Подвиг радиста
Как-то во второй половине октября Арно вручил Мишелю следующую радиограмму:
НЕТ СВЯЗИ С МАРСЕЛЕМ, АРЛЕМ И ТУЛУЗОЙ. ПОЖАЛУЙСТА, ПОЧИНИТЕ РАЦИИ. [122]
— Этого еще не хватало! — воскликнул Мишель, бросая радиограмму на стол и глядя на Арно. — Помните, нам все время твердили никогда не соваться за помощью к соседу, если приходится туго?
— Конечно, помню, — саркастически усмехнулся Арно. — Когда самому туго, говорят: «Не соваться», а когда туго пришлось другим, сразу же: «Почините...» Безответственные болтуны!
— Но, Арно, — уже спокойнее продолжал Мишель, в глубине души радуясь, что начальство в Лондоне такого высокого мнения о его радисте, — здесь же говорится «пожалуйста»!
— Они любезничают, чтобы я согласился чинить чертовы рации... Подумать только, эти недотепы в Марселе, Арле и Тулузе...
— Арно, что же делать? Вспомните, и у нас с вами однажды было...
— Не буду, — отрезал Арно.
Мишель не ожидал, что отказ будет столь решительным. Тем не менее прежде всего по соображениям безопасности он отнюдь не собирался приказывать Арно заняться этим необычным делом. Как можно заставлять человека чинить, а затем испытывать чужие рации, когда кругом снуют машины с радиопеленгаторами? Ведь они уже схватили девять радистов.
— А зря, — продолжал Мишель, с напускным равнодушием глядя в окно, — большое бы дело сделали. Репутация ваша от этого сильно бы выиграла. Почему бы не попробовать?
— А здесь, значит, все бросить и бог знает на какое время? — огрызнулся Арно.
— Наши донесения можно передать по рациям, которые вы почините. Там же получите ответы.
— Рации! Вы воображаете, что я их все починю?
— Сказать по правде, Арно, я в этом уверен, — признался Мишель со всей искренностью.
— Черт знает что! — примирительно проворчал Арно, и Мишель почувствовал, что выиграл сражение.
— В общем, если надумаете, приходите завтра утром. Получите билет на поезд в спальный вагон туда и обратно. Я могу подобрать связника, который знает адреса всех трех радистов и проводит вас к ним. Сегодня вечером [123] вы еще успеете передать часть донесений. Завтра утренний экспресс отправляется в девять сорок семь.
— Ладно, приду. Разве вас переспоришь? — Арно поднялся и направился к выходу, бросив на Мишеля укоризненный взгляд, в котором, однако, сквозила неуверенность.
Некоторое время Мишель в раздумье смотрел на дверь, которая закрылась за Арно, а затем позвал Сюзанн, чтобы отдать необходимые распоряжения.
На следующее утро в десятом часу Арно пришел к Мишелю. Проворно и деловито он выложил четыре радиограммы, две из которых требовали ответа. Затем молча убрал билет в бумажник и похлопал себя по карману, где лежал кольт, с которым радист не разлучался.
Остальные карманы были битком набиты всякими инструментами, проводками и зажимами. Сюзанн, как всегда приветливо улыбаясь, поставила перед ним на стол большую чашку кофе. Она относилась к Арно с симпатией, несмотря на то, что ее, как и многих других, порой шокировали его неприличные выражения и дурные выходки.
Выпив кофе, Арно надел свой лоснящийся макинтош, надвинул низко на лоб зеленую шляпу и, кивнув Мишелю и Сюзанн, вышел из комнаты. Сопровождать его поручили Рикэ.
Беспокоиться об Арно было просто некогда из-за неотложных дел.
Вот уже несколько дней в городе находится Бернар из Клермон-Феррана. Ему нужно было договориться с Мишелем, где устроить жену, которая прибывала на следующей фелюге.
Не ладилось у Губерта. Ему показалось, что квартира в Сент-Этьене, адрес которой он получил в Лондоне, находится под тайным надзором у гестапо. Он слышал, что, когда придется туго, лучше всего уехать в Канн. Не теряя времени, Губерт так и поступил. Арно свяжется с Лондоном, и там решат, что делать Губерту дальше, а пока о нем приходилось заботиться Мишелю.
Арамис, недавно прикрепленный к группе Мишеля, уже в третий раз справлялся, разрешил ли Лондон закупить партию сушеных продуктов. Он должен ответить владельцу в течение двадцати четырех часов, иначе все [124] продукты, которые пока еще в Марселе, будут проданы немцам.
— Сколько они хотят за них? — спросил Мишель.
— Два миллиона франков. Это целый склад, — сказал Арамис, — и притом продукты хорошего качества.
— Ладно, раз никто не может добиться ответа в казначействе, закупайте под мою ответственность. Черт с ними! Не можем же мы без конца посылать запросы.
— Молодец, Мишель! Я еду...
Вошла Сюзанн и сообщила, что пришел Эжен из Тулузы.
— Вот кого я действительно рад видеть, — радостно улыбаясь, сказал Мишель, здороваясь со своим другом. — Как мы волновались, когда Жизель сообщила, что ей не удалось найти вас.
— В Тулузе сейчас дела неважные. Что, если я побуду недельку в Канне, пока там все успокоится?
— Он еще спрашивает! — воскликнул Мишель. — Сюзанн вас отлично устроит. Отдыхайте, ходите к морю. Лишняя пара купальных трусов всегда найдется, а велосипеда у меня два. Завтра пообедаем вместе где-нибудь в укромном местечке, если, конечно, вы не найдете себе более интересного занятия.
— Я в восторге, Мишель!
— Кстати, Арно поехал чинить рацию на этой вашей ферме около Монреже. Надеюсь, там спокойно?
— Да, вполне. Ферма стоит в стороне, поблизости никто не живет. Я там прячу оружие.
Их беседу прервало появление Рено, который сообщил Мишелю, что его срочно хочет видеть один человек с последней фелюги. Он ждет на пуговичной фабрике.
— Кто это? — спросил Мишель.
— Не знаю его имени. Тот самый, который, помните, так заносчиво вел себя, когда мы ему давали продовольственные карточки.
— Ах, вот кто... Передайте ему, пожалуйста, что встречусь с ним сегодня днем в четыре. Пусть немного подождет. Это Грегуар. Бьюсь об заклад, ему нужны деньги.
— Карте спрашивает, — продолжал Рено, — не сможете ли вы встретиться с ним сегодня утром в одиннадцать тридцать вместо двенадцати пятнадцати.
— Конечно... в том же месте? [125]
— Да!
Встреча с Карте состоялась в доме доктора на рут де Фрежюс.
Мишель показал ему недавно полученные радиограммы, одна из которых гласила:
ДЛЯ КАРТЕ. ВЫСЫЛАЕМ БОМБАРДИРОВЩИК В ВИНОН ЗА ВАМИ, МИШЕЛЕМ И ПЯТЬЮ ГЕНЕРАЛАМИ. ПУСТЬ МИШЕЛЬ ПРОВЕРИТ ПЛОЩАДКУ, ПОДРОБНОСТИ СООБЩИМ ДОПОЛНИТЕЛЬНО.
— Вам нет надобности проверять посадочную площадку, — заявил Карте. (Кажется, он обиделся.) — Наши люди в состоянии сделать это сами. Кстати, как раз в том районе уже недели две живет группа французских летчиков. Они-то должны знать, что там делается.
: — Вопрос не в доверии, Карте, — сказал Мишель. — Дело в том, что я прошел специальную подготовку и знаю, какие площадки требуются английским летчикам.
— Ну, если вы хотите осмотреть место, добирайтесь туда сами. У меня нет бензина на подобные прогулки.
Мишель с трудом сдержал охватившую его ярость: он собирается отправить в Англию к де Голлю французских генералов просто потому, что его специально обучили подобным делам, а человек, которого он сам рекомендовал, не только отвергает эту помощь, но еще выражает недовольство!
Что делать? Если он все же поедет проверять площадку, Карте вскоре узнает об этом и оскорбится. Если он, Мишель, не поедет и операция почему-либо провалится, начальство будет вправе судить его военно-полевым судом. Тогда уж припомнят и кой-какие другие дела, например как он самовольно разрешил закупить продовольствие на два миллиона франков. Да мало ли что можно приписать человеку. В общем, если так пойдет дальше, то вряд ли он доживет до конца войны, а если и доживет, так разве лишь в Тауэре {12}!
Мрачные размышления прервал приход полковника Вотрэна.
— Вы сегодня читали газеты, Мишель? — начал он. [126]
— Нет, — откровенно признался Мишель, приготовившись выслушать новую неприятность.
— Опубликован только что принятый закон, согласно которому все лица без определенных занятий в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет отправляются на принудительные работы в Германию.
— Вот еще новости! — воскликнул Мишель.
— Я бы не очень беспокоился, — продолжал полковник, — если бы вы были похожи на журналиста-любителя, за кого себя выдаете.
— Как же быть? — спросил помрачневший Мишель.
— Есть одно занятие, которое, мне кажется, вам очень бы подошло...
— Какое? — заинтересовался Мишель.
— Одна моя хорошая знакомая, госпожа Рондэ, возглавляет агентство по сдаче в аренду недвижимости на Круазетт. Я ей сказал, что у меня есть друг Пьер Шовэ. Теперь вы можете позвонить ей или зайти. Если госпожа Рондэ возьмет вас к себе агентом, а это вполне возможно, вы сможете где угодно арендовать дома для Арно.
— Имеет ли она представление, кто я такой в действительности и чем занимаюсь?
— Ни малейшего. Правда, я намекнул ей, что, по-моему, у вас прабабушка — англичанка.
— Хорошо. Большое спасибо, полковник. Сегодня же схожу туда.
Мишель сдержал слово и в полдень зашел к госпоже Рондэ. Он отрекомендовался и пригласил ее поужинать в своем излюбленном ресторане у Роберта. Госпожа Рондэ приняла приглашение.
Мишель заранее зашел в ресторан, выбрал столик и заказал изысканный ужин. Не зря он посещал этот ресторан в течение двух месяцев: подержав его немного на обычном скудном рационе, хозяин пришел к выводу, что это не сыщик из министерства продовольствия, и теперь Мишелю подавали кое-что с черного рынка.
Еще раз просмотрев заказ, Мишель убедился, что если в ближайшем будущем он не получит места в агентстве, то не из-за какого-нибудь промаха с ужином.
В половине третьего он встретился с Эженом и освободился только через час. Еще четверть часа ушло, чтобы договориться с Сюзанн о том, как удобнее разместить женщин, прибывающих со следующей фелюгой. Затем [127] Мишель отправился на свидание с Грегуаром, назначенное на четыре.
Приближаясь к фабрике, он подумал, что разговор будет неприятный, и внутренне приготовился к этому.
— Весьма любезно с вашей стороны, что вы сочли возможным прийти, — произнес Грегуар вместо приветствия.
— Мы все довольно заняты, ничего не поделаешь, — ответил Мишель, сдерживая нарастающую ярость.
— Даже в этом захолустье?
— По какому вопросу вы хотели меня видеть? — в свою очередь спросил Мишель, удивляясь собственному терпению.
— Я хочу, чтобы вы связались с Лондоном и попросили прислать мне еще денег, — оптимистически заявил Грегуар.
— Вы находитесь здесь всего три недели. Насколько мне известно, вам дали с собой сто тысяч франков. Разве их уже нет?
— Безусловно. Иначе меня бы здесь не было.
— Раз мне предстоит просить для вас денег, то позвольте полюбопытствовать, на что вы их тратите?
— Вы не профессионал и вряд ли поймете. Нам приходится оплачивать кое-какие услуги...
— Например?
— Мне надо за кого-то выдавать себя, и я купил ферму за тридцать тысяч франков. Еще тридцать с меня взяли за приличный радиоприемник. Остальные деньги я положил в банк на имя жены одного доктора из Перпиньяна. Это мой друг, и я уговорил его работать со мной в Париже. Вполне естественно, он пожелал как-то обеспечить жену на случай, если его схватят. Надеюсь, вы удовлетворены? — закончил Грегуар язвительно.
— Ну, во-первых, — начал Мишель, — я не профессионал, но отлично понимаю, что не было необходимости платить такую крупную сумму за ферму. Во-вторых, ни один приемник не стоит тридцать тысяч франков, если только он не украшен бриллиантами. Наконец, у меня в данный момент работают четыре доктора, и никто из них не ждет от меня ни гроша для своих жен. Так что, пожалуй, лучше не быть профессионалом...
— Таким, как вы, торопиться некуда. Когда получится, тогда и ладно, а мне нужна быстрота. [128]
Мишель понял, что зря теряет время. Он молча вытащил бумажник и протянул три крупные банкноты.
— Вот вам пятнадцать тысяч, пока я не получу указаний из Лондона.
— Это мне ни к чему! Мне нужно пятьдесят тысяч!
Мишель не спеша убрал деньги обратно в бумажник и, глядя прямо в глаза Грегуару, медленно и четко произнес:
— В таком случае вообще ничего не получите, и я не буду беспокоить Лондон по этому делу. Убирайтесь!
Незадачливый «профессионал» поспешил ретироваться.
Вернувшись к себе, Мишель одел светло-коричневый в елочку костюм. Другого у него не было, да и этот Сюзанн извлекла из гардероба своего друга-американца.
Мишелю впервые предстояло провести вечер в обществе особы, которая не имела ни малейшего представления о его деятельности. Придется следить за собой, чтобы не вызвать подозрения каким-нибудь неосторожным словом.
Ужин удался на славу. Обслуживали превосходно, и Мишель показал себя тонким знатоком по части выбора вин и закусок. Загорелое лицо Мишеля, то и дело озаряемое предупредительной улыбкой, делало его похожим на одного из тех беспечных тунеядцев, которые целое лето околачиваются на южном побережье.
— Восхитительный ужин, месье Шовэ. Я в восторге от этого чудесного вечера, — сказала госпожа Рондэ, глядя на собеседника.
— Я рад, сударыня. Не правда ли, приятно, что такие вещи, как приличный ужин, еще существуют.
— Полковник Вотрэн сказал мне, что вы хотели бы стать одним из моих агентов?
— О, да!
— Сейчас дела идут довольно вяло: война и к тому же кончается летний сезон.
— Понимаю, сударыня. Но все же немало состоятельных людей едут сюда из оккупированной зоны. Я знаю многих, кто ищет дома. Желающих побывать здесь много, но не все уверены, что смогут снять виллы.
— Это довольно интересно, сударь. [129]
— Уверяю вас, что в ближайшее время я смогу найти арендаторов по меньшей мере для четырех домов.
— Я серьезно обдумаю ваше предложение, месье Шовэ. Но, — продолжала госпожа Рондэ в некотором замешательстве, — меня беспокоит один вопрос, и я все время хочу спросить вас...
— Пожалуйста, — вставил Мишель учтиво, стараясь догадаться, что это может быть.
— Видите ли, вы — молодой человек... во цвете лет...
Мишель посмотрел на гостью — та приложила салфетку к губам, делая вид, что с трудом подыскивает слова.
— По правде говоря, меня смущает, разумно ли нанять такого человека, который в один прекрасный день может почувствовать желание присоединиться к войскам свободной Франции в Лондоне, — призналась, наконец, госпожа Рондэ.
Мишель мысленно расхохотался. Все же мадам не приняла его всецело за повесу, которым он старался прикинуться. Теперь надо развеять ее сомнения.
— О, не стоит опасаться этого, сударыня. Я питаю отвращение к войне. А, кроме того... Постараюсь быть таким же откровенным, как вы. Должен признаться, что сейчас меня куда больше интересует одна блондинка, которая живет по соседству со мной, — лгал Мишель с бойкостью, которая удивляла его самого.
— Вот как! — неопределенно сказала госпожа Рондэ.
Признание собеседника ее успокоило, но вместе с тем не могло и не огорчить: он оказался заурядным эгоистом, потворствующим своим прихотям.
Дальше разговор не клеился, и Мишель почувствовал огромное облегчение, когда вернулся домой. Все же он был доволен хотя бы тем, что дама осталась в полном неведении о его деятельности. Теперь полковник Вотрэн замолвит за него слово, и он получит место.
Прежде чем лечь спать, Мишель задумался, стоит ли писать очередное донесение в Лондон. Решил не писать. Ведь в ближайшее время он полетит туда сам и устно доложит о сложившейся обстановке. Интересно, как Бакмастер распутает узел? Мишель был совершенно уверен в одном: ни в коем случае нельзя возвращаться во Францию, если Карте останется во главе организации. [130]
На следующее утро Мишель зашел к Кэтрин и, к своему удивлению, увидел там Арно, который как ни в чем не бывало жевал хлеб, запивая его кофе. Он осунулся, был не брит. Подняв на Мишеля усталые глаза, он с набитым ртом пробормотал приветствие.
Чувство благодарности охватило Мишеля, и с необычайной теплотой в голосе он произнес:
— Здравствуйте, дружище!
Пожав руку хозяйке дома, он извинился, что не поздоровался с ней первой.
— Пустяки, это вполне естественно, — ответила та.
Когда Арно допил кофе и вытер руки о куртку, Мишель предложил ему сигарету и спросил:
— Ну как?
— Вы были правы, Мишель. Я смог починить их все.
— Три рации в один день?! — поразился Мишель.
— Да, будь они трижды прокляты...
— Но ведь до Тулузы шестьсот километров. И нужно было поспеть на четыре поезда! Как же, черт возьми, вам это удалось?
— Дайте мне сказать, и я постараюсь объяснить.
Мишель и Кэтрин переглянулись и, пожав плечами, молча уставились на Арно.
— Я добрался до Марселя примерно в двенадцать сорок, и мы пошли прямо куда следует. Неисправности оказались пустячными, и связь с Лондоном была восстановлена через четыре с половиной минуты. Я передал две ваши радиограммы и предупредил девушку на приеме, чтобы она ожидала моих позывных из Арля. Затем ей вздумалось что-то передать мне, должно быть, им там делать нечего...
— Что же она передала? — перебила Арно Кэтрин.
— Так... какой-то вздор, — ответил тот возмущенно.
— Когда-нибудь встречали эту крошку? — спросил Мишель.
— Не валяйте дурака, Мишель.
Кэтрин едва удержалась от смеха.
— Продолжайте, Арно, — серьезным тоном попросил Мишель.
— Мы с Рикэ успели на экспресс, отходящий в Арль в тринадцать тридцать семь, и, конечно, доехали очень [131] быстро. Отправились в центр города, в аптеку. Там в задней комнате была установлена рация, на которой работал Улисс. Скажу прямо — дерьмо, а не рация. Я провозился с ней семнадцать минут, пока удалось восстановить связь.
Мишель хотел было спросить, что сказала девушка на этот раз, но Кэтрин вовремя удержала его неодобрительным взглядом.
— Я получил ответы на радиограммы, которые передал из Марселя, а также из Канна ночью накануне отъезда. Они где-то здесь, — сказал Арно, шаря в кармане. — Ну, — продолжал он, видя нетерпение слушателей, — я дал Улиссу несколько советов: я кое-чему научился на собственном горьком опыте... До отхода ближайшего поезда еще оставалось время, и мы пошли перекусить. В пятом часу сели на поезд и поздно вечером были в Тулузе. Там пересели на поезд на Монреже. Нас встретили и на рессорной двуколке отвезли на ферму, где находится рация Урбана. Бог знает, когда мы туда добрались. Они позаботились о нас и хорошо угостили. Пропасть еды, окорока, словно слоновьи, и вино ведрами. Никогда не видел ничего подобного. Сказочное место для работы — так, по крайней мере, я думал в тот момент.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил Мишель.
— Скажу, если вы наберетесь терпения, — ответил Арно. — Я сразу заявил им, что мне нужно успеть на ночной двухчасовой поезд. Рикэ заранее узнал время отправления, и они показали мне рацию сразу же после ужина. Черт возьми, в каком она была состоянии! Заржавела, собрана шиворот-навыворот. Потребовалось не меньше получаса, чтобы как-то наладить ее. Наконец я взялся за ключ. Стучал, стучал — все напрасно. Вдруг слышу — к дому подъезжает автомашина...
Арно закурил новую сигарету и продолжал:
— Я схватился за пистолет и рванулся к окну, но фермер удержал меня, заверив, что мы успеем спрятаться. Я подхватил рацию. Урбан — тяжелые аккумуляторы, и мы бросились за фермером. Когда он открывал погреб, в дверь уже стучались. Жена фермера не спеша пошла открывать, а мы по крутой лестнице спустились вниз и закрыли за собой вход в погреб. Я уже начал подумывать, что из этой ловушки нам не уйти. По [132] чему мне не дали перестрелять их всех там, через окно?
Но тут фермер открыл потайную дверь, и мы очутились в сыром тоннеле.
Плотно прикрыв дверь, он зажег спичку и сказал: «Вот и пригодился старый подземный ход. Ферма существует около четырехсот лет, и люди, которые ее строили, видно, знали, что делают. Наверно, они тоже были не в ладах с немцами».
— Ну, а дальше? — не выдержала Кэтрин.
— Мы шли довольно долго, но вот, наконец, оказались в какой-то полуразвалившейся постройке, откуда отлично было видно ферму. Мы находились примерно в тысяче метров от нее. Фермер пошел обратно прямо через поле. Он сказал, Что вернется, когда уедут немцы. Я пристроил рацию на камнях, из-за которых мог видеть ферму, и продолжал починку.
— К ключу вы, конечно, не притрагивались? — с тревогой в голосе спросил Мишель.
— Господи, конечно, нет! — воскликнул Арно. — Ясно, что эти сволочи оставили кого-нибудь на радиопеленгаторе на случай, если передача ведется не с фермы, а из другого места.
— И долго они оставались на ферме? — поинтересовалась Кэтрин.
— Прошел почти час, прежде чем мы с Урбаном услышали шаги в тоннеле. Я взялся за пистолет, но это был фермер. Он мрачно сообщил, что обе машины уехали.
— Обе? — переспросила Кэтрин.
— Да. Они всегда работают парами, как и у нас здесь, дорогая Кэтрин, — последовало довольно терпеливое объяснение.
— Как же вы испытывали рацию при таких обстоятельствах? — поинтересовался Мишель.
— Да подождите же! Ведь я еще не починил эту чертову рухлядь! — воскликнул Арно, поднимая руку к небу, словно моля покарать тех, кто его прерывает.
— Хорошо, хорошо, Арно. Мы не будем перебивать вас, но, пожалуйста, выбирайте выражения в присутствии Кэтрин...
— Продолжайте, Арно, — сказала Кэтрин, — и не обращайте на меня внимания.
— Простите, Кэтрин, — выдавил из себя Арно, который вдруг стал чем-то похож на раскаивающегося медведя. [133]
Я спросил фермера, действительно ли немцы уехали, и он ответил, что следил за машинами с крыши до тех пор, пока они не скрылись из виду. «Может быть, они еще вернутся», — настаивал я. «Посмотрите сначала, какой погром они учинили в доме, — мрачно ответил фермер. — Зачем им теперь возвращаться?» Мы молча пошли на ферму, и там нам все стало ясно. Немцы были настолько уверены, что рация спрятана где-то здесь, что перевернули все вверх дном. Никогда в жизни я не видел такого кавардака... Не буду вдаваться в подробности, но тогда мне хотелось одного — чтобы эти проклятые ублюдки, простите, Кэтрин, вернулись. Я бы с радостью перестрелял их всех... Но надо было испытать рацию. Когда я подключал ее к батарее, фермер стоял на часах у окна, вооружившись французским ручным пулеметом. Урбан тоже подобрал себе что-то, очевидно из тех запасов оружия, которые создал Эжен.
У меня под рукой был пистолет, а Рикэ дежурил на крыше с полной корзиной ручных гранат. Я отстучал позывные и перешел на прием. Ответный писк морзянки показался мне приятнее самой прекрасной музыки.
На рации в Лондоне работала все та же девушка — насколько можно судить по почерку. Я передал открытым текстом:
РАДИ БОГА, ТОРОПИТЕСЬ. ЗА МНОЙ СЛЕДЯТ.
Ну, радиограмма, которую я получил, у меня здесь... Они еще успели посадить меня на последний поезд на Тулузу... — Арно замолчал. Ему порядком надоело рассказывать. — Не дадите ли еще кофе, Кэтрин? — попросил он, вытаскивая дюжину радиограмм и бросая их на стол перед Мишелем.
— Сколько хотите, Арно. Вы заслужили большего, — сказала гостеприимная хозяйка, поднимаясь, чтобы выполнить просьбу.
Мишель закурил сигарету, взял расшифрованные радиограммы и просмотрел их. Позже он прочитает радиограммы более внимательно, а пока ему очень хотелось найти среди них одну... А, вот она:
ДЛЯ АРНО. МОЛОДЕЦ, ПРЕКРАСНО СПРАВИЛИСЬ. ЭТО НАСТОЯЩИЙ ПОДВИГ.
«Значит, — подумал Мишель, — Бакмастер тоже был на радиостанции и следил за самоотверженной работой Арно...» [134]