В районе Линди и Кильвы (Январь — август 1917 года)
После операций последних месяцев район, на который можно было рассчитывать для сбора продовольствия, значительно сузился. Плодородные области Лупембе, Иринги, Киссаки и нижнего течения Руфиджи оказались потеряны; занятая еще область включала в себе большие пространства необработанной земли. Наиболее выгодные для посева районы не были достаточно оценены; лишь позднее, во время операции, само собой выявилось, сколько были в состоянии доставить, например, области юго-западнее Кильвы и Ливале. Мне в то время в общих чертах было известно, что восточная часть округа Линди была очень плодородна. Но этот богатый район был очень опасен своей близостью к побережью, и уже теперь нужно было ставить вопрос, что предпринять в случае его потери.
Взоры, само собой, обращались через Ровуму на португальскую область. О последней имелось еще меньше сведений, чем о различных частях немецкой колонии. Однако, к счастью, некоторое число португальских туземных вождей переселилось в немецкую область из-за ненависти к своим угнетателям. Кроме того, мы, немцы, пользовались очень хорошей славой у более развитых черных, неоднократно работавших на наших плантациях. Таким образом, удалось составить приблизительную картину области восточнее озера Ниасса и установить, что, вероятно, южнее мало населенной степной полосы у Ровумы, шириной в несколько переходов, находится плодородный район Мвембе. Экспедиционный отряд из нескольких сот ружей под начальством майора Штюмера перешел Ровуму южнее Тундуру и очень быстро овладел Мвембой, откуда наши патрули производили поиски на берегу озера Ниасса до форта Джонстау и на восток до пнктов, находящихся на полпути до порта Амелия.
При слабой связи (гонцы от телефонной станции Ливале к Тундуру шли около трех, а от Тундуру к Мвембе — пяти дней) было трудно дать себе ясный отчет о положении дел близ Мвембе. Лишь лейтенант резерва Брукер, прибывший из Мвембы в январе 1917 года для личного доклада командованию, внес необходимую ясность. Привезенный им европейский сорт картофеля заставлял предполагать, что там можно кое-что на рассчитывать. Брукер описал нам местность как плодородную и рассказал, что район Тундуру богат и война там до сих пор не чувствовалась. Брукер спал в Тундуру на земле, тамошние же европейцы считали его неприхотливость хвастовством, — так мало были они знакомы с войной.
При общем затруднении в подвозе и при частых передвижениях войск все более и более острой становилась необходимость избавить войска от не приносящих пользу этапных учреждений. Вследствие этого отряды капитанов Геринга и Либермана получили приказ передвинуться к району южнее Кильвы, где, по рассказам некоторых европейцев, в горах Китурака имелось много продовольствия. Чтобы сократить подвоз провианта с тыла, войска были двинуты на Кильву и при этом без отнимающей время разведки. К счастью, сведения о богатых местных средствах тамошних районов подтвердились.
Отряды Геринга и Либермана описали большую дугу на юг от Мпоторы, после чего начали наступление с юга на север — отряд Геринга ближе к морскому побережью, прямо на Кильву, а отряд Либермана — немного западнее последнего — против дороги Кильва — Левале. Целью этой операции являлась атака с юга высаживавшегося в Кильве противника, мелкие отряды которого появились уже на полпути между Кильвой и Левале, и одновременно обеспечение плодородной области, расположенной на юг от Кильвы до реки Мбемкуру. Вдоль дороги Кильвы — Левале двигался более слабый отряд. Он служил поддержкой для боевых патрулей, которые часто заставали неприятельские летучие отряды на их стоянках и отбрасывали их назад. Скоро район Кильвы кишел нашими боевыми патрулями. Несколько неприятельских магазинов были захвачены врасплох, и часть гарнизона уничтожена. Во время одного из таких нападений убитый позднее храбрый фельдфебель Струве ворвался с большей частью 3 полевой роты в помещение одного английского магазина и, укрывшись за мешками с мукой, нанес большие потери неприятелю, появившемуся снаружи в большом числе. Но захватить с собой много припасов патруль не мог, поэтому он должен был удовольствоваться их уничтожением. Отметим также редкий случай, когда патрулю было придано полевое орудие. Этот патруль достиг после тщательной разведки побережья у Кильвы — Кисивани и обстрелял несколько стоявших там транспортных судов.
18 апреля 1917 года капитан фон-Либерман, находившийся с 11 и 17 ротами на укрепленной позиции в расстоянии одного перехода юго-восточнее Кильвы, был атакован 8 ротами при двух орудиях. Обер-лейтенант флота Бюксель произвел со своей ротой такой яростный фланговый удар, что опрокинул одну за другой несколько рот аскари и обратил в дикое бегство 40 индусский Патанский полк. Неприятель оставил около 70 убитых, и лишь случайно, как позднее передавали англичане, нами не были найдены их орудия, застрявшие в реке.
Складывалось впечатление, что силы неприятеля снова значительно истощены. Можно было предвидеть, что если он не изыщет крупных подкреплений, то имеющиеся налицо войска будут в недалеком будущем уничтожены, и его операции окажутся безуспешными. Очевидно, даже сохранение настоящего положения требовало от него большого напряжения сил. Пока было установлено, что англичане подвезли из южной Индии одну батарею и сформировали большое число новых рот аскари.
Материальное положение войск казалось мне опаснее неприятеля. Запасы пшеницы, доставленные вспомогательным пароходом, приходили к концу и я сомневался в том, будет ли возможно печь хлеб из одной только туземной муки мтамы, без примеси пшеничной. Я считал в то время, что хлеб необходим для пропитания европейцев и потому лично пытался выпекать хлеб без пшеничной муки. Выпечка получалась сносной. Позднее, под влиянием необходимости, все мы научились готовить отличный хлеб без пшеничной муки.Мы выпекали хороший хлеб не только из мтамы, но также из мухобо, из сладкого картофеля, из кукурузы, — одним словом, почти из всякой муки и в различных смесях, которые, в случае прибавления вареного риса и вареной мтамы, также достигали желательного качества.
Одежда также требовала внимания. Надвигался кризис в снабжении сапогами. Мои опыты скоро показали мне, что европеец в состоянии продолжительное время идти босиком по дорогам среднего качества, но ни в коем случае не через кустарник. Сандалии, которые каждый может изготовить сам из куска кожи, облегчают положение, но не заменяют сапог. При случае я учился ручной выделке кожи и изготовил себе, под руководством инструктора, вещь, которую, в крайнем случае, можно было принять за левый сапог, хотя, в сущности, она должна была быть правым сапогом.
Для европейца весьма полезно быть знакомым с самыми простыми правилами этого ремесла, чтобы иметь возможность в несколько дней изготовить сапоги из шкуры антилопы, которую он только что застрелил. Правда, приходится отказаться от обычных инструментов: гвоздь должен служить шилом, древесный сук — колодкой, а нить вырезается из мягкой кожи маленькой антилопы. В действительности нам так и не пришлось очутиться в столь тяжелом положении: новая добыча давала нам необходимое обмундирование и снаряжение, и мы не раз использовали трофейные седла, чтобы вырезать из них подошвы и заплаты.
Почти каждый европеец все больше и больше становился южно-африканским путешественником и привыкал сам себя обслуживать, конечно, не всегда самостоятельно, но в пределах своего маленького хозяйства, которое он вел сам, совместно со своим черным поваром и черным слугой. Многие обзавелись несколькими курами, которых перевозили вместе с собой, и крик петухов выдавал немецкий лагерь, подобно селению туземцев. Приказ по одному отряду, который запрещал пение петухов до 9 часов утра, не принес никакой пользы.
Важный вопрос о соли был разрешен войсками у Кильвы при помощи добывания ее из морской воды. Но вместе с тем, чтобы при потере побережья можно было обеспечить снабжение солью, запасы которой в магазинах начали истощаться, стали искать растения, содержащие соль, и обрабатывать их золу. Добытая таким образом соль была неплоха по качеству, но не применялась в широких размерах, так как позднее мы могли своевременно покрывать нашу потребность в соли из захваченной добычи. Большое количество слонов в этой местности давало много жира; сахар заменялся превосходным диким медом, который находили в изобилии. Войска хорошо научились добывать себе продовольствие, умели также предохранять от порчи полевые овощи и, таким образом, обеспечивать себя от недостатка.
Здесь особенно необходимо подчеркнуть, что санитарная часть в быстро сменявшейся обстановке походной жизни сумела решить важные вопросы о хине и перевязочных средствах. Уже упоминалось, что на севере из состава хинной коры готовили хинные лепешки, по качеству лучше английских. После очищения северного округа большая часть хинной коры была доставлена в Килоссу; часть этих запасов была транспортирована дальше на юг по настоянию исполнявшего тогда должность санитарного офицера при штабе штабного врача Тауте. Приготовление лепешек не могло долго продолжаться за недостатком соответствующего оборудования; зато посредством вываривания хинной коры изготавливалась жидкая хина; она имела удовлетворительный вкус и под названием "Летовской водки" принималась больными.
Другим трудным вопросом было изготовление перевязочного материала. Чтобы пополнять недостаток в нем, который ощущался ввиду исчезновения изделий из полотна, употребляли после дезинфекции даже части одежды; после перевязки их снова вываривали и, таким образом, вновь делали годными; кроме того, перевязочный материал с успехом изготовлялся и из коры деревьев. Этому мы научились у туземцев, которые давным-давно делали материю для одежды и мешков из коры миомбо.
На такой же высоте находилась и хирургическая помощь. Лазареты, которые в течение первой части кампании располагались в массивных постройках, где люди работали в продолжение нескольких лет стационарно, без перемены места, теперь превратились в подвижные учреждения, которые в каждый данный момент должны были быть в состоянии подняться со всеми больными и грузом и не отставать от войск в их многочисленных передвижениях. Был оставлен только самый необходимый материал; все остальное отбросили. Поэтому приготовления к хирургической операции были всегда более или менее импровизированными. Местом для этого обычно служила только что поставленная тростниковая хижина. Несмотря на условия, штабной врач Мюллер, главный врач Тирфельд и другие не смущались при тяжелых случаях, среди которых было много операций слепой кишки.
Доверие, которым пользовались немецкие врачи даже у неприятельских солдат, было ими вполне заслужено. Успешная и самоотверженная врачебная деятельность чрезвычайно укрепляла взаимное доверие между белыми и черными.
Таким образом, образовывалась все более и более тесная связь, соединявшая до конца войны различные элементы войска в одно спаянное целое.
У Линди неприятель все время усиливался, и было установлено, что части войск, расположенные до сих пор в районе западнее Кильвы, были на судах переброшены в Линди. У Линди появился и генерал О'Гради, командовавший близ Кибаты. Невольно напрашивалась мысль, что неприятель крупными силами перейдет в наступление против наших слабых частей, находившихся у Линди, чтобы завладеть нашей главной в продовольственном отношении областью, как это он предполагал сделать раньше из Кильвы. Несколько попыток наступления западнее Линди, были отбиты войсками стоявшего там капитана флота Лофе. Часть рот, прибывших с майором Краутом были подчинены капитану Лофу. Отмечу, что прежде по настоянию губернатора их собирались использовать для быстрого и основательного подавления восставшего племени маконде на юго-востоке нашей колониальной области. Две роты приняли участие в действиях против Суди, южнее Линди, где сильно укрепились неприятельские части. Атакующие решительно бросились на укрепления, но понесли при этом значительные потери и отступили.
Позднее из Мпоторы подошел капитан Роте с тремя ротами. Но дождливый период, во время которого происходили эти события, причинил нам немало вреда. Уже переход через реку Матанду был для Роте непрост. Эта река в сухое время года состояла из немногих болот, но сейчас вода всех дождей, выпавших в районе Донде, стекала в ее долину. Образовался быстрый могучий поток, который можно сравнить разве с рекой Фульдой у Касселя во время разлива и который увлекал за собой большие стволы деревьев. Хотя под руководством опытных инженеров были вбиты деревянные сваи и мы, воспользовавшись некоторыми островами, навели мост для повозок, внезапно поднимавшаяся вода снова и снова сносила мост. При попытках его восстановления утонуло несколько человек. Мосты, остроенные ниже по течению, постигла подобная же участь.
У Мбемкуру, при Нахунгу, капитан Роте натолкнулся на своем пути на такую же водную преграду. Течение было настолько быстрым, что уже первые попытки переправы на немногих имевшихся паромных лодках закончились неудачей. Ввиду недостатка продовольствия в районе Нахунгу, капитан Роте направился в богатую область северо-восточнее этой местности и этим невольно резко разошелся с планами командования, по которым именно эту богатую область на северо-востоке от Нахунгу необходимо было сохранить, чтобы она могла служить резервом для войск, стоявших южнее Кильвы. Мы досадовали на потерю времени, но в конце концов отряд Роте был направлен в Линди настолько своевременно, что успел принять участие в нескольких удачных боях.
Ввиду обострения военного положения у Линди, стало необходимым усилить расположенные там войска. Поэтому из Махенге был привлечен генерал-майор Вале, принявший на себя руководство у Линди; командование у Махенге перешло к капитану Тафелю. В середине июня 1917 года генерал Вале, обнаружив после нескольких боев насколько усилился противник, отошел так далеко вверх по реке Лукуледи, что преследующий его неприятель, казалось, неосторожно обнажил свой северный фланг.
Я решил использовать этот случай, не зная еще точно, каким образом это будет выполнено. Было ясно только, что успех возможен лишь при условии внезапности, поэтому я двинулся с четырьмя ротами и двухорудийной горной батареей через Нахунгу по большой дороге, ведущей к Линди. У Лютенде находилась рота капитана Шаппюи, который лично вышел мне навстречу. 29 июня я прибыл в окрестности Лютенде, где приказал роте лейтенанта Вундера стать бивуаком позади роты Шаппюи, а остальным — расположиться еще в более глубоком тылу. Сам же я со своим ловким спутником Нивенгузеном, который уже раньше играл главную роль при захвате лошадей у горы Эрок, отправился вперед для разведки. С высоты, на которой стояла рота Шаппюи,. открывался далекий обзор, и были видны одиночные фермы окрестностей Линди, река Лукуледи и лежавший в ней пароход "Президент", укрывшийся там и приведенный в негодность. Может быть, было счастьем, что в этой бедной дичью местности мы не стреляли во встретившихся нам кабанов и дикого козла, так как не особенно далеко от лагеря роты Шаппюи мы натолкнулись на свежие следы сильного неприятельского патруля, который, по-видимому, прошел здесь недавно. Точно так же и разговор туземцев, за которыми мы наблюдали, дал нам основание заключить, что эти люди только что видели нечто интересное. Когда мы их подозвали, они, однако, отрицали все.
Сделав большой круг, мы прибыли вечером в темноте в лагерь Вундера. Поделившись нашими наблюдениями с командиром роты, опытным штурманом Инкерманом, который на следующий день погиб смертью героя, мы напомнили о необходимости усилить меры предосторожности. Было приказано, чтобы лагерь роты, находившийся на большой прогалине и подвергавшийся опасности внезапного обстрела из окружающего кустарника, был перенесен на другое место. После чашки чая мы вернулись к нашим главным силам, расположенным позади на расстоянии около четверти часа.
Утром 30 июня мы услышали в расположении роты Вундера ружейную перестрелку, которая все больше усиливалась. Можно было предположить, что неприятель открыл огонь по лагерю роты из кустарника. Поэтому я немедленно двинулся через заросли с тремя ротами, держась правее, то есть южнее, дороги, чтобы напасть на неприятеля с тыла. Но в кустарнике мы встретили аскари, которые рассказали, что противник в большом количестве ворвался в лагерь и выбил оттуда роту. Один молодой аскари жаловался старому "бетшаушу" (сержанту) третьей роты, что неприятель у них отобрал все. "Ниамаза ве тутавафукузи" ("заткни глотку, мы их выкинем!") — был дан гордый ответ, который заставил возбужденного юношу немедленно замолчать. Ответ бетшауша, действительно, лучше всего характеризовал положение. Неприятель, состоявший из нескольких рот 5 индусского полка и нескольких черных рот, рассчитывал встретить у Лютенде только слабый немецкий пост. Он неосторожно ворвался в наши невыгодно расположенные окопы и теперь, в свою очередь, попал в неблагоприятное положение — под обстрел со всех сторон из окружающего кустарника.
Положение было настолько ясно, что все младшие начальники даже без приказов поняли, что надо действовать быстро и решительно, и капитан фон-Шаппюи немедленно вмешался. Теперь стало скверно неприятелю. Убитый позднее штабной врач Моон, оставшийся в лагере роты Вундера, на время попал в руки противника и рассказывал потом, как убийственно действовал наш сосредоточенный огонь с близкого расстояния и как велика была паника, возникшая у неприятеля. Тем не менее укрытия, которыми являлись овраги и растительность, дали возможность бежать части неприятеля. Но некоторые из его людей так сбились с пути, что некоторые из них спустя несколько дней были взяты в плен нашими патрулями. Было похоронено около 120 убитых. Кроме наших боеприпасов, временно захваченных неприятелем, в наши руки попали его собственные запасы, которые он успел доставить в лагерь, и еще около ста ружей и несколько пулеметов. Между тяжело ранеными, переданными нами в английский лагерь при Найтиви, находился также умерший позднее от раны командир английского полка.
Еще несколько недель мы оставались в плодородном районе Лютенде и старались партизанскими действиями вредить неприятелю, который находился в своих укрепленных лагерях в районе Найтиви и южнее этого пункта. Далеко на юго-западе мы слышали разрывы бомб с аэропланов и снарядов тяжелых орудий, направленных против отряда Вале. Для усиления Вале была отправлена рота фон-Шаппюи. Затем наступило некоторое затишье, которое являлось результатом нашего успеха у Лютенде.
Однако, противник вновь усиленно сосредоточивал новые силы. Это подтверждали не только донесения о значительных транспортах войск, прибывавших в Кильву, но также и то обстоятельство, что в конце мая британский генерал Госкино, незадолго перед этим принявший командование от генерала Смуттса, был, в свою очередь, сменен генералом ван-Девентером. Таким образом, на посту главнокомандующего опять появися бур и слухи об ожидаемом прибытии новых европейских войск из Южной Африки казались правдоподобными. Южнее Кильвы неприятель тремя бригадами атаковал наши девять рот, но капитан фон-Либерман, принявший там командование вместо тяжело больного капитана Геринга, при помощи искусного маневра сумел справиться с превосходными силами противника. 6 июля противник силой не менее одной бригады атаковал с фронта капитана Либермана близ Унинди, но был отбит с большими потерями. В то же время капитан Шпангенберг с двумя ротами прикрывал правый фланг капитана фон-Либермана против другой неприятельской бригады. Он так решительно двинулся на эту группы противника, что английское донесение, о котором мы узнали позднее, говорило о наступлении очень больших немецких сил.
Не обошлось без потерь и у нас: особенно отмечу гибель лейтенанта резерва Блэка, который, будучи ротным командиром, получил смертельную рану в нижнюю часть живота. В качестве храброго начальника патрулей, в многочисленных позиционных боях, а также находясь в штабе командования, этот доблестный и прямой человек оказал много выдающихся услуг и был тесно связан со мной.
Несмотря на успех у Унинди, большое численное превосходство противника и опасность, в случае обхода, потерять тыловые магазины вынудили капитана фон-Либермана отходить с непрерывными боями на юг. Мне казалось, что наступил момент для быстрого использования имевшихся в моем распоряжении рот и горной батареи, расположенной у Лютенде. Усиленными переходами двинулись мы от Лютенде прямо на север и беспрепятственно переправились в двух переходах ниже Нахунгу через Мбемкуру, которая снова превратилась в незначительный ручеек. Лишь в одном месте нас на некоторое время задержали рои диких пчел, заставивших войска сделать крюк. После переправы через Мбемкуру мы двинулись дальше на север в горы Руавы.
Два дня, пока происходило сосредоточение войск, я использовал для подробных разведок, и 28 июля случайно узнал от туземцев, что от нашего лагеря в Руаве имеется в 6 часах пути почти прямая дорога через горы к лагерю капитана фон-Либермана, который находился у источника воды Нарунгомбе. Чтобы исследовать эту дорогу был немедленно послан европейский патруль. 29 июля в лагере у Руавы я услышал перед обедом несколько выстрелов в направлении отряда Либермана; этим дело и ограничилось. Кроме того, посланный к отряду Либермана европеец вернулся утром и сообщил, что там все спокойно. Однако в полдень явился с охоты очень надежный ван-Ройен и доложил, что он слышал продолжительный пулеметный огонь. Читатель, может быть, удивится, узнав, что только теперь я начал движение к отряду Либермана, но надо принять во внимание, что переход туда был совершенно безводный, мои части были до крайности истощены, и некоторые из них только недавно прибыли в Руаву. Уже начало темнеть, когда я подошел на расстояние трех часов пути от поля сражения отряда Либермана; роты же подошли уже глубокой ночью. Дальнейший переход через кустарник в полной темноте был бы бесцельным и наверняка привел бы к массе недоразумений, а изможденные части окончательно и бесполезно утомились бы.
В три часа утра, когда началось дальнейшее движение, поступило донесение от высланного вперед офицерского патруля, которое говорило, что хотя капитан фон-Либерман и разбил противника, но затем, за недостатком патронов, он должен был отступить на Михамбию. Арьергард очистил источник воды и во время отправления донесения готовился продолжать отход. Во всяком случае мой приказ удержать источник, так как я прибуду не позже 6 часов утра и вступлю в бой, был, к сожалению, опережен событиями. Я считал вполне вероятным, что, по своему обыкновению, неприятель, имевший в перевес в силах, немедленно укрепит источник воды и, таким образом, мне теперь придется вести в бой части, истомленные жаждой. Именно поэтому я решил, что атака имеет слишком мало шансов на успех.
Теперь, после того, узнав о действительном положении дел у противника, я, разумеется, прихожу к противоположному выводу. На самом деле, неприятель, несмотря на свое превосходство, потерпел одно из самых тяжелых поражений за всю кампанию. Его седьмой и восьмой южно-африканские европейские полки были почти уничтожены. Все снова и снова производил он атаки густыми стрелковыми цепями на фронт наших рот аскари и каждый раз отбрасывался назад контрударами. Вконец расстроил его боевой порядок лесной пожар. В конце концов вся масса южно-африканских войск рассеялась среди кустарника и бежала. Они бросили на поле боя пулеметы, массу ружей и сотни ящиков с патронами. Весьма вероятно, что мое вмешательство, даже после отхода отряда Либермана, довершило бы поражение главной группы противника. Жаль, что такой близкий и крупный успех был упущен
Все это стало ясно много позднее; в то время я считал правильным двинуться обратно к Михамбию на соединение с отрядом Либермана. При своем прибытии я нашел отряд Либермана в блестящем настроении; его роты гордились тем, что нанесли такие тяжелые потери превосходящему их неприятелю. Для меня операция у Нарунгомбе явилась новым доказательством того, как тяжело, даже при благоприятных условиях, нанести совместный удар на поле битвы при проведении операции многими колоннами в незнакомом африканском кустарнике при ненадежности связи. У Нарунгомбе, где вся обстановка сложилась на редкость благоприятно, довершение дела было в конце концов сорвано из-за ничтожной случайности, и я еще более убедился в необходимости до боя устанавливать самую тесную связь между войсками, с которыми я хотел действовать.
Удар у Нарунгомбе имел следствием бездействие противника у Кильвы в течение продолжительного времени, и мы снова вынуждены были обратиться к отдельным партизанскими действиям, которые причиняли неприятелю потери на его тыловых сообщениях, причем патрули обстреливали из кустарника его автомобили и проходящие мимо отряды, а также при благоприятном случае производили штыковые атаки. Я растянул свой фронт дальше в сторону на Михамбия — Ндесса с целью дать теперь своим патрулям более широкую базу для их партизанских действий, а также для того, чтобы обеспечить себя от обходного движения неприятеля с запада и, наконец, облегчить снабжение продовольствием. В богатой стране Ндесса появлялись многочисленные летчики, против бомб которых мы были беззащитны, и в результате у нас были случаи нескольких тяжелых ранений. По воздушной разведке можно было заключить о повышенном интересе неприятеля к этому району; скоро было обнаружено обходное движение еще глубже на запад.
Хотя наши боевые патрули работали так удачно, что иногда целые роты неприятеля обращались в бегство с тяжелыми для них потерями, противник все время пытался вести разведку. Он почти не скрывал своего намерения осуществлять разведку при помощи парламентеров. Я вспоминаю один случай, когда парламентер подошел к тыльной части нашего лагеря через кустарник; таким образом, он умышленно пересек все дороги, ведшие к нашему расположению. Ввиду приближения неприятеля сбор продовольствия, запасы которого постепенно истощались, становился все труднее. Мы не могли помешать тому, что наши беззащитные фуражиры и охотничьи команды, которые направлялись далеко во все стороны, выдавались неприятелю туземцами и затем настигались англичанами врасплох.
Вскоре южнее Михамбии некоторые деревни были внезапно покинуты туземцами. С давних пор это явление было для меня верным признаком, что туда предполагает двинуться неприятель. Наше продовольственное положение исключало возможность содержать продолжительное время такое большое количество войск в районе Михамбия-Ндесса. Очищение этой области становилось неизбежным; в то же время неприятель со значительными силами развивал усиленную деятельность на фронте генерала Вале, западнее Линди. Поэтому я решил перейти с несколькими ротами от Ндессы к генералу Вале с тем, чтобы достигнуть того, что не удалось при Нарунгомбе, а именно — решительного частного успеха неожиданным усилением наших частей. Во всяком случае, войска генерала О'Гради попали 8 августа в очень тяжелое положение. При этом один индусский полк, ворвавшись через незанятый промежуток между двумя сильными немецкими опорными пунктами, был атакован и почти полностью уничтожен нашими расположенными сзади резервами. При преследовании в наши руки попало много ценного материала. Но неприятель вновь, спустя несколько дней, повторил атаку, и генерал Вале отошел перед его сильными обходящими отрядами к Нарунджу и на горы, лежащие на одной линии с Нарунджу, южнее реки Лукуледи.
Капитан Кель был оставлен на месте с 6 ротами и одной батареей; сам же я, с четырьмя ротами и двумя горными орудиями, перешел реку Мбемкуру, ниже Нахунгу, и двинулся затем через плоскогорье Муэра к миссионерской станции Намупа. Тамошний управляющий угостил нас, между прочим, мухобо (вид полевых овощей со съедобными корнями), который был приготовлен, как картофель, и пополнил убывающие продовольственные запасы наших европейцев бананами и другими фруктами своих обширных садов.
При плохой дождливой погоде мы заняли с ранее прибывшими ротами лагерь при Ниенгеди большой дороги Ниангао-Линди сзади отряда Вале. Я немедленно отправился к последнему для ознакомления с обстановкой. Здесь, совсем близко друг против друга, стояли войска — посреди почти непроходимой местности, густо заросшей и перерезанной лощинами; в низинах же встречались многочисленные глубокие болота. Наши войска работали над стрелковыми окопами полного профиля, которые были прикрыты с фронта засеками. Из семи рог, имевшихся в распоряжении генерала Вале, только наиболее слабые пять стояли у Нарунджу, две же остальные — на горе Кухо, на южном берегу реки Лукуледи. Ввиду опасности неожиданного нападения на наши слабые силы у Нарунджу, я распорядился об их усилении ротами горы Кухо, а на эту гору направил две из числа прибывших со мной рот. Уже на следующий день, 18 августа 1917 года, неприятель атаковал Нарунджу. Кроме капитана Либермана, с горы Кухо подошли также обе другие роты, прибывшие со мной. Я еще и сейчас вижу аскари третьей роты, которые прибыли в Нарунджу после форсированного марша до наступления темноты и слышу их радостные оклики, так как они рассчитывали еще раз основательно разбить неприятеля.
Но наше наступление в обхват правого неприятельского фланга привело только к оттеснению его назад; кустарник был слишком густым. Темнота еще больше затрудняла управление боем, и не может быть никакого сомнения, что при передвижениях в пересеченной местности наши части не раз обстреливали друг друга, так как отличить противника от своих было теперь едва ли возможно. Так, например, когда я в полнейшей темноте услышал перед собой в кустарнике громкие голоса, то счел, что они принадлежат нашему обходному отряду, который совершенно отбросил неприятеля. Только спустя продолжительное время выяснилось, что это был противник, и скоро можно было услышать шум от его фортификационных работ. Точное выяснение места расположения неприятельских позиций имело для нас то значение, что мы могли взять его под обстрел 10,5-см орудия отряда Вале. Это было проделано с успехом; во всяком случае на следующий день неприятель очистил свою позицию и отступил.
Решительный успех, к которому мы стремились, не был достигнут, да и нельзя было на него рассчитывать из-за трудных местных условий, а также потому, что во время боя 18 августа мы обнаружили свои силы и, таким образом, лишились выгод внезапного нападения. Я должен был опять довольствоваться оборонительными действиями. Продолжительная стоянка в этой богатой местности не представляла никаких затруднений в отношении продовольствия. Войска редко довольствовались столь хорошо, как в районе Линди. Обширные поля сладкого картофеля и мухобо простирались так далеко, насколько можно было охватить взглядом. Многочисленные арабские плантации указывали на богатство и древнюю культуру страны. Итак, мы устроились по-домашнему, и если ружейные пули и залетали часто в наш лагерь, а летчики сбрасывали свои бомбы, то они едва ли вредили нам. После долгого перерыва зубной врач возобновил свою работу, в которой мы так нуждались, и открыл свой кабинет в европейском доме. Однажды он как раз занимался с больным, когда в комнату ударила граната. При произведенном обследовании помещения оказалось, что плантатор хранил свои запасы динамита именно в этой комнате. К счастью, граната в них не попала, иначе зубной врач и больной были бы навсегда избавлены от всякой зубной боли.
Возникал нелегкий вопрос, что может ожидать немецких женщин и детей, бежавших из Линди и теперь не знавших, что им делать. Некоторые из них получили приют в строениях плантации Мтуа, находившихся под неприятельским артиллерийским огнем. При уменьшении запасов продовольствия и при большом затруднении с транспортом и квартирами было желательно отправить женщин и детей в Линди. Некоторые оказались достаточно разумны, чтобы понять это. После переговоров англичане разрешили их перевозку через свои линии до Линди. Однако, по неизвестным мне причинам, через некоторое время англичане не пожелали выполнять договоренность. Мало-помалу в католической миссии Нданда скопилась масса женщин и детей, а также небоеспособных мужчин. К счастью там еще раньше был открыт военный санаторий для выздоравливающих, развернутый затем в большой лазарет.