Назад к реке Лурио (Август — сентябрь 1918 года)
Чтобы ввести неприятеля окончательно в заблуждение относительно наших планов, я 7 августа двинулся по дороге на Вамаку и расположился лагерем в трех часах северо-восточнее Халау, в районе с достаточным продовольствием. Несколько неприятельских патрулей было отогнано. Из Вамалеа явился неприятельский офицер-парламентер, заявивший, что английский командующий согласен на обмен пленного врачебного персонала. Далее, он просил меня назначить место и время, когда можно было бы передать нам обмундирование для английских пленных. Эти очень прозрачные предложения показали мне, что неприятель готовит что-то серьезное именно на севере и стремится облегчить свою задачу, заманив меня в ловушку. Были пойманы различные неприятельские шпионы, подтвердившие мое подозрение. Их показания о том, что неприятель предполагает атаковать нас тремя колоннами, соответствовали обычному приему подобных операций.
Когда 10 и 11 августа стычки патрулей и передовых постов показали, что более сильная неприятельская колонна наступает по дороге Вамалеа-Халау, я предположил, что, по меньшей мере, еще одна колонна продвигается южнее, параллельно первой и что, по-видимому, ее целью являлось Халау. Я решил отдельно атаковать эту южную неприятельскую колонну. Шансов на успех моего плана было мало, так как неприятель избегал дороги и часто двигался прямо через кустарник. Учитывая вероятное развитие операции, я приказал произвести разведку и наметить определенную дорогу. Несмотря на это, наше движение, начатое 11 августа вечером, продолжалось всю ночь. Только с рассветом достигли мы выбранного мною пункта восточнее Халау. Сильные патрули, в том числе целая рота под начальством капитана Келя, находились еще на походе.
Моей основной мыслью являлось движение на запад с тем, чтобы затем повернуть опять на север или в район Блантире, или восточнее озера Ниасса. Не тревожимые неприятелем, мы переправились у Метила через реку Лигонджу и пересекли дорогу Типа — Намирруе. Находящаяся там могила офицера 1 батальона второго полка Королевских африканских стрелков показала мне, что неприятельская колонна, двигавшаяся вслед за нами от Типа, теперь совершенно обошла нас с севера у Вамалеа. Во время дальнейшего похода к Или мы пересекли прежнюю стоянку английских войск, пришедших сюда с запада и выступивших дальше по направлению на Альто-Молоке. Они тоже сделали большой крюк и, следовательно, истратили много сил.
Оставалось только удивляться тому, что неприятельские колонны показали такую высокую подвижность. Они изменили способ своего снабжения и освободились, по крайней мере частично, от необходимости подвоза. По рассказам пленных, они высылали вперед команды фуражиров, доставлявшие от туземцев продовольствие и распределявшие его по частям. Этот сбор продовольствия производился крайне беззастенчиво. Доверчивость. которую незадолго перед тем, во время нашего пребывания в Или, выказывали туземцы, вдруг исчезла. Они видели теперь в каждом аскари своего неприятеля, и отдельные люди, отставшие во время переходов, неоднократно подвергались нападению.
Когда мы прибыли к Или, то быстро захватили находившийся там английский телеграфный пост. Найденные бумаги дали полезные сведения о передвижении неприятельских войск. Судя по этим документам, более крупные магазины находились у Нумарроэ и у Ре-гоне, а большие силы из Альто-Молоке и Мукоби должны были попытаться опередить нас, в то время как одна колонна следовала непосредственно по нашим пятам. Неприятель, незадолго перед тем бродивший ощупью в темноте, очевидно, получил с некоторых пор достоверные сведения о наших передвижениях. Было крайне трудно определить дорогу на Регоне, так как нельзя было найти проводников. Но от Или к Нумарроэ вела вновь построенная телефонная линия из медной проволоки. Следуя вдоль нее мы могли быть уверены, что натолкнемся по пути на какое-нибудь ценное указание. Действительно, когда мы выступили из Или, то части неприятельской колонны оказались совсем близко от нас. Наши оставленные сзади патрули даже встретились у строений Или с аскари, которых они приняли за своих, обменялись с ними сигаретками и огнем и только потом заметили, что это неприятель.
Утром 24 августа мы переправились через реку Ликунго и подвигались дальше по направлению на Нумарроэ. Уже с расстояния нескольких миль мы увидели гору и постройки бомы Нумарроэ. Во время одного привала на походе мы позавтракали в веселом обществе с лейтенантом резерва Отт, вице-фельдфебелем резерва Норденгольцем и другими командирами из авангарда. Мы давно уже привыкли во время привалов доставать без всякой церемонии несколько ломтиков хлеба и банку с жиром или салом гиппопотама. Обер-лейтенант флота Фрейнд имел даже масло, прибереженное со времен Намакурры. Также и аскари и носильщики, ожидавшие прежде своего обеда по приходе на бивуак, все больше и больше перенимали "дестюри" (обычай) европейцев. Как только наступало время привала, каждый из черных доставал свой завтрак. Было чрезвычайно приятно, когда войска лежали в лесу в наилучшем настроении и набиралась необходимых сил для новых усилий.
Мы были еще в двух часах пути восточнее Нумарроэ, когда в авангарде послышались первые выстрелы. Одна неприятельская рота впереди на нашем пути следования искусно и медленно отходила теперь перед нами на Нумарроэ от одного рубежа к другому. Состояние лейтенанта Отт, раненого пулей в грудь, было, по-видимому, серьезным. Я уклонился с главными силами, во главе которых двигался отряд Геринга, и прошел мимо противника прямо на бому. Еще до наступления темноты наше орудие было поставлено на позицию и открыло огонь по боме и ее стрелковым окопам, которые: были заняты противником. Отряд Геринга, не теряя времени, обошел еще южнее, чтобы, воспользовавшись оврагами, подойти к боме вплотную с тыла. Авангард (отряд Мюллера), насколько можно было судить по шуму боя, также значительно продвинулся вперед.
Неприятельские стрелки стреляли неплохо, и, несмотря на расстояние около тысячи метров, как только показывался кто-нибудь из нас, ружейные пули ложились совсем близко к нему.
Скоро стемнело; перестрелка то внезапно разгоралась, то утихала, пока, наконец, неожиданно мы не услышали шума боя со стороны отряда Геринга. Затем наступила тишина. Отряд Геринга внезапно ворвался в расположение неприятеля и взял с боя некоторые стрелковые окопы, в которых упорно держался противник. Но отступавший неприятель был принят другим немецким отрядом за своих, и ему удалось уйти. Ночь была очень холодная, к тому же дождь лил, как из ведра, а наш багаж еще не прибыл. На следующий день нами были похоронены три неприятельских европейца и сорок один аскари, кроме того нами было захвачено в плен: 1 европеец и 6 аскари ранеными, и 1 европеец, 7 аскари и 28 других цветных. Среди пленных находился также и неприятельский командир майор Гаррад, который командовал здесь половиной второго батальона 4 полка Королевских африканских стрелков. У нас были убиты вице-фельдфебель Норденгольц пулей в голову, 6 аскари и один носильщик пулеметов, и ранено 3 европейца, 18 аскари и 4 носильщика пулеметов. Мы захватили 40.000 патронов, 2 легких пулемета и, кроме того, ручные гранаты, санитарное имущество и большие запасы продовольствия. Между нашими ранеными, оставленными в солидных, чисто выстроенных домах, находился также лейтенант резерва Отт, который, как всегда, был в отличном настроении духа. К счастью, его ранение не было так тяжело, как этого опасались сначала, но взять его с собой было невозможно.
25 августа я хотел достигнуть лагеря Регоне. Из захваченных документов я узнал, что туда были доставлены ценные запасы, между которыми имелись снаряды для минометов. Гарнизон Регоне был, вероятно, в данный момент еще слаб, но, ввиду близкого нахождения неприятельских колонн, надо было ожидать, что к 26 августа обстановка изменится и время для атаки будет упущено. Дорога шла по ущелью крутой, скалистой цепи гор. Скоро наш авангард наткнулся на неприятеля и задержал его, пока я с главными силами не прошел мимо этого противника прямо на Регону. При карабканье по скалистой и пересеченной горной местности дело едва не дошло до столкновения между двумя немецкими отрядами, которые приняли друг друга за противника. Пулеметы были уже поставлены на позицию, но, к счастью, ошибка была выяснена.
Мы продвигались дальше через горы, а под нами немного уже сзади был слышен пулеметный огонь в авангарде. Движение было так затруднительно, и наша колонна так растянулась вследствие того, что мы могли двигаться через горы только гуськом, что поставленная мной в этот день задача — Регоне — не была достигнута. Мы даже вообще не знали точно, где, в сущности, должна была находиться Регоне. Только потому, что мы скоро увидели в отдалении место скрещения нескольких дорог, мы считали, что там расположен искомый пункт. На полпути к Регоне мы заметили большой палаточный лагерь, и я решил, что это другая половина батальона, который был двинут отсюда на поддержку к Нумарроэ.
Под проливным дождем мы должны были стать лагерем в кустарнике. На следующий день замеченный палаточный лагерь был снят, а бома Регоне оказалась занятой довольно крупными силами. Штурм этой бомы через открытый холм не давал никаких шансов на успех, и мы ограничились поисками патрулей и отдельных отрядов. Как это было видно из захваченных нами бумаг, неприятель решил дать нам возможность беспрепятственно завязать бой у Регоне с тем, чтобы затем сильным резервом, расположенным вне бомы, атаковать нас во фланг и в тыл. Поэтому была предписана особая осторожность, и инициатива, с которой рота лейтенанта Боля, несмотря ни на что, двинулась против бомы, могла иметь опасные последствия. Показавшиеся вне укреплений некоторые неприятельские лагеря и колонны неожиданно для них оказались обстреляны, и были захвачены продовольственные запасы. Найденные бумаги подтверждали приближение к Регоне более сильных неприятельских колонн с юга и юго-востока. На севере также были расположены войска.
Так как немедленная атака Регоне не имела надежды на успех, а также нельзя было рассчитывать и на удачное выполнение более длительной операции ввиду возможного вмешательства извне, я решил двигаться дальше. Из-за препятствия, которое представляли собой реки и болота южнее озера Ниассы, я считал невыгодным намеченное мною раньше направление движения на запад, особенно потому, что неприятель мог легко сосредоточить туда войска с помощью парохода и железной дороги, а также снабжать их продовольствием. Более целесообразным казалось мне дальнейшее движение на север, восточнее озера; весьма вероятно, неприятель был бы очень удивлен нашим возвращением в немецкую Восточную Африку и предполагал бы целью нашего похода исконную столицу этой области, т.е. Табору. Под этим впечатлением он, чтобы избавить свои главные силы от обходного движения к Таборе и избежать затруднений при организации подвоза, естественно, оттянул бы свои войска к побережью португальской Восточной Африки и оттуда перебросил бы их морем в Дар-эс-Салам и затем дальше, в самую Табору.
В общем, мои расчеты оправдались. Я склонялся к решению, прибыв не к Таборе, а на северный берег озера Ниасса, двинуться дальше в другом направлении, вероятнее всего, на запад. Во всяком случае, нужно было сначала достигнуть северного края озера Ниасса. До тех пор должно было пройти больше месяца, и многое могло измениться.
У Регоне замечено было движение и сбор здесь большого количества войск, которые, обыскивали места наших бивуаков и тогда после этого медленно двигались за нами. Местность со своими многочисленными ущельями и водяными потоками была особенно благоприятна для занятия арьергардных позиций. По дороге на Лиому был захвачен крупный неприятельский магазин с большим количеством табака. Отряд Миллера, высланный вперед к Лиоме, скоро донес, что этот пункт занят неприятелем, силу которого нельзя было установить даже приблизительно. 30 августа я с главными силами подошел к авангарду. В густом кустарнике установить точное расположение неприятельских укреплений было невозможно. По-видимому, противник только перед нами прибыл сюда и еще не закончил своих работ по укреплению позиций. Поэтому я немедленно повел наступление.
Сначала отряды Мюллера и Геринга обошли неприятеля, чтобы атаковать его с севера, в то время как главные силы продвигались многочисленными ущельями по лесу.
При недостатке сведений сам я не мог составить себе точной картины. Вдруг внезапно послышалась оживленная стрельба в тылу, где двигались наши колонны носильщиков. Сильный неприятельский патруль обстрелял их и большая часть нашего багажа была потеряна. Капитан Поппе, находившийся в моем распоряжении, был направлен с двумя ротами против этого патруля. По прибытии он уже не нашел там противника, но, двигаясь в направлении его отхода, наткнулся на укрепленный лагерь, который немедленно захватил с боя. При этом был тяжело ранен вице-фельдфебель Шафрат. Об этом происшествии мне лично доложил капитан Поппе, когда его, тяжело раненого пулей в грудь, несли в тыл. Он передал мне, что неприятель окончательно разбит и захвачена богатая добыча оружием и боевыми припасами. Роты отряда Поппе последовали за отходившим противником и наткнулись на новый большой лагерь. На этот же лагерь вышел с севера отряд Геринга, и, таким образом, неприятель был взят под действительный перекрестный огонь. Новый противник, приближавшийся с северо-востока, сдерживался в это время отрядом Мюллера.
Только поздно ночью я получил мало-мальски ясное представление об этих различных событиях. Во время одной из своих разведок в тот день ружейная пуля, пробив штаны сопровождавшего меня запасного Гаутера, попала в бедро лейтенанту флота Бешу и задела у него артерию. К счастью, поблизости оказался перевязочный пункт. Поэтому я мог проститься с нашим прежним интендантом, исполнявшим одновременно должность офицера для поручений, с уверенностью, что он выздоровеет. Свое скудное имущество он роздал товарищам и пожелал им в будущем всего хорошего. Мне он подарил пригоршню сигарет, так как я во время серьезных боев имел привычку много курить.
Я встретил среди кустарника также обер-лейтенанта фон-Руктешеля с несколькими носильщиками и носилками, которыми он временами должен был пользоваться из-за своей все еще не зажившей ноги. Он всеми силами поддерживал порядок в колонне во время тяжелого перехода и теперь, с винтовкой в руках, радовался, что может принять участие в бою с неприятельскими патрулями, которые показались на фланге и в нашем тылу. Часть наших колонн разбежалась в густом кустарнике и только по прошествии нескольких часов опять вернулась к нам. По наступлении темноты находившийся в ущелье перевязочный пункт наполнился ранеными. Было получено донесение, что обер-лейтенант фон-Шретер и обер-лейтенант флота Фрейнд убиты. Во время вторичной разведки вице-фельдфебель Боллес и Гюттих нечаянно очутились близко от неприятельской стрелковой цепи и были неожиданно обстреляны; Боллес был убит, Гюттих, тяжело раненый, попал в плен. Вице-фельдфебель Турман пробрался на расстояние пяти шагов от неприятельских стрелковых окопов и, будучи прекрасным стрелком, успешно обстреливал с термитного холма те цели, которые появлялись внутри неприятельского лагеря, пока сам не получил смертельную рану.
Капитан Геринг не пытался атаковать лагерь, находя это бесцельным, и потому с наступлением темноты оставил для наблюдения за противником только патрули, а остальные части стянул назад. Таким образом, главные силы собрались в нескольких группах севернее неприятельского лагеря, и я решил на следующий день, после уборки поля сражения, двинуться дальше.
Мы вынуждены были оставить часть наших больных и раненых, а также больных пленных, при английском санитарном офицере и в девять часов утра выступили дальше на север несколькими колоннами. У нас не было проводников; местность была совершенно незнакомая, и я только в общих чертах мог указать начальнику авангарда, что желаю пройти мимо одной из расположенных на севере гор. Скоро со стороны авангарда послышался шум боя. Удалось выяснить, что наш авангард свернул на неприятеля, появившегося слева и сзади него.
Посланный мной назад аскари должен был привести голову главных сил на то место, где я находился. Положение было, несомненно, благоприятным для того, чтобы сжать противника между нашим авангардом и главными силами. Я ждал, но наши главные силы не появлялись. Наконец, я бегом отправился назад и по следам обнаружил, что войска давно прошли стороной мимо нас. Зато я увидел голову отряда Штеммермана, в состав которого входила главная часть наших колонн носильщиков и больных; Штеммерман, ничего не подозревая, двигался прямо на неприятеля. Я успел еще вовремя вернуть отряд. Сам я теперь догнал передовые отряды Мюллера и Геринга, которые, между тем, продолжали движение на север. Они следовали по дороге, которая поднималась на горы и наверху совсем терялась. Я не обращал больше внимания на шум боя, который время от времени доносился до меня издалека. Позднее днем я с удивлением заметил, что остальные части не последовали за отрядами Мюллера и Геринга, а двигаются по долине правее нас. Я не подозревал, что наша походная колонна была еще раз обстреляна новым противником, подошедшим с востока, и при этом большая часть одного полевого лазарета попала в руки неприятеля.
Чтобы опять соединить части, я искал спуска со своей горы, но спуститься оказалось невозможным: скалы были почти отвесной крутизны. Мы направлялись дальше по тропинке, проложенной туземцами, и вечером капитан Мюллер донес мне, что спуск этот кончается пропастью. К счастью, здесь нашлась небольшая боковая тропинка. Мы последовали по ней, и нам удалось спуститься вниз. Там, где попадались крутые спуски, голые ноги носильщиков давали точку опоры, и я сам, сняв сапоги, следовал их примеру. Стало так темно, что хоть глаз выколи, а у нас не было воды. Но, наконец, нашли и воду, и у меня отлегло от сердца, когда мы натолкнулись на остальные части наших войск, которые, под командой генерала Вале, также искали соединения. 30 и 31 августа мы потеряли убитыми 6 европейцев и 23 аскари; ранеными-11 европейцев, 6 аскари; пропавшими без вести — 5 европейцев, 29 аскари и попавшими в плен — 5 аскари; кроме того, мы потеряли 48.000 патронов, необходимые медикаменты, перевязочный материал и часть багажа отряда Мюллера. Потери неприятеля были не менее велики, как это выяснилось из захваченного позднее списка потерь первого батальона 1 полка Королевских африканских стрелков. Кроме этого батальона, в бою также участвовали: часть третьего батальона этого полка и 2 полк Королевских африканских стрелков.
Наши войска сражались блестяще, хотя часть носильщиков, из которых недоставало более двухсот человек, была сильно перепугана неожиданным огнем. Не было никаких сведений об отряде Келя, но наш командный состав стал к этому времени настолько искусным и ловким в ведении боевых действий в кустарнике, что мне нечего было беспокоиться. На следующий день мы застигли врасплох на бивуаке английскую продовольственную колонну.
Затем мы пересекли дорогу Кутеа — Малема, на которой скоро появились неприятельские войска, и переправились через реку Лурио у Мтатеры. Один английский закупочный пост бежал, и было захвачено некоторое количество продовольствия. Отряд Келя опять соединился с главными силами. Он последовал за преследующим нас противником и установил, что последний был силой в несколько батальонов. Мы двинулись вниз по реке Лурио в богатый район Мпуеры. Соль (черный фельдфебель) Салим, который раньше во время патрулирования в этом районе взял здесь жену, верно последовавшую за ним, оставил ее у отца — местного вождя.
Здоровье войск было подорвано: все кашляли, появлялись признаки крайне неприятной легочной эпидемии, которая в ближайшие недели должна была лишить нас многих людей, и которую врачи рассматривали, как одну из разновидностей испанки. Ввиду того, что в этой местности имелось богатое продовольствие, я дал крайне измученным последними действиями войскам день отдыха, который был необходим также и для многочисленных больных. Капитан Кель со своей ротой был оставлен без багажа для действий в тылу у противника, чтобы причинить последнему возможно больший урон. Он донес о прибытии более крупных неприятельских войсковых частей в район Мтатере и восточнее этого пункта. Было ясно, что в данный момент противник еще продолжает преследовать нас с полным напряжением всех сил и для этой цели держит свои войска сосредоточенными. Обстановка казалась мне неблагоприятной для частичного успеха уже потому, что его нельзя было использовать, а сражение стоило бы нам раненых, которых мы не могли бы взять с собой. Так как я предполагал в ближайшее время разведать район севернее Луамбалы в, то не хотел оттягивать дальше движения туда.
Можно было предположить, что неприятель направится несколькими колоннами вниз по реке, то есть в северо-восточном направлении, поэтому наши части двигались через кустарник, в развернутом боевом порядке, и я ежесекундно ждал столкновения с северной неприятельской колонной. Но мы пересекли наиболее вероятный путь ее следования, не обнаружив никаких следов врага. Около полудня мы подошли к цели нашего перехода — источнику воды, расположенному у горы Хулуа. Со стороны авангарда послышались первые выстрелы, и скоро разыгрался оживленный бой. Капитан Мюллер — начальник авангарда — натолкнулся на хвост неприятельской колонны, которая двигалась на северо-восток под острым углом к направлению нашего походного движения. Он быстро атаковал находившийся в хвосте второй батальон 2 полка Королевских африканских стрелков, обратил его в бегство и захватил полевой лазарет, а также колонну неприятельских ослов.
Отряд Геринга развернулся правее, рядом с отрядом Мюллера. и, в свою очередь, быстро отбросил части противника, но не двинулся дальше вперед, так как противник развернул более крупные части — первый батальон 2 полка Королевских африканских стрелков и, по-видимому, части третьего батальона того же полка. Наш левый фланг при движении вперед начал подниматься по очень пологому скату, натолкнулся на свежие неприятельские части, затем отошел несколько назад и занял отлогий холм с большими секторами обстрела. Об этих событиях я получил ясное представление только тогда, когда опять вернулся на левый фланг с правого, куда мы направили отряд Геринга.
Бой становился довольно жарким, но наше продвижение приостановилось. Со стороны арьергарда под начальством капитана Шпангенберга, прибытия которого я ожидал, послышался огонь минометов. Арьергард отбил у Мпуеры атаку одной неприятельской колонны и обратил ее в беспорядочное бегство. В семь часов утра он двинулся дальше за главными силами. Около пяти часов пополудни он прибыл на поле боя, и я раздумывал, не следует ли еще сегодня попытаться ввести в дело все свои резервы, чтобы разбить наголову 2 полк Королевских африканских стрелков. Но я отказался от этой мысли; времени было очень мало — оставался всего час до темноты, и я был убежден, что на следующий день на рассвете на поле сражения прибудут свежие части неприятеля. К тому же ведение серьезного боя стоило бы нам значительных потерь, а я хотел их избежать при численности своих сил всего лишь в 176 европейцев и 1.487 аскари, которые состояли в наших списках на 1 сентября 1918 года.
Перед самым наступлением темнотв обер-лейтенант флота Вейниг, который действовал со своим орудием в отряде Геринга, донес мне, что он, как единственный еще уцелевший офицер, принял командование над этим отрядом. Скоро были доставлены на перевязочный пункт капитан Геринг, тяжело раненый в грудь, и обер-лейтенант Боль с тяжелой раной в голову.
Итак, я не бросил свои резервы в суматоху ночного боя в кустарнике, но по уборке поля сражения двинулся дальше в северозападном направлении. Скоро наступила полнейшая темнота, и движение в густой высокой траве производилось очень медленно. Пройдя пять километров, я расположился лагерем. Потери в бою 6 сентября составляли 6 аскари, 4 пулеметных носильщика убитыми, 13 европейцев, 49 аскари, 15 других цветных ранеными, 3 европейца, 13 аскари, 12 носильщиков пропавшими без вести, и 3 аскари, 3 носильщика попали в плен. По нашим наблюдениям, у неприятеля было ранено около 10 европейцев и 30 аскари, и, кроме того, 8 европейцев и 45 аскари были взяты нами в плен. Часть пленных больных и раненых, а также наши собственные тяжело раненые, были оставлены на поле сражения на попечение английского санитарного персонала. Захваченные позднее при Мвембе бумаги указывали, что 6 сентября колонна 4 полка Королевских африканских стрелков понесла большие потери и временно стала небоеспособной.
Во время дальнейшего движения неприятель нас не беспокоил. Капитан Кель остался со своей ротой западнее Мпуеры, чтобы действовать в тылу неприятеля на его сообщения. Он двигался вслед за нами и имел при горе Мильве небольшое столкновение с первым батальоном 6 полка Королевских африканских стрелков, прибывшим к этой горе с юга 8 сентября. Мы двигались колонной в несколько рядов напрямик через пори, богатую дичью область.Во время похода было убито несколько буйволов. Мы пересекли у Канене этапную дорогу противника, ведшую от озера Амарамбы к Махуа. Неприятель сжег в Канене магазин, но мы нашли в окрестностях достаточно продовольствия, и материальное положение войск можно было бы признать хорошим, если бы так сильно не свирепствовали легочные болезни. Около пятидесяти процентов получили бронхиальный катар, и в каждой роте от трех до шести человек имели воспаление легких. Вследствие того, что носилок имелось, примерно, только на восемьдесят больных, около двадцати человек с более слабым воспалением легких должны были попеременно идти пешком. При нашем способе ведения войны удовлетворительная организация транспорта больных была невозможна; с другой стороны, нельзя было просто оставлять больных лежать в пори. Это вынужденное положение должно было до крайности действовать на нервы отличного заведующего санитарной службой штабного врача Тауте. Было счастьем, что этот человек, высоко одаренный как в медицинском, так и в административном отношении, стойко держался под тяжестью своей ответственности. Эпидемия прекратилась благодаря его распорядительности, а также благодаря перемене местности и климата.