Опять на север, к реке Намирруе (Июль 1918 года)
Исходя из найденных оперативных документов следовало ожидать, что в непродолжительном времени из Квелимане навстречу нам должны выступить крупные неприятельские силы. Но местность между реками Намакуррой и Замбези изобиловала большим числом речных преград, и, таким образом, наше дальнейшее движение на Замбези было связано с большими затруднениями и чрезвычайно стеснило бы нашу свободу маневрирования. Следовательно, местность к югу и юго-западу от теперешней стоянки была неблагоприятна для нашего способа ведения военных действий. В конце концов, мы были бы вынуждены основательно застрять у Замбези, не имея средств для переправы через эту могучую реку, на которой господствовали неприятельские канонерские лодки.
Я считал более целесообразным отказаться от теперешнего направления марша. Но, вместе с тем, при совершенном отсутствии сведений, было трудно решить, куда именно мы должны направиться. Только одно казалось ясным: неприятель не двигался вслед за нами. По крайней мере, он совершенно не беспокоил наш арьергард и оставленные последним при отходе патрули. Казалось вероятным, что неприятельские войска, если они на самом деле последовали-таки за нами, стремятся нас обогнать, двигаясь по параллельной дороге. Если эти мои соображения были действительно верными, — а они, казалось, подтверждались некоторыми сведениями от туземцев — то необходимо было признать, что неприятель недостаточно осведомлен о нашем положении у Намакурры и что даже отпущенные нами из плена португальские солдаты не могли дать ему верной картины. Мы старались внушить этим людям, что хотим укрепиться у Намакурры, упорно обороняться здесь и затем со временем уйти на Квелимане.
Неожиданное поражение при Намакурре должно было заставить противника, преследовавшего нас, ускорить свое движение. При этом, по всей вероятности, его колонны будут неверно направлены и проскочат мимо нас, тем более, что противник должен был сильно опасаться за такую важную гавань, как Квелимане. Таким образом, мне пришла мысль выждать у Намакурры, пока преследующие неприятельские колонны действительно не пройдут мимо нас форсированным маршем, и тогда направиться опять назад на северо-восток. При этом у меня мелькала мысль, что неприятель будет обеспокоен таким направлением нашего движения, которое вело в область Мозамбик и к главному этапному порту того же названия. Таким образом, можно было ожидать, что, как только противник обнаружит наше движение туда, он немедленно повернет для защиты этой области с ее многочисленными магазинами. Если же он этого не сделает — мы получаем свободу действий в Мозамбике.
Было трудно определить удобный момент для начала нашего движения в северо-восточном направлении; в этом отношении мы должны были положиться военное счастье. Если бы я выступил слишком рано и наткнулся на одну из неприятельских колонн, то все-таки имелась надежда нанести ей поражение. Но, в первую очередь, для нас было важно иметь возможность беспрепятственно переправиться через реку Ликунго. Имевшиеся сведения о бродах были очень сомнительны. Чтобы не пользоваться тем же самым бродом, по которому мы переправлялись при движении сюда, я с главными силами двинулся вечером 4 июля к другому броду, лежавшему в одном переходе к югу. Но лейтенант резерва Отт произвел разведку и установил, что в указанном месте вообще не существовало переправы. По сообщениям туземцев, а также по найденным следам, можно было предположить, что в тот же день в этом районе побывал английский патруль. Положение могло оказаться затруднительным. Чтобы не терять времени на разведку, я двинулся вдоль западного берега реки Ликунго к нашему старому броду. К сожалению, я снял там охранение и не знал, был ли он еще свободен. Поэтому я очень обрадовался, когда 5 июля переправа через реку была произведена удачно и без всяких задержек. Отряд Келя остался временно у Кокозани и должен был следовать в арьергарде.
Теперь мы опять двигались без дорог, прямо через кустарник, в колонне по одному. Но слишком большая длина колонны затрудняла движение и была опасна в случае столкновения с неприятелем. Поэтому мы старались сократить глубину походного порядка и пришли к тому, чтобы идти через пори двумя, а позднее и большим числом походных колонн. Это имело тот недостаток, что теперь не одна, а несколько колонн должны были прокладывать себе дорогу через кустарник и расчищать лесную чащу, но выгоды от сокращения глубины походного порядка оказались настолько велики, что вполне искупали это неудобство.
Донесения наших патрулей и сведения, полученные от туземцев, указывали, что неприятельские колонны продвинулись в юго-западном направлении меньше, чем я этого ожидал. Как в районе между нижним течением рек Мониги и Ликунго, так и у Муджебы неприятельские войска продолжали следовать на юго-запад. Таким образом, получалось удивительное положение: противник несколькими колоннами двигался в юго-западном направлении, в то время как мы шли между этими колоннами в обратном направлении на северо-восток. Долго этого скрыть от неприятеля было нельзя, тем более, что дело дошло до стычек между патрулями, и неприятельские войска, направленные вдоль телефонной линии из Мулеваллы на Мукубеллу, пересекали нашу дорогу. Мы двинулись дальше на Осиву, отбросили расположенный западнее этого пункта слабый португальский отряд и 14 июля 1918 года заняли местечко. К сожалению, вопреки нашим ожиданиям мы не нашли в этой фактории богатых запасов продовольствия и боевых патронов. Нашему боевому патрулю под командой вице-фельдфебеля Гюттинга, высланному на Муатаму, удалось напасть врасплох на смешанный отряд, состоявший из англичан и португальцев. К сожалению, нельзя было вывезти запасы, находившиеся в этой фактории, и пришлось сжечь магазины.
Между тем не прекращались расспросы у туземцев о том, где можно достать продовольствие; нельзя было ждать до получения сведений от дальних патрулей, высланных на Муруа с той же целью. Различные патрульные бои показывали, что неприятель добился ясного представления об обстановке и сообразно этому изменил направление движения своих колонн. Недостаток продовольствия заставлял продолжать наш марш вперед. Поэтому бой нашего арьергарда под командой капитана Келя со смешанной англо-португальской колонной у Осивы не был доведен до успешного конца, так как наши главные силы находились уже в движении на Типу. Захваченные нами документы показали, что один из английских патрулей двигался по нашему маршруту впереди нас.
Было интересно наблюдать, как пленные англичане, которых мы вели с собой, принимали как должное тяжесть больших переходов, многочисленные переправы через реки и многие неудобства в отношении продовольствия и бивуаков. Они понимали, что мы; немцы, тоже должны были переносить все эти лишения и, сверх того, нести патрульную, сторожевую службу, собирать продовольствие, следовательно, находились в более тяжелых условиях, чем они. Они переносили все с известным юмором, и, очевидно, им было интересно изучать войну с точки зрения "немцев".
Совершенно иначе вели себя португальские офицеры. Разумеется, их положение было незавидным; большинство из них страдало сифилисом, и английские пленные тщательно их избегали. В действительности, они не были настоящими закаленными в походах солдатами; получив свой обильный паек из добычи, захваченной у Намакурры, они не умели расходовать его бережно. Дорогое масло они сразу уничтожили вместе с рисом, и нельзя было требовать, чтобы немцы помогли им теперь из своих собственных скудных запасов. Передвигались они тоже с трудом, так как их сапоги были порваны. Их переводчик, офицер генерального штаба, взятый в плен у Намакурры, не переставал мне жаловаться на неудобства, которых я при всем желании не мог устранить. Затем он постоянно просил, чтобы его освободили. Я охотно пошел бы ему навстречу, если бы он согласился дать обязательство не сражаться больше против нас, но он отказывался это сделать.
Продовольственные затруднения гнали нас все дальше вперед. После того, как наши расчеты на продовольствие в районе Осивы не оправдались, я решил достигнуть области к востоку от реки Лигонджи, — эта область, судя по картам, была густо населена и хорошо обработана. По дороге в этот район авангард под командой капитана Мюллера быстро захватил бому Типу, где хранились запасы продовольствия, главным образом — земляных орехов. Слабый португальский гарнизон оказал незначительное сопротивление и быстро отступил; только почтовый курьер, португальский сержант, был взят в плен.
Мы приобрели большой навык в быстром и точном распределении добычи; главные силы только слегка замедлили свое движение, и я еще вижу перед собой улыбающееся лицо одного из пленных англичан, который, казалось, совершенно забыл, что португальцы являются их союзниками. По-видимому, их забавляло, что одна португальская фактория за другой захватываются нами без особых церемоний. Взятые у противника документы снова дали нам очень ценные сведения. На расстоянии двух дней находилась другая бома, по названию Намирруе, в которую для усиления португальского гарнизона прибыла еще и английская рота. Следовательно, можно было предполагать, что в этом пункте хранились значительные продовольственные запасы. По крайней мере, по нашим сведениям, туда стягивались продовольственные колонны для пополнения груза. Английские войска, находившиеся в этой боме, принадлежали, повидимому, к новому противнику, подошедшему сюда со стороны Мозамбика. Прежний неприятель, который, по нашим расчетам, передвигался теперь с юго-запада на северо-восток, не мог так быстро нас обогнать. Итак, наш авангард немедленно выступил дальше на Намирруе, усиленный одним орудием. Меньшее орудие было приведено нами в негодность и брошено у Намакурру, после того как все патроны были израсходованы.
Капитан Мюллер должен был выяснить, что можно предпринять у Намирруе, и действовать по собственному почину, сообразно с обстановкой. Главные силы остались сначала у Типы, на восточном берегу реки Молоке. Они занялись сбором продовольствия и собирались задержать наступавшего с юго-запада неприятеля, чтобы капитан Мюллер имел достаточно времени на штурм Намирруе. Вскоре небольшие разведывательные отряды противника появились у Типы на западном берегу реки, которая здесь не являлась сколько-нибудь значительным препятствием. Дело дошло до целого ряда мелких патрульных стычек на восточном берегу Молоке. Отряд капитана Келя имел несколько арьергардных боев, занимая последовательно позиции вдоль дороги Типа — Намирруе. Так как мне было неясно, где лучше использовать главные силы- на фронте ли отряда Келя, или же у Намирруе, то я сначала медленно двигался вслед за отрядом Мюллера. В это время от последнего поступило донесение, что неприятельский отряд, силой около одной роты, укрепился на горе Фельс у Намирруе, и что Мюллер, даже несмотря на поддержку своего орудия, ничего не может сделать. Кроме того, для поддержки этого отряда могли прибыть английские войска с севера или северо-запада.
Для нас представлялся благоприятный случай разбить их в открытом поле. Тогда я с главными силами двинулся на Намирруе и 22 июля переправился через одноименую реку в 4 километрах выше горы Фельс, занятой неприятелем. На восточном берегу мы расположились лагерем и почти сразу вслед за этим имели несколько патрульных стычек. Сам я с лейтенантом Бешем обошел гору кругом и прибыл к капитану Мюллеру, занимавшему лагерь непосредственно у самой горы, близ юго-восточного ее края.
Неприятельская позиция прикрывалась патрулями с пулеметами. Наверху горы можно было рассмотреть отдельных лошадей, а иногда появлялись и люди. Если у противника показывалась удобная цель, то она немедленно обстреливалась, чтобы помешать неприятелю посылать людей с горы вниз к воде. Но оказалось, что у него была возможность доставать воду из источника, которого мы не знали.
После чашки кофе у капитана Мюллера мы направились дальше вокруг горы и встретили лейтенанта резерва Кемпнера и другие патрули, которые вели тщательную разведку. Мы должны были ради сохранения скрытности движения пробираться через густой кустарник и попали в многочисленные крапивные бобы; соприкосновение с этим растением причиняет нестерпимый зуд кожи. Мы как раз находились в середине такой чащи, когда со стороны лагеря главных сил послышалась оживленная перестрелка. Одновременно неприятель на горе открыл огонь залпами, подавая, очевидно, этим сигналы своим друзьям. У меня сразу мелькнула мысль, что сюда двигается незначительный неприятельский отряд, который не имеет никакого представления о прибытии наших главных сил. Я тотчас же решил использовать этот редкий случай и ввести в дело все свои силы. Но, как я ни старался возможно скорее присоединиться к нашим, в густой чаще продвигаться можно было лишь очень медленно, и, кроме того, зуд доводил до сумасшествия. Мы достигли лагеря как раз перед наступлением темноты. Мой заместитель майор Краут сначала ввел в бой только слабые части. Ввиду яркого лунного света я мог рассчитывать использовать для сражения надвигавшуюся ночь. Немедленно были развернуты все имевшиеся под рукой силы, за исключением одной роты, оставленной для защиты лагеря. На правом фланге капитан Геринг, назначенный для охвата, произвел полный обход неприятеля и появился у него в тылу. Тут он услышал собачий лай, направился на него и нашел в овраге у телефона английского командующего полковника Дикинсона, с его адъютантом и санитарным офицером, которых и взял в плен. Затем он немедленно продолжал наступление. Одновременно отряды Шпангенберга и Поппе атаковали с фронта и левого фланга. Очень скоро неприятель, состоявший из одного батальона, был опрокинут и бежал в полном беспорядке. Все отряды энергично преследовали, но, вследствие царившей кругом темноты и густого кустарника, потеряли соприкосновение с противником, о котором не было даже известно, откуда он появился.
Только позднее выяснилось, что неприятель двигался параллельно с нами и одновременно переправился через реку Намирруе, немного выше по течению. Несмотря на постоянную работу радиостанции, неприятелю было почти невозможно составить себе ясное представление о положении дел, благодаря ежедневной перемене стоянок находившимися в движении отрядами, закрытому характеру местности, покрытой кустарником, и большому числу колонн. В связи с этим он также не мог своевременно ориентировать своих начальников обо всех изменениях в обстановке. Таким образом, и в данном случае отдельная колонна, и даже не вся целиком, наткнулась на нас. Через реку переправился только один батальон, который и пострадал очень сильно при встрече с нашими главными силами, так как оторвался от своих и очутился в опасном положении.
Назначенная для преследования рота вернулась на следующий день без особых трофеев. Следует отметить, что и в данном случае, после успешного сражения, было трудно побудить младших начальников и части к крайнему напряжению всех сил для использования одержанного успеха до конца. Обер-лейтенант фон-Шретер возобновил все-таки преследование и вел его в течение нескольких дней, так как этого действительно требовала обстановка. Но он не мог достичь ничего, кроме нескольких патрульных стычек.
Я с главными силами остался на месте. Окончательный успех зависел не от преследования разбитого уже противника, а от действий против неприятеля, осажденного нами на горе Фельс и лишенного теперь ожидаемой помощи.
Впервые за эту войну мы захватили миномет вместе со снарядами. Постепенно мы разыскали на поле сражения его отдельные части. 17 оказавшихся налицо мин были подготовлены к действию. Пробная стрельба холостыми зарядами дала удовлетворительные результаты, и в 4 часа дня могла начаться боевая стрельба по засевшему на горе неприятелю. Руководство действиями было поручено капитану Мюллеру, отряд которого не только не принимал накануне участия в бою, но даже ничего о нем не знал. К нему присоединилась рота обер-лейтенанта фон-Руктешеля, оставшаяся во время боя в лагере. Миномет был поставлен с одной стороны горы, а пушка — с другой; наши пулеметы были расположены вокруг горы и подготовлены к ведению огня. В 3 часа 45 минут обер-лейтенант Руктешель попрощался с пленным английским полковником Дикинсоном, который находился на его попечении, и сказал ему, что рассчитывает вернуться через час. В 4 часа первый снаряд упал в центре неприятельского расположения. Как раз в это время неприятельский начальник был занят вопросом, не следует ли ночью произвести вылазку. Гора сразу ожила, и везде показались люди, которые метались в разные стороны. Они были взяты под огонь пулеметов и орудий. Очень скоро неприятель выкинул белый флаг, но продолжал стрелять.
Обер-лейтенант Руктешель вернулся к своему гостю, как и обещал, через час, но, к сожалению, с простреленной ногой. Его ординарец, который хотел вынести его с поля сражения после ранения, был убит. Между тем капитан Мюллер взобрался на гору с другой стороны и взял штурмом лагерь. Он был занят взводом (моторизованной) пехоты Золотобережного полка и полуротой пехоты, из которых никто не спасся. Лошади тоже были почти все перебиты. С нашей стороны был убит ружейной пулей храбрый лейтенант резерва Зельке — как раз перед самым вторжением на неприятельскую позицию. Его похоронили на поле сражения. Добыча оказалась очень скромной, но за два дня боя неприятель понес сильные потери в личном составе. Его отряды, которые по своей численности лишь немногим уступали нашим частям, принимавшим участие в бою, были совершенно разбиты. Здесь, как и раньше у Намакурру, выяснилось, что англичане насильно вербовали в свои войска черных из немецкой Восточной Африки, а также старых немецких аскари.
Наша основная операция у Намирруе удалась только потому, что слабый отряд Келя, силою всего в три роты, сдерживал наступавшего с востока противника. Этот отряд медленно отходил от Типы на Намирруе и должен был ежедневно выдерживать арьергардные бои против неприятеля, напиравшего с крайним упорством. Теперь капитан Кель подошел к Намирруе на расстояние полуперехода; я перевел его на восточный берег реки. Между тем высланные патрули узнали от туземцев, что у Пекеры под защитой гарнизона расположен неприятельский магазин. Это сведение казалось мне очень правдоподобным, так как Пекера находилась в густо населенной и очень плодородной области, к востоку от реки Лигонджи. Наши расчеты оправдались, когда мы марша прибыли в Пекеру после двухдневного. Расположенный здесь конный взвод Золотобережного полка был уничтожен, а несколько мотоциклистов захвачено в плен. Таким же образом мы овладели бомой Халау и целым рядом других факторий. где португальцы сосредоточили богатые запасы, особенно земляных орехов. Наши патрули доходили до Ангохе, и мы в самое короткое время стали хозяевами обширной и исключительно богатой области. Часть пленных португальских офицеров однажды ночью убежала и благополучно добралась до неприятельских войск, расположенных в Ангохе. По-видимому, среди них было несколько человек, хорошо знакомых с местностью еще со службы в мирное время.
Наступивший затем спокойный период дал возможность поправиться нашим больным и раненым, которые очень ослабели от продолжительных переходов; здоровые также нуждались в небольшом отдыхе. Все утомились от беспрерывных передвижений и напряжения последнего времени. Достойно внимания, что последние успехи пробудили воинственный дух среди носильщиков, большинство которых представляло из себя хороший и надежный элемент. Многие из них заявили о своем желании поступить в аскари. Даже мой старый повар был согласен взяться за винтовку.
К 5 августа продовольственные запасы начали истощаться, и главным продуктом питания стал горький мухого. Неприятельские патрули, которые двигались сюда с северо-востока, подсказывали мне, что неприятельские колонны, следовавшие с юго-запада, за время нашего отдыха перегнали нас и теперь стремятся сосредоточиться у Вамалеа (северо-восточнее Халау), чтобы затем атаковать.