Октябрь
Сентябрьские атаки были, таким образом, только отчасти успешны. Японцы, взяв укрепления в Шуйшиинской долине, привели в исполнение лишь часть своих планов; это им открыло только путь к началу осадных работ против фортов Эрлунга и Суншу и они положили конец губительному анфиладному огню против своих передовых позиций в долине с Красного редута. С другой стороны, их атаки на Метровую гряду были неудачны. Правда, они взяли высоту 180 м, но последняя, находясь под огнем соседних более высоких позиций, не имела для них никакого значения.
Как я уже указывал, действия в этом направлении имели отчасти целью убедиться, не будет ли путь вдоль Сюцзятунской долины или западного склона удобнее для наступления и не будут ли позиции на Метровой гряде представлять из себя более удобные пункты для атаки, чем восточная цепь фортов; другими словами, эти атаки имели характер усиленной рекогносцировки. Но сильное сопротивление, незначительные результаты и тяжелые потери убедили японцев, что наступление в этом направлении будет очень затруднительно. Так как генерал Ноги не придавал до сих пор овладению высотой 203 м того значения, которое, по другим причинам, он придавал ему позже, то, хотя саперные работы против этой позиции и продолжались, он совершенно отказался от мысли вести наступление в этом направлении и возвратился к своему первоначальному плану атаковать, главным образом, западную часть крепости.
Два соображения подкрепляли его в этом решении. Как раз в это время прибыли первые шесть больших 11-дюймовых{46} гаубиц, и он знал, что за ними следуют еще двенадцать. Никогда еще орудия подобного калибра, или приближающиеся к ним, не применялись при осадных операциях против сухопутных укреплений, и казалось невероятным, чтобы инженеры, которые строили порт-артурские укрепления, приняли в соображение возможность обстрела подобными ужасными орудиями. Их расчеты, необходимые для прочности блиндажей, капониров, брустверов и других сооружений, основаны на совершенно [127] иных данных и форты, поэтому, должны быть слишком слабы, чтобы устоять против сильной бомбардировки из этих новых чудовищных орудий. Эти гаубицы были очень сильны и могли выкидывать снаряды весом в 14 пудов{47} на расстояние до 5 верст{48}. Снаряды были заряжены 75 фунтами мелинита{49}, и генерал Ноги был уверен, что действие такой массы стали и взрыв этих больших зарядов будет сильнее и губительнее для внутренних частей укреплений и гарнизона, если будет падать навесно в самую середину фортов. Он предполагал выпускать их в таком огромном количестве, что, когда настанет время и осадные работы будут подведены к самому подножию фортов, пехоте будет легко произвести последнюю атаку и выбить деморализованных защитников из развалин, в которые будут обращены сильные и грозные укрепления. Раз восточный участок фортов будет взят, нет сомнения, что Порт-Артур сдастся, не потому, что остальные два участка крепости не могли держаться долгое время без помощи восточных фортов, но оттого, что во время последних атак было сделано два наблюдения, которые указывали ясно, что падение крепости близко.
При штурме высоты 180 м были взяты в плен офицер с двумя нижними чинами. Офицер был пожилой, в возрасте от 50 до 60 лет, с длинной белой бородой, настоящий тип отца-командира, какой еще встречается в России. Во время атаки на вершину высоты этот офицер, раненный в руку, с двумя нижними чинами, которые его поддерживали, был пощажен, вероятно за свой возраст и почтенную внешность. Он сказал офицеру штаба генерала Ноги, который его встретил по прибытии на главную квартиру 1-й дивизии, что он капитан интендантства, но что во время последних дней боя он самостоятельно командовал отрядом не менее как в пять рот пехоты на высоте 180 м.
Прежде чем очистить Шуйшиинские люнеты, русские имели время уничтожить орудия, но многие другие вещи, в том числе обмундирование и собственное имущество, были оставлены, и из знаков на погонах японцы могли узнать, что гарнизон люнетов состоял из людей различных семнадцати полков и судовых команд. Оба эти факта, казалось, неопровержимо доказывали, что у неприятеля недостаток в офицерах и солдатах, поэтому можно было с уверенностью предположить, что понеся дальнейшие потери при обороне восточных фортов и с переходом главнейшей части крепости в руки неприятеля, русские прекратят бесцельную борьбу и сдадутся. По крайней мере так на это смотрели всегда оптимистичные японцы. Под сокрушающим огнем новых крупнокалиберных орудий обессиленный гарнизон будет неспособен противостоять решительной атаке всех сил генерала Ноги. Конец приближался; дни Порт-Артура были сочтены.
Чтобы привести в исполнение эти новые планы, необходимы были две вещи: установить на позициях гаубицы, которые начали прибывать [128] в середине сентября, и провести сапы настолько близко к восточным фортам, чтобы атака могла быть произведена из последней параллели. 11-дюймовые гаубицы сооружены по образцам, принятым в Специи. Они состоят из трех главных частей: ствола и станка с компрессором, которые весят 10, 6 и 7 т. Компрессор пригнан к центральной оси, вставленной в крепкие цапфы.
Легко понять, что перевозка этих орудий до позиций была нелегким делом. Слишком тяжелые, они не могли быть перевезены по дековильной железной дороге и их приходилось тащить на катках по скверным дорогам. Потом надо было построить платформы для орудий, собрать и установить их, что было тоже нелегкой работой. Пришлось построить у железнодорожной линии новую платформу и крепкий помост для разгрузки орудий из вагонов. Все тяжелые снаряды приходилось развозить по разным позициям, надо было строить блиндированные, бомбовые погреба и тому подобное. Все это требовало продолжительного и тяжелого труда и только к началу октября была установлена первая гаубица, а в начале ноября удалось установить две последние.
Для японцев было большим счастьем, что у русских в Порт-Артуре не было воздушного шара, так как если бы они имели возможность открывать и определять места нахождения крупных гаубиц во время перевозки или сборки, большие крепостные орудия не позволили бы японцам установить их на позициях. Мы можем только удивляться, что такая важная крепость, великолепно снабженная в других отношениях, была лишена столь важной отрасли современной обороны. Кажется также непонятным, как это русские, когда гаубицы открыли свой огонь, не попытались сделать воздушный шар, чтобы наблюдать [129] за действием своего огня против них. Это было бы не трудно и не только ход всей осады, но и всей войны мог бы измениться, если бы крупнокалиберные гаубицы могли быть выведены из строя, что русские могли бы сделать именно при помощи воздушного шара, а между тем эти гаубицы уничтожили потом русский флот в гавани Порт-Артура{50}.
Как я уже упоминал, осадные работы против высоты 203 м и форта Северный Кикван были начаты около середины августа. После взятия укреплений в Шуйшиинской долине были начаты работы против фортов Эрлунга и Суншу, а так как новый план генерала Ноги заключался в захвате всего северного фронта восточной линии фортов, то были начаты и саперные работы против трех возвышенностей, называемых японцами Хакимаки-яма, форт «Р» и форт Кобу, а также против высокого и могущественного форта Северный Кикван, который возвышался над всеми остальными фортами, почему и должен был быть взять одновременно с ними. Таким образом, этот форт на востоке и Суншу на западе были пределами для сферы японских осадных работ в течение двух следующих месяцев, то есть октября и ноября. Позднее, к концу октября, осадные работы были начаты против Китайской стены от взятых фортов «Р» и Панлунга. Хотя Почва частично, в особенности на востоке, была наносная, саперам приходилось, главным образом, пробиваться через кварцевые скалы, а местами — через очень твердые известковые породы.
Японцы взялись за гигантскую работу. Траншеи были вырыты на протяжении более 13 миль и на продолжении пяти или шести недель мы увидели всю местность перед восточной линией фортов, покрытой целой сетью зигзагообразных траншей. Это была медленная и опасная работа. Только один или два человека могли идти в голове сапы, копая достаточно глубоко, чтобы обезопасить себя от неприятельских пуль. За ними следовали другие большие партии, которые, расширяя и углубляя сапу, складывали вынутую землю в мешки, для постройки бруствера. Для этого использовали более 1 200 000 мешков, не считая большого числа пустых мешков из под риса, которые тоже были применены в дело. Так как каждый мешок стоил 8 пенсов, то японцы израсходовали на одни мешки около 40 000 фунтов стерлингов{51}. Это, пожалуй, даст лучшее представление о грандиозности этой работы, чем самые подробные описания.
При других обстоятельствах это было бы поразительным предприятием, но имея противниками русских, которые были постоянно настороже, готовы к противодействию, полны инициативы и отваги, это было настоящей геркулесовой работой; и по-моему японская армия исполнила этот тяжелый и опасный труд в такое сравнительно короткое время, при стольких затруднениях, что это более соответствует ее славе, чем самые блестящие бои на северном театре войны. [130]
Официальные отчеты, публиковавшиеся в Токио, как правило, заключали лишь голые факты, да и то не всегда о том, что тут происходило; указывалось, что та или другая позиция была атакована или взята, столько-то снарядов было выпущено против того или другого корабля и так далее, но если читать между строк, можно прочесть в сухих, официальных документах захватывающую дух историю. Прочтите, например, следующие выдержки (как они переведены в «The Japanese Times»):
«19 октября. Траншеи, направленные против Эрлунга и северного форта Дункикваншана (Северный Кикван), дошли до самых неприятельских позиций и подвергаются ожесточенным нападениям неприятеля днем и ночью...
21 октября. Противодействие неприятеля постепенно усиливается, но наша работа продолжается... [131]
22 октября. Неприятель продолжает противодействовать нашим работам в траншеях, направленных против Эрлунга и Дункикваншана...
23 октября. Наши войска сильно страдают от неприятельского огня, почему работа медленно подвигается вперед... «
Для нас, которые видели и знали, что означают постоянные противодействия, эти сухие и отрывистые фразы напоминают картины и сцены: как небольшие вылазочные отряды русских осторожно и молчаливо крадутся ночью, с винтовкой и штыком в одной руке, и парой ручных фанат в другой. Эти отряды уверенно как днем идут по направлению звуков ударов кирки о твердую землю. Японские часовые подмечают какие-то неопределенные тени и раздается выстрел. Люди бросают свои кирки и лопаты и хватаются за ружья, к ним присоединяется пулемет и в несколько секунд поднимается всеобщая пальба. Вдруг раздается оглушительный взрыв, среди ночи вспыхивает большое пламя, затем следуют еще несколько взрывов, наступает полная тишина, и ночь кажется еще темнее. В сапе лежит с полдюжины трупов, страшно исковерканных, каша крови и клочьев мяса, в которую обращено то, что за минуту перед тем были молодые, крепкие, здоровые люди, теперь это надо собирать в мешки, чтобы унести.
В других случаях в вылазке принимали участие более значительные отряды, задача которых была серьезнее, чем убить нескольких неприятельских солдат и уничтожить небольшую часть работы вблизи головы сапы. Это были настоящие вылазки отрядов в 50–100 человек, и их задача состояла в том, чтобы оттеснить людей, работающих в головных траншеях, за валы ближайшей параллели. Исполнив это, часть русского отряда вступала в бой с находящимися здесь японцами, пока другие подрывали и уничтожали сапы, представлявшие собой плоды усиленной работы многих дней. В этих случаях русские выказывали самую беззаветную храбрость, и японцы встречали их так же. Даже невозмутимые и молчаливые японцы, как офицеры, так и нижние чины, вспоминали об этих ночных стычках, равных которым по удали и дикости можно было встретить разве во времена Аттилы.
Днем противодействие неприятелю принимало другие формы и выражалось в снарядах, шрапнели, ружейных пулях, а позже, когда сапы дошли до самих фортов, и в динамитных бомбах, выбрасывавшихся из маленьких мортир. Неоднократно и во многих местах брустверы разрушались снарядами, земляные мешки обращались в клочья и земля из них высыпалась, образуя открытые места, проход через которые русские стрелки сильно затрудняли. Обстреливая из крупных орудий саперные работы, что они часто делали, особенно пока их боевые припасы не начали приходить к концу, русские разрушали не только брустверы, но и сами сапы и уничтожали при этом большое число людей. Русские ставили своих лучших стрелков в атакуемых фортах и, после долгой, беспрерывной практики, их стрельба стала до того меткой, что было опасно даже выглянуть в амбразуры валов параллелей и апрошей и многие японцы погибли именно благодаря этому.
Таким образом, саперные отряды не имели покоя ни днем, ни ночью, поэтому не удивительно, что из общего числа саперов, работавших под Порт-Артуром, было выведено из строя более 50%. Но, хотя [132] русские сильно замедляли и задерживали работы, японцы упорно шли вперед и с каждым днем понемногу приближались к фортам, которые предполагали штурмовать.
Пока, таким образом, шли осадные работы, первая из крупных гаубиц была установлена и 2 октября, после нескольких дней упражнения команды холостыми зарядами, был сделан первый боевой выстрел по русскому броненосцу «Пересвет», стоявшему в западной гавани. Пятый выстрел оказался удачным, после чего огонь был обращен против фортов восточного участка. Правильный прицел был скоро найден и действие стрельбы казалось вполне удачным. Большие снаряды летели по кривой под острым углом и, стоя за орудиями, можно было легко следить за их полетом; разрываясь, они поднимали огромный столб пыли и дыма и казалось нетрудно будет срыть все форты при помощи таких могучих снарядов. Японцы были очень довольны результатами. Стрельба была великолепна и по всем наблюдениям можно было заключить, что их вычисления правильны.
В течение следующих дней, когда еще несколько гаубиц были установлены, стрельба из этих орудий усилилась, так как для каждого из них надо было найти точный прицел для различных неприятельских позиций. Некоторые из неприятельских кораблей были повреждены и несколько дней спустя русский флот нашел убежище под Пайюншанским холмом, где он был невидим со всех японских позиций. Бомбардировке подверглись также и форты. Их валы рушились под постоянными, [133] тяжелыми ударами и так как каждый снаряд, который попадал, срывал целые тонны земли, то казалось, что превращение сильных фортов в большие, негодные кучи мусора, где не могло бы держаться ни одно живое существо, было только делом времени и тогда всякое серьезное сопротивление окажется невозможным, и настанет психологический момент пехотной атаки.
Самым большим и сильным из фортов восточного участка был Эрлунг («Двойной Дракон»). Он был только что отстроен и по размерам представлялся вдвое больше всех остальных фортов этого участка. Его огромные массивные валы, построенные из красноватой глины, ясно выделялись на зелени окружающей местности и казались невероятно могущественными. Впереди и по сторонам его было несколько передовых укреплений меньших размеров, которые должны были быть взяты, чтобы можно было довести сапы до самого форта. Некоторые из этих укреплений были построены и у самой железнодорожной линии — для защиты городского водопровода; другие были расположены более к западу, перед фортом Суншу, и, наконец, был укрепленный холм к востоку от Эрлунга, прозванный японцами Хакимаки-яма и отделявшийся от Эрлунга глубоким ущельем.
Приблизительно к 10 октября японцы довели свои сапы до железнодорожной насыпи и в течение следующих недель предприняли ряд атак на эти укрепления, которые, по большей части, были взяты в штыковом бою. Если знаменитое изречение Наполеона, что «на войне, как [134] и в любви, всегда доходят до рукопашной схватки», оказалось верным, то именно во время этой осады.
Различные незначительные атаки и контратаки, в коих выказана была с обеих сторон большая отвага не имеют особенного значения для истории осады, с военной точки зрения, почему я ограничусь следующими голыми фактами.
С 9 октября бомбардировка, в особенности из больших гаубиц, становится все более тяжелой. Огонь был направлен против фортов и позиций вдоль всей западной линии фортов, в особенности против Эрлунга и северного Киквана.
10 октября было взято несколько небольших траншей перед Эрлунгом. Ночью русские произвели контратаку, которая была отбита; японцы потеряли около 50 человек. 11 октября три роты одного из батальонов 1-й дивизии атаковали и взяли небольшую траншею перед Эрлунгом. Подкрепленные отрядом из 9-й дивизии, они двинулись немного вперед к западу, где было построено укрепление для защиты железнодорожного моста. Эта атака была отбита с потерей около 60 человек. На следующий день (12 октября) перед рассветом японцам удалось провести, невидимо для русских, большой отряд 19-го полка к закрытому месту перед укреплением. Этот отряд пролежал там почти весь следующий день и, когда около 16 ч 30 мин он атаковал укрепление, защитники, которые не имели никакого представления о том, что вблизи их позиций находятся значительные неприятельские силы, были застигнуты врасплох и бежали в беспорядке, бросив свои шинели и составленные в пирамиды ружья; потери японцев составляли 38 человек. Ночью русские произвели контратаку, которая была отбита после ожесточенного рукопашного боя.
16 октября был взят холм Хакимака-Яма. Атаку произвели по всем правилам; сперва ожесточенная артиллерийская стрельба, в которой гаубицы принимали деятельное участие, потом сильный шрапнельный огонь в течение часа, после чего была произведена из последней параллели атака на западную часть холма, окончившаяся короткой, но ожесточенной рукопашной схваткой, во время которой русские были понемногу оттеснены через траншеи к Китайской стене. Они открыли тогда из ружей и пулеметов сильный огонь, который приостановил дальнейшее наступление японцев. Ночью была произведена контратака, которую удалось отбить; японцы потеряли около 150 человек. Холм не был особенно сильно укреплен и не составлял особо важной части русской обороны, но имел некоторое значение для японцев, потому что был расположен вблизи обоих фортов Панлунга, которые были взяты в августе, и этим увеличивал брешь в русских передовых линиях. Тем не менее, как я уже отметил в одной из предыдущих глав, укрепление русскими Китайской стены сильно уменьшило значение для японцев всех этих позиций.
После взятия этих укреплений, сапы могли уже вестись к самому подножию гласисов фортов и хотя затруднения росли и контратаки русских становились все отчаяннее, траншеи все ближе и ближе подвигались к неприятельской твердыне. Через несколько дней японцы могли приступить к окончательной работе перед этими фортами, [135] а именно к прокладыванию траншей для пехоты у подножия гласисов фортов Эрлунг и Суншу.
25 октября мы были приглашены в главную квартиру генерала Ноги и, проезжая по пути туда, перед госпиталем 9-й дивизии, мы сразу поняли в чем дело. Палатки и китайские фанзы, в которых размещался госпиталь, были совершенно пусты и все больные и раненые отправлены в Дальний. Была произведена основательная очистка и весь двор посыпан известью. Всюду проникающий запах карболовой кислоты достаточно ясно указывал, что медицинский персонал приготовился к огромной работе.
Когда мы прибыли в главную квартиру, майор Ямаока встретил нас и объяснил, что в ближайшем будущем будет произведена генеральная атака на восточную линию фортов. 26 октября будут взяты окопы, находящиеся на гласисе перед фортами Эрлунга и Суншу, после чего сапы будут повсеместно подведены настолько близко, чтобы можно было предпринять генеральную атаку. В течение нескольких дней форты подвергнутся сильной бомбардировке, в которой крупнокалиберные гаубицы сыграют главную роль. Когда, таким образом, внутренности фортов окажутся совершенно разрушенными, решительные атаки поведутся всеми японскими силами безостановочно, не давая врагу ни малейшей возможности отдохнуть или оправиться, пока форты не будут взяты. Атаки направятся против всей ограды фортов, от Суншу до Восточного Киквана. Взятие Суншу поручили правой дивизии{52}, Эрлунга и форта «Р» — центральной{53}, а Северного и Восточного Киквана и форта Кобу — левой дивизии{54}.
Утром 26 октября началась бомбардировка. В начале она не была особенно сильной, но страшно усилилась к 11 часам. Русские приняли вызов и вступили в перестрелку с японскими батареями, пытаясь, главным образом, нащупать большие гаубицы, из которых шестнадцать были уже установлены. Густой белый дым, поднимавшийся до неба при каждом выстреле (гаубицы стреляли черным порохом), очень ясно указывал их местоположение и русские, у которых были отличные карты местности, могли их определить с довольно большой точностью. Крупные снаряды часто падали у самых батарей и причиняли немало беспокойства их прислуге. Было несколько попаданий в платформы, на которых устанавливались гаубицы и последние временно выбывали из строя, но так как русские не имели возможности следить за действием своего огня и за правильностью прицела, то, несмотря на большое количество выпущенных снарядов, повреждения, нанесенные гаубицам оказались незначительными и прислуга их, по большей части, находилась в полной безопасности.
Атаки пехоты на траншеи у подножия гласисов фортов Эрлунга и Суншу начались около 17 ч. На этот раз японцы, вопреки своему обыкновению, не выставили перед атакой дождя шрапнелей над неприятельской [136] позицией; большие гаубицы посылали сотни снарядов на форты и окутывали их облаками пыли и дыма, которые часто скрывали их из наших глаз, после чего последовала атака на траншеи из последней параллели, которая отстояла от них на 15–20 саженей.
Эрлунг атаковали два отряда, на коротком расстоянии один от другого. Люди были одеты в темные зимние мундиры, благодаря которым можно было хорошо их видеть и наблюдать за ними. Несколько мгновений они стояли вытянувшись в линию на вершине бруствера, против дыма разрывающихся снарядов, после чего они исчезли в траншеях. Что с ними случилось мы не знали, но маленькие, голубоватые клубки дыма, вырывающегося оттуда, дали нам понять, что русские вступили с атакующими в рукопашный бой и пустили в дело ручные гранаты. Вдруг раздался громкий треск, и в западной части траншеи взвился высокий столб пыли и дыма; это взорвался фугас, убивший, как мы после узнали, четырех японских солдат, но мы не могли узнать, удалось ли японцам выбить русских, или они все были истреблены. Последнее предположение казалось вероятнее, так как, по прошествии около десяти минут, два новых отряда выскочили из параллели. Они не добежали до траншей, но внезапно остановились и не пытались проникнуть дальше. Дым, расстилавшийся над этой частью поля битвы был таким густым, что не видно было, что там делается; они, по-видимому, стояли на месте, и мы предполагали, что неприятельский огонь был слишком силен, чтобы было возможно перебежать маленькое пространство, отделявшее их от траншей, и что они нашли безопасное место, где и укрылись, в ожидании удобного момента. Если наши предположения были правильны, то не имелось больше никаких сомнений относительно судьбы тех, которые достигли неприятельских траншей и прыгнули в них: они там остались навсегда.
Мы наблюдали за атакой на траншеи впереди форта Суншу, которая, по-видимому, шла гораздо удачнее, и следили за ожесточенным состязанием между артиллерией обеих сторон; время от времени мы направляли наши бинокли на две небольшие кучки людей, стоявших у Эрлунгшанских траншей, но долгое время не замечали перемены в их положении. Они оставались на том же месте. Немного спустя, в те же минуты, когда дым немного рассеялся, мы начали думать, что они присели, но, всматриваясь внимательнее, наконец сообразили в чем дело. Они рыли траншеи. Наблюдая за ними, мы видели, что их фигуры все уменьшались, пока совершенно не исчезли, как будто земля их поглотила. Вместо людей мы увидели две черные параллельные линии, которые направлялись наискось к серому гласису. Мы тогда все поняли. Русские траншеи были взяты в первую же атаку и японцы приступили к работе по соединению их со своей последней параллелью двойной линией траншей. От 40 до 50 сажен саперной работы были проложены менее чем за час, под неприятельским огнем, что можно считать великолепным делом.
Траншеи у гласиса форта Суншу были, таким образом, взяты с первого же удара, и общие потери японцев в обоих местах не превышали 250 человек убитыми и раненными. На следующее утро, между 3 и 5 ч, русские произвели несколько решительных контратак на траншеи у [137] форта Эрлунг, взятые японцами, но после почти двухчасового непрерывного боя русских окончательно оттеснили; их потери составили 60 человек убитыми, японские же потери превышали 300 человек.
Против траншей впереди Суншу были произведены с 21 ч 30 мин до 2 ч 50 мин утра четыре вылазки, во время которых орудия Анцзешана и Инцзешана поддерживали русских, но все вылазки были отбиты после ожесточенного рукопашного боя. Русские оставили 20 убитых; потери японцев доходили до 124 человек. С рассветом 28 октября японцы вполне овладели траншеями и впервые стали лицом к лицу с настоящими укреплениями Порт-Артура.
Последующие три дня бомбардировка все увеличивалась. 29 октября и всю следующую ночь она была в особенности сильна и гул крупных орудий не прекращался ни на минуту. Русские произвели несколько очень решительных атак на взятые траншеи у подножия гласиса форта Суншу. Ночью 29 октября им даже удалось после жестокого боя выбить японцев и хотя они могли удержаться на этой позиции лишь несколько часов, но все-таки достигли своей цели, помешав японцам вести свои сапы дальше гласиса, к самому форту.
К рассвету 30 октября, дня, назначенного японцами для генеральной атаки, они находились в следующем положении относительно фортов, которые предполагалось штурмовать: около форта Суншу — русская траншея у подножья гласиса была обращена в последнюю осадную параллель, у Эрлунга — сапы были доведены до самого рва, у фортов «Р» и Кобу — сапы были доведены на расстояние около 15 саженей от неприятельских позиций, у Северного Киквана — японцы дошли до рва, у Восточного Киквана — последняя параллель находилась на расстоянии около 150–200 саженей от форта.
30 октября последовала вторая генеральная атака Порт-Артура{55}. [138]