Глава пятая

Генеральный план главной квартиры. — Жоффр — генералиссимус. — Разногласия между Китченером и лондонским кабинетом. — Военная конференция союзников в Шантильи. — Переговоры с английским правительством. — Отступление сербов и голод. — Защита Салоников и король Константин. — Сэр Дуглас Хейг — преемник сэра Джона Френча. — Год кончается в тумане.

Среда, 1 декабря 1915 г.

Как мне советовал Фрейсине, я просил Жоффра зайти сегодня перед заседанием совета обороны. Он подтвердил мне, что у него трения с военным министерством, но говорит, что они прекратятся, как только будет решен вопрос о командовании, и опять подчеркнул, что необходимо как можно скорее покончить с нынешним неопределенным положением. Он охотно готов сделать своим помощником Дюбайля или Кастельно, по усмотрению правительства. Я сообщил об этом разговоре Бриану, просил его добиться наконец решения Гальени и вызвался принять еще сегодня последнего вместе с Брианом. Условились устроить это совещание сегодня после обеда.

В девять часов заседание совета обороны. В первую очередь выступил Рибо с изложением финансовых вопросов. Он доказывает, что при сильно растущих расходах на войну мы не сможем без новых ресурсов продолжать военные действия после июня 1916 г., каковы бы ни были результаты подписки на объявленный теперь заем. Поэтому правительство должно по соглашению с главнокомандующим выработать [229] программу артиллерии и не предоставлять парламентским комиссиям инициативы дополнений и изменений, требуемых подчас под давлением частной промышленности. Принято решение, что Жоффр снесется непосредственно с Альбером Тома и представит в совет министров новую записку, полную и точную; она будет рассмотрена и с изменениями или без них составит программу правительства, которое будет защищать ее в парламенте против всяких других проектов.

Затем возвращаемся к вопросу о Галлиполи. Военный министр заявляет, что он лично идет еще дальше Китченера и является сторонником полной эвакуации полуострова. Жоффр тоже думает, что нам не удастся долго продержаться на мысе Геллес. Принимается решение сообщить в Лондон мнение министра и главнокомандующего. Зато после нового продолжительного и основательного рассмотрения вопроса кабинет подтверждает свое решение остаться в Салониках, требовать отправки новых английских войск, довести состав экспедиционного корпуса до 300 тысяч человек и сохранить эту базу для позднейших операций на Балканах. Это должно удержать Грецию в состоянии нейтралитета и склонить Румынию вступить в войну на стороне союзников.

Обсуждаем телеграмму Саррайля, в которой он запрашивает директивы относительно условий своего отступления. Удерживать ли ему занятые им передовые позиции или нет? Гальени понимает, что Саррайль должен отвести все свои войска в Салоники. Жоффр, напротив, того мнения, что он должен удерживать свои позиции на севере. Это небольшое разногласие дает мне повод заметить, что правительству невозможно будет разрешать вопросы этого рода, пока у нас не будет главнокомандующего, ответственного за все операции. Фрейсине, Рибо и Буржуа поддерживают мою мысль.

Решено, что Гальени придет сегодня в мой кабинет вместе с Брианом, чтобы принять окончательное решение.

Тем временем Бриан отправился в военную комиссию сената. Как видно, Клемансо успел обработать ее в пользу эвакуации Салоников. На вопрос, думает ли он, что эта эвакуация может быть проведена безболезненно, «очень безболезненно, — [230] ответил он, — и, так сказать, под гарантией Германии, так как эта эвакуация предложена нам греческим королем» {121}.

В послеобеденном заседании принимают участие Бриан, Гальени, Лаказ и Жоффр. Сначала рассматриваются две записки по поводу плана генерала Алексеева о комбинированных операциях союзных армий в направлении Будапешта. Записки составлены исследовательским сектором совета обороны и 3-м бюро главной квартиры. Жоффр не считает возможным прокормить на Балканах армию в десять корпусов. Во всяком случае, по его мнению, союзные армии смогут действовать только после того, как соберут сербскую армию. Он думает, что, если мы доведем восточную армию со 150 тысяч до 250 тысяч человек, с английскими и сербскими войсками и с нашими тремя дивизиями, увеличенными дивизией с Галлиполи, у нас будут достаточные силы, чтобы серьезно потревожить неприятеля. Бриан, Гальени и я тщетно пытаемся склонить Жоффра к более мощному выступлению.

После этой беседы Бриан удерживает Гальени в моем кабинете и ставит вопрос о командовании. Военный министр, уже зондированный раньше Брианом, поручил предварительное изучение вопроса заведующему секретариатом полковнику Букабейлю. Но этот предварительный проект, хотя составленный весьма добросовестно, заканчивается заключением о сосредоточении командования в руках военного министра. Бриан говорит, что такое решение вопроса не годится. Оно страдает тем недостатком, что командование и, стало быть, военные операции станут предметом обсуждения в парламенте: министр, будучи ответственным перед парламентом, может быть запрошен последним по поводу всех своих действий и не имеет права уклонятся от запросов. Я высказываюсь тоже в этом смысле. Гальени не возражает и весьма охотно соглашается с нашим мнением. Он прибавил лишь, что самым лучшим помощником Жоффру считает Кастельно.

Жоффр конфиденциально сообщил Бриану, Гальени и мне предложения, которые он намерен сделать на конференции в Шантильи 5 декабря представителям главнокомандующих союзных армий. «Европейская война, — пишет он, — может решиться только на главных театрах военных действий — [231] во Франции и России, прибавим также Италию, чтобы не обидеть нашей союзницы. Ближний Восток (Балканский полуостров, Малая Азия) является лишь второстепенным театром военных действий».

Во-первых, мы не можем здесь нанести удар противнику в самое сердце, т. е. по его главным армиям и на его территории. Во-вторых, мы не располагаем ни достаточным человеческим ресурсом, ни необходимыми перевозочными средствами, чтобы вести войну вдали, с большими контингентами, в трудных местных условиях, с морской коммуникационной линией. Да и немцы предприняли свой маневр на Ближнем Востоке только с помощью нового союзника — Болгарии. Что касается нас, то мы могли бы использовать Ближний Восток для крупных наступлений лишь в том случае, если бы нам тоже удалось вывести на арену войны новых союзников — Грецию и Румынию — и если бы мы действовали в контакте с сербской армией до ее поражения. Даже в этом случае мы могли бы добиться важных результатов лишь при том условии, что одновременно с нашими операциями на этом театре военных действий происходило бы выступление русских войск в Галиции.

Затем Жоффр ставит вопрос: должны ли в настоящий момент союзники довести совместное наступление в одной только части главных театров военных действий? Он категорически высказывается против плана Алексеева, неосуществимого при нынешнем положении на Балканах. Следовательно, надо искать решения с помощью согласованных общих наступлений на русском, англо-французском и итальянском фронтах. Это — самое важное, и надо убедить в этом наших союзников. Но «проблема прорыва укрепленных неприятельских позиций во Франции в настоящий момент трудно выполнима ввиду значительных сил, которые неприятель имеет против нас или недавно перебросил на наш фронт (110 дивизий, все немецкие). Эту проблему будет легче решить, если мощная атака русских заставит немцев ослабить свой западный фронт. И наоборот, если атаки французских и английских войск, проводимые правильно и экономно, свяжут всю совокупность неприятельских сил, выставленных против нас, это развяжет руки восстановленным русским армиям». [232]

В настоящий момент «немцы могут усилить свои резервы на французском фронте (около 12 дивизий) 10 дивизиями, ставшими отныне ненужными в Сербии. Вместе с теми войсками, которые немцы могут снять со своего русского фронта, это составит 25–30 дивизий. Если союзники не будут действовать согласованно, неприятель использует эти дивизии, перебрасывая их по своим внутренним коммуникационным линиям и действуя поочередно то на одном, то на другом из обоих фронтов. Однако в настоящий момент союзники в состоянии предпринять тот совместный маневр, который мы считаем необходимым. Поэтому надо, чтобы в целях этого наступления каждый из участников мобилизовал свои средства и увеличил свои ресурсы».

Обращаясь к Ближнему Востоку, Жоффр в первую очередь рассматривает Балканский полуостров. «Антанта, — говорит он, — явно заинтересована в том, чтобы удержать в Сербии если не немецкие войска, что представляется неосуществимым, то по крайней мере болгарские войска. Это нужно нам для того, чтобы затруднить или сделать менее мощной концентрацию войск против Румынии, концентрацию, которая могла бы заставить это государство выступить против России. Кроме того, Антанта должна собрать остатки сербской армии и помочь восстановлению этой армии на территории Черногории и Северной Албании. Этот результат может быть достигнут, если мы оставим наш экспедиционный корпус в Южной Сербии или — на худой конец — в районе Салоников. Эта операция сохранит базу на будущее время на случай, если союзные правительства примут решение об отправке новых войск — английских или итальянских. Недопустимо, чтобы сохранение нашей оккупации столкнулось с открытым сопротивлением со стороны союзника. Во всяком случае, мы не должны преждевременно принимать решение об эвакуации Салоников... Если бы мы не были в Салониках, кто знает, не капитулировала ли бы сербская армия и не выступила ли бы Греция против нас?»

Относительно Галлиполи в своей записке главная квартира приходит к заключению о необходимости полной эвакуации этого полуострова. Для Египта она не видит никакой опасности. [233] Экспедицию в Александретту она объявляет невозможной в настоящее время, но не отказывается окончательно от этой идеи. В заключение говорится без оптимизма: «Программа, предлагаемая союзникам, бесспорно, страдает тем очень важным недостатком, что оставляет на относительно долгий промежуток времени инициативу операций за неприятелем. Эта отсрочка может позволить нашим врагам добиться преимуществ на Востоке, что поднимет дух их войск и усилит их авторитет и влияние в нейтральных странах. Чтобы лишить их этого выгодного положения, союзники должны были бы быть в состоянии атаковать их с большой силой на всех фронтах. Но, как уже указывалось выше, это сейчас неосуществимо, и с нашей стороны было бы грубой ошибкой начать общее наступление, не сделав всех необходимых приготовлений».

Итак, Жоффр предлагает в настоящее время вести войну на изнурение сил неприятеля, но при этом подчеркивает, что отныне это должно быть главным образом делом наших союзников: англичан, русских, а также итальянцев. Главнокомандующий приводит следующие детали о том, что было сделано каждым из союзников. Франция выставила 97 дивизий вместе с резервами, в эту цифру не вошли войска, охраняющие наши колонии, а также территориальные войска в количестве, равном 37 пехотным дивизиям. Франция с первых месяцев войны держит на фронте 2 ½ миллиона солдат. Все это по меньшей мере пропорционально тому, что сделано Германией. Англия лишь после длительного срока достигла цифры в 53 дивизии, которые она в настоящий момент вводит в строй во Франции, в Салониках и в Дарданеллах. Англичане в начале войны содержали только очень ограниченное число воинских частей и поэтому располагают еще значительными ресурсами, отчасти в виде уже сформированных армий, которые еще не покинули Англию. Россия располагает значительными людскими ресурсами. Когда она получит возможность вооружить достаточную часть своих военных контингентов, она сможет пополнить свои 112 дивизий и без труда довести состав своих дивизий на европейском театре военных действий до 16 батальонов. Италия, вступившая в войну позднее, выставила только 36 дивизий, а [234] между тем цифра ее народонаселения равна нашей. Она содержит эти дивизии только в течение полугода. Эта страна обладает богатыми ресурсами, но намерена лишь частично использовать их для новых формирований.

Четверг, 2 декабря 1915 г.

Итак, вчера вечером Бриан телеграфировал в Лондон (№4093, 4094, 4095), что мы не считаем целесообразным эвакуировать Салоники. Мы категорически требуем от наших союзников, чтобы они присоединились к нашей точке зрения. «Мы не считаем возможным, — говорит Бриан (в своей телеграмме), — чтобы ставилось под вопрос соглашение, заключенное генералом Жоффром во время его поездки в Лондон и подтвержденное на конференции союзных министров в Париже. В этом соглашении говорится о немедленной и быстрой отправке 90 тысяч английских солдат в Салоники. Как видно, после поездки лорда Китченера греческий король возымел сомнения и укрепился в своих иллюзиях, что нас удастся побудить эвакуировать Салоники. Это предложение отражает лишь желания и волю Германии. В результате мы наталкиваемся теперь на сопротивление со стороны греческого правительства и вынуждены терять время на разговоры и прения, которые имеют целью лишь выиграть время и, в конце концов, поставить нас в невозможное положение, когда перед нами будет стоять альтернатива: катастрофа или отвод наших войск... Ответ Греции неудовлетворителен: в нем много оговорок и неясностей. Необходимо без промедления выступить с новым совместным демаршем и добиться конкретного согласия на требования меморандума, врученного Гильменом Скулудису. Если не последует скорого и удовлетворительного ответа, наш демарш должен быть поддержан морской демонстрацией, все приготовления для нее уже сделаны».

Не успели мы отправить эту телеграмму, как пришли две телеграммы Поля Камбона (№ 2809 и 2810), в которых сообщалось, что британский совет обороны, выслушав Китченера, высказался вчера утром за эвакуацию Салоников, но с некоторыми оговорками: во-первых, должно быть согласие Франции, во-вторых, греческая армия должна обеспечить достаточную [235] защиту границ и не допустить на территорию Греции немецкие, австрийские и болгарские войска, и наконец, перед Салониками должны быть сооружены сильные оборонительные позиции.

Французский совет министров принимает решение, что Бриан, не теряя времени, отправится в Лондон, чтобы поддержать там нашу точку зрения и постараться убедить англичан в ее правильности.

Единогласно признано также необходимым объединить командование французскими армиями и назначить Жоффра генералиссимусом. Но по вопросу о выборе его помощника разгорелись страсти. Бриан и Гальени предлагают Кастельно, я поддерживаю это предложение. В том же смысле высказываются Буржуа, Рибо, Фрейсине и Пенлеве. Но Самба, Гэд и Мальви боятся, что это назначение произведет плохое впечатление на «левую». Гэд говорит также, что страна подумает, что мы хотели поставить Саррайля под начало Кастельно. Неужели мы возвратились к склокам мирного времени? В качестве компромисса Матен, Тьерри и Самба предлагают Петена. В результате, как часто бывает, не принято никакого решения. Бриан пригласит сегодня Жоффра в мой кабинет, и мы предложим ему самому выбрать себе помощника.

В два часа приехал Жоффр, довольный, сияющий. Он говорит, что привез с собой в Париж Кастельно, чтобы беседовать с ним в более спокойной обстановке. Он предложил Кастельно стать его помощником, по крайней мере временно. Кастельно ответил: «Согласен, если только выбор исходит от вас, а не со стороны». Кастельно переезжает в Шантильи с тремя офицерами своего штаба и займется операциями на всех фронтах Франции.

Дюбайль будет командовать армиями центра. Бельгийская группа и группа в Артуа будут непосредственно связаны с главной квартирой ввиду необходимости ежедневно сноситься с бельгийцами и англичанами. Жоффр говорит, что, если впоследствии мы решим предпринять крупные операции, он, возможно, поручит их Кастельно.

Это пока только временный режим. Но Бриан находит, что мы должны мириться с этим. Он увез Жоффра в министерство иностранных дел, чтобы прочитать ему лондонские [236] телеграммы, и просил меня вызвать Гальени и сообщить ему про выбор, сделанный Жоффром. Итак, я извещаю об этом военного министра. Он одобрил выбор и пришлет мне на подпись декрет о назначении Жоффра главнокомандующим всеми армиями. Министр настаивает на том, чтобы мы как можно скорее добились от генералиссимуса удаления некоторых «младотурок» из его окружения.

Возвратившийся из России генерал д'Амаде рассказывает мне, что вынес оттуда прекрасное впечатление. Он думает, что русские будут в состоянии перейти в марте в генеральное наступление. Идею предварительного наступления в Галиции он не считает особенно удачной. В конце дня полковник Букабейль привез мне на подпись два декрета: один — об учреждении должности главнокомандующего всеми армиями, другой — о назначении на этот пост Жоффра.

Тогда как мы принимаем эти важные решения, в палате и сенате циркулируют нелепые слухи, естественный продукт всеобщего недовольства. Добряки в сенате поверили злой шутке Клемансо, что по моему настоянию правительство награждает меня военным крестом. Мне пишет об этом мой друг Гродидье, сенатор от департамента Мааса. В палате несколько депутатов, информированные из других ядовитых источников, утверждали, что перед отъездом правительства в Бордо я просил Майрона Т. Геррика взять на себя посредничество в переговорах о перемирии с немецкой армией. Неужели война, порождающая героизм, в то же время порождает подлость и глупость?

Италия подписала Лондонское соглашение, по которому союзники обязываются заключить мир только совместно. Это уже значительный шаг вперед, но это все еще не действительный разрыв с Германией.

Сформированная в Бессарабии 7-я русская армия перейдет в наступление против австрийцев, чтобы разгрузить балканский фронт и облегчить положение сербской армии.

Пятница, 3 декабря 1915 г.

Совет национальной обороны постановил: обратить внимание Англии на ответственность перед Россией и Румынией, которая ляжет на Англию и Францию, если мы уйдем с Балкан. [237]

Бриан принес ноту, врученную ему греческим посланником в Париже Романосом. В ней от имени Скулудиса предлагается нам очень тонкая комбинация: мы оставляем Салоники под защитой греков и даем обещание не возвращаться в этот город. Другими словами, греческий король предлагает нам бежать для спасения наших войск. Чтобы заставить нас пойти на это унижение, он утверждает в своей ноте, что нашей армии, очутившейся в тупике в Салониках, придется иметь дело с армией неприятеля в 530 тысяч человек, не считая турок. Он добавляет, что сербская армия сократилась до 40 тысяч человек. Все это блеф немцев. Совет обороны отвергает это удивительное предложение. Жоффр еще раз утверждает, что не представляет трудности защищать Салоники на фронте в сорок пять километров, опираясь на линию гор.

Однако адмирала Лаказа беспокоят греческие батареи, господствующие над Салоникской гаванью. Совет обороны постановляет срочно просить английское правительство присоединиться к нам в требовании удалить эти батареи и заявить грекам, что мы рассматриваем эту угрозу как враждебный акт и что, если она не отпадет, мы возьмем в качестве залога один из греческих островов.

После заседания Рибо остался наедине со мной. Он не надеется получить от займа многим более десяти миллиардов. Положение кабинета в палате не представляется ему блестящим. Клемансо сказал ему: «Устройте, чтобы меня назначили председателем совета министров, и я добьюсь прорыва немецкого фронта, даже если бы пришлось пожертвовать для этого 500 тысячами человек».

Тем временем Тигр повторяет сегодня за своей подписью в «L'Homme enchainé» аляповатую клевету, о которой мне сообщил Гродидье. Он утверждает, что Клемантелъ предложил в совете министров наградить меня военным крестом, и нападает на меня и министров за то, что мы занимаемся подобными вопросами в то время, когда наши солдаты умирают на фронте. Я написал ему, что он опять стал жертвой мистификации: «Никто никогда не выражал в моем присутствии нелепой идеи наградить меня военным крестом, и прошу вас верить, что, если бы я услышал столь дикое предложение, я [238] возмутился бы им еще раньше Вас. Ваша патриотическая тревога не дает вам права предполагать во мне менее горячего патриота, чем вы, предполагать, что я способен в это тяжелое время думать о чем-либо другом, кроме спасения родины».

Бопп прибыл в Скутари к сербскому правительству. Большая часть войск пробивается в этот район. Один отряд отправлен в Дибру для подкрепления частей, находящихся в окрестностях Монастыря. Пашич требует провианта и фуража (Скутари, № 91 и сл.).

Английский военный комитет снова был готов оставить Салоники. Китченер заявил, что не желает брать на себя ответственность за катастрофу и уйдет в отставку, если не будет принято решение об эвакуации (наш военный атташе из Лондона, № 234; Поль Камбон, № 2829).

Ввиду этого разногласия Бриан уезжает завтра утром в Кале на свидание с английскими министрами.

Суббота, 4 декабря 1915 г.

Клемантель и все члены кабинета ошеломлены басней, рассказываемой Клемансо. Я сообщил им содержание своего письма к Тигру. Кроме того, решили, что Клемантель обратится к нему с вежливым, но категоричным опровержением.

За отсутствием Бриана, Гальени и Лаказа, которые отправились с Жоффром в Кале, я по просьбе Бриана зачитываю в совете министров поступившие из-за границы телеграммы. Министры возмущены отступничеством англичан. Возвратившийся из Греции Лени Кошен называет его изменой.

Я сообщаю решения, принятые Жоффром относительно своего штаба и групп армий. Наиболее радикальные министры, и особенно Марсель Самба, не в восторге от назначения Кастельно. Буржуа, Фрейсине и Вивиани недовольны упразднением одной из трех армий. Режим децентрализации дал хорошие результаты, и общественное мнение не поймет, почему мы отказываемся от него. По мнению этих министров и некоторых других членов кабинета, лучше было бы сохранить 3-ю армию и поручить командование ею какому-нибудь генералу. Названо было имя Петена. Но, естественно, мы не желали принимать никакого решения в отсутствие Бриана и Гальени. [239]

Дени Кошен рассказывал мне вчера о своей поездке в Грецию и сообщает те же факты совету министров. Он подчеркивает оказанный ему горячий прием. Дома были убраны флагами, на улице Стаде собралась восторженная толпа, поэтому было решение почтить гостя титулом афинского гражданина. Несомненно отношение к нам народа более благоприятно, чем отношение короля. Кошен даже думает, что, не будь Китченера, Константин вынужден был бы следовать чувствам своих подданных. Конечно, Кошен ошибается, но нельзя отрицать, что слова Китченера повлияли на поведение короля. В разговоре с Дени Кошеном Константин отозвался об английском фельдмаршале: «Это милейший человек. Он мне очень нравится». — «Я хотел бы знать, — заметил Кошен, — что сделать для того, чтобы заслужить столь любезное суждение вашего величества». — «Что ж! Фельдмаршал великолепно понимает положение. Он сказал мне: «Англия сражается против немцев и австрийцев. Я считаю потерянной каждую пулю, выпущенную не в немца или австрийца». Кошену показалось, что королева не очень уверена в благоприятном исходе войны для Германии. Она говорит о бесцельной резне и возлагает всю ответственность за нее на короля Эдуарда VII, который, по ее мнению, подготовил европейский пожар только из чувства соперничества. Королева спросила у Кошена, есть ли у него дети. «Да, один сын недавно убит на фронте. У меня есть также дочь, монахиня». — «Я не люблю этого. Это противно природе».

Кошен определенно заявляет, что нам нечего опасаться со стороны греков в Салониках. Солдаты встречали его с энтузиазмом. Нельзя заставить их выступить против нас. Тем не менее министр того мнения, что мы должны уйти из Салоников, так как нам нечего больше делать на Балканах. Совет министров был удивлен этим выводом и далек от того, чтобы присоединиться к нему.

В конце дня Пенелон сообщил мне от имени Жоффра, что последний сам отказался от мысли образовать из трех групп армий две. Командование группой центра временно перейдет к генералу де Лангль де Кари. [240]

Монастырь занят австрийцами и болгарами. Нельзя представить себе всех тех противоречивых и чаще всего фантастических известий, которые поступают к нам из Афин и Бухареста. В этом хаосе нелегко раскрыть истину.

Король черногорский Николай все же надеется дать отпор врагу, если мы пошлем ему продовольствие (де Ларош-Верне, № 391). Находящиеся в Цетинье посланники Англии, Франции, Италии и России предупреждают свои правительства о безотлагательной необходимости послать продукты в это небольшое королевство, наводненное беженцами и сербскими войсками (от того же, № 393).

Воскресенье, 5 декабря 1915 г.

Перед заседанием совета министров, созванным Вивиани на девять часов, Бриан докладывает мне о свидании в Кале. Потом он повторил те же сообщения на заседании. От англичан присутствовали Асквит, Бальфур, Китченер и начальник генерального штаба генерал Мэрри; от французов — Бриан, Гальени, Лаказ, Жоффр и де Маржери, который составил краткое резюме прений. Англичане приехали с намерением добиться нашего согласия на немедленный вывод их войск из Салоников. Бриану пришлось энергично напомнить им их обещания и объявить недопустимым обособленный уход британских дивизий. Китченер в такой мере настаивал на этом отступлении, что Асквит и Бальфур потратили целый час на отдельное совещание с ним. В конце концов англичане согласились, что их войска не уйдут теперь и вообще не уйдут без нас. Однако Бриану не удалось убедить их сохранить Салоники в качестве базы. Он наткнулся на бесповоротное решение Китченера, который бросил на чашу весов свой портфель. Ллойд-Джордж, не являющийся сторонником эвакуации, не приехал в Кале: у него «дипломатическая болезнь». Грей, который ясно видит дипломатические опасности эвакуации, тоже не приехал.

Китченер отказался просмотреть записку Жоффра о защите Египта. «Знаю, знаю, эта записка написана в оптимистическом духе, мне незачем читать ее». После дискуссии, продолжавшейся несколько часов, Асквит составил ноту, допускающую различное толкование; Маржери на лету просмотрел [241] ее; окончательный текст еще будет прислан нам. Англичане заявляют в ноте, что выслушали со вниманием доводы Бриана, по существу стремятся поддерживать союз с нами, но теперь же решить вопрос о будущих операциях. Но, говорится в ноте далее, англичане вынуждены сообразоваться с точкой зрения генерального штаба, который не считает возможным оставаться в Салониках с 150 тысячами человек. Поэтому английское правительство полагает, что необходимо безотлагательно принять меры для подготовки эвакуации. Затем имеется двусмысленно составленная фраза: надо заявить Греции, что мы будем продолжать занимать Салоники, а также пункты, необходимые для безопасности ваших войск. Перечитывая текст, ясно видишь, однако, что эта оккупация носит временный характер и должна лишь предшествовать эвакуации. Совет министров поражен и ошеломлен. Марсель Самба и Альбер Тома категорически требуют, чтобы мы не соглашались на такое фиаско. По их мнению, мы должны ответить английскому правительству, что в любом случае останемся в Салониках, они думают, что твердое заявление в этом духе образумит английское правительство. Напротив, Бриан того мнения, что оно все испортят.

По мнению Фрейсине, мы не можем остаться в Салониках без англичан. Он настаивает на уходе, приводит тонкие и убедительные доводы. Гальени поддерживает его точку зрения. Сторонники экспедиции, Рибо и Мелин, примиряются с неизбежным и считают, что мы должны отказаться от нее ввиду отсутствия помощи англичан. Кошен благодарит председателя совета министров за сделанное им для выяснения ответственности Великобритании и освобождения нас от ответственности перед историей. «Но мы теперь не пишем историю, — отчеканивает Самба, — мы делаем ее».

Думерг выражает опасение, что французское общественное мнение поймет, что виновниками эвакуации являются англичане, и возмутится ими, от чего может серьезно пострадать наш союз. Надо, замечает он, предупредить английское правительство об этой опасности.

Я высказал мысль, что, прежде чем подчиниться воле англичан, нам следует обратиться к России с просьбой воздействовать [242] вместе с нами на Лондон. Леон Буржуа энергично поддержал мое предложение. В конце концов, единогласно было принято следующее решение — за него были также Фрейсине и Гальени: в Лондоне будет предпринят новый демарш, и мы потребуем вмешательства России.

Во второй половине дня в Трокадеро состоялось общее собрание Туринг-клуба. Я явился туда вместе с Дюбо и Дешанелем и пробыл там короткое время. Старый республиканец и патриот Дюбо взбешен поведением английского правительства и твердит: «Мы должны во что бы то ни стало остаться в Салониках, во что бы то ни стало!». Дешанель сегодня мрачнее обычного, он не высказал никакого мнения.

Понедельник, 6 декабря 1915 г.

Совет министров долго обсуждает протокол совещания в Кале. Министры находят этот текст двусмысленным, при чтении создается впечатление, что Франция дала вынужденное согласие на английский проект эвакуации.

Пенелон в большом волнении. Кастельно сообщил бывшему военному министру Этьенну, что Жоффр запрещает ему привести с собой в главную квартиру своих сотрудников. В действительности же такого запрета вовсе не было, и Жоффр, рассердившись, что ему могли приписать его, заявил, что не желает иметь Кастельно своим помощником. Я вызвал Этьенна, чтобы узнать, в чем дело. Из его слов следует, что вся эта история от начала до конца выдумана одним «младотурком», который боится прихода Кастельно и из зависти или по злобе затеял всю эту бучу. Кастельно ни на кого и ни на что не жаловался. Он заявил, что готов служить везде, где потребуется.

Клемансо послал к Клемантелю своего личного секретаря, некоего Манделл. Это невзрачный еврей, умный, вкрадчивый и загадочный.

«Клемансо, — сказал он министру, — получил ваше письмо одновременно с письмом одной высокой особы. Письмо этой последней он не намерен использовать, а ваше письмо он опубликует через три дня, когда возвратится в Париж лицо, рассказавшее про этот инцидент, и будет вызван свидетель». Мандель не назвал ни это лицо, ни этого мнимого свидетеля. [243]

Ходят слухи, правильные или неправильные, что сам Мандель является у Клемансо поставщиком сплетен, направленных против меня и правительства.

Случилось то, чего можно было ожидать, судя по протоколу совещания в Кале. Как телеграфирует Поль Камбон, офицеры морского и военного министерства, сопровождавшие своих министров в Кале и вернувшиеся вчера утром в Лондон, говорят, что военные и морские инстанции обеих сторон пришли к соглашению относительно эвакуации Салоников. «Не исключена возможность, — пишет наш посол, — что этот случай получит распространение» (№ 2857).

Полковник Фурнье телеграфирует из Скутари, что сербская армия нуждается в полной реорганизации, так как ей пришлось бросить всю свою артиллерию и перевозочные средства, за исключением горных батарей. Он считает более целесообразным перевезти остатки армии морем и реорганизовать их на одном из островов Эгейского моря или в Салониках (О. Т., 2558, № 350 и сл.).

Саррайль без затруднений отвел наши войска, занимавшие Черну, Криволац и окрестности. Наша 57-я дивизия приведена в готовность защищать мостовое прикрытие на севере от Миробек-Капу; 150-я дивизия возводит другое подобное укрепление на высоте Градеца. Хотя Монастырь занят смешанными австрийскими и болгарскими патрулями, линия железной дороги не перерезана, вокзал еще находится в руках греков (№46–329–3).

Семь австрийских военных судов в течение нескольких часов бомбардировали Сан-Джованни-ди-Медуа и потопили пароходы и парусники, везшие продовольствие сербам (Скутари, Беген Билькок, № 174; Бопп, № 105).

Вторник, 7 декабря 1915 г.

Реорганизация высшего командования вызвала в парламенте бурю в стакане воды. На заседании совета министров некоторые министры говорят, что среди «левой» растет оппозиция против Кастельно. Комб и Буржуа храбро выступают в защиту генерала. Совет министров просит Бриана еще раз подчеркнуть Жоффру, что ему предоставляется полная [244] свобода выбирать, не слушая ничьих влияний. Гальени пишет мне, что у него был этой ночью сильный припадок болотной лихорадки. Он просит прощения, что не может присутствовать на заседании совета министров.

Офицеры связи доставили мне протокол военной конференции, состоявшейся вчера в Шантильи. Присутствовали: от Англии — фельдмаршал Френч, генерал-лейтенант Меррей, начальник генерального штаба Робертсон и генерал-лейтенант Уильсон; от России — генералы Жилинский и Игнатьев; начальник итальянского генерального штаба генерал Порро и полковник Альбриччи; начальник бельгийского генерального штаба генерал Вилеманс; сербский военный атташе полковник Стефанович; от Франции — генерал Жоффр, начальник генерального штаба генерал Пелле, глава французской военной миссии при британской армии генерал Хюге, подполковник Бильот и капитан Дюмейру.

Генерал Пелле огласил французскую ноту от 5 декабря. Тотчас же Френч заметил, что предлагаемый план военных действий должен быть представлен на рассмотрение английского правительства.

После дискуссии генералы Жоффр, Жилинский и Порро пришли к соглашению по следующим двум пунктам: 1) На каждом фронте союзники должны быть готовы остановить все неприятельские атаки собственными средствами. 2) В случае наступления против одной из держав Антанты все остальные союзники оказывают ей помощь в пределах возможности.

Френч присоединился к этим заключениям, но подчеркнул, что положение Англии как мировой державы заставляет ее правительство использовать свои войска таким образом, что в результате получится постоянная флуктуация британских контингентов во Франции.

Генерал Меррей изложил соображения, заставляющие Англию эвакуировать Салоники. Однако на конкретный вопрос Жоффра он признал, что защита этого района может быть обеспечена с помощью 150-тысячного экспедиционного корпуса, расположенного на небольшом пространстве, на дуге между Вардаром и Орфанским проливом. Он признал также, что во всяком случае необходимо укрепить Салоники. Тем не [245] менее Френч и Меррей настаивают на эвакуации. Генерал Жилинский высказался против эвакуации, точно так же и генерал Порро; впрочем, ни у того, ни у другого нет в Салониках ни одного солдата. Полковник Стефанович объявил, что, если сербская армия будет оставлена, она окончательно погибнет, но если она будет восстановлена с помощью союзников, она вскоре сможет перейти в наступление.

Сегодня в Шантильи продолжался обмен мнениями. Достигнуто соглашение по следующим вопросам: необходимо действовать с максимальными силами на главных театрах военных действий — во Франции, России и Италии, искать здесь решения войны, проводить генеральные и согласованные наступления, как только армии будут готовы к этому и климатические условия станут благоприятными, и всячески стараться довести неприятеля до максимального изнурения.

Признана необходимость немедленной и полной эвакуации Галлиполи. Относительно Салоников каждый остался при том мнении, которое защищал вчера. По требованию англичан обсуждали средства защиты Египта. Кажется, англичане намерены использовать для защиты его дивизии, взятые с Галлиполи, в том числе и наших сенегальцев.

Пенлеве рассказал мне о своем разговоре с Клемансо после второго дня последнего сражения в Шампани. В упоении своего патриотизма Тигр был в великом восторге и безусловно верил в немедленную победу. «Мы вступим в Вузье, затем отбросим немцев на Маас». — «Увы! На фронте мне говорили другое. Не знаю, не лучше ли было бы приостановить наступление и начать новую подготовку для атаки на вторую линию неприятеля». — «Нет, нет. Надо идти прямо на Эну и Маас. Если мы не будем иметь успеха в Шампани, мы по крайней мере возьмем Лан и Лилль». — «Я не смею надеяться на это». — «Тогда скажите прямо, что нам не остается ничего другого, как стать на колени перед Германией». Не прав ли я был, когда отказывался давеча поставить во главе правительства человека с таким импульсивным характером? Во всяком случае для подобного хода еще не настало время.

Мне нанес визит генерал Порро. Завтра он возвращается в Шантильи. Он подтвердил мне то, что мне уже сообщили [246] о конференции офицеры связи. Завтра будут обсуждаться война в колониях и создание центрального органа.

Англичане деятельно готовятся к защите Египта. Начаты работы на востоке от Суэцкого канала. Проводится вторая железнодорожная колея из Загазига в Измаилию. Комплектуются полки и эскадроны, вывезенные из Дарданелл, их пополняют в Александрии, Дабе и лагере Пирамид. В Каире сосредоточено 20 тысяч австралийских солдат, 10 тысяч должны прибыть через месяц (Каир, лейтенант де Сен-Кантен в военное министерство, № 149, 218 и 220). Лорд Китченер намерен послать в Египет три дивизии; из них две будут взяты с французского фронта (военный атташе в Лондоне, № 248). Но кто знает, не предпримут ли завтра немцы на нашей территории то наступление, которое, по данным контрразведки, предвидится на Ниле?

Как видно, англичане в настоящий момент охвачены паникой. Генерал Магон телеграфировал из Салоников в английское военное министерство, что болгары сосредоточили четыре дивизии против района Дойрана и готовят генеральную атаку на Гондову, Чепели и Костюрино. Одновременно немцы двинутся из Демир-Капу на Гондову, чтобы смять наши войска (военный атташе в Лондоне, №249). Саррайль не извещает нас ни о чем подобном, и поэтому надо думать, что генерал Магон испугался собственной тени. Вчера еще наши войска держались на Вардаре, 122-я дивизия занимала Кавадар, 57-я — Бангу, 156-я — Струмицу. Перед нами стоят одни болгары.

Сербы просят нас послать в Дураццо корабль, чтобы забрать пленных австрийских офицеров и отвезти их во Францию. Мы отдали соответствующие распоряжения (морское министерство своему атташе в Риме, 6 декабря).

Среда, 8 декабря 1915 г.

Депутат от города Парижа Галли, горячий патриот, сообщает мне, что некоторые мелкие газеты ведут пацифистскую кампанию, которая проникла и в кулуары палаты. Я призываю его объединиться с храбрыми и благонамеренными людьми для борьбы против всякой расслабляющей пропаганды. [247] Мы сошлись на следующих именах: несколько депутатов, затем Морис Баррес, Барту, Оганьер (написавший сегодня прекрасную статью в «Journal», a также профессора вроде Эрнста Лависса.

Но Будано говорит мне, что и в сенате состояние умов оставляет теперь желать лучшего. Там имеется смутное недовольство, проявляющееся во всякого рода нападках на правительство и президента республики. Меня то обвиняют в личном режиме, то порицают за недостаток активности. Однажды сам Анри Шерон в докладе о законопроекте Дальбье писал, что президент должен лично наблюдать за исполнением законов. Каким образом? Через каких агентов? Под чьей ответственностью? Вчера другие парламентские деятели жаловались, что я якобы вмешиваюсь в свободную компетенцию министров. Когда в 1913 г. Стефан Пишон, будучи министром иностранных дел, счел нужным сказать, что он вел переговоры «под высоким руководством президента республики», Клемансо вскричал: «Руководство президента? Что за ересь! Это реакция, цезаризм, черт знает что такое!» В тот раз Клемансо не был совсем не прав. «Безусловная независимость министров, — утверждал Ферри относительно конституции 16 мая, — вытекает из их ответственности». Но теперь на меня в течение одного и того же дня взваливают одно за другим противоположные обвинения. Ну и что! Пусть говорят, что хотят; я буду продолжать выполнять свой долг.

Четверг, 9 декабря 1915 г.

Сегодня Клемансо пишет о «сумасбродстве двойной и тройной дипломатии, которую каждое событие застает врасплох». В конце статьи помещено в виде постскриптума опровержение Клемантеля. Клемансо намекает, что нет дыма без огня, однако не настаивает на своей басне. Он отыгрывается, высмеивая «маскарад с каской президента», т. е. мою поездку на фронт, когда Кастельно настоял на том, чтобы я и мои спутники надели головной убор ординарцев. Клемансо, конечно, убежден, что я хотел выдать себя за капитана альпийских стрелков. [248]

Заседание палаты прошло неважно. Э. Констан внес запрос о командовании. Бриан потребовал отсрочки. Протесты, нервозность, недовольство. Председателю совета министров пришлось настаивать и требовать свободы действия для правительства. Он добился большинства четырехсот голосов против девяноста восьми, но сам телеграфировал мне, что не очень удовлетворен ситуацией, а Пенлеве, с которым я встретился в конце дня, подтвердил, что впечатление осталось неблагоприятное.

Поехал в особняк Школьной лиги на улице Рекамье, где вручил почетную медаль мэру города Реймса Лангле, отличившемуся своим храбрым поведением за многие дни и ночи бомбардировки. Председатель лиги депутат Дессуа, Леон Буржуа, Пенлеве и я произнесли краткие речи в честь мэра; он взволнованно благодарил нас.

Заведующий протокольной частью Уильям Мартен, обычно приносящий мне телеграммы министерства иностранных дел, сообщает мне, что Поль Камбон получил из надежного источника известие, что в некоторых лагерях для военнопленных немцы разрешают раздавать только одну французскую газету: «L'Homme enchainé». Как видно, они рассчитывают таким образом смутить умы наших несчастных солдат. Если бы Клемансо узнал об этом, он расплакался бы. Но если скажу ему это я или если я передам ему это через других, он не поверит.

Греческий министр иностранных дел утверждает, что, по его сведениям, в Монастырь одновременно вступили один немецкий и один болгарский полки (Гильмен, № 930).

Отвод наших войск происходит теперь в менее удовлетворительных условиях. Англичане дрогнули на нашем правом фланге и обнажили наш фронт на своем левом фланге. Завтра мы будем на границе Греции. Немецкое радио извещает о взятии десяти английских орудий. Китченер, знавший уже вчера часть этих известий, приехал в Париж договориться с французским правительством о необходимых мерах.

Итальянское правительство не считает возможным взять на себя снабжение сербской армии продовольствием через Дураццо и даже через Сан-Джованни-ди-Медуа. Оно заявляет, что в настоящий момент австрийский флот со своими [249] подводными лодками и миноносцами, своими опорными базами и береговой линией господствует на Адриатическом море, так что даже транспорт итальянских войск подвергается большой опасности. «Мы не можем создать королевским декретом миноносцы и подводные лодки», — сказал Соннино Варреру (Рим, № 994).

Правительство Пашича решительно требует, чтобы мы погрузили казну сербского государственного банка на один из наших кораблей и отвезли во Францию (Бопп, № 118).

Палеолог показал русскому императору стопки телеграмм, в которых Бриан настаивает на оставлении нашего экспедиционного корпуса в Салониках. Николай II лично телеграфировал английскому королю и поддержал точку зрения французского правительства (Петроград, № 1487). Но что может сделать король Георг без своего правительства? Он сам признался мне: ничего или почти ничего.

Пятница, 10 декабря 1915 г.

Китченер и Грей приехали в Париж и вчера пришли к соглашению с Брианом, Гальени и Жоффром о настоятельной необходимости защищать Салоники. Не создавая прецедента на будущее, англичане пока что подчинились очевидному.

Они завтракают сегодня в Елисейском дворце вместе со всеми французскими министрами. Я нашел Грея таким же, каким я его знал в 1913 и 1914 гг. в Лондоне и Париже, а затем при нашей последней встрече месяц тому назад; это очень честная и лояльная натура. Китченера я нашел таким, каким я видел его на этих днях: выдающийся военный, благородный характер, стальная воля. Но он явно загипнотизирован мыслью о Египте. Впрочем, как и Грей, он рад, что достигнуто временное соглашение.

Жоффр еще не сообщил Гальени своего окончательного выбора для замещения поста начальника генерального штаба.

Принимал сегодня своего прекрасного и дорогого предшественника Эмиля Лубе. Он говорил мне главным образом о Бегюде и Дроме, излюбленных им уголках Франции. Серьезных тем он коснулся только для того, чтобы в суровых выражениях [250] высказать порицание Клемансо. Последний, по его словам, пытается сбить с толку общественное мнение; Лубе еще раз квалифицирует его как общественного вредителя.

Вивиани сообщает мне, что палата, несмотря на его сопротивление, единогласно отменила сегодня военно-полевые суды, установленные декретом 2 сентября 1914 г., (декрет этот был потом утвержден парламентом). Министр юстиции очень обеспокоен политическим положением. Придется проявить выдержку.

Бопп не думает, что для реорганизации сербских войск их можно было увезти из Черногории и Албании в другое место. Сербские солдаты с неслыханными усилиями добрались до Скутари. В течение двух месяцев они вели беспрестанные бои, претерпевая неописуемые лишения. Но Черногория, Скутари, Дураццо, Тирана знакомы сербскому солдату, он не чувствует себя здесь чужим. Как только он почувствует себя на чужбине, он потеряет всякою надежду (радио из Подгорицы, №123). Однако полковник Фурнье придерживается того мнения, что сербская армия, реорганизованная в Албании, не сможет выйти оттуда за отсутствием удобных дорог (Скутари, через Бизерту, № 360 и сл.).

Саррайль удерживает теперь все свои позиции от Костюринской дороги до Градека. У последнего мы, кажется, дрогнули, но борьба продолжается (Салоники, № 37673).

Агентству Вольфа телеграфируют из Софии, что взятие Монастыря вызывает в болгарской столице неописуемый энтузиазм. Учащаяся молодежь устроила демонстрацию перед германским посольством. Немецкий посланник обратился к детям с речью, в которой заявил, что победа Болгарии празднуется немецкой молодежью и всем немецким народом, как собственная победа (Аллизе, Гаага, № 1274).

Суббота, 11 декабря 1915 г.

На заседании совета министров Жоффр сообщил Бриану по телефону, что он окончательно остановил свой выбор на Кастельно и делает последнего «начальником генерального штаба». Согласно декретам о больших частях и полевой службе, может идти речь только об этом титуле. Жоффр оставляет [251] генерала Пелле начальником генерального штаба для операций на Ближнем Востоке и генерала Жанена для операций на наших северо-восточных границах. Главное командование северо-восточными армиями Жоффр сохраняет за собой лично. Гальени возражает, что наименование «начальник генерального штаба» для генералов Пелле и Жанена не соответствует уставу. Жоффр будет извещен об этом.

Я принял полковника Бордо, приехавшего из Салоников. Он считает более целесообразным, чтобы армия Саррайля оставалась на ее нынешних позициях и не отходила к берегу. Но даже на подступах к Салоникам, по его мнению, вполне достаточно 150 тысяч человек для организации защиты.

Морской атташе при русском посольстве штабс-капитан Дмитриев, сопровождавший меня во время моей прошлогодней поездки в Санкт-Петербург, представил мне русскую миссию, возглавляемую адмиралом Русиным и состоящую из офицеров армии и флота. Адмирал хладнокровно рассказывает мне о том, что ружья и орудия большого калибра будут у русских к концу будущего года. Весной у русской армии еще будет ощущаться недостаток патронов и тяжелой артиллерии. Впрочем, точных цифр невозможно добиться.

Посланники союзных держав явились вчера к Скулудису и потребовали у него полной свободы для французских и английских генералов отвести свои войска на греческую территорию и построить укрепленные оборонительные позиции. Король решился удалить из Салоников 5-й греческий корпус и направить его на восточную границу (Афины, № 943).

Известие, что 5 декабря в Монастырь вместе с болгарами вступил немецкий полк, оказывается неверным, в город въехало только около сотни улан. Итак, Монастырь и весь район его заняты не немцами, как надеялись греки, а болгарами; оккупация носит чисто болгарский характер (Афины, № 942).

Третьего дня состоялось свидание Саррайля с делегатами начальника греческого генерального штаба. Оно не дало никаких результатов. Делегаты объявили, что вынуждены доложить об этом своему правительству. В качестве гарантии они давали нам только честное слово короля. Предложения их сводились к тому, чтобы мы посадили свои войска на корабли [252] под охраной греческой армии. В противном случае нам угрожали тем, что греческие войска удалятся и предоставят болгарам полную возможность следовать за нами. Саррайль ответил, что он вполне доверяет честному слову короля, но что мы никак не можем уйти из Салоников, что мы вынуждены укрепиться и обеспечить свою безопасность и что для этой цели мы должны немедленно разрушить мосты через Вардар и приостановить снабжение греческой армии (адмирал Патри морскому министерству из Салоников, № 670).

Наши войска продолжают отходить на оба берега Вардара, к югу от притока Боюнии. Саррайль готовит эвакуацию Гевгели и отступит затем по направлению к Салоникам.

В немецком радио мы находим отзвуки торжественной речи, произнесенной канцлером третьего дня в рейхстаге. Он сделал обзор военного, дипломатического и экономического положения. Превозносил до небес болгарского царя, обвинял Антанту в насилии по отношению к Греции, возвестил, что окончательно построен прочный мост между центральными империями, Балканами и Ближним Востоком. После заключения мира этот мост будет служить не для военных целей, а для распространения культуры. Итак, Германия убеждена теперь, что достигла своих целей на Балканах.

Итальянское правительство заканчивает перевозку своих войск в Валону. Оно заявляет, что по окончании высадки войск приступит к снабжению провиантом сербской армии. Соннино обещал это Барреру (Рим, № 1006).

Однако в то же время Пашич предупреждает Боппа о тех непреодолимых трудностях, которые должно вызвать длительное обеспечение продовольствием сербской армии в Албании. Пашич требует, чтобы, как только войска будут спасены от голода, они были бы перевезены в Салоники через Сан-Джованни-ди-Медуа. По его подсчету, придется перевезти около 100 тысяч человек (Скутари, № 131 и 132).

Воскресенье, 12 декабря 1915 г.

Известие из «секретного и надежного источника», сиречь через «зеленых»: посланник Италии в Бухаресте Фашотти телеграфировал своему правительству, что один румынский генерал [253] повез королю Виктору-Эммануилу личное письмо румынского короля Фердинанда. Последний пишет, что, несмотря на свои родственные связи, желает быть национальным королем и облегчить осуществление румынских устремлений. Но, говорится в письме, Румыния находится в тяжелых условиях ввиду ее географического положения и может встать на сторону союзников, лишь хорошо обдумав все возможности. Король Фердинанд желает знать, какую помощь может в таком случае оказать ему Италия. Другими словами, он начинает переговоры. Фашотти правильно требует, чтобы в Риме поддержали этот шаг.

Адмирал Лаказ, энергично занимающийся вопросом о снабжении сербов, пишет мне сегодня, что еще раз телеграфировал нашему морскому атташе в Риме и обратился также к адмиралу Дартижу, который завтра утром должен приехать в Тарент. Он просит их ходатайствовать перед итальянским главнокомандующим о более энергичной охране продовольственных транспортов и албанских портов. Морской министр отправляет в Бриндизи одного из наших лучших старших офицеров, чтобы ускорить действие наших миноносцев и подводных лодок; предложил также Италии отправить один из наших торговых пароходов для участия в снабжении сербов через Сан-Джованни-ди-Медуа или через Дураццо.

Король Константин принял третьего дня Гильмена (Афины, № 950), причем разразился резкими упреками в адрес Венизелоса, обвинял последнего в том, что он призвал в Грецию войска союзников. «Я, — сказал король, — никогда не допущу, чтобы он вернулся к власти. Если уж на то пошло, я предпочту взять первого попавшегося тряпичника с улицы и сделать его премьером».

Греческое правительство дало знать Саррайлю, что оно выступит с очень резким протестом против того, что мы возводим укрепления вокруг Салоников, и что греческие войска не очистят Салоники. Однако 5-й корпус, который находится в укрепляемой нами зоне близ Лангаза, все же получил приказ отойти к востоку (генерал Саррайль, № 40–33).

Шарль Эмбер привез мне записку русского военного атташе Игнатьева. Последний жалуется в ней Эмберу на то, что не может получить от одного французского фабриканта [254] оптических стекол. Но почему Игнатьев обращается со своими жалобами к сенатору и редактору газеты? Почему «толстяк Шарль» не отсылает его в министерство?

Но в сущности Шарль Эмбер пришел ко мне не с этим. Он рассказал мне, что Германия старается купить «Journal» и отнять у него руководство газетой. Посредницей служит любовница бывшего хедива, связанная с любовницей Ленуара, сына газетного деятеля (agent de publicité){*448}. Эмбер похваляется, что разоблачил этих лиц и помешал их маневру. Я советую ему немедленно обратиться к следственным властям. Он не проявляет охоты к этому и, несмотря на мои настояния, увиливает. Ушел, не дав мне никаких конкретных фактов. Несомненно, он знает больше, чем согласен сказать.

Лишь сегодня прочитал статью Клемансо, помещенную им вчера под заголовком «Высшее командование». В ней он прямо ссылается на Шарля Эмбера и нападает на Мильерана, Вивиани, Бриана и Думерга. Меня он обвиняет в установлении личного режима и возвещает, что моя песенка скоро будет спета. «Часовая стрелка, — говорится в статье, — передвигается быстро». Личный режим! Клемансо отлично известно, что я не имею ни права, ни возможности действовать по собственному усмотрению. Он слишком хорошо меня знает, чтобы не сомневаться в глубине души, что я отдаю все свое время, до последнего часа, до последней минуты, на работу в пользу страны по мере своих сил и своего разумения, что я стараюсь согласовать действия министров и военных вождей, обнажать ошибки, открытые мной или указанные мне другими, и требовать их исправления. Как могут совмещаться в этом человеке самый горячий и прекрасный патриотизм с этой манией величия, с этим ослеплением!

Понедельник, 13 декабря 1915 г.

Жоффр прислал правительству и мне общий отчет о трех заседаниях конференции в Шантильи (6, 7 и 8 декабря). [255]

Все участники конференции согласились без спора, что решение может быть достигнуто только на главных театрах военных действий, т. е. на франко-английском и на русском фронтах. Согласились, что ввиду этого союзные армии должны напрячь свои силы для согласованного и, возможно, мощного наступления на этих фронтах, когда они будут в состоянии предпринять его.

Дискуссия велась только по вопросу о форме этого наступления и о том приблизительном моменте, когда оно сможет состояться. Участники конференции сошлись на том, что атаки на обоих фронтах, франко-английском и русском, должны быть по возможности одновременными или разделенными между собой самое большее промежутком в один месяц. Принимая во внимание снаряжение армий в преимущество летнего времени, участники конференции нашли целесообразным отложить в принципе совместные наступления до ближайшей весны. А пока союзные армии будут всеми силами стараться увеличить свой состав, как в отношении контингентов, так и в отношении военного снаряжения. Вместе с тем необходимо неустанно преследовать цель изнурения противника, главным образом с помощью тех союзных армий, у которых еще имеются большие людские ресурсы. Франция и Англия должны доставить России военное снаряжение, чтобы помочь ей восстановить свои силы.

По всем этим пунктам не было ни колебаний, ни расхождений. Но иначе обстояло дело с вопросом о внешних театрах военных действий.

Однако участники конференции сошлись на следующих решениях: 1) немедленная и полная эвакуация полуострова Галлиполи; 2) защита Египта, но не столь значительными силами, как об этом говорил Китченер; 3) спешное укрепление Салоникского района.

Зато участники конференции не могли прийти к соглашению о том, следует ли оставить наш экспедиционный корпус в этом районе или увезти его. Френч и Меррей снова защищали свою точку зрения, т. е. взгляд Китченера. Жоффр, поддержанный представителями России, Италии, Сербии и [256] Бельгии, доказывал, что наш уход из Салоников был бы большим фиаско. Армии Антанты в настоящий момент бездействуют на ее главных фронтах, и мир получил бы впечатление полного бессилия Антанты, она погубила бы свой престиж на Востоке, Германия получила бы полный простор для своей империалистической политики. Румыния и Греция, вероятно, попали бы в руки наших врагов; последние завоевали бы господство над Адриатическим и Эгейским морями. Италия дала знать, что, если франко-английский экспедиционный корпус будет отозван из Салоников, она тоже вынуждена будет оставить Албанию, где только что высадила свои войска. Россия самым энергичным образом настаивала в высших интересах Антанты на том, чтобы английские и французские силы не были отозваны.

Сенаторы от департаментов Эны, Турон и Жантилье привели ко мне лилльского промышленника Герена, которого я уже принимал недавно. Немцы снова разрешили ему выехать, чтобы совместно с американскими комитетами хлопотать о продовольственном снабжении оккупированных провинций. Впрочем, и на сей раз ему даны также более деликатные поручения, а именно предложить обмен заложников, взятых немцами в наших северных департаментах, в том числе сенатора от Уазы Ноэля, на немецких чиновников из Эльзаса, которых мы должны были интернировать.

Бриан просил Жоффра определенно запросить Саррайля, считает ли он возможным удержать Салоники. Но Жоффр не нашел возможным поставить этот вопрос в такой категоричной форме. Он намерен послать в Салоники для ознакомления с положением Кастельно. Если он примет это решение, это конечно вызовет новую шумиху в парламенте. «Левая» поднимет крик, что главнокомандующий и правительство ставят Кастельно начальником над Саррайлем.

Лондонский и парижский кабинеты наивно поверили обещаниям греческого короля и разместили в различных местах морские силы, собранные в Мило (Бриан Гильмену, 13 декабря 1915 г).

Греческое правительство ответило на этот дружественный жест тем, что отдало приказ начальнику станции в Салониках [257] отправить весь свободный подвижной состав на участок Сэре-Драма. Жоффр, который внимательно следит за всем, что происходит на Востоке, и держит тесную связь с Саррайлем, просил по телеграфу военного министра добиться от греческого правительства, чтобы оно взяло назад эту неблагожелательную меру (Жоффр к Гальени, № 7231).

Вторник, 14 декабря 1915 г.

В «L'Homme enchainé» Клемансо чуть ли не с арифметической точностью приводит количество наших войск в Салониках. Шарль Эмбер открыл яростную кампанию против авиационного ведомства. Цензура, еще недавно столь строгая и нередко даже хватавшая через край, теперь позволяет говорить все. Мы словно забываем, что находимся на войне: к нам снова возвращается болтливость. Некоторые министры жалуются в совете министров на это попустительство, и они правы.

У Рибо затруднения с бюджетной комиссией. Она желает, чтобы подоходный налог взимался с будущего года. Самое большее — правительство получит полномочие отсрочить декретом взимание налога до последних месяцев года. Рибо боится, что этот налог, приходящийся на мобилизованных и их семьи, покажется им несправедливым, а если изъять их всех, мало даст во время войны.

Гальени осведомляет совет министров о реорганизации главной квартиры согласно принятому Жоффром решению. Он говорит, что декреты о больших частях и о полевой службе отнюдь не позволяют дать генералам Пелле и Жанену предложенный титул начальника генерального штаба. Все руководство должно принадлежать Жоффру и — под его началом — Кастельно. По проекту, составленному в главной квартире, фактическое руководство принадлежало бы генералу Пелле. Гальени не считает это законным. Фрейсине, Буржуа и Пенлеве вполне соглашаются с военным министром. Он поговорит с Жоффром и сообщит ему свои возражения.

После заседания Рибо говорит мне, что подписка на выпущенный заем вероятно превысит 10 миллиардов, но [258] никак не достигнет 15 миллиардов, как мы надеялись. Держатели бонов в общем предпочитают не расставаться с ними, чтобы иметь под рукой свободные средства.

Министра финансов все более беспокоит парламентская ситуация. Он думает, что кабинет находится под угрозой, и предостерегает меня от образования министерства Клемансо. «Это было бы очень опасно, — говорит он. — Когда бросишь монету в воздух, не знаешь, какой стороной она упадет на землю. Точно так же было бы и в этом случае. Министерство Клемансо прежде всего означало бы кризис высшего командования. Он так писал мне. Он твердо решил отделаться от Жоффра. Никто не знает, кем он заместит его». Наши салоникские дивизии без особых затруднений отошли на юг от Дойранского озера. На севере от греческой границы остались только 243-я бригада и один полк 156-й дивизии.

Среди сербских беженцев и сербских войск в Скутари начался голод. Бопп настоятельно требует немедленной поставки продуктов. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что подвоз продовольствия через Сан-Джованни-ди-Медуа и Боппу не представляется возможным. Соннино предлагает перевезти голодающих в Дураццо или Валону. Но если не поторопиться с этим, они могут погибнуть от голода до своей отправки (Скутари, № 133 и 145).

Среда, 15 декабря 1915 г.

Отправился с Пенлеве и Альбером Тома в район Мезон-Лаффит на испытание грандиозной машины, о которой нам говорил социалистический депутат Ренодель. Цель ее уничтожать проволочные заграждения. Это моторизованный воз, род автомобиля, при своем движении вперед машина прокладывает очень тяжелые рельсы, проходит по ним и затем поднимает их за собой. Эти рельсы состоят из звеньев на шарнирах и образуют огромные многоугольники. Стороны этих многоугольников, приводимые в движение ходом машины-воза, легко сметают проволочные заграждения, ложатся на края окопов, поднимаются по склонам и опускаются по ним, но все это по прямой линии. Повороты и перемена направления достигаются [259] с большим трудом и требуют много времени. Воз будет покрыт броней и содержать пулеметы. Пенлеве, Альбер Тома и генерал Клержери — сторонники использования этой машины, но главная квартира опасается, что этот аппарат не очень практичен, что неприятель легко увидит его и подвергнет обстрелу из орудий.

Тем не менее я настаиваю на том, чтобы продолжали опыты и не отвергали без достаточных оснований этого замечательного изобретения.

Коолис, Поль Феррье, Массаже, Пьер Декурселль и правление общества драматургов просят меня взять на себя патронаж над благотворительным спектаклем, который они собираются устроить в ближайшее время. Их посещение пробудило у меня далекие и дорогие воспоминания, на которые смерть нашего друга Эрвье набросила густой траурный флер.

Председатель муниципального совета Митуар благодарит меня за пожертвование, переданное мною благотворительным учреждениям города Парижа в пользу жертв войны. Он хвалит настроение населения, по его словам, по-прежнему прекрасное.

В согласии с англичанами решено перенести при эвакуации мыса Геллес нашу морскую базу с острова Лемнос на остров Митилену (морское министерство адмиралу Патри, № 14069 и сл.). Но адмирал Гоше против этой операции, считает ее чреватой опасностями (адмирал Патри морскому министерству, № 745).

Гильмен считает подозрительным поведение греческого правительства. Ни одно из обязательств, взятых на себя королем или его министрами, не выполнено. Гильмен требует, чтобы союзные эскадры остались концентрированными в Мило и чтобы мы не приостанавливали и не смягчали принудительных мер без формального заключения находящихся на месте посланников союзных держав. Бриан телеграфировал в этом смысле в Лондон и Афины (Афины, №906 и 907).

Кастельно послан с заданием в Салоники. Бриан сообщил об этом в Рим и Афины. [260]

Китченер по секрету сообщил Гальени, что немцы и австрийцы собираются атаковать союзников в Салониках и что греческий генеральный штаб потворствует этой операции с согласия или без согласия греческого правительства. Китченер отсюда делает вывод, что крайне важно ускорить отступление наших войск (Китченер полковнику Леруа Льюису, R 23,5). К счастью, сведения английской контрразведки не всегда оказываются непогрешимыми. Кажется, это ведомство часто без разбора хватается за информацию, внушенную ему неприятельскими агентами {122}.

Четверг, 16 декабря 1915 г.

Продолжительная дискуссия в совете министров о дороговизне, о необходимости добиться от Англии поставок мороженого мяса, в том числе также для гражданского населения, о субсидировании кооперативных мясных лавок в Париже с целью снижения цен на мясо. Мальви очень беспокоит рост индексов цен. Он настроен не так оптимистично, как Митуар, и боится беспорядков в Париже.

Буржуа высказывает пожелание, чтобы Гальени вместе с Жоффром время от времени совершали поездки на фронт. Это даст им возможность лучше судить о положении дела и особенно о состоянии наших защитных сооружений. Кажется, депутат Бриан, он же полковник, командующий стрелками на север от Вердена, внушил тревогу военной комиссии, заявив ей, что в этой части укрепленного района у нас не везде имеются вторые линии. Я просил Пенелона предупредить Жоффра, но остерегся назвать Бриана. Впрочем, Гальени, Бриан и я скоро будем в Шантильи вместе с командующими группами армий. Я просил также военного министра обратить внимание Жоффра на то, что мы слышали о недостаточности некоторых наших оборонительных позиций. Если в то время как мы остаемся неподвижными, немцы вздумают атаковать нас у Вердена или в другом месте, то надо по крайней мере, чтобы мы всюду были в состоянии отбить их атаку.

Беседовал с Буржуа о кампании, проводимой Клемансо. «Он добивается президентского кризиса, — заметил Буржуа, [261] — так как не может допустить, что выбор президента произойдет без его согласия. Этот кризис был бы равносилен концу войны и началу анархии. Но нас много, и мы не дадим воли Клемансо».

Адмирал Русин вручил записку товарищу военного министра, ведающему артиллерией и снаряжением. Она более вразумительна, чем те объяснения, которые я получил от Русина. Он требует увеличения поставок патронов, 42-линейных пушек и горных орудий.

Поль Думер был принят в Петрограде императором Николаем II и добился от него обещания посылать во Францию русские воинские части, которые мы вооружим ружьями принятого в нашей армии образца. Солдатский состав этих частей будет русский, офицерами же будут французы (Петроград, №1513 и 1519). Думер думает, что между 1 и 15 января сможет быть отправлена через Архангельск одна бригада. Затем последуют по 40 тысяч человек ежемесячно. Это очень хорошо, но я поневоле отношусь к этому несколько скептически.

Продолжается то, что Гильмен называет «издевательством» греческого правительства. На требования Саррайля Скулудис дает одни «смехотворные» ответы (Афины, № 966 и 972). Король болен и не принимает. Впрочем, греческая армия, в конце концов, оставила Салоники (от Гралье, Салоники, № 190) {123}.

Плохая погода до сих пор мешает выгрузке продовольствия в Сан-Джованни-ди-Медуа и Дураццо (из Бриндизи морскому министерству, № 684).

Пятница, 17 декабря 1915 г.

Наперекор мнению Гильмена и других союзных посланников наши морские силы, которые были концентрированы в Мило, размещены теперь, по соглашению с Англией, в различных местах. Мы ограничимся заявлением, что снова соберем флот, если понадобится.

Король Константин очень серьезно болен. Врачи сняли трубку, которая была вставлена у него в плевре со времени его последней болезни, но рана не зарубцевалась и снова гноится. [262]

Саррайль извещает нас, что английское командование в Салониках ежедневно меняет свой взгляд на укрепление города и еще не приступило к работам. Жоффр предложил Китченеру поручить Кастельно разрешить этот важный вопрос в целом. По мысли Жоффра, Кастельно должен определить выгодные позиции, фиксировать черту оборонительных сооружений, решить вопрос о распределении войск и о необходимых мероприятиях, причем командующему английскими войсками в Салониках должно быть приказано следовать всем указаниям Кастельно. Одновременно Жоффр поручил Кастельно стараться получить аудиенцию у короля, вернувшись из Салоников в Афины. Это советовал Гильмен, и его мнение было поддержано Брианом (от Жоффра Кастельно, № 50, 51, 53).

Саррайлю удалось отвезти в Грецию почти невредимыми свои части, свою материальную часть и запасы. Жоффр послал поздравление ему и его войскам (Жоффр Саррайлю, №8099).

По мнению сербского правительства и сербского генерального штаба, если армия отправится из Скутари в Дураццо сухопутным путем, то, вследствие плохого состояния албанских дорог, она рискует тем, что не сможет прийти туда раньше болгар или же что последние остановят ее по дороге. Поэтому они считают, что для спасения 35 или 40 тысяч солдат, находящихся в Скутари, есть только одно средство: как можно скорее посадить их на корабли в Сан-Джованни-ди-Медуа и перевезти в Дураццо или Валону; оттуда они будут направлены в пункты, назначенные союзниками для реорганизации сербской армии (Бопп, Скутари, № 153 и 154). Преследуемые со всех сторон несчастные сербы, повидимому, обречены на гибель; но наследный принц не теряет в эти трагические дни своего спокойствия и уверенности (Бопп, № 155 и 156) {124}.

Я просил Стефана Пишона прийти поговорить. Питаю к нему чувства уважения и дружбы, но давно не видел его. Он говорит, что нечасто показывается в Елисейском дворце потому, что не желает жаловаться на правительство, а между тем не может одобрить его. Он критикует также Делькассе, [263] «который не умел говорить ни с Англией ни с Россией», называет его «слепым» и «посредственностью». «Накануне русско-японской войны, — говорит Питон, — он заявлял мне самому, что этой войны никогда не будет, так как царь не желает ее». Когда война была объявлена, он пророчествовал, что Россия выйдет из нее победительницей. Он никогда не давал никаких директив нашим представителям, у него никогда не было ясной точки зрения, он всегда жил одним днем. Мне кажется, правильно или неправильно, что Пишон пришел к такому суровому и незаслуженному суждению под влиянием Клемансо. С последним Пишон поссорился в министерстве Барту, но перед войной Клемансо вернул себе прежнее влияние на него.

Сенатор Анри Шерон в своем докладе коснулся президента республики. Я просил его зайти поговорить об этом. Он уверяет, что не писал ничего противного конституции. Я подчеркиваю, что имею право выступать только под ответственностью министров и что, если бы я вздумал присваивать себе помимо них личную власть, это не преминуло бы вызвать кризис режима. Он признает, что в разгар войны это было бы несчастьем, но замечает: «Я желал бы, чтобы вы поручили Клемансо образование кабинета. Очень сожалею о существующих между вами разногласиях». — «Я все сделал сначала, чтобы предупредить их, затем, чтобы смягчить их. Впрочем, если бы резолюции палат или даже просто ход событий указывали на необходимость создания министерства Клемансо, я исполнил бы свой конституционный долг. Однако должен вам признаться, что считаю эту комбинацию опасной ввиду непостоянства этого человека и его импульсивного характера». — «Разрешите мне, — говорит Шерон, — удержать только первые два пункта». — «Нет, — несколько резко оборвал я его, — эти три пункта неделимы. Я исполню свой конституционный долг, но я обращусь к Клемансо не без чувства некоторого беспокойства, так как боюсь его выходок. Впрочем, я сделаю все от меня зависящее, чтобы сохранить нынешний кабинет». Когда Шерон ушел, я упрекаю себя в том, что был с ним несколько нелюбезен. Это разумный, старательный [264] и честный патриот, его так же, как меня, мучит неизвестность будущего. Мы стремимся к одной и той же цели — к благу страны, а между тем то и дело раздражаемся один другим. В воздухе нависла гроза.

Джон Френч подал в отставку с поста главнокомандующего британскими силами во Франции и во Фландрии. Он произведен в виконты Соединенного королевства и назначен главнокомандующим войсками, находящимися в Великобритании. Преемник его — сэр Дуглас Хейг, командовавший до сих пор одной из английских армий. Он считается одним из самых выдающихся офицеров; кроме того, он гораздо темпераментнее и представительнее, чем его предшественник. Он родом из Шотландии.

Отправился сегодня в госпиталь Гарибальди на Елисейских полях. Я роздал военные кресты раненым в Шампани. Еще раз восхищался мужеством этих несчастных.

Меня посетил Гордон Беннет{*449}. Я благодарил его за симпатии к Франции, свидетельство которых ежедневно нахожу в американских газетах. «Франция, — сказал он мне, — сражается за свободу мира. Я надеюсь, что Соединенные Штаты не преминут порвать дипломатические отношения с Германией и Австрией».

Бопп и сербы продолжают настаивать на том, чтобы Франция и Италия спасли сербскую армию от капитуляции. Последняя станет неизбежной, если мы оставим сербов без помощи и в тисках голода. Неприятель продвигается вперед к Охриде и Эль-Бассану (Бопп, № 159 и сл.).

Суббота, 18 декабря 1915 г.

Совет министров единодушно требует, чтобы мы ускорили снабжение сербов через Сан-Джованни-ди-Медуа и Дураццо и при первой возможности также их посадку на корабли. Адмирал Лаказ сообщает о принятых им мерах и о встреченных им затруднениях. К счастью, мы уже близки к цели. [265]

Рибо думает, что подписка на заем составит в общем 13 ½ миллиардов, но новых денег в том числе будет менее половины. Его все более беспокоит наше финансовое положение.

Дени Кошен находит, что мы уже достаточно сделали для сербов и должны теперь оставить их. Самба с негодованием протестует против этого: «Это было бы неизгладимым позором».

Вивиани говорит о моратории по квартирной плате и сообщает, что мы будем вынуждены продлить мораторий еще на три месяца. Если судить по моей корреспонденции, мелкие собственники-домовладельцы начинают горько жаловаться на свою долю. Вивиани докладывает также о проекте судебной реформы. Он сообщает, что внесет законопроект, отвечающий желаниям палаты и вводящий единого судью. Фрейсине с мягкой иронией замечает, что этот законопроект, надо думать, будет принят не раньше окончания войны и что в настоящий момент от нас требуются более неотложные реформы.

Пенелон вручил генералу Петену, командующему 2-й армией, от моего имени небольшой подарок на память о моих посещениях на фронте. Генерал ответил мне любезным благодарственным письмом. «И помимо этого нового проявления вашего расположения, — пишет он, — в моей памяти живы те обстоятельства, при которых я имел честь сопровождать вас на фронте».

Скулудис просит у Франции и Англии ссуды для Греции в 10 миллионов франков золотом. Мы ответили, что дадим их, когда наши войска будут в безопасности от всякого нападения (Бриан Полю Камбону, № 4330).

В своем продвижении к Эль-Бассану болгары прошли Охридское озеро.

Австрийское радио с торжеством вещает всему миру: «18 декабря. При последнем сражении на Изонцо итальянцы потеряли 70 тысяч человек убитыми и ранеными. Все позиции остались в наших руках. На юго-востоке от Ченебиц мы прогнали черногорцев из последнего уголка территории Боснии». [266]

Воскресенье, 19 декабря 1915 г.

Во второй половине дня состоялось под председательством Вивиани собрание «Алжирского общества» на улице Каде. Присутствовало много раненых — французы и туземцы. Вивиани произнес очень красивую речь, вспоминал о своем детстве, проведенном в Алжире, восхищался патриотизмом жителей — французов и мусульман. Это был гимн вере и надежде, призыв к выдержке и хладнокровию, прекрасная речь, сказанная с большим подъемом.

Эссад-паша{*450} советует сербскому королю Петру отправиться, не теряя времени, из Тираны в Валону. Он находит, что ввиду продвижения австрийцев в болгар на Эль-Бассан он сам не сможет больше удержаться в Дураццо.

Венизелос сказал Гильмену о греческих министрах: «Вы имеете дело с преступниками, которые смеются и издеваются над вами. Будьте твердыми. Вы можете держать их в руках только страхом. Если бы они могли, они предали бы нас немцам» (Афины, № 1005 и 1006) {125}.

Военное министерство переслало мне номер «Арденнской газеты» от 10 декабря, которую немцы выпускают в оккупированной ими провинции. Весь номер целиком посвящен статье, которую Клемансо написал против меня по поводу реорганизации высшего командования.

От одной бедной женщины — я сделал попытку вернуть ее сына из окопов — я получил письмо столь трогательное, что не могу не внести его в этот дневник. «Господин президент. Я глубоко тронута, и для меня было большой честью ваш красноречивый и в то же время теплый и полный утешений ответ, который вы по своей великой доброте мне прислали. К вам обратилась с просьбой мать, счастливая сознанием того, что ее сыновья исполнили свой долг. Двое моих сыновей пали на поле славы, третий — лишился ноги. Мой четвертый сын находится еще в окопах и жаждет выполнить [267] свой долг француза. Относительно этого последнего сына мое материнское сердце дерзнуло обратиться к вам с просьбой, и вы, господин президент, поняли меня. Не могу не выразить вам всей своей благодарности и волнения по поводу чести, оказанной вами простой женщине из народа, искренней патриотке. Мой ответ подсказан вашим чутким отношением и проявленным вами сочувствием. Примите и т. д. Подпись: вдова Лефебр-Лека из Кампань-ле-Геден.

Как не повторить еще раз, как не повторять всегда: какие это прекрасные люди!

Семьсот военнопленных австро-венгерских офицеров отправлены в Валону, где будут посажены на французский или итальянский корабль. Число военнопленных солдат у сербов составляет около 30 тысяч. У сербов осталось муки только на два-три дня (Скутари, № 168 и 174).

В Сан-Джованни-ди-Медуа и Дураццо прибыли первые транспорты с продовольствием (Рим, № 1825). Но предстоит задача отвести сербские войска в Валону, чтобы в полной безопасности посадить их на корабли. Для этого им придется пройти 240 километров, из них только 40 километров по дорогам, а 200 — по едва проходимым тропинкам среди болот; этот тяжелый путь предстоит проделать около 50 тысячам солдат и 10 тысячам животных. Путь этот продолжится не менее шести недель (полковник Фурнье, Скутари, № 58 и сл.).

Понедельник, 20 декабря 1915 г.

Один из моих старых товарищей по журналистике и адвокатуре Жан-Бернар Пассерье, оставшийся моим другом, основал общество пропаганды, названное им «Французская мысль за границей»; председателем общества является Жорж Лейг. Сегодня Пассерье был у меня и предложил мне принять на себя почетное председательствование в обществе. Я охотно согласился.

Сегодня у меня ужинали в дружеском кругу человек двенадцать, в том числе Анри Лаведан, Пьер Декурселль и Марсель Прево{*451} с женами и с ними Андре Тардье. Последний [268] оставил главную квартиру и отправился на линию огня, где взял на себя командование ротой стрелков. Но на днях с ним был удар, когда он находился на морозе в окопах. Тринадцать часов он оставался без сознания, врачи уже потеряли всякую надежду, но он остался в живых. Он все еще такой же блестящий, как всегда. Он убежден, что война продлится еще два года. Находит, что безумно было продолжать операции в Шампани, поскольку в натиске первых двух дней нам не удалось взять вторые линии неприятельских окопов. Фельдмаршал Френч пришел проститься со мной. Он, кажется, не очень доволен тем, что покидает Францию. По его мнению, немцы утратили всякий пыл, всякий боевой, агрессивный дух. Может быть, Френч был бы меньшим оптимистом в этом отношении, если бы остался во главе британской армии.

Под предлогом защиты своей территории греки двинулись в Албанию. Мы получили известие из Янины, что произошла кровавая стычка между ними и болгарами. Убиты или ранены один греческий офицер и несколько солдат (Янина, №64).

Поль Думер покинул Петроград третьего дня. Вскоре после его отъезда, когда Палеолог в разговоре с Сазоновым перечислял результаты поездки Думера, русский министр заявил, что, по наведенным им справкам, ему представляется невероятным, чтобы император или верховное командование могли обязаться, хотя бы в принципе, отправлять в дальнейшем на французский фронт по 40 тысяч человек в месяц. В Россию прибыл в качестве главы нашей военной миссии генерал По, Палеолог просил его отправиться поскорее в ставку и закрепить в письменном виде обязательства, которых добился Думер (Петроград, № 1530). По всем признакам, по общему характеру всей информации единственное твердое обещание — это послать нам одну бригаду.

Немцы пытаются интриговать в Марокко еще в большей мере, чем до войны Некий Абд-эл-Малек, сам открыто объявляющий себя сторонником немецко-турецкой ориентации, ведет очень искусную и деятельную пропаганду. Он располагает большими денежными средствами. Генерал Лиоте, [269] сам отказавшийся от части своих войск, внимательно следит за всем и принял совместно с генералом Анри и полковником Симоном необходимые меры, чтобы удалить Абд-эль-Малека из Тазы. Генералу Дюплесси пришлось отбросить повстанцев в горы на участке Тадла. В Марокко начинают просачиваться известия с Ближнего Востока. Используемые немецкими и турецкими эмиссарами, они, естественно, способствуют повышению активности неумиротворенных племен (генерал Лиоте, Рабат, № 4799).

Монотонность оперативных сводок не мешает смерти продолжать свое ежедневное дело: «В Артуа бои с ручными гранатами на севере от Буаз-ан-Гаш. Между Соммой и Уазой артиллерийские бои в районе Фей. На Воэвре, в Буа-де-Мормар и в Буа-ле-Претр наши батареи несколько раз брали с успехом под обстрел коммуникационные ходы неприятельских окопов». Сколько раненых и убитых обозначают эти однообразные и унылые напевы.

Меня посетил Жозеф Рейнах{*452}. Он сохраняет свою твердость в уверенность. «Клемансо, — говорит он мне, — хотел быть Гамбеттой в этой войне; теперь он утешает себя, пытаясь играть роль ее Рошфора». Да, но Клемансо не отказывается от своей первоначальной идеи и, быть может, в один прекрасный день добьется ее осуществления. Но какое значение имеет, кто будет орудием победы, лишь бы отечество было спасено!

Вторник, 21 декабря 1915 г.

Заседание совета министров. Рибо, который ежедневно следит за ходом подписки на заем, как отец за ростом своего ребенка, сообщает нам, что подписка превысила пока 14 миллиардов 200 миллионов. Но в этом числе только около 5 миллиардов новых денег.

Гальени не мог еще поехать вместе со мной в Шантильи и 16-го числа сего месяца написал Жоффру по поводу наших вторых линий. Это было вызвано сообщениями, сделанными полковником Дрианом парламентским комиссиям о недостаточности [270] наших вторых линий на севере от Вердена. Министр прочитал нам свое письмо. Жоффр ответил на последнее в несколько обиженном тоне. Он писал, что если к нему не имеют доверия, то он готов уйти, но не может допустить, чтобы правительство принимало доносы от подчиненных ему офицеров. Но главное в настоящий момент — сделать то, что надо, в Вердене и в других местах.

Альбер Тома очень вразумительно излагает вопрос о газообороне. Он перечисляет с надлежащими объяснениями противогазы, очки, маски и т. д. В настоящее время мы можем защититься от хлористых и бромистых газов и от синеродистоводородной кислоты. Но если немцы прибегнут, как заявляют, к хлорокиси углерода, то у нас не будет сейчас в достаточном количестве необходимых масок. Производство бомб с удушливыми газами для целей газовой атаки или, вернее, для ответа либо контратаки продвигается еще медленно, производство так называемых «vagues» («волн») только начинается. Две такие «волны» были посланы на фронт, но еще не использованы. Командование колеблется ввиду новизны, а также ввиду имеющейся опасности, что газы могут повернуть в сторону атакующего.

Нам сообщают, что продовольствие прибывает теперь регулярно в Дураццо и Сан-Джованни-ди-Медуа (Рим, полковник Фурнье военному министерству, №117; Баррер, № 1026). В Греции состоялись выборы в парламент. В Салониках они прошли при полном равнодушии населения; из 38 263 избирателей явились к урнам только 4050 (Салоники, Гралье, № 193). По всей Греции приняло участие в выборах только около трети тех 700 тысяч, которые подали голоса на майских выборах. Эти многочисленные воздержания очень радуют Венизелоса (Гильмен, № 1019 и 1024).

Отдавая должное высокому авторитету генерала По, генерал де Лагиш все же, как видно, обижен тем, что поставлен в подчинение ему. Он просит освободить его от его обязанностей; впрочем, его просьба составлена с большим достоинством (генерал де Лагиш в военное министерство, № 305).

Де Ларош-Берне предупреждает нас, что черногорский король носится с мыслью о заключении сепаратного мира [271] или перемирия и частичной демобилизации. Говорят, что он пойдет даже на уступку Австрии позиции на горе Ловчен, господствующей над Каттаро, в обмен за город Скутари в Албании (Цетинье, № 423 и 425) {126}.

Как телеграфирует Саррайль, болгары получили приказ считаться с нейтралитетом Греции (О. Т., № 524–2) {127}.

В Китае восстанавливается монархия. Пекинское правительство намерено выпустить об этом торжественную прокламацию в конце января. Японцы пользуются этой переменой режима для получения железнодорожных концессий (Пекин, Конти, № 226). Китайский посланник в Париже официально известил Жюля Камбона на набережной д'Орсей о предстоящем короновании Юань Ши-кая императором и дал понять, что после этого Китай вступит в войну на стороне союзников {128}.

Среда, 22 декабря 1915 г.

23 сентября Баррер сообщил Вивиани (письмо № 451), что провинциальная депутация в Кони выступила с пожеланием выпрямления альпийской границы и уступки Брейльского кантона Италии. Это пожелание было перепечатано в «Stampa». На запрос нашего посла Соннино ответил, что ему неизвестно об этом пожелании. Но оно стало известно французским муниципалитетам Саорж и Фонтан и встревожило их. Они заранее энергично протестовали против всякой идеи об уступке пяди французской земли. Депутаты от департамента Приморских Альп Лейролль и Феликс Пуллан даже заявили письменный протест против всякой возможности переговоров по этому поводу. Тем не менее, Титтони на днях явился к Бриану, завел разговор по этому вопросу и осмелился настаивать на уступке в пользу Италии долины Ройя. Бриан ответил — на мой взгляд, слишком неопределенно, — что он мало осведомлен об этом вопросе и поэтому не может вести о нем беседу, что в настоящий момент не может быть речи о территориальных уступках, что общественное мнение всегда и вполне справедливо относится к ним враждебно. Он прибавил, что, впрочем, наведет справки и рассмотрит с величайшей благожелательностью [272] взгляды, высказанные ему послом в порядке личного разговора.

Я видел телеграмму, в которой Бриан сообщает Барреру об этом разговоре (№ 2162). Тотчас же я написал председателю совета министров и просил его доложить совету министров об этом «изумительном шаге» Титтони. «По моему мнению, — писал я, — надо было тут же раз и навсегда отрезать всякие разговоры о какой-либо территориальной уступке Италии. Боюсь, что обещание рассмотреть идею Титтони «с величайшей благожелательностью» покажется ему своего рода поощрением; вы, так же как и я, знаете его манеру. На мой взгляд, совершенно невозможно ни теперь, ни потом ставить вопрос об уступке Италии Брейльского кантона. Уступка французского кантона или части его возмутит общественное мнение. К тому же Титтони позволяет себе требовать от нас этой жертвы, ничего не предлагая взамен. Даже обмен было бы очень трудно допустить. Уступка территории без компенсации вызовет во Франции всеобщее негодование и рискует испортить в будущем отношения между обеими странами. Для того чтобы эти отношения остались дружественными, для того чтобы они стали самыми тесными, как мы все желаем, необходимо, чтобы ни один из обоих народов не мог упрекнуть другой в том, что он старался извлечь из войны противозаконную выгоду.

Другая неприятность: при ближайшем рассмотрении транспортировка русской бригады через Архангельск оказывается невозможной. Придется отправить ее с Дальнего Востока и прибегнуть для этого к помощи японских властей (морское министерство французскому посольству в Петрограде, № 14497). К тому же эта бригада сведется к 6 тысячам солдат без оружия. И ничего далее (морское министерство французскому посольству в Токио, № 14498). Что стало с теми великолепными обещаниями, которые были даны Полю Думеру {129} ? Россия вручила нашему посланцу кусок «шагреневой кожи».

Энергично произведенная атака наших войск позволила нам значительно расширить наши позиции на восточном [273] склоне Гартманнсвайлеркопфа. Мы взяли в плен 1200 немцев, в том числе 21 офицера, но надо думать, что и мы сами понесли тяжелые потери.

Четверг 23 декабря 1915 г.

В совете министров Рене Бенар очень ясно изложил нынешнее состояние авиации и ее достижения. Товарищ министра подвергается повальным нападкам со стороны Шарля Эмбера, он может дать на них уничтожающий ответ.

Бриан зачитывает письмо де Флерио. В нем несколько односторонне описывается анархическое состояние английского кабинета в настоящий момент, слабость Асквита, непопулярность Грея и резкость Китченера. Последний, уезжая на Восток, взял с собой официальные документы, чтобы быть уверенным, что его не выдворят во время его отсутствия {130}.

Председатель совета министров на ближайшем заседании сообщит депеши из России, в которых говорится о придворных интригах и растущем влиянии Распутина, о все усиливающейся кампании против императрицы. Недавно один русский был обвинен в оскорблении величества, так как ораторствовал против императорской фамилии. Характерно, что вызванный в качестве свидетеля агент полиции сам заявил: «И если бы подсудимый хоть ограничился нападками на немецкую падаль». Под этим он понимал императрицу.

Генерал де Лагиш, который фактически еще исполняет свои функции, советует нам не забыть при доставке русской бригады про паровые бани и чай (генерал де Лагиш, О. Т., 787, № 464). Как видно, это является в России существенной частью военного материала.

Несмотря на мое письмо, Бриан умолчал в совете министров о шаге Титтони. После заседания он сказал мне, что считает его совершенно неприемлемым, но предпочитает не предавать огласке.

У меня был депутат Морис Рейно, бывший министр. Со времени своего ухода из министерства он брюзжит. Он пришел с тем, чтобы тоже разглагольствовать против Рене Бенара и выклянчить для себя назначение в Италию. Я принял его несколько холодно. [274]

Ко мне явились с поздравлениями по случаю сочельника председатель союза гимнастических обществ Казале и члены президиума. Мы вспомнили веселые празднества в Ренне и приятное довоенное время. Но теперь мы все поглощены мыслями о войне и налагаемыми ею на нас обязанностями.

Как нас извещает Жюссерен, полковник Хауз, друг президента Вильсона, наиболее ценимый им советник, снова выезжает в Европу. Он недавно говорил одному другу англичанину о возможности разрыва между Соединенными Штатами и центральными державами и сказал, что президент Вильсон далек от предвзятого решения, отвергающего эту возможность (Вашингтон, № 840).

Вчера мы с успехом действовали на Гартманнсвайлеркопфе. Сегодня нас постигла там кровавая неудача. Я тщетно стараюсь узнать у офицеров связи подробности. Зашли ли наши войска слишком далеко вперед? Были ли они застигнуты врасплох контратакой неприятеля? Более 1200 солдат не явилось на перекличку {131}.

Прочитав несколько едких строк Клемансо, я заперся в своей библиотеке и ищу утешения у своего старого друга Марка Аврелия. Вот что я нахожу у него: «Не смотри на вещи так, как твой обидчик, не смотри на них так, как он желает. Суди о них так, каковы они в действительности. Все призраки: хвала и хвалимый. Безумно стремиться к невозможному, а ведь невозможно, чтобы злые люди не поступали так, как они поступают. Лучшая месть — не походить на них. Близко время, когда ты забудешь все, близко время, когда все тебя забудут».

Пятница, 24 декабря 1915 г.

Сенатор Шарль Дюпюи, в министерство которого я входил в 1893 г. {132}, просит меня принять одного англичанина, лейтенанта Капеля, из штаба генерала Вильсона. Этот офицер недавно беседовал с Клемансо. Последний заявил ему, что во Франции нет уже ничего устойчивого, что министерство держится на волоске и что президент республики скоро будет свергнут. Шарль Дюпюи уже пытался успокоить лейтенанта Капеля и просит меня поговорить с ним, чтобы окончательно [275] убедить его. Итак, Клемансо, председатель двух больших комиссий сената, не останавливается перед тем, чтобы пророчить иностранцу предстоящий президентский кризис.

Сазонов пишет Палеологу по поводу миссии Думера (Петроград, № 1544 и 1545): «Русская армия располагает лишь ограниченным количеством обученных резервов в сравнении с протяженностью своего фронта, поэтому она не в состоянии выделить достаточно войск, чтобы возможно было посылать ежемесячно во Францию 40 тысяч человек, согласно проекту Думера. Тем не менее императорское правительство, чтобы показать свою готовность удовлетворить по мере возможности желания союзников, решило отправить во Францию в виде опыта одну пехотную бригаду, если этому не помешают условия навигации в зимнее время. При этом предполагается, что французское правительство возьмет на себя заботу о вооружении этой бригады и снабдит ее частью офицерского состава».

По требованию правительства и, в частности, по настоянию Фрейсине Жоффр обратился через нашего военного атташе в Лондоне к Китченеру с целью добиться единства командования в Салониках (№ 66).

Кроме того, генералиссимус отдал по телеграфу приказ командиру Куле, начальнику нашего отряда в Цетинье, не оставлять этого города (№63).

По словам Пенелона, Жоффр очень рассержен нападками Клемансо на высшее командование. Когда я рассказал об этом Гальени, он ответил мне в тоне разочарованного философа: «Что поделаешь? Таковы нравы свободы».

Суббота, 25 декабря 1915 г.

Рождество, унылое рождество.

В совете министров Мальви должен был говорить сегодня о происках пацифистов, но Самба просил его отложить дискуссию, так как сегодня и завтра состоится съезд социалистической партии и министры, являющиеся членами этой партии, смогут дать полезные указания правительству.

Совет министров старается уладить конфликт, возникший между палатой и сенатом по вопросу о подоходном [276] налоге. Сенат желает отложить применение этого закона до 1 января 1917 г., палата противится этой отсрочке. Надо найти какое-нибудь компромиссное решение.

Кабинет принимает решение, что сербские войска будут временно перевезены на остров Корфу и реорганизованы там с нашей помощью. Бриан требовал от Италии размещения их в Валоне. Италия отказала и, по-видимому, твердо решила не уступать в этом вопросе. Между тем настоятельно необходимо спасти остатки этой храброй армии.

Старый сербский король прибыл в Бриндизи на итальянском миноносце. Кажется, он намерен отправиться в Салоники.

Радио Боппа, отправленное из Скутари 19-го и лишь сегодня утром полученное в Париже, извещает нас, что в ночь с 18-го на 19-е 46 сербских солдат умерли с голоду. Теперь снабжение более или менее налажено, но действительно нельзя было уже терять ни минуты.

Как я слышу от Антонина Дюбо, его коллега сенатор Жаннаней, в высшей степени честный человек, крайне встревожен тем, что Шарль Эмбер преследует не столько интересы государства, сколько интересы своей газеты. Рене Бенар со своей стороны утверждает, что причина нападок на него Шарля Эмбера заключается в том, что он, Рене Бенар, не соглашается на некоторые требования фабрикантов. «Да, да, пушки, снаряды, заказы», — смеясь говорит Антонин Дюбо.

Китченер ответил Жоффру, что вопрос о едином командовании в Салониках может быть решен только британским правительством. Он доложит о нем на ближайшем заседании кабинета своим коллегам.

Испанское посольство в Париже уведомило Бриана, что военный суд в Магдебурге утвердил приговор над военнопленными лейтенантами Делькассе и Эрвье и что они обжалуют приговор в кассационном порядке. По просьбе Бриана, испанское правительство в Берлине даст знать германскому правительству, что если Делькассе и Эрвье не будут по-прежнему пользоваться обычным режимом для военнопленных офицеров, то два немецких офицера, в том числе лейтенант фон Биссинг {133}, немедленно будут посажены под строгий арест в крепости. [277]

Принц Александр сербский послал мне 22 декабря через посредство Боппа шифрованную телеграмму, полученную мною лишь сегодня в 12 ч. 40 м. пополудни: «Я надеялся, что смогу дать отдых своей армии на албанской территории и приступить там к ее реорганизации. Поэтому я дал следующее направление для концентрации армии: Скутари и его окрестности. Армия пришла туда, преодолев все трудности похода через албанские Альпы. Но теперь я констатирую, что мой проект становится все менее осуществимым по различным причинам, из коих самые главные: невозможность регулярного снабжения продовольствием, угроза неприятельского натиска с двух сторон, совершенное отсутствие снаряжения и недостаточная военная помощь со стороны Италии, Поэтому я вынужден отказаться от своего первоначального намерения остаться здесь и должен перевезти свою армию в другое место, где она сможет быть реорганизована в безопасности. Мое правительство уже обратилось в этом смысле к союзным правительствам для того, чтобы флоты союзников приступили в перевозке моих войск из порта Сан-Джованни-ди-Медуа. Обращаюсь к вам, господин президент, с просьбой поддержать это предложение, чтобы как можно скорее приступили к его осуществлению. Обращаюсь к вам, убежденный, что этот новый призыв найдет у вас такой же сочувственный отклик, как все те требования, с которыми мы вынуждены были обращаться до сих пор под давлением наших безотлагательных нужд. Франция всегда первой откликалась на них с сочувствием и интересом, за которые сербский народ сохранит к ней неизгладимую благодарность. Подпись: Александр». Я прошу председателя совета министров прийти завтра утром с адмиралом Лаказом на совещание со мной.

Воскресенье, 26 декабря 1915 г.

Бриан пришел с Лаказом. Он всюду наталкивается на возражения.

Италия возражает относительно Валоны, Англия, как видно, возражает теперь против Корфу. А между тем адмирал Лаказ вчера утром телеграфировал нашей эскадре в Мальте [278] немедленно предпринять все подготовительные меры на пристани и на всем острове Корфу. В то время как мы увиливаем, австрийцы и немцы подвигаются вперед в Албании. Они могут застигнуть врасплох сербскую армию и уничтожить ее. Во всяком случае, наши транспорты с продовольствием, и без того столь запоздавшие, могут быть перехвачены подводными лодками. Чтобы покончить с этим, мы приняли решение перевезти сербскую армию на контрминоносцах и небольших судах в Бриндизи или Тарент. Там она будет посажена на большие пароходы с назначением в Бизерту, где армия будет реорганизована, чтобы быстро быть переброшенной в Салоники.

Извещенный об этом, Жоффр осведомляет в свою очередь полковника Фурнье и генерала Мондезира, начальника нашей военной миссии в Сербии {134}.

Принцу Александру я ответил следующей телеграммой, пересланной Брианом Боппу: «Только теперь получил телеграмму вашего королевского высочества и прошу извинения, что не мог ответить на нее раньше. Правительство республики отдало все необходимые распоряжения не только о том, чтобы снабжать доблестную сербскую армию через Сан-Джованни-ди-Медуа и Дураццо, но также о том, чтобы она возможно скорее была перевезена в такое место, где она могла бы быть реорганизованной для перехода в новое наступление против общих врагов. Сербия может рассчитывать на дружественное содействие Франции. Прошу ваше королевское высочество верить моим искренним дружественным чувствам».

Лаказ опасается, что шедший из Индии корабль «Ville-de-la-Ciotat» торпедирован в Средиземном море подводной лодкой.

По словам Пенелона, немцы, кажется, в состоянии атаковать нас в Северном департаменте двадцатью или двадцатью пятью дивизиями. По-видимому, Жоффра не страшит эта перспектива, он верит, что мы в силах отразить любую атаку, и боится лишь, что немцы прибегнут к действию какого-нибудь нового газа.

Посланникам союзных держав в Риме поручено согласовать помощь Англии, Италии и Франции в пользу Сербии. [279]

Но разве руководить Антантой не все равно, что искать квадратуру круга?{*453}

Понедельник, 27 декабря 1915 г.

Баррер телеграфирует, что Соннино не желает разрешить даже временной высадки сербов в Валоне. Он заявляет, что боится распространения на итальянские войска некоторых заразных болезней, якобы констатированных среди сербских солдат. Зато он готов оказать содействие перевозке сербов в Корфу через Дураццо или Сан-Джованни-ди-Медуа (№1052).

Жители Салоников очень рады, что наши войска защищают их от возможного нашествия болгар (Баррер, № 12).

Почтовое судно «Ville-de-la-Ciotat» действительно было без предупреждения торпедировано и потоплено 24-го сего месяца на 34° 53' широты и 19° 17' долготы от Парижа. Английский пароход «Merol» привез 26-го сего месяца в Мальту 233 человека, оставшихся в живых. Исчезли 45 человек экипажа, из них 22 европейца и 23 туземца, и 35 пассажиров.

Сегодня Клемансо разносит миссию Кастельно в Салониках и, разумеется, приписывает мне ее инициативу.

Вчера происходили похороны генерала фон Эммиха, которого в Германии называют завоевателем Люттиха (Льежа). Он погребен в Ганновере, в городском мавзолее, под грохот салютов. Венки посланы императором, почти всеми принцами, а также войсками и гражданскими властями. Кайзеровской Германии действительно пристало поминать с таким шумом и торжественностью нарушение бельгийского нейтралитета.

Кастельно возвратился из Салоников в Афины, где ему был оказан блестящий прием (Гильмен, № 1066 и 1067). «Вы должны иметь ко мне доверие, — сказал ему король. — Напрасно относятся с подозрением к моим намерениям. Я [280] не немец ни по происхождению, ни по воспитанию, ни по симпатиям. Напротив, мои симпатии, а также симпатии моего народа обращены скорее в сторону Франции. Но я хочу остаться нейтральным, мой народ тоже не желает войны, а теперь войны решают не короли и правительства, а народы». Коснувшись происхождения этой войны, король еще раз стал утверждать, что ее желала Англия. Генерал де Кастельно показал ему пустоту этого обвинения.

Мой друг и собрат по адвокатуре Ф. Менье известил меня о скоропостижной смерти одного из наших бывших товарищей по секретариату конференции, Луи Бурдона Вслед за Декори, Эрвье, Мишелем Пеллетье и Лейисом, вслед за всеми этими друзьями, сошедшими в могилу, не стало еще одного, сердце которого не выдержало войны.

Вторник, 28 декабря 1915 г.

Рибо докладывает в совете министров, в каком положении находится конфликт между обеими палатами по вопросу о подоходном налоге. Бюджетная комиссия палаты депутатов по-прежнему стоит за то, чтобы налог считался с 1 января 1916 г., с отсрочкой для мобилизованных, для французов из оккупированных провинций, для всех, кого война лишила возможности немедленного платежа. Генеральный докладчик по бюджету в сенате Эймон склонен принять эту формулу. Но некоторые сенаторы из окружения Клемансо пользуются этим случаем для оппозиционных маневров, на которые нам указывают Рибо и Леон Буржуа. «Если так будет продолжаться, — замечает не без юмора Бриан, — я с трибуны парламента скажу правду в лицо этим лжепатриотам, которые мечтают о том, чтобы подбирать портфели во время разгрома армии».

Гальени зачитывает две телеграммы капитана Думейру, который был послан им к лорду Китченеру для поддержки требования о едином командовании в Салониках. Китченер предложил английскому правительству, чтобы командование, согласно нашему желанию, было объединено и находилось в руках французского генерала; правительство согласилось с этим, но требует, чтобы это не был генерал Саррайль [281] и чтобы последний, как и Магон, был подчинен новому начальнику. Эта комбинация пришлась бы по душе Жоффру, который хотел бы назначить в Салоники Лиоте или Франше д'Эспере. Но предложение англичан встретило резкий отпор в совете министров, особенно со стороны Пенлеве и Леона Буржуа. Наши министры находят, что не дело англичан навязывать нам выбор того или иного из наших генералов. Итак, мы благодарим британское правительство за принципиальную сторону его ответа, но будем настаивать на сохранении Саррайля во главе экспедиционного корпуса.

Англичане поддержали предложение о перевозке сербской армии в Бизерту, и итальянское правительство согласилось с ним (Баррер, № 1055).

Бриан сообщает совету министров о ходе переговоров в Лондоне в связи с предстоящим созданием большой арабской империи, столь любезной сердцу наших английских друзей. Этот вопрос с логической неизбежностью влечет за собой вопрос о Сирии. Я не был в курсе переговоров, и депеши, которыми мы обменивались, мне до сих пор не сообщались. 2 ноября были посланы инструкции Полю Камбону для передачи Жоржу Пико, на которого возложена защита наших интересов в Лондоне. Наш представитель должен был, согласно конференции 1912 г., требовать сохранения нашего влияния в Сирии и Киликии. Несмотря на возражения Китченера, британское правительство, представленное сэром Артуром Никольсоном, не чинило никаких препятствий и признало нашу власть в Александретте, Адане и Киликии. Зато оно желало, чтобы в Сирии и Ливане была установлена верховная власть меккского султана и чтобы за нами осталось только право назначения губернатора. Это означало бы отдавать под власть султана мусульманское и христианское население, между тем ни то, ни другое не привыкло и не желает зависеть от него. Кроме того, англичане требуют для себя права постройки железной дороги из Каиффы, что означает конкуренцию для железной дороги из Александретты. Эта великая арабская империя не представляет, на мой взгляд, ничего путного, и я опасаюсь действия ее на наши африканские колонии. Я предпочел бы, чтобы [282] она не была создана, и высказал свои опасения в совете министров. Но, как видно, мы взяли на себя обязательства, причем меня не держали в курсе переговоров, а теперь, говорят мне, уже несколько поздно снова открывать дискуссию по этому поводу.

Гильмен полагает, что в наших интересах было бы весьма желательно высадить, несмотря ни на что, хотя бы часть сербских войск на острове Корфу. Сами греки-франкофилы рады были бы этому. Весь остров является, по словам нашего посланника, вотчиной германофила Теотокиса и служит одним из главнейших центров снабжения немецких подводных лодок. Мы рискуем, что в один прекрасный день будем поставлены перед необходимостью порвать с греками, если будем сидеть сложа руки и не дадим почувствовать свою силу сдержанно, но твердо (Афины, № 1072 и 1073).

Бриан докладывает совету министров, что Веснич несколько раз обращался к союзникам с просьбой обещать Сербии ее независимость и целостность ее территории. Но Англия и Италия не обнаруживают склонности дать эту последнюю гарантию, они желают выждать событий и щадить Болгарию. Бриан говорит, что при таких обстоятельствах он думает предоставить каждому из союзников ответить Сербии отдельно и намерен договориться только с Россией относительно гарантирования целостности территории Сербии. Фрейсине высказывается в том смысле, что Франции опасно давать гарантию, если другие союзники откажут в такой гарантии, и что не следует показать, что в недрах Антанты имеется разногласие по столь важному вопросу. Я не могу не признать силы этого довода и поддерживаю возражение Фрейсине. Но после заседания я констатировал, что телеграмма, о которой Бриан говорил на совете министров как о проекте, была отправлена уже вчера в девять-десять часов вечера в Лондон, Петроград, Рим и Скутари (в Лондон, № 4542 и сл.; в Петроград, № 2247 и сл.; в Скутари № 138 и сл.; в Рим, № 2227 и сл.). Надо будет все же добиваться общего решения.

Гэд и Самба очень довольны тем оборотом, который приняли дела на конгрессе социалистической партии. Они говорят, [283] что конгресс закончится принятием очень твердой резолюции против всякого скороспелого мира. Что касается Эльзаса и Лотарингии, съезд, кажется, аплодировал всем ораторам, которые требовали исправления несправедливости, причиненной аннексией, как безусловного права, не требующего плебисцита. Особенно много аплодировали речам Тома и Самба, доказывавших необходимость продолжать войну до победного конца. Ко мне явились мэр одиннадцатого округа Виз, председатель союза железнодорожников и председатель союза почтовиков. Они рассказали мне, что основали общество «социального долга» для восстановления жилищ, разрушенных на войне; я согласился принять почетное председательство.

Я принял Андре Тардье, который оправился от своей серьезной болезни и с радостью возвращается на фронт.

По словам Пенелона, Жоффр очень взволнован сегодняшней статьей Клемансо, в которой последний разносит главнокомандующего и Кастельно и выставляет Саррайля как жертву. Гальени, которому Пенелон передал жалобу Жоффра, ответил: «Статья была частично «подчищена» цензурой, но «L'Homme enchiné» не обратил внимания на цензурные помарки. Конфисковать газету должен был председатель совета министров, но он не сделал этого». — «Да нет же, — замечает Бриан. — На днях военный министр конфисковал «L'Oeuvre» Густава Тери. Он волен был поступить таким же образом и сегодня». Но Густав Тери не Клемансо, и жалоба Жоффра осталась без последствий.

Во второй половине дня Гальени выступал в сенате по вопросу о призыве 1917 г. и добился большого успеха. Он очень ловко начал с хвалы комиссиям парламента, затем подчеркнул свое намерение положить конец бюрократической волоките и твердо заявил, что Франция, полтора года назад желавшая мира, теперь желает войны.

Жоффр разослал своим генералам, командующим армиями, корпусами, дивизиями и бригадами секретную записку от вчерашнего числа, 27 декабря. В ней дается резюме уроков сентябрьских битв, главным образом сражения в Шампани. [284]

Жоффр подчеркивает, что вначале эти битвы увенчались бесспорным успехом, мы прорвали неприятельский фронт, проникли на позиции немцев, захватили пленных и снаряжение. Но успеху наших атакующих войск скоро был положен конец, и этого почти нигде не удалось изменить введением в действие свежих войск.

Первые результаты были обусловлены простыми причинами: командование сумело составить себе правильное представление об операции и подготовить ее, войска сумели энергично провести ее.

Наша идея заключалась в том, чтобы пойти в атаку на возможно широком фронте и свести таким образом к минимуму фланговые движения неприятеля, сделать для него невозможной концентрацию своих сил. Подготовка заключалась главным образом в основательной разведке позиции неприятеля, в целесообразном устройстве окопов и вспомогательных защитных сооружений, в правильном размещении пулеметов, окопных орудий, батарей, в разумном размещении наших сил, т. е. пехоты и артиллерии, в разрушительном действии последней на окопы неприятеля, на его фланги и вспомогательные защитные сооружения.

Почему же, спрашивается, мы не имели успеха? «Потому, — отвечает Жоффр, — что войска в известной степени проявили недостаточную подготовку: пехота — в тех боях, которые последовали за атакой, артиллерия — в подготовке и проведении обстрела второй линии немцев; а также потому, что командование не сумело достаточно быстро ввести в дело новые силы, необходимые для взятия второй линии неприятеля».

По двум последним пунктам Жоффр дает подробные объяснения. Он указывает, что в некоторых корпусах произошла путаница, и отдельные части перемешались. Кроме того, артиллерия во время атаки часто стреляла мимо цели, иногда она даже давала недолеты; этим она остановила натиск наших войск.

Что касается командования, то главная задача его заключается в том, чтобы подготовить операцию, т. е. разведать позиции противника, поставить сначала наши силы на [285] надлежащее место, а затем ввести их в бой. Для надлежащего выполнения этой задачи командование должно оставаться в контакте с войсками, чтобы легко получать сведения и видеть положение собственными глазами или через своих адъютантов, т. е. офицеров своего штаба. Если командование находится слишком далеко, если оно остается прикованным к своему командному посту, подготовка оказывается неудовлетворительной, войска беспорядочно исчерпывают свои силы, действия их несогласованны, и победа ускользает из их рук.

Здесь Жоффр тоже входит в многочисленные детали относительно уроков, которые следует извлечь из недавних боев. Опыт в Шампани, говорит он, учит, что надо было быстро бросить в атаку свежие силы на всей той части фронта, на которой мы находились в непосредственном соприкосновении со вторыми линиями неприятеля. Этот опыт показывает также, что хорошо было бы, если бы какая-нибудь свободная часть, пользуясь продвижением 14-го корпуса, атаковала в направлении Тахир и Рипон, прежде чем немцы успели снова привести в порядок свои силы. Таким образом мы взяли бы Бютт-дю-Мениль, как был взят Тру-Брико.

Чтобы ослабить в будущем замеченные недостатки, абсолютно необходимо поставить под единое командование все те войска, которые должны оперировать в одном и том же атакуемом секторе. Надо будет считать правилом сопряженные действия нескольких корпусов, так как 25 сентября было очень трудно бросить с пользой в бой 6-й корпус, следовавший за 2-м колониальным корпусом.

Первоначальный натиск должен продолжаться до последней возможности атакующих войск. Затем следует перерыв, в течение которого командование должно развить интенсивную деятельность. К нему поступают донесения, оно запрашивает дальнейшие сведения, оно решает, бросить ли в бой свежие войска или нет, переносит свой командный пост, размещает пехоту, артиллерию, штабы, уничтожает препятствия на пути продвижения войск и, наконец, отдает приказ о новой атаке. [286]

Жоффр приходит к заключению, что в будущем наши генеральные наступления должны быть построены по общему образцу последнего наступления в Шампани с учетом уроков этого наступления. Атака должна быть доведена до конца, должны быть приняты все меры не только для использования малейшего ослабления неприятеля, но также для того, чтобы бои не прекращались, пока в них будет необходимость.

Только высшее командование, главнокомандующий или уполномоченный на сей предмет командующий группой армий должны иметь право отдать приказ об остановке операции, если они найдут, что ожидаемые выгоды не соответствуют необходимым жертвам, или же если они считают целесообразным направить наши усилия на другой участок фронта.

Итак, мои дорогие солдатики, нам придется еще раз проделать это! Еще сегодня наши войска пошли в новую атаку на Гартманнсвайлеркопф под командованием генерала Серре.

Среда, 29 декабря 1915 г.

Утром встретился в Шантильи с Брианом, Гальени, Жоффром, Фошем, Дюбайлем, де Лангль де Кари и генералом Дугласом Хейгом. Последний в очень учтивых выражениях говорит мне, что считает себя в добровольном подчинении Жоффру. Главнокомандующий и командующие группами армий докладывают нам о ходе работ по укреплению фронта. Они заявляют, что сооружение вторых линий закончено в Вердене и на всем фронте, за исключением высоты Берри-о-Бак на фронте 5-й армии. Теперь ведутся работы по сооружению третьих линий.

Затем рассматривается вопрос о газовых атаках и газообороне. Генерал де Лангль сообщает, что если он еще не использовал полученные им «волны», то это объясняется тем, что резервуары слишком тяжелы и неудобны. Они будут заменены другими. Что касается противогазов, то маски с тройной или четверной пропиткой действуют хорошо, но их долго надевать. Сэр Дуглас Хейг уверяет, что маска, которая употребляется в его армии, функционирует превосходно. [287]

Жоффр, напротив, утверждает, что она стесняет дыхание. Гальени настойчиво требует от главной квартиры дать ему вполне определенное и окончательное заключение, дабы он мог ускорить заказы.

Генерал Дюбайль излагает нам события во время последних боев в Эльзасе. Очевидно, 152-й полк слишком быстро спустился по склону Гартманнсвайлеркопфа; он не занял достаточными силами немецкие окопы, а когда последовала контратака неприятеля, полковник не выдвинул своего резервного батальона, как советовал ему генерал Серре.

Завтракаем в Шантильи. Генерал Дуглас Хейг спрашивает меня: «Когда вы пожаловали мне звезду ордена Почетного легиона, вы сказали мне, что ее носят на правой стороне груди. Генералы де Лангль и Фош носят ее на левой стороне. Почему? Я объяснил ему, что они кавалеры ордена первой степени. Согласовав этот вопрос с Брианом и Жоффром, я потом сказал Хейгу: «Носите вашу звезду на левой стороне. Я произвожу вас в кавалеры ордена Почетного легиона первой степени». В качестве командующего английской армией он имел право на это отличие, и мои слова чрезвычайно обрадовали его.

Фош и де Лангль категорически заявляют мне, что не следует более жертвовать нашими контингентами в частичных наступлениях. Оба они сожалеют, что в Эльзасе предпринято было подобное наступление, о котором у нас еще нет точных сведений.

Бриан думает, что Шарль Эмбер нападает сегодня на Рибо в «Journal» под влиянием Клемансо. Хотят сделать невозможной кандидатуру Рибо на пост председателя совета министров, чтобы таким образом проложить дорогу Клемансо. Действительно, Шарль Эмбер противопоставляет в своей статье Клемансо и Рибо. Кампания ведется искусно.

Бопп телеграфирует, что в сербской армии растет уныние, так как после месяца пребывания в Скутари все еще неизвестно, как намерены поступить союзники с правительством и войсками. Корфу, Салоники, Кипр, Корсика, Сицилия, Бизерта — везите нас куда угодно, лишь бы кончилось нынешнее положение! (Бопп через Подгорицу, № 218 и сл.). [288]

«Если мы желаем иметь через несколько недель 100 тысяч храбрых сербских солдат, — пишет Бопп, — готовых к сильному наступлению, если мы желаем сохранить вокруг королевского правительства ядро из энергичных сербов, твердо решивших оставаться до конца верными союзниками, то мы должны перевезти сербскую армию и сербское правительство в такое место, где они смогут собраться с силами».

Но как трудно вытащить из болота колесницу Антанты!

Сербский представитель в Дураццо сообщил полковнику Колларду, что 12 тысяч сербских новобранцев, шедших в Валону, дошли до берегов Воюзы, но итальянские власти направили их в Фиери, где они голодают (Бриндизи, генерал де Мондезир, № 350). Жоффр предписал генералу де Мондезиру выехать в Скутари (№ 17216).

Г-н Захаров, грек по происхождению и национальности, давно живущий в Англии и Франции и очень сочувствующий нашему делу, уведомил Бриана, что он предоставляет несколько миллионов в распоряжение Венизелоса. Бриан по телеграфу просил Гильмена известить об этом бывшего греческого премьера (№ 985) {135}.

Четверг, 30 декабря 1915 г.

По просьбе «Армейского бюллетеня» и по соглашению с Брианом я написал обращение к войскам по случаю наступления нового года. «Ни один француз, — пишу я, — не желал этой войны, ни одни француз не мог бы возыметь преступную мысль призывать эту войну. Все правительства, сменявшиеся во Франции после 1871 г., всеми силами старались избежать этой войны. Но теперь, когда нам объявили ее против нашей воли, наш долг вести ее вместе с нашими верными союзниками до победного конца, до уничтожения прусского милитаризма и до полного восстановления Франции. Предаться временной слабости было бы с нашей стороны неблагодарностью по отношению к павшим братьям и изменой по отношению к потомству».

Мальви сообщает в совете министров о пропаганде в пользу преждевременного мира в некоторых группах социалистической партий и в некоторых рабочих организациях. Размеры [289] движения ограниченны, но в последнее время оно несколько расширилось. Наиболее затронуты департаменты Верхней Вьенны, Изера, Роны, часть Дордони.

Вчера вечером закрылся конгресс социалистической партии. Он принял огромным большинством голосов очень длинную, местами довольно путаную резолюцию, но она, по крайней мере, ясно возлагает на Германию ответственность за войну и выражает готовность воевать до победного конца. Самба и Гэд утверждают, что отныне всякий член партии будет за пацифистскую пропаганду исключаться из партии. Мальви считает, что для борьбы с этой вредной пропагандой безусловно необходимо принять меры против роста цен, так как агитаторы все время используют недовольство, вызываемое дороговизной. Совет министров принимает решение предоставить ежемесячные субсидии кооперативным мясным лавкам, которые будут созданы муниципальным советом Парижа для продажи мороженого мяса. Это должно снизить цены на мясо на 20 сантимов с килограмма.

Вчера закрылась сессия обеих палат после того, как были вотированы временные месячные бюджеты. Сенат в конце концов пошел, хотя и неохотно, на ту формулировку закона о подоходном налоге, которая была принята палатой.

Бьенвеню-Мартен, все еще безутешный из-за смерти своего сына, приносит мне свои дружеские пожелания к новому году.

Поль Камбон говорит мне, что вернувшийся в Лондон Китченер пользуется теперь такой популярностью, как никогда, и не уйдет из министерства. Асквит надеялся отделаться от него, а Ллойд-Джордж метил на его место. Состояние здоровья Грея все ухудшается.

Генерал Серре тяжело ранен вчера при атаке на Гартманнсвайлеркопф. Он перевезен в госпиталь в Мооше.

Пятница, 31 декабря 1915 г.

Итак, наступил конец этого 1915 г., о котором Луи Мадлен скажет когда-нибудь, что если он не был самым критическим годом войны, то во всяком случае самым тяжелым и гнетущим. Жозеф Педье в свою очередь объявит его самым [290] «достойным». Действительно, «священное единение» поддерживалось без отказа, и энергия нации не изменила ни на один момент. А Жан Пьерфе, вспомнив, сколько жизней стоили нам эти частичные наступления, воскликнет: «Ах, этот 1915 год кровавой памяти, да стоит он всегда перед глазами вождей!» Что касается меня, то я до гробовой доски буду помнить о нем, буду вспоминать его в муках и тоске...

Префект Сены Деланне, явившийся ко мне с новогодним визитом, очень доволен поведением муниципального совета Парижа, который вчера вотировал — после постановления правительства — фонды для создания кооперативных мясных лавок. Они будут открыты на следующей неделе и принесут большую пользу.

Австрийская морская дивизия вышла из Катарро и бомбардировала Дураццо. Бомбардировка причинила мало вреда. Два австрийских контрминоносца «Лика» и «Триглав» наткнулись на мины и пошли ко дну.

Король Петр выехал из Бриндизи в Салоники. Пашич сообщил вчера конфиденциально Боппу, что престарелый монарх во время своего пребывания в гостинице в Бриндизи отказывался от каких-либо сношений с итальянскими властями. Король виделся только вызванным им из Рима сербским посланником и объявил ему, что достоинство заставляет его молчать о недопустимых приемах, которые позволили себе по отношению к нему представители итальянского правительства, но он никогда не сможет забыть их (Скутари, Бопп, № 233). Как видно, короля заставили покинуть Валону. Итальянский генерал Бертолли объявил ему, что не представляется возможным оставить его в этом городе или же позволить ему уехать в Санти-Каранта. Королю было объявлено, что он должен выехать на присланном за ним военном корабли в Бриндизи, откуда сможет отправиться в замок в Казерге, предоставленный в его распоряжение итальянским королем. На это король ответил, что отказывается от гостеприимства, предложенного на таких условиях (Скутари, Бопп, 29 декабря).

Английское правительство проявило уступчивость и изменило свой ответ по поводу единого командования в Салониках, [291] так что мы можем поставить Саррайля во главе всех союзных войск. Клемансо, заявлявший, что Кастельно послан для того, чтобы унизить Саррайля, остался на бобах.

Бриан желает создать межсоюзнический дипломатический орган, заседающий периодически по образцу военной конференции, заседающей в начале декабря под председательством Жоффра. По мнению Бриана, совещания должны происходить в Париже. Он сообщил эту идею в Рим, Лондон и Петроград. Лондон и Петроград ответили согласием. Рим еще не ответил. Позволит ли этот проект обеспечить в интересах коалиции единство и быстроту решений и действия? Это было бы весьма желательно. Но, к несчастью, конференция еще далеко не означает единства командования.

Тем временем Жоффр накануне нового года издал следующий приказ по армиям: «Солдаты республики! К концу этого года войны все вы можете с гордостью смотреть на свое дело и измерить величие совершенного вами. В Артуа, в Шампани, на Воэвре и в Вогезах мы нанесли неприятелю ощутимые поражения и причинили ему кровавые потери. Немецкая армия еще держится, но ее контингента и резервы тают с каждым днем. Чтобы поддержать свой падающий престиж, она вынуждена искать легких и временных успехов на второстепенных театрах военных действий, она отказалась от мысли добиться этих успехов на главных фронтах. Все немецкие колонии изолированы и перешли в наши руки.

Напротив, союзники беспрестанно усиливаются. Обладая неоспоримым господством на море, они могут легко снабжаться, тогда как центральные державы истощили свои финансовые и экономические ресурсы и вынуждены рассчитывать теперь только на разногласие между нами или на нашу усталость. Словно союзники, поклявшиеся вести войну до победного конца, склонны нарушить свою клятву в тот момент, когда близок час возмездия для Германии! Словно солдаты, которые участвовали в самых тяжелых боях, не из такого теста, чтобы устоять, несмотря на грязь и холод! Будем горды своей силой и своим правом! Будем оглядываться на прошлое только для того, чтобы черпать в нем основания для веры в будущее. Пусть мысль о наших павших братьях внушает [292] нам только клятву мести за них. Тогда как наши враги толкуют о мире, будем думать только о войне и победе».

Я спокоен. Эти мужественные слова будут услышаны солдатами и народам. Однако можно ли говорить, что близок «час возмездия» над кайзеровской Германией? Год кончается, когда на горизонте еще не занялась заря победы. Но она должна взойти! Виктор Гюго был прав: «В тот день, когда угаснет Франция, на землю снизойдет мрак». [293]