Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Глава XVI.

Возникновение ирландского свободного государства

Соглашение на выборах. — Фундамент рушится. — Реакция на севере. — Письмо сэру Джемсу Крэгу. — Парламентские дебаты. — Терпение или доверчивость? — Майкель Коллинз. — Петтиго и Беллик. — Ирландская конституция. — Выборы. — Убийство сэра Генри Вильсона. — Критическое положение в парламенте. — Вмешательство Бонара Лоу. — Решение правительства. — Нападение на здание суда. — Решительные усилия. — Письмо Коллинзу. — Письмо сэру Джемсу Крэгу. — Смерть Гриффитса и Коллинза. — Косгрэв и О'Гиггинс. — Поворот. — Будущее.

До конца апреля мы, казалось, двигались к цели с трудом, но неуклонно и преодолевали все затруднения. Правительство Свободного государства действовало неровно, но все более и более энергично, а партийная и парламентская ситуация в Англии не создавала нам препятствий. Все наши надежды были сосредоточены на том, что в Ирландии состоятся свободные выборы, и ирландский народ выберет представляющее его национальное собрание. Не подлежало никакому сомнению, что подавляющее большинство ирландцев стояло за договор и за правительство Свободного государства.

В конце мая произошло новое событие, совершенно расстраивавшее мои планы. 19 мая Гриффитс заявил республиканцам, заседавшим в национальном собрании, что их насильственная тактика отстаивается не больше чем двумя процентами всего ирландского населения и что «избранный ими путь делает их наихудшими изменниками ирландского дела, ибо благодаря их поступкам возвращение английских войск становится неизбежным». Но на следующий же день, к изумлению всех, к огорчению друзей и радости врагов, между де-Валера и Майкелем Коллинзом было подписано соглашение. Соглашение касалось настоящих выборов. В силу этого соглашения республиканцы, стоявшие против трактата и представлявшие, по словам Гриффитса, меньше 2% ирландского населения, должны были получить в новом парламенте 57 мест, а сторонники трактата 64. На эти 57 мест временное правительство не должно было выставлять своих кандидатов. Другими словами, существующее соотношение голосов по вопросу о договоре должно было сохраниться в новом парламенте, и борьба между членами шии-фейнеровской партии не должна была изменить его. Во-вторых соглашение предусматривало, что после этих так называемых выборов должно быть образовано коалиционное правительство, состоящее из 5 министров, поддерживающих договор, и 4 министров — противников договора. В состав министерства должен был быть включен президент национального собрания и командующий армией. На этой основе должны были делиться места между обеими шин-фейнеровскими партиями. Против кандидатов, [225] отстаивающих другие взгляды, обе шин-фейнеровские партии должны были выступать совместно.

О намеченном соглашении я узнал за несколько дней до его подписания и немедленно написал письмо Майкелю Коллинзу.

Черчиль — Коллинзу

15 мая 1922 г.

«Согласно полученным мною сведениям, среди вопросов, обсуждаемых вами и республиканской партией, имеется предложение об устройстве так называемых «заранее условленных выборов», т.е. таких выборов, при которых, в сущности, не будет происходить никакой борьбы и в результате которых де-Валера должен получить 40 мест, а временное правительство — 80. Я должен немедленно же сказать вам, что всякое такое соглашение вызовет во всем мире насмешки и осуждение. Это не будет выборами в настоящем смысле слова, а просто-напросто фарсом, ибо горсточка людей, имеющих в своем распоряжении смертоносное оружие, будет распоряжаться политическими правами избирателей на основании закулисных переговоров. Такое соглашение ни в малейшей степени не усилит вашей позиции. Такого рода выборы не дадут временному правительству права представлять ирландскую нацию. Они были бы оскорблением демократических принципов и именно так были бы характеризованы всеми. Ваше правительство скоро очутилось бы на положении тиранической клики, которая достигла власти насилием и старается сохранить ее за собой путем нарушения конституционных прав. Враги Ирландии обычно говорили, что ирландский народ вовсе не стремится к представительному правительству, что такое правительство чуждо его инстинктам, и что если бы ирландцы имели возможность выбора, то они возвратились бы к деспотизму или олигархии в той или иной форме. Если бы вы совершили этот неправильный шаг и заключили намеченное соглашение, то подобный поступок был бы принят всеми как подтверждение этих мрачных предсказаний. Что касается нас, то такого рода предложение мы, конечно, не признаем базисом, на котором можно что-либо построить.

Я надеюсь, что вы дадите мне возможность опровергнуть эти слухи, чрезвычайно вредящие вашей репутации. По этому поводу в парламенте в любой момент могут быть заданы вопросы. Газета «Дейли Хроникль» уже коснулась этой темы в передовой статье.

Я прошу вас показать это письмо Гриффитсу и Дуггану, к которым я также считаю долгом обратиться, ибо они вместе с вами подписали договор».

Итак, весь фундамент соглашения, по-видимому, рушился. Республиканцы, сторонники Свободного государства, регулярные и нерегулярные войска, католики и протестанты, лендлорды и арендаторы, унионисты и националисты по всей Ирландии соглашались на том, что ирландский народ должен принять договор, честно провести его в жизнь и на основе его возвратить Ирландии ее достоинство и материальное благополучие. Но этому народу не разрешалось высказать свое мнение. Им бесконтрольно руководило ничтожное меньшинство, которое провело бесчестную сделку и поделило нацию, точно скот. Это было хуже, чем какие бы то ни было набеги и преступления. Положение грозило зайти в бессмысленный тупик.

Но в этом вопросе мы отстаивали принципы демократии. Пока [226] решение не было принято окончательно, эта позиция могла быть сильной. Мы пригласили лидеров Свободного государства в Лондон. Они немедленно прибыли. Гриффитс высказывал решительное неодобрение происшедшему, а Коллинз имел отчасти вызывающий, отчасти смущенный вид. Все было хорошо, говорил он, ибо мы не знали всех их затруднений. Затруднения были неописуемы. Правительство не имело под ногами никакой твердой почвы. Если бы на выборах происходила борьба между кандидатами, то проведение выборов оказалось бы физически невозможным, ибо это привело бы к всеобщей гражданской войне, и никто не посмел бы подавать свой голос. Правительство не имело достаточно силы, чтобы сохранить хотя бы видимость порядка. Тем не менее Коллинз заявил, что он по-прежнему решительно отстаивает договор. Казалось, раны Ирландии не поддаются никакому лечению и ведут страну к гибели.

Все эти события немедленно вызвали на севере соответствующую реакцию. Протестантский Ольстер был убежден, что южная Ирландия погрузится в хаос и что нужно во что бы то ни стало отгородиться от этой заразы. Северяне неустанно требовали присылки отрядов и оружия. Сэр Джемс Крэг произнес речь относительно границ, где он отказывался от каких бы то ни было уступок.

Черчиль — сэру Джемсу Крэгу

24 мая 1922 г.

«Лорд Лондондерри сообщит вам о результатах переговоров с военным министерством и о тех мерах, какие мы приняли для посылки вам этого огромного количества военных материалов. Но я должен заявить, что сделанное вами заявление относительно решительного отказа от каких бы то ни было исправлений границ и от какой бы то ни было пограничной комиссии, предусмотренной в договоре, не совместимо с теми требованиями о крупной финансовой помощи и поставке оружия, которые вы предъявляете. В то самое время, как я старался добиться согласия моих коллег на ваши требования, вы сделали заявления, звучащие как прямой вызов имперскому правительству, помощи которого вы домогаетесь. Сегодня утром несколько моих коллег заявили мне энергичный протест против подобного рода деклараций, появляющихся как раз тогда, когда вы просите нашей помощи и получаете ее и когда в ирландских делах наступил столь критический момент. В ответ я мог только сказать им, что на вчерашнем заседании национального собрания де-Валера и Коллинз сделали заявление в столь же неудовлетворительном духе. Подобные заявления с вашей стороны затруднят для имперского правительства оказание вам помощи; кроме того, министры, которые встретятся с представителями временного правительства, не смогут упрекать Коллинза за его презрительные отзывы о договоре. Благодаря вашим заявлениям многие английские газеты, поддержка которых будет для нас чрезвычайно ценна в критический момент, начинают относиться к ирландскому вопросу в том смысле, что одни не стоят других. Многие, несомненно, попытаются рекомендовать Британии полностью отойти от ирландских дел и будут советовать «предоставить ирландцам вариться в своем собственном соку и разрешить вопрос своими средствами». Декларации в роде сделанных вами затрудняют борьбу с гибельными тенденциями.

Я знаю, что вы не посетуете на меня за мою откровенность, ибо я всеми силами поддерживаю вас во всем, что правильно и законно. Так, [227] например, мы не могли бы жаловаться, если бы вы сказали, что соглашение между Коллинзом и де-Валера сделало невозможным сотрудничество между вами и югом. Я сожалел бы о таком заявлении, но против него нельзя было бы ничего возразить. Но вы совершенно неправы, когда вы заявляете, что вы не подчинитесь ни в каком случае договору, заключенному британским правительством, а в то же самое время просите это последнее нести на себе огромные расходы, связанные с вашей защитой. Я не понимаю, почему вы не снеслись со мной до того, как вы сделали заявление в этом смысле. По моему мнению, в переживаемое нами критическое время вы могли бы сделать декларацию, вполне удовлетворяющую ваше население и в то же время не изобличающую вас в том, что вы с такой же готовностью, как Коллинз или де-Валера, бросите вызов имперскому правительству в том случае, если оно предпримет нежелательные для вас шаги. Вы не должны были бы посылать нам телеграммы о возможно большей помощи и в то же время заявлять о своей решимости не подчиняться имперскому парламенту.

Я только что получил вашу телеграмму и с радостью узнал, что вам оказали большую помощь практические шаги, на которых мне удалось настоять».

Я не терял надежды, но я все же считал нужным подготовить парламент к неблагополучному концу и, когда было внесено предложение о роспуске парламента на летние каникулы, я изложил положение в палате общин и повторил наиболее солидные из доводов, выставленных Коллинзом.

«Временное правительство не в силах гарантировать безопасность жизни и собственности, если выступит на сцену активное, пылкое и привыкшее к насильственным методам республиканское меньшинство. Республиканское меньшинство, как заявляет временное правительство, состоит из сравнительно небольшого числа вооруженных людей, привыкших к насилию, фанатических по темпераменту, но во многих случаях бескорыстных по своим мотивам. За этими людьми, усиливая и пополняя число их сторонников и в то же время позоря этих последних, стоит большое число обычных грязных негодяев и разбойников, которые грабят, убивают, крадут ради своего личного обогащения или ради личной мести и создают беспорядок и хаос исключительно из любви к беспорядку и хаосу. Эти бандиты — ибо никаким другим именем их нельзя назвать — занимаются своей разрушительной деятельностью под прикрытием лозунга республики и нераздельно слиты с искренними и фанатическими сторонниками республиканской идеи.

Временное правительство заявило, что оно не в силах одновременно бороться с этими бандитами и вести вооруженную борьбу с честными республиканцами. По его словам, заключенное с республиканцами соглашение поможет изолировать разбойничьи элементы и даст возможность разбить и подавить эти последние. Таким образом удастся немедленно обеспечить гораздо большую степень свободы и безопасности. Это является необходимым предварительным условием для свободного волеизъявления ирландского народа, которое, как надеется временное правительство, состоится в скором времени. Далее, правительство говорит, что экстремистское меньшинство сможет организовать в Ирландии убийства ирландских солдат, солдат, вернувшихся с фронта, вышедших в отставку ирландских полицейских или живущих на севере протестантов, а также сможет вызвать беспорядки в Ольстере. Все это повлечет за собою [228] ряд таких эпизодов, которые, постепенно увеличиваясь в числе, сделают невозможным для обеих сторон выполнение договора».

Я просил палату не относиться к этой аргументации слишком недоверчиво. Я счел нужным сделать предостережение:

«Материальное благополучие Ирландии потерпело серьезный урон. Банковские и промышленные операции сократились. Промышленность и сельское хозяйство приходят в упадок. При взимании налогов накопляются все больше и больше недоимки… В производительной жизни Ирландии наблюдается застой и обнищание; неумолимая тень голода уже опустилась на некоторые из наиболее бедных округов. Будет ли своевременно усвоен этот урок и будет ли применено лекарство, прежде чем помощь окажется запоздалой? Или может быть Ирландия, при полном безразличии всего мира, которого во всяком случае следует ожидать, спустится в бездонную пропасть? На все эти вопросы ответят ближайшие несколько месяцев».

Я старался преодолеть скептические настроения.

«Я не думаю, что они действуют рука об руку со своими республиканскими противниками и ведут изменническую политику, обманывая доверие Британии и пороча доброе имя Ирландии. Я уверен, что временное правительство в этом неповинно. Возможно, что оно встало не на самый мудрый, или не на самый сильный, или не на самый короткий путь; во всяком случае оно, а вместе с ним и большинство национального собрания, поддерживающего временное правительство и договор, одушевлены решительным желанием выполнить трактат. Не только Гриффитс и Коллинз, — два лидера, на честность которых мы особенно полагались, но и прочие министры, находящиеся ныне в этой стране, как например Косгрэв, Кевин О'Хиггинс и прочие не раз заявляли о своей приверженности к трактату и самым решительным образом уверяли нас в своей поддержке. Они утверждали, что принятая ими тактика, хотя для британцев, да и для всех вообще наций она может казаться сомнительной, является наиболее верным путем и, в сущности, единственным путем, гарантирующим исполнение договора. Можно сомневаться в правильности этой политики и этих методов. Можно сомневаться в том, что они приведут к успешным результатам, но мы твердо уверены, что временное правительство всеми силами старается идти по тому пути, который единственно может спасти Ирландию от страшной катастрофы. Некоторые англичане считают нас неправыми. Некоторые полагают, что мы обмануты и одурачены и что, будучи обманутыми сами, мы обманываем других.

Но если даже мы неправы и обмануты, то все же имперская позиция этим нисколько не ослабляется. В этом случае потерпит ущерб лишь честь и репутация Ирландии. Каково бы то ни было ваше настроение в данный момент, доверяете ли вы или не доверяете временному правительству, — все равно вы можете ждать. Мы выполнили свою роль и выполняем ее с величайшей лояльностью на глазах у всего мира. Мы распустили нашу полицию. Мы удалили наши вооруженные отряды. Мы освободили заключенных. (Презрительные восклицания.) Да, я повторяю это и я горжусь этим. Мы передали правительственные полномочия и все ирландские доходы ирландскому министерству, ответственному перед ирландским парламентом. Мы сделали это на основании договора, торжественно подписанного аккредитованными полномочными представителями ирландской нации и впоследствии подтвержденного большинством [229] ирландского парламента. Этот великий акт доверия, совершенный более сильной державой, я уверен, не станет предметом насмешек для ирландского народа. Если бы случилось так, то империя оказалась бы достаточно сильной, чтобы пережить это разочарование, но Ирландии не скоро удалось бы смыть с себя этот позор».

Асквит, мой бывший начальник, также оказался выше страстей и партийных соображений и всем весом своего авторитета подкрепил правительство. Затем палата общин разошлась в чрезвычайно мрачном настроении.

В этот же день произошел новый инцидент, который я довел до сведения палаты общин. Ирландские республиканские отряды заняли местечки Петтиго и Беллик. Петтиго лежит по ту и по другую сторону границы, а Беллик находится целиком на северной территории. Эти военные действия заставили проявить другую сторону той двойственной политики, которую я старался проводить. Инцидент дал мне удобный случай воочию показать Ольстеру, что мы не ограничиваемся одними только извинениями и не летим в пропасть, а во всяком случае будем охранять неприкосновенность ольстерской территории, что бы ни случилось. Военный министр и мои прочие коллеги по кабинетской комиссии были вполне согласны со мной.

Немедленно после окончания парламентских дебатов Майкель Коллинз, слушавший мою речь, вошел в мой кабинет. В дружеских тонах я сообщил ему, что если какая-либо часть ирландской республиканской армии, независимо от того, стоит ли она за договор или против договора, устроит набег на территорию северян, то мы силой вышвырнем ее.

Он принял мои слова совершенно спокойно, и, казалось, был гораздо больше заинтересован дебатами. «Я очень рад, что видел все это, — сказал он. — Я не буду возражать против вашей речи; мы должны выполнить наше обещание или погибнуть». Мы поговорили об инцидентах в Петтиго и Беллике и о бельфастских зверствах. Перед самым уходом он сказал мне: «Я не проживу долго. Я обречен, но я постараюсь сделать все, что могу. После того, как меня не будет, другим будет легче. Вы увидите, что они смогут сделать больше, чем я». Я повторил фразу президента Бранда, которую я слышал во время обсуждения законопроекта о трансваальской конституции «Alezal regt kom» ( «все кончится хорошо»). Это было мое последнее свидание с Коллинзом перед его смертью.

Я хочу посвятить здесь несколько слов Майкелю Коллинзу. Это был честный и бесстрашный ирландский патриот. Узкий круг, в котором он вращался, и вся прежняя обстановка его жизни внушали ему чувство ненависти к Англии. Он непосредственно участвовал во многих страшных делах. Наша полиция охотилась за ним по пятам и много раз он едва-едва спасался от смерти. Но теперь он более не имел ненависти к Англии. Любовь к Ирландии по-прежнему владела его душой, но кругозор его стал шире. Во время переговоров о договоре он находился в контакте с людьми, которые ему нравились, с людьми, которые вели честную игру, и он решил действовать честно по отношению к ним. Если Гриффитс чувствовал особое доверие к Остину Чемберлену, то Майкель Коллинз питал глубокое уважение к лорду Биркенгеду. Постепенное изменение его настроений может проследить по его речам всякий, кто удосужится их прочесть. Раньше он был предан только одной стране, теперь он был предан двум. Он сохранил верность и к той, и к другой и умер за них обеих. В будущем ирландское свободное государство разовьет не только [230] свои культурные и моральные силы, не только достигнет благосостояния и счастья, но и станет активным, влиятельным и ценным членом Британского содружества наций, и тогда о жизни и смерти Коллинза будут вспоминать все более и более широкие круги.

На ольстерской границе были теперь сосредоточены крупные отряды, снабженные всеми средствами войны. К деревушке Петтиго и Беллик были двинуты 7 тыс. чел. с артиллерией и броневиками. Мы решили произвести демонстрацию подавляющими силами, дабы поддержать неоспоримые права Ольстера. В течение более чем 10 дней британские деревни, имевшие полное право на покровительство короны, были беззаконно заняты вооруженными силами ирландских республиканцев. Ведь в конце концов есть случаи, когда сотня обиженных и притом вооруженных людей должна иметь право прогнать распоясавшегося безобразника.

Премьер-министр был весьма обеспокоен этим инцидентом. Он опасался, что в данном случае мы имеем дело с маневрами экстремистов обоих лагерей, старающихся вовлечь нас в битву при наименее выгодной для нас обстановке.

«Если сторонники Свободного государства будут настаивать на такой конституции, которая отвергает подчинение короне и империи и фактически устанавливает республику, то принятые нами меры встретят сочувствие во всем мире. В то же время стычка из-за Ольстера не всем британским населением будет оцениваться одинаково и уж во всяком случае не может рассчитывать на мировые симпатии. На сколько я понимаю, — писал он, — в данном случае мы идем в поход на какие-то жалкие казармы в Беллике, занятые дружески расположенным к нам кузнецом к маленькой горсточкой его соратников — нужно помнить, что Мак Кеон (кузнец) является решительным сторонником договора и публично порицал де-Валера и соглашение между Коллинзом и де-Валера. Если в Беллике его убьют, то это самым дурным образом отразится на нашем примирении с ирландской расой.

Откровенно говоря, если мы решимся на выступление в связи с этими фактами, то мы будем на голову разбиты. Твердолобые поднимут в страхе крик, который будет однако продолжаться весьма короткое время, но общественное мнение не поддержит нас, если мы захотим довести до конца дорогостоящую военную кампанию. Будем держаться на почве договора, короны и империи. Здесь мы неуязвимы. Но если вы опуститесь с этих высот и начнете драться в болотах Лоф Эрна, вы окажетесь разбитыми. Вы вели все эти переговоры с таким умением и терпением, что я прошу вас не губить достигнутые вами результаты необдуманным шагом, какие бы соблазнительные перспективы он не сулил».

Черчиль — премьер-министру

«Я собирался было ответить на ваше письмо, но события предвосхитили мой ответ. Сегодня местечко Беллик и Белликский форт были заняты сильными отрядами. В соответствии с нашими приказами, сначала была произведена рекогносцировка бронированным автомобилем, и отряды начали наступление только после того, как по разведчикам был открыт огонь на ольстерской территории из пунктов, находящихся в границах этой последней. Мы выпустили 20 снарядов и 400 ружейных пуль. Когда один снаряд разорвался у самого форта, занимавший его гарнизон в 40 человек бежал, не понеся никаких потерь. Кузнец, о котором вы [231] упоминаете, по словам Гриффитса, совсем не уезжал из Дублина. Поскольку мы знаем, «битва» оказалась почти бескровной. С нашей стороны был легко ранен один солдат, а неприятели не понесли никаких потерь, и не было взято никаких пленных. Я публикую сообщение о том, что военные операции кончились, что наши отряды не будут далее продвигаться, что никаких дальнейших военных действий предприниматься не будет, если войска не подвергнутся нападениям, что мы снеслись с временным правительством с целью водворения мира на этой части границы и что британские отряды будут сняты с ольстерской границы, как только исчезнет опасность дальнейших набегов.

Неотложные местные выступления всегда рискуют вызвать серьезные осложнения общего характера. Но я не думаю, чтобы в данном случае наше выступление привело к дурным результатам. Я надеюсь, что оно даже приведет к хорошим результатам. В понедельник мы не могли бы показаться в палате общин, если бы мы должны были признаться, что нам неизвестны события, происходящие в британской деревушке, и что мы не осмеливаемся направиться туда для выяснения положения».

Результаты этой военной операции, грозившей перейти или в трагедию или в фарс, были чрезвычайно благоприятны. Ольстер увидел, что в случае действительного вторжения южан ему будет оказана защита. Ирландская республиканская армия поняла, что мы не отступили перед открытой войной, а правительство Свободного государства ясно увидело линию, которую нельзя переходить. Лидеры Свободного государства, находившиеся в сношениях с нами, не обнаруживали ни малейшего озлобления. Наоборот, этот инцидент как будто укрепил их и подготовил их к тому серьезному кризису, который им предстояло вскоре пережить.

Тем временем дублинское временное правительство разрабатывало параграфы ирландской конституции. Многие советовали — иногда тайком, а иногда и открыто — чтобы конституция не считалась с рамками договора. Ирландские экстремисты рассчитывали воспользоваться этим случаем, чтобы вызвать разрыв с Англией. В Англии все понимали, что на большие уступки идти нельзя, и раздражение английской публики все более и более усиливалось. К счастью, текст оказался приемлемым для обеих партий, хотя принятие его не обошлось без долгих и резких споров. Апостолы насилия еще раз потерпели разочарование. Текст конституции Ирландского свободного государства был опубликован 15 июня, а на следующий день избиратели южной Ирландии пошли на выборы. Несмотря на упомянутое выше неприличное и карикатурное соглашение и на нелепости пропорционального правительства, очень значительное большинство избирателей высказалось за договор. Цифры были таковы: шин-фейнеров, поддерживающих трактат — 58; республиканцев — 36; членов рабочей партии — 17; фермеров — 7; независимых — 6; унионистов — 4; если бы вопрос был поставлен прямо и избиратели пользовались полной свободой голосования, то вряд ли удалось бы пройти хотя бы одному кандидату, высказывающемуся против договора. Соглашение спутало и затемнило результаты выборов, и прочной конституционной основы создать не удалось. Тем не менее конституция, принятая лидерами Свободного государства, была такова, что для де-Валера и его сторонников оказалось невозможным войти в правительство. Опасной двойственности исполнительной власти удалось таким образом избежать.

Через несколько дней произошло вопиющее преступление. Сэр Генри Вильсон, отслужив свой срок в качестве начальника имперского [232] генерального штаба, был избран членом парламента от одного из ольстерских округов. В газетах сообщалось, что он будет действовать в качестве военного советника ольстерских вооруженных сил. Фактически он не принимал никакого участия в делах ольстерской исполнительной власти. Но два ирландца, жившие в Лондоне (один из них был рассыльным в правительственном учреждении), смотрели на него как на главнокомандующего враждебной армией и считали его лично ответственным за совершенные в Бальфасте убийства. Они подстерегли его, когда он входил в свою квартиру в Итон-Сквере, и застрелили из револьвера. Это произошло в 3 часа дня 22 июня. Сэр Генри Вильсон только что вернулся с церемонии открытия памятника жертвам войны и был в фельдмаршальской форме. Простреленный несколькими пулями, он упал на самом пороге своего дома. Убийцы бросились бежать, но в погоню за ними бросились все находившиеся поблизости люди, хотя и не вооруженные. Преступники некоторое время отступали, отстреливаясь от собирающейся толпы, но убежать они не могли. Толпа бросилась на них со всех сторон. Они были схвачены и уведены в тюрьму, где вскоре их покарала неумолимая рука британского правосудия. Это убийство европейски известного военного стратега и члена палаты общин, совершенное в самом сердце Лондона, произвело огромное впечатление. Насколько мы знаем, убийцы не получали инструкций ни от каких ирландских организаций и действовали совершенно самостоятельно, но Великобританию охватил такой же припадок гнева, как тот, который последовал после убийства в Феникс-парке почти сорок лет тому назад. В понедельник покойный фельдмаршал был отвезен на кладбище с величайшими воинскими почестями. Огромные толпы стояли по улице по всему пути шествия вплоть до собора св. Павла. В тот же день мне пришлось выступить перед палатой общин.

Я тщательно обдумал все свои аргументы, и, несмотря на напряженное настроение палаты общин, мне была предоставлена полная возможность высказать их. Я постарался с чрезвычайной ясностью вскрыть все плюсы и минусы того положения, которое создалось в Ирландии. Часть своей речи я посвятил памяти сэра Генри Вильсона. Я описывал растущую силу ольстерского правительства и наши планы учреждения имперского военного кордона, отделяющего север Ирландии от юга. Я подробно останавливался на выборах, обнаруживших подлинное настроение ирландского народа. Но все эти мои попытки не привели бы ни к чему, если бы я не привел еще и других аргументов.

«Я поступил бы нечестно, если бы в умах членов палаты я оставил впечатление, что от нас требуется только терпение и сдержанность. Отнюдь нет. В интересах мира твердость столь же необходима, как и терпение. Опубликованная конституция вполне согласна с трактатом. В настоящее время она должна быть проведена в новом ирландском парламенте. Никоим образом не приходится опасаться, что будут хотя бы сколько-нибудь ослаблены те ее пункты, которые гарантируют связь с империей и конституционные права. Но это не все. Всякие уверения, хотя бы и весьма важные, если они останутся на бумаге и не будут сопровождаться действительными усилиями претворить их в жизнь, недостаточны. Мы не можем довольствоваться одними только порицаниями убийства, хотя бы совершенно искренними, если за ними не следует арест ни одного преступника. Существование в Ирландском свободном государстве аппарата республиканского правительства, прикрываемое уловками, граничащими с [233] лицемерием, не соответствует ни воле ирландского народа, ни условиям договора, ни стремлениям поддержать добрые отношения между обеими странами. Ресурсы, находящиеся в распоряжении правительства его величества, велики и многообразны. Выражаясь термином, часто употребляемым на континенте Европы, мы располагаем военными, экономическими и финансовыми санкциями, и санкции эти страшны по своим последствиям. Мы тщательно рассматривали эти меры воздействия, и чем тщательнее мы их изучали, тем яснее для нас становилось, что меры эти окажутся тем более действительными, чем более прочно будет организовано ирландское правительство и ирландское свободное государство…

До сих пор мы имели дело с правительством, которое было слабо, так как оно не имело прямого соприкосновения с народом. До сих пор мы старались не делать ничего такого, что могло бы помешать свободному выражению ирландского общественного мнения. Но теперь временное правительство значительно укрепилось. Оно пользуется поддержкой действительного парламентского большинства. Его долг — выполнить букву и дух трактата, осуществить его полностью и притом осуществить без всякого промедления. Отныне к нему должны предъявляться гораздо более строгие требования. Двусмысленное положение так называемой ирландской республиканской армии, смешавшейся с войсками Свободного государства, является оскорблением договора. Присутствие в Дублине шайки, именующей себя главным штабом республиканской исполнительной власти и насильственно захватившей здание дублинского суда, является нарушением договора и вызовом по отношению к Великобритании. Из этого гнезда анархии и измены — измены не только по отношению к британской короне, но и по отношению к ирландскому народу, — организуются и поощряются убийства, совершаемые не только в двадцати шести графствах Ирландии, не только на территории северного правительства, но, по-видимому, и по другую сторону пролива в Великобритании. Во всяком случае, этот центр поддерживает организацию, имеющую разветвления в Ольстере, Шотландии и Англии, и открыто признает своей задачей уничтожение договора, пользуясь при этом наиболее подлыми способами, которые только может придумать извращенная человеческая мысль. Наступило время, когда мы, не рискуя быть обвиненными в несправедливости, опрометчивости и нетерпении, должны предъявить укрепившемуся ирландскому парламенту категорическое требование, чтобы подобные вещи прекратились. Если вследствие слабости, недостатка мужества или каких-либо других менее уважительных причин такая деятельность не будет прекращена и притом прекращена в самом скором времени, то я заявляю от имени правительства его величества, что мы считаем договор формально нарушенным, не будем предпринимать больше никаких шагов для того, чтобы проводить его в жизнь или придать ему окончательные правовые формы, что мы возвращаем себе полную свободу действий в любом направлении, которое представляется нам нужным, и что мы будем действовать в любом масштабе, который может оказаться необходимым для защиты доверенных нам интересов и прав».

В последующих дебатах принял участие Бонар Лоу, который в апреле 1921 г. вышел из состава правительства и отказался от руководства консервативной партией. В настоящее время здоровье его восстановилось, [234] и его политическое влияние стало вновь фактором первостепенного значения.

«Министр колоний… в конце своей речи сказал все, что я сам хотел требовать от правительства, и все, что в сущности могло бы сделать любое правительство в данный момент… Наше внимание останавливает на себе инцидент, происшедший в здании дублинского суда. Я полагаю, что всякий человек, прочитавший письмо, опубликованное засевшей там группой, должен был испытывать такие же чувства отвращения, какие выразил министр колоний. Но в этом письме имеются еще и другие пункты, еще более усиливающие наш гнев. Авторы письма, упоминая о смерти сэра Генри Вильсона, ограничились заявлением, что они не причастны к нему, а это значит, что по существу они не находят в этом ничего дурного. Подумайте только об этом… В Дублине имеется организация, которая захватила здание дублинского суда — по иронии судьбы это здание является в Ирландии центром правосудия — оттуда рассылаются эмиссары, которые пытаются в Ольстере применить те же самые методы, которые, по их мнению, увенчались успехом на юге; они всюду подстрекают к убийствам. Можно ли терпеть что-либо подобное? Палата должна подумать, о чем, в сущности, идет речь. Представим себе, что мы бы узнали, что в Париже появилась влиятельная организация, которая открыто субсидирует отправку наемных убийц в Англию с тем, чтобы подорвать наш государственный строй. Что произошло бы в подобном случае? Мы не стали бы делать в Париже дипломатических представлений и говорить: «Мы должны удостовериться, что вы не одобряете подобных поступков», — мы просто сказали бы: «Вы должны приостановить это, в противном случае начнется война». А разве в этом отношении мы должны занять другую позицию в стране, которая, по моему мнению, является одним из наших собственных доминионов? Я не думаю, чтобы в этой палате нашелся хотя бы один человек… который не понимает, насколько было бы ужасно, если бы мы опять попытались восстановить порядок в южной Ирландии этими мерами… В настоящее время положение совершенно ясно. Выражаясь словами министра колоний, эти возмутительные действия должны быть ликвидированы в самом скором времени. Что касается меня, то я верю, что правительство решило довести дело до конца. Если оно не доведет его до конца, то я буду против него, и полагаю, что против него будет также и вся палата общин».

Вечером премьер-министр и я встретились с Бонаром Лоу в кулуарах палаты. Хотя он всегда проявлял строгую сдержанность, но на этот раз он был до чрезвычайности взволнован. Насколько я помню, он сказал: «Сегодня вы нас обезоружили. Если вы будете действовать так, как вы обещаете, — прекрасно, но если нет!..» — С очевидным усилием он сдержался и сразу отошел от нас.

Кабинет, поддерживаемый палатой общин, решил, что Рори О'Коннор во что бы то ни стало должен быть удален из здания дублинского суда. Единственный вопрос заключался лишь в том, когда и как это сделать. Инцидент должен был быть ликвидирован как можно скорее. Генералу Макреди уже был послан соответствующий приказ. Но генерал подал осторожный и, как оказалось впоследствии, весьма удачный совет: он советовал несколько повременить. Наконец, в этот мрачный час ирландской истории показался луч рассвета. 27 июня шайка Рори О'Коннора в веселой прогулке по улицам Дублина организовала похищение генерала О'Коннеля, главнокомандующего армией Свободного государства. Под [235] давлением событий Майкель Коллинз, очевидно, знавший, что если не выступит он, то выступим мы, решился на рассвете начать штурм здания судебных установлений. Всякая власть в Дублине была, казалось, потрясена. Но у Коллинза были свои собственные сторонники среди ирландской республиканской армии. Он попросил генерала Макреди ссудить ему два восемнадцатидюймовых орудия, которые и были, согласно инструкциям из Лондона, ему даны. У него был один способный и решительный офицер по имени Дальтон, проведший долгое время на западном фронте во время мировой войны. Дальтон взял орудия из британского лагеря и с помощью полудюжины плохо обученных солдат сам открыл огонь. Это произошло в 4 часа утра 28 июня. Последовал один из тех трагикомических конфликтов, которые были столь характерны для гражданской войны, разгоревшейся в Свободном государстве. Обе сражающиеся стороны любили и уважали друг друга, как собратьев по оружию; обе были готовы на смерть, раз этого нельзя было избежать, но все же предпочитали тратить не кровь, а амуницию. Стены здания подвергались оживленному ружейному обстрелу, прерываемому время от времени увещаниями и апелляциями к лучшим человеческим чувствам. Дальтон, у которого половина солдат была ранена, продолжал посылать снаряды в здание дублинского суда. Эта канонада была фактически салютом, знаменовавшим основание Ирландского свободного государства. В течение дня осаждающие попросили у нас еще два орудия, которые были им даны. К вечеру вся амуниция, запас которой ограничивался 200 снарядами, была затрачена. Как это ни странно, генерал Макреди, столь часто проявлявший здравый смысл и понимание обстановки, в этот критический момент заявил, что он не может дать больше. Временному правительству было сказано, что оно должно подождать прибытия истребителя из Каррик-фергюса, который привезет новые запасы снарядов. Получив это известие, временное правительство совершенно растерялось. В эту ночь меня осаждали по телефону лихорадочными требованиями и угрозами, и я принял все меры, чтобы ускорить доставку. Оказалось, что британский главнокомандующий не желал даже на несколько часов уменьшить обширные запасы своего прекрасно защищенного лагеря. 200 или 300 снарядов было бы совершенно достаточно. Его 16 батарей располагали почти 10 тыс. гранат, из которых половина отличалась большой взрывчатой силой.

30 июня сторонники Свободного государства, действуя с большой осторожностью, заняли часть здания судебных установлений. Рори О'Коннор поджег его и после взрыва, вызвавшего несколько жертв, сдался вместе со своими соратниками. Было уничтожено огромное количество документов, имевших исторический интерес и юридическое значение; многие из них относились к XIII столетию. Свод здания обрушился. Сражение продолжалось еще несколько дней на Секвиль Стрит и велось со все большим и большим ожесточением. Но 5 июля все повстанцы, поднявшие оружие против временного правительства, сдались. Сражения, происходившие в течение этой недели, явились решающим событием, которым закончились муки рождения Ирландского свободного государства. Это молодое государство, доведенное почти до агонии, действовало сначала нерешительно, а затем крайне энергично, и с каждым новым успехом набиралось новых жизненных сил. Между друзьями и врагами был теперь проведен точный водораздел, и борцы почувствовали смертельную ненависть друг к другу. Временное [236] правительство, членам которого грозило неминуемое убийство, окружило себя надежными стражами и укрепилось в Меррион Сквере. Члены правительства в течение нескольких недель не показывались домой. Несколько лет спустя Кевин О'Гиггинс рассказывал мне, что как-то вечером некоторые из них собрались на крыше, чтобы немножко подышать свежим воздухом; зажигая папиросу, он неосторожно показался на несколько секунд над парапетом, и в это же время пуля, выпущенная из соседнего дома, вырвала папиросу из его рук. Но эти люди, хотя и опечаленные до глубины души, были мужественны и горячи; когда их загнали в тупик и на карту была поставлена не только их собственная жизнь, но и то дело, которое они уже столь далеко продвинули, они отвечали на удары с энергией первобытного человека. 12 июля они выпустили прокламацию, угрожавшую суровыми репрессиями всем лицам, покушающимся на убийства; они назначили военный совет под председательством Майкеля Коллинза и начали по всей Ирландии активные операции против своих врагов. Так началась гражданская война в Ирландском свободном государстве. Это была очень странная война. Она велась немногими лицами, прекрасно знавшими друг друга и отлично осведомленными относительно того, где можно найти друг друга и что сделает противник в данных обстоятельствах. Коллинз и его сторонники решили выследить и перебить всех тех, кто замышлял ниспровержение правительства. Во время этой партизанской войны большинство наиболее известных членов ирландских вооруженных отрядов погибло.

Черчиль — Коллинзу

7 июля 1922 г.

Лично и доверительно.

«Я не беспокоил вас в эти тревожные дни и в своих письмах говорил только о ваших практических нуждах, но события, разыгравшиеся после того, как вы открыли огонь по зданию судебных установлений в Дублине, подают, по моему мнению, большую надежду на восстановление мира и на окончательное объединение Ирландии. Обе эти цели чрезвычайно дороги тем британцам, которые вместе с вами подписали договор. Я знаю, что для вас и ваших коллег это было страшным испытанием, особенно в виду того, что было в прошлом. Но я уверен, что выступление, которое вы предприняли с такой решительностью и хладнокровием, было необходимо для спасения Ирландии от анархии и спасения договора от уничтожения. Мы в Англии дошли до последнего предела в тот самый момент, когда до этого предела дошли и вы в Ирландии. Если бы мне пришлось выдержать еще одни такие дебаты в палате общин, то это имело бы роковые последствия для существующего в Британии правительства, а вместе с правительством пал бы и самый договор. Теперь все изменилось. Ирландия будет госпожой в своем собственном доме, а мы сможем обеспечить гарантированные договором права и успешно содействовать вашим законным интересам. Как только вы установите власть Ирландского свободного государства во всех 26 графствах юга — а я не сомневаюсь, что вы этого достигнете в короткое время, — и как только вы и ваши коллеги станете во главе подавляющей массы ирландской нации, начнется новая эра, открывающая гораздо более светлые перспективы, чем время, до сих пор пережитое нами. Отныне главной [237] целью должно быть единство Ирландии. Как и когда оно будет осуществлено, я не могу сказать, но несомненно, что именно к этой цели мы все должны постоянно стремиться. Вас ждут огромные затруднения, огорчения и неудачи и, конечно, на слишком быстрое решение вопроса рассчитывать нельзя, но я глубоко уверен, что мы достигнем полного успеха, и что в будущем наш путь будет легче, чем в прошлом. Мы должны постараться использовать наши новые силы и полученные нами преимущества для того, чтобы добиться самого широкого решения вопроса. Мелочное раздражение, хотя бы оно и оправдывалось обстоятельствами, не должно мешать нам и отклонять нас с главного пути. Крэг и Лондондерри приезжают сюда 13 июля. Я не говорил им о тех жалобах, во многих случаях несомненно основательных, которые вы изложили в вашем письме от 28 июня. Вице-король отложил утверждение законопроекта об отмене пропорционального представительства на севере, и это значит, что у нас будет время обсудить его. Я не хочу создавать никаких новых осложнений, ибо надеюсь, что в нужный момент мы снова сможем вернуться к плану соглашения между Коллинзом и Крэгом. Вы помните, что Гриффитс набросал этот план в моем кабинете. Это может привести к совершенно новой ситуации. Мы должны дожидаться подходящего момента и не устранять возможных выгод преждевременными усилиями. Я напишу вам после того, как повидаюсь с Крэгом и Лондондерри. Я думаю, что во время дружеского разговора относительно ваших жалоб я добьюсь лучших результатов, чем если бы я изложил их в официальной корреспонденции.

В те минуты, когда вы отдыхаете от борьбы с бунтом и революцией, мне кажется, вы должны были бы обдумать, какие предложения может сделать юг северу относительно взаимного сотрудничества. Конечно, с имперской точки зрения, мы были бы чрезвычайно рады, если бы север и юг объединились и организовали Всеирландское национальное собрание, не нанося ущерба взаимным правам. В данный момент идея эта встретила бы энергичное сопротивление со стороны очень и очень многих, но исторические события движутся иногда очень быстро. Так например Южно-Африканский Союз был создан сразу, под влиянием мгновенного импульса. Достижение это было бы столь ценно, что ради его следовало бы отстранить все прочее на второй план. Большинство народа лишь медленно осознает то, что фактически происходит, и национальные предрассудки вымирают с трудом. Для простого народа необходимо время, чтобы осознать происходящее и примениться к событиям. Через какие-нибудь один или два месяца в общественном мнении могут произойти огромные перемены.

Пожалуйста, передайте мои лучшие пожелания Гриффитсу, и, если хотите, покажите ему это письмо.

Я надеюсь, что вы принимаете меры для охраны вас и ваших коллег. Времена теперь очень опасные».

Черчиль — сэру Джемсу Крэгу

Лично и доверительно.

7 июля 1922 г.

«Со времени нашего последнего свидания в южной Ирландии разыгрались весьма серьезные события, и я уверен, что вы немало думали об их возможных последствиях. Создание хорошей конституции для [238] Ирландского свободного государства; ясное волеизъявление ирландского народа, выраженное во время выборов, несмотря на столь многие трудности; решительное подавление силой оружия дублинских республиканцев и кампания против них, проводимая ныне во всей стране, особенно в Донегале; наконец, призыв к ирландцам о поддержке правительства, — все эти события создают целый ряд опорных точек, сулящих нечто гораздо лучшее, чем то, на что мы рассчитывали всего несколько недель тому назад.

Я знаю, что вы и Чарли{69} постараетесь использовать эти благоприятные события для общего и длительного блага Ирландии и всей империи. Нам необходимо спокойствие и время, чтобы народ освоился с новым положением вещей и чтобы первостепенной важности решения, которые ныне представляются возможными, сами собой пришли в голову многим людям.

Я понимаю все ваши затруднения по поводу пограничной комиссии. Как вам известно, мы в двух случаях уговорили Коллинза согласиться на другие методы разрешения пограничных вопросов. Вполне возможно, что после того как он выиграет свое сражение на юге, он сможет сделать вам гораздо более выгодное предложение, благодаря которому вмешательство пограничной комиссии станет ненужным, и лучшие католические элементы в Ольстере согласятся сотрудничать с вашим правительством. Я хотел бы, чтобы вы не делали пока по поводу пограничной комиссии никаких заявлений, которые могли бы породить конфликт между правительством его величества. Нам нужно во что бы то ни стало совместно разрешить все вопросы, и я питаю все большие и большие надежды, что нам это удастся.

Я никоим образом не желаю торопить вас. Я знаю, что мы должны выждать результатов происходящей на юге борьбы. Она может завести временное правительство очень далеко. Когда положение окончательно выяснится и организуются силы, преследующие определенные цели и принципы, то народное настроение сильно изменится, ибо между прошлым и настоящим вырастет целая пропасть. Я все время живу надеждой, что мы вернемся к вашему предложению о заключении соглашения между Крэгом и Коллинзом, на основании которого вы будете поддерживать друг друга и совместно решать все вопросы. В настоящее время это мне кажется тем более возможным, что вам, по-видимому, удалось справиться с положением в Ольстере, а Коллинз решительно начал борьбу. Я не буду надоедать вам в письме всякого рода мелочами, хотя несколько эпизодов меня беспокоят. Все это мы можем обсудить при встрече, но я чувствую, что мы должны попытаться подыскать решения на основе более широкого кругозора, чем это удавалось до сих пор».

Вскоре смерть наложила свою руку на обоих главных деятелей, подписавших ирландский трактат. 13 августа от паралича сердца (так по крайней мере утверждали) умер Артур Гриффитс, а Коллинз, смело разъезжавший по всей стране и руководивший своими сторонниками в каждой стычке, 22 августа попал в засаду и был убит. За несколько дней до этого он ясно предчувствовал смерть и едва-едва выбрался из нескольких подставленных ему ловушек. Через одного друга он писал мне прощальное письмо, за которое я ему очень признателен. «Скажите Винстону, что без него мы ничего не могли бы сделать». Он был погребен [239] по торжественному ритуалу римско-католической церкви, при всяческих изъявлениях народной скорби. Наступил конец… Но дело его было сделано. Приняв тяжелое историческое наследство, воспитанный в жестокой обстановке и действовавший в жестокое время, он сочетал в себе такие личные качества и такую волю, без которых оказалось бы невозможным восстановить ирландскую национальную государственность.

Пустота, образовавшаяся после смерти Гриффитса и Коллинза, была, однако, заполнена. Выдвинулся спокойный и могучий человек, который, подобно Гриффитсу, делил все опасности повстанческих вождей, не принимая участия в их деяниях. В лице Косгрэва ирландский народ обрел вождя еще более высокого калибра, чем все вожди, выдвигавшиеся до сего времени. Мужество Коллинза сочеталось в нем с прозаической лояльностью Гриффитса и с такими административными и государственными способностями, которые принадлежали только ему. Рядом с ним возвышалась фигура юного Кевина О'Хиггинс, подобно античной статуе, как будто вылитая из бронзы.

Эти люди восстановили в Ирландии порядок при помощи старинных методов; им удалось избежать чрезмерного пролития крови. Народ, охваченный смятением, волнением и скорбью, почувствовал волевой стимул, — силу спокойную, напряженную и беспощадную. Попытка ниспровергнуть национальное собрание путем убийства отдельных его членов была предотвращена следующим образом. Когда два депутата были убиты почти на пороге парламента, Рори О'Коннор и трое его главных сообщников в одно декабрьское утро были подняты с постели и расстреляны без всякого судебного разбирательства. После того как они сдались при взятии здания судебных установлений в Дублине, они были посажены в тюрьму Маунт-джой, где они содержались в довольно легких условиях. Свою судьбу они встретили с изумлением, но с твердостью. Всего год перед тем Рори О'Коннор был шафером на свадьбе Кевина О'Хиггинса. Люди, которые в будущем будут изучать все эти события, должны будут учесть напряжение и странную обстановку этого судорожного периода.

Черчиль — Коупу

23 августа.

«Нижеследующее предназначено для Косгрэва, Дуггана и временного правительства:

В этот трагический для Ирландии час, когда ирландское временное правительство переживает столь большие затруднения, я пользуюсь удобным случаем, чтобы заявить вам, что британское правительство не сомневается в искреннем и решительном осуществлении вами договора. Смерть обоих главных деятелей, подписавших его, отставка третьего и уход четвертого никоим образом не ослабляют юридического значения этого соглашения, заключенного полномочными представителями ирландской нации. Наоборот, мы уверены, что временное правительство и ирландский народ сочтут священным долгом полностью осуществить этот акт примирения между двумя островами, который был делом умерших ирландских лидеров и с которым имена их связаны навеки. Что касается нас, то данное Британией слово мы исполнили, и слово это ненарушимо. Мы стоим на почве договора и до самого конца будем отвечать на честность — честностью и на доброе расположение — добрым расположением. Вы, в качестве председателя временного правительства, и ваши гражданские и [240] военные коллеги могут рассчитывать на полное наше содействие и поддержку во всем том, что для вас требуется».

Вскоре погиб еще другой выдающийся человек, отличавшийся большими способностями и мужеством. Эрскин Чайльдерс, автор романа «Загадка песков», обнаруживший большую смелость в германской войне во время набега на Куксгавен 1 января 1915 г., отстаивал ирландское дело и обнаруживал при этом еще большую непримиримость, чем сами ирландцы. Он также был расстрелян за восстание против Свободного государства. Кевин О'Хиггинс в своей публичной речи по этому поводу сурово заявил: «Если англичане приезжают в Ирландию в поисках острых ощущений, мы постараемся, чтобы они их испытали». Чайльдерс умер совершенно спокойно. Впоследствии и сам Кевин О'Хиггинс пал от пули.

Моя связь с англо-ирландскими делами прекратилась еще до того, как разыгрались последние трагические события, но когда в конце октября 1922 г. коалиционное правительство подало в отставку, Ирландское свободное государство было прочно установлено на почве трактата. Одним из первых решений кабинета Бонара Лоу было решение о точном исполнении буквы и духа договора. Эту идею проводили и все последующие британские правительства. Кто сможет предсказать будущее? Британия свободна, Ирландия живет особняком. Ирландия бедна, а Британия и до сих пор не может преодолеть тяжелых последствий армагеддонской битвы. Ирландия в качестве доминиона британского содружества народов может оказать немалую помощь своему соседу или во многом лишить его своей поддержки. Нельзя ожидать, чтобы ненависть и предрассудки, укоренившиеся в течение столетий, исчезли без остатка при жизни нашего поколения. Но можно с полным основанием надеяться, что с течением времени они будут забыты, и благодетельная природа залечит старые раны. Пятьдесят лет мирного сотрудничества и появление на сцене нового поколения будут достаточны для того, чтобы общие интересы все более и более выдвинулись на первый план. Вспомним незабываемые слова Граттана: «Пролив исключает союз, а океан исключает разделение». Две древних расы, в значительной степени создавшие Британскую империю и Соединенные Штаты, связанные друг с другом тысячами нитей, научатся помогать одна другой и не причинять друг другу вреда после того, как исчезла старая причина их ссор. Возможно, что каждая из них получит свою награду, и что Ирландия, изжившая внутренние распри и примирившаяся с Великобританией, впоследствии при каком-либо важном случае поведет нас вперед и предложит Британской империи, а может быть и всему говорящему по-английски миру, такие решения наших проблем, которые мы сами не могли бы придумать. [241]

Дальше