Глава II.

Возникновение бронетанковых войск Германии

В период между двумя войнами я занимался главным образом организацией бронетанковых войск Германии. Хотя по военному образованию я являлся пехотинцем и не имел никакого технического образования, судьба надолго связала меня с деятельностью, имевшей Отношение к моторизации войск.

После возвращения из Прибалтики осенью 1919 г. и непродолжительной службы в 10-й бригаде рейхсвера в Ганновере я был назначен в январе 1920 г. командиром роты егерского батальона в Госларе, в котором служил до войны. О возвращении на службу в генеральный штаб, к корпусу офицеров которого я принадлежал до осени 1920 г., я и не помышлял, так как мой отъезд из Прибалтики был связан с затруднениями служебного характера, кроме того, у меня не было почти никаких перспектив сделать военную карьеру в урезанных штатах стотысячного рейхсвера. Я был поражен, когда осенью 1921 г. мой командир полка полковник фон Амсберг спросил у меня, не желаю ли я возвратиться на службу в генеральный штаб. Я дал свое согласие, но некоторое время мне ничего не сообщали, и лишь в январе 1922 г. меня вызвал к себе [15] обер-лейтенант Иоахим фон Штюльпнагель, работавший в управлении войск министерства рейхсвера{4}, и спросил, почему я до сих пор не отправился в Мюнхен. От него я узнал, что командование намеревается перевести меня в инспекцию военных сообщений, в отдел автомобильных войск, так как инспектору, генералу фон Чишвитцу, нужен офицер генерального штаба. Он добавил, что в министерство рейхсвера меня переводят с 1 апреля и что мне дается возможность к этому сроку практически ознакомиться с работой автомобильных войск, для чего я получаю командировку в Мюнхен, в 7-й Баварский автомобильный батальон, куда мне и надлежит немедленно отправиться.

Обрадованный новым назначением, я немедленно отбыл в Мюнхен и явился к командиру батальона майору Лутцу, с которым мне довелось работать вместе несколько лет. Нас связывала не только совместная работа, я относился к нему с искренним уважением, а он ко мне — с исключительной благосклонностью.

В Мюнхене меня прикомандировали к 1-й роте, которой командовал профессиональный летчик Виммер. Майор Лутц сообщил мне, что в министерстве на меня будет возложена задача разработать вопрос об организации и использовании автомобильных войск. В Мюнхене я должен был заниматься главным образом подготовкой к выполнению указанной задачи. Майор Лутц и капитан Виммер сделали все для того, чтобы я мог подробно изучить организацию работы в батальоне.

1 апреля 1922 г. я явился в Берлин к генералу фон Чишвитцу за получением указаний относительно своей новой службы в министерстве рейхсвера. Он сообщил мне, что первоначально предполагал использовать меня для разработки вопросов применения автомобильных войск. Однако начальник его штаба майор Петтер [16] решил поручить мне изучение ряда других вопросов, касающихся автомастерских, бензоскладов, специальных сооружений, штатов технического персонала, а также автомобильных перевозок. Я был весьма удивлен этим и сообщил генералу, что совершенно не подготовлен к разработке этих преимущественно технических проблем и что для руководящей работы в данной области не имею необходимых познаний. Генерал фон Чишвитц ответил мне, что сначала предполагал использовать меня именно так, как передавал через майора Лутца, однако начальник штаба доказал ему, что согласно положению о военном министерстве Пруссии от 1873 г. (которое, конечно, дополнялось рядом других распоряжений) распределением кадров занимается не инспектор, а начальник штаба; поэтому он, генерал, к сожалению, ничего не мог изменить, но будет стараться привлекать меня также к участию в разработке намеченных им вопросов. Моя просьба об откомандировании меня в егерскую роту была отклонена.

Итак, меня перевели на работу в области техники, с чем мне пришлось смириться.

Мой предшественник не оставил после себя ничего ценного, кроме нескольких незаконченных документов. Дружескую поддержку нашел я лишь в лице некоторых старых чиновников военного министерства, знакомых с деловыми бумагами и знающих технику делопроизводства. Моя новая работа была весьма поучительной и полезной для моего дальнейшего совершенствования, однако наиболее ценным оказалось порученное мне генералом фон Чишвитцем изучение проблемы переброски войск на автомашинах. Благодаря этой работе, которой предшествовали небольшие практические занятия в Гарце, я впервые ознакомился с возможностями использования моторизованных войск. Теперь я мог иметь по этому вопросу собственное суждение.

Генерал фон Чишвитц чрезвычайно критически относился к моей деятельности; обращая особое [17] внимание на точность, он не пропускал ни одной моей ошибки, чем помог мне приобрести необходимые знания.

В первой мировой войне часто применялись переброски войск на автомашинах, однако они всегда осуществлялись в условиях позиционной обороны, и не было ни одного случая, чтобы при ведении маневренной войны они проводились непосредственно в сторону противника. Для неукрепленной Германии казалось невероятным, что будущая война начнется именно как война позиционная, с устойчивой линией фронта, поэтому мы были вынуждены считаться с необходимостью ведения подвижной обороны. Проблема переброски моторизованных войск в условиях маневренной войны сразу же вызвала необходимость организации охранения этих перебросок. Эффективное охранение могло осуществляться только бронетанковыми средствами. И вот я начал изучать историю, стремясь ознакомиться с опытом использования бронированных машин. Так, я познакомился с молодым обер-лейтенантом Фолькгеймом, который обработал имевшиеся незначительные данные о применении немцами в период, первой мировой войны небольших бронетанковых подразделений, а также с данными об использовании противником более крупных бронетанковых сил. Эти данные имели определенную ценность для нашей небольшой армии. Фолькгейм снабдил меня некоторой литературой, и я получил возможность приступить к изучению еще слабо разработанной теории использования бронетанковых войск. Наиболее богатый опыт в этой области имели англичане и французы. Я достал необходимую литературу и начал ее штудировать.

Это были преимущественно английские статьи и книги Фуллера, Лиддл Гарта и Мартеля, которые меня чрезвычайно заинтересовали и обогатили мою фантазию. Эти дальновидные специалисты уже в тот период хотели превратить бронетанковые войска в нечто более значительное, чем вспомогательный род войск для [18] пехоты. Они ставили танк в центр начинающейся моторизации нашей эпохи и являлись, таким образом, крупными новаторами в области разработки современных методов ведения войны.

В стране слепых одноглазый — король. Так как никто, кроме меня, данной проблемой не занимался, то вскоре я прослыл специалистом. Этому способствовали небольшие статьи, публиковавшиеся время от времени мной в газете «Милитэр-Вохенблат», редактор которой генерал фон Альтрок неоднократно навещал меня, побуждая к сотрудничеству в газете. Он был истинным солдатом и охотно предоставлял страницы газеты для статей по наиболее актуальным военным вопросам современности.

Сотрудничество в газете дало мне возможность познакомиться с австрийцем Фрицем Хайглем, автором «Справочника танкиста», который пользовался некоторыми моими советами по тактическим вопросам.

Зимой 1923/24 г. под моим руководством была проведена военная игра на тему «Использование моторизованных войск во взаимодействии с авиацией». Руководство игрой мне было поручено подполковником фон Браухичем — будущим главнокомандующим сухопутными силами Германии. Игра была одобрена отделом боевой подготовки. Мне было предложено стать преподавателем тактики и военной истории. После соответствующего экзамена я был направлен в так называемую «учебную» командировку. Осенью 1924 г. я прибыл в штаб 2-й дивизии, находившийся в Штеттине (Щецин), которой в то время командовал генерал фон Чишвитц, снова ставший моим начальником.

До переезда в Штеттин я под руководством полковника фон Натцмера, заменившего Чишвитца на посту инспектора автомобильных войск, провел ряд тактических занятий на тему использования бронетанковых войск совместно с кавалерией для ведения разведки. Во время занятий мы пользовались лишь неуклюжими бронемашинами, которые нам разрешено было иметь [19] по Версальскому мирному договору. Хотя эти машины из-за своего большого веса были в состоянии двигаться в основном только по дорогам, я был удовлетворен результатами занятий и при подведении итогов выразил надежду, что теперь автомобильные войска будут выведены из подчинения органов тыла и станут боевыми частями. Однако мой инспектор придерживался противоположного мнения и в ответ на мои высказывания бросил реплику: «К черту боевые части! Пусть перевозят муку».

Итак, я прибыл в Штеттин, чтобы преподавать тактику и военную историю офицерам, предназначенным для работы в генеральном штабе. Новая служба требовала много работы; перед своими весьма критически настроенными слушателями мне приходилось ставить хорошо продуманные задачи, всесторонне оценивать решение этих задач и делать ясные выводы. В преподавании военной истории я уделял значительное внимание кампании Наполеона 1806 г. К изучению этой кампании в Германии до этого относились с пренебрежением, так как она закончилась чувствительным поражением; между тем с точки зрения ведения маневренных операций она довольно поучительна. Далее я уделил внимание истории боевых действий немецкой и французской кавалерии осенью 1914 г. Детальное изучение данного вопроса оказалось чрезвычайно полезным для дальнейшего развития моих тактических и оперативных взглядов, так как это еще больше укрепило меня во мнении максимально использовать элемент подвижности в войне.

В процессе тактических занятий и военных игр я при всяком удобном случае старался изложить перед слушателями свои взгляды. Мой непосредственный начальник майор Херинг обратил на это внимание, что и отметил в данной мне аттестации.

После трех лет преподавания я снова был направлен в министерство рейхсвера, где стал работать в отделе военных перевозок управления войск, начальником [20] которого был полковник Хальм, а затем подполковники Вегер и Кюне, Отдел военных перевозок подчинялся в то время оперативному отделу. Мне было поручено составить реферат, в котором я должен был изложить свои взгляды на возможности переброски войск автотранспортом. Управлению войск казалось тогда возможным производить крупные переброски частей и соединений нормального состава на обычных грузовых машинах. Никаких других транспортных средств у нас в тот период не было. При изучении этого вопроса мы столкнулись с рядом трудностей, вытекавших из свойств данного вида транспорта. Французы в период первой мировой» войны производили подобные переброски войск, в частности во время сражения под Верденом; однако они осуществлялись за неподвижной линией фронта, а в подобных условиях не требовалась немедленная доставка к месту назначения всего принадлежащего дивизии конного транспорта и особенно артиллерии. Когда же встал вопрос о возможности переброски автотранспортом целых дивизий вместе со всеми их тылами в условиях маневренной войны, стало очевидным, что для этого потребуется огромное количество грузовых автомашин. По этому поводу у нас развернулись горячие споры, причем сомневавшихся было больше, чем веривших.

Осенью 1928 г. полковник Штоттмейстер из учебного отдела автомобильных войск обратился ко мне с просьбой взять на себя преподавание тактики танковых войск его слушателям. Мои начальники из управления войск согласились на то, чтобы я взял на себя эту дополнительную работу. Таким образом, я снова стал заниматься танками, правда, пока только теоретически. Однако мне недоставало практических знаний в этой области, к тому времени я еще ни разу не побывал внутри танка. Теперь же мне предстояло преподавать дисциплину, имеющую непосредственное отношение к танкам. Тщательная подготовка к занятиям потребовала от меня серьезного изучения различных источников. [21]

Теоретическая разработка вопроса теперь уже не представляла таких трудностей, как в первое время моя работа в министерстве рейхсвера, потому что к этому времени уже появилась богатая литература о прошедшей войне, а в иностранных армиях были даже изданы соответствующие наставления{5}. Для практических занятий использовались макеты танков. Первоначально макеты были обтянуты парусиной и перемещались людьми, а в дальнейшем делались из жести и передвигались с помощью мотора. Мы проводили такие занятия и совместно с пехотой, в частности с подразделениями 3-го батальона 9-го пехотного полка, которым последовательно командовали подполковники Буш и Лизе. Во время этих учений я познакомился со своим будущим коллегой Венком, бывшим тогда адъютантом 3-го батальона. Мы занимались с ним систематически, изучая действия в бою одиночных танков, танковых взводов, рот и батальонов,

Хотя возможности для проведения практических занятий были довольно ограниченными, тем не менее мы постепенно получали довольно ясное представление о перспективах использования танков в современной войне. Особенно плодотворной для работы моей фантазии явилась моя четырехнедельная командировка в Швецию, во время которой я имел возможность практически ознакомиться (во время маневров) с последним образцом немецкого танка LK II, использовавшегося в период войны.

По пути в Швецию мы с женой побывали в Дании, где приятно провели несколько дней в Копенгагене и его окрестностях.

Глубокое впечатление произвели на нас прекрасные скульптуры Торвальдсена. Сидя на террасе замка Хельсиньор, мы вспоминали слова Гамлета: [22]

Лучи солнца окрашивали бронзовые стволы пушек в зеленоватый цвет. Это была великолепная картина.

Дальнейший путь от Мотала до Стокгольма мы совершили на пароходе. По дороге остановились, чтобы осмотреть красивую старинную церковь Врета. На следующий день мы увидели великолепные здания Стокгольма — этой северной Венеции.

Я был направлен во 2-й гвардейский батальон. Его командир полковник Бурен принял меня весьма любезно. Меня прикомандировали к роте, которой командовал капитан Клингспор; с ним у меня установилась прочная дружба, продолжавшаяся до самой его преждевременной смерти.

Шведские офицеры, с которыми нам приходилось иметь дело, встретили нас, немецких офицеров, весьма гостеприимно. Во время тактических занятий нас очень тепло принимало местное население, предоставившее нам квартиры.

Мы посетили тещу капитана Клингспора — мадам Гедерлунд в ее чудном замке, расположенном у самого моря. Мадам Гедерлунд владела заводом, вырабатывавшим превосходный шведский пунш, которого мы вдоволь отведали. Посетили королевское имение Тюльгарн, которым управлял офицер запаса по фамилии Багер, служивший ранее в танковом батальоне. Вместе с полковником Бурен ездили на охоту. В Скансене посетили театр, расположенный под открытым небом, осмотрели картины известного художника Лильефорса.

В Дроттнингхольме нам показали кожаные обои из дворца Валленштейн в Праге, «спасенные» великим шведским королем Густавом Адольфом во время Тридцатилетней войны. Тогда мы смеялись над этим странным термином, когда кастелян объяснял значение этих прекрасных обоев. Теперь же можно сказать, что действительно некоторые из этих сокровищ были спасены, [23] ибо в противном случае они едва ли избежали бы уничтожения во время второй мировой войны. К их числу принадлежит «Кодекс Аргентеус», помещенный под стеклом за фиолетовой шелковой занавесью в университетской библиотеке города Упсала. Вблизи этого бесценного документа я обнаружил библию, которую король Генрих III подарил кафедральному собору города Гослар. Она также принадлежит к числу спасенных сокровищ из более чем 250 ограбленных Густавом Адольфом немецких городов.

До сих пор я с большим удовольствием вспоминаю поездку в Швецию, оказавшуюся для меня весьма полезной.

В том же 1929 г. я пришел к выводу, что одни танки или танки, приданные пехоте, не могут иметь решающего значения. Изучение военной истории, итогов маневров в Англии и собственного опыта убедили меня в том, что танки могут быть использованы наиболее эффективно лишь тогда, когда всем остальным родам войск, поддерживающим танки, будет придана такая же скорость и проходимость. Танки должны играть ведущую роль в соединениях, состоящих из различных родов войск; все остальные рода войск обязаны действовать в интересах танков. Поэтому необходимо не танки придавать пехотным дивизиям, а создавать танковые дивизии, в состав которых должны входить различные рода войск, обеспечивающие эффективность действий танков.

Во время командирских занятий на местности. проводившихся летом 1929 г., руководя одной из групп, я принял за основу танковую дивизию. Занятия прошли успешно, и я был уверен, что нахожусь на правильном пути. Однако новый инспектор военных сообщений генерал Отто фон Штюльпнагель запретил мне оперировать во время занятий танковыми соединениями. так как он считал, что танковая дивизия является утопией. Я мог говорить только о танковых полках.

Осенью 1929 г. начальник штаба инспекции [24] автомобильных войск полковник Лутц, бывший мой мюнхенский покровитель, спросил меня, не желаю ли я стать командиром автомобильного батальона. Я дал согласие и с 1 февраля 1930 г. был назначен командиром 3-го прусского автомобильного батальона, расположенного в Берлин-Ланквитце. Батальон состоял из четырех рот: 1-я и 4-я роты находились вместе со штабом батальона в Берлин-Ланквитце, 2-я рота — в учебном лагере Доберитц-Эльсгрунд, а 3-я рота — в Нейссе (Ныса), 4-я рота была выделена из состава 3-го обозного батальона. После того как я принял подразделения своего батальона, полковник Лутц оказал мне содействие в переформировании последнего, 1-я рота была снабжена бронемашинами, а 4-я — мотоциклами; таким образом, две роты могли стать ядром будущего моторизованного разведывательного батальона, 2-я рота была выделена как танковая и снабжена макетами танков; 3-я рота предназначалась в качестве противотанковой, поэтому была снабжена деревянными макетами пушек. Хотя 1-я рота и имела старые бронемашины, разрешенные нам Версальским договором, однако во время занятий мы в целях экономии моторесурсов пользовались макетами. Одна только мотоциклетная рота имела настоящее вооружение — пулеметы.

С большим рвением приступил я к практическим занятиям со своими импровизированными подразделениями, радуясь, что наконец-то стал до известной степени полновластным хозяином подразделения. Офицеры и рядовой состав занимались с большим воодушевлением, так как эти занятия внесли некоторую свежесть в затхлую атмосферу нашей армии. Но со стороны своих начальников я не встречал должного понимания. Например, инспектор военных сообщений так мало верил в этот еще совсем молодой род войск, что запретил нам проводить в учебном лагере занятия совместно с другими батальонами. В маневрах 3-й дивизии, в состав которой входил наш батальон, нам разрешили принять участие только одним взводом. [25]

Исключение составлял наш командир дивизии Иоахим фон Штюльпнагель, который в свое время сообщил мне о моей командировке в Мюнхен. Этот образцовый генерал проявлял большой интерес к нашим занятиям и чутко реагировал на запросы нашего подразделения, оказывая значительную помощь. К сожалению, генерал весной 1931 г. решил выйти в отставку из-за каких-то неприятностей с министерством рейхсвера. Той же осенью ушел в отставку и наш инспектор генерал Отто фон Штюльпнагель. Когда я прощался с ним, он заявил мне: «Вы слишком напористы. Но поверьте мне, что ни я, ни вы не доживем до того времени, когда у немцев будут свои танковые силы». Скептицизм парализовал силы этого умного человека. Он понимал значение проблемы, но не знал, как ее решить.

Вместо него инспектором был назначен генерал Лутц, занимавший до того пост начальника его штаба. Это был умный человек, обладавший обширными техническими знаниями и большими организаторскими способностями. Признавая преимущества выработанных мною тактических принципов, он полностью встал на мою сторону.

Генерал Лутц назначил меня с осени 1931 г. своим начальником штаба. С этого времени начался период упорной борьбы за создание танковых войск, закончившейся в конечном счете нашей победой.

Для нас было ясно, что будущая структура бронетанковых войск должна способствовать их использованию для решения оперативных задач. Поэтому организационной единицей могла быть только танковая дивизия, а в дальнейшем — танковый корпус. Задача состояла теперь в том, чтобы убедить представителей других родов войск, а также руководство армии, что наш путь является правильным. Сделать это было трудно, так как никто не верил, что автомобильные войска, относившиеся к службе тыла, могут быть использованы в тактических и даже в оперативных целях. Старые рода войск, прежде всего пехота и кавалерия, считались [26] основными. Пехоту все еще называли "царицей полей". Так как Германии было запрещено иметь бронетанковые войска, никто не мог собственными глазами увидеть столь расхваливаемое новое боевое средство, а наши макеты танков из жести вызывали во время маневров насмешливые замечания участников первой мировой войны. Иногда нас просто жалели, не принимая наши занятия всерьез. В лучшем случае допускали, что бронетанковые войска могут стать вспомогательным родом войск для пехоты, но никто не считал их новым самостоятельным родом войск.

Особенно упорная борьба разгорелась у нас с инспекцией кавалерии. Мой генерал спросил у кавалеристов, какую роль они отводят в будущем кавалерии: будет ли она выполнять разведывательные или боевые задачи? Инспектор кавалерии генерал фон Гиршберг ответил, что, по его мнению, кавалерия будет выполнять задачи боевого характера, а от выполнения задач по ведению оперативной разведки он отказывается в пользу автомобильных войск. Поэтому мы и решили готовить наши бронеразведывательные батальоны для выполнения этих задач. Одновременно мы стремились к тому, чтобы были созданы и танковые дивизии. Наконец, мы считали необходимым, чтобы в каждой пехотной дивизии был создан моторизованный противотанковый дивизион, так как, по нашему убеждению, для эффективной защиты от танков необходимо иметь оружие, скорость передвижения которого была бы равной скорости танков.

Генерал Кнохенгауэр, в прошлом пехотинец, сменивший генерала фон Гиршберга, не собирался уступить нам позиции, от которых кавалерия уже отказалась. Из имевшихся в тот период трех кавалерийских дивизий он создал кавалерийский корпус, намереваясь снова возложить на кавалерию задачи ведения оперативной разведки, используя при этом наше детище — танковые подразделения. По его мысли, приход в наши новые подразделения офицеров-кавалеристов должен [27] был оказать на них благотворное влияние. Однако между нами и кавалеристами происходили горячие дискуссии, нередко принимавшие слишком острые формы.

В конце концов новые идеи восторжествовали: мотор победил лошадь, а пушка — пику.

Наряду с вопросами организации и использования бронетанковых войск уделялось много внимания подготовке материальной части, с помощью которой мы хотели воплотить наши идеи. В этой области уже была проделана некоторая предварительная работа. С 1926 г. за границей работала опытная станция, где проводились испытания немецких танков{6}. Управление вооружения армии сделало заказ различным фирмам на производство двух типов средних танков и трех типов легких танков. Было выпущено по два танка каждого типа.

Таким образом, мы получили в общей сложности десять танков. Средние танки были вооружены 75-мм пушками, а легкие танки — 37-мм пушками. Опытные танки имели броню не из стали, а из литого железа. Скорость движения всех этих машин не превышала 20 км/час.

Капитан Пирнер, отвечавший тогда за проектирование танков, стремился воплотить в конструкцию танков ряд современных требований, таких, как газонепроницаемость, проходимость, круговой обстрел из [28] башенной пушки и пулемета, достаточно большой клиренс, маневренность и т. п. Это ему в значительной степени удалось осуществить. Не совсем удачно было оборудовано место для командира Танка, которое находилось в передней части машины, рядом с местом водителя; командир танка был лишен всякой возможности вести наблюдение в направлении, обратном ходу танка, и имел чрезвычайно ограниченные возможности для наблюдения в стороны от направления движения, поскольку этому мешали гусеницы и слишком глубокое расположение сиденья. Танки в то время еще не были снабжены радиостанциями. Хотя танки, выпущенные в двадцатых годах, были в техническом отношении более совершенными, нежели танки периода первой мировой войны, все же в тактическом отношении они далеко не отвечали тем требованиям, какие предъявлялись к ним в свете новых веяний. Опытные образцы танков нельзя было запускать в серийное производство, требовалось проектирование новых типов танков.

В то время у нас считали, что для вооружения танковых дивизий нужно иметь два типа танков: легкий танк, вооруженный бронебойной пушкой, а также башенным и курсовым пулеметами, и средний танк, вооруженный пушкой более крупного калибра и такими же пулеметами. В каждом танковом батальоне предполагалось вооружить легкими танками три роты и средними — одну. Последняя предназначалась для поддержки рот легких танков.

По вопросу о калибре орудий наше мнение разошлось с мнением начальника управления вооружения и инспектора артиллерии, которые считали, что легкому танку вполне достаточно иметь пушку калибра 37 мм, в то время как я полагал, предвидя усиление брони танков иностранных армий, что на легком танке нужно иметь пушку калибра 50 мм. Однако ввиду того, что пехота была вооружена тогда 37-мм противотанковой пушкой, я и генерал Лутц были вынуждены в целях упрощения производства согласиться на вооружение [29] легких танков 37-мм пушкой. Нам, правда, удалось договориться об изготовлении башни легкого танка такого диаметра, чтобы он допускал в дальнейшем установку на нем пушки калибра 50 мм. Средние танки было решено вооружить пушкой калибра 75 мм. Общий вес танка не должен был превышать 24 т. Исходным пунктом для установления этих данных служила грузоподъемность мостов на дорогах Германии. Скорость танков была определена в 40 км/час. Экипаж как легкого, так и среднего танка должен был состоять из пяти человек — командира танка, наводчика, заряжающего, водителя и радиста. Наводчик и заряжающий должны были находиться во вращающейся башне, а для командира танка предполагалось устройство отдельной небольшой командирской башни, над местом наводчика, дающей возможность вести круговое наблюдение; впереди находились места водителя и радиста. Командование экипажем должно было осуществляться по ларингофону. Связь между танками должна была осуществляться по радио.

При сравнении этих требований к конструкции танков с требованиями, предъявлявшимися к ранее упомянутым опытным образцам, становилось ясным, что они исходили из новых установок о тактическом и оперативном использовании танков. Было также ясно, что пройдет несколько лет, прежде чем танки новой конструкции будут пригодны для боевых действий. Поэтому мы считали необходимым создать пока такие танки, которые могли бы быть использованы для учебных целей. Мы остановили свой выбор на учебном танке, смонтированном на шасси Карден-Ллойда, закупленных в Англии и предназначавшихся для установки 20-мм зенитной пушки. Этот тип учебного танка допускал лишь установку пулеметов во вращающейся башне. Такие танки, получившие обозначение T-I, могли быть изготовлены к 1934 г. и использованы в качестве учебных машин до того времени, пока не будут готовы боевые танки. Никто, конечно, не думал в 1932 г., что [30] с этими небольшими учебными танками нам придется в один прекрасный день вступить в бой с противником.

Ввиду того, что производство основных типов танков затянулось на большее время, чем мы предполагали, генерал Лутц принял решение построить еще один промежуточный тип танка, вооруженного 20-мм автоматической пушкой и одним пулеметом. Производством этих танков, получивших обозначение T-II, занималась фирма МАН.

Летом 1932 г. в учебных лагерях Графенвер и Ютербог впервые под руководством генерала Лутца были проведены учения усиленных пехотных полков с участием танковых батальонов, имевших, конечно, только макеты танков. На маневрах, проводившихся в том же году, впервые после заключения Версальского договора участвовали немецкие бронеавтомобили, представлявшие собой временный тип на шасси трехосного грузовика, облицованного стальной броней. Школьники, которые прежде протыкали наши макеты своими карандашами, чтобы заглянуть внутрь, были поражены новыми бронемашинами так же, как и пехотинцы, привыкшие раньше обороняться камнями от презираемых ими танков. Штыки также были бесполезны для борьбы с броней.

Эти маневры доказали возможность боевого применения моторизованных и танковых частей и подразделений. Командование кавалерийскими войсками во многих случаях еще допускало нападки на нас, считая наши взгляды нереальными, но наши успехи были уже настолько велики, что их нельзя было не замечать. В рядах наиболее дальновидных молодых офицеров-кавалеристов произошел перелом в сторону признания перспектив нового рода войск; многие из них поняли, что в наше время испытанные принципы действий кавалерии должны осуществляться новыми средствами.

На маневрах 1932 г. в последний раз присутствовал престарелый фельдмаршал Гинденбург. Я был поражен тем, с какой четкостью он отмечал при подведении [31] итогов допущенные на маневрах ошибки. Говоря о командовании кавалерийским корпусом, Гинденбург заметил: «В войне залогом успеха является простота замысла. Я был в штабе кавалерийского корпуса. То, что я там видел, было далеко от этого». Он был совершенно прав.

В 1933 г. рейхсканцлером был назначен Гитлер. С этого времени внутренняя и внешняя политика Германии полностью изменилась. Впервые я увидел и услышал Гитлера в начале февраля на открытии автомобильной выставки в Берлине.

Необыкновенным был тот факт, что сам рейхсканцлер открывал выставку вступительной речью. Его речь также в значительной степени отличалась от речей министров или канцлеров, выступавших при аналогичных обстоятельствах. Гитлер сообщил в своей речи об отмене налога на автомобили и о планах строительства автострад и производства дешевых автомобилей.

Что касается той области, в какой я работал, то в ней произошли существенные изменения, вызванные назначением генерала Бломберга военным министром и генерала Рейхенау начальником канцелярии министерства. Оба они придерживались современных взглядов; в лице этих двух представителей высшего командования я нашел, таким образом, людей, полностью понимавших значение бронетанковых войск. К этому следует добавить, что сам Гитлер также проявил большой интерес к 'вопросам моторизации армии и создания бронетанковых войск. Свидетельством этого явилось приглашение, полученное мной через управление вооружения армии, продемонстрировать в течение получаса перед рейхсканцлером в Куммерсдорфе действия подразделений мотомеханизированных войск. Я показал Гитлеру мотоциклетный взвод, противотанковый взвод, взвод учебных танков T-I, взвод легких бронемашин и взвод тяжелых бронемашин. Большое впечатление на Гитлера произвели быстрота и точность, проявленные нашими подразделениями во время их движения, [32] и он воскликнул: «Вот это мне и нужно!» После этого случая у меня сложилось впечатление, что канцлер полностью согласился бы с моими планами организации нового вермахта, если бы мне удалось изложить ему мои взгляды. Однако в этом я встретился с существенными затруднениями, связанными с неповоротливостью наших военных органов и отрицательным отношением к моим взглядам со стороны руководящих лиц генерального штаба, мешавших мне связаться с генералом Бломбергом.

Между прочим следует отметить тот характерный для германской политики факт, что с 1890 г. только один канцлер, а именно Бисмарк, проявил однажды интерес к развитию вооружения армии, посетив Куммерсдорф. С тех пор до Гитлера здесь не был ни один канцлер. Об этом говорила книга посетителей, которую начальник управления вооружения генерал Беккер открыл перед Гитлером, попросив его расписаться. Этот факт доказывает, что германская политика была лишена какого бы то ни было «милитаризма».{7}

21 марта 1933 г. я присутствовал на открытии рейхстага, которое состоялось в гарнизонной церкви Потсдама. Я занял место наверху, за пустым креслом императрицы и за креслом, занимаемым престарелым фельдмаршалом Макензеном, откуда мог любоваться старинными картинами, висевшими на стенах перед памятником Фридриха Великого.

23 марта 1933 г. был принят пресловутый закон о предоставлении чрезвычайных полномочий правительству, наделивший рейхсканцлера диктаторскими правами. Он был одобрен большинством голосов, поданных депутатами от партии «национального фронта» и от партии центра. Социал-демократическая партия мужественно голосовала против этого закона, губительности [33] которого для будущей судьбы Германии многие политики тогда не понимали. Ответственность за его последствия должны нести те политические деятели, которые в свое время голосовали за его принятие.

Летом 1933 г. командир моторизованного корпуса национал-социалистов Адольф Генлейн пригласил меня принять участие в слете штурмовых отрядов СА, который должен был состояться в Годесберге и где обещал присутствовать Гитлер. Мне было интересно увидеть Гитлера в кругу его близких приверженцев. Кроме того, сам Генлейн был прямым и честным человеком, с которым можно было работать, поэтому я пообещал ему прибыть на слет.

Гитлер выступил с докладом о национал-социалистской революции, проявив при этом изрядные знания в области история. В своем докладе он указал, что каждая революция после достижения своей цели переходит в эволюцию. Такой именно период уже наступил для национал-социалистской революции. Он потребовал от своих последователей, чтобы они учли это обстоятельство. Оставалось только надеяться, что это требование Гитлера будет выполнено.

На этом слете я имел возможность познакомиться с главным судьей партии Бушем, оказавшимся серьезным и уравновешенным человеком, придерживавшимся разумного взгляда на вещи, но не имевшим в дальнейшем, к сожалению, возможности осуществить свои принципы.

Я покинул Годесберг в надежде на то, что объявленный Гитлером период эволюции вскоре действительно наступит.

В 1933 г. дело организации бронетанковых войск значительно продвинулось. Ряд пробных учений и тактических занятий, проведенных с применением макетов танков, дал мне ясное представление о взаимодействии танков с другими родами войск и еще раз укрепил мою уверенность в том, что бронетанковые войска смогут сыграть свою роль в современной войне только тогда, [34] когда они будут рассматриваться как главный и основ ной род войск, будут объединены в танковые дивизии и усилены другими полностью моторизованными родами войск.

Если в области тактического использования бронетанковых войск мы добились известных успехов, то вопрос о материальной части доставлял нам еще очень много хлопот. В результате разоружения Германии, проводимого в соответствии с Версальским договором, наша промышленность не производила в течение десятилетия военных материалов. Потеря квалифицированных кадров и отсутствие необходимого оборудования явились причиной того, что наши пожелания в области танкостроения не могли быстро осуществляться. Особенно большие затруднения возникли при производстве специальной стали для танков, которая должна была обладать необходимой вязкостью; первые образцы стальных плит для танков ломались, как стекло. Много времени потребовалось также и на то, чтобы наладить производство радиоаппаратуры и оптики для танков. Однако я не раскаивался, что в тот период твердо настаивал на выполнении своих требований: танки должны обеспечивать хорошее наблюдение и быть удобными для управления. Что касается управления танком, то мы в этом отношении всегда превосходили своих противников; ряд имевшихся не очень существенных недостатков мы смогли исправить в дальнейшем.

Осенью 1933 г. генерал барон фон Фрич был назначен командующим сухопутными силами. Во главе армии оказался, таким образом, человек, пользовавшийся доверием всего офицерского корпуса. Это был благородный, умный и рыцарски честный солдат, имевший правильные тактические и оперативные взгляды. Не обладая обширными техническими знаниями, он, однако, был всегда готов без всякого предубеждения заняться рассмотрением новых предложений и согласиться с ними, если только он мог убедиться в их [35] целесообразности. Поэтому разрешать с ним вопросы, касающиеся развития бронетанковых войск, было значительно легче, чем с другими представителями ОКХ{8}.

Еще будучи начальником оперативного отдела генерального штаба, он интересовался вопросами моторизации и создания бронетанковых войск; одну из своих поездок в войска он специально посвятил изучению организации танковой дивизии. Получив новое высокое назначение, Фрич продолжал проявлять большой интерес к нашему делу. Характерной является следующая оценка. Я принес ему на доклад материал по некоторым техническим вопросам. Он выразил сомнение в правильности некоторых положений и сказал: «Вы должны знать, что все техники лгут». Я ответил: «Разумеется, они часто лгут, но обычно это становится известно другим через год-два после того, как они убедятся, что идеи этих техников не могут быть осуществлены на практике. Тактики тоже лгут, но это становится очевидным лишь после поражения, полученного в ближайшей войне, т. е. слишком поздно».

Фрич по привычке задумчиво перенес монокль с одного глаза на другой и сказал: «Пожалуй, вы правы».

Насколько сдержанным и почти застенчивым он бывал в присутствии большого общества людей, настолько откровенным и доступным был среди друзей, которым доверял.

В таких случаях обычно проявлялся его юмор, и он бывал до обаятельности любезен.

Значительно тяжелее было работать с новым начальником генерального штаба генералом Беком. Это был благородный человек старой школы с уравновешенным, даже слишком уравновешенным характером, последователь Мольтке, взглядами которого он и хотел руководствоваться при создании генерального штаба [36] третьей империи. О современной сложной технике он не имел никакого представления.

Ввиду того, что на работу в генеральный штаб, особенно в качестве своих ближайших помощников, он подбирал людей, придерживавшихся одинаковых с ним взглядов, центральный аппарат армии со временем постепенно сам собой превратился в реакционную клику, с которой чрезвычайно трудно было работать. Бек выступал против наших планов организации бронетанковых войск, считая, что танковые войска должны стать вспомогательным родом войск, способствующим действиям пехоты, и придерживался мнения, что наибольшей единицей танковых войск должна быть танковая бригада. Он считал, что идея создания танковых дивизий нереальна.

С Беком мне преимущественно и приходилось вести борьбу по вопросам формирования танковых дивизий и создания уставов для боевой подготовки бронетанковых войск. В конце концов он согласился на создание двух танковых дивизий, в то время как я настаивал на создании трех. Я с большим жаром пытался доказать ему преимущества новых соединений, в особенности их оперативную роль. Он же твердил мне одно: «Нет, нет, я об этом и слышать не хочу. Вы слишком напористы». Он совершенно не верил моим докладам, в которых я утверждал, что развитие радиотехники обеспечит управление танковыми соединениями, несмотря на большую скорость танков.

Особенно был недоволен Бек уставными требованиями, что командиры всех степеней обязаны находиться впереди своих войск.

«Как же они будут руководить боем, — говорил он, — не имея ни стола с картами, ни телефона? Разве вы не читали Шлиффена?». То, что командир дивизии может выдвинуться вперед настолько, что будет находиться там, где его войска вступили в соприкосновение с противником, было свыше его понимания.

Бек, вообще говоря, был человеком медлительным [37] как в военном отношении, так и в политическом. Повсюду, где бы только он ни появлялся, он всегда оказывал какое-то парализующее влияние. В каждом новом деле он видел трудности и был полон опасений. Для того, чтобы иметь о нем более полное представление, следует добавить, что это он пропагандировал ведение боевых действий методом подвижной обороны, которая упоминалась в наших уставах еще до первой мировой войны под термином «сдерживающий бой». Бек ввел изучение всей армией (вплоть до стрелкового отделения) «подвижной обороны» как одного из видов боя. Понятие этого вида боя отличалось полной неясностью, и мне ни разу не приходилось видеть, чтобы участники занятий на данную тему были удовлетворены ими. После того как были созданы танковые дивизии, Фрич прекратил изучение «подвижной обороны».

Весной 1934 г. было создано командование мотомеханизированных войск; командующим ими был назначен генерал Лутц, а я — его начальником штаба. Кроме того, генерал Лутц продолжал занимать должность инспектора автомобильных войск и начальника отдела вооружения управления общих дел военного министерства.

Приблизительно в это время Гитлер впервые встретился с Муссолини в Венеции и остался как будто недовольным результатами этой встречи. После своего возвращения Гитлер выступил с речью перед генералами вермахта и руководителями партии и штурмовых отрядов. На руководителей штурмовых отрядов речь Гитлера не произвела сильного впечатления. При выходе из зала слышны были реплики такого рода: «Адольфу еще придется многому поучиться». Отсюда я мог сделать заключение, что в самой партии существуют значительные разногласия.

30 июня 1934 г. загадка была разгадана. Начальник штаба штурмовых отрядов Рем и многие командиры штурмовых отрядов были расстреляны. Вместе с ними были расстреляны многие ни в чем неповинные [38] мужчины и женщины и, как это стало теперь известно, лишь только потому, что они когда-то выступали против партии. В числе расстрелянных оказались бывший военный министр и рейхсканцлер генерал фон Шлейхер и его жена, а также один из его сотрудников генерал фон Бредов. Попытка реабилитировать этих двух генералов перед общественным мнением ни к чему не привела. Лишь престарелый фельдмаршал фон Макензен заявил на состоявшемся в 1935 г. вечере памяти Шлиффена, на котором присутствовали молодые и старые офицеры генерального штаба, что честь Шлейхера и Бредова не была запятнана. Разъяснение Гитлера, сделанное им по этому поводу в рейхстаге, не могло считаться удовлетворительным. Тогда еще надеялись, что партия вскоре вылечится от своих «детских болезней». Оглядываясь на прошлое, можно лишь выразить сожаление, что тогдашнее руководство вермахта не проявило достаточной настойчивости, чтобы добиться полного удовлетворения. Этим оно оказало бы большую услугу себе, вермахту и всему немецкому народу.

2 августа 1934 г. Германия понесла тяжелую утрату: умер фельдмаршал фон Гинденбург, оставив свой народ в состоянии внутреннего революционного возбуждения, дальнейшее развитие которого нельзя было предвидеть. В этот день я писал своей жене:

«Не стало больше нашего старого властелина. Все мы сильно опечалены этой невозместимой утратой. Он был отцом для всего нашего народа и особенно для вермахта, и эту тяжелую потерю мы сможем возместить лишь с большим трудом и очень не скоро. Один факт существования Гинденбурга имел в глазах иностранных государств больше веса, чем письменные договоры и красивые слова. Он пользовался доверием всего мира. Мы, любившие и уважавшие его, потеряли очень много... Завтра будем присягать Гитлеру. Присяга, чреватая последствиями! Дай бог, чтобы обе стороны в одинаковой степени соблюдали эту присягу на благо Германии. Что касается армии, то она приучена соблюдать [39] присягу. Пусть она с честью ее соблюдает... Ты права. Было бы намного лучше, если бы представители различных организаций отложили по этому поводу всякого рода торжества и вместо громких речей... приступили к скромной работе по выполнению своего долга».

Эти строки, которые я писал 2 августа, характеризуют не только мое личное настроение, но и господствовавшие в то время настроения многих моих друзей, а также широких кругов нашего народа.

7 августа 1934 г. немецкие солдаты понесли своего фельдмаршала и рейхе президента на кладбище Танненберга на вечный покой.

Последними словами Гитлера, адресованными Гинденбургу, были: «Мертвый полководец, отныне твое место в Валгалле!»

Еще 1 августа рейхсканцлер и кабинет министров на основании закона о предоставлении чрезвычайных полномочий правительству приняли решение о том, чтобы в случае смерти Гинденбурга рейхспрезидентом являлся рейхсканцлер. Тем самым 2 августа Адольф Гитлер стал одновременно главой государства и верховным главнокомандующим вермахта. Так как он при этом сохранял должность рейхсканцлера, то в его руках была сосредоточена вся верховная власть государства. Диктатура Гитлера стала отныне почти неограниченной.

Наступил 1935 год, знаменательный тем, что в марте этого года Германия получила военный суверенитет.

Каждый солдат радостно приветствовал это событие, означавшее отмену позорных для Германии статей Версальского договора. На параде, проведенном в день памяти героев в присутствии фельдмаршала Макензена, принимали участие представители всех родов войск, в том числе и несколько батальонов недавно созданных бронетанковых войск, правда, в основном [40] не имевших материальной части. При подготовке вначале хотели отстранить бронетанковые войска от участия в параде, так как, по словам одного офицера генерального штаба, «со своими короткими карабинами они не смогут выполнить команду «на-караул». Несмотря на эти «веские» доводы, мне все же удалось добиться участия бронетанковых подразделений в параде.

16 марта 1936 г. я был приглашен на вечернюю беседу к английскому военному атташе. Незадолго до моего ухода из дома радио передало правительственное сообщение о введении вновь всеобщей воинской повинности в Германии. Беседа, которую я вел в тот вечер с английским атташе и присутствовавшим при этом моим знакомым офицером из Швеции, была чрезвычайно оживленной. Оба эти офицера выразили полное понимание, когда я сказал, что немецкая армия с удовлетворением встретила радостную весть о введении всеобщей воинской повинности.

Теоретически мы поставили перед собой цель — сравняться в области вооруженных сил с нашими хорошо вооруженными соседями. Практически же, особенно в отношении бронетанковых войск, мы не могли даже и думать о том, чтобы в ближайшее время иметь такое вооружение, которое хотя бы приблизительно равнялось по количеству и качеству вооружению соседних государств. Поэтому мы прежде всего пытались сравняться с ними в отношении организационной структуры бронетанковых войск и управления ими.

Объединение наших немногочисленных бронетанковых сил в крупные соединения — дивизии и объединение этих дивизий в корпус должно было компенсировать недостаток в количественном отношении.

Прежде всего наши военные начальники должны — были убедиться в том, что избранный нами путь является правильным, а план — осуществимым. С этой целью созданное в июне 1934 г. командование [41] мотомеханизированных войск решило провести под руководством генерала Лутца летом 1935 г. четырехнедельные учения для танковой дивизии, в которую были объединены все имевшиеся в то время бронетанковые части и подразделения. Командиром этой учебной дивизии был назначен генерал Вейхс. Части и подразделения дивизии были собраны в учебном лагере Мюнстера, где с ними проводилась систематическая подготовка. Основная задача в этот период состояла не в том, чтобы научить командиров самостоятельно принимать решения и выполнять их, а в том, чтобы вообще доказать возможность передвижения танковых соединений и ведения ими боевых действий во взаимодействии с другими родами войск. Генералы Бломберг и Фрич с большим интересом следили за этими учениями. Генерал Лутц пригласил Гитлера присутствовать на учениях, однако пассивное сопротивление адъютанта Гитлера помешало ему в этом.

Результаты учений оказались вполне удовлетворительными. Когда был выпущен желтый аэростат как сигнал об окончании учений, генерал-полковник Фрич шутливо заявил: «Теперь остается, чтобы на аэростате появилась надпись: «Танки Гудериана — самые лучшие!».

Во главе вновь созданного управления бронетанковыми войсками был поставлен генерал Лутц. Создание штаба танкового корпуса с нормальными штатами встретило сопротивление со стороны начальника генерального штаба сухопутных сил генерала Бека.

К 15 октября 1935 г. были сформированы три танковые дивизии: 1-я танковая дивизия под командованием генерала Вейхса, расположенная в Веймаре; 2-я танковая дивизия под командованием полковника Гудериана, расположенная в Вюрцбурге; 3-я танковая дивизия под командованием генерала Фессмана, расположенная в Берлине.

В начале октября я покинул Берлин, чтобы сменить службу в центральном аппарате на практическую [42] работу в войсках. Я знал. что после назначения генерала Лутца командование бронетанковыми войсками оказалось в надежных руках. Однако приходилось считаться со все возрастающим противодействием со стороны многих работников генерального штаба, и я сомневался, сможет ли офицер, заменивший меня на посту начальника штаба бронетанковых войск, устоять против их влияния. Было также сомнительно, окажется ли в состоянии инспекция бронетанковых войск, которая имела задачу защищать интересы бронетанковых войск в управлении общих дел сухопутных сил, осуществлять дальнейшее развитие бронетанковых войск в том направлении, в каком это было задумано нами ранее.

Как в командовании бронетанковыми войсками, так и в инспекции произошло то, чего я опасался: командование пошло на уступки, удовлетворив пожелание начальника генерального штаба в отношении создания танковых бригад, предназначенных лишь для взаимодействия с пехотой. С этой целью уже в 1936 г. была создана 4-я танковая бригада в Штуттгарте. Удовлетворили также пожелания командования кавалерии об усилении роли моторизованных частей и вместо новых танковых дивизий сформировали три так называемые «легкие дивизии», имевшие каждая два мотопехотных полка, разведывательный полк, артиллерийский полк. танковый батальон и ряд других частей и подразделений. В целях увеличения скорости передвижения танкового батальона по шоссейным дорогам предлагали погружать танки на грузовики со специальными прицепами. Это предложение было совершенно бесполезным, потому что на прицепы можно было устанавливать только танки имевшихся тогда типов Т-1 и T-II, но не танки типов Т-Ш и T-1V, которые должны были поступать на вооружение с 1938 г.

Помимо легких дивизий, были сформированы также четыре мотодивизии, представлявшие собой обычные полностью моторизованные пехотные дивизии. Для их моторизации потребовалось большое количество [43] автомашин. Таким образом был сформирован 14-й армейский корпус, состоявший из мотодивизий, и 15-й армейский корпус, состоявший из легких дивизий; три танковые дивизии, подчинявшиеся управлению бронетанковых войск, вошли в состав 16-го армейского корпуса. Все три корпуса были сведены в одну вновь созданную 4-ю группу под командованием генерала Браухича, штаб которой находился в Лейпциге. Штаб группы отвечал за обучение и комплектование указанных соединений.

Прежний единый для всех бронетанковых войск розовый цвет окантовок был отменен. Розовые окантовки остались только у личного состава танковых полков и противотанковых дивизионов. Разведывательные батальоны танковых дивизий имели сначала желтую, а затем коричневую окантовку. Пехотные полки и мотоциклетные подразделения танковой дивизии имели зеленую окантовку, кавалерийские полки легких дивизий — желтую, а мотопехотные полки — по-прежнему белую. Естественно, что при таком положении в дела бронетанковых войск вмешивались инспекции пехоты и кавалерии.

Я был чрезвычайно опечален подобным раздроблением бронетанковых и моторизованных частей, но ничего не мог предпринять против факта, который свидетельствовал о том, что развитие бронетанковых войск встало именно на такой путь. Только позднее они начали, и то лишь частично, развиваться по правильному пути.

Наши и без того ограниченные вспомогательные средства, необходимые для решения задач в области моторизации, расходовались понапрасну из-за ошибок организационного характера, допущенных другими родами войск. Так, например, начальник управления общих дел сухопутных сил генерал Фромм приказал моторизовать 14-е противотанковые роты пехотных полков. На мое возражение, что было бы целесообразнее перевести эти роты, входящие в состав полков, [44] передвигающихся пешим строем, на конную тягу, Фромм ответил: «Пехоте также нужно иметь несколько автомашин». Мое предложение вместо противотанковых рот перевести на мехтягу тяжелые артиллерийские дивизионы было отклонено. Эти тяжелые орудия так и остались на конной тяге, и во время войны, особенно в России, они не могли справляться со своими задачами.

Производство гусеничных машин, нужных для вспомогательных подразделений, входящих в состав танковых дивизий, все время осуществлялось такими темпами, которые никак не могли удовлетворить нас.

Было ясно, что эффективность действий дивизии в значительной степени зависит от того, как будут двигаться мотопехотные части, артиллерия, а также другие части и подразделения дивизии. Были необходимы полугусеничные легкобронированные машины для перевозки мотопехотных и саперных подразделений и подразделений санитарной службы, самоходные установки для артиллерийских и противотанковых дивизионов, а также танки различных конструкций для разведывательных батальонов и батальонов связи. Обеспечение танковых дивизий всеми этими видами техники никогда не было осуществлено полностью. Несмотря на все растущую производственную мощность, наша промышленность не в состоянии была удовлетворить громадный спрос вновь создаваемых моторизованных соединений вермахта и войск СС, а также спрос народного хозяйства, тоже нуждавшегося в автомашинах. Несмотря на все предупреждения специалистов, верховное командование не хотело считаться ни с какими ограничениями, а самолюбие Гитлера еще более способствовало сохранению этой позиции верховным командованием. При описании военных событий 1941 г. мы еще вернемся к данному вопросу.

Находясь со своей танковой дивизией в Вюрцбурге, я мог лишь между делом заниматься всеми вышеуказанными вопросами. Основное внимание я уделял вопросам боевой подготовки и комплектованию [45] подразделений дивизий, сформированных в различных частях страны. Зима 1935/36 г. прошла спокойно. В Вюрцбурге я был хорошо принят как офицерами гарнизона, начальником которого был тогда генерал Брандт, так и местными властями. Я поселился на Белкштрассе в небольшом домике с великолепным видом на город, расположенный в долине Майна.

Весной 1936 г. мы были поражены решением Гитлера оккупировать Рейнскую область. Бронетанковые войска при этом не были использованы, так как оккупация Рейна представляла собой в военном отношении не более как жест. Правда, моя дивизия была поднята по тревоге и переброшена на учебный полигон в Мюнзингене, но без танковой бригады, которая оставалась на месте во избежание нежелательных осложнений. Через несколько недель вся дивизия возвратилась обратно к месту своего постоянного расквартирования. 1 августа того же года я получил звание генерал-майора. В маневрах, проведенных осенью 1936 г., принимал участие только 4-й танковый полк, расположенный в Швейнфурте. Один-единственный танковый полк, участвовавший в маневрах в составе пехотной дивизии, не мог, конечно, дать ясного представления о боевых возможностях бронетанковых войск. На этих маневрах в числе гостей присутствовал вернувшийся из восточной Азии генерал-полковник фон Сект; я имел честь дать ему некоторые сведения о бронетанковых войсках, с которыми ему не приходилось раньше сталкиваться. Затем мне пришлось выступить перед приглашенными представителями прессы и ознакомить их с организацией и боевым использованием нового рода войск.

1937 год прошел спокойно. Мы усердно занимались боевой подготовкой, закончившейся маневрами в масштабе дивизии в учебном лагере Графенвер. По поручению генерала Лутца я написал зимой 1936/37 г. книгу под названием «Внимание! Танки!». В ней я изложил историю возникновения и развития танков, а также свои взгляды в отношении основных принципов [46] организации бронетанковых войск Германии в будущем. Этой книгой я хотел разъяснить наши взгляды более широкому кругу лиц, чего нельзя было сделать, идя только по сухому служебному пути. Кроме того, я старался, освещая наши взгляды на страницах военной печати, опровергать в своих статьях аргументы противников, в которых я не имел недостатка.

В сжатом виде наши взгляды были изложены в моей статье, опубликованной 15 октября 1937 г. в военном журнале, являвшемся официальным органом имперского союза германских офицеров. Ввиду того, что содержание этой статьи дает полную картину борьбы мнений, ведшейся в тот период, ниже я привожу ее полный текст.

Огонь и движение — основа танкового наступления

Когда заходит речь о танковой атаке, не специалисты обычно представляют себе стальные чудовища, появившиеся у Камбре и Амьена, о чем им приходилось читать в корреспонденциях с театра военных действий. Им представляются проволочные заграждения, прорванные, как будто они были сделаны из соломы, раздавленные и смешанные с землей блиндажи и пулеметы, танки, утюжащие окопы, шум их моторов, пламя, вырывающееся из выхлопных труб... Все это породило так называемую «танкобоязнь», которую многие считали причиной нашего поражения 8 августа 1918 г. Таким образом, одно из свойств танков, причем далеко не самое важное, а именно их утюжащее действие, рассматривается многими критиками как наиболее важное боевое свойство. Основываясь на таком взгляде, они представляют себе танковую атаку как наступление большого количества танков, двигающихся в сомкнутом строю в виде крупных мишеней для противотанковых средств и артиллерии, имеющих почти одинаковое [47] направление движения и одинаковую скорость. Им представляется, что все танки мчатся в сторону обороняющегося с тем, чтобы по приказу своего командира раздавить противника даже в тех случаях, когда движение происходит по труднопроходимой местности. Огневые возможности танка оценивались чрезвычайно низко; находили, что танк является «слепым» и «глухим»; отрицали возможность удержания танковыми войсками захваченной ими местности.

Представители противоположной точки зрения считали, что танки якобы уже не могут внезапно напасть на обороняющегося, что противотанковые средства и артиллерия обороняющегося в состоянии и сражать танки при любых обстоятельствах, что обороняющийся всегда находится именно там, где наступают танки, что оптические приборы позволяют обороняющемуся вести наблюдение даже в туман и сумерках и т. д. Основываясь на таком представлении, наши критики пришли к выводу, что танковое наступление не имеет никаких перспектив. Они решили, что бронетанковые войска необходимо упразднить; как заявил один из критиков, через эпоху танков следует просто перепрыгнуть. Тем самым они одним махом избавили бы себя от необходимости думать об изменении тактики старых родов войск, чтобы спокойно вернуться к тактике позиционной войны, применявшейся в 1914—1915 гг.

Но плохо прыгать в темноте, когда не знаешь, куда упадешь. До тех пор, пока наши критики не укажут нам другой, лучший путь к достижению успеха в наступлении, чем предложенное ими расформирование бронетанковых войск, мы будем бороться за наши принципы, основанные на том, что именно танки при их правильном использовании являются в настоящее время самым лучшим наступательным средством при проведении наземных операций. Для того, чтобы нарисовать более ясную картину перспектив танкового наступления, рассмотрим наиболее существенные особенности танков. [48]

Броня. Танки любого типа, предназначенные для ведения боевых действий, имеют защиту прежде всего от бронебойных пуль. Однако для борьбы с противотанковыми орудиями и танками противника эта защита является недостаточной. Поэтому предназначенные для этой цели танки так называемых стран-победительниц в мировой войне, и прежде всего французские танки, имеют более надежную защиту. Например, чтобы пробить броню французского танка 2С, необходима пушка 75-мм калибра.

Если какая-либо армия использует для наступления в первом эшелоне танки, имеющие надежную броню, которая защищает их от основной массы противотанковой артиллерии противника, то успех ее действий, направленных против этого самого опасного противотанкового оружия, будет гарантирован. Тем самым рано или поздно будет обеспечен и успех действий, ведущихся против пехоты и саперных частей противника. Этот успех может быть достигнут под прикрытием тяжелых танков, а после того, как будут выведены из строя противотанковые средства противника, также под прикрытием танков более легких типов.

Наоборот, если обороняющийся будет обеспечен противотанковой артиллерией, способной пробивать броню любого танка наступающего противника, и будет в состоянии ввести в бой эту противотанковую артиллерию своевременно и в решающем пункте, то успех танковых частей будет достигнут ценой больших жертв, а при достаточной плотности и глубине противотанковой обороны успех танков вообще окажется под большим сомнением.

Борьба между броней и снарядом, ведущаяся с давних пор, продолжает иметь значение для бронетанковых войск и в настоящее время; она будет продолжаться и в дальнейшем, как это происходит в инженерных войсках, сооружающих долговременные укрепления, в военно-морском флоте, а в последнее время и в авиации. Неизвестность исхода этой борьбы ни в коем [49] случае не дает основания для того, чтобы бросать танки в бой без достаточной брони, потому что в этом случае единственной защитой наступающего снова будет его суконный мундир, который, как показала мировая война, далек от совершенства.

Подвижность. Говорят, что «только подвижность является залогом победы»*{9}. Мы согласны с таким толкованием и хотим использовать для его осуществления все вспомогательные технические средства, имеющиеся в настоящее время. Для того, чтобы приблизиться к противнику, войска должны совершать передвижения, для этого они совершают марш пешим порядком, передвигаются на лошадях, перевозятся по железной дороге, а в последнее время — на автомашинах и самолетах. Когда войска входят в соприкосновение с противником, движение прекращается большей частью под воздействием его огня. Для того, чтобы возобновить движение, необходимо или уничтожить противника, или хотя бы подавить его сопротивление, или же принудить его оставить занимаемые позиции. Это может быть достигнуто использованием собственных огневых средств, превосходящих по своей силе огневые средства противника настолько, что они могут заставить замолчать его артиллерию и пулеметы. Стрельба с позиций, подготовленных заранее, может вестись на дистанцию прицельного огня основных огневых средств. До этих пределов пехота имеет возможность совершать движение под прикрытием основных огневых средств; затем тяжелое оружие и артиллерия должны менять огневые позиции, чтобы иметь возможность снова прикрывать своим огнем движение пехоты. Для ведения боевых действий указанным способом требуется большое количество огневых средств и еще больше боеприпасов. При таком способе действий сосредоточение сил [50] с целью перехода в наступление требует много времени и с трудом может быть скрыто. Элемент внезапности, являющийся существенным фактором в борьбе за достижение победы, ставится при этом под сомнение. Но даже тогда, когда наступающему удается достигнуть внезапности, он, начав движение, сразу раскрывает противнику свои карты, и обороняющийся немедленно направляет свои резервы к объекту атаки, чтобы организовать здесь оборону. Надо сказать при этом, что создание новых оборонительных рубежей, с тех пор как резервы были моторизованы, стало делом значительно более легким, чем это было раньше. Поэтому скорость передвижения пехоты и артиллерии во время наступления не имеет того значения для достижения успеха, какое она имела во время последней войны.

Таким образом, в первую очередь нужно добиться того, чтобы войска передвигались более быстрыми, чем раньше, темпами и были в состоянии, несмотря на огонь обороняющегося противника, продолжать движение, препятствуя тем самым созданию новых оборонительных рубежей и нанося удар в глубину его обороны.

Сторонники бронетанковых войск уверены в том, что при благоприятных условиях можно найти средство для достижения указанной цели. Наши противники считают, что элемент внезапности, использованный в 1918 г., «сегодня при танковом наступлении уже не может больше привести к желаемым результатам»*.

Выходит, что танковое наступление уже не в состоянии застигнуть противника врасплох. Как же тогда вообще можно добиться внезапности на войне независимо от того, будут ли при этом использованы новые или старые средства?

Известно, что еще в 1916 г. генерал пехоты фон Куль предложил верховному командованию германской армии осуществить прорыв фронта, применив внезапность в качестве основного элемента*, хотя в его распоряжении не было каких-либо новых наступательных [51] средств. Наступление в районе Михель в 1918 г. имело большой успех исключительно благодаря правильному использованию элемента внезапности, при этом никаких новых боевых средств не было применено. Если же ко всем остальным средствам, обеспечивающим достижение внезапности, добавить и новые боевые средства, то успех операции будет обеспечен надежнее. Однако наличие таких средств не является обязательным условием для достижения внезапности.

Мы уверены в том, что, используя в наступлении танки, мы сможем передвигаться значительно быстрее, чем передвигались до сих пор, и что после успешного прорыва мы будем продолжать дальнейшее продвижение; это обстоятельство, пожалуй, является наиболее важным. Мы уверены в том, что продвижение танков будет успешным в том случае, если предварительно будут созданы определенные условия, от которых в настоящее время зависит успех танкового наступления. К числу таких условий относятся: сосредоточение сил на выгодном участке местности, наличие слабых мест в обороне противника, превосходство над ним в танках и др. Когда нам указывают на то, что мы не сможем добиться успеха во всех наступательных операциях и что со своими танками, вооруженными пулеметами, окажемся не в состоянии штурмовать крепости, мы вынуждены сослаться на то обстоятельство, что и все остальные виды оружия, к сожалению, во многих отношениях не соответствуют еще целям наступления, и можем добавить при этом, что и мы не являемся всесильными.

Утверждают, что любой вид оружия может быть использован наиболее эффективно лишь тогда, когда он является новым и когда еще не созданы соответствующие средства защиты от него*. Бедная артиллерия! Она уже существует в течение столетий. Бедная авиация! Она также начинает стареть, так как и в отношении ее уже созданы средства противовоздушной обороны. [52]

Мы не сомневаемся в том, что эффективность любого вида оружия зависит от состояния соответствующих средств защиты от него. Если танки сталкиваются с превосходящими силами противника — с его танками или противотанковой артиллерией, — они неизбежно терпят поражение. Однако эффективность оружия, независимо от состояния противодействующих средств, зависит еще, и от стремления быстро использовать все новшества, оставаясь на техническом уровне эпохи. В этом отношении ни один другой вид оружия не имеет столь благоприятных возможностей, как танки.

Нам говорят: «Артиллерийские снаряды обороняющегося имеют в настоящее время гораздо большую скорость, чем снаряды артиллерии, установленной на танках»*. Никто до сих пор не сомневался в этом. Тем не менее уже в 1917-1918 гг. сотни танков располагались непосредственно за передовой линией, сотням танков удалось благополучно проскочить через заградительный огонь противника, и за танками устремлялись дюжины пехотных и даже кавалерийских дивизий. При этом наступление осуществлялось без предварительной артиллерийской подготовки, а наступающие захватывали совершенно неповрежденную артиллерию противника. Артиллерия обороняющегося может серьезно задержать продвижение танков лишь при особенно неблагоприятных для них обстоятельствах. Однако как только танкам удалось прорваться и достигнуть огневых позиции артиллерии противника, артиллерийские батареи немедленно умолкают и перестают быть опасными также и для пехоты. Традиционная тактика артиллерии — ведение «заградительного огня вдоль угрожаемого участка в условиях пониженной видимости» -как раз не оправдала себя в последней войне. Конечно, пыль, поднимаемая снарядами противника, ограничивает видимость из танков, но это препятствие не является непреодолимым. Мы изучаем способы преодоления такого рода препятствий. Танки уже получили [53] возможность передвигаться даже ночью и в тумане, пользуясь компасом.

При ведении наступления с участием танков «решающая роль» принадлежит последним, а не пехоте, потому что неуспех танков влечет за собой провал всего наступления и, наоборот, успех танков обеспечивает победу.

Огонь. Броня и подвижность — это еще не все боевые свойства танка; наиболее важным его свойством является огонь.

Танк может вести огонь как с места, так и с хода. В том и другом случае стрельба ведется прямой наводкой. Когда танк ведет огонь с места по обнаруженной цели, он может добиться большой эффективности. Ведя огонь прямой наводкой и пользуясь хорошими оптическими приборами, танк в течение короткого времени и без большого расхода боеприпасов легко уничтожает цель, расположенную на удалении действительного огня.

При движении танка ограничение поля обзора, казалось, будет затруднять наводчику наблюдение за противником, но так как орудие в танке расположено на значительной высоте, то это облегчает отыскание целей даже на местности, покрытой растительностью. Таким образом, большая высота танка, которая повышает его уязвимость, так как делает его отличной мишенью для противотанковых средств, оказывается до некоторой степени полезной для наводчика. Когда приходится стрелять с хода, то на близких дистанциях возможность попадания в цель является вполне реальной; она становится значительно меньшей по мере удаления от цели, при увеличении скорости движения танка и при движении по пересеченной местности.

Во всяком случае, в настоящее время лишь одни танки имеют возможность вести наземный бой, наступая на обороняющегося противника и ведя по нему огонь еще до того, как его пулеметы и артиллерия будут подавлены. Мы не сомневаемся в том. что при стрельбе с места вероятность попадания выше, чем при стрельбе [54] с хода; это мы сами очень хорошо знаем и допускаем ведение как того, так и другого вида огня. Однако «только продвижение является залогом победы».

Должны ли танки использоваться в наступлении (как считают* некоторые) только с целью прорыва главной полосы глубоко эшелонированной обороны противника, насыщенной противотанковыми средствами и артиллерией, т. е. является ли танковое наступление сражением техники, как это было во время мировой войны? Безусловно, нет. Кто так думает, тот исходит из представления лишь о пехотных танках, т. е. о таких танковых частях, задача которых исчерпывается тесным взаимодействием с пехотой и которые действуют с таким же темпом, как и пехота, тогда как продвижение ее мы считаем слишком медленным.

Мы не можем позволить себе ни предварительных рекогносцировок, проводящихся в продолжение недель и месяцев, ни большого расхода боеприпасов. Мы не хотим этого делать; вместо этого мы стремимся в заранее обусловленное время парализовать противника. одновременно на всю глубину его обороны. Мы прекрасно отдаем себе отчет в том, что со своим ограниченным запасом боеприпасов танки не в состоянии провести «планомерную артиллерийскую подготовку» или «массированный артиллерийский удар». Мы предлагаем как раз обратное: танки должны вести прицельный огонь прямой наводкой и одиночными выстрелами, потому что многолетний военный опыт показал, что даже ураганный артиллерийский огонь, продолжающийся в течение недель, был не в состоянии помочь пехоте одержать победу.

Учитывая боевой опыт наших противников, мы полагаем, что именно танки в состоянии наносить стремительные удары одновременно по различным участкам обороны противника на значительном по ширине фронте, что именно они играют решающую роль в достижении общего успеха наступления и что достигаемый ими успех будет иметь не только тактическое [55] значение, какое имели прорывы танков во время первой мировой войны.

Прицельный огонь танков не только «слегка заденет» противника, как это бывает при стрельбе по площадям, требующей колоссального и бесполезного расхода боеприпасов. Танки при достаточной их плотности, ширине фронта наступления и глубине боевых порядков могут уничтожить значительную часть обнаруженных целей противника и проделать брешь в его обороне, куда устремятся наши резервы со скоростью гораздо большей, чем это было в 1918 г. Мы считаем необходимым, чтобы эти резервы состояли из танковых дивизий, так как все остальные рода войск не обладают достаточной боеспособностью, скоростью и подвижностью, необходимыми для успеха наступления и последующего преследования противника.

Таким образом, мы не можем согласиться с той точкой зрения, что танки являются лишь «дополнительным средством для достижения решающего успеха в бою и что, взаимодействуя с другими родами войск, они лишь в некоторых благоприятных условиях должны поддерживать продвижение пехоты»*. Если танкам будет отведена только вспомогательная роль, то все останется так, как было в 1916 г. Если не сделать решительного скачка, то мы будем вынуждены снова перейти к позиционной войне, похоронив всякую надежду на быстрое достижение решающего успеха в будущем. Ни предположения о наличии больших запасов боеприпасов у наших будущих противников, ни увеличивающаяся точность стрельбы и дальнобойность артиллерии существующих калибров, ни значительное улучшение техники стрельбы не в состоянии поколебать наши взгляды. Напротив, мы считаем, что в наступлении танки являются основным родом войск, и эту свою точку зрения мы будем твердо отстаивать до тех пор, пока техника не обеспечит нас чем-то более лучшим. Мы ни в коем случае не можем мириться с такой артиллерийской подготовкой, которая требует [56] слишком много времени и отказа от элемента внезапности, руководствуясь лишь принципом, заключающимся в том, что якобы «только огонь обеспечивает начало движения»*. Наоборот, мы считаем, что бронированные моторы могут донести наше оружие к месторасположению противника без такой предварительной артиллерийской подготовки, если только будут соблюдены следующие важнейшие условия: движение по удобной местности, внезапность, массированное использование танков.

Слова «массированное использование» приводят в дрожь наших критиков. Они пишут: «Таким образом, возникает вопрос, является ли в принципе правильным массированное использование танков и не будет ли более целесообразным использовать их совместно с пехотой, чтобы придать наступлению необходимый размах»*. В этом высказывании мы прежде всего находим признание наших критиков, что наступление пехоты без танков не может достигнуть необходимого размаха. Отсюда мы делаем вывод, что тот род войск, действия которого могут придать наступлению необходимый размах, должен, несомненно, считаться главным родом войск.

Вопрос о том, следует ли распределять танки по пехотным частям или нет, может быть разъяснен на следующем примере. Происходит война между красными и синими. Каждая из воюющих сторон имеет по 100 пехотных дивизий и по 100 танковых батальонов. Красные распределили танки по пехотным дивизиям, синие свели их в танковые дивизии, которые составили резерв главного командования. Линия фронта протяжением, скажем, в 300 км характеризуется следующим образом: 100 км линии фронта представляют танконедоступную местность, 100 км — местность с отдельными препятствиями и преградами для танков и остальные 100 км — танкодоступную местность. Поэтому при переходе синих в наступление, вполне возможно, сложится такая обстановка: значительная часть пехотных [57] дивизий красных с танками будет располагаться против позиций синих на танконедоступной местности, где танки совершенно не смогут быть использованы, а другая часть их дивизий с танками расположится перед местностью, мало благоприятной для действий танков. Стало быть, танки последних, находясь в несколько лучших условиях, чем танки первой части дивизий, также вряд ли смогут рассчитывать на успех. Во всяком случае, красные смогут использовать только часть своих танков, расположенных перед танкодоступной местностью. Синие же, наоборот, смогут сосредоточить все свои танки на решающем направлении, там, где местность больше всего благоприятствует их действиям. Они получат возможность вступить в бой по меньшей мере с двойным превосходством в танках, а на остальных участках фронта смогут организовать оборону против распыленных танковых частей красных.

Пехотной дивизии, имеющей в своем распоряжении около 50 противотанковых орудий, значительно легче обороняться от 50, чем от 200 наступающих танков. Поэтому в предложении распределить танки по пехотным дивизиям мы усматриваем не больше чем возвращение к примитивной тактике англичан, которой они придерживались в 1916—1917 гг. Эта тактика еще тогда показала свою полную несостоятельность, поэтому была затем заменена тактикой сосредоточения сил и средств на одном направлении, приведшей к успеху во время сражения у Камбре.

Мы желаем добиться победы посредством такого вида оружия, которое можно быстро перебросить к району расположения противника, ведущего огонь прямой наводкой, защищенного броней и передвигающегося с помощью мотора.

Говорят, что «мотор не является новым оружием, а лишь по-новому перебрасывает боевые средства старого типа»*. Всем известно, что сами моторы не стреляют. Когда мы говорим о бронетанковых войсках как о чем-то новом, то имеем при этом в виду новый род [58] войск, подобно тому, как, например, использование мотора военно-морским флотом привело к появлению подводных лодок; только благодаря использованию мотора стало возможным появление самолета, а вместе с ним — военно-воздушных сил. Следовательно, и здесь речь идет о новом роде войск.

Мы, танкисты, считаем свой род войск вполне «созревшим» и уверены, что наш успех в будущих сражениях наложит отпечаток на предстоящие события. Если наступление танков будет удачным, то все остальные рода войск должны будут приспособиться к тому, чтобы действовать в одинаковом с ними темпе. Поэтому мы и требуем, чтобы те рода войск, которые будут взаимодействовать с нами для развития нашего успеха, были также подвижными и были нам приданы еще в мирное время, потому что решающее значение в будущих сражениях будет иметь не количество пехоты, а количество бронетанковых войск.

* * *

Поздней осенью 1937 г. происходили крупные маневры, на которых присутствовал Гитлер, а в последние дни маневров — и иностранные гости: Муссолини, английский фельдмаршал сэр Сирил Деверел, итальянский маршал Бадольо и венгерская военная миссия. От бронетанковых войск к участию в маневрах была привлечена 3-я танковая дивизия под командованием генерала Фесмана и 1-я танковая бригада. Мне было поручено руководство посредническим штабом бронетанковых войск.

Результаты маневров показали, что танковая дивизия вполне оправдала себя как боевая единица. Неудовлетворительно работали лишь ее службы снабжения и ремонта. Необходимо было принять соответствующие меры по улучшению работы этих служб. Я представил свои соображения по данному вопросу командованию корпуса. К сожалению, мои предложения не были приняты [59] во внимание, и те же недостатки дали о себе знать еще раз весной 1938 г.

В последний день маневров специально для иностранных гостей было проведено крупное наступление всех танковых сил, участвовавших в маневрах под моим командованием. Впечатление было исключительно сильное, хотя мы располагали в то время лишь небольшими танками типа T-I.

После маневров в Берлине состоялся парад войск, а затем заключительный завтрак, устроенный генерал-полковником бароном фон Фричем для иностранных гостей. Это обстоятельство дало мне возможность принять участие в ряде интересных бесед, в том числе с фельдмаршалом сэром Сирилом Деверелом и маршалом Бадольо. Бадольо рассказал о своем опыте в абиссинском походе, сэр Деверел заинтересовался моими взглядами на проблемы моторизации. Молодые английские офицеры интересовались, можно ли во время настоящих боевых действий передвигать на поле боя такое большое количество танков, как мы это делали на маневрах, устроенных для Муссолини. Они не верили в такую возможность, а многие из них являлись сторонниками теории использования бронетанковых войск лишь в качестве вспомогательного рода войск. Во всяком случае, беседы носили чрезвычайно оживленный характер. [60]