и сортировались по месту отправки и по месту назначения, затем сдавались в контроль, который после просмотра возвращал их на почту; оттуда они отправлялись и распределялись обычным путем. Уже в контроле, перед тем как вскрывать письма, их еще раз специально сортировали. Первая секция сортировки распределяла их по внешнему виду на частные и коммерческие письма. После этой суммарной сортировки [47] они переходили в следующее бюро и поступали к чиновникам, сидящим за длинными столами. Каждый чиновник был предназначен для определенной страны. Эти лица имели перед собой для руководства по сортировке два листа — «белый лист», содержащий имена и адреса высшего офицерства, чиновничества, членов правительства и дипломатического корпуса, а также адреса, на которые английская разведка и контрразведка тайно получали сведения из-за границы.
Корреспонденция в адреса списка «белого листа» не подлежала цензуре, и почта получала ее обратно без просмотра. Из писем дипломатического корпуса временами строго секретно делались частичные изъятия для контроля. Второй лист включал имена всех подозреваемых лиц, которым в Англии не доверяли, считая, что они работали в качестве посредников в нейтральных странах. Эти письма шли в специальную секцию, где их вскрывали и читали так ловко, что не оставалось никакого следа, даже когда они были написаны химическими чернилами.
Все письма, не фигурирующие в этих двух списках, переносились в залы для чтения. Здесь они распечатывались, прочитывались и обсуждались. Тут тоже каждая страна имела свое отделение. Старались прикрепить определенные местности и коммерческие фирмы к одним и тем же чтецам, чтобы таким образом дать им возможность освоиться в своей работе с социальными или коммерческими отношениями своих корреспондентов, открыть и затем следить за их комбинациями, маневрами и интригами.
Во главе каждой секции стоял уполномоченный — помощник цензора, чин которого соответствовал примерно капитану. Десятью или пятнадцатью такими группами руководил помощник цензора, приравненный к чину майора. Некоторые эксперты имели такой же чин, чтобы иметь право в особых случаях принять решение. Самый высший пост в почтовом контроле — пост главного цензора, который с помощью нескольких цензоров руководил работой и поддерживал связь с министерствами.
Частные письма читались обычно женщинами, по большей части из семей офицеров или высших чиновников. Они соблюдали в своей работе очень точный регламент. Прежде всего нельзя было пропустить ничего, что могло бы каким-нибудь образом принести вред стране, Всякие фразы, намекавшие сколько-нибудь на политическую или военную нескромность, всякие мысли, которые [48] могли нанести моральный ущерб стране, вызвать возбуждение или, наоборот, подавленность, подлежали просмотру уполномоченного — помощника цензора, который решал, следует ли вычеркнуть эту фразу или возвратить письмо отправителю с соответствующим предупреждением.
В серьезных случаях от помощника цензора зависело решение, следует ли сообщить уголовной полиции или только занести имена отправителя и адресата на лист подозреваемых лиц. Иногда он пропускал подозрительные письма, чтобы усыпить бдительность корреспондентов и захватить их позже на месте преступления.
Письма, содержавшие картинки или иллюстрации какого бы то ни было рода, визировались по особым правилам. Они возвращались отправителю, если он жил в Англии. Так же поступали и со всеми открытками. Военный министр считал невозможным определить безвредность картинки, фотографии и особенно моментального снимка, которые всегда могли рассказать что-либо тайным языком. Вот почему корреспонденция такого рода никогда не отправлялась за границу.
Просмотр коммерческой корреспонденции проводился с совершенно другой точки зрения. В каждой секции насчитывалось 25–30 чтецов, которым поручалась особо сложная работа. Они должны были знать не только язык страны, им порученной, но и коммерческие обычаи. Просмотр коммерческих писем проводился таким же образом, как и частных. Когда чтец наталкивался на какую-нибудь вызывающую сомнение фразу, он отмечал свои сомнения в специальном формуляре, предъявлял его уполномоченному — помощнику цензора вместе с письмом и всеми бумагами. Если последний соглашался с мнением своего подчиненного, он передавал все дело для разрешения вопроса помощнику цензора, располагавшему всеми конфиденциальными заметками, документами и прочими источниками информации. Письма, где не встречалось ничего предосудительного, снова запечатывались чтецами, снабжались персональным штампом и уносились рассыльными. Однако в почтовой конторе их еще раз просматривали, чтобы убедиться, что они были правильно запечатаны, и чтобы в общую кучу не попали те письма, которые не были предварительно проштемпелеваны почтой и отправлены без штампа в почтовый контроль. [49]
Только помощники цензора имели право в исключительных случаях отправлять письмо, переданное цензуре помимо почты. Но они обязаны были в таком случае ставить свой личный штамп. Дело касалось обычно банка или известной крупной фирмы, которая в срочных случаях просила особой льготы и при наличии благоприятного ответа посылала письмо с посыльным прямо в центральный контроль.
Для особых случаев существовали специальные секции. Одна из них занималась письмами, написанными на редко встречающихся языках. Другая принимала всю почту, которая подозревалась в том, что в ней содержится секретный код, шифр или фразы, написанные симпатическими чернилами. Ими занимались избранные расшифровщики или опытные химики. Очень важный отдел ведал всякого рода печатными изданиями. Так как не представлялось возможным просмотреть каждую книгу, каждое периодическое издание и каждую газету, чтобы убедиться в том, что они не содержат сведений, переданных при помощи, например, слегка подчеркнутых букв, все издатели были обязаны иметь от правительства разрешения на отправку изданий. Эти разрешения им давались только в том случае, если они принимали на себя ответственность за всех своих служащих, вплоть до упаковщиков. Печатные издания, приходившие из-за границы, просматривались еще и с точки зрения приемлемости их содержания. Все брошюры, книги, посылаемые для пропаганды в интересах центральных держав, поступали вне зависимости от языка в специальную секцию, которая их тщательно просматривала и оставляла один экземпляр для библиотеки, постоянно пополняемой такой пропагандистской литературой.
Письма английских солдат читaлиcь на этапных пунктах, а корреспонденция военнопленных англичан и немцев подлежала специальному контролю, созданному особо от центрального контроля в Лондоне.
Для того, кто желал учиться, служба в различных отделах цензуры могла быть прекрасной школой по психологии, экономике и политике. Казалось, не было мелочи, которая не заслуживала бы углубленного исследования. Проверялись все скрытые закоулки мировой торговли, чтобы выжить и уничтожить германские интересы, установить, не немецкая ли фирма скрывается под вывеской безобидного голландского торговца на Яве? [50]
Не работает ли на германские капиталы испанский завод, для которого предназначается груз американского угля? Почему торговец железными товарами из Женевы заказал в Америке шины, тогда как раньше он не держал такого товара? Не были ли шины предназначены для отправки в Германию? Контролеры постоянно следили также за соблюдением интересов Англии. В одном письме указывалось на неизбежность стачки на норвежском заводе, что ставило под непосредственную угрозу поставку товаров, заказанных военным министерством. В другом сообщалось, что комиссионные, выплачиваемые посредникам, незаконно удорожали себестоимость товара, необходимого для флота. Ежедневно вставали вопросы, касающиеся банков, навигации, страховки, торговли сукнами, металлами, продовольствием, химическими продуктами, а также всевозможных других областей экономической жизни. Нужно было их решать быстро и правильно. Знание, способность разбираться, здравый смысл чтецов подвергались жестокому экзамену. Часто приходилось разыскивать в других или в предыдущих письмах многочисленные детали какой-нибудь сделки, на которую в читаемом письме делался только намек. Но контролеры выдерживали такую напряженную работу и не успокаивались до тех пор, пока не достигали результатов.
Подобно часовому механизму, где все зубчатые колеса взаимно дополняют одно другое, цензура шла своим беспощадным, опустошительным путем, увеличивая на ходу силы и разрушая своим развитием германские интересы и германское сопротивление.
Во всех секциях совместная работа проводилась в совершенно спокойной обстановке, но с той сдержанностью, которая не допускала расцвета общительности даже между постоянными сотрудниками из одной и той же секции.
Чтецы в моей группе принадлежали частично к бывшим военным, начиная с капитана и кончая генералом, частично к банкирам, инженерам, университетским преподавателям; все они более или менее продолжительное время до войны, жили на континенте и приобрели знание стран и языков.
Вначале атмосфера была несколько натянутой. Распространившаяся шпиономания не обошла, разумеется, и цензуру. Чрезмерное возбужденное воображение чтецов видело почти в каждой неправильной букве условный [51] знак или ключ к какому-нибудь шифру. Часто помощник цензора секции майор З. пропускал без задержки письма, которые казались подозрительными для чтецов. Майор З. — офицер генерального штаба, работавший раньше в органах разведки, — умный и очень тактичный человек. Он сумел скоро успокоить своих подчиненных, не обидев их.
Короткие пояснения, которыми порой майор З. сопровождал свои решения, открыли мне гораздо больше важных вещей, чем все интересные письма норвежских, датских и шведских моряков, которые в начала моей работы мне поручено было читать.
Так, я узнал, что в течение многих лет корреспонденция некоторых иностранцев проходила через «черный кабинет»; под наблюдением находились не только некоторые немцы, но также французы, голландцы, итальянцы, подозреваемые в том, что они состояли на секретной службе у своей страны. С первых же дней войны военные власти могли задержать всех, кто был у них на учете, и обвинить их по уликам, собранным заранее. В другой раз я услышал обсуждение факта, уже давно известного среди англичан, а именно, что начиная с 1900 года со всех телеграмм, которые получал германский посол в Париже, с так называемых «зеленых» телеграмм снимались копии и сообщались во французское военное министерство, которое владело различными шифрами и читало их без затруднения.
Вскоре мне была поручена швейцарская корреспонденция, гораздо более интересная, чем почта Скандинавских стран. В швейцарской корреспонденции попадались порой мелкие сообщения, как, например, подробности формирования новых полков, районы обучения этих полков, некоторые меры, предпринятые в приморских районах, или сообщения об отправке войск. Все эти сведения излагались в частных письмах, и ничто не гарантировало их правдивость. Однако даже некомпетентный читатель в конце концов получал более или менее точное представление о военном и политическом положении на обоих берегах Ла-манша.
С первых же дней 1915 года, после того как почтовый контроль был переведен из Иорк Хауза в Импириал Хауз, все процессы сортировки и контроля были значительно улучшены. [52]
В цензуре был расширен и до мельчайших деталей усовершенствован контроль коммерческой корреспонденции, так как его значение и польза экономической войны были полностью оценены. Цензура стала работать в тесном контакте с министерством блокады, которое руководило политикой окружения центральных держав.
Англия на основе экономической войны старалась замаскировать, свои намерения. Когда врагам и нейтральным странам удавалось их распознать, было уже слишком поздно, чтобы успешно с ними бороться. Мероприятия следовали одно за другим, согласно искусно изученному и твердо проводимому плану, и душили все крепче центральные державы, парализуя в то же самое время свободу действий нейтральных стран.
Германии недоставало не только продовольственных продуктов, но и всякого рода предметов первой необходимости, как кожа, каучук, масла, хлопчатая бумага, шерсть, шелк, цинковая руда, камфара и пр. Англия в самом начале блокировала всякий морской импорт. Затем она стала изыскивать средства помешать снабжению Германии продовольствием и товарами и через посредство нейтральных стран. Этот контроль был осторожен. Все пароходы, идущие в Европу, принудили заходить в один из английских портов для просмотра. Но по коносаментам{3} и грузам невозможно установить, имеется ли потребность на эти товары в такой-то нейтральной стране и не предназначен ли этот груз для Германии.
Тут была брешь, которая могла повредить эффективности всей блокады. Надо было найти звено, которого нехватало в цепи мер, служивших для окружения врага. Эту меру нашел почтовый контроль. Проводя изо дня в день очень тщательный анализ сообщений, цензура собрала столько разнообразных сведений, что это позволило определить точные статистические данные о размерах импорта любой страны по всякому роду товаров и сведения о связях каждой импортирующей фирмы, о политических взглядах их владельцев и директоров. Фиксировалось и количество товаров, импортируемых любой из этих фирм. Морские сделки проводились обычно при посредничестве английских банков, а корреспонденция [53] и выписки счетов давали возможность составлять заключение о нейтральных фирмах, их покупательной способности и о существовании других адресатов, в данном случае немецких.
Едва почтовый контроль узнавал, что какая-нибудь нейтральная импортирующая фирма, известная как германофильская, ожидала товары из-за границы, он предупреждал «блокаду», которая задерживала судно с товарами по подозрению в содействии врагу и передавала его дело в штрафной трибунал. Последний при малейшем подозрении решал дело в пользу Англии.
Но такой контроль не был вполне надежен, часто он оказывался очень сложным и привлекал слишком много внимания. Вот почему Великобритания попыталась добиться у нейтральных держав установления суровых ограничений экспорта, чтобы сделать их союзниками в нанесении немцам вреда. Когда это предложение было отвергнуто, Англия настояла на создании «частных» импортных обществ, и только этим обществам было разрешено получать товары иностранного происхождения. Коммерческие круги нейтральных стран, которым такие деспотические меры наносили серьезный ущерб, напрасно пытались протестовать. Основанные таким образом общества состояли на строгом учете; путем внесения значительных фондов они должны были гарантировать, что товары не пойдут в Германию или не будут служить для замены местных товаров, освобождаемых для экспорта в эту страну. Немного позднее Великобритания добилась соблюдения таких же правил и при погрузке товаров из стран, их производящих. В конце концов Англия с полным пренебрежением ко всем правам третьих лиц стала контролировать морской тоннаж всего мира и могла запретить или помешать отправке грузов по нежелательному для нее назначению.
Эта экономическая война распространилась на весь земной шар. Не было такого предприятия или самой незначительной германской фирмы, которой бы Лондон не интересовался. Мелкий булочник, устроивший себе скромное существование в центре Чили, не щадился так же, как и оптовый экспортер с Явы.
Четыре северных государства, безусловно, были воодушевлены искренним желанием соблюдать строгий нейтралитет, чтобы не быть втянутыми в войну. Но Англия решила иначе, и на ее стороне была сила. [54]
Первое «частное» общество по импорту было основано в Голландии. Оно должно было внести в качестве гарантии значительные суммы и дать обязательство под угрозой штрафа не допускать проникновения в Германию никаких импортных товаров. Сверх того, это общество должно было не только допустить, но и само организовать секретное наблюдение за голландскими импортерами, работающими вместе с ним.
В мае 1915 года пришла очередь Дании. Был затруднен отпуск английского угля, были задержаны в Англии грузы американского хлопка. Датские фирмы были вынуждены одна за другой начать переговоры, т. е. давать требуемые гарантии. Англия выиграла дело.
В том же году в июле Англия занялась Швецией. Швеция не смогла избавиться от импортного общества, которое существовало с 1915 года под названием транспортного общества «Транзито». Только в 1916 году стало известно, что она подписала секретный договор, делающий из нее креатуру Англии.
Норвегия пыталась оказать сопротивление, как и три другие страны, но вынуждена была, подобно им, подчиниться экономическому давлению. Две самые важные отрасли промышленности этой страны — производство бумаги и рыбных консервов — работали частично на английских капиталах, которые в короткое время подверглись изъятию. Напрасно норвежское правительство пыталось смягчить нанесенный удар, предоставив авансы фирмам, находящимся под угрозой. Англия начала останавливать норвежские рыболовные суда под предлогом, что они подозреваются в поставке рыбы в Германию. Трибунал по наложению штрафов вынес постановление, в котором указывалось, что «не исключена возможность, что рыба предназначалась для немцев». Страховые компании отказались от выплаты, последовали бесконечные судебные процессы. Суда, провозившие свой груз в Германию, не могли больше получить угля. Договор все же был подписан в начале 1916 года. Был организован комитет по надзору, и требуемые суммы, как гарантия, внесены в банк.
Швейцария также не могла долго сопротивляться.
Свои способы действия Англия всегда обусловливала юридическими предлогами. Самые явные насильственные меры она умела скрыть за видимостью права. Когда в почтовый контроль в Лондоне привозили мешки писем, просто [55] взятых с кораблей в открытом море, вместе с ними являлся морской офицер, официально заявлявший, что письма являются военной добычей и что мы имеем право их вскрыть. Все проходило корректно.
Единственная страна, с которой Англия обращалась более осторожно, — это США.
В начале ноября 1915 года США дипломатической нотой к Англии и Франции заявили протест против морской политики этих стран. Протест оставлял, конечно, прекрасное впечатление. Однако за ним немедленно последовало секретное дружеское соглашение между Великобританией и США, по которому Англии предоставлялось право надзора за всей американской почтовой корреспонденцией не только с Европой, но даже и с другими континентами. Для всякого компетентного лица было понятно, что эти меры были равнозначны значительному усилению блокады.
Все сношения между Америкой и севером Европы проходили через Ливерпуль. В конце 1915 года был учрежден в этом городе почтовый контроль специально для почты из обеих Америк. Его организовали по образцу центрального контроля в Лондоне. Им руководил полковник В., который организовал контроль в Салисбери Хауз и работал затем в отделении в Фолкстоне.
Секция заказных писем и пакетов, в которой мне были поручены специальные экономические и коммерческие вопросы, образовывала вместе с независимым местным отделением и собственным почтовым бюро своего рода отдельное управление. Им руководил помощник цензора, занимавший второй по значению пост в контроле в Ливерпуле. Заказная корреспонденция считалась весьма важной, поэтому контроль ее подчинялся правилам, установленным с особой тщательностью. Любое отправление сдавалось почтой в контроль и получалось обратно каждый раз с отдельной распиской. Почта отвечала за пакеты, а контроль — за целость их содержимого. Поэтому чтецы должны были тщательно считать все отдельные части письма, чтобы наверняка можно было отвечать в случае возможных претензий.
Вначале люди не отдавали себе отчета в этом новом ограничении свободы корреспонденции и писали много таких вещей, от которых они, безусловно, воздержались, если бы лучше понимали эти меры. [56]
Южно-американская корреспонденция давала мне полезные сведения о том, что существует тесное систематическое сотрудничество английских коммерсантов с южноамериканскими. Это сотрудничество было направлено против всех, кто тяготеет к Германии. Везде — в Буэнос-Айресе, Монтевидео, в Лиме, в Сант-Яго или в Рио-де-Жанейро — коммерческие фирмы и коммерсанты создавали удивительно широко разветвленные организации. Все грузы, откуда бы они ни приходили, все сделки, все изменения в международных и внутренних делах являлись предметом срочного и полного отчета британским властям, чтобы последние могли немедленно вмешаться или оказать соответствующее давление. Электрический трамвай и центральная электрическая станция в Буэнос-Айресе являлись германскими предприятиями. Отпуск угля им был прекращен, и владельцы вынуждены были продать за бесценок свои акции. Это было очень выгодно для англичан, которые в результате этих маневров имели теперь более 300 млн. фунтов, помещенных в Аргентине. Сахарные немецкие плантации в Перу и в Боливии не стали больше получать тару под сахар. Германские или германофильские фирмы лишились возможности грузить гуано.
В мае 1916 года лондонская цензура задержала письмо одного немецкого офицера, писавшего близким из лагеря военнопленных в Индии. Письмо казалось не имеющим значения. Автор рассказывал свои личные приключения и сожалел, что не может бороться вместе со своими товарищами в Восточной Африке. Он сообщал, что почти оправился от утомления и что в Индии к нему относились очень любезно. Последняя фраза обратила на себя внимание опытного чтеца, которому было поручено это письмо. Обычно к пленникам относились корректно, но без любезности. Он передал письмо своему начальнику по службе, заметив, что «если прусский пленный офицер не жалуется ни на обращение с ним, ни на то, что он не имеет денщика в Индии, тут что-то неладно».
Письмо исследовалось всеми возможными способами, но все было безрезультатно. Решение задачи было найдено только, когда расклеили конверт. Вся внутренняя сторона его была исписана симпатическими чернилами. Автор, состоявший в рядах войск Леттоф-Форбека, имел приказ, в случае, если он попадет в плен, сообщать в Германию сведения о положении своих товарищей из Восточной Африки, об их надеждах и проектах. Письмо было вложено в другой [57] конверт и отправлено по назначению, а сведения — в министерство.
Новое отделение в Ливерпуле давало сведения обильно и регулярно. Как раньше, так и потом английское правительство постоянно черпало из своих органов почтовой цензуры, как из глубоко неиссякаемого колодца, обильную информацию по всем вопросам — коммерческим, экономическим, военным — и немедленно использовало ее или путем принятия мер против центральных держав, или для пополнения списка подозреваемых лиц, для своей статистики и документации. Петля вокруг Германии со дня на день все более затягивалась. В результате полученных коммерческих сведений Англия стала основывать одну за другой организации, которым помогал почтовый контроль и которые стали затем ценными учреждениями для мирного времени.
Наряду с уже существовавшими списками враждебных коммерсантов были напечатаны строго секретные книги, названные «Кто такой?». В них давались ценные указания о всех дружественных Германии нейтральных фирмах. Эта работа на 800 страницах постоянно дополнялась приложениями, которые рассылались по британским консульствам во всех странах, а также помощникам цензоров почтового контроля.
На экономической конференции, состоявшейся в Париже 14 июня 1916 года, союзники решили выбросить за борт «Лондонскую декларацию», в которой державами до войны было установлено, что являлось и что не являлось контрабандой. В этой декларации продовольствие не рассматривалось как контрабанда. На этот раз Англия нашла, что всякий импорт освобождает в стране какие-нибудь товары и дает возможность использовать их для войны и что по этим причинам ввоз продовольствия тоже должен рассматриваться как косвенная контрабанда.
Это было равнозначно формальному объявлению экономической войны, не связанной никакими ограничениями, конвенциями и соглашениями, которые еще соблюдались до сих пор для внешнего вида.
Следующем мероприятием было опубликование «черных списков», благодаря которым были прекращены все коммерческие отношения с некоторым количеством нейтральных фирм, находившихся на плохом счету. Кроме того, появились и еще более обширные списки, остававшиеся как в то время, так и позже секретными и известными [58] лишь департаменту блокады и почтовому контролю.
Осенью 1916 года внезапно умер полковник К., ответственный глава секции цензуры в Ливерпуле, которая под его руководством все более и более развивалась. Его заменил сэр А. В. — генерал, поседевший на службе в Индии. Он быстро и с большой охотой вошел в курс этой организации. В начале 1917 года мой непосредственный начальник, помощник цензора, был призван на действительную службу. Так как у него были связи с морским министерством, он устроился на службу в морскую разведку и благодаря опыту, полученному им в почтовом контроле, был послан в Центральную Америку для сотрудничества с британскими консульствами этих районов. Он должен был давать сведения о деятельности торговых фирм и отыскивать предполагаемые опорные пункты германских подводных лодок. Так как я был его заместителем в течение года, то фактически занял место помощника цензора отдела заказных отправлений. Таким образом я получал возможность доступа к гораздо более важным документам, а именно: к периодическим секретным отчетам о мероприятиях по блокаде, и мог принимать решения по вопросам личного состава. Несколько чтецов были тотчас переведены в другие секции. Я оставил только двоих для замены меня в случае необходимости, тогда как вся работа, ставшая очень значительной, была поручена группе чтецов-женщин. Эти женщины принадлежали к высшему обществу.
Их умение сохранять тайну подвергалось часто суровым испытаниям, так как содержание работы позволяло им узнавать судьбы многих людей и выявлять их секреты. Порой случались странные «шутки».
Так, одна женщина узнала, что муж ее младшей сестры, только что вышедшей замуж, давно имеет жену в Канаде. Последняя справлялась у своих знакомых в Англии и просила прислать сведения о ее муже, о котором она ничего не знала с тех пор, как он вернулся в свой прежний полк. Женщина изложила мне этот случай, затрагивающий интересы ее собственной семьи. Я обсудил его с генералом В. который решил предупредить власти, но самой женщине предложил соблюдать тайну, чтобы не создавать прецедентов в работе цензуры.
Со времени вступления США в войну требования союзников возросли, а отношение Великобритании к нейтральным [59] странам все более и более принимало характер диктатуры. Летом 1917 года она блокировала Голландию, запретив ей пользоваться кабелями. Англия обвиняла Голландию в том, что она разрешила немцам провозить в Бельгию через свои воды песок и гравий, необходимый для постройки укреплений. Однако действительная причина этой суровой меры состояла в другом. Италия не имела хинина, что сильно уменьшало сопротивляемость ее войск. Хинин она могла получить из Нидерландской Индии, и Голландия подозревалась в его доставке.
Работая в цензуре, легко было следить за событиями в их малейших деталях.
Вскоре после начала 1918 года американцы установили в Ливерпуле почтовый контроль по образцу английского. Два американских офицера были прикомандированы на некоторое время к нашей секции, чтобы познакомиться с работой. Несколько хороших чтецов перешли в американскую организацию. Однако американская цензура оставалась совершенно независимой и должна была контролировать исключительно корреспонденцию своих войск.
Объявление войны со стороны США усилило изоляцию центральных государств. Блокада окружила их китайской стеной, за которой в пользу Антанты стал работать самый свирепый ее союзник — голод.
Англия точно учитывала все эти процессы, ею вызванные.
В конце года из письма одного офицера к своей жене я узнал, что генеральный штаб британской армии прекрасно отдавал себе отчет в недостаточности подвоза и снабжения продовольствием гражданского населения в Германии. Благодаря цензуре англичане постоянно были в курсе дела. Одна из секций министерства блокады вела точную статистику экономического положения Германии. Каждую неделю в секции вычерчивали кривые, показывающие запасы продовольствия и предметов первой необходимости: меди, хлопка, кожи, каучука, отмечали, как постепенно таяли скудные резервы и как уменьшаются пайки в ударных частях. Работники секции точно знали, что получают на этапной службе и что остается для населения; делали заключение о санитарном состоянии войск в походе и о складах; они систематически обследовали военные материалы, обмундирование германских военнопленных и констатировали, что качество ухудшается со дня на день и что боеспособность войск падает. [60]
До 1916 года в этой статистике было еще много пробелов, но после основания импортирующих обществ в нейтральных странах и усиления контроля сведения становились все более исчерпывающими и более точными. Ничто не ускользало из поля зрения.
Одному из моих сослуживцев в контроле, физиологу, было поручено следить и составлять сводки об импорте жиров в Германию. Мы часто говорили о рационах и калориях. Однажды он мне показал свои вычисления. Между цифрами и кривыми я увидел Германию с его голодающими войсками и населением. [61]