Компьен
Самолет в Турню так и не прилетел. В течение семи дней Мишель напрасно ждал его в близлежащей деревушке, где он скрывался от руководителей Сопротивления, которых ничему не научили недавние тяжелые потери и которые продолжали устраивать веселые сборища, еще более многолюдные, чем прежде. Полю приходилось посещать их вопреки здравому рассудку.
На седьмой день связник доставил депешу от Арно. Радист сообщал, что самолет нужно встречать на поле в семнадцати километрах от Компьена. Им нужно было попасть туда к 23 марта, а было уже 20-е. Спешно собрали «военный совет» и решили, что делать. [230]
Вскоре к отелю Тома тарахтя подкатила старая машина. В нее кое-как втиснулись Поль, Рикэ, Жак Ланглуа и Мишель. Багаж они поместили на решетку, укрепленную на крыше. Жак ехал с ними только до Парижа, так что помогать принимать самолет будет один Рикэ.
Решили привязать фонарики к палкам и включить их лишь в последний момент. Когда все закончится, Рикэ соберет фонарики, отведет куда-нибудь вновь прибывшего и там укроет до рассвета. Нужно еще найти куда. В Турню все было бы значительно проще.
Когда они подъезжали к демаркационной линии, проходившей по реке Соне, водитель опасливо покосился на портфель, который Мишель всю дорогу держал на коленях, и спросил, что в нем. Мишель ответил:
— Письма.
— С письмами через линию ехать нельзя. Это именно то, чем интересуются боши.
Он остановил машину, и все начали обсуждать, как выйти из положения.
Услышав, что в пяти километрах от шоссе есть дорога, которая ведет к реке, Рикэ вызвался идти с портфелем пешком и встретить их в Шалоне, на другом берегу.
— Как вы намереваетесь перебраться через такую широкую реку? — спросил Мишель.
— Украду лодку. Я наверняка отыщу ее на берегу, — ответил неустрашимый юноша.
— Хорошая мысль! — сказал Мишель, и машина тронулась.
Когда доехали до дороги, Рикэ вышел из машины.
— До скорого свидания! — сказал он и ушел. Вскоре за некрутым поворотом шоссе показался шлагбаум.
К машине подошел немолодой немецкий солдат:
— Куда следуете?
— В Шалон.
— Письма везете?
— Писем нет.
И они поехали дальше.
Высадив своих пассажиров на вокзале в Шалоне, шофер получил деньги и уехал с такой поспешностью, точно убегал от прокаженных. Жак пошел покупать билеты, а остальные остались на платформе. Поезд на Париж прибывал через 15 минут. Мишель сомневался, [231] что Рикэ успеет. Однако Поль и Жак не особенно волновались: они были уверены, что он догонит их в Париже. У них еще оставался день в запасе.
Когда к платформе, пыхтя, подошел поезд, из тоннеля вышел Рикэ и небрежно зашагал по перрону. Все трое сохранили спокойствие, когда он подошел к ним. А когда они стояли в переполненном вагоне в конце коридора, Мишель пожал Рикэ руку и улыбнулся. Если кто-нибудь заслужил «Военный крест», так это Рикэ. Возможно, он никогда не получит его, но Мишель всегда будет считать, что юноша достоин этой награды.
Поздно вечером приехали в Париж. Мишель позвонил своему коллеге Шарлю Фолю, которого не видел четыре года.
Ответила жена Фоля. Мишель сказал:
— Здравствуйте, Биш. Не удивляйтесь. Это я, Пьер.
Мне следовало приехать давным-давно, но я не спешил, загорал на юге Франции.
Он произнес длинную фразу, — чтобы дать ей время собраться с мыслями.
Последовало молчание, потом до. него донесся шепот: «Это Пьер!»
— Дай мне трубку, — послышался знакомый голос Шарля. — Привет, старина! — сказал он в трубку. — Как жизнь? Откуда звонишь?
— Живу неплохо, а звоню из станции метро, — ответил Мишель.
— Так приезжай. Я спущусь вниз, чтобы швейцар не задержал. До меня идти двадцать минут.
Через полчаса Мишель уже пил коньяк со своими друзьями. Их немного смутила его необычная одежда и рюкзак, и он объяснил им, что может пробыть здесь всего две ночи. Если же швейцар заинтересуется Мишелем, достаточно сказать, что это старый друг Фоля, который проводил отпуск в горах.
Следующий день запомнился ему по нескольким причинам: с утра он часок поболтал с матерью Биш, очаровательной собеседницей; навестил своего друга Луи Шевалье, который, увидев Мишеля, чуть не подпрыгнул от неожиданности; затем, прогуливаясь, оказался среди матросов немецкой подводной лодки, которые отдавали честь могиле Неизвестного солдата у Триумфальной [232] арки, и закончил день тем, что прослушал по радио речь Уинстона Черчилля. После приятной передышки группа в сокращенном составе (выбыл Жак) села в поезд на Компьен.
Там в крошечном отеле около станции они сняли комнаты и начали искать, на чем бы добраться до Эетрэ-Сен-Дени, недалеко от которого находилась ферма Сент-Бёв. Из радиограммы явствовало, что все остальное устроит госпожа Сент-Бёв.
Велосипедов не нашлось. Рикэ где-то нашел лошадь, запряженную в рессорную двуколку, и друзья отправились на рекогносцировку.
Они проехали мимо компьенского концентрационного лагеря, где томились патриоты, среди которых были и их друзья. Отсюда пленных отправляли в Германию. Вид этого ужасного места сразу напомнил, что ждет их в случае неудачи.
Через два часа они подъехали к ферме.
Госпожа Сент-Бёв, француженка-аристократка с преждевременно поседевшими волосами, не стала тратить время на лишние разговоры. Как только Мишель назвал пароль, она пригласила его в двуколку и повезла через свои владения к небольшому полю.
— Надеюсь, вы получите сообщение сегодня, — сказала она, — потому что завтра поле собираются вспахать. Я ничего не могу поделать, чтобы задержать пахоту: люди, работающие на меня, не знают о моих симпатиях...
— Не разрешите ли остаться у вас и прослушать передачи, чтобы не ездить так далеко?
— Нет, не могу. — И гордый печальный взгляд ее красивых глаз сказал ему остальное: «Как бы сильно я ни желала».
К Компьену подъезжали уже в темноте. Мрачные бараки лагеря, мимо которого они снова проезжали, при свете прожекторов выглядели зловеще.
Рикэ отправился слушать передачи, Мишель с Полем остались в небольшом ресторанчике. Близкое соседство лагеря, где они могут оказаться, действовало на них удручающе. Оба сидели понурив головы. Наконец вернулся Рикэ. Он объявил:
— К сожалению, слушал напрасно. [233]
— Так, — сказал Мишель, — завтра поле вспашут. Ждать больше нечего, нам лучше вернуться в Париж. Мы еще успеем на поезд в девятнадцать пятьдесят. Кстати, я рад убраться отсюда подальше. У меня кровь стынет при виде этой обители скорби. Они расплатились и пошли за вещами.
Прошли через вокзал. Рикэ повел группу по перрону вдоль затемненного поезда. Дойдя до своего вагона, они открыли дверь и ввалились внутрь. Молча закурили. Вскоре на соседнем пути тронулся поезд, но почему-то в сторону Парижа. Мишель вскочил:
— Это же наш поезд! Мы ошиблись!
Рикэ и Поль весело расхохотались. Мишель в недоумении уставился на них и вдруг понял: значит, сообщение передавали и «Лизандер» вылетает! Друзья просто решили разыграть его...
Еще днем, когда они были на ферме, Мишель попросил Поля как следует изучить дорогу до ближайшей станции, откуда им предстоит идти пешком до места посадки самолета. Но едва они отошли от станции, как Поль в нерешительности остановился: ночью ориентироваться трудно, нужна особая привычка, которой Поль, очевидно, не обладал. Все-таки он вывел их на дорогу, но у первой же развилки окончательно растерялся, явно не зная, куда идти.
Мишель был в отчаянии. Подумать только, проехать, рискуя всем, тысячу километров и заблудиться в каких-нибудь пяти километрах от места, где они надеялись, наконец, после шести неудачных попыток сесть в самолет! И это когда, казалось, есть все шансы на успех!
Между тем Поль неуверенно пробормотал:
— По-моему, нужно сворачивать направо...
К счастью, Рикэ, руководствуясь одним чутьем, сумел вывести их к цели. Было без четверти десять, когда они увидели ферму.
Указав на железнодорожное полотно, Рикэ сказал:
— Я узнал, что там на переезде дежурят два француза. Здесь во избежание диверсий по ночам охраняются все мосты и переезды.
— Хитро придумано, — заметил Поль, — если что-нибудь случается на каком-то участке, местных жителей хватают как заложников. Каждый знает, что произойдет с ним, если подобная история повторится. Этот [234] дьявольский метод рассчитан на то, чтобы запугать население, но существенных результатов он все равно не дает.
— Я надеюсь, местных жителей не сочтут виновными, если сегодня что-нибудь произойдет, — сказал Мишель.
— Об этом узнают только они, а они, я думаю, не станут болтать. Какое счастье, что завтра поле будет вспахано.
Когда Мишель, Поль и Рикэ подходили к полю, оттуда раздался условный свист — позывные Би-Би-Си для Европы.
— Это Марсак, — сразу узнал Мишель. — Хотел бы я знать, какого черта он здесь делает? Напугал нас до смерти...
Рикэ пошел вперед и вскоре вернулся с Марсаком и незнакомым человеком, которого представил как члена парижской группы. Все пожимали друг другу руки с таким видом, точно случайно встретились на Елисейских Полях. Мишель подумал, что он вряд ли когда-нибудь привыкнет к странным манерам своих друзей.
— Рад видеть вас, — солгал Мишель. — Но стоило ли беспокоиться?
— Я подумал, что значительно проще отвезти Рикэ и вновь прибывшего прямо в Париж на машине моего друга, а не заставлять их мерзнуть всю ночь где-нибудь в стоге сена.
— А как насчет комендантского часа и патрулей?
— Наши документы действительны и ночью. Парижская группа — солидная организация. У них есть немецкие бланки и люди, которые умеют подделывать подписи.
— Молодцы! — воскликнул Мишель, восхищенный их смелостью.
Теперь, когда нежданно явились новые помощники, отпала необходимость прикреплять фонарики к палкам. Мишель объяснил, где кому стоять. Каждый отметил свое место, как обычно, белым носовым платком, а затем все собрались вместе и стали ждать самолет.
Матовый лунный свет освещал окрестности. В тишине ночи слышно было, как на переезде покашливает сторож. На ферме погас последний огонек. А всего в [235] 14 километрах от них тысячи французов за электрической проволокой беспокойно метались на жестких нарах, моля о блаженном сне и забвении...
Наконец послышался отдаленный рокот мотора. Все бросились по местам. Мишель сжал фонарик, позабыв обо всем на свете.
Когда самолет пролетел над ними, он подал сигнал и повторил его несколько раз. Ответа не последовало.
Самолет пролетел мимо. Они опять собрались вместе и стали ожидать его возвращения. Повторилось то же, что в Базийаке. Оставалось надеяться, что на этот раз им не помешают.
Теперь после стольких попыток они, кажется, могли предвидеть любые случайности. Ничто не помешает им, если только самолет заметит сигнал. Если понадобится, они пробудут здесь всю ночь, не считаясь ни с чем.
Вот они опять услышали самолет. Снова все разбежались по местам и стали ждать команды Мишеля. И снова попытка Мишеля привлечь внимание летчика не увенчалась успехом. Но почему? Ведь сигнал бывает заметен с высоты пяти с лишним километров, а самолет прошел на высоте не больше шестисот метров.
«Проснись, друг!» — про себя умолял Мишель пилота.
Но тот не услышал его мольбы, не отозвался на сигнал. И к счастью — это был немецкий «юнкерс», выполняющий свое задание.
Так продолжалось далеко за полночь. В воздухе то и дело появлялись немецкие самолеты. Мишель боялся, как бы не пропустить «Лизандер», приняв его за немецкий самолет. Он совсем оглох от рева «юнкерсов».
Решив подкрепиться, они разделили между собой холодного кролика и бутылку вина. Но вдали снова загудел самолет, и все вскочили.
— Не беспокойтесь, — сказал Мишель, обгладывая косточку, — - я не собираюсь больше выдавать нашу позицию немцам и не стану сигналить до тех пор, пока не опознаю «Лизандер» по силуэту.
— Странная вещь, — сказал Рикэ, — они ухитрились добраться до нас на юг Франции к двадцати двум пятнадцати, а здесь мы так близко к Англии. Почему их так долго нет? [236]
— Как вы думаете, они прилетят, Мишель? — спросил Марсак.
— До сих пор, когда была передача Би-Би-Си, они всегда прилетали.
Допили вино. Мишель посмотрел на часы — около двух ночи.
И снова шум мотора нарушил тишину. На этот раз чувствовалось, что самолет летит низко и прямо на них. Ближе, ближе. Это, конечно, он. Все напряженно всматривались в ночную мглу.
Едва опознав знакомый силуэт, Мишель засигналил и тотчас же получил ответный сигнал — замелькала лампочка под фюзеляжем.
— Вот и он! До свидания! — крикнул Мишель друзьям, которые разбежались включать фонарики.
Самолет сделал круг и пошел на снижение. Его колеса коснулись земли метрах в шести — семи от Мишеля и Поля. У второго фонарика он остановился и, развернувшись, пополз к ним обратно. Снова развернулся и замер, готовый к взлету.
Из кабины высунулся пилот и приветливо махнул рукой.
— Ну и поле! — воскликнул он. — Пальчики оближешь!
Мишель и Поль ждали, пока высадится Рожэ. С ним был кто-то еще — он подавал сверху багаж. Как только оба оказались на земле, Мишель кивнул Полю:
— Забирайтесь... Я за вами.
Мишель поздоровался с Рожэ:
— Добро пожаловать, коллега... Вас ждет машина. Желаю удачи!
Потом повернулся к его спутнику.
— Как, Шарль, это вы? Здравствуйте! — приветствовал он старого друга из Лиона.
Разговаривать было некогда. Мишель быстро поднялся в самолет и помахал Рожэ и Шарлю. Когда он закрывал кабину, мотор взревел, и самолет устремился вперед. Пробежав метров шестьдесят, он оторвался от земли, и Мишель увидел двух человек с фонариками, которые махали им с земли.
Самолет взмывал во вражеское небо все выше и выше. Мишель ликовал. Ведь ради этого трехсоткилометрового перелета, который не продлится и двух часов, [237] пришлось проделать пять тысяч километров по суше и прождать сто пятьдесят дней! И вот наконец-то! Он свое дело сделал, и если теперь их собьют зенитки или ночные истребители — это не его забота. Он хлопнул Поля по колену и радостно улыбнулся. Тот в ответ пожал ему руку. Он тоже чувствовал себя счастливым. Вскоре они были над Ла-Маншем, но тут попали в полосу густого тумана. Мишель подумал, что, если везде такой туман, сесть будет невозможно. Но ничего — пилот знает свое дело!
Начали снижаться. Впереди, всего километрах в полутора, Мишель увидел лучи мощных прожекторов, скрестившихся над аэродромом.
Пилот резко бросил машину вниз и приземлился в центре яркого света. Тотчас же заглушил мотор. Прожекторы погасли.