Постоянное давление
К началу июля большая часть экипажей бомбардировщиков почти полностью исчерпала свои силы. Накапливалась усталость вследствие постоянного — ночь за ночью — недосыпания, все стали раздражительными, ссоры вспыхивали по малейшему поводу. Многие парни, особенно старина Джек Кинох, вспомнили добрую старую британскую традицию — постоянно ворчать: на погоду, на самолеты, на бомбы, даже на войну.
Однако мы встревожились бы гораздо больше, если бы осознали, какие изменения постепенно происходят в самой стратегии действий Бомбардировочного Командования. До сих пор мы делали все возможное, чтобы поддержать действия армии, нанося массированные удары по военным объектам в тылу. Однако с Францией теперь было покончено. Уничтожение военных объектов больше не могло помочь ведению войны, поэтому медленно, но верно бомбардировщики начали переключаться на инфраструктуру самой Германии. Это стало долгосрочной политикой. Эти скоординированные удары должны были сложиться в единую картину бомбардировочного наступления, которое планировалось вести не год и не два, а примерно четыре года. Поэтому наши планы изменились. Министерство экономической войны провело серию совещаний [123] с руководством Бомбардировочного Командования, и последнее разослало приказы командирам авиагрупп. Теперь предстояло бомбить доки, нефтехранилища, корабли и подводные лодки. В те мрачные дни это было единственной возможностью вести активные действия против немцев. Вскоре они были дополнены множеством других мер.
5 июля правительство Петэна, находящееся в Виши, разорвало дипломатические отношения с Великобританией. Все честные французы прокляли его за это, так как теперь Франция тоже стала объектом воздушных атак. Эти людишки в Виши несомненно были убеждены, что дни Великобритании сочтены, поэтому они были готовы заигрывать со своим германским господином. И в результате французская промышленность начала производство техники и вооружений — грузовиков, танков, авиамоторов — для Рейха.
Ясной июльской ночью в небе над южной Францией раздался тяжелый гул множества авиационных моторов. Я находился на одном из головных бомбардировщиков. У нас был строжайший приказ проявлять исключительную осторожность, чтобы избежать потерь среди гражданского населения. Нашей целью был завод по производству грузовиков на реке Луаре. Так как он был расположен на значительном расстоянии от соседнего городка, нам казалось, что мы легко выполним свою задачу, никого не потревожив.
Когда мы приблизились к Нанту, я увидел внизу целое море огней, как в мирное время. Здесь никто не думал о затемнении, они явно не ожидали нашего появления. Даже позднее, когда мы спустились вниз по реке и на некотором расстоянии от Лориана нашли свой завод, картина была точно такой же. Горело множество огней. Лететь над ярко освещенным районом было приятно. Этот пейзаж резко отличался от увиденного в Германии и напоминал добрые старые мирные деньки.
Некоторое время мы кружили над целью, ожидая, пока к нам присоединятся другие самолеты. С высоты 2000 [124] футов мы могли ясно видеть людей, бегающих по дороге вокруг завода, ярко освещенной фонарями. Мы удивлялись, почему они не пытаются укрыться в убежищах, так как мы могли начать бомбардировку до того, как они успеют спрятаться. Кто-то даже сбросил бомбу в реку, чтобы предупредить их о налете и заставить убраться подальше от заводских цехов. Намек был понят. Внизу началась паника, и примерно через 20 минут заводские огни начали гаснуть один за другим. Кто-то даже открыл по нам огонь из пулемета. Вскоре весь завод словно вымер. После этого мы с чистой совестью начали бомбежку.
Мы так и не увидели разрывов своих бомб, что было явным признаком того, что они упали в реку. Впервые в жизни старина Уотти промахнулся.
По пути назад мы пролетели над Сен-Мало. Всего два года назад я провел там чудесный летний отпуск, и сейчас просто не верил, что возвращаюсь из налета на французскую территорию. К счастью для всего мира, мы были в состоянии проводить подобные операции.
На следующую ночь в этом районе появилось несколько зенитных орудий. Однако кто стоял у прицелов — французские офицеры или фашисты, — я так и не узнал. Впрочем, в любом случае стрельба была исключительно неточной.
Когда все цели в этом районе были уничтожены, мы перенесли наши усилия дальше на юг, в Бордо. 24 наших бомбардировщика с малой высоты атаковали местное нефтехранилище, которое потом горело в течение 2 недель. Стрелок головного самолета заявил, что цель уничтожена. Но большинство пилотов уже научилось не доверять мнению стрелков, потому что они склонны переоценивать результаты налета. В конце концов, именно пилот пишет рапорт и отвечает за его достоверность.
Я знаю несколько прекрасных примеров, когда один пилот дорого заплатил за свою ошибку. Он служил в моей эскадрилье (никаких имен!) и был направлен для атаки завода возле Страсбурга. Полет был совершенно обычным, [125] и все шло прекрасно. Цель прикрывало совсем немного зениток, и бомбежка была проведена с очень малой высоты. Когда самолет повернул назад, стрелок сообщил, что видит столб искр и пламени высотой 1000 футов, а также падающую заводскую трубу. На следующий день пилот составлял рапорт и написал: «Цель уничтожена». После чего он отправился в бар, опрокинуть утреннюю кружечку пива. Когда он завтракал, за ним прислал командир. Он выглядел немного задумчивым и печальным.
«Я знаю, что вы прекрасно поработали, но почему после возвращения вы заявили, что цель уничтожена?» Пилот никак не мог понять, о чем говорит командир. Тогда тот добавил:
«В рапорте вы утверждаете, что искры и пламя поднялись на 1000 футов, но почему только что пришел ваш оружейник и сообщил, что вы привезли назад все бомбы, если не считать бак с напалмом?!»
Из этой истории можно извлечь два урока. Никогда не поворачивай назад, пока не убедишься, что бомбы действительно сброшены. Никогда не верь стрелку.
В другой раз, когда мы атаковали «Шарнхорст», стоявший в сухом доке в Киле, Джек Кинох сбросил бомбы с высоты 16000 футов. Когда он повернул, то стрелок сообщил, что видит 2 прямых попадания в районе трубы. Одна бомба взорвалась рядом с бортом корабля в доке, а еще одна — в воде. Судя по всему, у этого парня было невероятное зрение. В то же самое время мы попытались спикировать на эту цель с бронебойными бомбами весом 2000 фунтов с высоты 6000 футов, но не сумели различить вообще ничего. Всего мы сделали 6 заходов, пока кто-то не опоздал со сбросом бомбы. Она рухнула прямо в центре Киля. Разумеется, при взрыве погибло много горожан, но это была несчастливая случайность. Мы старались предотвратить подобные инциденты.
В ту ночь нас очень озадачил один случай. Мы не видели ни одного аэростата заграждения, хотя такую важную [126] гавань должна была прикрывать целая туча. Лишь через неделю мы поняли, почему так произошло. Пролетевший на большой высоте «Бленхейм» сделал прекрасные снимки гавани Киля после нашей атаки. Оказалось, что в цепи аэростатов заграждения имеется брешь шириной четверть мили. По счастливой случайности мы попали именно в нее. Как она образовалась — мы так и не поняли. Другие снимки показали, что «Шарнхорст» получил 6 попаданий мелкими бомбами. Да, у того стрелка, похоже, был орлиный взор!
Поддерживать постоянное давление оказалось гораздо проще, чем вести какие-то другие операции, и все понемногу начали успокаиваться. Мы должны были совершать вылет, за которым следовали два дня отдыха. Было просто здорово — снова получить возможность навестить Линкольн. В первый вечер мы расслаблялись, во второй — отдыхали, в третий — готовились к вылету. Малл, Росси и я часто посещали знаменитый Королевский театр в Линкольне, сидели до конца первого действия, а потом до 10 вечера пили в «Короне». Приятный способ провести вечер», и не слишком разорительный.
Жизнь пошла по накатанной колее, и мы начали ощущать себя какими-то служащими, которые выполняют рутинные ежедневные обязанности. Нервное напряжение понемногу ослабевало, прекратились истерические вспышки. Мы снова начали чувствовать себя счастливыми.
Каждую ночь от 100 до 150 бомбардировщиков покидали Англию, чтобы бомбить противника. Их цели располагались в самых разных районах — от Дании до южной Франции. По времени эти налеты были распределены так, чтобы бомбежки продолжались всю ночь. Поэтому сирены воздушной тревоги выли непрерывно, что могло вызвать сбои в работе промышленности. Например, большие прокатные станы в Руре приходилось останавливать и гасить печи. Если перерыв был длительным, слиток твердел прямо между валками. Приходилось приложить массу усилий, чтобы извлечь его оттуда. [127]
Вражеская ночная истребительная авиация в то время просто не существовала. По крайней мере, мы так думали. В любом случае, они не умели точно обнаруживать наши бомбардировщики и наводить на них истребители. Но с другой стороны, огонь немецких зениток, как правило, был очень плотным и точным. Вероятно, это было следствием серьезных усилий, которые немцы прилагали в течение 8 лет для развития зенитной артиллерии. Один из их любимых тактических приемов выглядел так. Зенитки ставили огневой зонтик над вами и постепенно опускали его все ниже и ниже. Это вынуждало самолеты спускаться к земле, где они попадали в пределы досягаемости мелкокалиберных автоматов. Здесь прожектор мог легко обнаружить самолет, и можно было считать, что тебе очень повезло, если ты не получил десяток попаданий. Даже тогда их шумопеленгаторы были очень чувствительными и часто засекали наши самолеты даже над облачным слоем. Но, несмотря ни на что, потери во время ночных налетов оставались очень маленькими и не превышали 3,5 процента. С другой стороны, и меткость тоже была очень маленькой, лишь единичные бомбы попадали в цель. В результате довольны оставались обе стороны.
Хорошо это или плохо — не знаю, но каждую ночь, когда погода была хорошей, в германских городах начинали выть сирены. Так происходило в Гамбурге, где стоял «Тирпиц»; в Вильгельмсхафене, где укрывался «Бисмарк»; в Киле, где обитали «Шарнхорст» и «Гнейзенау», во многих городах от Аахена до Франкфурта.
В некоторых случаях, когда условия были идеальными, наши самолеты наносили тяжелые повреждения. В другие дни, когда небо затягивали плотные тучи, не позволяющие обнаружить цели, бомбы могли рваться в нескольких милях от нее. Немцы начали строить фальшивые города, в которых во время налетов начинали пылать фальшивые заводы. Очень часто многие тонны бомб обрушивались на эту приманку, в то время как немецкие зенитки [128] вели жаркий огонь самыми настоящими снарядами. Но иногда эти фальшивки приносили пользу нам. Так произошло возле города «X». Этот случай выглядит сущим абсурдом, но так было на самом деле. Макет был сооружен слишком правильно: слишком прямые улицы, слишком одинаковые дома. Мы использовали его в качестве отличного ориентира, так как знали, что настоящий город «X» находится в 18 милях на юго-запад. Остальное было, как говорится, делом техники.
Эти путешествия вглубь Германии означали, что нам приходилось много времени проводить над вражеской территорией, особенно учитывая невысокую скорость «Хэмпденов». Так как у нас не было настоящего штурманского инструмента, исключая секстанты, с которыми умели обращаться очень немногие летчики, мы часто сбивались с курса. Иногда ошибки были очень грубыми, мы либо натыкались на сильные узлы обороны, либо бороздили небо в поисках цели. Чтобы избежать подобных ляпов, было разработано множество уловок, но самой лучшей была одна. Мы знали, какую ракету должен выпустить самолет Люфтваффе, терпящий бедствие. Если вражеские зенитки открывали по нам огонь, мы сразу выпускали красную ракету, и все прожектора гасли, а зенитки немедленно умолкали. Можно было предположить, что такой трюк сработает пару раз, но мы пользовались им несколько месяцев. Я думаю, что объясняется это очень просто. В то время Люфтваффе в Германии были просто всемогущи, и задерганные зенитчики жутко боялись сбить собственный самолет.
И потому после установки на самолетах новых автопилотов «Джордж» полеты превратились в приятное времяпрепровождение. Пилот мог сидеть и жевать апельсины, пока стрелок периодически выпускал одну или две ракеты.
Ближе к концу июля поползли слухи, что немцы сосредоточили большое количество военной техники в хранилищах, рассеянных по Шварцвальду. Поэтому родился [129] план уничтожить эти хранилища, а заодно постараться лишить Гитлера его запасов древесины. Ученые напрягли мозги и изобрели новое оружие. По некоторым причинам его назвали «блестками». Блестка состояла из двух квадратных кусков целлулоида 6 на 6 дюймов. В середине помещался кусок фосфора, замотанный хлопковой ватой. Когда блестка падала на дерево или в сухую траву, примерно через 15 минут вата высыхала, и фосфор начинал тлеть. Он поджигал целлулоид, который буквально через 10 секунд вспыхивал жарким пламенем.
Эти блестки всегда грузились в дополнение к обычному бомбовому грузу, ни разу не планировался особый налет с использованием одних только блесток. Большинству пилотов было приказано так выбирать маршруты, чтобы пролетать над Шварцвальдом или другими лесами на территории Германии. Там они могли сбрасывать блестки, где только пожелают. По моему мнению, это была не самая удачная выдумка. Вскоре наши шпионы сообщили, что несколько самолетов допустили навигационную ошибку и сбросили блестки, пролетая над центром закрытого тучами Бремена. На этот город прошлой ночью была сброшена партия листовок, поэтому жители решили, что сейчас получат новую порцию британской пропаганды. Так как все прекрасно знали, что гестапо бдительно следит за ними, горожане собирали блестки на улицах и тут же совали в карман, чтобы спокойно прочитать дома... Результат получился просто потрясающий.
Оскар, Росси и я здорово посмеялись, когда услышали об этом. Мы сидели на лужайке в нашем баронском поместье, когда пришел Джек Кинох.
«Привет, парни. Меня переводят».
«Куда?» — спросил Росси.
«В Коттесмор».
Это было учебно-боевое подразделение.
«Кто еше?» — спросил Оскар. [130]
«Только сержант Олласон и я. Я не знаю, почему. Я предполагаю, что мне дают отдохнуть или что-то в этом роде. Ну, что ж, иду паковать чемодан. Большой привет».
С этими словами Джек оседлал свой мопед и покатил в лагерь. Оскар сказал:
«Это смешно. Я не думаю об отдыхе. Мне казалось, что мы обязаны продолжать».
«Мне тоже».
Оскар поднялся.
«Пойду, постараюсь узнать, что там на самом деле. В любом случае, я уточню задание на сегодняшний ночной вылет. В конце концов, если все время быть настороже и избегать районов с сильной ПВО, кроме как над самой целью, не вижу причин, по которым мы не сможем совершить и сотню вылетов. Что ты думаешь, Росси?»
Росси с характерным австралийским акцентом ответил:
«Мне нравятся атаки с большой высоты. Или уж с предельно малой. Но, без сомнения, самое главное — не сбиться с курса».
«Согласен, — вставил я. — Но, разумеется, самое безопасное — сбрасывать бомбы с пикирования. Единственная проблема в этом случае — насколько точно стрелок определит, куда упали бомбы».
Оскар согласился:
«Да, в этом случае они изрядно мажут, стреляя по тебе».
Росси рассмеялся, вероятно, вспомнив парня из звена «В», который бомбил Страсбург.
«Но если серьезно, — продолжал Оскар, — если вы действительно спец в этой игре, зенитки остаются серьезной опасностью».
«Что ж, всегда остается вероятность удачного попадания».
«Да, однако нужно быть очень большим везунчиком, чтобы попасть в меня», — сказал Оскар, закуривая трубку.
Пока он говорил это, со стороны Скэмптона долетел грохот ужасного взрыва, а затем там поднялся столб черного дыма высотой 3000 футов. [131]
«Боже, что там стряслось?»
«Это не самолет».
«Пошли, посмотрим».
Когда мы добрались до Скэмптона, то обнаружили, что наземный персонал выполз из убежищ. Сначала мы подумали, что их бомбили, но позднее спокойная женщина из вспомогательной службы ВВС рассказала, что произошло. Оказалось, взорвались 18 магнитных мин, лежавших в бомбохранилище. Камни сыпались с неба еще 5 минут после взрыва. Это был самый мощный взрыв, который я когда-либо слышал.
Как раз в это время Хемсуэлл только провел атаку силами 24 самолетов против важного военного объекта на канале Эмс. Они бомбили с очень малой высоты. Рейд был успешным, потому что им удалось разрушить одну насыпь, но требовалось уничтожить еще и вторую на канале Дортмунд-Эмс. Этот канал, конечно, был очень уязвим для атаки с воздуха, и когда Хэмсуэлл проводил первый налет, он был практически беззащитен. Однако существовали все основания полагать, что теперь фрицы установят там прожектора и достаточное количество зенитных автоматов, чтобы предотвратить возможность повторного налета. В то время Скэмптон был лучшей базой нашей бомбардировочной группы, поэтому именно мы получили задание уничтожить эту важную цель.
Были созданы две команды из смешанных экипажей, сформированных обеими эскадрильями. Одна команда состояла из Бейба Лиройда, Питкэрн-Хилла, Джо, Оскара и Малла, другая — из пяти таких же хороших пилотов.
Учения проводились на каналах в Линкольншире, которые имели ту же ширину, что и мост, который мы собирались атаковать. Из пластилина были вылеплены несколько моделей, и мы по ним тщательно изучали местность в районе цели. Во время одной из тренировок мы с Маллом в последнюю минуту поменялись самолетами. Я законно гордился своим бомбардиром Уотти и был рад видеть, что во время атаки он сбросил бомбы [132] точно в яблочко. Во время ленча я испытал серьезное потрясение, когда ко мне «подошел офицер оружейной службы и сказал, что я сбросил бомбы на берег, да так неточно, что одна из болванок едва не оторвала ему ногу. Но ведь на моем самолете летал Малл!
Мы продолжали тренировки «в лунном свете», и обе команды добились высокой степени слаженности, К началу августа все было готово. Лиройд совершил разведывательный полет и обнаружил, что ПВО объекта достаточно сильна. По его оценке, атаку следовало провести или немедленно, или вообще от нее отказаться.
Получилось так, что я отправился в отпуск в Корнуолл, когда все было готово. Налет состоялся 12 августа, в мой день рождения. Пока я пил пиво с деревенскими парнями в пабе Босткасла, Питкэрн, Лиройд, Малл, Росси и Мэтьюз летели к цели.
Об этой атаке написано много, но никто не сомневался в том, что пилоты действовали исключительно отважно. Питкэрн вышел на цель первым и сбросил бомбы прямо на цель. Однако его самолет получил тяжелейшие повреждения от огня зениток. Следующим был Росси. Он вышел к цели на малой высоте, но последнее, что видели остальные пилоты, — огромный клубок пламени на земле. Бедный старый Росси погиб. Следующим был Малл. Его левый мотор загорелся, однако он сумел набрать высоту 2000 футов, что позволило всему экипажу выпрыгнуть с парашютами. Следующим был Мэтьюз, который сумел точно сбросить бомбы, хотя возвращаться ему пришлось на одном моторе. Последним атаковал Лиройд. Несмотря на ослепительные лучи прожекторов, его бомбардир сумел положить бомбы прямо в яблочко.
На следующий день самолет-разведчик сфотографировал объект. Налет увенчался полным успехом. Насыпи были разрушены, и канал попросту пересох. Это должно было создать немцам серьезные проблемы в системе водных перевозок. [133]
Лиройд был награжден Крестом Виктории, Питкэрн получил Орден за выдающиеся заслуги. Когда выяснилось, что Малл остался жив, ему в лагерь для военнопленных был отправлен Крест за летные заслуги.
Этот налет примечателен тем, что стал первым в целой системе подобных операций. Отборные экипажи готовились для выполнения специальных заданий, а операцию готовил кто-то из летающих командиров.
Но это было только начало. [134]