Чаотао
Винцент приехал навестить меня и только что опять уехал. Он рассказал мне, что один японский солдат, стоявший недалеко сзади от него, был ранен пулей, пробившей его знак за отличную стрельбу и прошедшей немного выше сердца. Сначала он упал, но скоро опять сел, крикнул «Банзай» и пошел к Лиеншанкуану, показывая по дороге свою рану друзьям. Это, без сомнения, крепкий, маленький народ. Винцент также сообщил мне, что некоторые из военных агентов и корреспондентов в разговоре с ним высказали мнение, что мне следовало бы заявить протест штабу армии, потому что, по их убеждению, со мной обращаются не с таким почетом, которого заслуживает мой чин генерал-лейтенанта. С какой стати? Лошадь моя не хуже, чем у Куроки; ем совершенно, столько же, сколько и он; и вижу столько, сколько признается для меня достаточным. Кроме того, эти сражения даются совсем не для того, чтобы я мог пить шампанское или писать свои донесения.
Сержант Ватанобэ, начальник обозной команды, очень строго следит за поддержанием дисциплины. В самом деле, только благодаря ему наше маленькое хозяйство находится в порядке. Все-таки люди не любят его, и так как им сильно теперь досаждают клопы, то они и дали ему прозвище этого несимпатичного им насекомого. Я слышал, как один из них говорил:
«Убежим отсюда; сюда идет Нанкин Муши» (т.е. «Китайский клоп»).
Несколько военных кули вернулись с реки, где они отводили воду в сторону, чтобы таким образом поймать оставшуюся в лужах рыбу. Они ехали в повозке, полной корзинами с рыбой. Въехав в ворота, один из них важным [198] голосом закричал своим товарищам:
«Эй, вы, там, сейчас же освободить дорогу для начальника генерального штаба!»
В это утро под деревьями лежало много раненых, отдыхая по дороге к тыловому госпиталю в Фенгхуангченгё. Один из них имел входную и выходную рану на обеих руках, контузию на лбу, которая была перевязана; тяжелую контузию от рикошета на груди; кроме того, ему пришлось пережить неприятное для нервов ощущение, когда ремень у его правого плеча был перебит пулей. Он был в очень угнетенном настроении, но не из-за ран или контузий, а только потому, что он чувствовал себя способным опять идти в бой, а жестокие доктора держались другого мнения относительно его положения и настояли на эвакуации.
Я дал немного чаю этим бедным, угнетенным, маленьким, раненым солдатам, и было настоящим удовольствием видеть, с каким наслаждением они его пили. За последнее время у меня у самого вышел весь чай, но, по счастью, щедрый, как всегда, генерал Окасаки прислал мне на днях в подарок большой ящик. Да будет он благополучен вовеки!
Позднее. Донесение Жардайна о сражении 19-го числа между 12-й дивизией и русскими у Чаотао только что доставлено мне с особым посланным — кавалеристом. Он доложил мне, что генеральный штаб желал бы увидеть это донесение, как только я его прочту. Я знаю, что они хорошего мнения о здравом смысле Жардайна, и так как он был единственным свидетелем-иностранцем этого сражения, то я не удивляюсь их любопытству узнать, что он думает о нем. Поэтому, пробежав только донесение, чтобы иметь достаточно материала для телеграммы Китченеру, я отослал его цензору в штаб. Я все-таки задержал кавалериста; и, смягчив предварительно его сердце чаем и засахаренными сливами, спросил его просвещенное мнение о бывшем сражении. Я должен упомянуть в своей телеграмме, что Жардайн был единственным свидетелем-иностранцем этой битвы, ибо это большая честь для британского оружия. Я должен еще добавить, что, хотя русские и хорошо оборонялись, они все-таки как бы прилипли к своим окопам и не сделали попытки предпринять или контратаку, или большое обходное движение, что русские солдаты из Европы храбрее, лучше дисциплинированы и имеют лучших офицеров, чем сибирские, что японцы [199] атаковали в гораздо более широких, растянутых строях, чем под Ялу, и что их обходное движение без дорог через отвесные скалы вполне заслуживает достигнутого ими успеха.
В 10 ч. утра я услышал орудийный огонь со стороны Мотиенлинга. В 10 ч. 15 мин. утра ко мне явился Фуджии и сказал, что он приехал верхом, чтобы поговорить со мной. Он сказал, что не стоит беспокоиться по поводу орудийного огня. Этот огонь не означает ничего серьезного, а если что-нибудь значительное разыграется, то мне будет позволено поехать туда немедленно же. Тем временем он уселся и сообщил мне массу крайне интересных новостей, в том числе об общей обстановке.
По словам Фуджии, общая обстановка теперь становится полной глубокого интереса. Вторая армия начала вчера утром свое движение вдоль большой дороги к Ташичао. Четвертая армия у Сиуена должна наступать сегодня к Такутокуйо (Takutokuyo). Русские занимают сильно укрепленную позицию у Хайченга. Ими заняты также укрепленные позиции впереди Хайченга и близ Ташичао, где Вторая армия может завтра войти с ними в соприкосновение. Он сказал мне, что вопрос, занимающий в настоящее время весь штаб нашей Первой армии, состоит в том, будет ли Куропаткин атаковать или ожидать атаки. Это никому не известно, и исход кампании теперь зависит от способности японского главнокомандующего разгадать намерения своего соперника. Я заметил, что не могу себе вообразить, чтобы Куропаткин перешел в наступление в этот период кампании. Теперь уже слишком поздно наносить удар войскам у Кайпинга или Сиуена, и Первая армия теперь уже находится в таком положении, что может дать отпор русским. Фуджии возразил:
«Да, мы, несомненно, выполнили свое назначение, отвлекая на себя большие силы от Хайченга. Силы противника, стоящего теперь перед нами, доходят до 48 батальонов и 50 орудий. Теперь в Ляояне нет больше русских войск. Сражения при Ляояне не будет. Полный успех 12-й дивизии под Чаотао угрожает левому флангу противника у Юшулинга (Yushuling).
Вместо великой битвы под Ляояном, о которой мы так много говорили, думали и которую мы даже видели во сне, теперь будет два сражения: одно под Хайченгом и другое по линии Токайен — Ампинг (Tokayen — Amping). [200]
Вполне вероятно, что Куропаткин, имея в своем распоряжении четыре дивизии, намеревается удерживать нас здесь, пока он разыграет сражение под Хайченгом. Но если подобный план действительно существует, то нашей обязанностью становится его нарушить, и поэтому мы должны во что бы то ни стало атаковать и отбросить противника от Токайена и Ампинга. Чрезвычайно трудно, однако, выбрать для этого подходящий момент. Около 12 000 русских в настоящее время выдвигаются постепенно из Иоширеи к Ампингу. Может быть, они собираются атаковать 12-ю дивизию или намереваются проникнуть в горы между 2-й и 12-й дивизиями. Первое предположение считается нами самым тревожным, второе было бы как нельзя кстати. Если это последнее движение будет предпринято, то у нас достаточно войск в Фенгхуангченге и на наших сообщениях, чтобы задержать противника и отрезать ему путь отступления. Если же, с другой стороны, генерал граф Келлер предпримет третью атаку на фронт Мотиенлинга, мы на этот раз отразим ее, повернув гвардию с целью атаки его правого фланга».
Затем он добавил:
«Теперь скажите ваше мнение по такому трудному вопросу: когда нам следует отдать приказ о движении вперед?»
На это я ответил:
«Главная операция заключается несомненно в наступлении Второй и Четвертой армий, выдвигающихся для сего вдоль линии железной дороги. Наше движение, хотя и очень важное, имеет второстепенный характер. Поэтому я думаю, что нам следует держать себя совершенно спокойно, пока мы не услышим, что Вторая и Четвертая армии атакуют Куропаткина у Хайченга».
Высказав это мое мнение, я ожидал вознаграждения по крайней мере выражением согласия или разногласия во взглядах, но японцы не имеют ни малейшего представления о взаимном доверии. Вместо того чтобы изложить мне взгляды генерального штаба, Фуджии показался мне смущенным и только сказал, что отныне мы будем иметь больше трех дивизий, потому что прекрасная бригада из Коби вскоре начнет действовать на правом фланге 12-й дивизии. Затем он сел на лошадь и уехал, а я, по обыкновению, проводил его до ворот наружного двора, чтобы церемонно раскланяться с ним согласно правилам японского военного этикета.
Теперь только 10 ч. утра, и впереди у меня целый день для приведения в порядок истории сражения при Чаотао. [201] Для этого мне нужно свести в одно целое донесение Жардайна, сведения, полученные мной от кавалериста, и весьма ценные данные, сообщенные мне только что Фуджии. Таким способом я получу общее представление об этом деле и мне будет легче приготовить официальный отчет, который проскользнет через цензуру, не подвергаясь слишком большому искажению.
Сражение при Чаотао. Как только центральная дивизия нанесла кровавый удар русским под Мотиенлингом 17 июля, Куроки и его штаб начали соображать, как бы им получше воспользоваться этим успехом, чтобы продвинуть Первую армию еще вперед к Ляояну. Было ясно, что 2-я дивизия (центральная колонна) и Императорская гвардия (левая колонна) до тех пор не могли безопасно пересечь долину Тиенсуитиен-Тован (Tiensuitien-Towan), пока противник, находившийся против 12-й дивизии (правой колонны), будет отброшен от Чаотао (Kioto), откуда он мог угрожать правому флангу и сообщениям каждой преждевременно наступающей колонны по ту сторону Мотиенлингского хребта. Кроме того, Чаотао сам по себе был важным стратегическим пунктом, прикрывая Ам-пинг-Токайен (место, где, по предсказанию Фуджии, должно было разыграться Ляоянское сражение) и командуя кумирней Хомиу (Homiou Temple), откуда отделяется от большой дороги Саймачи — Ляоян превосходная дорога в северном направлении через значительный город Пенчихо (Penchiho, Honkeiko) к Мукдену.
Позиция, занятая русскими, находилась около 1000 ярдов к северо-западу от деревни Чаотао. Здесь долина Айянмен — Саймачи — Чаотао, по которой наступала 12-я дивизия, суживается в дефиле длиной около мили и шириной в полмили. Долина эта совершенно преграждается длинной, отчетливо очерченной возвышенностью, которая под прямым углом идет от гор, ограничивающих долину с юга. Между северной оконечностью возвышенности и северной грядой гор имеется узкий проход. Для реки Ши (Shi) или Сайга (Saiga) и большой дороги на Ампинг и Ляоян здесь имеется как раз достаточно места, но для войск, даже ночью, раз эта узкая возвышенность занята противником, его очень мало.
Теперь я опишу эту возвышенность. Северная ее оконечность превышает уровень реки на 60 футов, а южная, [202] где она отделяется от южной гряды гор, возвышается с обеих ее сторон над плоской и невозделанной равниной на 300 футов. Восточные склоны возвышенности очень круты и в некоторых местах обрывисты. Западные же склоны, наоборот, полого спускаются к равнине. Почва вдоль хребта возвышенности — песчаная и очень удобная для рытья орудийных и стрелковых окопов. Река, даже в это время, была во многих местах проходима вброд. Берега реки — отлоги. Русские центр и левый фланг занимали глубокие окопы вдоль вершины высоты, фронтом на юго-восток. Продольные сообщения и прикрытые пути от фронта к тылу были великолепно устроены, и на них было потрачено много труда. Орудийных окопов было двойное количество, чтобы этим дать возможность переменить положение орудий, если бы японцы точно к ним пристрелялись. Из этих окопов орудия могли обстреливать все, что находилось далее 1500 ярдов, но до 1400 ярдов от позиции было мертвое пространство.
Когда русские заняли эти окопы 18 и 19 июля и обратили свои взоры в сторону, откуда ожидались японцы, они должны были увидеть перед собой плоскую долину, где на горизонте виднелось лишь несколько групп фанз и долина Чаотао, хотя здесь и было хорошее закрытие от взоров в виде полей гаоляна, достигавшего в то время более пяти футов в вышину. Русский левый фланг был достаточно обеспечен, потому что холмы на правом берегу реки Ши-Хо спускались к воде целым рядом скал и обрывов, совершенно недоступных для войск. Правый фланг располагался на обнаженной, с неровной поверхностью и покрытой травой горе, возвышавшейся в южной части около 1000 футов над долиной. Войска этого фланга по большей части не имели окопов. Русский путь отступления на Ампинг, или Ляоян, тянулся первые три мили в западном направлении по открытой долине, представлявшей меньше закрытий, чем восточная часть той же долины, по которой ожидалось наступление японцев. Это было слабой стороной позиции, если смотреть на нее только, как на подходящее место для арьергардного боя.
Когда мы с начальником штаба Первой армии обсуждали оборонительную позицию у Чаотао, он выразился так:
«Со стратегической точки зрения было бы весьма соблазнительно обойти неприятельский правый фланг, но для выполнения этого необходимо совершить очень кружное обходное движение по целому ряду обрывистых горных [203] тропинок. Вкратце, эта позиция имела так много преимуществ для обороны, что можно сказать, что она имела все преимущества».
Русские войска, занимавшие дефиле у Чаотао, состояли из 35-го полка со всеми его четырьмя батальонами, 36-го полка (три батальона), одного полка казаков (Аргунского) и 9-й артиллерийской бригады из 32 орудий (три полевые батареи и одна горная). Отряд находился под командованием генерал-лейтенанта Гершельмана, начальника 9-й дивизии, который держал другую бригаду своей дивизии в резерве, где она бездействовала все время сражения.
Наступавшие на Чаотао японские войска состояли из 12-й дивизии под командованием генерал-лейтенанта Инуиэ. При дивизии был эскадрон кавалерии и 36 горных орудий, казавшихся ничтожными игрушками по сравнению с тяжелыми, сравнительно современного типа русскими полевыми орудиями. В виде дополнения к полной 12-й дивизии утром 19-го числа были высланы от 2-й дивизии полтора батальона 16-го полка, которые доблестно сражались 17-го числа у Гебато. Этим полутора батальонам было приказано попытаться пройти 15 миль по чрезвычайно пересеченной и гористой местности, которая отделяла их от дефиле у Чаотао. Совершив этот удивительный марш, они действительно прибыли вовремя, чтобы принять участие в последнем периоде сражения. Эти полтора батальона были под командованием их полкового командира, полковника Танияма, отличившегося у Гебато. Он очень худой, пожилой человек с проницательными глазами. Винцент спросил его как-то, думает ли он, что война окончится до наступления зимы. Он ответил:
«Может быть, в будущем году; как бы то ни было, я здесь для того, чтобы умереть, и думаю, что это случится до этого срока».
Фуджии имел настоящий спор с некоторыми из подчиненных ему офицеров генерального штаба относительно высылки Таниямы. Они утверждали, что он не может поспеть. Я спросил Фуджии, не Матсуиши ли был главным оппонентом? На что он только засмеялся и не пожелал говорить об этом дальше.
Можно сказать, что по пехоте японцы были почти в два раза сильнее русских, принимавших действительное участие в сражении; тогда как по артиллерии и кавалерии русские были значительно сильнее японцев. Если бы русский начальник был способен употребить в дело все находившиеся [204] в его распоряжении войска, то превосходство японцев в пехоте исчезло бы.
18 июля бригада 12-й дивизии под командованием Кигоши была уже в соприкосновении с русскими, занимавшими окопы. В японском сторожевом охранении был 1-й батальон 46-го полка под командованием майора Та-шибана (Tashibana). В 4 ч. 30 мин. дня русские начали ложное отступление к западу, как будто бы к Ампингу. Майор Ташибана немедленно перешел в наступление, чтобы не потерять соприкосновение с противником, но лишь только он достиг реки и пытался переправиться через нее, как русские повернулись кругом и вновь заняли свои окопы, развернув около двух батальонов пехоты и восемь орудий. Майор Ташибана попался в западню, и 6-я рота 1-го батальона, шедшая впереди, в несколько минут потеряла всех своих офицеров. Несмотря на это, он отступил на четыреста или пятьсот ярдов и здесь задержался в гаоляне, имея свой правый фланг у деревни Чаотао и фронт параллельно позиции противника. Тут в б ч. 30 мин. вечера к начальнику сторожевого охранения присоединились остальные два батальона 46-го и еще два батальона 24-го полков, которые и пристроились к их боевому порядку. Завязалась упорная ружейная перестрелка, которая продолжалась до 9 ч. вечера, но японцы ничего не могли поделать с обороняющимся противником. При наступлении темноты японцам пришлось стать биваком там, где они лежали, сохраняя боевой порядок. В полночь русские оркестры начали свой аккомпанемент весьма сильному огню. Некоторые японцы говорят, что русские пытались идти в штыки, а другие утверждают, что, хотя огонь и был очень силен, русские не оставляли своих окопов. Но всеми выражалось единогласное комическое удивление участию музыки. Например, Фуджии заметил:
«Чрезвычайно странно допускать музыку во время ночной атаки; это, может быть, луна сделала русских сентиментальными!» Вполне вероятно, что музыка в современных войнах кажется мне явлением старомодным и смешным, но нашим союзникам, которые нисколько не восприимчивы к «аккорду сладких созвучий», эта музыка должна казаться до крайности смешной. Потери, понесенные батальоном Ташибана, были в 247 человек. Он понес их главным образом во время отступления от реки к позиции у Чаотао. Утро 19-го наступило ясное, и, как только достаточно рассвело для стрельбы, 46-й полк и два батальона24-го полка [205] стали продолжать сражение там, где оно было прервано наступлением темноты. 24-й батальон был на левом фланге, а 46-й — на правом. Фронт каждого из этих батальонов был протяжением более 1000 ярдов, что позволило им удерживать русских по всей их позиции. Японские орудия подошли ночью и окопались: одна бригада как раз напротив кумирни Хомиу, другая — на зеленом скате напротив центра русской позиции. Обе бригады находились от русских на расстоянии около 2400 ярдов. По теории, 36 японских орудий должны быть приведены к молчанию в полчаса превосходством веса металла и устройством русских полевых орудий, но на практике дело обстояло иначе. Несмотря на то что обороняющийся должен был изучить каждый метр местности и выставить на неровной обнаженной горе у своего правого фланга офицеров-наблюдателей с биноклями, прошло три четверти часа, прежде чем русские смогли обнаружить место японской артиллерии. Русские в 5 ч. 5 мин. утра первыми послали снаряд по пехоте, и начиная с этого времени и до 9 ч. утра с обеих сторон поддерживался очень сильный огонь. До 5 ч. 45 мин. утра, когда русские нащупали местопребывание хорошо скрытых маленьких горных орудий, борьба велась вслепую, большинство русских снарядов разрывалось на горном скате в 1000 ярдах к юго-востоку от кумирни Хомиу, где на полумилю не было ни одного живого существа. А за это время японцы послали на русскую батарею много метких снарядов, так что, когда наконец русские артиллеристы обнаружили место неприятельских батарей, они были настолько потрясены японским огнем, что начали ставить прицелы торопливо и плохо и стреляли беспорядочно. Таким образом, более тяжелым орудиям так и не удалось доказать на деле свойственное им превосходство. После 9 ч. утра огонь стих как бы по обоюдному соглашению, и противники ограничивались только отдельными случайными выстрелами. Японцы почти израсходовали свои заряды и принуждены были ослабить огонь. Сообщения от Чангсонга и Ялу по дороге через Айянмен и Саймачи к Чаотао были так необычайно затруднительны, что каждый комплект снарядов значил уже много. Прежде чем пехота генерал-лейтенанта Инуйэ достигла сколько-нибудь определенных успехов, его начальник артиллерии уже докладывал о том, что у него имеется запас снарядов для ведения энергичной [206] стрельбы только на два часа. Он израсходовал две трети своих снарядов, не заставив замолчать русских.
Между тем на рассвете бригада Кигоши, состоявшая из 46-го и 24-го полков (последний полк без одного батальона, бывшего под командованием подполковника Шибы), вновь завязала бой. Две роты батальона Шибы были отделены в бригадный и дивизионный резервы, а остальные две роты выдвинуты на несколько миль вперед по дороге, идущей к северу от кумирни Хомиу к Пенчихо (Penchiho, Honkeiko) с приказанием разведать двенадцать миль, отделявших поле сражения от этого последнего пункта, где, как было известно, находились русские войска. 47-й полк бригады Сасаки был расположен так, чтобы встретить возможную атаку с севера, ибо имелись сведения, что в деревне Шаоши (Shaoshi) к северо-западу от Саймачи находился значительный русский отряд. В 7 ч. утра, когда стало очевидно, что бригада Кигоши не в состоянии овладеть позицией на вершине прямой фронтальной атакой, последний полк бригады Сасаки — 14-й, под командой полковника Имамуры (Imamura), — был выслан в юго-западном направлении в настоящий лабиринт глубоких ущелий и обрывистых гор с целью кружным путем пробраться сначала к западу, а затем к северо-западу и обойти русский правый фланг, расположенный на голых неровных холмах. Так как движение это должно выполняться вне взоров противника, то было необходимо сделать очень кружной обход. Пройденное расстояние достигало до семнадцати с половиной миль, причем отряду пришлось двигаться большей частью по козьим тропам и совсем без дорог, через рытвины и утесы. Здесь людям приходилось самим выбирать дорогу и отыскивать свою роту уже по другую сторону препятствия. Это движение предъявляло высокие требования к природным способностям и физическим силам. Довериться китайскому проводнику было признано небезопасным, и общее направление указывалось офицерами при помощи компасов, а прирожденная привычка к горам помогала солдатам находить дорогу через почти непроходимую местность. Никакие британские войска не были бы в состоянии пройти такое большое расстояние по такому трудному пути и в такое короткое время.
Теперь, когда полк Имамуры покинул поле сражения для достижения своей трудной задачи, боевой порядок японцев представлял подходящую цель для предприимчивого противника. Четверть всех японских сил была [207] выделена для отражения возможной атаки на правый фланг и тыл; другая четверть исчезла в горах с целью действий против правого фланга противника, которые могли принести плоды только через несколько часов; кроме того, для охранения собственного правого фланга был выслан еще один отряд.
Со времени ухода полка Имамуры с целью длинного обходного движения через горы и до 10 ч. утра 24-й и 46-й полки привлекали на себя внимание противника огнем и угрозами серьезной атаки. За время этого периода сражения небольшим партиям в полдюжины человек удалось на некотором расстоянии друг от друга пробраться через обломки скал на правый берег р. Шихо, и такие же маленькие партии проползли по гаоляну под прикрытие деревень. После 10 ч. утра стало ясно, что русские не намеревались перейти в наступление, и генерал Инуйэ, поняв это, был, конечно, очень рад подчиниться этому решению противника и сидеть спокойно, выжидая того часа, когда для его действий наступит подходящий момент. Поэтому в сражении наступило затишье, прерываемое только иногда грохотом японских выстрелов, на которые русские отвечали из окопов залпами.
Между тем Имамура со своим отрядом, двигаясь через рытвины и отвесные скалы, все ближе и ближе приближался к своей цели, к ничего не подозревавшему правому русскому флангу.
До 2 часов дня на поле сражения у Чаотао не произошло ничего значительного, когда Гершельман снял два орудия с вершины, дальнейшее быстрое движение которых к северо-западу было выдано поднявшейся пылью. В 2 ч. 30 мин. дня еще несколько орудий были увезены под сильным огнем японской артиллерии, и теперь было ясно видно, как русская пехота понемногу уходит из своих окопов. В 2 ч. 40 мин. дня Инуйэ получил донесение от Имамуры, что он успешно выполнил трудный фланговый марш и скоро сойдется вплотную с русским правым флангом. Поэтому Инуйэ усилил свою боевую часть и приготовился к фронтальной атаке высоты. В 2 ч. 45 мин. дня полку Имамуры посчастливилось (или же он был необыкновенно искусно направляем) встретиться с головным полубатальоном 16-го полка 2-й дивизии, который с 9 ч. утра того же дня весь день карабкался вверх и вниз по горам, двигаясь из Гебато. За этим полубатальоном на некотором расстоянии следовал полный батальон того же полка; но полковники [208] Имамура и Танияма, не дожидаясь, атаковали крайний русский правый фланг, располагавшийся, как уже упомянуто, на обнаженной неровной господствовавшей высоте. Сражение становилось оживленнее, а достигшая слуха Инуйэ слабая перестрелка у кумирни Хомиу подтвердила столь желанное известие, что обходное движение сыграло свою роль и скоро нужно ожидать, что обходящая колонна войдет в связь с главными силами. Те же самые звуки должен был услышать и генерал Гершельман. План японской атаки был теперь совершенно разгадан. Что думал генерал Гершельман? Бился ли его пульс быстрее? Для него настал тот роковой момент, когда ему необходимо было доказать на деле все свое знание и подготовку, от чего зависела вся его дальнейшая карьера. Теперь настало время, теперь или никогда, бросить в огонь все свои резервы до последнего человека и подкрепить ими правый фланг или же занять своими казаками окопы, держа их лошадей близко позади, чтобы они удержали окопы на полчаса, пока вся пехота не будет отведена назад.
Но со стороны русских ничего не было сделано, что указывало бы на понимание ими критической обстановки; даже отступление войск с высоты не было ускорено. В 3 ч. дня все русские орудия были сняты с позиции и японские артиллерийские бригады переменили позицию вперед.
В 3 ч. 15 мин. дня фронтальная атака стала серьезно теснить русских. Маленькие горные орудия сильно обстреливали окопы, а пехота, несколько приблизившись, открыла жестокий огонь. Остатки русской пехоты отвечали на него энергичными залпами, несмотря на то что все время окопы понемногу очищались.
Но Инуйэ и его штаб обращали меньше внимания на сильную перестрелку на фронте или на бесчисленные пули, со свистом и пением летевшие вдоль долины, чем на непрерывный глухой шум стрельбы, доходивший до них с запада. Эти слабые звуки означали, что бой между обходящей колонной и русским правым флангом находится в полном разгаре. Там японцы постепенно охватывали противника и понемногу сбрасывали его с холмов вниз в долину.
В 4 ч. 15 мин. Имамура вполне овладел обнаженной неровной высотой и был в состоянии из этого выгодного положения перейти в атаку на главную русскую позицию. Вскоре настал момент, когда вся неприятельская линия заколебалась и задрожала. Тогда Кигоши с фронта, а [209] Имамура и Танияма с фланга удвоили свои усилия. Противник окончательно решил очистить позицию, но вплоть до 5 ч. дня окопы оставлялись систематично и, очевидно, по приказанию, что я должен признать за веское доказательство хладнокровия и стойкости русской пехоты. Сравнительно легко быть храбрым, когда участь всех одинакова. Но когда некоторым избранникам разрешается уйти, а прочим приказывают оставаться, то тогда инстинкт самосохранения начинает задевать самые чувствительные сердечные струны, и вся надежда должна быть возложена на дисциплину, патриотизм и «esprit de corps».
В 5 ч. 5 мин. дня это стройное отступление окончилось, и последняя горсть защитников в большом смятении и под градом шрапнельных пуль очистила позицию. В 5 ч. 10 мин. дня вся японская боевая линия перешла удвоенным шагом в наступление. В 5 ч. 14 мин. первый японский флаг взвился на вершине возвышенности, а клубы пыли на севере указывали направление русского отступления. Победа была одержана, но все же победа эта была неполная, так как потери атаковавших были, быть может, тяжелее потерь оборонявшихся. Удивительная ошибка русских в определении расстояний или, быть может, непонимание общей обстановки начинало теперь приносить свои плоды, как к чести, так и для успеха японцев. Когда Имамура вытеснил находившиеся против него силы вниз с обнаженной неровной возвышенности, он не последовал за ними на равнину, но устремил все свое внимание и все усилия, чтобы вытеснить и сбросить вниз русских, занимавших вершину возвышенности к северу от него. В это время русские, сброшенные с холмов (правый их фланг) и отходившие постепенно из окопов северной вершины, были собраны и приведены в порядок по правилам учебного плаца, находясь всего только в 3000 ярдов от окопов на открытой равнине у южной границы долины. Подобно охотнику, который стремится достигнуть испуганного, но еще не ушедшего слишком далеко оленя, люди Имамуры скрылись из вида и, сделав удвоенным шагом обход по холмам, вновь атаковали вдоль долины с запада не ожидавшего их противника. Здесь они задержались, пока в 5 ч. 15 мин. дня бригада Кигоши не заняла вершину возвышенности и не начала преследовать русских вниз по долине. Тогда Имамура, выйдя из-за прикрывавших его холмов, занял деревню Таюнгзи (Tayungzi) на южной стороне долины и почти что оказался между русскими и их [210] путем отступления. Это вряд ли возможное дело для пехоты и против пехоты; но Фуджии, Жардайн и мой японец-кавалерист подтверждают это, поэтому я думаю, что это, может, и было так на самом деле. Дело в том, что японская пехота, действуя в горах против пехоты же, имеет некоторые свойства кавалерии. Атакованные о фронта победоносным Кигоши и с правого фланга и тыла Имамурой русские, на долю которых выпал трудный, полный испытаний день, пришли в беспорядок, и сопротивление их как организованной силы было окончательно сломлено. Главные их силы отступили в беспорядке и с тяжелыми потерями по направлению к Ампингу, другие же бежали в горы, по описанию Фуджии, в виде «нестройной толпы». За все время упорного сражения 18-го и 19-го числа русские потеряли убитыми 60 человек и 200 ранеными, но после боя, будучи застигнуты врасплох, и за время преследования их потери были: 200 убитых и 500 раненых. Хотя русская пехотная бригада, вынесшая на своих плечах всю тяжесть этого дня, и была разбита, так что на время перестала быть военным организмом, но я все-таки не думаю, чтобы какой-либо благородно думающий военный мог бы сделать ей малейший упрек. Она исполняла отданные ей приказания с большой решимостью и в самой трудной обстановке. Несмотря на то что командир бригады под конец попал в ловушку, расставленную на его же глазах, офицеры и люди полков вплоть до этой минуты держали себя с удивительной стойкостью. Пост Санна (Sannas Post) может служить похожим примером, и только одни теоретики, не бывавшие на войне, способны с видом превосходства критиковать подобное печальное происшествие.
Так закончилось сражение при Чаотао. Потери японцев были: 54 убитых и 367 раненых. Общие потери русских — около 1000 человек. Мы, британские офицеры, особенно опечалены известием, что среди убитых был майор Хироака (Hiroaka), командир 1-го батальона полка Имамуры (14-го). Он был японским военным агентом при нашей армии во время Южно-Африканской войны, и все его очень любили.
Критика не может много прибавить ко всему этому эпизоду, потому что само изложение событий подсказывает выводы. Кажется ясным, что генерал Гершельман начал это сражение с предвзятой целью только задержать японцев и, причинив им тяжелые потери, спокойно отступить. [211] Невероятно, чтобы он начал сражение, имея другие цели. С 8 ч. утра и до 1 ч. дня он имел непосредственно перед собой только очень слабую бригаду. Японский 14-й полк был в нескольких милях от поля сражения, а 47-й полк тоже не был в непосредственном распоряжении японцев. Но оборона оставалась строго пассивной. Затем опять, когда полк Имамуры дал себя почувствовать правому флангу Гершельмана, представился другой и еще более подходящий случай для контратаки. В это время японский план действий должен был стать до наглядности ясным начальнику, опытному хотя бы даже в военной игре или на маневрах. Часть японских сил удерживала фронт позиции и не намеревалась решительно сблизиться с противником, пока другая, выделенная для этого часть не будет готова к атаке его правого фланга. Пока не началась эта атака правого фланга и пока горный кряж разъединял обе части японских сил, было достаточно времени, чтобы притянуть все свои резервы, исключая казаков, и бросить их против полка Имамуры и двух рот полка Таниямы. Будучи очень далеким от подобного смелого решения, русский начальник, видимо, даже пренебрег выслать хотя бы одну роту из непропорционально большого резерва в подкрепление войскам, удерживавшимся на обнаженной неровной возвышенности, в то время, когда Имамура и Танияма были заняты сбрасыванием их вниз в долину. У каждого, изучающего эту войну, свои взгляды, и он должен сам делать выводы в таких случаях. Лично я держусь того мнения, что нет хуже ошибки для какого бы то ни было генерала, чем держать в тылу большие резервы в бездействии в то время, как их товарищей бьют на их же глазах. Гершельман пожелал последовать тактике парфян, но забыл, что русские не парфяне. Когда он увидел, что его фронт не может высвободиться без посторонней помощи, как он надеялся, то тогда настала минута сосредоточить все свое присутствие духа, двинуть вперед резервы и убедить этим каждого солдата, что он решил дать большое сражение. Если бы он так поступил, каков бы ни был окончательный исход боя, я уверен, что его молодцы, русские солдаты, мужественно исполнили свой долг, так, что даже в случае поражения дух армии все-таки выиграл. Как бы то ни было, дело не могло окончиться для него хуже, чем это случилось на самом деле, даже в том случае, если бы обстоятельства сложились не в его [212] пользу; исход сражения определился бы в конце дня, и он был бы в состоянии отступить под прикрытием темноты. Тактика японцев отличалась чрезвычайной предприимчивостью, не говорю риском, но Инуйэ знал своего противника, и все его расчеты оправдались на деле, даже больше, чем он мог предполагать. Жардайн говорит, что японцы начали отказываться от германских построений для атаки и приближаются к тем, которые применялись в Южной Африке. Он пишет также, что 12-я дивизия чрезвычайно довольна, что она первая нанесла поражение европейской дивизии. Он доносит, что эти русские превосходят своим развитием и дисциплиной сибиряков и что японские офицеры считают их гораздо более опасными.