Глава 2.

Источники информации

Для офицера разведки любого ранга и важности, мужчины или женщины, особые источники являются заботливо выращиваемой и ревностно охраняемой собственностью. Так же как ипохондрик хвастливо говорит «мой доктор» или как сутяжный человек хвастливо заявляет «мой адвокат», так и военный, военно-морской или военно-воздушный специалист разведки может гордо и таинственно говорить «мой источник». Однако фактически чаще всего бывает так, что некоторые из его самых лучших источников оказываются принадлежащими разведке вовсе не того вида вооруженных сил, к которому относится данный специалист. Агенты, работавшие в период между 1939–1945 годами, оказались в конечном итоге под контролем самостоятельных управлений, подотчетных министерству иностранных дел и союзных правительств, и никогда не принадлежали разведывательным управлениям ВМС или армии, а воздушная фоторазведка портов и баз оккупированной Европы в интересах ВМС Великобритании лишь временно находилась под контролем министерства ВВС. Допрос военнопленных, независимо от того, кем они являлись до пленения — членами экипажей немецких подводных лодок или самолетов, проводился на межведомственной основе, но охрана, питание и размещение были возложены на военное министерство. Тем не менее географический отдел разведывательного управления ВМС, обеспечивший информацией флот, проявлял к имевшимся у него источникам чуть ли не отеческую заботу, иногда даже с известным чувством ревности. Офицерам этого отдела хотелось верить, если не доказывалось обратное, что так или иначе, но их специфическая информация превосходит информацию любых других отделов.

Это приводило к своего рода острому, но благотворному соперничеству, которое столь часто наблюдается среди авторов-ученых, когда они рецензируют работы друг друга. При таком духе соперничества человек, занимающий положение начальника — в разведывательном управлении ВМС таковым обычно являлся избранный сотрудник 17-го отдела — или заместителя начальника управлений, мог подумать, когда он принимал решение, направлять ли информацию дальше, и если да, то в какой форме. Он обычно знал, что спор относительно возможностей того или иного источника и вероятности [40] сообщаемых им фактов уже состоялся и был выигран. В самом деле, к 1941 году коллектив разведывательного управления ВМС в достаточной мере сработался и во всех его звеньях появилась определенная уверенность. Высокодисциплинированные морские офицеры стали доверять своим вновь подготовленным и добродушно настроенным гражданским коллегам. Гражданские же сотрудники, как носившие военную форму, так и не носившие ее, быстро отказались от излишнего почитания старших офицеров, которое практиковалось на первых порах, и в управлении наладилось ничем не нарушаемое эффективное сотрудничество «военных и гражданских умов».

Перечень источников в приближенном порядке их надежности и важности дает представление о той мозаике, в которую сотрудник разведки обязан вписывать свои индивидуальные фрагменты.

1. Перехват, дешифрование и чтение важных шифрованных сообщений противника; информация совершенно секретная и почти всегда оцениваемая высшей оценкой.

2. Захваченные документы и вспомогательные материалы оперативной связи, изымаемые с кораблей, подводных лодок, в штабах и у военнопленных.

3. Определение координат места нахождения кораблей противника по пеленгам на работающие корабельные радиостанции, засекаемые станциями перехвата «Y»; перехват передаваемых теми же станциями сообщений открытым текстом или зашифрованных шифрсистемой малой надежности.

4. Фотографирование с воздуха специальными разведывательными самолетами ВВС с последующим дешифрованием аэрофотоснимков подразделениями дешифрования. Оценки зависят от погодных условий и других факторов.

5. Обнаружение кораблей противника экипажами самолетов или специально подготовленными и высылаемыми для этой цели наблюдателями, или неподготовленными наблюдателями, выполняющими какие-либо другие задачи.

6. Различная информация, поступающая от агентов или дружественных разведывательных служб; оценивается по-разному, но всегда имеет гриф «совершенно секретно».

7. Допрос военнопленных и прослушивание записей разговоров между пленными, представляющими особый интерес или занимавшими высокое положение.

8. Заключения, производимые на основе анализа интенсивности и характера радиосвязи флота противника.

9. Анализ открытых сообщений противника, направления и характера его пропаганды; чтение прессы и других открытых материалов противника и нейтральных стран.

10. Намеки и факты, извлекаемые из писем, перехватываемых гражданской цензурой Великобритании и за ее пределами; просмотр переписки военнопленных, некоторые из которых пользуются простейшими кодами, полученными на родине. [41]

11. Топографическая и техническая информация, получаемая из открытых источников (например, из Королевского географического общества или из библиотеки Британского музея) или в результате личных контактов с сотрудниками различных учреждений (например, с инженером, хорошо знавшим устройство ворот шлюза в Сен-Назере).

12. Информация, получаемая от наблюдателей дружественных и нейтральных стран, чаще всего дипломатических и консульских работников, но иногда и от коммерческих представителей, членов экипажей торговых и рыболовных судов и т. п.

13. Техническая и тактическая информация от наших и союзных кораблей, собираемая ими во время нахождения и действий в море; например, тактика противника при бомбардировке, дальность действия и другие характеристики торпед, методы преследования подводными лодками конвоев и т. п.

14. Обнаружение противника торговыми судами и береговыми наблюдателями; например, сигналы бедствия с судов, атакованных вооруженными рейдерами противника.

15. Сообщения моряков, спасенных с потопленных противником военных кораблей и торговых судов; в этих сообщениях могут содержаться данные о характере и месте нахождения тех или иных сил противника на данное время.

16. Разведывательная информация, поступающая из других видов вооруженных сил, содержащая данные о движении сил флота; иногда такая информация оказывается столь важной, что получает наивысшую оценку.

17. Указания, передаваемые разведкой противника своим агентам, находящимся под нашим контролем, другими словами, агентам-двойникам. Эти указания представляют собой скорее общий и стратегический интерес, чем оперативный или имеющий значение для флота. Такая информация всегда имеет гриф «совершенно секретно».

То, что существует такое многообразие источников, может удивить непосвященного, но не следует забывать, насколько полезным и важным может оказаться каждый из них для проверки другого, Так, например, 3 июня 1942 года адмирал Нимиц с нетерпением ждал в Пирл-Харборе сообщения о первом признаке появления большого соединения кораблей японского флота, которое должно было нанести внезапный удар по островам Мидуэй. Благодаря дешифровальной службе в Вашингтоне, читавшей радиообмен флота противника, Нимиц знал некоторые детали замыслов противника; однако он не мог быть абсолютно уверен во всем до тех пор, пока японские силы действительно не были обнаружены и он не убедился в том, что японцы не проводят хорошо разработанную отвлекающую операцию, о которой американцы также имели данные. Подтверждение, в котором нуждался Нимиц, было получено им утром этого дня от патрульного гидросамолета, который обнаружил корабли противника, [42] шедшие в ожидаемом направлении. Чтобы подтвердить массу совершенно секретных документальных данных, потребовалось простое визуальное наблюдение. Однако без помощи этих данных дешифровальной службы летчик патрульного самолета не знал бы, где искать противника.

Прежде чем перейти к детальному описанию различных источников, необходимо сказать несколько слов о существовавшем в адмиралтействе методе оценки информации. Решение Годфри разработать и ввести систему оценки информации — результат характерной для него инициативы и предусмотрительности. Без такой системы в информационных сообщениях флоту, в оценках, выводах и обозрениях могли бы появиться самые различные данные, в том числе сомнительной надежности и достоверности. Информация передавалась бы с такими пометками, как «по данным обычно надежного источника», «по данным источника, занимающего надежное положение», или даже с такими, например, как «эти вполне вероятные данные поступили от непроверенного источника». При подобном бессистемном обращении данные визуальной разведки, такие, например, которые тщательно собирались рисковавшим своей жизнью агентом в каком-нибудь норвежском фьорде или в порту Бискайского залива, запросто могли попасть в одну категорию со сплетнями, которые услышал военно-морской атташе на одном из приемов, или со слухами, намеренно распространяемыми противником через респектабельный нейтральный источник.

Такую путаницу и анархию новый начальник управления нашел нетерпимой. Разве нельзя разработать метод, который каждому коротко и ясно показывал бы ценность донесения и, если необходимо, давал бы оценку источнику и полученной от него информации? Не исключено, что ценная информация может поступить от источника, пользующегося плохой репутацией и, наоборот, дезинформация — от хорошего источника. Становилось все менее терпимым, когда на тех или иных совещаниях то и дело задавали вопросы — и на них приходилось отвечать — о надежности источника информации или о методе ее получения. Равным образом нетерпимым было и такое положение, когда командующий в море, такой, скажем, как командующий Флотом метрополии, или такой коллега по штабу, как начальник управления противолодочной обороны, должен был принимать оперативную информацию безо всякого намека на ее ценность и достоверность. Основываясь на данных, получивших высокую оценку, можно пойти и на риск — на расход, например, крупных материально-технических средств, связанный с выходом кораблей в море. В случае менее надежной и достоверной информации оперативные расчеты могут оказаться совсем иными.

В данном случае была принята простая и в то же время хитроумная система букв и цифр от «А1» до «D5», с которой по предложению начальника разведывательного управления ВМС согласились разведывательные службы других министерств. Буквой обозначается степень надежности источника, а цифрой — степень вероятности соответствия [43] информации действительности. Офицер, участвовавший в разработке системы, описал ее для меня следующим образом:

Есть такие вопросы, по которым почти невозможно получить надежную и точную информацию, например о перспективах развития оружия или об оперативных планах противника на будущее. Возможно, что противник еще не определил основное направление развития; возможно, что у представителей высшего командования существуют расхождения во взглядах; нельзя быть уверенным, что тот или иной механизм или устройство выдержит испытания; операция может быть спланирована, но затем отменена. По этим причинам первые сообщения о новом оружии не получают высокой оценки, но это не значит, что они не могут оказаться чрезвычайно важными, поэтому необходимо очень внимательно следить за всеми подтверждающими сообщениями и данными. О некоторых самых новейших усовершенствованиях в прошедшей войне сначала была получена весьма посредственная информация, на которую почти не обратили внимания. [44]

Трудности при оценке информации могут возникнуть также в связи с использованием ошибочной терминологии. Можно получить старательно составленное донесение об оружии, например о летающей бомбе, в котором будут даны правильные цифровые данные, двигательная система, дальность действия и т. п., но источник может назвать это оружие «торпедой с крыльями». Когда это сообщение разошлют адресатам, начальник минно-торпедного управления в адмиралтействе может заявить, что разговор о торпеде с крыльями с дальностью действия 140 км — чепуха. Сообщение, возможно, будет после этого квалифицировано как не заслуживающее доверия, несмотря на то, что в нем все, за исключением названия и предназначения, было указано абсолютно правильно. (Такое донесение было получено и направлено начальнику минно-торпедного управления.) Кроме того, противник иногда может сам находиться в заблуждении. В результате источник без всякого злого умысла может отправить ложную информацию, но его нельзя из-за этого переводить в категорию «не внушающих доверия». Бывало и так, что через какого-нибудь агента, или военно-морского атташе иностранного государства, или военнопленного к нам приходила информация о наших же маскировочных или вводящих в заблуждение планах и операциях и наша разведка не всегда распознавала их сразу.

При оценке сообщений военнопленных также встречаются известные трудности. Проводящий допрос оценивает честность и искренность допрашиваемого, его компетентность в той или иной области и вероятность соответствия действительности сообщенных им сведений. Начальник отдела, ведающий допросом военнопленных, принимает во внимание такие факторы, как способности допрашивающего, условия, в которых велся допрос, а также сведения, сообщенные другими военнопленными. Только после этого он дает свою оценку и источнику и сообщенным им сведениям.

Данные, полученные в результате воздушного фотографирования, не всегда оцениваются высшей оценкой, потому что задать фотографии вопросы и получить на них ответы невозможно. Их обычно оценивают «А2», «В1» или даже ниже. В данном случае играют роль различные причины, такие, как возможность ошибок дешифровальщика аэрофотоснимков, возможность принятия одного корабля за другой, если они принадлежат к одному классу, и т. п. Фотография оборонных укреплений может, например, указать на «артиллерийские позиции», которые в действительности не что иное, как маскировочные сооружения с целью ввести противника в заблуждение; или по фотографии, скажем, будут правильно сделаны выводы о наличии артиллерийских орудий, но по ней нельзя будет определить, что около орудий нет ни людей для их обслуживания, ни боеприпасов для ведения огня.

Перечислив столь широкий круг источников военно-морской разведки, хотелось бы расположить их на ступенях иерархической лестницы. Однако попытка осуществить такую расстановку никогда не удается, потому что основная проверка разведывательной информации [45] — во всяком случае, в военной разведке — всегда происходит в бою, при встрече с противником. Так, например, короткое и точное донесение с военного корабля или самолета, давшего свои координаты, которое приведет затем к встрече с противником и победе, может в конечном итоге оказаться не менее важным, чем донесения агента или перехваченные радиограммы противника, которые, возможно, сыграют какую-то положительную роль в достижении успеха в значительно большей по масштабам операции. Хотя штабной офицер, естественно, склонен очень высоко ценить различные тайные «наземные» источники, из которых он черпает свою информацию, особенно информацию, получаемую путем перехвата и анализа радиообмена, нельзя не согласиться, что хороший аэрофотоснимок, или, точное донесение об обнаружении противника в море, или даже донесение всего-навсего одного очевидца могут оказаться не менее ценными, чем те, которые имеет в своем распоряжении упомянутый штабной офицер.

Существует и еще одна причина нецелесообразности располагать источники в иерархическом порядке. Дело в том, что никакая информация сама по себе, взятая изолированно, обычно не представляет большой ценности. При поступлении информация весьма напоминает собой предложение без контекста. Разведывательное донесение в своем первоначальном виде редко бывает понятным для кого-либо, кроме эксперта, который извлекает из него данные или дешифрирует его. Обычно вы найдете в донесении несколько цифр, координаты каких-то мест, непонятные данные о походном порядке или ордере — и все это на местном жаргоне иностранного языка.

Такое донесение нельзя прочитать и понять даже после того, как оно переведено на родной язык, если оно по-прежнему остается изолированным. Донесение агента или даже аэрофотоснимок не могут иметь большого значения, если они рассматриваются безотносительно к другим разведывательным данным, относящимся к данному предмету и, собственно, приведшим к необходимости сделать аэрофотоснимок или к получению и прочтению донесения агента. Это то, что раньше я называл мозаикой. Именно поэтому подсовывание «пикантной» информации командующим только потому, что она может быть для них «интересной», — опасная практика, которая, к сожалению, присуща некоторым штабным офицерам.

Каковы же слабые места и преимущества, характерные для перечисленных источников, и как они используются?

Перехват. Информацию, полученную в результате перехвата секретной радиограммы, телеграммы или телефонного разговора, всегда относят к категории высшей степени надежности и достоверности и относительно источника, и относительно сообщаемых им фактов. Обычно такая информация заслуживает высшей оценки «А1» на том основании, что она исходит от первоисточника и, следовательно, является чистейшей правдой. Однако офицер разведки никогда не должен забывать о возможности намеренного введения [46] в заблуждение. Противнику может быть известно, что его шифры и коды разгаданы и радиограммы дешифрируются или что телефонные разговоры подслушиваются. Вместо немедленных мер, направленных на прекращение использования шифров или линий связи, противник может сначала «навязать» дешифровальщикам или перехватчикам дезинформацию, которая автоматически получит высокую оценку. Классическим примером такого введения в заблуждение была проведенная англичанами операция «Минсмит». В результате этой операции немцы получили в свое распоряжение документы, которые считали личной перепиской «на самом высоком уровне».

Испанская разведка, пользовавшаяся у немцев абсолютным доверием, передала им фотокопии документов, найденных в портфеле выброшенного на берег вблизи Уэльвы тела убитого английского майора морской пехоты. Вид и состояние трупа, как и прикрепленный к нему цепочкой портфель, не вызвали никаких подозрений. Содержание документов представляло чрезвычайный интерес, поэтому извлеченная из них информация заслуживала высшей оценки.

В числе документов было личное письмо от заместителя начальника имперского штаба сухопутных войск в Лондоне генералу Александеру в Северной Африке; в письме содержались не вызывавшие сомнений намеки на намерение союзников высадиться в Греции и на Сардинию, а не на Сицилию, которая являлась действительной целью союзников.

В данном случае источник был фактически «первоисточником».

Как же можно было думать иначе, если письмо написано рукой, помечено «совершенно секретно», исходит от заместителя начальника имперского штаба сухопутных войск, адресовано главнокомандующему союзными силами, подписано «Арчи» и к нему приложены другие документы секретного и личного характера? Немецкая разведка, как мы теперь знаем, дала этой информации высшую оценку и разослала ее в качестве особо важного совершенно секретного документа для принятия немедленных мер. На первый взгляд, поступая так, они были правы. Источник был «вполне заслуживающим доверия», намерения союзников представлялись вполне логичными и в высшей степени вероятными. Несмотря на то что Сицилия казалась очевидным следующим объектом Эйзенхауэра и его армий, остров этот был известен непреодолимостью возведенных на нем оборонительных сооружений. Тем не менее информация оказалась ложной, документы — подделкой, а их не вызвавшее сомнений качество — результатом того факта, что английские начальники штаба впервые в истории позволили уговорить себя принять личное участие в агентурной операции по введению противника в заблуждение.

Чтение сообщений противника, зашифрованных малонадежной системой шифрования; подслушивание его телефонных разговоров; просмотр совершенно секретной или даже предназначенной для служебного пользования корреспонденции; снятие копий с оперативных приказов или разведывательных документов и оценок — все это позволяет проникнуть в замыслы противника и оказаться в этом [47] отношении приблизительно в таком же положении, в каком находится ускользающий в автомобиле преступник, который слушает по радио все переговоры преследующей его полиции. Разведке становятся известными не только факты, которые противник считает строго засекреченными, но и образ его мышления, оценка им событий и фактов. Если бы, например, во время последней войны разговоры Гитлера с командующими и советниками записывались и направлялись в Лондон, то некоторые стратегические оценки, сделанные объединенным разведывательным комитетом (см. стр. 250), коренным образом отличались бы от тех, какими они фактически были. Сотрудники объединенного разведывательного комитета не исходили бы тогда в своих оценках из того, что фюрер действует на основе учета существующих фактов или что он принимает советы профессиональных специалистов, таких же объективных и политически независимых, каким являлся объединенный разведывательный комитет.

Средства и методы перехвата весьма разнообразны. Предатель в каком-нибудь штабе одной державы может выкрасть и дать на время агенту другой державы шифр высокой степени надежности, который будет последним сфотографирован, а затем использован противником для чтения целых серий сообщений и донесений. Цицерон — камердинер английского посла в Анкаре — был связан с немцами и проделывал такие операции с дипломатическими информационными обзорами и отчетами, которые раскрывали характер будущей стратегии союзников. В бою или наскочив на мину может затонуть военный корабль, причем так и в таком месте, что сохранится возможность достать с него коды и шифры и использовать их для чтения целого ряда оперативных радиограмм, а может быть, и для того, чтобы облегчить дешифровальщикам разгадывание других шифров и кодов. Нечто подобное произошло в начале войны с японской подводной лодкой, потопленной в районе порта Дарвин (Австралия), а также с английским крейсером «Йорк», потопленным в районе Крита в 1942 году. Редко, очень редко бывает и так, что корабли захватываются противником вместе с неуничтоженными секретными документами. Захватчики могут, если им это удалось, пировать с офицерами разведки и дешифровальщиками до тех пор, пока противник не узнает или не заподозрит о случившемся. Задача сотрудников контрразведывательной службы в разведке — принять в таком случае меры, направленные на ограничение круга лиц, которым известно о захвате корабля. По возможности, для объяснения определенных событий, которые нельзя скрыть от многочисленных наблюдателей, соответствующие люди должны выдумать и распространить «липовые» истории. К событиям, требующим «объяснения», следует отнести, например, буксировку в порт иностранной подводной лодки; прибытие в учреждение огромной пачки документов противника; неожиданное направление лицам, допрашивающим военнопленных, перечня новейших технических терминов и сленговых выражений и т. п. [48]

Однако наиболее интересная форма перехвата — потому что она самая трудная и самая дорогая — та, которой достигают специалисты-дешифровальщики. Она также и наиболее строго охраняемая с точки зрения секретности, потому что плоды многолетней работы и полученные в результате знания из-за неосторожности можно утратить в течение нескольких часов, что приведет к смене раскрытого шифра или шифровальной машины. В мемуарах Деница — немецкие дешифровальщики предоставили ему возможность добиться ряда последовательных успехов в борьбе против атлантических конвоев — есть эпизод, в котором он описывает свое разочарование, вызванное сменой англичанами их малонадежного шифра для военно-морского флота. После нескольких месяцев успешного управления действиями своих лодок на основе ежедневно передававшегося английской радиостанцией обзора диспозиции немецких подводных лодок (по этому обзору Дениц судил не только о намерениях англичан, но и о каждодневной оценке адмиралтейством немецкой тактики и планов) немецкое командование подводными силами вдруг оказалось зависимым от таких простых и малоэффективных разведывательных источников, как свои же подводные лодки, как анализ направленности и интенсивности радиообмена противника или как агенты в Америке (агенты в Англии никогда не радовали немцев сколько-нибудь ценной информацией). Вместо того чтобы иметь создаваемую без особых усилий и представляемую по первому требованию ясную и полную картину, Дениц и его штаб были вынуждены теперь терпеливо, затрачивая много энергии и времени, выкладывать мозаику часто из отдельных ничтожных фрагментов.

Не удивительно поэтому, что сотрудники разведки с такой болью переживали — и все еще переживают — замалчивание и смазывание (во имя сохранения тайны) своих успехов в этой в высшей мере эффективной области их работы. Чтение оперативного радиообмена противника — это торжество наступательного духа и организации над оборонительным духом и организацией, эквивалент решающего морского боя; позволить противнику читать и использовать наш оперативный радиообмен равносильно проигрышу важной кампании.

В то же время опыт двух враждующих сторон в обеих войнах и в мирное время показал, что разведка, которая полагалась исключительно или даже в основном на дешифровальную службу, неминуемо «чахла». Она теряла мастерство и прилежание, которые необходимы для эффективного использования других источников и возможностей, таких, как аэрофотосъемка, военнопленные, наблюдатели нейтральных стран и даже болтливые пресса и радио. Можно сказать, что легко достающаяся информация начинает разлагать разведку, а когда исчерпывающая информация начинает «идти в руки сама», наступает полное разложение. Снижение эффективности английской военно-морской разведки в период между 1920 и 1938 годами частично объясняется излишней уверенностью, порожденной успехами дешифровальной службы в 1915–1918 годах в комнате 40 во времена адмирала Холла. Считалось само собой разумеющимся, что Великобритания [49] в случае новой войны сможет быстро добиться таких же успехов в этой области. О том же, что дешифровальной службе необходим широкий и непрерывный поток технической и оперативной информации, что работа дешифровальщиков вовсе не ограничивается только математическими расчетами и «угадыванием», об этом помнили лишь отдельные опытные сотрудники, которых можно было пересчитать по пальцам. Помимо этого службе дешифрования был необходим, так сказать, оборотный капитал, то есть фактическая подготовка и практика в вопросах, касающихся действий противника, а в мирное время, как известно, такие возможности весьма ограничены. Наконец, службе дешифрования нужен был счастливый случай, подобный имевшему место, когда английское адмиралтейство заполучило в 1915 году секретную документацию немецкого крейсера «Магдебург».

Наиболее широко известным историческим примером эффективного использования плодов работы дешифровальной службы является внезапный удар американских авианосных сил по более мощному японскому соединению у островов Мидуэй в 1942 году. Японское командование, уверенное в высокой степени надежности своих шифров, строго соблюдая радиомолчание, вело свои корабли через Тихий океан. Оно надеялось воспользоваться фактором внезапности и захватить острова Мидуэй, расположенные на пути из США в Австралию. Японцы рассчитывали, что этот удар, всего через несколько месяцев после катастрофы американского флота в Пирл-Харборе, окажется для адмирала Нимица невыносимым. Ему, как полагали японцы, сразу же прикажут освободить острова Мидуэй и снова овладеть ими, и поэтому американское командование будет вынуждено подставить свои авианосцы под удар бомбардировочной и истребительной авиации японских авианосных сил. (Благодаря преувеличенным данным о результатах удара японцев по Пирл-Харбору, не проверенным объективной разведкой и не опровергнутым американцами, японское командование считало, что в распоряжении Нимица имеется только два авианосца, в то время как в действительности их было три. Сверхчеловеческими усилиями авианосец «Йорктаун» был отремонтирован и вышел в море, но не через несколько месяцев, как рассчитывали японцы, а через несколько дней.)

Благодаря дешифровальной службе в Вашингтоне Нимиц располагал исчерпывающей информацией о намерениях японцев и времени планируемых ими действий. Поэтому он смог обеспечить решающее влияние фактора внезапности, несмотря на более слабые силы.

Счастье, как всегда, тоже сыграло свою роль, однако факт остается фактом: этот решающий бой военно-морских сил в войне на Тихом океане американцы не провели бы так успешно и не добились бы победы — во всяком случае на этом этапе войны, — если бы их действия не обеспечивались более эффективной разведкой, основы которой были заложены в предшествующие годы.

Катастрофа в Пирл-Харборе, вполне возможно, способствовала [50] этому успеху на более позднем этапе, ибо она самым беспощадным образом преподала урок тем, кто получал и обрабатывал ценнейшую разведывательную информацию. Урок этот заключался в том, что ценные разведывательные данные бесполезны, если они не обрабатываются соответствующим образом и не передаются в кратчайшие сроки тем, кто поставлен на ответственные командные посты. Когда объединенная комиссия конгресса расследовала нападение на Пирл-Харбор, было установлено, что ни командующий Тихоокеанским флотом США адмирал Киммел, ни кто-либо другой из старших офицеров его штаба не знали того, что было известно морскому министру, начальнику штаба и начальнику разведывательного управления военно-морских сил США, а именно: что существовали не вызывающие сомнений разведывательные данные о намерении японцев нанести в каком-то районе упреждающий удар. Донесения, направляемые в Токио хорошо подготовленным агентом японской военно-морской разведки Ёсикава, занимавшим должность вице-консула в Гонолулу, дешифровались и читались американской разведкой в Вашингтоне. Но поскольку аналогичные подробные донесения поступали и из других консульств, японской связи по линии Гонолулу — Токио особого значения не придавалось. Американцы, по существу, были введены в заблуждение планом обеспечения скрытности операции, с помощью которого небольшая группа японских офицеров, разрабатывавших нанесение удара по Пирл-Харбору, скрывала от своих же штабов в Токио тот факт, что основным объектом нападения будет американский флот в Пирл-Харборе. Если бы те немногие люди в Вашингтоне, которые читали дешифрованные донесения из Гонолулу в Токио, порекомендовали или приказали вести регулярную воздушную разведку и принять другие меры предосторожности в районе Пирл-Харбора, успех японцев мог бы быть значительно меньшим.

Приведенные примеры так или иначе иллюстрируют два основных положения, касающихся разведки связи противника. Первое — это то, что плоды такой разведки могут быть использованы для достижения решающей внезапности, которую командующие впоследствии склонны приписывать к числу своих заслуг. Второе — данные такой разведки можно так засекретить, что они не принесут никакой пользы командующим. Один из уроков, преподанных первой мировой войной (в Лондоне его, к счастью, не забыли, а в Вашингтоне, к несчастью, забыли), заключается в том, что военно-морская разведка, так же, впрочем, как и разведка военно-воздушных и сухопутных сил, не может быть исчерпывающей и эффективной, если она не располагает исчерпывающей информацией о планах и действиях своих военно-морских сил. Информация о действиях противника имеет значение лишь во взаимосвязи с действиями и планами наших собственных сил. Разведка должна располагать исчерпывающими данными но обстановке — в масштабе всей войны или в масштабе данного театра военных действий, — а это возможно только при условии, если командующие боевыми действиями и лица, планирующие эти действия, будут ставить в известность разведку о своих действиях [51] и планах и если разведка будет сообщать командующим все, что ей известно о противнике, не обязательно раскрывая при этом, как ей удалось получить ту или иную информацию.

О дешифровальной службе и ее союзницах — радиостанциях перехвата «Y» мы еще расскажем в главе четвертой. Здесь же необходимо отметить, что большую часть разведывательных источников следует оценивать в свете этого источника. Мы рассмотрели его в первую очередь, ибо никакой другой не обеспечивает столь быстрого поступления столь достоверной информации. Этот источник может дать неполную картину; он может даже «подсунуть» дезинформацию и ввести в заблуждение; тем не менее, благодаря этому источнику мы как бы слушаем разговор противника. Возможности перехвата и дешифрования скрытой связи, — разумеется, распространяются в одинаковой мере на военную, дипломатическую, экономическую и политическую области. Именно поэтому в любой разведке эта служба обычно обозначается каким-нибудь специальным существительным или прилагательным, известным лишь немногим лицам в вооруженных силах и еще меньшему кругу лиц в политических органах.

В стратегии и в оперативном искусстве значение этой службы эквивалентно значению подслушивания телефонных разговоров полицией или значению оборудованной электронной аппаратурой комнаты, используемой для подслушивания и других целей в промышленном шпионаже. Тайный, возможно, даже позорный, отвратительный и дискредитирующий метод, но тем не менее спасающий много жизней для той стороны, которая слушает.

Документы. Захваченные документы часто являются источником информации, получающим высшую оценку «А1». Так, например, документы и карты, взятые с немецкого рейдера или судна снабжения, могут содержать информацию о протраленных фарватерах, о маршрутах, которыми следуют корабли, охраняющие наши суда, захваченные в качестве призов, о методах установления связи по радио и районах рандеву с другими немецкими кораблями в море, шифры и коды (если командир захваченного рейдера не успел уничтожить их), информацию о других кораблях и т. п. С помощью таких документов оперативно-информационный центр разведывательного управления ВМС, который разработал специальную систему слежения за движением рейдеров и судов снабжения, иногда целыми неделями соблюдающих радиомолчание, может значительно пополнить свои данные о противнике и в тактическом и в стратегическом планах.

Иногда захваченные документы являются ценными главным образом в ретроспективном плане. Так, например, доставленные в Англию в 1945 году все архивные документы немецкого военно-морского флота за период, начавшийся с 1871 года, обеспечили разведку ценной информацией по многим аспектам войны на море, которые длительное время оставались загадкой для многих авторов исследовательских трудов и официальных историков. Эти документы сыграли [52] также существенную роль в подготовке военно-морских штабов будущего, так как способствовали более сознательному восприятию ими многих опасностей и необходимости проявлять большую осторожность. Значительный интерес архивные документы представили и в техническом плане: все, что касается торпедного оружия, двигателей, радиолокационных и гидролокационных станций, скоростей хода и глубины погружения немецких подводных лодок, — все это было немедленно использовано различными техническими управлениями адмиралтейства, а также теми, кто занимается составлением новейших словарей на языке противника для использования в будущем — при допросе военнопленных или при дешифровании скрытой Связи.

Коротковолновые радиопеленгаторы. Радист на военном корабле, передающий ключом или принимающий на слух зашифрованные радиограммы и могущий лишь догадываться об их содержании, поскольку он имеет дело только с цифрами и знаками, вряд ли представляет себе, как бдительно следят за работой его станции и с каким нетерпением ожидают появления ее в эфире. Допустим, что мы имеем дело с немецким вспомогательным крейсером, возвращающимся в базу после пятнадцатимесячного рейдерства в море. Весь этот период крейсер соблюдал строгое радиомолчание. Англичане хотели бы узнать о нем что-нибудь, потому что слышали радиосигналы его жертв, потопленных в Южной Атлантике и в Индийском океане. Немцы, ожидающие возвращения крейсера в базу, хотели бы знать, каким маршрутом он пойдет и не встретится ли он случайно с находящимися в море немецкими подводными лодками. Таким образом, службы радиоперехвата обеих стран с нетерпением ждут появления в эфире радиосигналов крейсера, а широкая сеть разбросанных по всему миру коротковолновых радиопеленгаторов союзников готова засечь любой радиосигнал крейсера, каким бы непродолжительным он ни был, и передать его координаты адмиралтейству, которое, в свою очередь, предупредит свои боевые корабли и разведывательную авиацию дальнего действия.

Можно с уверенностью сказать, что обнаружение и определение места кораблей и подводных лодок противника с помощью радиостанций перехвата «Y» — наиболее успешный открытый вид деятельности военно-морской разведки. Перехватив радиосигнал противника, эти станции немедленно передавали радиочастоту радиопеленгаторным станциям, а последние пеленговали работающую корабельную станцию с нескольких различных направлений. Точка пересечения пеленгов на карте указывала на приблизительное местонахождение вышедшего в эфир корабля. Точность определения места зависела от погоды и условий проходимости радиоволн. В арктических районах такой метод давал менее точные результаты, однако чаще всего они были вполне достаточными, чтобы определить небольшой (скажем, триста квадратных миль) район поиска для самолетов или группы кораблей, выходивших туда по сигналу из оперативного [53] центра адмиралтейства. Как свидетельствуют архивные документы немецкого военно-морского флота, комбинация данных, обеспечиваемых коротковолновым радиопеленгованием, дальней воздушной разведкой и радиолокационными станциями, всегда была гибельной для немецких кораблей и подводных лодок. Возможность расположить радиостанции перехвата и пеленгаторные станции на многочисленных заморских базах позволила англичанам добиться решающих оборонительных преимуществ на таких морских театрах, как Атлантика и Индийский океан.

Важный вспомогательный источник информации в этом виде разведки обеспечивался возможностью изучать характерные черты радиотелеграфистов противника, особенно на подводных лодках. Длительная практика наряду с техническим устройством, предложенным первым секретарем объединенного комитета радиоразведывательных служб «Y», позволила изучать и распознавать характерные признаки работы на ключе отдельных радиотелеграфистов. Сигналы радиста записывались на специальной ленте, а затем с помощью точнейшего измерения знаков определялись индивидуальные характеристики радиста, позволявшие опознавать его с такой же безошибочностью, с какой опознают человека по отпечаткам пальцев. Этот метод «радиоотпечатков» пальцев оказался особенно эффективным и полезным в борьбе с подводными лодками противника, на которых наряду с молодыми радиотелеграфистами, как правило, имелся один опытный для передачи особо важных радиограмм. Опознавание «почерка» такого радиотелеграфиста в течение всего периода патрулирования подводной лодки позволяло прокладывать ее путь на большой карте обстановки, которую вели на посту слежения за движением подводных лодок, и раскрывать таким образом намерения и тактику противника и узнавать даже количество лодок, используя для этого всю другую информацию, накопленную в «биографическом» досье каждой подводной лодки.

В целях предотвращения атак подводных лодок использовалось и еще одно средство радиоразведки, которое обеспечивало кораблям охранения конвоев неоценимую тактическую информацию. Дело в том, что для навигационных целей некоторые корабли охранения были оснащены средневолновыми радиопеленгаторными станциями, а из захваченных в 1940 году документов противника оперативно-информационный центр разведывательного управления ВМС сделал вывод, что при проведении согласованных атак конвоев группы немецких подводных лодок используют для связи между собой средневолновые радиостанции. Поскольку детали всей процедуры наведения лодок с помощью такой связи были известны, с января 1941 года на кораблях охранения начали нести вахту с целью прослушивания радиообмена немецких лодок на средних волнах с тем, чтобы на основе полученных материалов разработать соответствующую систему предупреждения об опасности атак подводных лодок. К сентябрю 1942 года такая система была введена, и ни один атлантический конвой не выходил в море без кораблей охранения, оборудованных [54] средневолновой пеленгаторной станцией. Однако основным противником немецких подводных лодок по-прежнему оставался коротковолновый радиопеленгатор, дававший индивидуальный пеленг на работающую станцию подводной лодки.

Чтобы добиться эффективной и слаженной работы этого вида разведки, пришлось преодолеть множество трудных проблем. Необходимо было подготовить и задействовать большое число радиооператоров на многочисленных и широко рассредоточенных радиостанциях перехвата и пеленгования. Возникло большое напряжение в каналах радиосвязи, через которые материалы радиостанций перехвата передавались в соответствующий центр в Англии для прокладки на картах, анализа и дешифрования. Срочную и ценную информацию радиостанций перехвата пришлось передавать в течение какого-то периода средствами имевшейся радиосети флота, и без того загруженной большим радиообменом. Лишь к весне 1943 года военно-морская разведка создала свою собственную, независимую радиосеть, позволившую использовать этот источник информации наиболее эффективно и с максимальной оперативностью.

К исходу весны 1940 года в результате совместных усилий управлений связи трех видов вооруженных сил был создан еще один весьма полезный источник тактической информации. Служба радиоперехвата военно-воздушных сил Великобритании, следившая за радиообменом противника во Франции, сообщила, что в радиосвязи танков с самолетами немцы используют весьма высокую частоту и ведут ее открытым текстом. Поэтому, когда к концу лета 1940 года угроза вторжения в Англию достигла наибольшей вероятности, 9-й отдел разведывательного управления ВМС установил на мысе Норт-Фореленд небольшую радиостанцию, укомплектовав ее гражданскими радиооператорами и несколькими лингвистами, позаимствованными в сухопутных войсках. По косвенным данным из захваченных документов, а также по данным из других источников 9-й отдел пришел к заключению, что немецкие катера типа «Е» (быстроходные и хорошо вооруженные торпедные и артиллерийские катера) во время действий в проливе Ла-Манш и в водах Северного моря будут поддерживать радиосвязь между собой на весьма высокой частоте.

На основе опыта работы норт-форелендской станции подобные станции для перехвата и прослушивания радиопереговоров открытым текстом или с использованием простейших кодов были построены также в нескольких пунктах на южном и восточном побережье Англии. Работа этих станций обеспечила возможность оперативно-информационному центру разведывательного управления ВМС давать своевременные предупреждения о возможных атаках прибрежных конвоев, что спасло много судов и жизней как раз в тот период, когда удары немецкой авиации и легких сил ВМС по конвоям у восточного побережья серьезно угрожали сорвать снабжение Лондона и южных городов страны топливом и продуктами питания. Позднее рядовые моряки, знающие немецкий язык и снабженные соответствующей [55] радиоаппаратурой, включались в экипажи эскадренных миноносцев с целью сбора оперативной информации путем прослушивания открытых переговоров противника в море.

Аэрофотосъемка. Следующий источник информации по его значению для военно-морских сил — аэрофотосъемка. Рано или поздно корабли должны заходить в базы, и качественное регулярное фотографирование их с воздуха вскроет в той или иной мере их состояние, полученные ими повреждения, готовность к выходу в море и другие важные данные. В военное время крупный корабль не выходит в море один; его сопровождают тральщики, сторожевые корабли, танкеры и другие легкие силы флота, движение которых не может остаться незамеченным при регулярном воздушном фотографировании, а это, в свою очередь, позволит делать предположения о движении крупных кораблей, будь то карманный линейный корабль или вспомогательный крейсер. В начальный период второй мировой войны адмиралтейство безуспешно настаивало на регулярном высококачественном воздушном фотографировании немецких военно-морских баз в Балтийском море. Только в 1942 году в оперативно-информационный центр разведывательного управления ВМС и в штаб военно-воздушных сил в Медменхэме стал поступать непрерывный поток отличных аэрофотоснимков, а опытные дешифровальщики аэроснимков разработали надежные методы измерения и описания объектов, что позволило им в конечном итоге отвечать на любые вопросы, поставленные адмиралтейством. Несмотря на принятые противником меры по маскировке объектов и введению в заблуждение, качественное аэрофотографирование в некоторых случаях предоставляло информацию, получавшую высшую оценку, а в операциях флота Каннингхэма на Средиземном море оно сыграло решающую роль.

Помимо всего прочего, постоянное повторное фотографирование объектов вскрывает изменения в их боевой готовности с такой очевидностью, какая вряд ли возможна в других видах разведки. Этот метод в совокупности с донесениями агентов позволил, например, рассчитать, когда немецкие линейные корабли «Шарнхорст» и «Гнейзенау» будут готовы выйти из Бреста, а после 1942 года и до конца войны аэрофотографирование позволило внимательно следить за немецким флотом в Балтийском море, за строительством подводных лодок и за итальянскими военно-морскими базами на Средиземном море. И наоборот, неспособность немцев вести регулярную воздушную разведку английских баз и портов привела к тому, что вторжение союзников в Нормандию в июне 1944 года явилось для немецкого командования полной неожиданностью. Коль скоро немцы утратили господство в воздухе над Францией и проливом Ла-Манш, их аэрофоторазведка была сведена на нет.

Часто говорят, что фотокамера лгать не может. Тем не менее, энтузиасты фотографирования считают, что от фотокамеры можно получить значительно больше, чем она фактически дает в нормальных [56] условиях освещения и погоды. Практика фоторазведки оборонительных объектов в портах противника показала, что искусная маскировка может ввести в заблуждение, однако тот факт, что фотография не вскрывает батарею или другие оборонные объекты, вовсе не означает, что донесения агентов о наличии таких объектов не соответствуют действительности. Батарея может быть подвижной. Аэрофотоснимок позволяет судить о наклоне и размерах морского побережья, но он не дает возможности сказать что-нибудь о качестве песка, о котором хотели бы иметь представление водители машин и командиры десантно-высадочных средств. Топливные цистерны и газгольдеры принимали за другие объекты при фотографировании с высоты восемь тысяч метров. Надежная и достоверная информация рождается только в результате объективного анализа всех относящихся к данному предмету сведений.

Обнаружение. Этот источник информации, то есть обнаружение противника кораблями или самолетами (будь то самолеты авианосной авиации флота или самолеты авиации берегового командования), я ставлю следующим по порядку с оговоркой, что силуэты немецких военных кораблей распознавались с большим трудом не только слабо подготовленными, но и хорошо обученными наблюдателями, специально натренированными отличать карманный линкор от тяжелого крейсера или даже от крупного эскадренного миноносца. Немцы испытывали аналогичные трудности в распознавании кораблей английского Средиземноморского флота и Флота метрополии, однако это объяснялось скорее отказом ВВС гитлеровской Германии предоставить командованию ВМС собственную разведывательную авиацию, чем неспособностью летчиков-наблюдателей. Донесения об обнаружении редко бывали совершенно точными, если они не подтверждались фотоснимками, но в них по крайней мере содержались точные координаты (хотя ошибки допускались и в этом отношении), а также, что еще важнее, направление движения, приблизительная скорость хода и состояние сил противника.

Известно, что немецкий линейный корабль «Бисмарк» был потоплен, по существу, в результате обнаружения его самолетом «каталина». Когда адмирал Каннингхэм преследовал в 1941 году итальянский линейный корабль «Витторио Венето» и планировал ночную атаку, последовавшую за боем у мыса Матапан, он использовал специального наблюдателя — капитан-лейтенанта Болта, поднявшегося в воздух вечером 29 марта на самолете, катапультированном с линейного корабля «Уорспайт» с целью получения квалифицированных донесений о направлении и скорости движения «Витторио Венето».

Капитан-лейтенант Болт был способен увидеть и безошибочно оценить то, о чем обычный летчик-наблюдатель мог бы только догадываться, и его информация оказалась в высшей степени достоверной и ценной.

В то же время, как теперь известно, одной из причин, побудивших немцев отказаться в июле 1942 года от атаки пресловутого конвоя [57] PQ.17 эскадрой линейных сил во главе с линкором «Тирпиц», было донесение летчика ВВС, ошибочно принявшего поплавковый гидросамолет, принадлежавший одному из английских крейсеров, за самолет с авианосца. (Гитлер дал строгий приказ, согласно которому атаковать конвой разрешалось только при условии, если в районе боевых действий не будет ни одного английского авианосца на расстоянии, с которого он мог бы нанести воздушный удар по немецким кораблям.) Таким образом, можно сказать, что точное донесение об обнаружении подготовленным летчиком-наблюдателем может оказаться весьма ценной информацией, но что то же самое обнаружение, осуществленное неопытным наблюдателем, может привести к опасному по своим последствиям заблуждению.

Классический — и трагический — случай донесения об обнаружении, которое несло в себе нотку сомнения и способствовало потоплению англичанами немецкого линейного корабля «Шарнхорст», имел место в день на святках в 1943 году в ходе боевых действий в районе мыса Нордкап. В то время как «Шарнхорст» выходил в море, чтобы предпринять вторую попытку атаковать один из союзных конвоев в Россию, поступило сообщение о донесении немецкого разведывательного самолета, пилот которого утверждал, что он обнаружил пять военных кораблей в районе северо-западнее северного побережья Норвегии, то есть в том районе, из которого «Шарнхорст» вышел шестнадцатью часами раньше. В штабе адмирала Шнивинда — командующего ВМС группы «Север» в Киле — не без оснований предположили, что в донесении летчика речь идет о пяти немецких эскадренных миноносцах, шедших вместе с «Шарнхорстом» и теперь возвращающихся в базу, так как из-за штормовой погоды дальнейшее следование совместно с линейным кораблем оказалось невозможным. Дело в том, что за несколько часов до этого адмирал Шнивинд приказал командиру отряда немецких кораблей контр-адмиралу Бею «рассмотреть возможность нанесения удара по конвою одним линейным кораблем без участия эскадренных миноносцев». Шнивинд направил такой приказ после того, как получил от Бея донесение, что «ввиду штормовой погоды действия эскадренных миноносцев сильно ограничены».

Однако штабу в Киле не был известен тот факт, что офицер разведки ВВС, получив от разведывательного самолета донесение:

«Пять военных кораблей, один, предположительно, большой, в районе северо-западнее мыса Нордкап», вычеркнул из него слова, выделенные курсивом, на том основании, что военно-морскому флоту следует передавать только определенную информацию, а не предположения (правильный принцип разведки, если пользоваться им разумно). Шнивинда и его штаб эти вычеркнутые три слова, вполне вероятно, навели бы на мысль о возможности появления в операционной зоне тяжелого английского корабля (фактически это был линейный корабль «Дьюк ов Йорк»); «Шарнхорсту» в этом случае, вероятно, приказали бы прекратить проведение операции и возвратиться в фьорд таким курсом, который исключил бы возможность [58] встречи с кораблями противника. Вместо этого «Шарнхорст» продолжал идти навстречу своей гибели. Поскольку контр-адмирал Бей ушел на дно вместе с «Шарнхорстом», потопленным в конце этого дня «Дьюк ов Йорком» и сопровождавшими его эсминцами, остается неизвестным, как адмирал воспринял донесение самолета. Однако Дениц считает, что и Бея вычеркнутые три слова склонили бы к тому, чтобы прекратить операцию и спасти таким образом корабль, который всегда был эффективнее тем, что представлял собой угрозу, чем тем, что он мог фактически сделать.

Даже на кораблях, оснащенных современной аппаратурой обнаружения — радиолокатором, радиопеленгатором и гидролокатором, — пристрастное отношение к тому, что «видел вахтенный», все еще остается сильным. Тем не менее, даже на последнем этапе войны, когда победа на море представлялась фактически уже одержанной, воображение «очевидцев» и других наблюдателей могло привести к известному «конфузу». Почти на протяжении двух лет разведывательное управление ВМС получало из различных источников донесения о новых немецких подводных лодках с двигателем Вальтера, имеющих более высокую надводную скорость хода и способных частично погружаться. Отдел, ведающий немецким флотом (1-й отдел), направлял эти донесения только техническим управлениям адмиралтейства для изучения. Будоражить флот информацией об оружии, находившемся в экспериментальной стадии разработки, не было никаких оснований. Когда в начале 1944 года стало известно, что произведены испытания этих подводных лодок и начато их строительство, было разослано информационное сообщение, в котором говорилось, что противник может начать использовать подводные лодки с двигателем Вальтера в любое время. Через какие-нибудь двадцать четыре часа начальник разведывательного управления ВМС получил донесение о том, что наблюдатель «видел» первую лодку «Вальтера», и такие донесения продолжали поступать в течение многих месяцев. Все они были необоснованными, но во всех случаях авторы их руководствовались хорошими намерениями.

, Обнаружения, произведенные в условиях плохой погоды, или под огнем противника, или летчиком-наблюдателем, не обученным различать силуэты кораблей и распознавать их класс или тип, могут поэтому представлять известные трудности для офицера разведки, который обязан дать информации окончательную оценку. Уверенности того, кто что-то обнаружил, офицер разведки должен противопоставить возможность того, что летчик-наблюдатель принял крейсер за карманный линейный корабль или большой корабль в окружении тральщиков за большое торговое судно с кораблями охранения. Когда велись усиленные поиски какого-то определенного корабля, что часто фактически и происходило в отношении кораблей немецкого флота, легко было впасть в ошибку и подумать, что любой обнаруженный корабль — именно тот, который ищут. Свидетельством тому является, к счастью кратковременная, атака самолетами с авианосца «Арк Ройял» английского крейсера «Шеффилд» в мае 1941 года во [59] время поиска в средней части Атлантики немецкого линейного корабля «Бисмарк».

Агенты. Хороший агент, естественно, должен занять одно из первых мест в перечне источников. Надежный и преданный человек, находящийся на интересующем разведку объекте и имеющий безопасные и эффективные каналы связи с ней, может оказаться весьма ценным источником информации, особенно для специальных видов разведки. Весьма ценными для английской морской разведки во время второй мировой войны были, например, агенты, доносившие о выходе «Тирпица» и других крупных немецких кораблей из Альтенфьорда, Тронхейма и других норвежских портов. Эти два или три агента из норвежских вооруженных сил были настолько надежными, что оперативно-информационный центр в Лондоне всегда полностью доверял им и полагался на точность и регулярность их донесений.

То же самое можно сказать об агенте, наблюдающем, например, за каким-нибудь участком водного пути, неизбежно используемом кораблями противника, или об агенте, сидящем в учреждении и имеющем доступ к важным документам, и о других агентах, занимающих подобное положение. В некоторых случаях донесения таких агентов имели решающее значение.

Услугами немецких или японских предателей или изменников, если иметь в виду истинный смысл этих терминов, английская военно-морская разведка фактически не пользовалась. Среди военнопленных, конечно, были нарушители долга, и некоторые из них давали разведке весьма полезную информацию или на основании того, что знали сами, или получая сведения от своих товарищей в лагере военнопленных. Во всех других отношениях можно с уверенностью сказать, что широко распространенное в службе безопасности немецкого военно-морского флота мнение, что их корабли и базы переполнены предателями, не имело никаких оснований. В то же время их опасения, что о любых действиях в базах подводных лодок в Западной Франции английской разведке становилось известно благодаря имевшейся там агентурной сети, были оправданы.

Необходимо помнить, что контролируемая английской и союзной разведкой довоенная агентурная сеть после неожиданного вторжения нацистов в европейские страны в 1940 году была почти полностью уничтожена. Чтобы вновь создать более или менее удовлетворительную агентурную сеть на оккупированных немцами территориях и решить трудные проблемы организации агентурной связи, потребовалось по меньшей мере два года. К тому времени, когда союзники перешли к наступательным действиям, агентурная сеть в Европе начала давать неплохую информацию, но к тому времени не менее хорошие результаты стали давать и многие другие источники и виды разведки.

Качество донесений агента определяется различными факторами. В малозаселенных районах Северной Норвегии, где любое подозрительное передвижение или действие привлекает внимание окружающих, [60] агент может передавать информацию только в определенные часы.

Условия для агентурной радиосвязи в этом районе худшие в. мире, и это накладывает дополнительные ограничения и дает дополнительную неуверенность. Вообще говоря, где бы ни находился агент, связь с ним всегда является лимитирующим фактором.

Ценность информации агента зависит от степени и качества его собственной информированности. Чтобы понять, какие действия противника «подозрительны» и, следовательно, достойны внимания, агент должен знать, какие из этих действий являются «обычными». Чтобы знать, о чем он должен донести и о чем нет, агент обязан в какой-то мере знать, что уже известно разведке, на которую он работает. В идеальном случае агент должен так же хорошо знать предмет, как его знают те, кто управляет его деятельностью; только при таких условиях он будет способен отличить правду от неправды, нужное от ненужного и, следовательно, заполнить своими донесениями пробелы в знаниях руководителей. Однако, поскольку руководители не могут быть «всеведущими», агент должен знать, по каким конкретно вопросам и проблемам им важно быть полностью информированными. Поскольку, однако, управляющие деятельностью агента хотят знать неизвестное, они никогда не в состоянии поставить ему абсолютно конкретные задачи.

Все это определяет необходимость непрерывной двусторонней связи между агентом и руководством: агент донесет о каких-то подозрительных или необычных явлениях или действиях, а руководство сделает предположения о их значении и поставит перед агентом задачу — подтвердить или опровергнуть ту или иную гипотезу, а также подскажет ему наилучшую линию поведения, исходя из уже накопленных данных по тому или иному вопросу. Таким образом, постепенно будут обнаруживаться новые направления и цели в деятельности агента.

Необходимо подчеркнуть, что начальник разведывательного управления ВМС никогда не осуществлял непосредственного руководства деятельностью агентуры; это была функция службы специальной разведки, а сотрудники комнаты 39 лишь поддерживали с ней тесный рабочий контакт. Иногда тот или иной работник военно-морской разведки участвовал в подготовке и постановке задач агенту, но такие непосредственные контакты были редким явлением. Добывание и передача военно-морской информации не являлись также функцией и агентурно-диверсионных групп, контролируемых управлением специальных операций. Иногда таким группам удавалось случайно добыть довольно ценную информацию, однако опыт показал, что одновременная постановка группе таких задач, как сбор информации и организация движения сопротивления и диверсий, не приводила к хорошим результатам, поскольку каждый вид агентурной деятельности требует разных исполнителей и различной специальной подготовки их.

Полезность донесения агента по вопросам, которые невозможно выяснить другими средствами разведки, видна на примере подготовки [61] рейда на Брюнваль в 1941 году. Командованию английских ВВС потребовались данные о немецкой радиолокационной системе, обеспечивавшей местную оборону против английских бомбардировщиков.

Одна из радиолокационных установок находилась на вершине утеса вблизи Фекана на южном побережье пролива Ла-Манш. В связи с этим была подготовлена небольшая морская десантная операция, и у разведывательного управления ВМС запросили необходимые для ее проведения данные.

За десять дней до намеченной даты проведения рейда начальник штаба десантных операций обратился к начальнику отдела разведывательного управления ВМС капитан-лейтенанту Гонину и указал на то, что при рассмотрении последних аэрофотоснимков на краю утеса вблизи Фекана замечено подозрительное темное пятно. Что бы это могло быть? Пулеметное гнездо, дроковый кустарник или что-то еще? Гонин попробовал увеличить фотоснимки и дать их другим дешифровальщикам, но безрезультатно: вопрос оставался неясным; никто не мог ответить на него уверенно. Оставался единственный выход: попросить службу специальной разведки послать, если возможно, агента и выяснить вопрос на месте. Специальная разведка ответила, что послать агента можно, но начальник штаба десантных операций должен тогда принять на себя ответственность за возможное раскрытие противником цели рейда, в том случае, если агент будет захвачен.

Ответ агента пришел вовремя — за неделю до рейда. На скале не оказалось никакого пулемета, и рейд прошел вполне успешно. Позднее Гонину рассказали, как агент связался с торговцем из Фекана, который регулярно ездил в район расположения радиолокационной станции. Однажды этот человек намеренно оставил свой велосипед около скалы, а позднее, чтобы забрать его, перешел через скалу, и смог осмотреть нужное место.

Бесспорно, наиболее выдающимся зарубежным агентом, работавшим на разведывательное управление ВМС, был молодой лейтенант Петтерсен, который прибыл в Англию из Норвегии в июне 1943 года. После соответствующей подготовки Петтерсена вместе с другими агентами-радистами перебросили на подводной лодке в Северную Норвегию, в Альтен-фьорд, откуда они регулярно доносили английской разведке о движении немецких тяжелых кораблей. Петтерсен сумел легализоваться в небольшой деревушке Эльвебаккен в южной части фьорда, то есть непосредственно в немецкой базе. Устроившись на работу в качестве второго кассира в организации, ведавшей строительством дорог, Петтерсен имел возможность совершать регулярные поездки по району на автомашине с целью оплаты труда рабочих на местах, при этом он часто должен был проезжать мимо якорной стоянки линейного корабля «Тирпиц».

Чтобы легализовать перед местным населением свое отсутствие на работе в те часы, когда в соответствии с расписанием нужно было передавать донесения в Англию, Петтерсен создал себе репутацию пьяницы. [62]

Начиная с ноября 1943 года Петтсрсен регулярно доносил о движении, ходе ремонта и степени готовности линейного корабля к выходу в море. Воздушный удар по кораблю, нанесенный авиацией ВМС в феврале 1944 года, осуществлялся на основе донесений Петтерсена, в которых наряду с другой информацией он сообщил о радиолокационных установках противника, о кабелях с высоким напряжением и о зенитной артиллерии. В день налета авиации он обеспечивал разведку регулярными (через каждые два часа) сообщениями о метеорологических условиях в районе Альтен-фьорда. После налета авиации немцы усиленно искали в районе Альтен-фьорда агентурную радиостанцию, и Петтерсен сообщил в Лондон, что он, возможно, попытается выехать в другое место. Однако руководство убедительно попросило его задержаться, так как планировалось провести еще три воздушные атаки, которые в действительности так и не осуществили. В марте 1944 года Петтерсеи перебрался из Норвегии в Швецию, а позднее был награжден орденом «За выдающиеся заслуги».

Военнопленные. Военнопленные становятся все более важным источником информации по мере того, как такой метод разведки принимает все более широкие масштабы. Это объясняется процессом, в котором знание порождает новое знание. Опытный офицер-допросчик, сосредоточивший свое внимание, например, на работе с членами экипажей немецких подводных лодок или с итальянскими легководолазами-диверсантами, в состоянии получить исчерпывающее представление о жизненном пути солдат, хорошо известных офицеров и других личностей, подробные данные о базах и лагерях отдыха (включая имена друживших с солдатами и офицерами девушек), слухах и сплетнях, касающихся нового вооружения или понесенных противником потерь, или о том, что происходит в глубоком тылу противника. Умелое использование полученных таким образом отрывочных сведений часто позволяло поколебать верность присяге и обязательству сохранять военную тайну какого-нибудь хорошо подготовленного офицера или солдата и заставить его почувствовать, что дальнейшее молчание и притворство бесполезны. Допрашивающий офицер — обычно молодой и симпатичный — казался допрашиваемому столь осведомленным, что отказываться от возможности «поговорить по душам», выкурить сигарету или выпить кружку пива представлялось ему бессмысленным. Когда военнопленные разговаривали между собой в обстановке, казавшейся им совершенно безопасной (в смысле возможности подслушивания), они часто упоминали факты, имена и места, не подозревая, что все это записывается на пленку. Офицер разведки, анализирующий записи таких разговоров, разумеется, должен был учитывать возможность того, что военнопленные, особенно если это были офицеры, понимающие, что их могут подслушивать, умышленно вели разговор со специальной целью ввести разведку в заблуждение (см. стр. 181–197). [63]

В качестве источников информации об оружии и по другим техническим вопросам военнопленные занимали одно из первых мест.

Изучение радиообмена. Несмотря на ценность анализа интенсивности и характера радиообмена противника с целью определения предстоящих переходов кораблей или маршрута, который изберет корабль, возвращающийся в базу, этот источник информации относится к разряду тех, которые приобретают свое истинное значение лишь после сопоставления его данных с данными других источников.

Конечные результаты деятельности разведки в этой области могут оказаться обоюдоострыми, ибо вряд ли существует что-нибудь более легко поддающееся симулированию с целью введения противника в заблуждение, чем специально создаваемый активный радиообмен, предшествующий всякой крупной операции. Введение в заблуждение немцев летом 1944 года относительно точных мест высадки союзных сил вторжения в Европу было достигнуто главным образом симуляцией необыкновенно большого оперативного радиообмена в районе, расположенном на противоположном от Кале берегу Дуврского пролива, то есть в районе, который союзники не намеревались использовать в качестве плацдарма для высадки войск. Однако более подробно мы остановимся на этом в главе четвертой.

Пресса и радио. Немаловажное место в ряду источников занимают различные коммюнике противника и его пропагандные заявления через прессу и радио. В свете наших собственных знаний значение имела не только допускавшаяся при этом утечка информации, но и то, что именно включалось противником в пропагандистские заявления, поскольку их содержание и направленность определялись известными нам тенденциями и линией поведения. Так, например, в начале 1942 года командиры немецких подводных лодок стали проявлять все большую и большую нервозность в связи с воздушными атаками, которые к тому времени стали проводиться в таких районах, где ранее подводные лодки находились в относительной безопасности; воздушные налеты осуществлялись теперь не только в дневное, но и в ночное время. В немецких радиопередачах и в газетных статьях, предназначенных для внутреннего использования, при всяком удобном случае стали говорить поэтому об успешном отражении подводными лодками воздушных атак. Таким же образом немецкая пропаганда подчеркивала эффективность гидролокациоиных станций своих лодок, в то время как в действительности они приносили больше вреда, чем пользы.

Адмиралтейство часто и жестоко критиковали за то, что оно настаивало на своих формулировках и выбирало время для публикаций коммюнике и рассказов о боевых действиях на море. Конечно, в некоторых случаях такие действия были недостаточно обоснованными и отражали существовавшую перестраховку, однако лорды адмиралтейства хорошо знали и понимали, как много могут выдать те, кто не имеет представления о работе разведки. Английское адмиралтейство [64] не осмеливалось искажать что-либо в своих коммюнике и принимало все возможные меры против преувеличения в них успехов.

Коммюнике же немецкого штаба руководства войной на море, какими бы точными ни были донесения командующих в море, почти всегда обрабатывались, а то и полностью преображались пропагандистской машиной доктора Геббельса, и не столько для того, чтобы ввести в заблуждение англичан, сколько с целью обмана своего народа относительно хода войны и руководства Гитлера.

Кстати говоря, такие преувеличения немцы часто давали в своей пропаганде на Великобританию и на остальные страны мира с тем, чтобы спровоцировать адмиралтейство на заявление о потере или месте нахождения некоторых крупных кораблей, таких, например, как авианосец «Арк Ройял». В начальный период войны журналисты США и других нейтральных стран использовали такие заявления немецкой пропаганды в своих настойчивых запросах английскому министерству информации с требованием огласить данные, по поводу которых адмиралтейство хранило молчание.

Представление о том, что можно собрать по кусочкам и какие заключения можно сделать на основании коммюнике, рассказа о военных действиях или анализа пропаганды, дает меморандум, распространенный разведывательным управлением ВМС в 1942 году. Цель меморандума заключалась в том, чтобы разъяснить сотрудникам оперативного управления и управления информации адмиралтейства, как и что немцы преподносят английской разведке буквально «на тарелочке».

Так, например, простое и в высшей степени осторожное оглашение противником данных о потопленном им тоннаже судов может явиться первым признаком национальной принадлежности подводных лодок, действующих в определенном районе. Итальянцы, стремившиеся показать свое усердие по отношению к немцам за пределами Средиземного моря, не смогли удержаться от того, чтобы не объявить о своих успехах в водах Вест-Индии и у американского побережья. Это было первым и весьма ценным указанием на появление в этих районах итальянских подводных лодок. Столь же полезным было заявление немцев о том, что их подводные лодки топят суда в районе южнее Фритауна, поскольку число немецких подводных лодок, способных действовать на таком удалении от своих баз, было известно. Если две из них или более находились в Южной Атлантике, то число оставшихся, способных действовать против танкеров, следовавших в Вест-Индию и обратно, естественно, уменьшалось, и обнаруживать их было намного легче.

Обычно добивавшихся успехов командиров немецких подводных лодок, особенно во времена таких знаменитых асов, как Прин и Кречмер, при возвращении лодки в базу во Франции или в Германии встречали огромные толпы людей на пирсах с оркестром, венками, микрофонами, а иногда их даже встречал сам Дениц. Торжественная встреча записывалась на пленку и передавалась немецкими широковещательными радиостанциями в такой же шумной и выразительной [65] форме, которую используют в наше время телевизионные комментаторы. Очень часто в такие передачи включались вопросы репортеров и ответы на них чествуемого командира и одного-двух старшин. Они, конечно, не предполагали в то время, что каждое их слово в этих передачах записывалось службой перехвата Би-Би-Си и передавалось по телетайпу в адмиралтейство, которое извлекало из них данные примерно следующего порядка:

— Длительность патрулирования лодки и время, которое она проведет в базе;

— названия потопленных торговых судов и подробности нападения на конвои, что в сочетании с другими данными разведки помогало установить маршрут лодки;

— хвастливые ответы на вопросы, позволявшие судить о способностях и чертах характера командиров, а также об общей стратегии командования немецких подводных сил.

Если бы немецкие военно-морские цензоры не допускали оглашения имен командиров, неоднократно упоминавшихся в репортажах о патрулировании подводных лодок, если бы они исключали названия потопленных лодками судов, названия районов патрулирования и даты торжественных встреч, то разведывательное управление адмиралтейства лишилось бы довольно ценного источника информации.

Нетрудно представить себе, какие вопросы особенно беспокоили министерство Геббельса, когда речь шла о пропаганде в интересах немецкого военно-морского флота — куда менее мощной организации в Берлине, чем адмиралтейство в Лондоне. «Как мы можем поддерживать высокий моральный дух наших подводников, если не говорить об их успехах публично?» «Как немецкий народ и люди во всем мире могут поверить нашим победным заявлениям, если мы не будем давать в них подтверждающих подробностей в форме названий потопленных судов и имен отличившихся командиров подводных лодок?» «Как мы можем оправдать строительство флота перед нашей партией и другими видами вооруженных сил, если не говорить об успехах флота в репортажах с фронта?» Такими аргументами, по-видимому, пользовались пропагандисты в спорах с военно-морскими властями; в Германии общественное мнение имело большое значение для политического режима, поэтому не удивительно, что немецкие пропагандисты в Берлине пользовались большими правами, чем английские в Лондоне.

Официальные коммюнике и репортаж о военных действиях тщательно изучались разведкой и с целью обнаружения в них сведений о повреждениях, причиненных воздушными бомбардировками и минным оружием. Немцы не объявили, например, о повреждениях, причиненных линейным кораблям «Шарнхорст» и «Гнейзенау» во время прорыва их из Бреста в Вильгельмсхафен в феврале 1942 года, когда они подорвались на минах, поставленных авиацией бомбардировочного командования. Лишь спустя несколько недель об этом донесла агентура, и адмиралтейство было в состоянии объявить, что корабли вышли из строя на несколько месяцев. А между тем в течение [66] всех этих недель английская пресса и парламент жестоко критиковали наш флот и авиацию за неспособность предотвратить прорыв кораблей через пролив и прибытие их в немецкую базу, где они представляли собой, по существу, меньшую угрозу, чем в Бресте.

Цензура. Цензура писем и телеграмм в Англии и в английских заморских владениях являлась полезным источником подробной информации о движении иностранных кораблей и судов, а также о случаях прорыва блокады. Цензура могла также навести на следы агентурных и диверсионных планов в таких странах, как Бразилия и Мексика. Как источник информации, влияющей на проведение морских операций, цензура может иметь и еще большее значение.

Топографическая разведка. Некоторым представляется, что вся информация топографического характера открыта и общедоступна. Но это не так. Значительную часть такой информации можно найти в книгах и в головах обычных людей; однако подробные, специальные данные, необходимые для набеговой наземной или морской операции, иногда приходится добывать агентурными и опасными методами, о которых мы расскажем в одной из следующих глав. Все новейшие данные о занятых противником районах, в которых планируются те или иные боевые действия, становятся секретными в силу самого факта. Ничто не выдаст противнику намерений военного руководства с такой вероятностью и очевидностью, с какой их выдает сам факт сосредоточения внимания большого числа гражданских служащих на каком-нибудь определенном районе. Поэтому межведомственное топографическое управление в Оксфорде и его родственные организации на Ближнем и Дальнем Востоке, как источники информации, могли занимать в ряду других любое место от совершенно секретных до совершенно открытых.

Старослужащие помнят, как люди, занимавшиеся планированием военных операций в 1914–1918 годах, ошибочно предположили, что войска, высаженные на полуостров Галлиполи, найдут там питание, топливо и воду. Военнослужащие помоложе знают, как войска, высаженные столь поспешно в Норвегию в 1940 году, не располагали точными данными о снежном покрове и состоянии дорог, которыми им пришлось пользоваться в районе Нарвика. Машины, участвовавшие в операции «Торч», двигаясь по прибрежным дорогам вдоль тунисского побережья, застревали на целые недели в грязи. Даже тогда — в 1942 году — никто не знал, что на расстоянии всего пяти-десяти миль от уреза воды в этом районе машины могли бы проехать по твердому грунту; знай они об этом, группировка Роммеля могла бы быть ликвидирована на несколько месяцев раньше, поскольку возникла бы угроза его тылу. И так далее.

Опыт и уроки, полученные в Норвегии, открыли нам глаза, и были немедленно приняты меры к устранению печального по своим последствиям пренебрежения к топографической разведке, которым характеризовалась эта операция. Количество подробных данных, необходимых [67] для успешной высадки экспедиционных войск и последующей поддержки и снабжения их современным оружием и другими предметами материально-технического обеспечения, необычайно велико. Даже в том случае, если высадке войск не оказывается серьезного противодействия, военно-морское командование должно располагать надежными данными о навигационной обстановке, состоянии береговой обороны и т. п. Если же высадке оказывается противодействие, необходима тщательная предварительная подготовка с использованием средств аэрофоторазведки, диверсионно-разведывательных групп, агентуры, перекрестного опроса людей, знакомых с географией и топографией районов высадки, подводной разведки, изучения геологических факторов и т. п. После 1940 года и методы добывания, и чрезвычайно разнообразный характер такой информации стали обозначаться одним термином — «топографическая разведка». Объединенное топографическое управление не только выпускало разнообразные карманные справочники и указатели с ценной информацией топографического характера, но и отвечало за установление «контактов», то есть за поиск, подбор и опрос людей, хорошо знающих те или иные места или районы, например в Нормандии или в таких отдаленных районах, как, скажем, Бирма. Это было необходимо для подготовки сотен боевых приказов, которые печатались с помощью издательства Оксфордского университета, а также для кропотливого поиска в крупных библиотеках и институтах страны материалов, содержащих информацию ботанического, геологического, минералогического, агрономического и медицинского порядка, знание которой способствовало эффективности и успеху войск, действующих на заморских театрах.

Наблюдатели дружественных стран и беженцы. В ходе войны в Англию теми или иными путями попадали тысячи различных беженцев. Для работы с ними и опроса их с целью получения полезной информации был создан специальный отдел военной разведки (MI.19). В нем работали также представители других организаций, заинтересованных в получении информации с оккупированных территорий Европы. Из этого источника были получены новейшие данные о мерах немецких административных властей и органов безопасности, ценные данные о так называемой агентурной обстановке (порядок нормированного обеспечения населения продуктами, состояние железнодорожного и автомобильного транспорта, моды, нравы и обычаи, разговорный жаргон и т. п.), которые были крайне необходимы управлению специальных операций для подготовки агентов, перебрасываемых для действий на оккупированных территориях Европы. Радиовещательная корпорация Би-Би-Си узнавала здесь о том, кто и как на этих территориях слушает радиопередачи из Англии, как их слушают военнопленные; министерство экономической войны получало данные о состоянии сырьевых ресурсов и нехватке бензина и тому подобное [68] Представитель разведывательного управления ВМС, работавший в 19-м отделе военной разведки в королевской патриотической школе в Уондсуэрте, непосредственно в процессе «просеивания» беженцев не участвовал. Для тщательного опроса в интересах военно-морского флота люди отбирались только после завершения этого процесса. (В ходе просеивания было раскрыто немало немецких агентов, выдававших себя за беженцев.) Среди них был, например, человек, участвовавший в строительстве укрытий для подводных лодок в Лориане и Тронхейме; француз, который видел первую площадку для запуска снарядов «V1»; английские или норвежские рыбаки, которые были знакомы с порядком и маршрутами перехода немецких судов прибрежного плавания, обеспечивавших снабжение отдаленных гарнизонов и баз. Получаемая из этих источников информация обрабатывалась и хранилась в том или ином отделе разведывательного управления ВМС, а позднее — при возникновении вопросов, на которые она отвечала, — соответствующим образом использовалась.

Особо интересный случай, когда мы получили ценную информацию из нейтрального источника, занимавшегося своей обычной повседневной деятельностью, произошел в Швеции. Разведывательное управление ВМС всегда интересовала всякая информация о движении немецких подводных лодок, и в частности опознавание их в тех или иных местах по присвоенным им номерам. Установить номер лодки было очень трудно, так как он нигде не обозначался открыто, а экипажи распознавали свои корабли только по номеру полевой почты. Однако в тех случаях, когда командир принимал топливо, продовольственные запасы или ставил лодку на ремонт, он был обязан заполнять форменный бланк и указывать в нем фактический номер своего корабля. Пользуясь посредничеством норвежской и польской разведок, разведывательному управлению ВМС удалось получить копии нескольких таких форменных бланков, заполнявшихся или на шведских танкерах во время бункеровки подводных лодок в Данциге, или в доках Бергена и Тронхейма, куда они часто заходили для производства ремонта. По количеству принятого подводной лодкой топлива можно было судить о том, предстоит ли ей заниматься боевой подготовкой или она намерена выйти на боевое патрулирование. Эта информация, разумеется, являлась весьма полезным дополнением к данным, на основании которых в адмиралтействе велась карта подводной обстановки.

Техническая и тактическая информация (со своих кораблей).

Донесения и отчеты, направлявшиеся нашими кораблями в адмиралтейство после каждого боевого столкновения или контакта с противником, тщательно анализировались с целью извлечения из них полезной технической информации (оружие, боеприпасы, мины) и тактических уроков (боевое маневрирование эскадренных миноносцев и торпедных катеров противника, управление боевыми действиями группы подводных лодок и т. п.). [69]

Обнаружение противника торговыми судами и береговыми наблюдателями. При слежении за немецкими вспомогательными крейсерами донесения атакованных ими судов или рассказы спасшихся с этих судов членов экипажей часто являлись единственным свидетельством появления этих крейсеров в том или ином районе или методов их действий. В узкостях и прибрежных водах по периферии оккупированных территорий в Европе и Азии береговой наблюдатель или какой-нибудь рыбак оказывались иногда весьма полезным разведывательным источником. Наиболее эффективными источниками этой категории были наблюдатели разведывательной сети в Норвегии.

Спасенные с потопленных кораблей и судов. Информация очевидцев о действиях уже упоминавшихся немецких вспомогательных крейсеров, которые неожиданно нападали на суда, совершавшие одиночные переходы в отдаленных районах, куда не доходили немецкие подводные лодки, попадала в адмиралтейство самыми разнообразными окольными путями. Уцелевшие члены экипажа английского или союзного торгового судна могли быть подобраны, например, в Южной Атлантике бразильским судном; за несколько дней до этого у них было всего несколько минут, в которые они едва успевали сесть в спасательные шлюпки перед тем, как немецкий рейдер потопил их судно. По прибытии в какой-нибудь южноамериканский порт со спасенными моряками немедленно связывался и опрашивал их военно-морской атташе из ближайшего английского посольства, который посылал затем в Лондон все собранные им предварительные данные о появлении рейдера в таком-то районе, о времени и месте, в котором было потоплено судно, о тактике, которой следовал рейдер, и т. п.

Однако в лучшем случае такой опрос лишь частично заменял квалифицированную постановку вопросов, что имело место через несколько недель в разведывательном управлении ВМС в Лондоне.

Офицер разведки, имеющий многие другие сведения об этих таинственных и неуловимых кораблях противника, в состоянии сопоставить детали, которые часто приводили к безошибочному опознанию того или другого из них. Офицер уже имел в своем распоряжении карту с нанесенными на нее местами обнаружений каждого рейдера и поэтому был в состоянии помочь опрашиваемому находить более точные и правильные ответы на вопросы. Некоторые из получаемых таким образом данных удостаивались высшей оценки «А1», но были и такие, которые заслуживали только низшей — «D5».

И снова, в который уже раз, начальнику разведывательного управления ВМС приходилось настойчиво внушать тем, кто действовал на местах, что предварительный опрос, даже преследующий чисто тактические и местные цели, может причинить больше вреда, чем сделать пользы. Почти всегда получалось так, что предварительные опросы делали очевидцев непригодными для последующих опросов специалистами. На предварительных опросах очевидцев, как правило, заставляли быть более конкретными и точными, чем позволяла [70] наблюдательность; в их головы как бы вкладывались идеи и выводы; в результате они становились предубежденными в пользу тех объяснений, которые предпочитал услышать первый опрашивавший их офицер. Классическим подтверждением вышесказанного был случай со спасенными с английского вспомогательного крейсера «Равалпинди», происшедший в начале войны, когда в таких делах у нас еще не было опыта. 23 ноября 1939 года, когда место нахождения немецких линейных сил все еще оставалось тайной, «Равалпинди» донес, что он обнаружил линейный корабль «Шарнхорст», а позднее внес поправку, что он видел не «Шарнхорст», а карманный линейный корабль «Дейчланд». Эти донесения вызвали путаницу и замешательство в адмиралтействе, а когда были допрошены спасенные с «Равалпинди», путаница усилилась. Вот как рассказывает об этом Годфри:

Разведка других видов вооруженных сил. Англичанам потребовалось время, чтобы понять (а немцы и итальянцы так никогда полностью и не поняли этого), что разведка одного вида вооруженных сил может оказать неоценимую помощь другим видам вооруженных сил, или, выражаясь точнее, что взаимодействие между оперативными органами одного вида вооруженных сил и разведывательными органами другого вида вооруженных сил оказывается весьма эффективным. Так, например, информация, собранная разведкой военно-воздушных сил Великобритании о составе и передвижении немецких авиационных частей и соединений, всегда одновременно указывала и на намерения военно-морских сил противника, будь то в Норвегии, в проливе Ла-Манш или в восточной и западной частях Средиземного моря. Для обороны портов, для перехвата блокадопрорывателей, шедших с Дальнего Востока в порты Бискайского залива, для защиты арктических конвоев обмен разведывательной информацией между ВВС и ВМС имел большое значение и производился непрерывно; то же самое можно сказать о несомненном значении информации морской разведки, например данных о протраленных проходах и о маршрутах конвоев, для операций ВВС по минированию тех или иных вод противника. [71]

Информация о передвижении и неосторожных действиях агентов абвера содержала признаки намерений немецкой армии; информация о планах немецкой армии, касающихся, например, использования коммуникаций с армией Роммеля, одновременно содержала весьма полезные данные для английских подводных лодок, действовавших против конвоев противника на линии между Италией и Северной Африкой. Пожалуй, самой сенсационной из всех была информация о 8-й английской армии, добытая немецкими дешифровальщиками, которым удалось раскрыть дипломатический шифр, использовавшийся американским военным атташе в Каире для связи с Вашингтоном и информирования американского руководства о планах и диспозиции английских войск.

Интересы адмиралтейства распространялись на весь мир, и их невозможно было предсказать заранее, поэтому разведывательному управлению ВМС приходилось поддерживать тесный контакт с разведкой министерства иностранных дел, министерства обороны и министерства ВВС. Только при таком контакте данные разведки приобретали должное значение, в противном случае они значили очень немногое. Разработка противником новых типов самолетов, казалось бы, должна была интересовать только ВВС, однако разведывательные данные могли, например, выявить, что определенный тип самолета предназначается для борьбы с нашим судоходством; кроме того, те же данные могли пролить свет на другую информацию, остававшуюся для адмиралтейства пока неясной. Информация о немецких ВВС позволила в 1940 году предсказать намерения гитлеровской армии. Аналогично этому, пытаясь оценить мощь сил союзников, готовящихся к вторжению в Нормандию в 1944 году, немцы нашли полезные данные в перехваченном радиообмене наших ВВС и в донесениях гестапо, наблюдавшего за французскими группами Сопротивления.

Агенты-двойники. Подробно рассказать о той роли, которую сыграли агенты-двойники в добывании информации, по вполне очевидным причинам невозможно. Агент-двойник как источник информации появился чуть ли не с первых дней существования разведки.

Во время последней войны метод использования разведкой агентов-двойников получил большее распространение и стал более совершенным благодаря появлению сложной аппаратуры для радиосвязи. Где, когда и кто вел радиоагентурные игры, остается тайной, но польза от таких игр с точки зрения получения позитивной информации, несомненно, была, правда, о ней мало что известно.

Указания, направляемые агенту-двойнику, который создал себе неплохую репутацию, иногда выдавали намерения его первоначальных хозяев. Упор на определенный характер запрашиваемой у агента информации (например, данные о повреждениях, причиненных бомбардировкой) отражает тактическое мышление тех, кто добивается такой информации. Если агента-двойника перебросили, подготовив его для действий по нескольким вариантам, то вопросы, которые [72] поставят ему его новые хозяева, подскажут, какому варианту из нескольких следовать. Осенью 1940 года, когда над Англией нависла угроза вторжения противника, именно такой радиообмен между находившимся в наших руках немецким агентом и его руководителями в Европе убедил начальника разведывательного управления ВМС в том, что Гитлер отложил операцию «Си-Лайон» («Морской лев») на неопределенное время.

Военно-морские атташе. Военно-морских атташе мы рассматриваем в этой главе последними потому, что в военное время всякий представитель разведывательного управления ВМС за рубежом, особенно если он находится в важном районе какой-то страны или в ее столице, фактически становится руководителем разведывательной сети, состоящей из различных источников. По этой причине сравнивать или оценивать такого представителя с любым другим из упомянутых выше источников не представляется возможным. В разное время разведывательное управление ВМС получало от военно-морских атташе данные разведки нейтральных стран; сведения, извлеченные из перехвата радиообмена немцев с Берлином; информацию, полученную от лиц, приезжавших из Японии, Италии и оккупированных стран Восточной Европы; от журналистов нейтральных стран; от друзей из среды торговых моряков, рыбаков, и торговцев и из многих других источников. Все они приносили ту или иную пользу; о некоторых результатах работы с такими источниками будет рассказано в особой главе.

Наиболее эффективно наши военно-морские атташе работали в столицах нейтральных стран, где противник и представители союзников действовали, так сказать, бок о бок, в неприятном, но корректном соперничестве. Как источник информации, интересующей военно-морские силы, Стокгольм занимал среди столиц особое место ввиду близости его к Балтийскому морю и к оккупированным Норвегии и Дании. Мадрид с его необычным политическим обликом и как наблюдательный пункт за Гибралтаром, западной частью Средиземного моря и Северной Африкой сыграл несколько иную роль, и из него поступала информация совсем другого рода. Анкара и Стамбул скорее имели такое же значение, как Мадрид, чем как Стокгольм. Основное достижение здесь — участие Турции в войне на стороне союзников; как и в Мадриде, военно-морской атташе здесь был занят больше политикой, чем разведкой, хотя его информация об обстановке и характеристика важных личностей балканских стран, которую он собирал в Турции, пригодилась нам в 1944 году.

Специфическое положение военно-морского атташе в Вашингтоне быстро утратило свое значение, поскольку между морским министерством США и английским адмиралтейством начало развиваться тесное сотрудничество и взаимодействие. Обязанности военно-морского атташе по информации адмиралтейства о состоянии и действиях американского флота все больше и больше перекладывались на группу специалистов, связанных с адмиралтейством через 18-й отдел [73] разведывательного управления ВМС; передача же американцам опыта англичан и данных их разведки осуществлялась через постоянных представителей адмиралтейства в Вашингтоне, которые были открыто направлены туда после нападения японцев на Пирл-Харбор.

В странах Латинской Америки обязанности военно-морских атташе сводились главным образом к наблюдению за деятельностью немцев в таких областях, как шпионаж, прорыв блокады, ведение антианглийской пропаганды и т. п. Когда США вступили в войну, немцы стремились активизировать свою деятельность именно в этих областях.

Лишь в редких случаях, да и то главным образом из Мадрида и Стокгольма, военно-морские атташе присылали важную информацию оперативного значения. Впрочем, сеть береговых наблюдателей в проливе Каттегат, руководимая норвежцами, довольно часто обеспечивала поступление своевременных данных о передвижении немецких военных кораблей. Очень ценными иногда оказывались информация, сплетни и слухи, которые доходили до нас через шведских, испанских и турецких военно-морских офицеров и других лиц, побывавших в Берлине, Риме или Париже. Иногда сплетни и слухи распространялись немцами умышленно, в надежде на то, что они дойдут до союзников, иногда это был результат полезной для нас болтливости немцев, а иногда — результат непосредственного наблюдения во время рейса туристских судов, посещений различных объектов, доков и т. п. [74]