Последние усилия противника и ответный удар французов
Бесплодное чередование наступлений обеих сторон на обоих берегах реки
Новое столкновение у Вердена после опыта прошедших упорных боев должно было стать теперь еще более мощным и упорным. Немцы предвидели, что они не смогут бесконечно удерживать за собой численное превосходство, и хотели умножить число своих ударов на полях сражения у Вердена, рассчитывая при этом на истощение одной за другой наших дивизий. Непрерывно усиливая превосходство своей артиллерии, они рассчитывали разбить нас мощностью своих технических средств. С своей стороны, мы готовились к ответному удару, и ген. Нивель уверил меня в своем горячем желании сотрудничать в разрешении этой задачи, которую он намеревался выполнять всеми средствами и со всей свойственной ему энергией. Одно из первых указаний, с которым он обратился к своим командирам групп, намечало «путь, проникнутый боевыми настроениями», а 2 мая, в соответствии с выработанными нами указаниями, он установил: общие условия наступления в целях обратного захвата форта Дуомон.
Группа Лебрена должна была организовать операцию, выполнение которой выпадало — в рамках 3-го армейского корпуса — на дивизию ген. Манжена, Манжен приступил к подготовке своих войск к наступлению, стремясь возродить в сердцах подчиненных пыл «ответного удара». Лес Кайет служил для этой цели и стрельбищем, и учебным полем. Каждый боец, под строгим влиянием своего начальника, вновь приобретал уверенность в своем оружии, приучаясь к тому, чтобы на любой выстрел врага отвечать двумя и добиваться вернуть утраченную местность либо сапой, либо гранатой.
Дивизия вполне освоилась со своей задачей и стремилась добиться чести взять обратно форт. Чтобы атаковать этот [56] форт после широкого охвата его, дивизия должна была получить поддержку одной пехотной бригады, 150 артиллерийских орудий, из которых десяток тяжелых, вплоть до калибра 370 мм, и несколько авиационных эскадрилий. Полковник Этьен, очень опытный артиллерист, помощник ген. Манжена по управлению артиллерийскими дивизионами и батареями, предназначенными для поддержки наступления, наметил следующую идею их использования:
«Сущность операции заключается в том, чтобы выставить на позицию и повести огонь всеми силами нашей артиллерии, имея в виду выпустить по тысяче тонн снарядов в течение шести или семи дней с целью доказать наше превосходство над артиллерией противника, разрушить средства его обороны и подорвать моральное состояние противника, — все это в пределах тех 60 га местности, которую следует захватить».
Эту формулу немцы применяли по отношению к нам, начиная с 21 февраля; если бы мы также показали себя способными применить ее на практике, то все же нам не удалось бы достичь цели, не вызывая тяжелого возмездия: Фактически наши позиции продолжали оставаться очень «поражаемыми», в особенности те, которые находились на левом берегу. Кронпринц, казалось, хотел сказать свое последнее слово на этом берегу, прежде чем перевести большинство своих сил на правый берег согласно директиве начальника генерального штаба. Он бомбардировал и атаковал почти безостановочно наблюдательные пункты Мор-Ом и высоту 304. Эти высоты дымились, как вулканы. 3 мая наши летчики летали над ними и доложили затем, что до 800 м над землей весь воздух был насыщен густым дымом от разрыва снарядов. 4-го немцы прочно обосновались на северных склонах высоты 304 и угрожали, таким образом, навалиться на «позицию сопротивления», законченную по моим указаниям от 27 февраля... Но на это сейчас же реагировали защитники, твердо решившие вернуть обратно хотя бы самый маленький кусочек утерянного пространства на этой позиции. Подполковник Оден, командовавший частями, занимавшими высоту, выскочил на бруствер окопа и крикнул своим солдатам: «Вперед, мои друзья, наступил момент, когда нужно иметь мужество». Он решительно бросился вперед, увлекая за собой несколько взводов, возбужденных его голосом и порывом. Положение было восстановлено в прежнем виде, но это стоило жизни подполковнику Одену.
Из числа многих других подвигов, о которых я также смог бы рассказать, я привожу только этот, считая его весьма [57] характерным как личный пример начальника в бою. Последний, оказавшись в такой обстановке, когда ему приходилось импровизировать «немедленную контратаку», не располагая необходимым временем, чтобы кней подготовиться и обеспечить поддержку артиллерией, верный долгу, шел на невозможное и явную смерть.
Из нашего образа действий (одновременно наступательного и. оборонительного) вытекало, что наши дивизии должны были оставаться на поле боя меньше, чем когда бы то ни было, и что для сохранения боеспособности их необходимо было часто обновлять. Я доложил об этом главнокомандующему 6 мая письмом, в котором просил его о скорейшей замене восьми дивизий, предназначенных для пополнения корпусов, участвующих в операциях у Вердена. При этом я подчеркивал необходимость срочного облегчения положения 2-й армии: «Мы кончим поражением, если союзники не вмешаются». Участие в действиях англичан севернее р. Соммы могло бы иметь самый непосредственный и быстрый результат. Но каким образом следовало мыслить активность на других частях фронта? Необходимо было избежать возвращения к ошибкам 1915 г. и не возобновлять операций, бесконечно продолжающихся на одном и том же боевом участке и причиняющих гораздо большие потери, чем те, которые наносятся противнику. Я откровенно изложил ген. Жоффру свои мысли и предложил ему предусмотреть такую перегруппировку сил союзников, которая позволила бы последовательно и всегда внезапно наносить немецким армиям чувствительные потери, не доводя нас самих до растраты сил:
«Нам нужно организовать систему действий, которая помогла бы нам долго продержаться. Чтобы этого достичь, следует наметить формирование трех или четырех ударных групп на разных участках фронта, и в каждой из этих групп эшелонировать соединения в глубину таким образом, чтобы головную часть всегда иметь готовой к выступлению...»
В заключение я высказал пожелание, чтобы эти наступательные группировки были сорганизованы не из состава той армии, которая защищает Верден, так как для нее эта задача уже представляет очень большую трудность, тем более, что наступление, которое мы здесь намечали, будет носить острый характер.
Ген. Жоффр ответил мне 11 мая, что союзники не замедлят проявить совместные усилил:
«с целью сломить или по меньшей мере ослабить упорство народов, находящихся в коалиции против нас». [58]
В то же время он ознакомил меня с тяжелой обстановкой, которая заставляла участвовать в боях наши армии и на других фронтах, помимо Верденского, ибо все же (волей-неволей) мы оставались руководителями коалиции... Ничего нельзя было изменить в задаче, выпавшей на долю группы армий ген. Фоша, — наступление на р. Сомме; я должен был рассчитывать только на 52 дивизии группы армий центра, чтобы с их помощью пополнять 24 дивизии верденской армии.
Вот обстановка, в которой должна была развернуться операция, имевшая задачей взятие обратно форта Дуомон, — обстановка, в общем, мало благоприятная, ибо мы были «стеснены» в отношении использования войск и не могли вследствие недостатка сил, находившихся в нашем распоряжении, увеличить фронт атак. Я был вынужден одобрить план ген. Манжена, но дать ему желательного развития не мог: нам приходилось в зоне огня на правом берегу реки собирать и посылать в атаку наши войска.
Артиллерийская стрельба на разрушение началась 17-го и продолжалась в течение пяти дней; однако, этим мы не добились полного подавления опорных пунктов сопротивления противника. 20-го ген. Манжен закончил размещение боевого порядка частей своей дивизии и дополнительной бригады, предоставленной в качестве резерва в его распоряжение{12}. Чтобы поставить войска в исходное положение, группа Лебрена продолжала работы по устройству окопов и проволочных заграждений общим протяжением около 12 км, но им нехватало времени, чтобы достаточно углубить окопы. Эту работу надо было возобновлять каждую ночь, так как германская бомбардировка регулярно разрушала ее в течение дня. Начиная с 20-го, атакующие войска несли чувствительные потери, потому что у нас не было превосходства огня. За несколько минут перед атакой неприятельский снаряд вывел из строя пять офицеров, окружавших ген. Манжена на его наблюдательном пункте в окрестностях Сувиля.
Тем не менее в 11 час. 50 мин. 22 мая дивизия мужественно поднялась из своих окопов. Левый фланг дивизии, использовав несколько открытых проходов в заграждениях, быстро достиг внешних сооружений форта и вступил в горячий бой; правый фланг достиг восточной башни, но его порыв был [59] остановлен остававшимися в целости немецкими пулеметами, расположенными на позиции у юго-восточного угла. Вечером и в течение ночи с 22-го на 23-е бой развернулся в самом укреплении. Многие из наших частей проникли внутрь форта, распространились в тылу противника — и предприняли дальнейшее наступление с использованием гранат уже во внутренних сообщениях форта, которые оборонялись шаг за шагом двумя немецкими ротами. К несчастью, батареи противника обстреливали интенсивным огнем все пространство к югу от форта и тем самым преграждали доступ нашим резервам. Вследствие этого в течение всего дня 23 мая два наших батальона оставались изолированными на захваченных позициях. Утром 24-го положение этих батальонов стало весьма тревожным, а к полудню они были уничтожены или захвачены в плен противником, который атаковал их одновременно с северной, западной и восточной сторон форта. Меры, принятые ген. Манженом, не позволили ему восстановить положение, и вечером он должен был согласиться на замену своей дивизии другой, находившейся под командованием ген. Лестокуа.
Несмотря на неудачу этой первой попытки, мы сохранили наилучшие надежды на будущее: наши войска проявили подлинные чудеса храбрости, фактически отстаивая форт в течение почти двух дней. Мы сделали вывод, что возобновление подобной попытки можно проводить после более мощной артиллерийской подготовки и организацией наступления на более широком фронте, а так как это можно было осуществить лишь при наличии соответствующих средств, которых у нас было недостаточно, то нам следовало запастись терпением. Ген. Нивель дал это понять своим войскам следующим образом:
«Мужайтесь, солдаты. Ни на одно мгновение упадок духа не должен скомпрометировать результаты столь героических усилий. В недалеком будущем ваша неутомимая энергия измотает наилучшие части германской армии. Наши испытания не будут долго длиться, так как наши мощные союзники должны вскоре начать наступление на других театрах военных действий. От вас потребовались и еще потребуются большое напряжение и огромные жертвы; они неизбежны в борьбе, которая должна решить судьбу каждого из народов. Проникнутые величием нашей задачи, вы не откажете в своей помощи стране, которая возложила на вас все свои надежды. Объединенные непоколебимой решимостью, вы приобретаете славу мощных участников в обеспечении стране победного мира». [60]
Пробуждение активности на различных фронтах
Для 5-й германской и для 2-й французской армий не было видно конца напряжения сил: они еще не исчерпали до дна своих тяжелых испытаний и тем не менее были уже привлечены к общим операциям, подготовлявшимся высшим командованием в течение нескольких месяцев. Вместо затишья борьба возобновилась с новой силой, и верденский кризис должен был достигнуть своей кульминационной точки одновременно с пробуждением на других фронтах боевой активности наших и союзных армий.
Начиная со средины мая, Австро-Венгрия доставляла высшему командованию центральных империй сильное беспокойство. Австро-Венгрия торопилась, — и это тревожило союзников, — похвастаться успехом, достижение которого она считала для себя наиболее легким на итальянском фронте. Она считала себя на этом фронте значительно сильнее своих противников, если не количеством бойцов, то во всяком случае организацией, вооружением и обучением своих армий, и питала надежду быстро покончить счеты с Италией. Фалькенгайн, предвидя, что в результате этого немедленно произойдет разгром русскими Восточного фронта австрийцев, старался отклонить своего союзника от его намерения, но все настойчивые уговоры Фалькенгайна оставались без ответа. Австро-Венгрия пыталась освободиться от опеки немецкого командования и хотя бы один раз одержать победу своими собственными средствами. 15 мая она перешла в наступление на участке между р. Адидже (Эч) и Брента и добилась значительного продвижения в центре, в районе Азиаго. Здесь ее усилия были приостановлены. Проявившаяся сила итальянского сопротивления подтвердила сомнения Фалькенгайна, который вынужден был разрешить переброску на итальянский фронт значительных подкреплений из галицийских армий.
Таким образом, ген. Кадорна упорным сопротивлением своих войск оказал первую помощь французской армии, которая в течение трех месяцев одна вела бой против главных сил противника. Со своей стороны, в соответствии с обязательствами, взятыми на себя Россией 6 декабря 1915 г. в Шантильи и 28 марта 1916 г. в Париже, ген. Брусилов перегруппировал свои силы в течение зимы и, преодолевая большие организационные трудности, скрытно подготовил мощное наступление, которое ожидалось нами с нетерпением. Он начал его 4 июня. Удачно использовав панику и упадок [61] духа австро-венгров, он на Волыни и в Буковине прорвал фронт более чем в 50 км и бросил в этот прорыв свои армии. Свободные германские резервы на востоке пытались ограничить размер поражения, но они были слишком слабыми, чтобы достигнуть успеха. В этот критический час германское главное командование, ожидавшее скорого наступления англичан, вынуждено было перебросить на Восточный фронт новые подкрепления.
Какими же силами немцы собирались удержать англичан от начала их наступления? По мнению Фалькенхайна, существовал только один выход — ускорить разгром Франции, которая, как мы уже видели, рассматривалась им как «главная шпага» Англии. Кронпринц получил еще раз приказ о «нажиме» на берегах р. Маас. Хотя войска его были чрезвычайно истощены кровавыми атаками высоты 304, Мор-Ом и Тиомон, однако, успехи, достигнутые у Дуомон между 22 и 25 мая, приподняли их моральное состояние, повысили доверие к командованию и возродили надежду на большую победу. К тому же и средства немецких войск для предстоящих атак были усилены.
Бои у форта Во и их моральное значение
В первых числах июня три немецких армейских корпуса ринулись на наши позиции у форта Во; это были, считая с запада на восток, 1-й баварский, 10-й резервный и 15-й армейский корпуса; все три корпуса хорошо знали местность, где они уже дрались в течение многих недель и месяцев. После страшной бомбардировки к валам форта удалось продвинуться нескольким группам атакующих, которые шаг за шагом вели борьбу вокруг каждого островка сопротивления. Немцам, находившимся в более благоприятном положении по сравнению с тем, какое мы занимали несколько дней назад у Дуомон, удалось благодаря выступу, образованному в этом месте нашими позициями, окружить на три четверти самый форт. При этом сообщение форта с тылом оказалось в крайне затруднительном положении. Проникнутые высоким сознанием долга, майор Реналь и его героические соратники по оружию отказались сдать форт. В виде официального признания высокой степени их самоотвержения генералиссимус отправил им свои поздравления и наградил майора орденом почетного легиона.
Нет ничего более волнующего, как воспоминание об их агонии, когда, отрезанные от нас и не имевшие никакой надежды [62] на подход к ним каких бы то ни было подкреплений, они посылали нам свои последние донесения.
Вот текст донесения, посланного утром 4-го и доставленного почтовым голубем:
«Мы все еще держимся, однако, подвергаемся весьма опасной атаке газами и дымами. Необходимо в срочном порядке нас освободить. Прикажите установить с нами оптическую связь через Сувиль, который не отвечает на наши вызовы... Это наш последний голубь».
Затем следовало донесение, переданное в Сувиль оптической организацией утром 5-го:
«Противник в западной части форта создает минную камеру с целью взорвать своды форта. Быстро откройте артиллерийский огонь».
После этого в 8 час. было получено следующее донесение:
«Не слышим вашей артиллерии. Атакованы газами и горящей жидкостью. Находимся в пределе сил».
Вот еще одно, полученное в ночь с 5-го на 6-е:
«Необходимо, чтобы я был освобожден в эту же ночь и чтобы немедленно прибыли запасы воды. Я дошел до предела моих сил. Солдаты и унтерофицеры, несмотря ни на что, выполнили свой долг до конца».
6-го было получено несколько слов:
«Наступайте, прежде чем мы окончательно не погибли. Да здравствует Франция!»
Наконец, 7-го в 3 час. 30 мин. последние незаконченные слова:
«Не покидайте...»
Французское командование не оставалось немым к этим призывам. Почти безостановочно организовывались и импровизировались контратаки; однако, ни одна из них не смогла проникнуть сквозь огневое заграждение, изолировавшее форт. 7-го в тот момент, когда германские сообщения уже объявляли о падении форта и когда майор Реналь и его бойцы погибли, ген. Нивель направил к ним смешанную бригаду полковника Сави «для самой прекрасной задачи, какую могут получить французские войска, а именно — продвинуться на помощь [63] товарищам по оружию, храбро выполняющим свой долг в трагических условиях». Но было слишком поздно. Форт Во уже был занят германскими войсками. Этим, однако, оборона Вердена не была нарушена, и 5-я германская армия не одержала такой победы, которая смогла бы отозваться на облегчении положения австро-венгров или остановить подготовку наступления англичан.
Во Франции в эти трагические дни конца мая и начала июня, прежде чем подтвердились окончательные успехи ген. Кадорна и Брусилова, доверие страны к армиям Вердена казалось подорванным. Действительно, в течение слишком долгого времени мы оставались на арене борьбы одинокими, а внутри страны проявлялись беспокойство, усталость и разочарование. Потеряв терпение, общественное мнение начало волноваться. Речи и полемика прессы сеяли зерна недовольства и неверия в успешный исход борьбы.
Я с беспокойством наблюдал за этими симптомами самой серьезной болезни, которая могла угрожать армиям, и ген. Жоффр, также ощущавший некоторую тревогу, обратил на это внимание государственных властей в письме от 2 июня на имя военного министра:
«Плохо выбран момент для возбуждения тревоги в душевном состоянии бойцов, для внушения им сомнений в тех средствах, которыми они располагают, и для того, чтобы поколебать дисциплину и понизить авторитет начальника... Следовало бы дать понять представителям всех партий, которые в настоящее время руководят при помощи прессы общественным мнением, необходимость укрепить путем напряженной кампании доверие бойцов и страны».
Ободренный успехами наших союзников, главнокомандующий 12 июня прямо попытался воздействовать на моральное состояние войск следующим приказом:
«Оперативный план, принятый на заседаниях советов коалиции, находится в настоящее время в процессе выполнения. Солдаты Вердена! Его выполнение обязано вашему героическому доверию; это доверие явилось необходимым условием успеха, ибо оно создало на всем пространстве европейского театра войны обстановку, которая завтра приведет к решительной победе нашего дела, Я взываю к вашему мужеству, «к вашему самопожертвованию, к вашему пылу, к вашей любви к родине для того, чтобы держаться до конца и чтобы разбить последние попытки противника, который находится сейчас в отчаянном положении». [64]
На мое личное письмо, написанное накануне с просьбой зафиксировать приблизительную дату наступления англичан, ген. Жоффр сообщил, что франко-британское наступление начнется в ближайшем будущем благодаря превосходному сопротивлению Вердена.
С момента поражения австрийцев на итальянском фронте и продвижения Брусилова в Галиции немецкая пресса изменила тон и обнаружила чувство беспокойства. Но особенно серьезным фактом являлось обострение и увеличение разногласий между высшими немецкими начальниками. Гинденбург и Людендорф усмотрели в этом рост своего престижа, так как на Восточном фронте они имели только успехи и не переставали подчеркивать тяжелые последствия верденского предприятия. Они обращали внимание на то, что если бы их слушались, не произошло бы ослабления сил на востоке в пользу запада и не пришлось бы теперь вновь перебрасывать силы на восток либо на помощь неустойчивым австрийцам, либо для угрозы румынам, которые в итоге русского успеха быстро вовлекались в орбиту союзников Франции. Но Фалькенгайн, несмотря на неудачу, продолжал настаивать на победе у Вердена, в то время как кронпринц убеждал его в абсолютной тщетности этого предприятия. Последний пытался привлечь на свою сторону высший авторитет императора, однако, не добился успеха в отстаивании своего мнения.
«Месяцы сражения под Верденом в этот период, — писал он, — являются в моей памяти наиболее тяжелыми из всей войны. Я предугадывал и заранее знал положение; я имел слишком много личных встреч с офицерами и солдатами боевых частей, чтобы тешить себя иллюзиями. В глубине души я абсолютно был против продолжения наступления, и все же я был вынужден выполнить приказ о наступлении».
Бой под Тиомоном и Флери
Следует признать, что задача, поставленная 5-й германской армии, выполнялась последней с успехом. Она продолжала насчитывать в своем составе до 20 дивизий. Наша 2-я армия в ее семи корпусных секторах имела примерно столько же{13}.
Таким образом, мы достигли равенства в числе дивизий, но в боях, которые велись за Дуомон и Во, наша артиллерия [65] всегда оставалась более слабой. Я вынужден был написать ген. Жоффру 11-го:
«С точки зрения артиллерийских средств, мы находимся по отношению к противнику в пропорции 1:2; это положение не может непрерывно продолжаться без опасности для судьбы нашего фронта»...
Штаб главнокомандующего, в связи с необходимостью сосредоточить средства на р. Сомме, экономил боевые припасы и уменьшил наш ежедневный расход до 11 тыс. выстрелов, что было совершенно недостаточно против все увеличивавшегося расхода снарядов противника. От этого нам приходилось сильно страдать, и все же мы должны были покориться, так как больше чем когда бы то ни было рассчитывали на быстроту и успех франко-английского наступления.
Найти солдаты проявили в этих условиях поразительную доблесть. За этот период времени они вписали в историю несравнимые страницы «Штыковой траншеи», которую майор Бувар так отлично отразил в своем небольшом произведении «Слава Вердена»:
«В ночь с 10 на 11 июня 1-й и 3-й батальоны 137-го пехотного полка сменили истощенные части на северных склонах оврага Дам, к северу и северо-западу от фермы Тиомон».«Бомбардировка необычайно большой силы препятствует разведке и прибытию батальонов. Она продолжается в течение всего дня 11-го снарядами больших калибров, под которыми земля колеблется, как тесто в квашне».
«Потери очень велики. 11-го вечером на каждую роту приходится не более 70 человек вместо 164, которые были в момент прибытия на позицию. Кровь повсюду. Около пункта медицинской помощи красные потоки текут в траншею».
«Оставшиеся в живых чувствуют, что подходит час их самопожертвования. Так как забитое землей оружие не в состоянии действовать, солдаты примыкают штыки в ожидании штыковой схватки».
«С полночи до 4 часов утра оба батальона обстреливаются сосредоточенным огнем. Земля превращается в толстый плотный слой размолотой мешанины, разлетающийся после разрывов снарядов; на ней трудно даже стоять».
«Дым становится удушливым... В этот момент большинство солдат «Штыковой траншеи» было погребено заживо».
«В 6 часов из-под земли выросли немцы, в 10 раз более многочисленные, чем французские роты, доведенные до 30 человек... Гранаты исчерпаны... Французы ужичтожены; почти все оставшиеся [66] в живых взяты в плен. Однако, два пулемета, оставшиеся годными, покрывают огнем местность, на которой противник не может удержаться и которую он эвакуирует, оставив лишь одну группу на ферме Тиомон».
День 23 июня был в особенности критическим. После двухдневной артиллерийской подготовки с помощью тяжелых батарей, которые явно имели перевес над нашими, немцы перешли к атаке, начиная от деревни Дуомон с запада и до форта Во на юго-востоке.
Наш 6-й корпус и правый фланг 2-го корпуса, сильно пострадавшие от лавины снарядов и газовых атак, в течение нескольких часов задерживали продвижение противника. Однако, последний вскоре захватил весь склон от деревни Флери до деревни Тиомон, после чего продолжал свое движение к лесам, расположенным к югу от Флери и на скате Фруадетер, к юго-западу от Тиомона. Обстановка становилась весьма серьезной, так как наша последняя позиция, проходившая от форта Сен-Мишель до форта Сувиль, оказывалась окруженной противником. Если бы мы потеряли эту позицию, Верден оказался бы без всякого прикрытия в центре обширного круга, края которого находились бы в руках противника. Наше положение на правом берегу в этих условиях становилось окончательно невозможным.
Таким образом, части, имевшиеся в распоряжении 2-й армии, были недостаточны ни в количественном, ни, в особенности, в качественном отношении, так как они состояли из дивизий, слишком утомленных, чтобы устойчиво сопротивляться атакам, непрерывность которых мы предвидели. Ген. Нивель, одновременно с требованием подкреплений, пытался воздействовать на все чувствительные струны своих войск.
Вечером 23-го я протелефонировал ген. Кастельно в Шантильи, чтобы осведомить его, напомнить ему о первостепенной важности сохранения угрожаемых позиций и доказать, что мы не сможем удержаться «с дивизиями второго сорта». Я закончил словами, которые лишь подтверждали по этому поводу мои ежедневные настояния:
«Необходимо поспешить с атакой англичан».
Вскоре я получил удовлетворение по первому пункту: четыре свежие дивизии были направлены в мое распоряжение. Поэтому ген. Нивель, начиная с 24-го. смог не только приостановить наступление противника, но и начать ряд контратак с целью освободить нашу тыловую позицию. На высоте Фруадетер и вокруг укрепления Тиомон начались упорные [67] бои, в течение которых различные опорные пункты переходили поочередно из рук в руки. Вновь ожили воспоминания о мае, когда на левом берегу наши войска дрались с подобной же энергией, чтобы отстоять неприкосновенность позиции сопротивления у высоты 304 и у Мор-Ом.
Завязка сражения на р. Сомме и освобождение Вердена
Относительно английского наступления меня, наконец, успокоили. Мне позвонили 25-го из штаба главнокомандующего, что артиллерийская подготовка на р. Сомме начнется 26-го и что дивизии должны будут начать наступление 29-го.
Вот в каких выражениях ген. Жоффр 26 июня доложил своему правительству основные направления предполагаемых действий:
«29 июня английские армии начнут наступление на северном участке р. Соммы. Это наступление, в котором должна будет принять участие, примерно, половина всех крупных войсковых соединений, находящихся во Франции (т. е. 26 дивизий), начнется на фронте протяжением около 25 км, между Гоммекур и Марикур.Для возможно большего содействия наступлению английских сил и для того, чтобы быть даже способным развить вместе с ними больший успех, я сгруппировал под командованием ген. Фоша все свободные крупные соединения и всю ту тяжелую артиллерию, использование которой не являлось необходимым в связи с нашей обстановкой у Вердена на р. Маас. Несмотря на то, что с начала этого сражения я вынужден был предоставить ген. Петэну всего 65 дивизий, поддержка французских сил в наступлении на р. Сомме будет иметь большое значение. Действительно, наступление ген. Фоша развернется от Марикур до Фукокур на фронте, примерно, в 12 км. В этом наступлении вначале будут принимать участие 14 дивизий; оно будет предпринято одновременно с английскими армиями и в тесной связи с ними.
Таким образом, наступление франко-английских армий начнется на фронте в 37 км при общем составе наступающих войск в 40 дивизий. Последняя цифра к тому же может быть значительно увеличена, если, как я на это надеюсь, результаты первых атак позволят рассчитывать на существенный успех».
Так пришел к своей развязке в выгодных для нас условиях «кризис» подготовки согласованных действий союзников. События разыгрывались тяжело, но мы приближались к цели. [68]
Англичане и французы начали наступление 1 июля в 7 час. 30 мин. — на два дня позже намеченной даты, вследствие неблагоприятных атмосферных условий, мешавших в течение 48 часов артиллерийской подготовке союзников. 4-я британская армия ген. Ролинсона быстро продвинулась до линии Монтобан, Мамец и Буассель, т. е. достигла несколько меньшей глубины, чем ожидалось. Наоборот, 6-я французская армия ген. Файоля продвинулась значительно глубже поставленных ей целей, захватила с одного удара всю передовую немецкую позицию и подошла на второй позиции к Ардекур, Эрбекур, Ассервиллер. В последующие дни армия Ролинсона начала расширять свои успехи, а армия Файоля, имея перед собой противника, расстроенного внезапной мощностью ее вторжения, заняла полностью плато Флокур, достигнув Мезоннэт и окрестности Барле. 2-я германская армия ген. фон-Бюлова была серьезно поколеблена, и ее судьба подвергалась опасности.
Для восстановления положения начальник германского генерального штаба тотчас же принял решение о реорганизации и усилении командования на р. Сомме, что означало для него необходимость снять войска с Вердена. Тем не менее на этом фронте 11 июля приступили к последней попытке: 10-й резервный корпус, имевший в своем распоряжении три дивизии и альпийский корпус, быстро набросился на наши позиции у Сувиль, захватил Флери и занял на момент самый форт, однако, вскоре был оттуда выброшен французскими контратаками ген. Манжена и Полинье. Все это вызвало у нас большую тревогу, но... последнюю, ибо кронпринц вечером 11-го получил приказ:
«Ввиду того, что поставленные цели не смогли быть достигнуты, перейти к абсолютной обороне».
Ген. фон-Гальвиц передал командование войсками на левом берегу ген. Франсуа, а сам был переброшен для командования 1-й германской армией, формировавшейся к югу от р. Соммы, и одновременно для командования группой из 2-й и 1-й германских армий, получивших задачу остановить франко-британское наступление. В том же направлении перебрасывалось около 2–3 дивизий и большое число артиллерийских батарей. Осада Вердена была снята, и он был спасен...
В то время как Фалькенгайн принимал указанные меры, ген. Нивель сообщил мне, что он только что получил поздравление французской академии, в котором выражалось «восхищение, признательность и уважение» ко 2-й армии. [69]
Итоги к 15 июля
Возникает вопрос, действительно ли немцы потеряли под Верденом полмиллиона человек, как это указывал командующий 2-й армией? Эта оценка, может быть, преувеличена, так как наши итоги к 30 апреля показывают, что в течение первых двух месяцев истощение противника казалось меньше нашего.
Общая цифра наших потерь доходила к этому моменту до 6 563 офицеров и 270 тыс. солдат. Германские потери близко подходили к этой цифре, ибо если они имели меньше потерь в начале сражения, то страдали от них больше, начиная с момента своих жестоких атак против наших позиций на высоте 304, у Мор-Ом, Тиомона, Сувиль и Во. [70]
Расход разного рода материальных средств был несравненно больше у противника, если об этом судить хотя бы по расходу снарядов. Кронпринц отмечает, что этот расход доходил в среднем до 93 тыс. снарядов в день только для правого берега. Мы не преувеличим, если, добавив две трети этой цифры для левого берега, предположим, что расход снарядов немцев ежедневно доходил до 150 тыс. Это означает 21 700 тыс. снарядов в течение 140 дней операций, начиная с 21 февраля. С нашей стороны штаб главнокомандующего в сообщении, отправленном тогда ген. Жаненом начальнику французской военной миссии в России, указал, что к Вердену было отправлено 10 300 тыс. снарядов 75-мм калибра, 1200 тыс. калибра от 80 до 105 мм и 8600 тыс. снарядов калибра свыше 105 мм, а всего 20 100 тыс. снарядов, из которых большое количество оставалось в запасе в складах крепости и на различных участках. Следует отметить, что цифры, указанные кронпринцем, повидимому, касаются только снарядов тяжелой и сверхтяжелой артиллерии и что расход боеприпасов; в 5-й армии должен был быть много большим, чем он указал.
Правда, мы ввели в бой 70 дивизий против 46 дивизий противника, но я повторяю, что смена войск протекала в различных условиях, и кронпринц признает, что способ, им применявшийся, кстати говоря, против его воли, был значительно более дорогостоящим.
К 15 июля 5-я германская армия насчитывала в своих рядах около 25 дивизий. Но в то время как она начала сокращаться, чтобы питать группу армий фон-Гальвица, расположенную на р. Сомме, наша 2-я армия сохраняла сильную организацию в предвидении ответных ударов, которые она. подготовляла. Она насчитывала 8 армейских корпусов, составленных из утомленных и требовавших восстановления частей{14}.
Можно представить себе значение наших усилий и понять характер той энергии, какую должно было развивать наше высшее командование для создания крупной наступательной группировки на северном фронте, когда 2-я армия все еще поглощала столь крупные средства.
Среди этих средств особенно сильное развитие получила авиация, добившаяся даже частичного господства в воздухе над полем боя, тогда как в начале событий она страдала от своей явной отсталости. Под руководством полковника Бареса [71] авиация была целиком реорганизована как в армейский корпусах, так и в армии. Наблюдательные самолеты типа Фарман и Кодрон поддерживали теперь с величайшей точностью связь с пехотой, производили аэрофотосъемку и выполняли корректирование артиллерийского огня. Они вели непрерывную борьбу с истребителями противника, несмотря на неблагоприятные иногда атмосферные условия, под облачным трагическим небом Вердена, низко летая над взрытыми и разрушенными гребнями высот, имея тяжелые потери, но никогда не прекращая выполнения своих задач. Истребители типа Ньюпор прославились своей доблестью и активностью, непрерывно атакуя неприятельские самолеты. Безостановочно носились они над фронтом то в виде сильных дозоров, то небольшими группами и притом всегда в различные часы.
Какая фаланга пилотов! Уже складывались легенды о храбрости Гинеме: «Вот странно, — воскликнул он однажды своим товарищам, которые были ошеломлены, видя его окровавленным, но выходящим из своего самолета, — попала пуля в меня, но можно было бы сказать, что ранены вы...»
Нангессер прибыл в свою эскадрилью в Верден, едва оправившись от нескольких ран, с искусственной челюстью и имея возможность пользоваться только одной ногой; понадобилась помощь нескольких человек, чтобы водрузить его в самолет и оттуда каждый раз извлекать его, но все это не мешало ему стремительно нападать на каждый самолет противника, который он замечал.
Наиболее популярным был Наварр: его красный самолет был виден повсюду, но только не на отдыхе. Однажды он явился к полковнику Баресу в Лемм и доложил о том, что только что сбил самолет противника. «То, что вы мне говорите, очень хорошо, — заметил полковник, — но взгляните на самолеты, пролетающие в данный момент над нами». Наварр тотчас же вновь запустил свой мотор, набрал высоту, бросился на германский дозор и сбил один самолет на глазах у своих начальников и товарищей.
Но всех превосходил начальник истребительной авиации майор Роз — подлинная фигура героя, сверкающая законченностью и энергией.
Верден, как утверждают с тех пор, действительно явился горнилом, в котором закалилась французская авиация.
Ответные удары французов
15 июня мы перешли к наступлению на правом берегу р. Маас, и ген. Манжен при помощи 37-й дивизии, переданной [72] для этой цели в его распоряжение, приказал начать операцию с целью обратного захвата позиций у Флери при поддержке 400 артиллерийских орудий. Но местное командование слишком поспешило с началом этой операции, которая оказалась неудачной, так. как должна была бы быть более тщательно подготовлена ввиду потрясений, перенесенных на участке Сувиль во время последнего натиска германцев 11 июля.
Запиской от 18-го я сообщил мои критические замечания по этому поводу: наши атаки в будущем должны организовываться самими командующими группами, которые, зная местность и размеры имеющихся у них средств, смогут наилучшим образом ориентировать пехоту и оказать ей необходимую поддержку; они смогут проследить в особенности за тем, чтобы артиллерия была использована наиболее целесообразно в отношении выбора целей, корректирования огня и связи с атакующими частями. Таким образом я вновь вернулся к решающему вопросу о необходимости добиться превосходства нашей артиллерии, имея твердое намерение достигнуть этого. Это являлось моей главной заботой с самого начала операции, только при этом условии мы могли достигнуть конечного успеха. С другой стороны, я просил штаб главнокомандующего направить в распоряжение 2-й армии две мортиры 400-мм калибра, наличие которых я считал необходимым для сильных подготовительных действий против фортов Дуомон и Во, прежде чем пытаться захватить эти сооружения. Мне обещали удовлетворить мою просьбу к началу осени, и я принял решение ждать этого момента для наших больших ответных ударов. Таким образом, август и сентябрь прошли без заслуживающих внимания событий в районе Вердена. Тем не менее на склоне Фруадетер, вокруг укрепления Тиомон и в районе Флери, который был захвачен 18 августа нашим полком марокканской колониальной пехоты при помощи быстрых и энергичных действий, оживленные бои продолжались.
Эту боевую активность мы намеренно поддерживали в ожидании более крупных операций с целью препятствовать противнику маневрировать своими резервами как между Верденом и р. Соммой, так и между его Западным и Восточным фронтами. Результатом этого явилось явное ухудшение морального состояния немцев как у общественного мнения, которое с трудом примирялось с тем, что во всех своих начинаниях Германия терпела неудачу, так и у германского главного командования, разногласия внутри которого были явными. 21 августа кронпринц расстался со своим начальником [73] штаба ген. фон-Кнобельсдорфом, которого он всегда подозревал в том, что, помимо своего начальника, он способствовал проведению упрямых взглядов ген. Фалькенгайна. С другой стороны, сам Фалькенгайн находился на закате своей славы, имея в пассиве значительное количество неудач: поражение под Верденом, неудачное наступление австрийцев на итальянском фронте, роковое пробуждение русской активности, выход на боевую позицию на р. Сомме англичан рядом с французами, истощение германской армии, падение морального состояния в германской и австро-венгерской армиях и, наконец, объявление Италией войны Германии, а Румынией — Австро-Венгрии.
Маршал Гинденбурт был назначен 28 августа начальником генерального штаба с ген. Людендорфом в качестве первого генерал-квартирмейстера. Оба новых начальника захотели централизовав в своих руках общее руководство военными действиями всего четверного согласия, но добились этого лишь постепенно и притом с большими трениями: с военным кабинетом императора, с канцлером, с военными министрами различных германских государств и с высшим командованием Австро-Венгрии.
Во время своей первой поездки на Западный фронт в начале сентября Гинденбург и Людендорф были удивлены и даже потрясены, найдя там во всех звеньях настроение, столь отличное от Восточного фронта. На востоке, несмотря на неожиданное испытание в связи с отходом австрийцев в Галиции, продолжали жить в атмосфере победы и веры в новые успехи. На западе, наоборот, начальники казались унылыми и разочарованными; их доверие омрачилось упадком духа, они говорили об окончании войны без выгод для Германии; войска казались сильно усталыми и изнуренными.
«Верден, — писал в это время Людендорф, — становился зияющей раной, которая подтачивала наши силы, а потому было бы рационально отодвинуть наши позиции в район, расположенный вне воронок. Что же касается р. Соммы, мы там со всех точек зрения оказались в значительно худшем положении, чем англичане и французы...»
Новое главное командование стремилось поднять у всех моральное состояние. Они реорганизовали командование с целью перегруппировать армию в соответствии с предполагавшимися операциями и пытались в связи с этим усилить престиж принцев крови, чтобы засвидетельствовать свою привязанность к династии. Германский кронпринц принял на юге командование группой армий, заинтересованной, главным образом, [74] операцией под Верденом; на западе кронпринц Баварский должен был командовать группой армий, вовлеченных в операцию на р. Сомме или туда сосредоточивающихся; герцог Вюртембергский на севере оставался во главе 4-й армии в непосредственном подчинении главного военного командования. Однако, энергичные действия новых начальников не смогли внести быстрое изменение в обстановку, и последняя для центральных империй оставалась весьма неустойчивой — буквально, по выражению Людендорфа, «на острие ножа»: итальянцы упорно наступали на Изонцо; русско-румынские войска перешли границы Молдавии и Валахии и угрожали Венгрии; в Македонии ген. Сарайль продвигал свои войска против Флорины и Монастыря; на р. Сомме 6-я французская армия ген. Файоля и расположенная к югу от нее 10-я французская армия развивали свой успех под командованием ген. Фоша и заняли к концу сентября важные позиции у Кобль, Даниекур и Вермандовиллер, в то время как англичане продвигались к Морваль, Лебеф и Тиенваль.
У Вердена наш час пробил. В начале октября мы, ген. Нивель и я, договорились предпринять операцию по захвату фортов и восстановлению крепости в ее первоначальном виде. Ген. Манжен, назначенный для командования всеми секторами правого берега, руководил операцией. Имея подобного начальника, энергия которого была общеизвестна во французской армии, мы рассчитывали на полный успех. Штаб главнокомандующего снабдил нас двумя запрошенными мортирами 400-мм калибра, которые вместе с имевшимися уже у нас несколькими орудиями 370-мм калибра позволили осуществить мощное разрушительное действие по сооружениям. Атакующие имели в своем состава 300 полевых и 300 тяжелых орудий, что являлось необходимым минимумом против 200 батарей (т. е. 800 орудий), обнаруженных 2-й армией на соответствующих германских участках правого берега. Атака в первой линии должна была выполняться тремя дивизиями{15}, за которыми во второй линии должны были расположиться 3 дивизии, готовые оказать поддержку. Таким образом, число крупных войсковых соединений было одинаково с тем, какое немцы могли противопоставить нам{16}. В результате, хотя у нас и не было превосходства в материальных средствах, но несомненно мы обладали этим превосходством в отношении [75] морального состояния и обучения войск, так, как и офицеры и солдаты были тщательно подготовлены к наступлению.
В течение 20 и 23 октября наша артиллерия и авиация господствовали над полем боя, несмотря на наличие весьма многочисленных артиллерийских батарей противника, без сомнения, вынужденных к строгой экономии снарядов. Недавно изданный в Ольденбурге труд германского автора Вернера Боймельбурга осведомляет нас о том, как страдали защитники форта Дуомон. Пять попаданий из наших 400-мм мортир 23 октября были причиной полного разгрома лазарета и четырех наиболее важных казематов первого этажа. Вечером другие снаряды разрушили инженерный пункт, подожгли склад взрывателей и патронов для пулеметов и сделали невозможным для обитания большинство проходов, заполнившихся густым и едким дымом. За недостатком воды делались совершенно безуспешные попытки потушить очаги огня бутылками газированной воды, предназначенной для раненых. 24-го, между 5 и 7 часами утра, гарнизон покинул форт, оставив там только 20 солдат под командованием капитана Проллиуса. Здесь, конечно, не было и мысли а самовольном оставлений поста, ибо командование одобрило этот маневр, но все же, разве мы не должны быть поражены разницей между поведением немцев и тем, какое мы наблюдали в небольшой французской части майора Реналя, удерживавшей форт Во до последней возможности, с риском бытъ там погребенной под взрывом, подземную подготовку которого она слышала?
Три наши дивизии двинулись в атаку в 11 час. 30 мин. под прикрытием сильного тумана, маскировавшего их наступление, но зато полностью препятствовавшего наблюдению авиации и связи между пехотой и артиллерией. К счастью, эта связь была подготовлена безупречным образом. Огневой вал, предшествовавший пехоте, перемещался с математической точностью: наши стрелки вышли на линию форта Дуомон непосредственно за последними снарядами тяжелой артиллерии. Наступавшая в голове соевого порядка дивизия Пассага прочно устроилась на линии между восточней башней форта Дуомон и северной оконечностью деревни Во. Дивизия Гийо-де-Салинса, задержанная на некоторое время туманом в хаосе леса Кайет и на подступах к форту, вскоре появилась на левом фланге. Во рвы, проходы и казематы бросились батальоны Кроля и Николаи марокканского колониального полка, захватили в плен отряд Проллиуса и закрепились в захваченном форту. Дивизия, действовавшая правее, не смогла в этот день проникнуть в форт Во, потому что она [76] понесла во время своего продвижений достаточно тяжелые потери и была сменена в течение последующих дней свежей дивизией{17}, которая в свою очередь 2 ноября заняла названное укрепление, также эвакуированное немцами.
Несмотря на тяжелые удары, которые были нами нанесены у Вердена и на р. Сомме, немцы делали вид, что все идет благополучно. Их начальники, прибывшие с Восточного фронта, решили обороняться против нас и предоставить австрийцам сопротивляться итальянским атакам на Изонцо; они не были очень расстроены в ноябре потерей Монастыря на Северном салоникском фронте; эти начальники сосредоточили все свои свободные силы против русско-румынских войск, чтобы решить судьбу наших новых союзников. Молниеносной операцией, в которой отличились Макензен и Фалькенгайн, немецкие армии переправились через Карпаты и Дунай, распространились но долинам и вошли в Бухарест 6 декабря.
Успех был поразителен. Этого нельзя отрицать. Однако, этот успех не намного изменял обстановку, как это позже должен был подтвердить Людендорф:
«Мы разбили румынскую армию, но мы не смогли ее уничтожить... Несмотря на эту победу, мы оставались ослабленными с точки зрения общего ведения войны».
Центральные империи хотели, однако, извлечь из этих событий положительный результат, вот почему 12 декабря, рассчитывая на посредничество президента Вильсона, они дали понять о своем намерении начать переговоры о мире.
Мы ответили новым наступлением 15 декабря перед Верденом. Совершенно ясно, что мы не могли принять предложение об этих переговорах в тот момент, когда Румыния принесла себя полностью в жертву за дело союзников. Ген. Манжен в этот же день, — в соответствии с моими инструкциями, а также инструкциями ген. Нивеля, приказавшего вновь захватить позицию прикрытия линии фортов, — выдвинул к северу от Дуомон четыре дивизии{18}, поддержанные во второй линии четырьмя другими дивизиями и 740 орудиями. На этот раз мы имели численное превосходство перед 4–5 дивизиями, которые смогла противопоставить 5-я германская армия на фронте нашего наступления. Наша артиллерия обладала еще большим, чем 24 октября, превосходством. Это позволило нам без трудностей и почти без потерь овладеть всей [77] зоной прикрытия фортов, начиная от Вашровиль до Лувемон и далее на Безонво, через лес Корьер.
Это был конец сражения у Вердена в 1916 г.; он вызвал у кронпринца следующие довольно откровенные признания:
«В первый раз я смог осознать, что значит проиграть сражение. Сомнения в самом себе, горькие чувства и несправедливые оценки других поднимались в моем сердце и тяжело давили мое сознание. Я это признавал открыто, и мне понадобилось некоторое время для восстановления хладнокровия и для того, чтобы вновь обрести уверенность в себе».
Мы находим и у Людендорфа признание, которое явилось для него болезненным после легкого опьянения успехами в Румынки:
«Удар, который мы получили, был особенно тяжел... Мы слишком много перенесли в течение этого года... На Западном фронте мы были совершенно изнурены».
Впоследствии я испытал большое удовлетворение руководить в качестве главнокомандующего наступательными действиями французских армий, которые завершили освобождение Вердена. 20 августа 1917 г. были почти полностью восстановлены позиции, занимавшиеся нами до 21 февраля 1916 г. как на правом, так и на левом берегу р. Маас. После этого, 12 сентября 1918 г., операция, блестяще выполненная 1-й американской армией под командованием ген. Першинга, привела к овладению знаменитым выступом у Сен-Миель и освободила восточный фланг укрепленного района.
В заключение Верден послужил трамплином для франко-американских армий, которые с последних дней сентября и до 11 ноября 1918 г. бок-о-бок двигались к победе. [78]