Глава ХIV.

Германский генеральный штаб

Германский генеральный штаб был создан Шарнгорстом и Гнейзенау. У его колыбели, как крестные отец и мать, витали дух Фридриха Великого и воля к освобождению, вдохновлявшая войну против угнетателя Германии Наполеона. После освободительных войн с наполеоновской Францией Европа вступила в период продолжительного мирного развития. Нужно было восстановить ослабленное войной народное хозяйство, поэтому европейские государства были вынуждены сократить военные расходы. В этой мирной Европе прусский генеральный штаб ничем не проявлял себя и жил незаметной жизнью. Но именно в это спокойное время появилось выдающееся произведение военной литературы — книга директора Прусской военной академии Карла фон Клаузевица «О войне».

Эта книга, которую очень немногие читали, но многие критиковали, представляет собой первую попытку создать философию войны, дать объективный, квалифицированный анализ ее особенностей. Она имела большое значение в теоретической подготовке офицерских кадров германского генерального штаба. Она побудила к стремлению трезво и профессионально оценивать людей и [629] события, что являлось характерным для всех виднейших офицеров германского генерального штаба. Она укрепила патриотизм и идеализм, одухотворявший этих представителей генерального штаба.

Если Шарнгорста, Гнейзенау и Клаузевица можно назвать духовными отцами прусско-германского генерального штаба, то фельдмаршала графа фон Мольтке следует признать его величайшим и наиболее последовательным сыном. Мольтке и его школу можно охарактеризовать словами Шлиффена: «больше делать, меньше говорить, быть большим, чем ты кажешься другим». Выдающиеся качества Мольтке как государственного деятеля позволили ему выиграть три войны и оказать содействие делу объединения немецкого государства и немецкого народа. Одновременно он создал авторитет своему орудию — генеральному штабу.

После смерти Мольтке, на рубеже двух веков, на германский генеральный штаб не могли не оказать влияния происходящие события. Рост могущества Германии после победоносных лет эпохи объединения не мог не отразиться на офицерском корпусе и генеральном штабе. Достигнутое Германией положение великой европейской державы привело к появлению чувства самоуверенности, которое нашло себе наиболее яркое выражение в настроениях особого круга немецких офицеров — офицеров генерального штаба. С этим чувством генеральный штаб и вступил в первую мировую войну. В этой войне он выполнил свой долг. Если в первой мировой войне генеральный штаб больше, чем в предыдущие годы, вмешивался в управление боевыми действиями, то в этом виноват не генеральный штаб, а генералы, командовавшие соединениями, которые зачастую сами устранялись от принятия решений либо были слишком стары, не знали военной техники и являлись специалистами только в области строевой подготовки.

И вот начались разговоры о гипертрофии генерального штаба при Людендорфе, но огромная творческая [630] энергия Людендорфа многое дала генеральному штабу немецкой армии. Людендорфа нельзя обвинять в поражении, которое Германия в конечном счете потерпела в первой мировой войне, в борьбе с превосходящими силами противников. Он занял ответственный пост начальника генерального штаба уже в августе 1916 г., в момент, когда без его вмешательства и вмешательства Гинденбурга война была бы уже проиграна. Эти два великих полководца взяли на себя почти сверхчеловеческую и, во всяком случае, совершенно неблагодарную задачу. Было бы несправедливо ставить им это в вину. Несмотря на плохой исход войны и на раздоры послевоенного периода, вызванные поражением страны, Гинденбург и Людендорф остались выдающимися представителями старого германского генерального штаба. Правда, тяготы войны часто вынуждали их, особенно Людендорфа, принимать суровые, даже жестокие меры. Впоследствии некоторые ученики Людендорфа объявили эту обусловленную крайней необходимостью сторону деятельности своего учителя обязательным качеством офицера генерального штаба. Они взяли за образец именно эту нехорошую черту военной практики Людендорфа. Так возник тип сурового своевольного карьериста, который производил неприятное впечатление и, к сожалению, подрывал авторитет генерального штаба в войсках и в народе. Но если мы посмотрим на ряд выдающихся личностей, которых следует признать типичными для прусско-германского генерального штаба, то мы не увидим среди них описанного выше типа.

Шарнгорст, сын крестьянина из Нижней Саксонии, молчаливый, вдумчивый, самоотверженный, храбрый, скромный, неподкупный и некорыстолюбивый человек. Организатор прусской армии во время освободительной войны, создатель генерального штаба; умер от тяжелого ранения, полученного на поле боя.

Гнейзенау, начальник штаба Блюхера, в 1806 г. руководил обороной Кольберга (Колобжег), энергичный и темпераментный человек, одаренный большими [631] способностями, являлся советником главнокомандующего во многих удачных и неудачных сражениях. Он побудил Блюхера после поражения под Линьи 16 июня 1815 г. выступить на помощь союзным английским войскам; этот марш Блюхера решил исход битвы при Ватерлоо 18 июня 1815 г. между союзными державами и Наполеоном.

Клаузевиц, которому в период войны не приходилось занимать руководящих постов, написал книгу «О войне». Это был тихий замкнутый ученый, которого нередко можно было встретить среди офицеров германского генерального штаба. При жизни он был мало известен и надеялся оказать влияние на грядущее поколение.

Мольтке — самый значительный начальник генерального штаба германских сухопутных войск, всемирно известный мыслитель, стратег и гениальный полководец. По характеру он был сдержанный человек, оказывающий влияние на окружающих в силу своего умственного превосходства. Он создал свою собственную школу. Мольтке был не только великим полководцем, но и благородным человеком, выдающимся писателем, вдумчивым наблюдателем нравов и обычаев других народов.

Шлиффен — благородный, умный человек с холодным, саркастическим умом. Он был вынужден составлять свои планы в период неустойчивой политики и мало влиятельного рейхсканцлера. Ясностью и категоричностью своих военных планов он пытался компенсировать и нерешительность политических деятелей, и отсутствие у них целеустремленности. Так же, как и Мольтке, он понимал важность техники в современную эпоху. Четкость и убедительность его мыслей оказали столь сильное влияние на его преемника Мольтке-младшего, что оперативный план Шлиффена с незначительными изменениями был сохранен и после смерти его творца и использован в 1914 г. в условиях изменившейся обстановки. В провале так называемого [632] плана Шлиффена виновен не сам Щлиффен, а его эпигоны. Шлиффену не пришлось проявить себя на полях сражений.

Гинденбург — простой, здравомыслящий, решительный человек, благожелательно и по-рыцарски относящийся к людям. Тем, кому он доверял, он предоставлял полную свободу действий; он хорошо разбирался в текущих событиях, понимал и знал людей. Это ему принадлежат слова: «Если бы сражение под Танненбергом было проиграно, не стоило бы спорить из-за того, кто должен нести ответственность за поражение».

Людендорф — человек сильной воли, с чудовищной работоспособностью и с выдающимся организаторским талантом. Пламенная любовь к отечеству придавала ему титанические силы в борьбе с надвигавшимся поражением германского народа. Он очень многое совершил в самое тяжелое для Германии время.

Сект — вдумчивый, хладнокровный человек с ясным умом, до некоторой степени боявшийся общественного мнения. Он был одаренным стратегом и организатором, однако не понимал значения техники так глубоко, как это понимали Мольтке и Шлиффен, После поражения в 1918 г. создал стотысячную армию Веймарской республики. Но Версальский договор запрещал этой армии иметь свой генеральный штаб, и Сект вынужден был уступить этому требованию. Однако он нашел путь к тому, чтобы сохранить в период разоружения страны у штабных офицеров дух старого германского генерального штаба. Его стремление отделить армию от политики в свое время было совершенно правильным, но постепенно привело к тому, что офицерский корпус вообще и офицеры, которые могли быть использованы для службы в генеральном штабе, в частности, перестали интересоваться вопросами внешней и внутренней политики. В этом была слабость его системы.

Бек — высокообразованный, спокойный, благородный человек; после возрождения вооруженных сил [633] Германии стремился восстановить генеральный штаб Мольтке; недооценивал роль техники, авиации, моторизации и радиосвязи в современной войне, не менее отрицательно относился он и к новым методам ведения войны, обусловленным развитием техники, и пытался затормозить их внедрение. Бек не признавал и политическую революцию национал-социалистов. Он был консервативным человеком по своей натуре, вел выжидательную политику; эти черты характера и погубили его.

Из характеристики этого небольшого числа выдающихся представителей германского генерального штаба можно понять его дух. В течение продолжительного времени своего развития генеральный штаб воспитывал и обучал полноценных в умственном и моральном отношении офицеров, способных руководить германскими вооруженными силами в тяжелых условиях, в которых они обычно вынуждены были сражаться.

Необходимыми условиями для получения должности в генеральном штабе были целостность характера, безупречное поведение на службе. и в быту. Далее принимались во внимание военные способности, фронтовой стаж, тактическая и техническая подготовка, организационный талант, физическая и духовная выносливость, прилежание, трезвость ума, решительность.

При подборе офицеров с учетом этих требований в первую очередь принимались во внимание умственные качества, а затем уже свойства характера и душевные качества, ибо последние труднее поддаются точному определению.

Большая часть офицеров генерального штаба, особенно старых офицеров, понимала важность этих традиционных особенностей. Это, конечно, не означает, что именно эти офицеры занимались вопросами подбора кадров для генерального штаба. Да если бы они и занимались ими, то это еще не значит, что они обладали достаточным знанием людей и были гарантированы от ошибок при подборе кадров. [634]

Вне всякого сомнения, старая традиция имеет огромное моральное значение для армии. Приведенные выше характеры видных офицеров старого генерального штаба могли бы быть взяты молодым поколением за идеальный образец. Этот образец не должен ограничивать новые качества, обусловленные развитием военного искусства, и тем более не должен исключать их. Однако в действительности старая традиция не всегда рассматривается как идеальный образец; часто в ней усматривают только практический пример, считая, что достаточно слепого подражания, чтобы добиться успеха. даже в том случае, если условия и средства совершенно изменились. Такое неправильное понимание традиции присуще каждому старому учреждению. Прусско-германская армия и ее генеральный штаб также неоднократно допускали эту ошибку. Несомненно, между неправильно понимаемой традицией и новыми задачами существовало внутреннее противоречие.

Эти новые задачи были обусловлены самыми различными причинами: изменившимся положением Германии, новым соотношением сил в Европе и во всем мире, растущим влиянием техники, превращением войны в «тотальную», расстановкой политических сил во всем мире.

Конечно, не все офицеры генерального штаба видели эти изменения в обстановке. Это относится в первую очередь к некоторой части старых офицеров, занимавших ответственные посты. Новая обстановка требовала новой организации всех вооруженных сил и особенно создания единого верховного командования. Но именно это требование, обусловленное всем ходом политического, военного и экономического развития, не было реализовано германским генеральным штабом до начала второй мировой войны. Напротив, довоенное руководство генерального штаба препятствовало не только своевременному созданию полноценного и всеобъемлющего верховного командования вооруженных сил, но и образованию самостоятельных, способных [635] выполнять оперативные задачи военно-воздушных сил, тормозило развитие только что созданных бронетанковых войск в составе сухопутных сил. Довоенный генеральный штаб сухопутных сил недопонимал и недооценивал важности этих двух новых родов войск в современных условиях боевой действительности, так как он боялся умалить значение сухопутных войск и старых видов вооружения.

Традиционная замкнутость офицеров генерального штаба в чисто военных делах препятствовала развитию их политического кругозора. Развитию офицеров препятствовал также принцип Гитлера: только узкий круг специалистов должен быть посвящен в дела каждой отдельной отрасли хозяйства, каждый должен знать ровно столько, сколько необходимо для выполнения своих обязанностей. Право иметь общее представление обо всей обстановке Гитлер оставил за одним собой, что наносило большой вред общему делу.

Молодые офицеры генерального штаба острее старых генштабистов чувствовали противоречия, возникшие между традициями и новыми задачами, и пытались ликвидировать их. Это стремление с неприязнью встречалось старыми офицерами. Новое поколение офицеров считало, что не следует терять времени. В противоположность им поборники старых традиций стояли за постепенное развитие и настойчиво проводили свои принципы в жизнь.

Генеральный штаб, неправильно отстаивая старые традиции, вступил в противоречие с Гитлером, пробудил в нем неверие в способности и объективность офицеров генерального штаба и создал на долгое время конфликт, оказавший роковое влияние на ведение войны.

Образ идеального офицера генерального штаба характеризуется следующими чертами: принципиальностью, высоким интеллектуальным развитием, скромностью, способностью подчинять свои личные интересы общим интересам, твердостью убеждений, способностью излагать свое мнение начальнику в тактичной форме. [636]

Офицер генерального штаба должен иметь достаточно самообладания для того, чтобы подчиниться приказу начальника, даже если он с ним не согласен, и выполнять этот приказ. Он должен понимать требования войск, любить войска и неустанно о них заботиться. Он должен знать оперативное искусство, тактику и современную технику, причем последнюю он не обязательно должен знать в деталях, но иметь представление, достаточное для того, чтобы определить значение техники для ведения войны.

Само собой разумеется, что у офицера генерального штаба должны быть в высшей степени развиты профессиональные качества, присущие каждому солдату и офицеру: мужество, решительность, готовность взять на себя ответственность, находчивость, физическая выносливость, выдержка, а также достаточное прилежание.

Каждый офицер генерального штаба должен непрерывно проходить стажировку в войсках на различных должностях, совершенствоваться в искусстве вождения войск. Для этого он должен использовать также систематические командировки на фронт. В этом очень важном вопросе действительность последних предвоенных лет больше всего отошла от идеала. Это объясняется прежде всего недостатком офицеров генерального штаба, вызванным строгим выполнением тех статей Версальского договора, которые запрещали Германии иметь генеральный штаб. Этот серьезный недостаток в подготовке офицеров генерального штаба еще более увеличился в период войны, теперь уже по вине высших штабов, которые, не желая лишаться своих хороших работников, держали их у себя всеми правдами и неправдами. Эти порочные методы культивировались прежде всего верховным командованием вооруженных сил и главным командованием сухопутных войск. В этих учреждениях имелись офицеры, которые в течение почти шестилетней войны ни разу не выезжали на фронт.

Генеральный штаб вырабатывал у своих офицеров единые методы оценки тактической и оперативной [637] обстановки и принятия решения. Французы называют это «unite de doctrine» (единство доктрины). Начальник генерального штаба, не имея прав, с помощью которых он мог бы добиться выполнения своей воли, хотел путем выработки единого порядка мышления у всех офицеров генерального штаба распространить свое влияние вплоть до дивизии и сверху донизу обеспечить единство тактических и оперативных воззрений. Для распространения своих взглядов он ввел так называемый порядок прохождения службы офицерами генерального штаба, который вызвал ряд недоразумений и потому был отменен Гитлером.

Стратегические замыслы генерального штаба не выкристаллизировались в твердые принципы, но должны были приспосабливаться к непрерывно изменявшейся политической обстановке и новым задачам. Географическое положения Германии в центре Европы, в окружении хорошо вооруженных соседей вынуждало изучать вопросы ведения войны на нескольких фронтах. Война на нескольких фронтах всегда связана с борьбой против превосходящих сил противника, отсюда следовало тщательное изучение возможности такой борьбы. Оперативные планы старого генерального штаба ориентировали армию на ведение главным образом боевых действий на континенте Европы. Однако возникновение оперативных военно-воздушных сил заставляло считаться с увеличением возможностей вторжения на материк заморских держав. Но с этой возможностью в действительности мало считались.

Принимая во внимание возможность ведения войны одновременно против нескольких противников, стратегический замысел должен был предусматривать оборону на второстепенных фронтах и наступление против самого сильного противника. Кроме того, этот замысел должен был предусматривать чередование ударов на различных фронтах.

Ограниченные возможности нашей страны вынуждали генеральный штаб постоянно решать проблему [638] окончания войны в минимально короткий срок. Из этой необходимости возникла мысль всесторонне использовать мотор. Вот почему, стоило нам в начале второй мировой войны одержать ряд успехов в результате нанесения стремительных ударов, как наши противники заговорили о «блицкриге» («молниеносной войне»).

В силу своего особого географического положения Германия была вынуждена вести боевые действия на «внутренних рубежах», чередуя оборону с наступлением. «Отныне Европа представляет собой одну семью, поэтому трудно какому-нибудь члену семьи оставаться в стороне от семейных раздоров, особенно если его квартира расположена в середине дома»{53}. Этими словами граф Шлиффен метко охарактеризовал положение нашей страны, из-за которого (и очень часто против нашей воли) мы вынуждены участвовать в каждом европейском конфликте. Немецкий народ ничуть не воинственнее других народов Европы, но он живет «в середине дома», поэтому в течение всей своей большой богатой событиями истории ему очень редко удавалось уклониться от участия в конфликтах между его соседями. При таких условиях перед руководителями нашего государства и нашей армии вставали трудные, часто неразрешимые задачи. Учитывая ограниченность своих материальных возможностей, Германия всегда была заинтересована в том, чтобы как можно быстрее уладить любой конфликт, избежать продолжительной и изнурительной войны и не допустить вмешательства непричастной третьей стороны. Эта задача мастерски была решена государственной политикой Бисмарка и стратегией Мольтке.

После поражения в первой мировой войне командование сухопутных войск состояло исключительно из офицеров кайзеровской армии, ибо других не было. [639]

Эти офицеры были на службе у Веймарской республики, хотя они и не были полностью согласны со всеми порядками, установленными в результате замены монархии республикой. Они вынуждены были отказаться от многих привилегий и излюбленных традиций и сделать это для того, чтобы не дать грозно надвигавшейся уже в то время волне большевизма захлестнуть свое отечество. Но Веймарская республика не сумела превратить этот брак по расчету в союз по любви. Между новым государством и офицерским корпусом не было установлено внутреннего контакта, хотя к этому и стремился, вкладывая все силы ума и души, такой деятель, как престарелый, заслуженный министр рейхсвера доктор Гесслер. Это имело большое значение для дальнейшего отношения офицерского корпуса к национал-социалистам. Правда, некоторые правительства Веймарской республики дали небольшой немецкой армии все, что они могли дать в этой обстановке, учитывая внешнеполитические обязательства и тяжелое финансовое положение Германии. Но они не смогли установить внутреннего контакта с офицерским корпусом и вдохновить армию своим политическим идеалом. Армия осталась внутренне чуждой новому государству. Позиция Секта — человека холодного логического -мышления — еще больше усилила и без того присущую офицерскому корпусу склонность к аполитичности. Этому в значительной мере способствовали также действия управления сухопутных войск рейсхвера — будущего генерального штаба.

Как только в стране появились национал-социалисты со своими новыми националистическими лозунгами, молодежь офицерского корпуса сразу же загорелась огнем патриотизма, который предложила им национал-социалистская партия Германии. Отсутствие у Германии вооруженных сил в течение многих лет удручающе действовало на офицерский корпус. Не удивительно, что начавшееся вооружение страны было встречено одобрением, так как оно обещало после пятнадцатилетнего [640] застоя снова возродить немецкую армию. Влияние национал-социалистской партии Германии усилилось еще и по тому, что Гитлер в начальный период своей деятельности вел себя дружественно по отношению к армии и не вмешивался в ее внутренние дела. Существовавший до того времени пробел в политическом ориентировании армии был изжит, у военнослужащих появился интерес к политическим вопросам, интерес, правда, односторонний и своеобразный и совсем иной, чем его представляли поборники демократии. При таком положении дел командование вооруженных сил после прихода национал-социалистов к власти уже не могло, даже если бы оно и хотело, остаться в стороне от политики национал-социалистской партии. В этом развитии политического сознания вермахта генеральный штаб не играл ведущей роли, скорее можно утверждать обратное. Основным выразителем скептицизма в генеральном .штабе был генерал Бек. Он имел приверженцев в центральном аппарате, но не пользовался влиянием ни в армии, ни в вооруженных силах в целом. Хотя Бек и его преемник Гальдер пытались воспрепятствовать проникновению политики в центральные военные учреждения, однако политика в целом делалась без генерального штаба и вопреки его мнению. Германия снова, как и накануне первой мировой войны, оказалась в положении политической изоляции, которое с самого начала должно было затруднить борьбу или даже сделать ее бесперспективной. Снова солдаты и возглавлявшие их генералы и офицеры генерального штаба должны были примириться с исходным положением, в создании которого они не принимали никакого участия.

Все обвинения, которые немецкий народ и международный суд задним числом Предъявили руководящим деятелям германских вооруженных сил, не учитывали того решающего обстоятельства, что политика делалась и делается сегодня не солдатами, а политическими деятелями, что солдаты вынуждены мириться с тем [641] политическим и военным положением, которое создается в стране к началу войны. К сожалению, эти политики предпочитают не подставлять свои головы под пули; обычно они укрываются в надежных убежищах и предоставляют солдатам право «продолжать политику другими средствами».

Политика государства определяет мысли солдат в период подготовки воины — в так называемый период идеологической войны. Судебные процессы, проведенные в последние годы международными трибуналами, показали, что до 1938 г. германский генеральный штаб разрабатывал только планы ведения оборонительной войны. Действовать в другом направлении ему не позволяло внешнеполитическое и военное положение Германии. Несмотря на то, что с 1935 г. Германия начала вооружаться, военным специалистам генерального штаба было ясно, что потребуется много времени для приведения немецких вооруженных сил в полную боевую готовность. Это относилось в первую очередь к новым средствам борьбы: авиации и бронетанковым войскам. И только по приказу Гитлера, политического руководителя государства, вопреки советам старых солдат, генеральный штаб был вынужден работать в другом направлении.

До осени 1938 г. в сухопутных войсках действовал принцип совместной ответственности командующего и начальника штаба за принятые решения; такой принцип проводился вплоть до армейских корпусов. Гитлер снял эту ответственность с начальников штабов. Это вызвало коренные изменения в положении начальников штабов вообще и начальника генерального штаба сухопутных войск в частности. Принцип совместной ответственности начальника штаба и командующего перешел из старой прусской армии в стотысячный рейхсвер, а затем в вооруженные силы третьей империи. Во время первой мировой войны это часто приводило к тому, что некоторые начальники штабов буквально подменяли командиров корпусов. Руководствуясь [642] своим широко рекламируемым идеалом вождя, Гитлер приказал возложить всю ответственность исключительно на командующего. Став верховным главнокомандующим, он полностью возложил ответственность за действия вооруженных сил на себя и снял ее с генерального штаба.

Как уже упоминалось, генеральный штаб сухопутных войск не разделял мнений командования вооруженных сил.

Если бы они работали согласованно, то мы имели бы перед второй мировой войной в лице генерального штаба вооруженных сил и верховного командования эффективные руководящих военные органы, а не какие-то карикатуры.

К верховному командованию вооруженных сил главнокомандующие видов вооруженных сил относились как подлинные республиканцы. Из всего вышесказанного логически вытекает и отношение генерального штаба к верховному командованию вооруженных сил — детищу генерала фон Рейхенау, который сумел заинтересовать своей замечательной идеей Гитлера и Бломберга, но потерпел поражение вследствие непреклонного отрицательного отношения главнокомандующих всех трех видов вооруженных сил, особенно генерального штаба сухопутных войск. Пока Рейхенау был начальником главного управления вооруженных сил, дела еще кое-как, но все-таки двигались вперед. Стоило занять этот пост Кейтелю, как сразу движущая сила исчезла. Он не мог сломить сопротивления главнокомандующих видов вооруженных сил.

Теперь можно сказать несколько слов о верховном командовании вооруженных сил. Фельдмаршал Кейтель был неплохой человек и добросовестно старался выполнять свои обязанности; но вскоре он подпал под влияние Гитлера и чем дальше тем больше терял способность сопротивляться его гипнозу. Свою нижнесаксонскую преданность он сохранил до самой смерти. Гитлер знал, что он может полностью положиться на [643] этого человека, поэтому он и держал Кейтеля на такой должности, хотя и знал, что он не блестяще разбирается в вопросах стратегии. Фельдмаршал не оказывал влияния на ход операций; он больше занимался административными вопросами, т. е. выполнял функции бывшего военного министерства. Несчастье Кейтеля было в том, что он не находил в себе сил протестовать против приказов Гитлера, противоречащих международному праву и морали. Только этим можно объяснить, что так называемый «приказ о комиссарах» и директива «Ночь и туман» были спущены в войска. За эту слабость он и поплатился в Нюрнберге своей жизнью; его семье не разрешили даже оплакать урну с его прахом.

Генерал-полковник Иодль, начальник штаба оперативного руководства вооруженными силами, осуществлял с апреля 1940 г., со времени кампании в Норвегии, фактическое руководство операциями вооруженных сил. Так же, как и Кейтель, он был порядочным человеком, но поддался влиянию Гитлера. Однако не был так сильно зачарован последним, как Кейтель, и поэтому более критично относился к фюреру. После спора с Гитлером в период Сталинградской битвы Иодль весь погрузился в работу, которую он выполнял в основном самостоятельно, не прибегая к помощи технических сотрудников. Он был замкнут и уступил в вопросе о реформе военного и политического руководства, а также в вопросе реорганизации генерального штаба. И только в последние дни войны он в корне изменил свои взгляды. Иодль разделил горькую участь Кейтеля. Оба эти генерала смогли бы многое предотвратить в судьбе нашего народа, если бы они по-другому относились к Гитлеру. Фюрер шел на уступки, когда видел [644] перед собой единый фронт. Но так как военные руководители никогда не выступали против Гитлера единым фронтом, последнему удавалось «прижимать к стенке» главное командование сухопутных войск и отвергать все возражения сего стороны.

Что касается главного командования сухопутных войск, то его роль была заметна только во время польской кампании. Но уже в тот период между Гитлером и главным командованием сухопутных войск наметились разногласия, побудившие фюрера возложить непосредственное руководство кампанией в Норвегии на штаб оперативного руководства вооруженными силами, а не на главное командование сухопутных войск. Разногласия, возникшие в 1940 г. при обсуждении оперативных планов войны против западных держав, обострили эти противоречия. Во время кампании в России дело дошло до серьезных недоразумений, а в декабре 1941 г. и до разрыва между Гитлером и главнокомандующим сухопутными войсками фельдмаршалом фон Браухичем. Браухич был высокообразованным офицером генерального штаба. Но, к сожалению, ему трудно было работать с таким партнером, как Гитлер. На первых порах своей деятельности он фазу попал в зависимое положение от фюрера. Это чувство зависимости влияло на его поведение и сковывало его энергию.

С уходом Браухича главное командование сухопутных войск фактически прекратило свое существование. Принадлежать к командованию, значит, как показывает само название, иметь командную власть. После 19 декабря 1941 г. командная власть полностью перешла в руки Гитлера. Практически это означало, что генеральный штаб старой прусско-германской закалки прекратил свое существование.

15 лет я с гордостью носил форму генерального штаба. Среди моих учителей и начальников имеется немало образцовых людей, которым я бесконечно благодарен. Среди моих коллег было много хороших и верных друзей, среди подчиненных — много [645] великолепных помощников и советников. Всех их я сердечно благодарю.

Дважды проигрывали мы в мировых войнах, дважды распускали победители наш генеральный штаб. Эти действия стран-победительниц говорят об их непроизвольном уважения к этому великолепному военному органу.

«Нам осталось молчание».

«Быть или не быть? Вот в чем вопрос!»

На этом я заканчиваю свои воспоминания. Мне очень трудно было писать о том, что дважды приводило нас к катастрофе, о том, что мне пришлось лично пережить. Я слишком ясно видел недостаточность всякой земной воли, чтобы не признать ошибок наших учреждений и наших недостатков.

В тяжелые дни один принц прусского королевского дома прислал мне небольшой портрет Фридриха Великого, на котором были написаны слова, сказанные великим королем в момент величайшей опасности своему другу маркизу д'Аржан: «Ничто не изменит внутреннего существа моей души, я пойду своим прямым путем, буду делать все, что сочту полезным и честным». Я утерял этот портрет, но запомнил слова короля и руководствовался ими в своих действиях. Я не мог предотвратить поражения своего отечества, хотя и прилагал все свои усилия. Никто не может сомневаться в моей доброй воле.

В этой книге я выражаю свою благодарность, как погибшим, так и уцелевшим моим старым солдатам; она должна навечно сохранить их славу.

К вам, моим старым солдатам, я и обращаюсь с заключительными словами.

Воспряньте духом, выше голову, как некогда на параде, мои боевые друзья! Вы не должны стыдиться своих деяний. Вы были достойными солдатами. Будьте [646] же сегодня достойными гражданами своего народа! Не опускайте рук и не отказывайте в помощи своему отечеству в такое тяжелое для него время! Соберите все свои физические и духовные силы и отдайте их делу восстановления родины, каждый должен работать там, куда забросила его судьба, одинаково тяжелая для всех нас. Никакая, даже самая черная работа не позорна, если она делается от всего сердца и чистыми руками. Не унывайте, если вам будет трудно. Если мы будем трудиться вместе на благо нашего народа, то взойдет и для нас солнце успеха и Германия снова возродится.

Не забывайте стихотворения Богислова фон Зелхова, бывшего кайзеровского морского офицера, уроженца Померании:

И далее — слова, особенно актуально звучащие сегодня: