«Операция Великий герцог»

Шел февраль 1943 года. Только что закончилась трагедия под Сталинградом, и скоро ее влияние стало ощущаться во Франции. Многие из тех, кто сотрудничали с немцами, когда поражение России казалось неизбежным, теперь отворачивались от нас. Симпатии к Германии быстро угасали.

Во Франции движение Сопротивления резко активизировалось. Обычными становились такие факты, когда под его контроль переходили не только отдельные деревни, но и целые районы, причем особенно часто это происходило в Приморских Альпах, где были расквартированы итальянские гарнизоны.

Для борьбы с движением Сопротивления гестапо и служба безопасности применяли все имеющиеся в их распоряжении средства. Но это приводило к совершенно обратным результатам: население относилось к оккупационным войскам все более озлобленно, а движение Сопротивления усиливалось.

В начале 1943 года немецкой разведывательной службе пришлось столкнуться с большими затруднениями. Многих сотрудников отправили на Восточный фронт, причем заменить их было некем. Тем, до кого еще не дошла [82] очередь и кто должен был заниматься французскими проблемами, приходилось выдерживать колоссальное напряжение. Особенно трудно пришлось моему отделу — IIIF.

У меня уже не оставалось сомнений, что Германия проиграла воину, но, как и ранее, я честно выполнял свой долг. Пока продолжалась борьба на фронте, я обязан был оставаться на своем посту. Для меня не представляли трудности уклониться от работы или даже бежать в Англию. Но я не мог бросить или выдать врагу людей, жизнь которых целиком зависела от меня!

К этому времени в парижском центре разведки и контрразведки мне поручали наиболее сложные дела, но не все они заканчивались успешно. В полумраке развертывалась острая, изнуряющая борьба — борьба умов и нервов.

Однажды утром в марте 1943 года в отвратительном настроении я сидел, обложившись папками с неоконченными делами. Казалось, ни одно дело не сулило желанного конца. Да и что пользы заниматься ими? Какой смысл в этой трепке нервов? Вот если бы были достойные идеалы и цели...

Раздался телефонный звонок. Звонили из отеля «Лютеция», где размещался штаб немецкой разведки и Контрразведки в Париже.

— Блейхер, шеф желает немедленно говорить с вами.

— Слушаюсь, господин майор, сейчас буду, Часы показывали 11 утра — совсем необычное время для подобного вызова. Только два часа назад шеф и я обсудили все, что предстояло сделать в течение дня. Видимо, после моего ухода [83] произошли какие-то важные события.

Полковник Реллинг был у себя в кабинете. Сидя за письменным столом, он оживленно беседовал с каким-то французом, которого коротко представил мне как месье Гастона.

— Появилось одно сложное дело, Блейхер, и я хочу, чтобы вы занялись им, — сказал Реллинг и с присущей ему сухостью изложил суть вопроса.

Месье Гастон (о нем шеф мне ничего не сообщил, но было видно, что он относится к нему с полным доверием) через своего агента Клер натолкнулся на человека, который принадлежал к одной опасной организации движения Сопротивления. Центр организации находился в Южной Франции. Клер сообщила Гастону, что ее знакомый ожидает приезда в Париж на несколько часов руководителя организации. Клер была знакома с ним и надеялась, что он представит ее своему руководителю как подходящего человека для вовлечения в организацию.

С этими сведениями Гастон явился прямо к полковнику Реллингу. Перед моим приходом они обсудили дело и приняли решение арестовать руководителя организации, а затем решать, что делать дальше.

Такое решение показалось мне поспешным, — о чем я тут же и заявил своим собеседникам.

— Господин полковник! Мы ничего не знаем об этом человеке и его организации. Если мы и арестуем его, то неизвестно, добьемся ли от него каких-либо показаний, арест же послужит сигналом для всей организации. [84]

Полковник Реллинг задумчиво кивал головой. Помолчав несколько минут, он сказал:

— Вы правы, Блейхер. Нам следовало бы продолжить игру и убедиться в достоверности информации. Но не нужно забывать одно обстоятельство: этот человек пробудет в Париже всего несколько часов, а вести за ним слежку на юге Франции будет очень трудно.

Это замечание решило вопрос, и мы согласились, что Марсака (так звали приезжающего) необходимо арестовать при первой возможности. Это совещание в отеле «Лютеция» положило начало «операции Великий герцог» — крупнейшему шпионскому делу того времени во Франции.

Прощаясь с нами, полковник Реллинг сказал:

— Примите все необходимые меры для ареста Марсака. Будьте осторожны, Блейхер. Если вам потребуется помощь, обращайтесь в полицию. Мой друг Гастон подробно проинформирует вас.

Так состоялась моя первая встреча с Гастоном. Должно быть, он сделал что-то очень важное для шефа, если тот назвал его своим другом. Тогда я не мог предвидеть, что Гастон станет и моим неразлучным другом.

Гастон оказался исключительно одаренным и деятельным человеком, наделенным способностями актера. Мне до сих пор неизвестно, кто он и откуда. Он мог быть и немцем, и французом, и американцем. Я никогда не расспрашивал его, а сам он не проявлял желания рассказывать о себе. Он был месье Гастон, а я месье Жан. Гастон говорил по-французски, [85] как француз, по-немецки, как немец, по-английски, как американец. Я обнаружил, что могу полностью полагаться на него в нашей работе. Шеф не зря доверял ему.

Гастон посвятил меня в обстоятельства дела Марсака. Руководимая Марсаком организация имела в Париже группу из десяти человек, причем почти все они недавно были арестованы. Таким образом, связь парижской группы с ее центром на юге Франции оказалась прерванной. Именно для восстановления связи и подбора новых членов организации и направлялся Марсак в Париж. Клер удалось установить хорошие отношения с доверенным Марсака и завоевать его расположение, и теперь он собирался рекомендовать ее Марсаку для новой группы.

Я дал Гастону номер своего телефона и личный адрес, а он в свою очередь сообщил мне номер телефона, по которому я мог поддерживать с ним связь.

В тот же вечер, в семь часов, Гастон позвонил мне и сообщил, что «гость» из Марселя прибыл. На следующий день в маленьком кафе около Елисейских полей он должен был встретиться с агентом и с Клер. Клер получила распоряжение явиться в условленное место в три часа дня, а мы с Гастоном и его другом по имени Пьер решили прибыть туда несколько раньше.

Пока все шло хорошо. Возникал вопрос: следует ли обращаться за помощью к другому ведомству? Поскольку мы могли обратиться только к службе безопасности, я не стал ничего предпринимать, но на всякий случай приказал двум своим агентам явиться в кафе. [86]

С местом встречи я ознакомился заранее и должен сказать, что трудно найти что-нибудь более подходящее, чем это маленькое кафе с внутренним балконом-галереей, откуда можно было наблюдать за всем помещением, самому оставаясь незамеченным. Вряд ли здесь могло произойти какое-либо недоразумение.

На следующий день незадолго до трех часов Гастон и я вошли в кафе и заняли столик на галерее. Мадам Клер устроилась в глубине кафе и была целиком поглощена рассматриванием журнала мод. Два моих агента сидели за ближайшим к ней столиком и вели оживленный разговор. За одним из столиков на галерее двое влюбленных что-то на ухо нашептывали друг другу. Гастон толкнул меня локтем и указал на парочку. Это был его друг Пьер, превосходно игравший свою роль. Посетителей в кафе было немного, так что арест вряд ли вызовет большой шум...

Но вот три часа... Три пятнадцать... Три тридцать. А «гость» все не появлялся. Мадам Клер, нервничая, посматривала из-за журнала на дверь. Может быть, ее мучили угрызения совести? Ведь женщины-агенты очень часто приукрашивают свою информацию!

Мы уже собирались признать неудачу и разойтись по домам, как вдруг в кафе вошел знакомый Клер в сопровождении мужчины и женщины. Высокий худой человек лет тридцати, вероятно, был Марсак. Его спутницей была элегантная красивая женщина. Из-за нашего столика за балюстрадой мы видели каждое их движение.

Минут через пятнадцать оживленной беседы [87] с Марсаком Клер вынула носовой платок. Это был условный сигнал, что беседа закончилась.

Мы расплатились и стали неторопливо спускаться по лестнице, направляясь к выходу, Нам предстояло пройти мимо столика, за которым сидела Клер со своей компанией. Оба моих агента и Пьер будто случайно оказались тут же. Все остальное произошло в течение нескольких секунд.

— Господа! Немецкая полиция! Вы арестованы. Сопротивление бесполезно.

Через минуту мы уже сидели в машине вместе с Марсаком и его секретаршей Люсьен — той самой красивой женщиной, которая пришла с ним в кафе, — и мчались во Френскую тюрьму.

Первая часть операции закончилась успешно, но я вовсе не испытывал особой радости: Марсак и Люсьен производили впечатление людей, которых нелегко будет заставить говорить. А если они откажутся давать показания, вся наша операция окажется неудачной.

В тот же вечер мне позвонил полковник Реллииг.

— Блейхер, — сказал он, — нужно поскорее заставить Марсака давать показания. Гастон очень устал после дела «Мандарин», ему нужен отдых. Займитесь делом Марсака — оно будет называться «операция Великий герцог». Покажите, на что вы способны.

...Много часов провел я в камере Марсака, пытаясь установить с ним контакт и заручиться его доверием. Все попытки заставить говорить Люсьен оказались тщетными. [88]

Вначале Марсак почти не разговаривал. Прошло немало времени, прежде чем я услышал от него, что он бывший французский офицер. Но как только я заводил речь об его организации, Марсак умолкал.

Нужно было применить какие-то другие методы, чтобы вызвать его на откровенность. Я заговорил с ним о фашистском режиме в Германии. В ходе беседы я высказал несколько критических замечаний и дал понять, что и нам, немцам, фашизм не принес счастливой жизни.

На эту тему Марсак разговаривал охотно, он сообщил, что до войны не раз бывал в Германии. В. Дюссельдорфе жил его близкий друг, позднее полковник немецких военно-воздушных сил. По словам Марсака, его друг, ярый противник гитлеризма, однажды взял его с собой на совещание местных нацистских главарей. Совещание закончилось пьяной оргией.

— Я и мысли не допускаю, что немцы счастливы при таком отвратительном режиме, — заявил Марсак. — Думаю, и вам он не очень нравится.

Так мне удалось нащупать какие-то точки соприкосновения с Марсаком, В последующих беседах я дал понять Марсаку, что являюсь военнослужащим и никакого отношения к гестапо не имею. Вместе с тем я предупредил его, что, если мы в ближайшее время не достигнем хоть малейшего взаимопонимания, мне придется передать его гестапо.

При следующем посещении Марсака я напал на след так тщательно скрываемого им секрета. Мы встретились в следственной комнате, где стоял лишь стол и два стула. Марсак долго молча смотрел на меня. [89]

Наконец он, видимо, пришел к какому-то решению.

— Вы можете закончить мое дело сами, не ставя в известность гестапо?

Я не понимал, к чему он клонит, но без колебаний ответил:

— Да, конечно. Все зависит от того, сможем ли мы прийти к соглашению. Пока я один веду ваше дело, и, как вы могли заметить, у меня неважные отношения с гестапо.

— Хорошо, — сказал Марсак. — Поезжайте в отель «Бержерак» в Латинском квартале. Скажите консьержу, что вы пришли от месье Марсака. Мы с Люсьен ночевали там накануне ареста. Ключи от моей комнаты номер тринадцать у вас. В комнате вы найдете небольшой чемодан, в нем — миллион франков и четыре кварцевые пластины для радиопередатчиков. Кварцевые пластины выбросьте в Сену, а деньги оставьте себе. Я отдаю их вам.

Ничего подобного я не ожидал и с трудом скрыл свое изумление. Хотел того Марсак или нет, но своим заявлением он полностью отдавал себя в мои руки. Я прервал допрос и пообещал возвратиться на следующий день. Я спешил найти деньги и кварцевые пластины — доказательство того, что Марсак агент разведки противника.

Через полчаса моя машина остановилась у отеля «Бержерак». Консьерж, не очень обеспокоенный отсутствием Марсака, проводил меня до его комнаты и удалился. Открыв дверь, я увидел в углу приоткрытый чемодан. В нем лежали вещи Люсьен, главным образом белье, а на дне чемодана я нашел десять пачек, [90] в каждой из которых было по десять купюр в десять тысяч франков, и сверток с кварцевыми пластинами.

Пока Марсак сказал мне часть правды, скоро он скажет всю правду.

Через час я положил миллион франков и кварцевые пластины на стол полковника Реллинга. Он поздравил меня и предоставил мне все полномочия для ведения дальнейшего следствия. Мне предстояло как можно быстрее добиться окончательных результатов, пока длительное отсутствие Марсака не вызвало подозрений у его друзей на юге.

На следующий день в девять часов утра я снова был в камере Марсака.

— Я нашел деньги и кварцевые пластины. Чего теперь вы ждете от меня? Что я должен делать?

— О, не много, вы должны предоставить мне возможность бежать отсюда.

Так вот, следовательно, почему он подарил мне миллион франков! Мне удивительно повезло.

Марсак, не торопясь, выложил свой последний козырь.

— Германия проиграла войну, — сказал он. — И вам, и мне это совершенно понятно. Приближается конец Гитлера и его приспешников. Вас тоже призовут к ответу. Я знаю, вы лично никогда не были сторонником Гитлера. Помогите мне бежать, и я предоставлю вам возможность оправдаться перед англичанами.

Марсак пытался привлечь меня на свою сторону. Я внимательно слушал, кивал головой, [91] пожимал плечами, но не отвергал его предложения. Только выслушав его до конца, я, наконец, дал ясный ответ.

— Дорогой Марсак, но бежать из Френской тюрьмы вовсе не так просто, как вы думаете. Вы, вероятно, обратили внимание, что, когда я прихожу к вам, меня всегда сопровождает тюремный надзиратель. На пути из вашей камеры к главным воротам нужно пройти через три секции тюрьмы и самое меньшее через десять закрытых дверей, причем у каждой из них стоит часовой. Разве я смогу незаметно вывести вас отсюда?

Но Марсак не сдавался.

— Я не совсем понимаю вас. Вы же легко можете официально взять меня из тюрьмы под предлогом допроса в Париже.

— Возможно, но мы пока еще не настолько доверяем друг другу. Стоит вам выбраться из тюрьмы, и вы тут же исчезнете, а меня гестаповцы повесят на первом же фонаре. Я берусь организовать ваш побег при одном условии: я должен исчезнуть вместе с вами и перебраться в Англию. Во Франции мне нельзя будет оставаться.

Марсак на мгновение задумался, потом сказал:

— Я смогу отправить вас в Англию в любое время.

Несомненно, Марсак и на сей раз говорил правду, но я не собирался бежать в Лондон и вынашивал совсем другие планы. Марсак имел кварцевые пластины, а где кварцевые пластины, там и радиопередатчики. Добравшись же до передатчиков, я проникну в святая святых [92] одной из разведывательных организаций противника. Осторожно, не спеша добиться содействия Марсака для достижения этой цели — вот в чем заключалась моя задача. Он все еще целиком занят мыслью о побеге. Если я сумею окончательно расположить его к себе, нужно делать вид, что я соглашаюсь с его планом. С другой стороны, создавая впечатление, будто я вполне искренне соглашаюсь помочь ему, не следует слишком поспешно соглашаться с его предложениями. Вот почему, обсуждая возможности побега, я ссылался на различные затруднения и неудобства.

Мне было очень неприятно вести эту подлую игру с человеком, который целиком доверил мне свою судьбу.

В течение нескольких дней я поддерживал у Марсака впечатление, что готов помочь ему бежать. Постепенно он проникался ко мне все большим доверием. Теперь время от времени Марсак сообщал мне некоторые подробности о своей организации. Тайна, окутывавшая деятельность групп, которые входили в эту организацию Сопротивления, постепенно прояснялась.

Сам Марсак занимал в организации подчиненное положение. Организацией руководил бывший офицер французской армии, которого Марсак называл Полем. В то время Поль находился в Англии, куда незадолго до ареста Марсака был тайно переброшен на самолете, стартовавшем с одного из аэродромов близ Парижа. Деятельностью всей организации руководил из Лондона какой-то английский военный, кажется генерал. Экспертом англичан [93] по этой французской организации был некий майор Бари.{6}

Я очень удивился, когда узнал от Марсака, что к организации принадлежит и племянник Уинстона Черчилля вместе со своей женой. У меня не было оснований сомневаться в достоверности сведений Марсака, но должен признаться, что, когда он сообщил мне эту исключительно интересную информацию, я с большим трудом сохранил спокойствие. Один неверный шаг мог испортить мне всю игру и очень дорого обойтись нам.

По словам Марсака, в Париже под его руководством действовала лишь небольшая группа Сопротивления, которая была нами ликвидирована. Марсак прибыл в Париж с единственной целью — восстановить группу. Если он говорил правду, я наткнулся на след крупной организации, может быть самой большой агентурной сети, которой располагала во Франции английская разведка.

Однако Марсак все еще не хотел сообщать мне никаких подробностей,

После того, как в течение почти недели мы ежедневно встречались и подолгу беседовали, мне пришла в голову мысль дать ему какое-нибудь доказательство того, что я являюсь его надежным другом.

Предложение, с которым я к нему обратился, достигло цели быстрее, чем я надеялся.

— Послушайте, месье Марсак. Мы уже долго разговариваем с вами, [94] но до сих пор ни до чего не договорились. У меня есть план, как вытащить вас из тюрьмы: я скажу своему шефу, что убедил вас работать на немецкую разведку в качестве моего агента.

Марсак удивился, но тут же уловил смысл моего предложения.

— Правильно! Как мы раньше не додумались! Несколько недель я буду работать на вас или делать вид, что работаю. Затем вы дадите мне какое-нибудь поручение на юге Франции, я уеду и больше не вернусь.

Мы принялись обсуждать его план, и я высказал кое-какие возражения.

— Это верно, конечно, но не так просто сделать, как вам кажется. Мой шеф убежден, что вы принадлежите к крупной организации. В доказательство того, что вы намерены серьезно сотрудничать с нами, я должен получить от вас и представить ему определенные сведения о вашей организации.

— Да вы с ума сошли, месье Жан! — воскликнул Марсак. — Я не могу выдать своих людей!

— Но этого и не требуется, — ответил я. — Сообщите такие данные, которые теперь не имеют для вас значения.

Я решился перепрыгнуть и через следующий барьер.

— У вас были при себе кварцевые пластинки, следовательно где-то есть и радиопередатчики. Мое начальство очень ими интересуется, и было бы неплохо, если бы нам удалось обнаружить один из них. Под каким-нибудь предлогом мы отошлем радиста и в его отсутствие произведем обыск в помещении. Вы никого не [95] потеряете. Не сомневаюсь, такое мероприятие осуществить нетрудно.

Хотя мое предложение, по-видимому, заинтересовало Марсака, он все же покачал головой.

— Это невозможно. Все наши радиопередатчики находятся на юге Франции.

Сведения о местонахождении передатчиков заслуживали внимания, но я сохранял полную невозмутимость, опасаясь проявить слишком заметный интерес.

— Да, тут уж ничего не поделаешь, — продолжал я свою игру. — Придется вам поручить своей организации установить радиопередатчик в Париже.

Я понимал, что без моей помощи Марсак не сможет передать своим людям такое указание. Если он примет мое предложение, ему придется связать меня с организацией.

Марсак задумался, но, видимо, не мог сразу принять определенное решение и попросил меня зайти за ответом на следующее утро. Покидая Марсака, я попытался окончательно завоевать его доверие.

— Послушайте, Марсак. Я не могу при всем своем желании вытащить вас из тюрьмы просто так. Вы не представляете, какому огромному риску я подвергаюсь. Гестапо давно наблюдает за каждым моим шагом. Я должен действовать крайне осторожно. Иного пути нет: мне необходимо увидеть кого-нибудь из ваших людей и втроем обсудить дальнейшие шаги. Это можно сделать под предлогом вашей очной ставки со свидетелем.

Так я выбросил на стол свою последнюю карту. Если Марсак не согласится с моим [96] предложением, то цель, к которой я стремился, не жалея сил, ускользнет от меня, как мираж, и вся моя работа окажется напрасной.

Я понимал: теперь Марсак должен прийти к какому-то решению. И действительно, войдя на следующее утро в камеру Марсака, я по серьезному выражению его лица сразу определил, что он принял решение.

— Месье Жан, — сказал он, — дайте мне бумагу и перо. Я вручу вам ключ от цитадели.

Итак, мои доводы подействовали! Это был несомненный успех, в результате которого я получил своеобразное повышение — мне присвоили псевдоним... «полковник Анри».

Спокойный и собранный, Марсак сел за стол и написал два письма: одно — жене, другое — своему заместителю по организации Роже Бардэ.

Марсак писал, что уже десять дней находится во Френской тюрьме, но здесь в своем следователе нашел старого друга, который поможет ему бежать. Роже необходимо посетить его в тюрьме, чтобы на месте уточнить план бегства. Такую возможность ему предоставит предъявитель этих писем — полковник Анри.

Марсак объяснил мне, почему я должен именоваться полковником Анри.

— Вы будете полковником Анри, месье Жан, — сказал он. — Я говорил вам: это имя моего приятеля из Дюссельдорфа. Вам предстоит играть его роль. С самого начала мы должны подготовиться к тому, чтобы рассеять в Лондоне всякие сомнения относительно моих намерений, если они, конечно, возникнут.

Затем Марсак добавил к письмам несколько кодовых слов, которые, как я понял, означали, [97] что автором писем действительно является он и что он писал их добровольно, а не по принуждению.

— А сейчас, месье Жан, внимательно выслушайте, что вы должны делать. Отвезите оба письма на виллу «Лим», которая находится в Сен-Жориозе около Аннеси, во Французской Юре. Там вы найдете мою жену и Роже Бардэ. Не сомневаюсь, они хорошо встретят вас и Роже поедет с вами в Париж.

Так арестованный мною Марсак произвел меня в полковника Анри. В тот же вечер я выехал из Парижа и на следующее утро в девять часов был в Аннеси.

Во Французской Юре я бывал еще до войны. Сколько времени прошло с тех пор! Своеобразный и красивый пейзаж снова очаровал меня. Горы и живописные озера, в которых отражалось прозрачное голубое небо, — все это даже сейчас, во время войны, дышало мирным покоем. Я вспомнил, как проводил здесь свой отдых, и должен сказать, что моя тайная миссия показалась мне совсем непривлекательной. Но какое отношение к делу имели мои личные чувства и переживания?

Я понимал, что подвергаюсь смертельной опасности. Нам было известно, что горы Юры являются одним из центров движения Сопротивления. Лишь в некоторых населенных пунктах среди этих гор располагались немногочисленные итальянские гарнизоны. Марсак рекомендовал мне быть исключительно осторожным. По его словам, в Аннеси многие являлись членами движения Сопротивления, и каждый новый человек сразу же привлекал к себе внимание. Поэтому я не захватил с собой оружия — оно могло бы только ухудшить мое и без того трудное положение. [98]

На вокзале в Аннеси, у барьера, где производилась проверка билетов, торчали два итальянских солдата. За спинами у них дулами вниз висели автоматы. Находясь при исполнении служебных обязанностей, они, тем не менее, курили — на нижней губе у каждого небрежно висела сигарета.

Я навел справки и узнал, что автобус в Сен-Жориоз отправляется через полчаса и что мне потребуется еще тридцать минут, чтобы добраться туда.

Марсак настолько точно описал мне виллу «Лим», что я нашел ее без всякого труда. Это был деревянный двухэтажный дом, расположенный в тихом переулке. Я постучал, и дверь почти сразу же открылась. Изящная блондинка спросила, что мне угодно. Несомненно, передо, мной стояла мадам Марсак.

— Мадам, я прибыл из Парижа с известиями от вашего мужа.

С этими словами я передал ей письмо Марсака.

— От мужа? Входите, пожалуйста. Вы его видели? Как он себя чувствует? Он все еще в тюрьме?

Как видно, разведка работала неплохо. Марсака арестовали совсем недавно, а об этом уже известно в маленьком Сен-Жориозе. Я обратил внимание, что на лестничной площадке шла упаковка каких-то чемоданов и ящиков. Несколько мужчин носили вниз уже упакованные ящики.

Мадам Марсак провела меня в маленькую [99] комнату и вскрыла конверт. Окончив чтение, она забросала меня вопросами о муже.

Мой необычный визит заинтересовал находившихся в доме людей, несомненно, участников движения Сопротивления. Некоторые из них заглядывали в комнату, бросая на меня враждебные взгляды. Я сказал, что хочу как можно скорее вручить письмо Марсака его помощнику Роже Бардэ. Но мадам Марсак покачала головой:

— Роже уехал на велосипеде в Аннеси. Вам придется немного подождать.

К счастью, мне не пришлось долго ждать — Роже вернулся скорее, чем предполагала мадам Марсак. Я увидел высокого, стройного, подвижного молодого человека лет тридцати, с умным лицом, живыми, проницательными глазами, еще более темными, чем его густая черная шевелюра. Марсак подобрал себе хорошего помощника — с этим Роже следовало держать себя настороже. Мог ли я предполагать тогда, что Роже Бардэ станет вскоре одним из моих ближайших помощников?

Мадам Марсак познакомила нас и объяснила Роже цель моего приезда.

— У меня есть письмо и для вас, месье Бардэ, — небрежно сказал я.

Роже разорвал конверт и стал читать письмо. Я повернулся к мадам Марсак и заговорил с ней, искоса наблюдая за Роже. Читая письмо, он то и дело бросал в мою сторону подозрительные взгляды. Но это меня не смутило.

— Да, месье Бардэ, — громко сказал я, — мы просим вас принять участие в этом деле.

Пристально посмотрев на меня, Роже немного подумал и ответил: [100]

— Я еду. Когда вы намерены вернуться в Париж?

— Я должен быть там завтра рано утром, Поеду в спальном вагоне ночного экспресса.

— Хорошо. Я поеду тем же поездом, — сказал Роже.

Неожиданно мадам Марсак заявила, что она тоже поедет в Париж. Быстро обдумав ее предложение, я пришел к выводу, что она вряд ли может причинить вред, зато мне будет полезно держать и ее в своих руках.

— Я не возражаю, мадам, — согласился я, — если вы поедете вместе с месье Бардэ. Однако мне кажется, будет лучше, если нас никто не увидит вместе. Давайте договоримся о встрече в Париже.

Я предложил это в надежде получить от них адрес явочной квартиры их группы в Париже. Не подозревая о моих мыслях, мадам Марсак предложила встретиться завтра днем в ее квартире на Порт д'Орлеан.

Был уже полдень. Я ничего не ел с того времени, как выехал из Парижа, и теперь испытывал сильный голод. На мой вопрос, где в Сен-Жориозе можно хорошо пообедать, мадам Марсак ответила:

— Пойдите в ресторан «Отель де ля Пост». Там обычно много наших, они позаботятся о вас.

Это сообщение тоже представляло интерес.

Ресторан «Отель де ля Пост» в тот полуденный час пустовал. Только за одним столом сидела большая группа людей, которые оживленно беседовали. Среди них я заметил двух женщин. Едва я успел войти в ресторан, как разговор за столом прекратился, и собеседники подозрительно посмотрели в мою сторону. [101]

Я спокойно сел за ближайший столик и повернулся к ним спиной: мне не хотелось, чтобы они запомнили мое лицо. Сказав официанту, что ресторан «Отель де ля Пост» мне порекомендовала мадам Марсак, я заказал хороший обед и уткнулся в газету. Обед оказался отличным, а омлет таким вкусным, что я заказал вторую порцию.

В дверях кухни показался повар в белом фартуке и высоком колпаке и дружески кивнул мне. Я сразу узнал в нем одного из тех людей, которых видел на вилле «Лим». Не успел я кончить обедать, как он подошел к моему столику и назвал себя: Луи.

— Вы из Парижа? — спросил он. — Где вы там живете?

Я сообщил свой адрес.

— Я был в Париже накануне последней поездки Поля в Англию и после его возвращения надеюсь побывать там с новым заданием. Я загляну к вам, когда снова приеду в Париж.

Вряд ли что-нибудь другое могло доставить мне большее удовольствие, но прежде чем я успел ответить, одна из женщин резко заметила, обращаясь к Луи:

— Разве вы не знаете, что вам не полагается разговаривать с посетителями?

Мне бросилось в глаза, что особа держит себя слишком высокомерно.

— Кто это? — спросил я у Луи. — Какое она имеет право распоряжаться вами?

— Англичанка Лиз, — пробормотал повар. — Приехала из Лондона вместе с нашим новым радистом. Сейчас она здесь старшая и постоянно во все вмешивается.

Я украдкой посмотрел на важную персону [102] за соседним столиком, которая что-то говорила своим компаньонам. Несомненно, такая женщина может распоряжаться, недаром собеседники почтительно прислушивались к каждому ее слову. Высокая, стройная, с энергичным красивым лицом, она выглядела лет двадцати восьми — тридцати. Черные, блестящие глаза Лиз, казалось, подчиняли ее воле каждого, кто с ней говорил. Это лицо сразу запоминалось, и я инстинктивно почувствовал в ней одного из своих главных противников. Но разве мог я в то время догадаться, что это была знаменитая Одетт — английская шпионка, о которой впоследствии узнал весь мир?

Мне было пора уходить. «Отель де ля Пост» оказался настоящим осиным гнездом. Перед тем как удалиться, я дружески заметил доброму Луи, что мы, конечно, повидаемся в Париже. И мы действительно там встретились, но совсем не так, как представлял себе Луи.

До отхода моего поезда оставалось несколько часов. Я поступил так, как обычно поступают в подобных случаях, — отправился в кино. Мой визит протекал поразительно успешно. Со временем разберемся, куда ведут обнаруженные нити. А пока я был доволен результатами моей поездки, так доволен, что крепко уснул и проснулся лишь в тот момент, когда публика вокруг меня направлялась к выходу.

Мадам Марсак в беспокойстве прогуливалась по перрону вокзала. Тут же я заметил двух мужчин, они старались держаться ближе ко мне, словно опасались выпустить меня из поля зрения. Я бы не назвал такую работу очень умелой, ибо сразу понял, что за мной [103] ведется слежка. В Париже мне не составит труда держать этих парней на почтительном расстоянии.

На следующий день, ровно в два часа, я уже был перед домом на Порт д'Орлеан, где находилась квартира мадам Марсак, и совсем не удивился, обнаружив тут обе свои «тени».

Перед тем как отправиться со мной на встречу с Марсаком во Френ, Роже приказал своим людям:

— Если я не вернусь через три часа, дайте тревогу по всей организации.

Без всякого труда я провел Роже в тюрьму, объяснив, что мне необходимо устроить очную ставку между Марсаком и одним из свидетелей. Трудно описать радость Марсака. Он обнял меня и воскликнул:

— Жан, дорогой мой Жан! Теперь я вижу, что вы мой настоящий друг. Ну как я смогу отблагодарить вас?!

Обстоятельства вынуждали меня по-прежнему злоупотреблять его неограниченным доверием. Конечно, я только применял военную хитрость, но она давалась мне нелегко. Я мучился, видя, какую радость и какое облегчение испытывает Марсак. «Операция Великий герцог» отягощала мою совесть, и это бремя становилось все более невыносимым по мере того, как развивались события.

— Марсак отвлек меня от тяжелых размышлений.

— Полковник Анри — мой хороший друг, — заявил он. — Ты должен, Роже, точно выполнять все, о чем он попросит, даже если иногда не поймешь, зачем это нужно. [104]

Мы сели и начали детально обсуждать план «побега» Марсака из тюрьмы.

Роже было приказано вернуться в Сен-Жориоз и поручить радисту Арно вызвать из Лондона два самолета. Я освобождаю Марсака из тюрьмы под тем предлогом, что он стал моим агентом. Если все пойдет успешно, мы при первой же возможности улетим в Лондон, где, как заявил Марсак, мне гарантирован хороший прием. Кроме того, Роже поручалось установить в Париже передатчик, который Марсак выдаст нам как доказательство своей готовности работать в качестве немецкого агента.

Не следовало ли воспользоваться обстановкой и поставить еще одно условие?

— Все это хорошо, Марсак, — заметил я, — но не следует забывать об осторожности. Кто может гарантировать, что в Лондоне со мной ничего не случится?

— Послушайте, месье Жан, но разве вам, недостаточно моего слова?! — возмущенно воскликнул Марсак.

— Дорогой мой Марсак, — настаивал я, — в вашем слове я не сомневаюсь, но ведь мне неизвестно, как его ценят в Лондоне. Не обижайтесь, но я вынужден сделать вам следующее предложение: вы дадите мне список всех агентов вашей организации, и я передам его своему лучшему другу, который посвящен во все мои дела. Он будет хранить список в качестве залога, что в Лондоне со мной ничего не произойдет. Если же со мной что-нибудь случится, ваши агенты будут арестованы. Но я даю слово, что их будут рассматривать не как шпионов, а как военнопленных. Если [105] в Лондоне все обойдется благополучно, я передам через Би-би-си своему другу заранее условленный сигнал. Ведь вы же не сомневаетесь, что, когда мы прибудем в Лондон, вы сможете заставить меня выполнить данное мной слово!

Марсак заколебался. Он не мог заставить себя согласиться с моим предложением; по его убеждению, самое худшее, что может сделать человек, — это предать своих товарищей.

— Неужели вы серьезно думаете, — продолжал доказывать я, — что ваши люди еще долго будут разгуливать на свободе? Уж если мы поймали вас, то выловить постепенно остальных совсем не представляет труда. Мы оккупировали всю Францию. За большинством ваших товарищей уже следит служба безопасности, и вы, вероятно, сами знаете, что многие из них работают одновременно на обе стороны. Не лучше ли будет, если я возьму вашу организацию под свой контроль?

Первым согласился со мной Роже Бардэ. После недолгих раздумий решился и Марсак. Он составил список примерно двадцати агентов — в Бордо, Марселе, Страсбурге, Нанси и т. д. До сих пор мы ничего не знали ни об одной из этих опасных групп. Мой успех удивил даже меня самого.

Роже и Марсак отошли в сторону и начали шептаться. Я не пытался подслушивать, так как не сомневался, что со временем узнаю, о чем они разговаривали.

На следующий день Роже уехал обратно в Сен-Жориоз. Мадам Марсак должна была по почте поддерживать с ним связь. [106]