Капитуляция
Так закончилась осада Порт-Артура. Я не собираюсь описывать переговоры, происходившие между начальниками штабов двух армий относительно условий капитуляции и последующей передачи крепости, встречу генералов Ноги и Стесселя, вступление победоносной армии в Порт-Артур и так далее. Я лишь интересуюсь исследованием военных операций, которые были прекращены 2 января 1905 года, когда военные действия были приостановлены в ожидании результата переговоров. Однако, естественно сам собой выдвигается один вопрос, заслуживающий рассмотрения: была ли капитуляция 1 января вызвана необходимостью? Может ли она быть оправдана?
На эту тему столько говорили и писали, так много было высказано противоречивых и скороспелых суждений, когда еще не было под рукой статистического материала и других сведений, на которые можно было бы опереться для правильной оценки события, что неудивительно, почему общество до сих пор остается в неведении относительно этого важного вопроса. Почему сдача могла состояться, прежде чем было выражено на это общее согласие; конечно, крепость была уже приговорена и падение ее являлось лишь вопросом времени, но настал ли этот час 1 января? Не мог ли гарнизон продержаться еще месяц или шесть недель?
На эти вопросы я и постараюсь ответить.
Когда, после первого свидания начальников штабов обеих армий в фанзе «Сливовое дерево» у деревни Шуйшиин, я спросил в главной квартире о том, что заставило русских сдаться в данных обстоятельствах, мне сказали, что мотивы, ими приведенные, следующие:
недостаточная сила гарнизона: имелось всего 4000 солдат для обороны огромного района против японских войск, численность которых достигла в последнее время почти 100 000 человек, остальная часть гарнизона — больные или раненые;
ограниченное количество боеприпасов и провианта: боеприпасов хватило бы всего на пять дней;
состояние госпиталей: около 20 000 человек больных и раненых находились в госпиталях, не было более лекарств, дезинфекционных средств, перевязочного материала и необходимых компрессов, а также подходящей пищи для них; жестокие эпидемии тифозной лихорадки, [198] дизентерии и цинги свирепствовали, масса больных ежедневно увеличивалась сотнями новых;
падение сильнейших фортов восточного сектора привело к тому, что Старый город, где находилось большинство госпиталей и проживала большая часть гражданского населения, неизбежно должен был также пасть в ближайшем будущем; кроме того русские опасались, что, если Старый город будет взят приступом, здесь может произойти поголовная резня.
Такие доводы, конечно, оправдывали сдачу, и я думаю каждый почувствует удовлетворение, если гарнизон, так храбро сражавшийся месяцами против сильнейшего неприятеля, мог быть избавлен от последнего кровавого боя. Защитники крепости более чем исполнили свой долг и ничего, кроме похвалы за их решение не было слышно от японцев, так долго бывших их противниками, такого же мнения были военные агенты и иностранные корреспонденты, бывшие свидетелями обороны. Все их считали героями, а капитуляция признана почетной и своевременной.
К сожалению это первое впечатление быстро изгладилось. Через некоторое время было установлено, что главные объяснения, предъявленные русскими (вероятно генералом В. А. Рейсом, начальником штаба), были большей частью или абсолютно неверны или значительно преувеличены. Постепенно японцы обнаружили нижеследующие данные, расходящиеся с доводами русских:
исключая находившихся в госпиталях, весь гарнизон Порт-Артура в день сдачи состоял приблизительно из 27 200 офицеров и солдат, включая флот. Такие силы, численность которых превышала цифру состава крепостного гарнизона, предполагавшуюся японцами в начале [199] осады, были вполне достаточны для обороны большого крепостного района, оставшегося еще в руках русских в день капитуляции;
еще более неверны сведения о количестве провианта и боевых запасов — муки было достаточно для гарнизона на месяцы, имелось кроме того свыше 1800 лошадей, частные склады не были тронуты; в крепости оставалось 82 670 снарядов и 2 266 800 ружейных патронов, около 30 т пороха и материалы для выделки новых патронов из пустых гильз. Русский артиллерийский офицер, который заведовал лабораториями арсенала, намекнул мне в частном разговоре, что цифры эти, хотя, вероятно, и верны, но должны быть приняты с некоторой оговоркой. Из 80 000 снарядов большинство были 37-мм скорострельные или старые китайские снаряды, которые, если бы даже их переделать, мало принесли бы пользы; снарядов большого калибра, годных для дела, оставалось не более 5000 штук. Незначительное участие артиллерии при взятии форта Суншу и батарейных позиций подтверждает эти сведения. Относительно 30 т пороха офицер этот сообщил, что многие склады, содержавшие значительно большие запасы, были взорваны неприятельскими снарядами, вероятно та же участь постигла бы и оставшийся пока целым склад пороха; кроме того в последнее время бомбардировкой был совершенно разрушен весь арсенал и, если бы старый город был сдан, то небольшой завод для выделки снарядов на Тигровом полуострове едва ли принес бы существенную пользу. Однако, даже допуская только что изложенные данные, все-таки надо признать, что боевых запасов было достаточно для обороны еще, по крайней мере, в течение месяца;
сведения о санитарном состоянии отчасти также не соответствовали действительности; эпидемий тифозной лихорадки и дизентерии в [200] сущности не было, общее число больных лихорадкой было 43, дизентерией — 460. Неверно также, что запас лекарств и дезинфекционных средств истощился. Остальные сведения русских были совершенно правильны, положение госпиталей и состояние здоровья гарнизона несомненно сильно повлияли на решение генерала А. М. Стесселя.
Положение госпиталей было очень тяжелое, они были переполнены и число больных, поступивших в них, с каждым днем увеличивалось. Перевязочные средства были совершенно израсходованы и в дело употреблялись старые, не раз уже перемытые. Не хватало также компрессов, хотя их стали приготовлять из морских трав, промытых в растворе поташа. Не имелось подходящей пищи для больных и раненых, особенно сильно ощущалось отсутствие свежих фруктов и овощей; хлеб и только конское мясо нельзя считать здоровой пищей для больных. Ко дню капитуляции в госпиталях находилось около 17 000 человек, из них раненых было 3387, остальные страдали различными болезнями. Наиболее распространенной болезнью была цинга, серьезных случаев которой насчитывалось 5625, но, кроме того, по сведениям японского медицинского генерал-инспектора, 90% больных в госпиталях страдали более легкими формами этой болезни, которая также очень распространилась среди солдат, находившихся на фортах и в траншеях. За десять дней до капитуляции ежедневно было около 100 случаев заболевания цингой, но число их быстро увеличивалось до 200, 400, 800, даже 1000 в самые последние дни и надо полагать, что, при отсутствии средств для борьбы с этой болезнью, весь гарнизон мог вскоре быть ею охвачен.
Положение крепости во время сдачи было таково: генерал Стессель мог сдать восточный ряд фортов и сосредоточить свои войска на двух других секторах. Он мог спокойно оставить больных и раненых в госпитале и быть уверенным, что японцы позаботятся о них; но, естественно, возникал другой вопрос — что делать с людьми, которые будут ранены или заболеют во время предстоящих сражений! Он не будет располагать средствами для лечения и ухода за ними, ввиду отсутствия госпиталей, перевязочных материалов и необходимой пищи. Он может, несомненно, вести оборону еще в течение нескольких недель, но это вызвало бы страдания и смерть людей, которые уже ранены и мне кажется, что следует признать, по крайней мере, извинительным его решение сдаться из человеколюбия, чем видеть, как люди, так долго и так храбро сражавшиеся, гибнут как собаки из-за отсутствия надлежащего ухода и питания;
вопрос об убежище для многочисленного гражданского населения также был трудно разрешим. В Порт-Артуре находилось, сверх 500 женщин и детей, 3000–4000 рабочих и очень большое число других жителей русских и иностранцев, не считая китайцев. Они едва ли могли быть покинуты, как люди, находившиеся в госпиталях. Я лично вполне убежден, что опасаться резни не было основания; но мог ли генерал А. М. Стессель взять такую ответственность, даже если бы он был, как я, уверен в этом? Слишком много жестокости было выказано в течение осады с обеих сторон и, кроме того, Порт-Артур в этом отношении был с 1894 года запятнан. Имел ли он право сделать это? [201]
После взятия высоты 203 м в Новом городе почти невозможно было жить. Многие дома были разрушены снарядами и каждый стремился перебраться в Старый город, где жители были лучше защищены и где было устроено много блиндажей; конечно, если бы Старый город был покинут, несомненно бомбардировка сосредоточилась бы на Новом городе. Мы предполагали (об этом также доносили китайские шпионы), что русские приготовились переселить на Лаотешан женщин и детей, но позднейшие расследования показали, что ничего подобного не было, так что А. М. Стессель имел на руках огромное гражданское население, а средства для заботы о нем соответственным образом отсутствовали. Несомненно это соображение стало также одной из причин, способствовавших его решению.
Я вполне допускаю, что генерал А. М. Стессель имел много важных оснований для сдачи, но таковые должны рассматриваться в связи с вопросом о том, каких результатов можно было бы достигнуть, если бы оборона велась до самого конца, пока имелись в достаточном количестве пищевые продукты и боевые припасы — следовательно в данном случае еще в течение пяти или шести недель? Стоило ли ради этого принести в жертву массу людей?
Надежды на своевременную выручку не могло быть; с этой точки зрения А. М. Стесселя нельзя осуждать за решение. Но надо иметь ввиду, что после сдачи крепости освобождалась армия генерала Ноги, численностью около 100 000 человек, а такое сильное подкрепление войск, находившихся на севере, конечно, должно было иметь громадное значение для положения дел на главном театре военных операций. Генерал [202] А. М. Стессель был обязан задержать японскую армию у Порт-Артура насколько возможно дольше, и естественным оправданием может служить то обстоятельство, что он, как и многие другие, мог предполагать, что операции в Манчжурии должны прекратиться на время сильного холода, который обычно длится здесь до конца марта, и что гораздо раньше этого времени крепость, конечно, должна была пасть. Обстоятельства сложились, однако, таким образом, что одновременно с исключительно мягкой зимой 1904–1905 года сдача Порт-Артура способствовала Мукденскому разгрому, если не была его причиной.
Я полагаю можно прийти к тому общему выводу, что капитуляция Порт-Артура 1 января не вызывалась необходимостью и с трудом может быть оправдана, но что решение генерала А. М. Стесселя возможно до известной степени извинить, так как благодаря обстоятельствам, которые изменить у него не было сил и предвидеть которые было трудно, так как погода была достаточно холодной в течение всего декабря, им был сделан роковой шаг, который, при обычных условиях, нисколько не повлиял бы на стратегическое положение в Манчжурии.
Но действительной причиной сдачи стало не отсутствие людей, боеприпасов и провианта, не состояние госпиталей и не затруднения в отношении гражданского населения. Чем более я собирал данные из всех источников, в особенности из бесед с офицерами, солдатами и городскими жителями Порт-Артура, тем более я убеждался, что причиной сдачи был сильный упадок духа, который объял весь гарнизон, в особенности солдат за последние несколько недель осады. Последовательные взрывы фортов и траншей произвели на них тяжелое впечатление, они чувствовали себя, и вполне понятно, на каком-то вулкане, в постоянном страхе, что очередь каждого отправиться на тот свет настанет не сегодня, так завтра. Продолжительное напряжение, лишения всякого рода, кровавый, бесчеловечный бой, непрерывные бомбардировки — все это не могло не отозваться на нервах, а уверенность в неизбежности сдачи, безнадежность борьбы, перспектива возможной резни, как венца их страданий, повергали их в глубочайшее уныние.
Этот моральный фактор, в связи со многими причинами физического характера, предрасполагал их к заболеванию цингой и другими болезнями. Заслуживает внимания факт, удостоверенный японскими и русскими врачами, что немедленно после капитуляции, когда напряжение нервов утихло, заболевания цингой сразу прекратились; действительно, новых случаев заболеваний не было и очень значительное число больных, находившихся на излечении в госпиталях, быстро поправилось даже до того времени, когда доставили разнообразные и питательные продукты, которые могли бы благотворно подействовать на их здоровье. Нет надобности говорить, что о притворстве не шла и речь, так как симптомы заболевания являлись достаточно характерными.
Но, даже принимая во внимание изложенные обстоятельства, я не думаю, чтобы крепость была сдана, если бы генерал Р. И. Кондратенко не был убит 11-дюймовым снарядом на форте Северный Кикван 15 декабря. Слава, связанная с обороной Порт-Артура, о которой будет повествовать история, не припишется А. М. Стесселю. Он был, как [203] многие мне говорили, взыскательным начальником, непопулярным среди солдат и офицеров. Генерал Р. И. Кондратенко являлся истинным героем. Совместно с инженер-полковником С. А. Рашевским он составил план обороны и неутомимо работал днем и ночью над сооружением и улучшением укреплений. Вечно живой, он постоянно бывал на позициях, где шел бой, руководя солдатами и ободряя их, разделяя с ними тяжелые лишения, всегда готовый прийти на помощь и умело помешать наступлению японцев искусно задуманным контрдвижением. Это был природный вождь, перед которым все преклонялись; благодаря сильной воле, широким познаниям и большой личной храбрости он стал душой всей обороны. Р. И. Кондратенко был кумиром солдат, знавших его твердое намерение биться до последней капли крови. Когда его не стало, казалось все пришло в упадок, все растерялись и руководство обороной во главе с А. М. Стесселем признало необходимым сдаться. Крепость сдали, быть может предусмотрительно, но не совсем красиво — и оборона, рассказы о которой передавались бы из поколения в поколение, как об одном из величайших военных подвигов в истории всего мира, была обесславлена.
История осады Порт-Артура напоминает мне судьбу одной драмы Г. Ибсена: «Дом Долли». Когда это произведение было поставлено в первый раз в Германии (или в Америке?), публика не привыкла еще к такому острому блюду, и ни один директор театра не решался ставить пьесу полностью с ее вызывающим, идущим в разлад с содержанием финалом. Один из директоров передал заключительную пьесу так, что Нора в последний момент уступает мольбе своего мужа и остается дома «ради детей». Конечно, такое сентиментальное окончание после полных силы и страсти сцен, испортило все впечатление. Многие еще теперь смеются над тем, кто соблазнился переделать драму Г. Ибсена. [204]
Такой мне представляется и порт-артурская драма. Автор этого удивительного произведения раскрывает перед нами ряд могуче задуманных и великолепно проведенных сцен почти до самого конца, когда талант его вдруг иссякает и все впечатление героической драмы испорчено нелепым концом, совершенно не гармонирующим с сильной интригой всей драмы. И как в «Доме Долли» все величие пьесы принесено в жертву «ради детей», так и порт-артурский вождь А. М. Стессель пожертвовал вечной честью и славой этой великой осадной драмы, «ради человеколюбия». Grosse Geister, begegnen sich{76}.
Осада Порт-Артура — страшная драма, но наиболее драматический момент ее — отсутствие конца. Однако было бы несправедливо, только ввиду малодушных сцен, предать забвению это великое, образцовое произведение, которое русские дали истории своей семимесячной геройской борьбой. [205]