Метод проб и ошибок
Мы с Бобом сидели на солнце и ждали. Все это происходило в Паркстоне. Нам сказали, что пока еще не все готово, поэтому мы решили прокатиться в Маргет, чтобы посмотреть, как выглядит этот курортный городок в военное время. Мы гуляли по пляжу, но все это ничуть не походило на обычный купальный сезон. Отели были закрыты, «Дримлэнд» превратился в армейскую казарму, всюду была натянута колючая проволока, а городок был переполнен солдатами. Единственное, что осталось без изменений — так это рыба. Мы наелись по самое горло дуврской камбалой и теперь лениво лежали на солнышке, слушая вопли чаек, крутившихся над гаванью.
Внезапно раздался странный шум, похожий на свист сжатого воздуха, потом треск авиационных пушек, грохот бомб. Прямо над головами у нас, сверкая плоскостями, в направлении Франции пронеслись четыре FW-190. Следом за ними мчалась четверка «Тайфунов». Множество бофорсов, расставленных вдоль берега, открыли беспорядочный огонь вдогонку уходящим самолетам. В воздух поднялись изящные дуги светящихся красных шариков, которые грозили уничтожить без разбора и своих, и чужих. Это был хорошо известный рейд типа «бей-беги». Боб отпустил вдогонку фрицам хорошо известное краткое [347] словечко. Затем взвыли сирены. А вечером мы услышали, что «Тиффи» сбили всю вражескую четверку.
Нам также сообщили, что завтра в 7 утра пройдут испытания, так как высота прилива будет такой, какая требуется ученым. Они хотели осмотреть мины после того, как они будут сброшены, чтобы выяснить, как они перенесут удар о воду на высокой скорости. Идея была проста — сбросить мины при такой высоте прилива, чтобы они затонули на малой глубине. И когда начнется отлив, мы просто подойдем и осмотрим их, не утруждая себя поисками в открытом море.
На следующее утро к нам с Бобом присоединился профессор Джефф. Мы стояли, любовались утренним морем и ждали. Облака равномерно покрывали все небо, но море было совершенно спокойным. Было довольно холодно и мерзко, так что мы даже подняли воротники. Джефф посмотрел на часы и сказал:
«Шорти должен появиться с минуты на минуту».
Шорти — Коротышка — был одним из летчиков-испытателей, и прозвище было оправданным, так как его рост составлял всего 5 футов 6 дюймов.
Позади нас, за колючей проволокой, окружавшей полигон, патрулировал полисмен, который должен был отгоня|ь прохожих. Никто больше не знал, ради чего проводились испытания. Возле нас стояла кинокамера на треноге, и скучал оператор. На воде, в 100 ярдах от берега, прыгали на воде два белых буйка. Это была точка прицеливания. На песке сохла небольшая шлюпка, возле которой дремал флотский лейтенант. Он был гордым командиром этого грозного корабля Королевского Флота. В его обязанности входил ремонт буйков, если те пострадают.
Затем со стороны солнца появились два «Ланкастера». Они шли низко над водой, и жуткий рев их моторов полностью разрушил очарование мирного утра. Один самолет нес кинокамеры, а второй наши мины. Створки бомболюка были сняты, и мы ясно видели мины, раскрашенные [348] в черный и белый цвета. Они казались достаточно крупными даже на фоне массивного черного корпуса «Ланкастера». «Ланк» Шорти Лонгботтома пошел вниз. Теперь он летел на высоте 150 футов со скоростью около 270 миль/час. Мы видели, как он выровнялся и лег на боевой курс, затем взял чуть вверх, чтобы удержать нужную высоту. Мы напряженно следили за ним. Джефф стоял радом с Бобом, насторожившись, как кот, учуявший мышь. Зажужжала кинокамера. Я поднял к глазам бинокль. В этот момент мина медленно пошла вниз. Мне показалось, что она падает бесконечно долго, потом раздался глухой удар и взлетел огромный фонтан брызг. Через минуту мы узнаем, верны ли расчеты Джеффа, или мина не выдержит. Какое-то время мы не видели вообще ничего, кроме столба воды, который едва не ухватил самолет за хвост. А затем все стихло, и мы увидели. Огромная мина совершила последнее погружение, расколовшись на 6 кусков.
«Разбилась», — мрачно сказал Джефф.
Я не сказал ничего. Я знал, сколько трудов приложил он, чтобы создать эту мину, сколько часов провел за столом и чертежной доской. И все напрасно. Следует ли как-то изменить конструкцию мины? Или неверна сама идея? И что делать дальше?
Джефф добавил:
«Все говорили, что это не сработает. Они убеждены, что мина слишком велика и тяжела, но я им докажу. У нас в ангаре лежит еще одна. После обеда мы укрепим ее, а вечером проведем новые испытания».
В нашем секретном ангаре после обеда закипела работа. Мину укрепляли стальными листами, чтобы она не развалилась при падении в воду. Маленький человечек в очках ходил вокруг взмокших летчиков, которые не представляли, для чего предназначена эта штука. Они даже не смогли перекусить и работали без перерыва, как на пожаре. Только в 5 часов вечера они смогли облегченно вздохнуть и разогнуть спины. Мина была готова. [349]
Ранним вечером мы опять стояли на берегу и ждали. Джефф был полон надежд, так как думал что усиленный корпус спасет мину. Мы только что осмотрели расколовшийся снаряд. Судя по всему, удар был настолько силен, что не выдержала оболочка. Мы укрепили оболочку полудюймовыми листами, и этого должно было хватить.
Затем снова появились самолеты, и все повторилось сначала: аккуратный заход и огромный всплеск. Затем Матт, который пилотировал бомбардировщик, заложил пологий вираж, чтобы посмотреть, что там получилось. Но мы смотрели не на него, а на осколки разбитой мины, которые вылетели из воды, словно летучие рыбы. Затем бурлящая вода успокоилась, и наступила тишина.
Джефф внезапно вздохнул: «О боже». Я подумал, что его сейчас хватит удар, но вскоре он успокоился. Он вообще был достаточно хладнокровным человеком, и пока мы возвращались на базу, он уже начал обдумывать свои дальнейшие действия. Такого человека было нелегко вышибить из седла.
Но самое скверное ждало нас впереди. Мы с Бобом взяли одномоторный самолет и полетели назад в Скэмптон. Когда мы летели на высоте 300 футов над Маргетом, мотор отказал. Когда у вас отказывает один из четырех моторов «Ланкастера», особо беспокоиться не о чем. У вас остается в запасе еще три мотора. Но когда это происходит на одномоторном самолете, неумолимая сила тяжести начинает тащить вас к матушке-земле. Поэтому мы начали падать. Где-нибудь в сельской местности даже в этом не было бы ничего страшного, но здесь... Все вокруг было заплетено колючей проволокой и утыкано заграждениями, чтобы не могли приземлиться германские планеры с солдатами. Мы оказались в ловушке.
После того как самолет разлетелся на кусочки, а мы оказались вывалянными в пыли, к нам подбежал полисмен, чтобы поинтересоваться, не разбились ли мы. Его слова я запомню навсегда: [350]
«Я думаю, они начинают учить таких молокососов летать слишком рано».
Затем он отдышался и заявил без тени юмора:
«Я рад видеть, что наши заграждения работают отлично».
Мы согласились и похромали на аэродром.
Тем временем в нашей эскадрилье возникла серьезная проблема. Только теперь мы сообразили, что перед нами стоит задача: научиться летать с неслыханной ранее точностью. Мы должны были держать высоту ровно 150 футов, иначе весь проект провалится. Сначала было предложено подвесить к самолету груз на тросе длиной 150 футов. Когда самолет спустится к воде и груз попадет в нее, машину встряхнет, и пилот будет знать, что находится на требуемой высоте. Однако этот метод оказался неудовлетворительным, так как груз имел привычку волочиться позади самолета, а не висеть отвесно.
И мы принялись учиться измерять высоту. Для этого мы сажали двух человек на склоне холма над озером, вручив им специальный инструмент для измерения высоты полета самолета. Один за другим мы пикировали к воде, чтобы узнать потом, были мы правы или ошибались. Днем все шло нормально, зато ночью у нас ничего не получалось. Но как-то раз проблема была решена. К командиру авиагруппы пришел один из ученых, мистер Локпейсер, и заявил: «Я знаю, как вам помочь». Его предложение было старым и использовалось еще в прошлую войну. Он предложил установить на обоих крыльях самолета прожектора. Их лучи были направлены вниз и должны были пересечься на поверхности воды, когда самолет будет находиться на высоте ровно 150 футов. Пилот мог видеть эти световые пятна, и когда они сливались в одно, это означало, что достигнута нужная высота. Все выглядело очень просто, и я рассказал об этом своим парням. Но первыми словами Спэма были: [351]
«Я мог предложить то же самое. Прошлым вечером мы с Терри посетили одно шоу. Когда начали показывать стриптиз, два прожектора освещали сцену и девушку на ней. И меня осенила эта же идея».
Я ответил:
«Хватит о стриптизе. Ты, Генри, бери самолет и лети в Фарнборо. Я знаю, что сейчас выходные, но не обращай на это внимания. Пусть тебе поставят два сигнальных прожектора: один на носу самолета, другой в хвосте. Как только все будет готово, возвращайся и проделай несколько заходов над аэродромом».
Работать в Фарнборо умели, и Генри вернулся уже на следующий день. Он поднял самолет в воздух, а я стоял на аэродроме и следил за ним. В сумерках он несколько раз пролетел над аэродромом, и два ярких луча прожекторов скользили по земле. Огромный самолет летел так низко, что мне казалось: если он даст хотя бы небольшой крен, то врежется крылом в землю. Это выглядело жутковато, но когда Генри приземлился, то сказал, что держать высоту оказалось очень просто. Одновременно он предложил, чтобы за высотой следил штурман, а пилот полностью сосредоточился на управлении самолетом.
Затем мы устроили вечеринку для рабочих наших мастерских, и в считанные дни на всех самолетах было установлено нужное оборудование. Ночь за ночью, день заднем парни летали над Уошем и близлежащими озерами, а также над аэродромом, выдерживая высоту 150 футов. На земле были установлены несколько теодолитов, с помощью которых мы проверяли высоту полета. Буквально через неделю все могли выдержать заданную высоту с точностью до двух футов. Однако, когда я стоял на земле и следил за самолетами, то невольно думал: какие потери принесет это приспособление, которое дает германским наводчикам такую отличную светящуюся мишень?
Тем временем работы продолжались. Каждый день проводились драматические эксперименты. Как-то холодным [352] утром Шорти и Матт вылетели на полигон, а великий маленький человек Джефф стоял на берегу, подняв воротник плаща и сунув руки в карманы, и следил за происходящим. Одна неудача следовала за другой. Мины упорно отказывались работать как следует. Я прекрасно помню эту фигурку, стоящую на берегу. Иногда в одиночестве, иногда вместе с двумя или тремя спутниками. Они стояли, следили за огромными «Ланкастерами». Сама его фигура, расставленные ноги, пар, вырывающийся изо рта, выражали напряжение. Начались заморозки, и иней, покрывавший землю по утрам, придавал сцене какой-то фантастический, сверкающий облик.
В течение многих дней мы совершали вылет за вылетом, проводя эксперименты, испытывались все новые варианты мины, наши парни учились и учились, а я следил и следил. Но каждый раз все завершалось одинаково — неудачей.
Как-то Шорти прилетел на «Москито», чтобы забрать меня.
«Мы сейчас полетим в Брукленд. Джефф уже там, он хочет срочно встретиться с тобой».
Не нужно повторять, что Шорти просто потряс меня, ловко продравшись сквозь аэростаты заграждения возле Брукленда. Когда мы встретились, то Джефф выглядел измученным до предела. Он сказал мне:
«Вся наша затея обречена на провал, если мы не найдем нужную комбинацию высоты и скорости».
«Что это значит?»
«А вот что. Анализируя съемки, сделанные скоростной камерой во время опытов, я пришел к определенным выводам. Вот этот график иллюстрирует то, что я хочу сказать. Требуется подобрать определенную комбинацию высоты и скорости. Вы видите, что если мы сбросим мины с высоты 150 футов на определенной скорости, они сработают и не расколются. Если мы сбросим их с высоты 40 футов на другой скорости, они тоже сработают. Наилучшая комбинация характеристик — это высота [353] 60 футов и скорость 232 мили в час. Но это очень низко, и потому я хочу спросить, возможно ли это? Вы можете лететь на высоте 60 футов над водой? Если вы не сможете, всю эту затею придется оставить».
Я подумал несколько секунд, соображая, что можно сделать. Если высота 150 футов была маленькой, то 60 футов — очень маленькой. На этой высоте даже легкий крен может отправить самолет в воду. Однако я громко заявил:
«Мы это проверим сегодня ночью!»
Все это время наши самолеты-разведчики совершали полеты над германской территорией, следя за дамбами, как кот за мышиной норкой. Они никогда не пролетали прямо над ними, чтобы немцы не заподозрили, что именно нас интересует. Всегда выбирался сложный извилистый маршрут, и над дамбами самолет оказывался как бы случайно. Разведчиков интересовали два момента. Первый и наиболее важный — уровень воды в водохранилище. Вода медленно прибывала. Второй — состояние ПВО. Если ПВО начнет усиливаться, это означает, что немцы разгадали наши замыслы.
К 17 апреля вода находилась уже в 15 футах от кромки дамбы. К началу мая она поднялась еще на 5 футов и продолжала прибывать дальше. Нам следовало дождаться, пока она не окажется в 4 футах, но, судя по всему, мы уже опаздывали с приготовлениями.
После того как я вернулся в Скэмптон, то сразу приказал перенастроить систему прожекторов, чтобы их лучи сходились в 60 футах под самолетом, и тогда начались первые полеты над Уошем. Я решил, что первым должен лететь Дэвид Малтби. Он согласился, но сказал, что, по его мнению, высота слишком мала. Мы проверили все с помощью теодолитов и выяснили, что высота правильная. Потом я взлетел вместе с Терри и прошелся над спокойными водами озера Аппингэм. Выяснилось, что нам приходится лететь над самыми верхушками деревьев. Это действительно было ужасно низко, но реальной опасности [354] падения не возникало, так как световой указатель высоты работал безукоризненно. Когда мы снижались, Терри монотонно бормотал: «Ниже, еще ниже...» Он произносил это медленно, как бы нехотя. Зато едва мы спустились ниже 60 футов, как он взвизгнул, будто ужаленный: «Выше!» Я послушно дернул штурвал, поднимая «Ланк» выше.
Мы слышали, что световой указатель хорошо работает, если по воде идет небольшая рябь. Зато если вода будет зеркально гладкая, теоретики предупреждали, что световые лучи могут сойтись под поверхностью, и возникает реальная опасность нахлебаться водички.
Мы напугали множество шкиперов барж, плававших по каналам Линкольншира, когда глухой ночью экспериментировали с полетами на малой высоте. Вскоре мы выяснили, что теоретики ошибались. В любом случае световые пятна удерживались на поверхности воды. Через несколько дней все наши экипажи проверили себя в полетах при новых условиях, и все сработали удовлетворительно.
1 мая я позвонил Джеффу и сообщил, что мы готовы выполнить его требования. Он сразу пригласил меня прилететь для новых испытаний.
И вот ранним майским утром Матт сбросил новый образец мины, который сработал. Люди на берегу начали плясать и размахивать руками от радости. Он бросали в воздух фуражки и кричали, словно сумасшедшие. Я тоже запустил свою фуражку в воздух. Я видел, как Матт в кабине улыбается, когда он описал круг, чтобы посмотреть, как прошли испытания. Я помахал ему, он что-то прокричал в ответ, но в реве моторов ничего не было слышно. Мне кажется, хотя я и не помню этого точно, что и Джефф швырнул свою шляпу вверх. Это был чудесный день.
Сразу затрещали телефоны, было отправлено множество шифрованных приказов, фельдъегеря метались, как угорелые. Мужчины и женщины начали круглосуточную [355] работу, изготовляя те штуки, которые нам предстояло пронести через всю Германию и сбросить на дамбу Мёна. Все испытывали невероятный подъем. Один из наших парней улетел, чтобы обрадовать эскадрилью, которая уже начала было грустить. Мы даже убедили Джеффа опрокинуть по бокалу пивка. Когда он это сделал, неожиданно появился один из высших офицеров Бомбардировочного Командования. Я слышал, как он сказал:
«Это здорово. Вы заставили свое оружие работать. Но вы никогда не прошибете эту стену. Это совершенно невозможно».
Но Джефф только улыбался, а я подумал, что этот офицер — законченный дурак, так как рядом стоял бармен и слушал.
Тем временем с завода компании «Авро» начали поступать новые самолеты. Вскоре на наш аэродром прибыл летчик-испытатель фирмы. Это был инженер-капитан Кэпел — мы всегда звали его Способный Кэпел{15} — который должен был познакомить нас с ними. С этих самолетов была снята верхняя турель, чтобы снизить полетный вес. Также была снята часть брони, зато появилось множество устройств, необходимых для выполнения нашего задания. Экипажи, выделенные для этой операции, получали свои самолеты, и надо было видеть, как они их обихаживали. Я сам слышал, как один из пилотов, красный, словно рак, ругался последними словами только потому, что бомбардир залез в кабину в грязных ботинках. Одновременно на аэродром прибыли восьмиколесные грузовики, укрытые брезентом. Это привезли наши мины. Новенькие снаряды буквально лоснились от заводской смазки и были еще теплыми, так как в них только что залили новую, особо мощную взрывчатку. Наш начальник службы вооружения Док Уотсон должен был готовить их. Это было исключительно опасное занятие, и с минами следовало обращаться, как [356] с драгоценными бриллиантами. Они были очень чувствительны, и вставлять взрыватели в них было довольно сложно. Наши оружейники работали круглыми сутками, чтобы подготовить их к новым испытаниям.
Тем временем эскадрилья начала понемногу уставать. У нас за плечами остались два месяца тяжелых тренировок, которые проводились по утрам и вечерам, чтобы экипажи привыкли летать в условиях, напоминающих ночные. Экипажи налетали не менее 100 часов, и тень неопределенности, которая все еще витала над операцией, начала потихоньку угнетать. Поэтому я дал всем трехдневное увольнение, чтобы они смогли немного расслабиться. Однако они получили строжайший приказ ни единым словом не обмолвиться о будущей операции. Я тоже заболел. Постоянное нервное напряжение и усталость привели к тому, что у меня на лице выскочил огромный карбункул. Я пошел к врачу. Он был очень добрым и сказал только одно:
«Это означает, что вы крепко перетрудились. Вам следует пару недель отдохнуть».
Я рассмеялся ему прямо в лицо. Бедняга! Эти медики иногда просто не понимают, что такое война. Если нужно выполнить задание, о здоровье солдат уже просто не может быть и речи. Тем не менее, я решил прислушаться к доброму совету и все-таки постараться немного отдохнуть.
Через несколько дней мы снова отправились в Паркстоун, чтобы проследить за последними испытаниями. На этот раз должны были использоваться настоящие мины, которым полагалось взрываться, попадая в цель. Я летел на самолете с кинокамерами, а Шорт пилотировал бомбардировщик, который сбрасывал снаряд. Это был очень напряженный и драматический момент, когда мина отделилась от самолета и упала в воду, подняв огромный фонтан. Едва Шорти успел отлететь от места падения мины на 100 ярдов, как поверхность моря вздыбилась, подброшенная мощным ударом. Через 5 секунд в воздух медленно поднялась высокая колонна вспененной воды, на которую было приятно смотреть. Она поднялась на высоту [357] 1500 футов, искрясь в лучах яркого весеннего солнца. Наши мины были готовы.
6 мая мы провели последнее подготовительное совещание. На нем присутствовали Способный Кэпел и Док Уотсон, которые участвовали в операции самым прямым образом. Присутствовали все командиры экипажей. Я думаю, они уже начали догадываться о цели операции, хотя пока еще ничего не знали наверняка. Они расселись в кресла вокруг комнаты, курили, разговаривали. Ниггер уселся на мое место, строго оглядывая присутствующих. Я пристроился на подоконнике и начал речь.
«Итак, парни, вы все знаете, что в последние недели мы готовились к проведению абсолютно секретной операции. Но теперь я полагаю, можно немного приоткрыть карты, хотя до сих пор вам все приходилось делать вслепую. Когда мы начинали, главной проблемой была навигация. Сегодня я могу с удовлетворением сказать, что вы можете в ночное время долететь до цели, держась на малой высоте. Я уверен, что вы найдете и опознаете ее. Как вы поняли, атака будет не совсем обычной. Она будет контролироваться по радио. Цель этого совещания — обсудить некоторые особенности операции, но полный план я изложу, лишь когда настанет время».
«И когда это будет?» — поинтересовался Динги.
«В ближайшие две недели. Но только, ради бога, никому ничего не говорите. Я могу лишь повторить: если фрицы узнают, что мы собираемся сделать, они примут все меры, чтобы сорвать операцию. Самолеты-разведчики делают снимки цели каждый день, и пока нет сведений об усилении ПВО объекта. Но следует продолжать соблюдать строжайшую секретность. Далее.
После того как мы решили проблемы навигации, перед нами встали три другие:
1. Как лететь над водой на малой высоте ночью.
2. Как сбрасывать бомбы, выполняя поставленные условия.
3. Как найти подходящее оружие для этой операции. [358]
Вам, парни, предстояло решить первые две, а группа летчиков-испытателей и ученых, с которыми, я надеюсь, вы однажды познакомитесь, решили последнюю. Настал день, когда мы должны использовать все полученные навыки для проведения специальной операции. Командование ВВС разрешило для проведения учений использовать водохранилища Аппингем и Колчестер. Оно приказало использовать декораторов киностудии, чтобы те построили нечто, напоминающее наши будущие цели. Это либо бункера подводных лодок, либо что-то в этом же роде.
С этого момента вам придется тренироваться в проведении атаки цели группами по 9 самолетов. Атаки будут ночными. Мы полетим специальным маршрутом 3 звеньями по 3 самолета. Когда мы достигнем первого озера, удары будут наноситься по очереди согласно моим командам по радио. Бомбы сбрасывать с высоты точно 60 футов при скорости точно 232 мили в час. Я не буду повторять, как важно выполнить эти условия. Если вы нарушите их, атака завершится неудачей. Когда мы уничтожим первую цель, то полетим ко второй и повторим эту процедуру, а затем мы полетим домой.
В это время другие экипажи будут изображать активность над Уошем. Еще 6 экипажей будут посланы к другому озеру, провести специальную атаку еще одной цели».
«Но ведь это означает, что потребуются все исправные самолеты», — заметил Кэпел.
«Да, вам нужно будет привести в порядок все самолеты эскадрильи. С этого момента, боюсь, наземному персоналу придется работать круглые сутки. Но скажите механикам, что цель стоит того. А вы, Док, — да прекратите жевать резинку! — вы должны подготовить мины к 12 мая, потому что мы хотим провести последние испытания».
Док вздохнул:
«У нас будет достаточно работы. Еще не все мины доставлены. Чтобы привести их в готовность, требуется 24 часа. Вы знаете, что у меня не хватает людей, и они просто выбиваются из сил». [359]
«Хорошо, я переговорю с командованием, и вам пришлют несколько человек. Они помогут вам в последнюю неделю. Но не забывайте, что они не имеют права покидать базу, после того как ознакомятся с деталями операции.
Так, идем дальше. Мы должны провести учения на самолетах с полным взлетным весом. Не забывайте, что часть брони снята. Мелвин, прикажи Палфорду подобрать нужную нагрузку, а другой бортинженер пусть проверит. Не превышайте 63000 фунтов, потому что иначе самолет просто не взлетит».
«О'кей, — согласился Динги. — Но я полагаю, что ты хочешь, чтобы носовой стрелок все время находился в своей башне, чтобы подавить зенитки, если таковые встретятся. Проблема будет заключаться в том, что его ноги окажутся буквально на голове бомбардира. Мне кажется, было бы неплохо соорудить что-то вроде стремян. Тогда и стрелок будет чувствовать себя удобнее, и бомбардир не упадет в обморок от вони».
Это была неплохая идея, и многострадальному Кэпелу пришлось записать еще одно задание для своей службы.
«Еще один момент, — встрял кто-то из пилотов. — А что, если установить второй альтиметр перед пилотом? Где-нибудь на лобовом стекле, чтобы его легче было видеть. Тогда ему не потребуется смотреть вниз на приборную доску, когда самолет будет буквально ползти над самой водой».
Ему пришла в голову хорошая идея, и механики получили задание к завтрашнему вечеру установить эти приборы на всех самолетах.
Парни один за другим вносили свои предложения, и большую часть из них мы приняли, потому что они были вполне разумны, ведь пилоты прекрасно знали свое дело. Но все описать в деталях я не могу, потому что они до сих пор остаются секретными. Скажу лишь, что гражданские рабочие суетились в ангарах, устанавливая дополнительные альтиметры и прочие устройства, облегчающие пилотирование и бомбометание. [360]
Дэйв Шэннон спросил:
«А как быть с радиотелефоном? Как мы будем объясняться?»
«Да, насколько я понимаю, это серьезный вопрос, — согласился я. Потом я достал из папки кое-что, над чем работал всю прошлую ночь. — Мы будем говорить открытым текстом, используя простые кодовые слова. Если радио откажет, придется работать морзянкой. Мы не будем применять стандартный код ВВС, потому что не можем позволить себе роскошь терять время на шифровку и расшифровку сигналов. У нас будет свой собственный код. Он будет простым и доходчивым. Вот листок бумаги, прошу общего внимания».
На этом листке было написано несколько кодовых слов, которые мы должны были использовать. Например, слово «Динги» означало, что вторая цель уничтожена. Слово «Ниггер» означало, что уничтожена первая цель. Слова «Артишок» и «Баран» означали смену частот с помощью кнопок А и Б. Там было еще несколько слов, и я приказал парням заучить все наизусть. Потом я поднялся.
«А теперь мы займемся следующим. Хатч в комнате отдыха экипажей установил 20 комплектов радиотелефонов. Сейчас мы пойдем туда и будем готовиться, пока не выучим все наизусть. Я буду ведущим, Хоппи будет моим заместителем, а Микки Мартин — вторым заместителем. Очень важно иметь двух заместителей, потому что никто не знает, кого могут сбить. Мы будем тренироваться по полчаса в день, и я надеюсь, мы освоим все до тонкостей».
В течение следующей недели мы постоянно проводили репетиции, одновременно отрабатывая радиопереговоры. Все это время вода в водохранилищах поднималась и уже находилась в 5 футах от гребня дамб. Настало время нанести удар. Мы все были полностью готовы к нашей специальной атаке, после чего была проведена генеральная репетиция, за которой с интересом наблюдали несколько старших офицеров. Она завершилась полным [361] провалом. Самолеты шли кто в лес, кто по дрова, несколько машин чуть не столкнулись. Возникли проблемы с радиосвязью. Во время подобных атак нельзя допустить даже малейшего сбоя, а здесь вообще все пошло наперекосяк. Радиотелефоны, которые мы использовали, были просто плохими. Нам были нужны те, которые были установлены на истребителях. Я был вынужден заявить командиру авиагруппы, что если мы не получим УКВ-станций, то операция провалится. Я добавил, что прошу установить эти станции уже давно. Он пообещал лично заняться этим вопросом. Вот теперь дело сдвинулось с мертвой точки. Уже через несколько часов на аэродром прибыл самолет с рабочими, которые тут же занялись установкой новых радиостанций. На следующий день вся эскадрилья имела самые новые и самые лучшие радиотелефоны, какими только располагали Королевские ВВС. Вдобавок на моем самолете и самолетах заместителей теперь стояли по две станции — на случай, если одна вдруг выйдет из строя.
Следующей ночью мы провели еще одну генеральную репетицию. Теперь все прошло успешно. Все завершилось без сучка и задоринки. Единственной проблемой оказалось то, что 6 самолетов получили серьезные повреждения от столбов воды, которые поднимали мины. Они летели чуточку ниже, чем следовало бы. Практически все повреждения пришлись на хвостовую часть самолетов: помятая обшивка, заклиненные турели, погнутое оперение. Просто чудо, что все они сумели вернуться. Это был один из капканов, в которые парни попадали во время учений. Во время боевой операции все это уже не будет иметь значения. После того как мина будет успешно сброшена, какие при этом повреждения получит самолет — абсолютно не важно. Главное — сбросить мину вовремя и в нужной точке.
Теперь всем стало понятно, что мы должны провести налет в самое ближайшее время — буквально через день или два, так как уровень воды был идеальным для наших [362] целей. Подготовка была завершена. Экипажи были готовы. Мы налетали в общей сложности 2000 часов и сбросили 2500 учебных бомб. Все парни превратились в скаковых лошадей, которые бьют копытом в стойле, ожидая великого дня скачек. Но механикам пришлось немало поработать, чтобы исправить поврежденные самолеты.
Затем последовал визит к метеорологам. Несколько самолетов были отправлены в Атлантику, несколько — к берегам Норвегии, чтобы выяснить, какие атмосферные фронты могут оказаться у нас на пути. Но бог оказался благосклонным. Погода ожидалась отличная. Это был последний подводный камень, на который мы еще могли налететь. Но дела обстояли так хорошо, что мы просто этому не верили.
15 мая прибыл командующий и сообщил мне, что мы должны вылететь следующей ночью. Когда он убыл, на аэродроме приземлился белый самолет и подрулил к ангару. Из самолета выскочили Джефф и Матт. Они тоже хотели посмотреть, чем все закончится.
Этим вечером мы засиделись, готовя боевой приказ. Это было исключительно важно. Ведь могло так случиться, что не вернется никто из нас, поэтому нужно было хотя бы оставить письменное свидетельство наших замыслов.
Хоппи, Динги, Генри и Боб наконец узнали, что именно будет нашей целью. И этим вечером Хоппи спас нас всех. Когда мы рассматривали маршрут, который я выбрал вместе с командующим, оказалось, что он проходит прямо над фабрикой резинотехнических изделий, прикрытой множеством зениток. Хоппи знал об этом и предложил взять чуть севернее. Если бы Хоппи не знал об этом, мы влетели бы прямо в осиное гнездо, и все могло кончиться очень скверно. Спать мы отправились только в полночь. Когда мы выходили из штаба, появился Чарльз. Его лицо было белым, как мел.
«Послушай, Гай. Мне очень жаль, но Ниггер погиб. Он выскочил на дорогу прямо перед автомобилем. Он погиб мгновенно». [363]
Вот так, накануне решающей операции погиб мой пес, который был талисманом нашей эскадрильи.
Док раздал парням снотворное, так как перед вылетом им нужно было хорошенько выспаться. А я сидел в своей комнате и смотрел на исцарапанную дверь — следы того, как Ниггер просился погулять. И настроение у меня было преотвратное.
На следующий день, 16 мая, самолет-разведчик сообщил, что ПВО дамб осталась прежней, а уровень воды остается подходящим для атаки. И вот настал великий момент. Громкоговорители нашей базы объявили: «Всем летчикам 617-й эскадрильи немедленно прибыть в комнату предполетного инструктажа». Парни помчались туда галопом, чтобы наконец услышать, ради какой цели они 2,5 месяца вкалывали, как проклятые. Там собрались 133 молодых человека, немного ершистые, немного грубоватые и, пожалуй, выглядящие старше своих лет. Однако все они были прекрасно подготовленными специалистами, и каждый из них знал свои обязанности настолько хорошо, насколько это было возможно в принципе.
Сначала я дал слово ученому, чтобы он рассказал обо всем. В своей обычной вежливой манере он повторил им все то, что говорил мне много дней назад. Он рассказал им, как и для чего строят дамбы. Он рассказал, насколько толсты и прочны эти стены, и как трудно их разрушить. А потом объяснил, как именно он намерен этого добиться. Он признался, что это будет крайне нелегко, и все поняли, что он имеет в виду. Но в то же самое время парни явно испытали облегчение, так как, в конце концов, узнали, что именно будут бомбить. Они явно думали, что все оборачивается не столь плохо. Напряжение начало сказываться, так как очень тяжело тренироваться для некоей опасной работы, не представляя, для какой именно.
Остаток дня на базе царила страшная суматоха. Мы в последний раз проверяли самолеты и приборы. Тягачи ползали по летному полю, развозя мины к самолетам. Док Уотсон [364] метался вокруг на своем мотоцикле, пытаясь успеть везде и всюду. Механики исправляли последние мелочи на самолетах, которые получили повреждения во время тренировок. Последний они кончили чинить в 5 вечера. Джефф и Матт ходили от самолета к самолету, все проверяя лично. Требовалось сделать еще очень много, а времени оставалось очень мало. Я проверял свой самолет, одновременно отдавая последние распоряжения Чифи Пауэллу относительно Ниггера. Я понимал, что это очень дурное предзнаменование, и потому приказал ему все хранить в тайне до нашего вылета. Я попросил Чифи похоронить Ниггера в полночь, когда мы будем пересекать вражеское побережье. В тот момент, когда его тело будет предано земле, я надеялся, маленькая отважная душа отлетит, чтобы помочь нам выполнить нашу трудную работу.
В этот день не было ленча. В последнюю минуту примчался Док и сообщил странным тоном:
«Мы получили не то масло. — Он чуть не плакал. — На складах нет нужного. Требуется достать его хоть из-под земли. Если мы не найдем его, все может пойти прахом».
Я не понимал, о чем он говорит, но самолеты находились на его попечении. Полагаю, что проблема была решена, так как я об этом больше не слышал.
Денек выдался чертовски горячий, но все-таки все экипажи во второй половине дня 3 часа изучали модели дамб. Они внимательно рассматривали и запомнили их, как бы мысленно фотографируя, чтобы твердо помнить, как они выглядят. Потом летчики долго расспрашивали о расположении зенитных орудий, уровне воды и других важных вещах.
День медленно клонился к вечеру, и мы отправились на инструктаж. Я никогда не забуду этот инструктаж. На входе стояли два полисмена, а двери были заперты. Внутрь никого не впускали, кроме наших летчиков, и еще 4 человек. Никто, даже Истребительное Командование и штаб нашей собственной авиагруппы не были в курсе этой операции. Они думали, что мы проводим очередное учение. [365]
Я представил Джеффа своим парням, и он повторил то, что говорил утром, но на сей раз он рассказал о проблемах, с которыми столкнулся, разрабатывая новое оружие. Он очень беспокоился. Я его понимал, так как он чувствовал свою ответственность за этих парней, за жизнь каждого из них. Он сказал мне:
«Я надеюсь, что все они вернутся назад».
«Не ваша вина, если так не случится», — ответил я.
«Вы знаете, что я не представляю себе все это как боевую операцию. Моя задача заключалась в том, чтобы создать что-то такое, что пробьет стену дамбы. Я рассматриваю этот рейд как самый крупный эксперимент, который я когда-либо ставил».
Пока мы беседовали, командир авиагруппы обратился к парням с небольшой речью. Он говорил хорошо, и один фрагмент я запомнил навсегда:
«Вы готовитесь провести рейд, который может причинить врагу огромный вред. Он войдет в историю. Все захотят знать, как вы это сделаете, и вам будет очень сложно удержаться от того, чтобы рассказать. Но вы не имеете права на это, так как используете секретное оружие. Я предупреждаю вас об этом, потому что следил за подготовкой с самого начала. Я знаю, что атака будет успешной».
Затем поднялся я и объяснил, как именно мы должны действовать во время атаки. Летчики знали все это прекрасно, потому что мы все это время мы отрабатывали именно такой тип атаки. Тем не менее, я в течение часа излагал детали последнего варианта плана. Вкратце это выглядело так:
Вся группа делится на 3 соединения. В первое входят:
Гибсон,Хоппи,
Микки,
Динги,
Билл Эстелл, [366]
Дэвид Малтби,
Генри,
Лес Найт,
Дэйв Шэннон.
Это были лучшие экипажи эскадрильи. Сначала нам предстояло атаковать дамбу Мёна, а потом лететь ко второй дамбе Эдера. Когда мы пробьем ее, наша атака может считаться завершенной. Однако нам хотелось большего — не просто пробить дамбу, а разрушить ее. Поэтому мы намеревались использовать все имеющиеся мины. Мы хотели пробить в дамбах бреши шириной не менее 100 ярдов.
В состав второй группы входили:
Джо МакКарти,ст. сержант Байерс,
капитан Барлоу,
лейтенант Райс,
Лес Манро.
Эта группа должна была действовать как диверсионное соединение и атаковать дамбу Зорпе. Эти парни должны были лететь отдельно от нас и пересечь вражеский берег далеко от того места, где летела наша группа. Это отвлекло бы внимание противника и вынудило бы его разделить свои истребители. Когда они подойдут к дамбе Зорпе, они должны выпустить сигнальные ракеты и создать как можно больше шума. Им предстояло оттянуть на себя ночные истребители немцев. Им предстояла несколько иная атака, потому что дамба Зорпе была построена иначе, и потому следовало действовать по-другому.
В состав резерва входили:
лейтенант Таунсенд,ст. сержант Андерсон,
лейтенант Браун,
лейтенант Оттли. [367]
Они должны были держаться сзади, чтобы заполнить бреши в рядах первых двух групп. Это было несложно, так как мы планировали поддерживать постоянную радиосвязь. Еще два экипажа, которые я не упоминаю, не смогли лететь из-за болезней. В воздух должны были подняться 19 самолетов.
Итак, инструктаж подошел к концу. Все твердо знали, что следует делать. Все твердо знали свой маневр. Мы отправились в столовую, чтобы перекусить яичницей с беконом.
Динги спросил меня:
«Я могу забрать твое яйцо, если ты не вернешься?»
Это была старая шутка. Каждый экипаж после возвращения с боевого вылета получал яйца, которые считались деликатесом, потому что их было мало. Я ответил грубовато:
«Да пошел ты».
И еще посоветовал ему сделать кое-что, что сделать с самим собой очень трудно. Но времени уже не было, и мы отправились переодеваться.
До взлета оставалось еще полтора часа, все начали немного нервничать и предпочитали помалкивать. Наверное, они чувствовали бы себя лучше, если бы принялись кричать и танцевать, чтобы стряхнуть напряжение. Однако они стояли, сунув руки в карманы, нервно дымили сигаретами и почти не разговаривали.
Я сказал Хоппи:
«Нам бы только протянуть эту ночь, зато завтра мы напьемся».
Мы с Хоппи всегда об этом договаривались перед вылетом на операцию. Затем он прыгнул в автомобиль, который повез его к самолету.
Я никогда не буду пытаться описывать подобные моменты. Оставим это адъютанту эскадрильи Хамфри, который записал в боевом дневнике эскадрильи:
«Это был великий день нашей эскадрильи. Никто, кроме экипажей, не знал целей атаки. За пределами эскадрильи [368] почти никто даже не подозревал об операции, даже вспомогательные службы. С 8 часов вечера на летном поле происходило то, что следует помнить. Это не походило на подготовку обычного вылета, так как все экипажи полностью осознавали лежащую на них колоссальную ответственность и серьезность задачи. Большинство летчиков отпускали фразы от «ни черта не будет» до гораздо более выразительных. В целом мне все это напоминало крестовый поход.Дэйв опоздал. Он выскочил из комнаты отдыха экипажей, когда его люди уже заняли места в самолете. Я не слишком бы удивился, если бы наш легкомысленный Дэвид забыл о них. Подполковник уселся в автомобиль и забрал весь экипаж. Как они туда втиснулись — ума не приложу. Он выглядел собранным и абсолютно спокойным{16}. Наш любимый янки капитан МакКарти вызвал небольшой переполох. Он прибыл к самолету, и тут выяснилось, что у машины неисправна гидравлическая система. Тогда он потребовал резервный самолет. Уже усевшись в кресло, он обнаружил, что забыл полетную карту. Отчаянно ругаясь, он помчался в штаб. При этом в спешке он дернул кольцо парашюта, белый шелк вывалился на землю и волочился за ним, как диковинный шлейф. Весь взмокший, Мак помчался обратно к самолету, и все механики пытались как-то помочь ему. Он успел стартовать вовремя».
Точно в назначенное время Хатч выпустил красную сигнальную ракету, и самолеты начали запускать моторы. До тех пор, пока мы не пересечем вражеский берег, мы должны были хранить радиомолчание.
В кабину моего самолета поднялся командир авиагруппы и пожелал мне удачи. Я послал его к черту. Затем появился фотограф КВВС и попросил нас попозировать [369] для снимка. Эти люди всегда выбирают самый подходящий момент. Затем мы начали выруливать на взлетную полосу и строиться для взлета. Кто-то на сигнальной вышке махнул флагом, я дал полный газ и начал разбег. Адъютант записал:
«Огромные, тяжело груженные машины взлетали одна за другой с травяной полосы, пока наблюдатели стояли, затаив дыхание. Все шло хорошо, однако самолеты поднимались в воздух после очень долгого разбега. Наконец, они все взлетели, и в Линкольне снова воцарилась тишина. На аэродром опускалась ночь. Механики какое-то время посидели, разбившись на маленькие группки, поговорили, а потом начали расходиться по казармам, чтобы вернуться, когда самолеты начнут садиться. Все казалось тихим и спокойным. Мы желали нашим парням божьего благоволения и удачи». [370]