Броненосный флот второй половины XIX в.

Крымская война подвела черты под многовековой историей развития парусного флота. Она наглядно и со всей убедительностью показала, что у парусных кораблей больше нет будущего, необходима срочная их замена паровыми броненосными. Однако это веление времени не могло быть претворено в жизнь в России в короткие сроки. Ее тяжелое экономическое и финансовое положение, промышленная и техническая отсталость создавали неимоверно большие трудности в революционном техническом преобразовании флота. Масштабы и темпы строительства броненосного флота России увеличивались по мере улучшения экономического положения страны и ускорения процесса промышленного переворота, что, в свою очередь, обусловило развитие его в два этапа.

Первый этап охватывал 60–70-е годы XIX в. и характеризовался постройкой небольших броненосных кораблей береговой обороны и созданием крейсерских сил, предназначенных для ведения боевых действий на океанских коммуникациях. На втором этапе, начавшемся в 80-е годы, был создан и получил развитие мореходный броненосный флот вначале на Балтийском, а затем и на других морских театрах. [415]

Важным условием вступления России в новую стадию своего экономического развития, стадию промышленного капитализма, явилась ликвидация главного препятствия на пути роста производительных сил — крепостного права, отмененного в 1861 г. Отмена его и проведение других буржуазных реформ дали мощный толчок процессу промышленного переворота в экономике России и коренным преобразованиям в различных областях (табл. 1), в частности, и в военном деле.

Продукт (технология)	Начало разработки (выпуск продукта), годы	Время освоения, лет
Паровая машина	1680–1780	100
Цемент	1756–1844	88
Паровоз	1790–1824	34
Карбюраторный двигатель внутреннего сгорания	1845–1883	38
Автомобиль	1868–1895	27
Дизель	1878–1897	19
Реактивный двигатель	1929–1943	14
Турбореактивный двигатель	1934–1944	10
Самолет	1897–1911	14
Железобетон	1855–1902	47
Полупроводники (транзисторы)	1885–1951	66
Фотография	1727–1840	113
Кинематография	1832–1895	63

Для изготовления машин и различных металлообрабатывающих станков, составляющих техническую основу крупного промышленного производства, а также для строительства железных дорог, паровозов, военных кораблей и транспортных судов требовалось большое количество [416] металла и энергетических ресурсов. В связи с этим в России начиная с 60-х годов XIX в. стала быстро развиваться металлургическая промышленность. Так, с 1860 по 1900 годы выплавка чугуна в стране увеличилась в девять с лишним раз (с 323,4 до 2919,2 тыс. т), производство стали и железа — в 13 раз (с 205,8 до 2706,7 тыс. т). Причем, если до 90-х годов в производстве сортового металла главное внимание уделялось изготовлению железа, а объем выплавки стали среди черных металлов был невелик, то к концу столетия достигал 82,3% от общего выпуска сортового железа. В 1900 г. металлургическая промышленность на 98,9% удовлетворяла потребность страны в стали и полностью обеспечивала строительство броненосного флота из отечественных материалов <5. С. 576–577>.

Сложнее обстояло дело с цветными металлами, крайне необходимыми для машиностроения в целом и для нужд флота в частности. Несмотря на богатые месторождения, Россия ввозила цветные металлы из-за границы; потребности страны в меди к концу XIX в. удовлетворялись на 40%, в цинке — на 34%, в свинце — на 0,4%.

Внедрение паровых машин в промышленное производство, транспорт и использование их на военных кораблях обусловили также резкий скачок в добыче каменного угля и нефти. Добыча каменного угля с 1860 по 1900 годы возросла почти в шесть раз (с 213,8 до 1265,5 тыс. т), нефти с 1871 по 1900 годы — в 4,8 раза. Однако, если около 20% нефти и нефтепродуктов вывозилось за границу, то потребности страны в угле собственного производства удовлетворялись лишь на 8,3% <5. С. 579>.

Во второй половине XIX в. число машиностроительных предприятий в России увеличилось по сравнению с 1850 г. более чем в 20 раз. Однако они не обеспечивали потребности страны в двигателях и станках. Наиболее слабой отраслью промышленности являлось судостроение: на отечественных верфях было построено всего лишь 25% судов, числившихся в составе торгового флота России к началу XX в. Несколько лучше дело обстояло с судостроительными заводами Морского ведомства, на которых строились военные корабли <5. С. 581>. [417]

Развитие промышленного производства и связанные с ним успехи в области металлургии и машиностроения создали необходимые экономические и технические предпосылки для строительства в России броненосных кораблей. Но это было только одно, правда, наиболее важное условие для успешного решения проблемы создания современного военного флота. Другим, не менее важным условием, являлось комплектование кораблей личным составом. Постройка паровых кораблей потребовала призыва в военно-морской флот грамотных и технически подготовленных людей, способных обслуживать качественно новую боевую технику.

Развитие промышленности вызвало во второй половине XIX в. быстрый рост численности городского населения, особенно в крупных промышленных центрах страны, создало благоприятные условия для разрешения проблемы броненосного флота комплектования личным составом.

Положительно на развитии парового броненосного флота в России сказались и военные реформы, проведенные по инициативе военного министра Д. А. Милютина в 60–70-е годы XIX в. Они стали логическим следствием реформы 1861 г. и преследовали цель превратить армию и флот феодально-крепостнического государства в вооруженные силы страны буржуазного типа. Это потребовало изменения системы комплектования вооруженных сил, подготовки рядового и офицерского состава, перевооружения армии и флота и проведения других мероприятий, связанных с созданием вооруженных сил нового типа.

Военная реформа коснулась и органов управления флота. Значительно уменьшился непомерно разбухший управленческий аппарат, ужесточились критерии подбора руководящих кадров в министерстве, повысилась его работоспособность и улучшилось руководство делами флота. Главные командиры портов получили большие права и самостоятельность. Во главе флота был поставлен великий князь Константин Николаевич, который на первых порах сыграл положительную роль в проведении военных реформ.

1 января 1874 г. был принят закон о всеобщей («всесословной») воинской повинности, по которому прежние рекрутские наборы, распространявшиеся лишь на «податные [418] сословия» (крестьян, ремесленников и мещан), были заменены воинской повинностью всех граждан независимо от сословной принадлежности.

Численность личного состава флота была сокращена с 85 тыс. человек (в 1857 г.) до 27 тыс. (в 1878 г.), а срок службы на кораблях уменьшился с 25 лет до 7 лет действительной службы и 3 лет запаса. Законом 1863 г. были отменены телесные наказания в армии и на флоте. Сокращение сроков службы и наличие на паровых кораблях сложной техники привели к увеличению призыва на флот более подготовленных людей из числа фабрично-заводских рабочих, что существенно изменило его социальный состав.

Произошли значительные изменения в подготовке и обучении рядового и командного состава флота. С 60-х годов начались реорганизация существовавших и создание новых военно-морских учебных заведений. Были открыты артиллерийский и минный офицерские классы в 1867 г. Морской корпус был реорганизован в Морское училище (с 1891 г. — Морской кадетский корпус), в 1877 г. на базе Академических курсов при Морском училище была образована Морская академия. Были пересмотрены программы, введены новые дисциплины, значительно увеличено время на практическую подготовку будущих офицеров, стали традиционными ежегодные дальние учебные плавания кораблей с Балтийского моря в Средиземное и на Дальний Восток. Одновременно для обучения рядового состава были открыты специальные школы.

Военные преобразования 60–70-х годов дали возможность значительно усилить русскую армию и военно-морской флот. Однако полностью решить задачу наиболее рационального переустройства флота не удалось: сказались рецидивы феодально-крепостнического прошлого на внутреннюю политику царского правительства.

Строительство броненосного флота прибрежного действия

По окончании Крымской войны в России практически не было флота. Оставшиеся парусные корабли боевой ценности уже не представляли, а паровых кораблей было чрезвычайно мало. В конце 1856 г. на Балтийском море [419] имелись 1 винтовой линейный корабль, 1 винтовой фрегат, 10 колесных пароходов, 18 небольших пароходов и 40 винтовых канонерских лодок, на Черном море — 12 колесных пароходов, на Белом море — 2 небольших колесных парохода, на Каспии — 8 таких же пароходов, на Дальнем Востоке — винтовая шхуна и 3 колесных парохода. Все эти суда были деревянными и не могли противоборствовать с быстро набиравшими мощь броненосными флотами Запада.

Руководители Морского министерства, понимая, что отсутствие современных паровых кораблей стало одной из главных причин поражения России в Крымской войне, и то, что русский военно-морской флот значительно отстал от флотов Англии и Франции, сразу же после заключения Парижского мирного договора поставили вопрос об его усилении.

Смирившись с невозможностью создать в ближайшее время боевой потенциал флота, равный боевым потенциалам флотов Англии и Франции, и в то же время не желая терять престижа России как одной из крупных морских держав, царское правительство при определении программы нового судостроения исходило из того, что «Россия должна быть первоклассною морскою державою, занимать в Европе третье место по силе флота после Англии и Франции и должна быть сильнее союза второстепенных морских держав» (имелись в виду Пруссия, Швеция и Дания. — Авт.) {8}.

Хотя опыт Крымской войны со всей убедительностью доказал необходимость перехода от парусных деревянных судов к паровым железным броненосным кораблям, Морское ведомство в первые годы после заключения мирного договора из-за отсутствия необходимой производственно-технической базы и тяжелого финансового положения страны ограничивалось постройкой деревянных паровых винтовых кораблей, главным образом для нужд Балтийского флота.

В 1857 г. правительство утвердило первую после Крымской войны судостроительную программу сроком на двадцать [420] лет. Согласно этой программе планировалась постройка: для Балтийского моря — 153 винтовых кораблей (18 линейных, 12 фрегатов, 14 корветов, 100 канонерских лодок и 9 колесных пароходов); для Черного моря (с учетом ограничений, обусловленных Парижским договором) — 15 винтовых кораблей (шести корветов и девяти транспортов) и 4 колесных пароходов; для Тихого океана — 20 винтовых кораблей (шести корветов, шести клиперов, пяти пароходов, двух транспортов и одной шхуны). Предусматривалась также постройка кораблей для Белого и Каспийского морей{9}.

Одновременно началась реконструкция судостроительных заводов Морского ведомства, рассчитанная на постройку броненосных кораблей.

Строительство винтовых деревянных судов, особенно для Балтийского флота, шло довольно быстро: с 1857 по 1863 г. было построено 26 винтовых кораблей, в том числе три линейных, семь фрегатов, шесть корветов и семь клиперов. Большинство из них было создано в Санкт-Петербурге. Давая оценку русским паровым винтовым кораблям, построенным в первые годы после Крымской войны, известный русский адмирал, член Морского ученого и Кораблестроительного технического комитетов И. А. Шестаков отмечал, что по мореходным и маневренным качествам они не уступали лучшим европейским кораблям, однако были слишком уязвимы для огня артиллерии и не могли противостоять броненосным кораблям стран Западной Европы. Поэтому Морскому ведомству пришлось отказаться от дальнейшей постройки деревянных винтовых судов (табл. 2) и перейти к броненосному кораблестроению (табл. 3).

В 1860 г. Морское ведомство приступило к составлению второй послевоенной судостроительной программы, рассчитанной на создание в России качественно нового броненосного флота. Она базировалась на концепции, что России с ее ограниченными экономическими и финансовыми возможностями «необходима морская сила, которая, с одной стороны, решительно преобладала бы над [421] флотами союзных второстепенных держав, а с другой — внушала бы большим державам то уважение, какое могло бы заставить их искать или союза с Россией, или ее нейтралитета»{10}. На этой же точке зрения стояло и Военное министерство, которое недооценивало роль и значение военно-морского флота в общей системе вооруженных сил. Представители Военного министерства считали, что России как сухопутной державе не нужно иметь сильный флот и можно ограничиться небольшим числом кораблей прибрежного действия для обороны побережья совместно с сухопутными войсками, как это имело место на Балтийском море во время Крымской войны. Подобная точка зрения не отвечала государственным интересам страны, так как не обеспечивала ни достаточно надежной защиты ее морских рубежей, ни проведения активной внешней политики.

Переход к созданию броненосного флота потребовал коренной перестройки всей кораблестроительной промышленности, создания новых верфей и заводов по производству оборудования и вооружения для броненосных кораблей.

Во второй половине XIX в. главным центром военного кораблестроения по-прежнему являлся Санкт-Петербург. Здесь было сосредоточено наибольшее число судостроительных заводов, которые, в первую очередь, подверглись расширению и переоборудованию. Среди них были казенные: крупная верфь на Галерном острове и Новое Адмиралтейство, где строились броненосные корабли, и частные заводы: Берда (впоследствии Франко-Русские), Карра и Макферсона (Балтийский судостроительный завод), Семянинкова и Полетики (Невский). В конце XIX в. все частные заводы перешли в ведение Морского министерства. Военные корабли для Балтийского флота строились также на Ижорском, Путиловском, Кронштадтском и некоторых других заводах.

На юге наиболее крупным судостроительным заводом был Адмиралтейский, находившийся в Николаеве, на котором [422] (после отмены в 1871 г. ограничительных статей Парижского договора 1856 г.) в 80–90-х годах развернулось строительство броненосных кораблей для Черноморского флота. Небольшие военные суда строились в Севастополе и Одессе.

Для постройки броненосных кораблей потребовалось большое количество брони. Применявшийся в начале второй половины XIX в. во всем мире метод изготовления броневых плит толщиной до 100 мм проковкой железных болванок из-за сложности и длительности технологического процесса не мог обеспечить потребности флота. В 1859 г. замечательный металлург, мастер Ижорского завода В. С. Пятов, предложил новый метод получения однослойной брони путем проката, который значительно сократил время изготовления броневых плит и намного повысил их прочность <6. С. 14>. Изобретение В. С. Пятова оказало большое влияние на строительство броненосного флота не только в России, но и в других странах. Основными поставщиками броневых плит для военных кораблей, строившихся в Санкт-Петербурге, являлись Ижорский и Обуховский заводы.

Однако кораблестроительная промышленность, несмотря на значительное ее расширение и реконструкцию, все же не могла полностью обеспечить потребность военно-морского флота в новых броненосных кораблях и оснащении их современной техникой. В связи с этим русское правительство нередко размещало за границей заказы на постройку военных кораблей, корабельного оборудования и некоторых видов оружия. Иногда это делалось и без особой нужды, из извечного преклонения перед иностранной техникой. Вот одно из характерных в этом отношении официальных представлений Морского министерства Государственному совету в 1879 г.: «Необходимо отодвинуть на второй план... стремление все потребное для флота делать у нас из русских материалов... При заказе корпусов или машин нашим частным заводам не стеснять их употреблением русских материалов, а дозволять выписывать из заграницы» <РГА ВМФ. Ф. 410. Д. 8060. Л. 48 об., 51 об.>.

В России в 60–70-е годы XIX в. выдвинулась целая плеяда замечательных мастеров броненосного кораблестроения [423] (А. А. Попов, М. М. Окунев, Н. Е. Кутейников, П. А. Титов и др.), которые создали ряд первоклассных кораблей, не уступающих по своим тактико-техническим данным лучшим зарубежным образцам.

Создание броненосного флота в России во второй половине XIX в. представляет собой один из важных и вместе с тем трудных этапов развития военно-морского флота. Перед учеными, инженерами, мастерами и военными моряками возникли сложные проблемы, связанные с выбором наиболее рациональных типов броненосных кораблей, разработкой их проектов, созданием необходимого вооружения, с переоценкой взглядов на тактику, организацию и методы боевой подготовки броненосного флота. Несмотря на все трудности, связанные с решением этого комплекса проблем, в течение второй половины XIX в. Россия создала современный по тому времени броненосный флот.

Определяющим фактором в развитии броненосного флота являлось соревнование между артиллерией и броней. Эта борьба, начавшаяся в 60-е годы и продолжавшаяся по существу до появления ракетно-ядерного оружия, в конечном счете определяла развитие основных классов и типов артиллерийских кораблей броненосного флота. Первоначально она шла по пути главным образом количественного соревнования и привела к росту калибров гладкоствольной артиллерии до 502 мм, а толщины брони до 610 мм. Невозможность дальнейшего увеличения толщины железной брони без серьезного ущерба для других тактико-технических элементов корабля заставила искать пути повышения ее прочности за счет улучшения качества.

В начале 60-х годов на Обуховском заводе было налажено производство первоклассных нарезных орудий (табл. 4). Созданные здесь крупнокалиберные орудия — 9-дюймовые (29 мм) и 11-дюймовые (280 мм) — были приняты на вооружение не только русского броненосного флота, но и некоторых западноевропейских стран. В 60–70-е годы русский флот был полностью перевооружен на нарезную, заряжавшуюся с казенной части артиллерию. Основным поставщиком ее был Обуховский завод. [424]

Принятие на вооружение флотов нарезной артиллерии, обладавшей более высокой пробивной и разрушительной силой, чем старые гладкоствольные орудия, обусловило необходимость повышения живучести кораблей путем оснащения их более надежной броневой защитой.

Работа ученых и конструкторов в этом направлении увенчалась успехом. В 1877 г. появилась сталежелезная броня, состоящая из спрессованных стальных и железных плит, которая по своей прочности на 25% превосходила железную. Артиллерия ответила на это увеличением начальной скорости снаряда за счет улучшения баллистических свойств нарезных орудий и применения малодымного, медленно горящего пороха. Одновременно были усовершенствованы и снаряды. Вместо гранат стали употреблять толстостенные бронебойные снаряды, против которых сталежелезная броня не могла устоять, и потребовалось дальнейшее улучшение ее качества.

В 1890 г. в России так же, как и в других странах, перешли к изготовлению брони из стали, а затем из легированной стали, которая оказалась намного прочнее сталежелезной брони.

Улучшение качества брони дало возможность за счет уменьшения ее толщины увеличить площадь бронирования борта и других жизненно важных частей корабля. На какой-то небольшой период броня победила артиллерию. Но это продолжалось недолго. Применение в артиллерии бездымного пороха, изобретенного Д. И. Менделеевым и И. М. Чельцовым в 1892 г., и специального наконечника для бронебойных снарядов, созданного С. О. Макаровым в 1893 г., дали возможность артиллерии снова вести успешную борьбу с броней, в связи с чем качество последней потребовало дальнейшего улучшения <6. С. 79, 168>. И так продолжалось непрерывно. Примат артиллерии заставлял ученых и инженеров работать над улучшением качества брони, а повышение прочности последней требовало дальнейшего усиления пробивной и разрушительной силы оружия.

Большое влияние на строительство броненосного флота оказывало также развитие минного оружия, в частности, появившаяся в 60-е годы торпеда (самодвижущаяся [425] мина). После Крымской войны в России были созданы новые мины, среди которых особенно высокими качествами обладала ударная, изобретенная известным русским новатором А. П. Давыдовым. Эта мина по простоте устройства и боевым свойствам по праву считалась одной из лучших. Однако она не была принята на вооружение отечественного флота. В 70-е годы значительно увеличилось количество взрывчатого вещества в минах. Так, если во время Крымской войны масса порохового заряда в минах не превышала 10–15 фунтов (4,1–6,1 кг), то к началу русско-турецкой войны 1877–1878 гг. она достигла 4,5 пуда (73,7 кг) пороха или свыше двух пудов (32,8 кг) пироксилина, обладавшего более сильными бризантными свойствами.

Одновременно велись работы и над созданием самодвижущейся мины. Стремление превратить мину заграждения из пассивного оборонительного оружия в активное наступательное первоначально привело к появлению шестовых мин, а затем буксируемой мины-крылатки, изобретенной С. О. Макаровым. Однако эти мины были несовершенными, и их трудно было применять для атаки кораблей на ходу. И только торпеда, изобретенная талантливым русским конструктором И. Ф. Александровским в 1865 г. и английским инженером Уайтхедом, позволила разрешить эту задачу.

Слабость артиллерии в начальный период строительства броненосного флота и несовершенство первых торпед привели к возрождению в 60-х годах XIX в. на броненосных кораблях тарана в качестве оружия ближнего боя. Таран делался в носовой части корабля и обладал высокой прочностью, рассчитанной на пробивание железного корпуса кораблей при ведении боя на коротких дистанциях. Таран как оружие получил широкое распространение во всех флотах мира (в том числе и в русском), особенно после удачного применения его во время австро-итальянской войны 1866 г.

Появление и развитие минно-торпедного оружия и возрождение тарана вызвали необходимость усилить живучесть и непотопляемость броненосных кораблей. Эта проблема частично была разрешена за счет создания бортовой противоминной и противоторпедной защиты корабля [426] в виде специальных наделок на борта (булей) с большим количеством переборок и делением корпуса на отсеки. Разработке вопросов живучести и непотопляемости корабля были посвящены капитальные труды выдающихся русских ученых С. О. Макарова и А. Н. Крылова.

Первым бронированным кораблем в России, положившим начало развитию отечественного броненосного флота, стала построенная в Санкт-Петербурге в 1861 г. небольшая канонерская лодка «Опыт», целиком построенная из металла. Единственное орудие размещалось на носу за бронированным укрытием — бруствером, сделанным из 114-мм железной брони, изготовленной на кронштадтских заводах. Успешная постройка, осуществленная под руководством инженера X. В. Прохорова, показала, что отечественная судостроительная промышленность в состоянии самостоятельно, без иностранной помощи, справиться с задачей создания броненосного флота. Однако руководители Морского ведомства придерживались иной точки зрения. В 1862 г. в Англии был заказан первый мореходный броненосный корабль «Первенец». Он принадлежал к типу плавучих батарей и имел водоизмещение около 3300 т. Его корпус был обшит броней толщиной 112 мм. На нем было установлено 26 гладкоствольных 24– и 68-фунтовых орудий (152 и 200 мм), расположенных по бортам. Кроме того, в носовой части был устроен таран. В 1864 г. «Первенец» вступил в строй. Еще раньше, в 1863 г., были срочно обшиты 100-мм броней два строившихся деревянных корабля — «Севастополь» и «Петропавловск». Броня, правда, была заказана в Англии, но одновременно были приняты меры по развертыванию собственного производства.

По типу «Первенца» на верфях Санкт-Петербурга в 1862–1863 гг. была построена броненосная батарея «Не тронь меня», а в 1864–1865 гг. — «Кремль». Вооружение их несколько отличалось от вооружения «Первенца». Так, броненосец «Не тронь меня» имел двенадцать 203-мм и два 152-мм нарезных орудия <5. С. 595; 6. С. 14>.

На батарейных броненосцах, пришедших на смену парусным линейным кораблям, сохранилось бортовое расположение орудий, как и у их предшественников. Они [427] были неповоротливые, недостаточно мореходные и не отвечали требованиям тактики таранного удара, господствовавшей в то время, а из-за бортового расположения артиллерии не могли вести огонь на острых курсовых углах. Поэтому потребовался броненосный корабль нового типа с более высокими маневренными и мореходными качествами, а также способный вести артиллерийский огонь на любых курсовых углах. Такими кораблями стали казематные и барбетные броненосцы постройки 60–70-х годов XIX столетия.

Характерная особенность казематного броненосца заключалась в размещении орудий главного калибра в бронированных казематах, располагавшихся над броневым поясом корабля и имевших четырехугольную форму со срезанными углами. Это давало возможность крайним носовым и кормовым орудиям, находившимся внутри каземата, вести огонь на носовых и кормовых курсовых углах.

Барбетные броненосцы отличались от казематных тем, что их артиллерия крупного калибра размещалась на круглых площадках, вращавшихся внутри неподвижных бронированных труб (барбетов). Это допускало ведение стрельбы из орудий крупного калибра не только на траверзных углах, но и на носовых и кормовых курсовых углах. Высокобортные казематные и барбетные броненосцы обладали лучшими мореходными качествами по сравнению с батарейными кораблями и имели большие углы обстрела.

Однако наиболее полно и удачно были увеличены углы обстрела и обеспечена защита орудий главного калибра на башенных броненосцах мониторного типа, строившихся в 60–70-х годах XIX в. Первый башенный броненосец «Монитор» был построен в США по проекту шведского инженера Эриксона в 1862 г. На нем была установлена бронированная вращающаяся башня с двумя 280-мм орудиями, что обеспечивало круговой обстрел{11}. Броненосцы мониторного типа в связи с недостаточно хорошими мореходными качествами не могли действовать в открытом [428] море и предназначались для защиты побережья. Безрангоутные башенные корабли мониторного типа получили дальнейшее развитие в России, где в 60-е годы были построены наиболее мощные суда этого типа.

В 1863 г., когда началось восстание поляков за национальную независимость, обстановка в Европе вновь обострилась. Правительства Англии и Франции под предлогом оказания помощи польскому народу выступили против России. В связи с осложнением политической обстановки русское правительство приняло срочные меры по усилению своих вооруженных сил и укреплению обороны побережья.

Не исключая возможности нападения англо-французского флота на Кронштадт и Санкт-Петербург, Морское министерство, в первую очередь, решило усилить Балтийский флот и укрепить оборону столицы с моря кораблями таких типов, которые совместно с береговой артиллерией могли бы успешно отразить нападение неприятельского флота. Пришли к выводу, что данному требованию наиболее полно отвечают броненосцы мониторного типа.

В соответствии с этим решением Морское министерство в 1863 г. разработало новую судостроительную программу, предусматривавшую постройку 10 однобашенных (типа «Броненосец») и 1 двухбашенной («Смерч») броненосных лодок-мониторов, которые должны были составить основу русского оборонительного броненосного флота на Балтике. Мониторы типа «Броненосец» по существу ничем не отличались от своего американского предшественника и имели следующие характеристики: водоизмещение около 1500 т, вооружение — два 229-мм нарезных орудия, бронирование борта 127 мм, башни — 280 мм и скорость 6,5–7 узлов <5. С. 595>.

Постройка мониторов (за исключением одного корабля) велась на заводах Санкт-Петербурга ускоренными темпами. Благодаря огромному напряжению сил (работа велась днем и ночью непрерывно) русские кораблестроители, под руководством талантливых инженеров Н. А. Арцеулова, Н. Г. Коршикова, X. В. Прохорова и др. всего лишь за год (1864–1865 гг.) построили все 11 кораблей. Отдавая должное организаторским способностям, энергии и инициативе [429] отечественных кораблестроителей, Морское министерство отмечало, что «1863 год должен занять весьма почетное место в истории русского военного судостроения как по необыкновенной деятельности наших казенных и частных верфей, так и по созданию мощного тыла, выразившегося в переоборудовании и реорганизации адмиралтейств, возведении новых эллингов, мастерских, в создании новых металлургических и механических заводов, снабженных новыми машинами, механизмами и станками»{12}.

Сразу же после выполнения программы 1863 г. была разработана и 9 марта 1864 г. утверждена новая программа строительства оборонительного флота, предусматривавшая постройку восьми броненосных кораблей различных типов. В соответствии с ней в 1866–1869 гг. были построены: двухбашенные броненосные лодки «Русалка» и «Чародейка» (водоизмещение 1871 и 2100 т соответственно, вооружение — четыре 229-мм нарезных орудия, бронирование борта 115 мм и скорость около 9 узлов); двухбашенные фрегаты «Адмирал Спиридов» и «Адмирал Чичагов» (водоизмещение более 2500 т, вооружение — два 280-мм орудия, бронирование борта 102–178 мм, скорость около 10 узлов); трехбашенные фрегаты «Адмирал Грейг» и «Адмирал Лазарев» (водоизмещение около 3800 т, вооружение — три 280-мм орудия, бронирование борта 76–115 мм, скорость 11 узлов). Кроме того, были построены также два рангоутных броненосных фрегата «Князь Пожарский» и «Минин», имевшие водоизмещение 4500–5940 т, 10–15 орудий калибра 152–208 мм, бронирование 100–178 мм и скорость хода более 10 узлов <5. С. 595–596>.

На этом закончилось выполнение судостроительной программы 1864 г. От предшествующей программы она различалась двумя основными особенностями. Во-первых, разнотипностью кораблей, что объясняется поисками наиболее совершенного типа броненосного корабля береговой обороны. Двух — и трехбашенные фрегаты явились значительным шагом вперед на пути развития броненосных кораблей. Они обладали более сильным артиллерийским [430] вооружением и бронированием, лучшими мореходными качествами и большей скоростью, чем американские мониторы. Во-вторых, наряду с броненосными кораблями береговой обороны были построены два броненосных фрегата казематного типа, выгодно отличавшиеся от батарейных броненосцев.

Таким образом, русские кораблестроители, создавая броненосный флот береговой обороны для Балтийского моря, одновременно получили некоторый опыт в постройке мореходных броненосцев батарейного и казематного типов.

С выполнением программы 1864 г. в основном закончилось создание оборонительного броненосного флота, предназначенного для защиты столицы и обороны побережья России на Балтике. К 1870 г. русский Балтийский флот насчитывал 20 броненосных кораблей различных классов и типов{13}. По своему составу русский военно-морской флот был слабее броненосных флотов Англии и Франции, но превосходил объединенные силы флотов соседних прибалтийских государств (Швеции, Дании и Пруссии), т. е. общая программа развития парового броненосного флота, намеченная Морским министерством после Крымской войны, в основном была выполнена.

В течение 15 лет, прошедших после заключения Парижского договора, Россия создала на Балтийском море броненосный флот — третий по силе в Европе. За это время была значительно расширена и коренным образом реорганизована судостроительная промышленность, накоплен опыт постройки современных броненосных кораблей и подготовлены кадры корабелов, что создало благоприятные условия для перехода к строительству мореходных и океанских броненосных и небронированных крейсеров, способных вести активные действия вдали от баз.

В 60–70-е годы наряду с постройкой башенных кораблей мониторного типа в некоторых странах предпринимались попытки установить башенную артиллерию на [431] более крупных мореходных броненосцах с сохранением на них рангоута и парусов. Однако они не дали желаемых результатов, так как совместить вооружение парусного корабля с башенной артиллерией оказалось делом невозможным — рангоут и паруса затрудняли использование башенной артиллерии. Кроме того, значительно уменьшалась остойчивость корабля. По этой причине, например, английский башенный броненосец «Кэптен» с полным парусным вооружением перевернулся и погиб во время испытаний в Бискайском заливе. Англия (вслед за ней и другие западноевропейские страны) отказалась от дальнейшей постройки рангоутных башенных броненосцев ввиду их бесперспективности.

Опыт кораблестроения 60–70-х годов в России показал, что наиболее перспективными являются безрангоутные броненосцы с башенной артиллерией.

Одним из первых безрангоутных кораблей в России был двухбашенный брустверный броненосец «Крейсер», построенный по проекту А. А. Попова. Торжественная церемония закладки его состоялась 24 мая 1869 г. в Санкт-Петербурге на верфи Галерного острова (ныне Адмиралтейский завод); при спуске на воду в 1872 г. он переименован в «Петр Великий» по случаю 200-летия со дня рождения Петра I; вступил в строй Балтийского флота в 1876 г. Появление его в составе флота вызывало настоящий переполох в военно-морских кругах Запада: по тактико-техническим данным «Петр Великий» оказался сильнейшим в мире. Артиллерийское вооружение состояло из четырех 305-мм нарезных орудий, размещенных в двух башнях, двух 230-мм мортир, установленных на юте, и шести 86-мм орудий на барбетах (по три с каждого борта). Орудийные башни с поворотными механизмами, основания дымовых труб, котельные вентиляторы и рулевые рубки были защищены мощным броневым бруствером, возвышавшимся над верхней палубой. Корабль имел водоизмещение 9665 т, проектную скорость 14,3 узлов, но на испытаниях развил максимальную скорость — 13,4 узлов. Запас угля (200 т) обеспечивал дальность плавания до 3600 миль. Башни имели броню толщиной 305–356 мм. Борт корабля защищался 356-мм броневым поясом в средней части [432] корпуса и 203 мм в носу и корме. Бруствер имел броню 356 мм, палуба — 76 мм{14}.

Строительство «Петра Великого» явилось крупным шагом вперед по пути создания мощного мореходного броненосца, появившегося в конце XIX в. и получившего наименование эскадренного броненосца. Высоко оценивая достижения русской технической мысли и боевые качества броненосца «Петр Великий», известный английский кораблестроитель Джон Э. Рид писал 9 сентября 1872 г. в газете «Таймс»: «Русские успели превзойти нас как в отношении боевой силы существующих судов, так и в отношении новых способов постройки. Их «Петр Великий» совершенно свободно может идти в английские порты, так как представляет собой судно более сильное, чем всякий из собственных наших броненосцев».

С появлением «Петра Великого» в Англии и Франции в 70-е годы начали строить башенные безрангоутные мореходные броненосцы и быстрыми темпами развивать мореходный броненосный флот. В России, из-за экономических затруднений и непонимания руководителями Морского министерства важности дальнейшего совершенствования мореходных броненосцев типа «Петр Великий», последние не строились в течение 15 лет; строились преимущественно броненосные корабли оборонительного назначения, что нанесло существенный ущерб развитию отечественного военно-морского флота.

После отмены в 1871 г. ограничительных статей Парижского договора от 1856 г. царская Россия вновь получила возможность иметь на Черном море военно-морской флот. К этому времени наиболее вероятный противник — турецкий флот — имел в своем составе современные мореходные броненосцы, построенные в Англии и частично во Франции.

Однако руководители Морского министерства, ссылаясь на отсутствие необходимых средств, на первом этапе возрождения Черноморского флота отказались от строительства мореходных броненосцев, способных вести активные [433] наступательные действия, и с одобрения правительства приняли решение строить броненосцы береговой обороны для прикрытия совместно с береговой артиллерией и минными заграждениями побережья в случае нападения неприятельского флота. В первую очередь, намечалось построить корабли для обороны Днепровско-Бугского лимана и Керченского пролива, наиболее уязвимых со стороны моря. В докладе Морского технического комитета говорилось: «Морское министерство, принимая меры к возобновлению военного флота на Черном море, имело в виду ограничиться, на первое время, постройкой мелкосидящих броненосных судов, годных по своему боевому значению для прибрежной обороны и, в особенности, для защиты входов в Керченский пролив и Днепровско-Бугский лиман» <РГА ВМФ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 197. Л. 19>.

Объявив конкурс на постройку броненосцев береговой обороны для Черного моря, Морское министерство выдвинуло требование, чтобы они обладали достаточно мощным артиллерийским вооружением, сильным бронированием и в то же время имели бы небольшие размеры и малую осадку. Лучше других эти требования выполнил контр-адмирал А. А. Попов, который предложил оригинальный проект броненосного корабля круглой формы с шестью винтами. Проект его был одобрен, и Морское министерство приняло решение построить десять таких кораблей, получивших неофициальное название — «поповки». В решении от 12 октября 1870 г. за подписью великого князя генерал-адмирала Константина Николаевича говорилось: «Высочайше повелено для усиления береговой обороны в Керченском проливе и Днепровско-Бугском лимане строить поповки 96 фут., диаметра с углублением 12 фут., брони в 12 (дюймов. — Авт.) толщиною, машинами в 480 л. с. и вооружения каждая двумя 11 (дюймовыми. — Авт.) нарезными орудиями в открытых неподвижных башнях».

Решение Морского министерства о строительстве «поповок» было принято вопреки мнению многих крупных военно-морских специалистов того времени: адмиралов Г. И. Бутакова, Н. А. Шестакова, Н. В. Копытова, Е. В. Путятина и др., которые считали ошибкой постройку кораблей [434] береговой обороны, в то время как вероятные противники на Черном и Балтийском морях развивали мореходный флот. Критикуя необоснованное решение Морского министерства о постройке «поповок», Г. И. Бутаков писал: «Блестящие проекты, пропагандируемые безустанно, можно сказать, на всех перекрестках, но боящиеся света свободной технической критики науки, прикрываясь высоким именем августейшего генерал-адмирала, не суть то, что нужно государству».

Решительное выступление общественности против постройки «поповок», оказавшихся явно неудачными, вынудило руководителей Морского министерства ограничиться постройкой только двух кораблей этого типа. Один из них — «Новгород» — из-за отсутствия на Черном море судостроительной базы был построен в Санкт-Петербурге на верфи Нового Адмиралтейства, по частям перевезен в Николаев, где был собран, в 1873 г. спущен на воду, а в 1874 г. введен в строй. Второй корабль — «Вице-адмирал Попов» (первоначальное название «Киев») — строился на Адмиралтейской верфи в Николаеве и вступил в строй в 1876 г. «Новгород» имел водоизмещение 2671 т, вооружение — два 280-мм нарезных орудия, установленных в барбетной башне, бронирование борта — 229 мм, палубы — 60 мм и скорость 6–7 узлов «Вице-адмирал Попов» имел несколько большие размеры и более сильное артиллерийское вооружение и бронирование. Его водоизмещение достигало 3550 т, вооружение — два 305-мм орудия в барбетной башне, круговой броневой пояс — 400 мм, броня палубы — 75 мм, скорость — 7–8 узлов.

Начальник приморской обороны Одессы контр-адмирал Н. М. Чихачев в рапорте управляющему Морским министерством писал 11 августа 1877 г.: «На основании заключений особой комиссии, а равно и на личном моем ознакомлении со свойствами «поповок» во время пребывания их в Одессе и плавания под моим флагом в Очаков 25 июня, затем к Килийскому гирло Дуная 27–29 июля и, наконец, во время крейсерства к румынской границе 5 и 6 августа 1877 г., я вполне признаю оборонительную силу «поповок»... Если только неприятель не будет располагать чрезмерно большими силами, «поповки» заставят [435] его держаться на расстоянии, которое предохранит город (Одессу. — Авт.) от бомбардировки» (цит. по: <6. С. 52>.

Однако испытания выявили и существенные технические недостатки «поповок». Они были трудно управляемы, особенно на волне, и непригодны к крейсерской службе, обладали низкими мореходными качествами. Поэтому от дальнейшей их постройки отказались, а построенные корабли использовали в качестве плавучих батарей для обороны Днепровско-Бугского лимана.

Политика Морского министерства, направленная на строительство оборонительного флота для Черного моря, закончилась полным провалом. Затратив крупные средства на неоправдавший себя эксперимент (каждый корабль стоил около 3 млн рублей), а главное — упустив драгоценное время (7–8 лет), руководители Морского министерства оставили страну без флота на Черном море перед лицом надвигавшейся войны с Турцией. За допущенные серьезные ошибки в строительстве флота руководитель Морского министерства великий князь Константин Николаевич под давлением общественности был отстранен от управления военно-морским флотом и Морским ведомством.

Российский крейсерский флот

Развитие парового броненосного флота в России в 60–70-е годы XIX в. характеризовалось не только постройкой броненосных кораблей береговой обороны и первого в мире мореходного броненосца «Петр Великий», но и созданием крейсерских сил. Большим толчком к возрождению идеи крейсерских действий и развитию крейсерских сил в русском флоте послужили успешные действия на морских коммуникациях вспомогательного крейсера южан «Алабама», получившего за два года 68 призов, и поход двух русских крейсерских эскадр в Америку в период Гражданской войны в США (1861–1865).

В 1863 г., когда в связи с польским народным восстанием обострилась политическая обстановка в Европе, царское правительство по рекомендации управляющего Морским министерством адмирала Н. К. Краббе направило в Северную Америку две крейсерские эскадры: одну [436] (три фрегата, два корвета, клипер — вес паровые) под командованием контр-адмирала С. С. Лесовского — в Нью-Йорк, другую (четыре корвета и два клипера) под командованием контр-адмирала А. А. Попова — в Сан-Франциско. Посылая эскадры в порты северян, русское правительство преследовало двоякую цель: с одной стороны, оказать помощь Северным штатам в борьбе против южан, с другой — использовать корабли для нарушения английских и французских коммуникаций в Атлантическом и Тихом океанах в случае нападения Англии и Франции на Россию{15}.

Появление русских эскадр в Нью-Йорке и Сан-Франциско осенью 1863 г. было с огромной радостью встречено северянами и явилось полной неожиданностью для Англии и Франции. Переход кораблей эскадры С. С. Лесовского из Кронштадта и Средиземного моря, а эскадры А. А. Попова с Дальнего Востока в порты Северной Америки был проведен настолько скрытно, что англичане и французы узнали об их прибытии в Нью-Йорк и Сан-Франциско только из сообщений американских газет.

Это была одна из наиболее смелых и хорошо организованных демонстраций русского флота, повлиявших на изменение британской и французской политики в отношении не только России, но и США. Английское правительство, сознавая огромную важность для Великобритании коммуникаций в Атлантическом и Тихом океанах и опасаясь их нарушения русскими крейсерами, отказалось от вооруженной интервенции против северян и вооруженного выступления против России на стороне польских повстанцев. Франция также отказалась от намерения применить вооруженные силы. Блестяще выполнив поставленную задачу, крейсерские эскадры через год благополучно вернулись в Россию.

Благодаря этой успешной демонстративной акции в России возродилась идея постройки кораблей для крейсерских действий, но на новой технической основе.

Первыми русскими кораблями крейсерского типа были паровые винтовые клиперы и корветы с деревянными небронированными [437] корпусами, на которых наряду с паровой машиной имелось и парусное оснащение, обеспечивавшее возможность длительного пребывания в море без пополнения запасов топлива. В 1860–1864 гг. на судостроительных верфях Санкт-Петербурга были построены четыре клипера («Алмаз», «Жемчуг», «Изумруд» и «Яхонт») и два корвета («Витязь» и «Аскольд») <5. С. 596>. Клиперы имели водоизмещение 1585,7 т, вооружение — три 152-мм орудия и несколько малокалиберных пушек, скорость до 13 уз. Водоизмещение корветов составляло 2156–2217 т, вооружение — четыре 152-мм нарезных орудия и несколько скорострельных малокалиберных орудий, скорость — 11–12 узлов.

Существенный недостаток этих кораблей — отсутствие брони и, следовательно, неспособность вести бой даже с небольшими броненосными кораблями. Поэтому в 70-е годы перешли к постройке крейсеров с бронированной палубой, защищавшей корабль от снарядов при ведении боя на больших дистанциях, наиболее вероятных при действиях на морских коммуникациях.

Но и бронепалубные крейсеры имели весьма существенный недостаток — отсутствие бортовой брони, что лишало их возможности вести борьбу с броненосными кораблями. В связи с этим возникла необходимость в таких крейсерах, которые, с одной стороны, обладали бы большим радиусом действия и могли успешно выполнять задачи на морских и океанских коммуникациях, а с другой — имели бы сильное артиллерийское вооружение и хорошее бронирование, обеспечивающие возможность действовать совместно с эскадренными броненосцами. Корабли, отвечающие данным требованиям, получили наименование броненосных крейсеров и впервые были созданы в России.

В военно-морской исторической литературе установилось не совсем правильное представление о том, что первым идею о постройке броненосных крейсеров выдвинул А. А. Попов. На самом деле это сделал капитан 2 ранга Н. В. Копытов. В 1867 г. он представил в Морской технический комитет проект океанского броненосного крейсера водоизмещением 8000 т и со скоростью 18 узлов. Проект Н. В. Копытова был одобрен. Но так как Морское министерство [438] не располагало необходимыми средствами для постройки крупных броненосных крейсеров, то было принято решение строить броненосные крейсеры меньшего водоизмещения. Проект такого крейсера был разработан А. А. Поповым. По нему в 1879 г. были заложены два корабля — «Генерал-адмирал»{16} и «Александр Невский», переименованный в 1874 г. в «Герцог Эдинбургский». Эти корабли имели 175-мм броню, водоизмещение около 4600 т, скорость: первый — 13,6 узлов, второй — 15,3 узлов. Они были вооружены четырьмя 203-мм, двумя 152-мм нарезными и несколькими малокалиберными орудиями; 203-мм орудия размещались в специальных бортовых выступах (спонсонах), 152-мм — на поворотных платформах в носовой и кормовой частях корабля.

По образцу этих кораблей был перестроен башенный рангоутный фрегат «Минин»: вместо башен были установлены четыре 203-мм орудия в бортовых спонсонах и двенадцать 152-мм орудий — по бортам на верхней палубе. В результате модернизации водоизмещение его увеличилось до 5740 т; вступил в строй в 1878 г.

Таким образом, в России появился новый класс кораблей — броненосные крейсеры. Их вскоре начали строить в Англии и других западноевропейских странах.

В целях наращивания крейсерских сил с меньшими затратами Морское министерство в 1872 г. разработало программу постройки восьми винтовых железных небронированных клиперов с парусным вооружением, предназначавшихся для совместных действий с броненосными крейсерами на океанских коммуникациях. В соответствии с этой программой на верфях Санкт-Петербурга в 1873–1881 гг. были построены клиперы «Крейсер», «Джигит», «Разбойник», «Наездник», «Стрелок», «Пластун», «Вестник» и «Опричник». Водоизмещение их было немногим более 1330 т, скорость — 11–13,5 узлов, вооружение — два-три 152-мм орудия, установленные на верхней палубе, и 10–16 малокалиберных орудий. [439]

В 1878 г. за границей были куплены три быстроходных парохода, переоборудованные в крейсеры и названные «Европа», «Азия» и «Африка»; дальность плавания их достигала 14 тыс. миль. Кроме того, в 1878 г. за границей был заказан и в 1879 г. вступил в строй крейсер «Забияка». Тогда же через созданный в России Комитет по устройству Добровольного флота приобрели за границей три океанских парохода и переделали их в крейсеры («Россия», «Москва» и «Петербург») <5. С. 596–597>.

Таким образом, к концу 70-х годов XIX в. в России были созданы довольно значительные оборонительные и крейсерские силы флота. Оборонительные силы предназначались для защиты столицы и побережья России на Балтийском и Черном морях, крейсерские — для действия на океанских коммуникациях. На случай войны был разработан план, согласно которому намечалось сформировать на Балтике и Дальнем Востоке несколько крейсерских отрядов для действий в Атлантическом и Тихом океанах.

У истоков пароходной тактики

Изменение материально-технической базы флота потребовало создания принципиально новой тактики ведения морского боя. Тактика парового броненосного флота, так же как и развитие основных классов кораблей, вырабатывалась постепенно. Прошло несколько десятилетий, прежде чем были найдены наиболее целесообразные боевые порядки, способы маневрирования и тактические приемы использования оружия броненосными кораблями.

В развитии тактики парового броненосного флота большую роль сыграла работа выдающегося русского моряка — ученого, адмирала Г. И. Бутакова «Новые основания пароходной тактики», вышедшая в свет в 1863 г.

В военно-морской исторической литературе нередко можно встретить утверждение о том, что эта работа Г. И. Бутакова является якобы первой военно-теоретической работой по тактике парового флота{17}. Это не так. Первые работы по тактике парового флота появились в Англии и Франции в 50-е годы. Наиболее известными из них [440] были труды французского адмирала Буэ-Вильомеза и англичанина Говарда Дугласа, переведенные на русский язык и опубликованные в «Морском сборнике».

Вполне естественно, что в Англии и Франции публикации по тактике парового флота появились на пять-шесть лет раньше, чем в России, поскольку и паровые корабли здесь начали строить раньше. Однако эти труды не отличались глубиной исследований проблем боевого применения паровых кораблей. Оценивая вышедшие за границей в конце 50-х годов труды по тактике, Г. И. Бутаков писал: «Позволю себе заметить, что, тогда как некоторые из этих сочинений не более как книжная спекуляция, в других предмет (тактики. — Авт.) паровых флотов рассматривается и развивается, так сказать, с ветвей вместо корня»{18}.

Западные военно-морские специалисты упускали из виду важный фактор: установка на военных кораблях паровой машины сделала их маневр независимым от ветра, а это требовало создания принципиально новой теории тактики парового флота. В своих теоретических работах они пытались старые тактические приемы, применявшиеся в парусном флоте, приспособить к качественно новому паровому флоту. Весьма убедительно на этот недостаток военно-теоретических работ зарубежных специалистов указывал лейтенант Л. П. Семечкин в лекциях, прочитанных им по курсу тактики в Кронштадте в 1868 г.: «...Британские моряки блуждают во тьме и, увлекаясь кажущейся простотою, создают для себя путаницу, <...> ошибка капитальная, существующая, впрочем, и у французов. И все это происходит от того, что нет главной коренной идеи в системе построений, — не выработано общих законов, столь необходимых для эволюции и без которых трудно осуществимы быстрота и точность их. <...> В английском флоте есть коренной порядок, мешающий многому хорошему, — это <...> выходящая из границ любовь к старине. <...> Он увлекается своими традициями и с гордостью говорит, что вся тактика Нельсона состояла в том, чтобы сблизиться с неприятелем на пистолетный [441] выстрел, а этого можно достигнуть и теперь (в эпоху паровой машины. — Авт.) без всяких эволюции»{19}.

Совершенно иначе к разработке пароходной тактики подошел Г. И. Бутаков. Свои исследования он начал с «корня» — с разработки основ маневрирования паровых кораблей, без чего немыслимо было ни управление паровым кораблем, ни совместное плавание, ни перестроение, ни занятие позиции для атаки или уклонение от нее, ни, наконец, успешное использование оружия в бою.

«Основной идеей теории, — писал Г. И. Бутаков, — служит то, что пар должен сделать в морской тактике такой же переворот, какой произошел в сухопутной тактике в конце прошлого столетия. От паровых судов можно и следует требовать мгновенности и внезапности перестроений, поворотов и захождений. Удовлетворить же этим требованиям можно лишь при твердом знании коренных законов этих действий»{20}. А таким коренным является закон циркуляции парового винтового корабля, открытый Г. И. Бутаковым. Сущность его состоит в том, что винтовой корабль на циркуляции движется по кривой, близкой к окружности, или по касательной к ней. Опираясь на закон циркуляции, Г. И. Бутаков разработал правила маневрирования паровых кораблей, которые всесторонне были проверены им и подтверждены на практике. Они обеспечивали выполнение любых маневров правильно, быстро и с математической точностью, что особенно важно при совместном плавании кораблей.

Г. И. Бутаков на основании проведенных исследований дал ряд ценных рекомендаций по управлению паровыми кораблями, выбору в зависимости от условий наиболее целесообразных походных и боевых строев соединений паровых кораблей (кильватера, фронта и пеленга, двух кильватерных колонн, фронтовых колонн в кильватере, клина 90° и 60°, обратного клина 90° и 60° и др.), правилам совместного плавания и перестроения соединений [442] кораблей по занятию позиции для нанесения по противнику артиллерийского удара или отражения его атаки.

Из всего комплекса практических рекомендаций, выработанных Г. И. Бутаковым, наиболее ценными являются правила совместного плавания и перестроения соединений паровых кораблей, которые не утратили своего значения до наших дней и широко используются во всех флотах мира. Выработанные им правила маневрирования и использования в бою оружия были не только научно обоснованы, но и всесторонне проверены в ходе боевой подготовки Практической эскадры броненосных кораблей Балтийского флота, которой командовал Г. И. Бутаков{21}.

В 60–70-е годы XIX в. в военно-теоретических работах по тактике парового флота на Западе ставка делалась на таран как главное средство нанесения удара, и этому подчинялось все маневрирование одиночных кораблей и соединений в бою. Адмирал Г. И. Бутаков придерживался несколько иной точки зрения. Он полагал, что основа пароходной тактики — сочетание артиллерийского огня и таранного удара. По его мнению, артиллерия должна была подготовить условия для завершающего удара тараном. Для использования тарана в бою Бутаков считал строй наиболее выгодным фронта или клина, а сам удар по кораблю противника предлагал наносить под углом 90° или близким к нему. Исходя из этих требований, рекомендовал Г. И. Бутаков, и надо выбирать боевые порядки паровых кораблей и проводить маневрирование эскадры в бою.

На протяжении многих лет «Новые основания пароходной тактики» были главным руководящим документом по тактической подготовке офицерского состава русского парового броненосного флота и оказали большое влияние на развитие военно-морского искусства парового флота во второй половине XIX в. «Умственной лабораторией» русского парового флота, где проверялись и отрабатывались все новинки в области оружия и тактики броненосного флота и готовился для него личный состав, являлась [443] Практическая эскадра. На ее кораблях офицеры под руководством Г. И. Бутакова проходили всестороннюю морскую, тактическую и техническую подготовку.

В 60–70-е годы XIX в. на Практической эскадре прошли подготовку 22 тыс. офицеров, 271 тыс. матросов, т. е. 75% личного состава броненосного флота того времени получили на ней необходимые знания и опыт. Здесь же под руководством Г. И. Бутакова складывалась и новая организация боевой подготовки экипажей паровых кораблей, которая, так же как и пароходная тактика, принципиально отличалась от прошлой.

Придавая большое значение использованию в бою поступавшей на вооружение нарезной артиллерии, адмирал Г. И. Бутаков уделял особое внимание подготовке корабельных артиллеристов. Каждый выход в море сопровождался учебными артиллерийскими стрельбами. Они велись в следующем порядке. Вначале стрельба осуществлялась одиночными кораблями с якоря по неподвижному щиту, затем — по буксируемому. После этого отрабатывалась стрельба на ходу по неподвижной цели, потом — по движущейся. Заканчивался курс огневой подготовки стрельбами броненосных кораблей в составе эскадры.

Артиллерийские учения, как и другие мероприятия боевой подготовки эскадры, проводились по заранее разработанному плану и в условиях, максимально приближенных к боевой обстановке. В приказе от 11 августа 1868 г. Г. И. Бутаков писал: «Будем же гоняться не за тем, чтобы в отчетных ведомостях о пальбе у нас стояли высокие проценты попавших ядер, а употребим все старания, чтобы пальба наша подходила возможно более к тем условиям, которые предстоят в действительном бою, т. е. будем стрелять с не определенных заранее расстояний и в движущиеся предметы» <2. С. 77>.

Благодаря глубоко продуманной организации артиллерийских стрельб и хорошему их обеспечению Г. И. Бутакову удалось добиться довольно высоких результатов в боевой выучке экипажей. Так, в 1876 г. во время учебных стрельб на дистанции 7 кб плавучая батарея «Кремль», стоя на якоре, добилась 73% попаданий в щит, а на ходу — 62%, монитор «Лава» на этой же дистанции на ходу достиг [444] 74 % попаданий. Командир учебного отрада русских кораблей капитан 1 ранга Селиванов, присутствовавший в те годы на учебных стрельбах английского флота, отмечал, что русские моряки стреляют несравненно лучше английских.

Большое внимание в боевой подготовке Практической эскадры уделялось также обучению командиров кораблей наносить таранные удары. Для этого использовались специально оборудованные винтовые корабли и быстроходные паровые баркасы, на которых командиры тренировались в маневрировании и нанесении таранных ударов. На основании проведенных многочисленных учений адмирал Г. И. Бутаков пришел к выводу, что в таранном бою «победа остается за тем, кто, несмотря на высшую степень возбуждения, сумеет сохранить холодный расчет и, зорко следя за малейшими движениями противника, мгновенно воспользуется самыми незначительными его ошибками, а также чьи приказания относительно машины и руля будут исполняться быстро и точно» <РГА ВМФ. Ф. 443. Д. 99. Л. 31>.

Адмирал Г. И. Бутаков много сделал и для подготовки специалистов минного дела. По его инициативе на эскадре была создана группа минеров, а в 1870 г. учреждена минная школа со штатным составом в 100 человек. Ученики этой школы изучали теорию, отрабатывали на учениях эскадры приемы использования минного оружия. Ранее, в сентябре 1862 г., Бутаковым были проведены опыты по применению шестовой мины, выдвинутой впереди форштевня броненосной лодки «Опыт» и использовавшейся в качестве минного тарана. С 1863 г. шестовые мины вошли в число боевых средств русского флота. В ходе учений минеры, по инициативе адмирала, впервые в истории начали применять паровые минные катера в ночных атаках на стоявшие на якоре броненосные корабли. Атаки строились на принципе скрытного сближения нескольких катеров в целях внезапного нападения на корабль противника одновременно с нескольких направлений.

Под руководством адмирала Г. И. Бутакова были разработаны правила постановок мин и велась тренировка личного состава по постановке минных заграждений на [445] фарватерах и входах в базы и порты. Идеи Г. И. Бутакова в области применения минного оружия нашли воплощение в ходе вооруженной борьбы на Черном море и Дунае во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Г. И. Бутакову принадлежит также идея установки на броненосных кораблях специальной малокалиберной артиллерии для отражения минных атак. В 1874 г. на броненосном фрегате «Петропавловск» по его указанию было установлено на выдвинутых за борт площадках (спонсонах) десять 4-фунтовых (87-мм) орудий, имевших горизонтальный угол обстрела 137°. Это обеспечивало круговую противоминную оборону корабля. Учитывая наибольшую вероятность атак минных катеров в ночное время, Г. И. Бутаков включил в боевую подготовку кораблей эскадры специальные ночные артиллерийские стрельбы из противоминной артиллерии с использованием электрических фонарей (прожекторов).

Переход от парусного флота к паровому значительно повысил требования к технической подготовке личного состава, но в то же время и не снизил значения морской выучки, как это склонны были считать некоторые специалисты, утверждавшие, что военно-морская подготовка на паровых судах якобы утратила свое былое значение и должна отойти на второй план.

Совсем иначе к этому вопросу подходил адмирал Г. И. Бутаков. Отдавая должное изучению новой техники, он в то же время не забывал о всемерном улучшении подготовки личного состава, особенно офицеров. С этой целью во время стоянки эскадры на Транзундском рейде широко практиковались шлюпочные учения и гонки, являвшиеся для моряков, особенно молодых офицеров, хорошей школой привития любви к морю и выработки необходимых морально-боевых качеств: мужества, выносливости, решительности, умения ориентироваться в обстановке, навыков в управлении кораблем, глазомера и т. д. «Можно смело сказать, что именно благодаря этим упражнениям на броненосной эскадре русские военные шлюпки за границею на всех международных шлюпочных гонках почти всегда удерживали за собой пальму первенства» <2. С. 69>. [446]

Внимание Бутакова к повышению военно-морской подготовки офицерского состава повлекло за собой проведение и других чрезвычайно важных мероприятий. По его инициативе офицеры эскадры броненосных кораблей при каждом выходе корабля в море всесторонне изучали навигационно-гидрографические условия плавания в Балтийском море, проводили описания финских шхер, промеры фарватеров и собирали материалы для оценки отдельных районов морского театра с точки зрения влияния физико-географических условий на боевую деятельность флота и использования им оружия. Адмирал Г. И. Бутаков первым ввел военно-морские игры в систему оперативно-тактической подготовки офицерского состава.

Летняя кампания Практической эскадры броненосных кораблей на Балтийском море обычно продолжалась в течение трех месяцев и заканчивалась проверочным учением на Транзундском или Кронштадтском рейде. На этих заключительных учениях проводились «проверка всего пройденного, состязательная пальба, гонки на призы и, в особенности, систематические упражнения в эволюциях отряда мониторов. Тут на деле выказывались все достоинства предложенной адмиралом системы эволюции паровых флотов» <2. С. 86>.

Отмечая выдающуюся роль адмирала Г. И. Бутакова в создании тактики и разработке новой системы боевой подготовки парового броненосного флота, нельзя не указать на один весьма существенный недостаток в его деятельности: чрезмерное увлечение таранной тактикой и связанные с ней сложные эволюции паровых броненосных кораблей. Увлечение тараном как оружием флота и основанной на его использовании пароходной тактики во второй половине XIX в. было характерным не только для русского военно-морского флота, но и, еще в большей степени, для западноевропейских флотов. Это увлечение особенно дало о себе знать после того, как во время австро-итальянской войны (1866 г.) австрийский броненосный фрегат 1 ранга «Эрцгерцог Фердинанд Макс» 20 июля 1866 г. в бою у о-ва Лисса уничтожил таранным ударом итальянский броненосный фрегат 1 ранга «Ре д'Италиа». Под влиянием этого случая во всех странах стали строить броненосные [447] корабли с таранными образованиями и носовым расположением артиллерии и готовить их к широкому использованию тарана в бою.

Характеризуя значение тарана в бою, известный русский специалист по тактике броненосного флота того времени лейтенант Л. П. Семечкин указывал: «Атака, произведенная эскадрою против другой такой же эскадры неприятеля, должна быть всецело основана на таранении... Удар одного флота против другого не должен иметь иного основания, кроме таранения, так как в этом маневре заключается в настоящее время самое быстрое и решительное средство для приобретения победы во время эскадренного боя. Таким образом, главный труд над разрушением чужих кораблей будет принадлежать не орудию, а всецело шпирону (тарану. — Авт.), и огонь артиллерии сделается скорее стеснением действий, чем пособием для достижения победы»{22}.

Опыт последующей боевой деятельности броненосных флотов показал пагубность фетишизации результатов применения тарана всего лишь в одном бою у о-ва Лисса, к тому же нетипичном, протекавшем в специфической обстановке. Необоснованное увлечение тараном нанесло существенный вред и строительству броненосных кораблей, и развитию военно-морского искусства, так как тормозило совершенствование других видов оружия и разработку тактических приемов их боевого использования.

Но, несмотря на отмеченный недостаток, военно-теоретическое наследие Г. И. Бутакова и его практическая деятельность, особенно на посту командующего Практической эскадрой броненосных кораблей Балтийского флота, оказали большое влияние на развитие русского парового броненосного флота, его тактику и организацию боевой подготовки.

В войне с Турцией (1877–1878) русские моряки, имея чрезвычайно ограниченные силы и средства на Черном море и на Дунае, добились успеха в борьбе с сильным броненосным флотом противника. Немалая заслуга в этом [448] принадлежала, несомненно, Г. И. Бутакову, приложившему много усилий по подготовке флота России к войне.

Имя Григория Ивановича Бутакова как выдающегося флотоводца, внесшего большой вклад в развитие парового броненосного флота, его организацию, систему боевой подготовки и тактики ведения морского боя, было хорошо известно не только в России, но и далеко за ее пределами.

Придавая большое значение изучению опыта боевой подготовки русской балтийской броненосной эскадры и руководства ею Г. И. Бутаковым, французы, например, перевели на свой язык инструкции и приказы русского адмирала. Признанием больших заслуг Григория Ивановича перед военно-морским флотом было избрание его в феврале 1867 г. президентом Международной комиссии экспертов морского отдела Всемирной выставки в Париже. О глубоком уважении иностранных специалистов броненосного флота к Г. И. Бутакову как к создателю тактики и системы боевой подготовки свидетельствует и такой факт. В 1875 г. в Швеции известный конструктор Энгстрем, демонстрируя на полигоне перед офицерами шведского флота свою новую скорострельную пушку, начал ее испытание с того, что произвел салют из тринадцати выстрелов, как он выразился, в честь адмирала Г. И. Бутакова и его заслуг перед военно-морским флотом.

Велик, огромен вклад, который внес адмирал Г. И. Бутаков в развитие и совершенствование отечественного парового флота, в завоевание и признание его авторитета всеми морскими державами мира.

Личность Г. И. Бутакова вызывает уважение к нему не только как к выдающемуся флотоводцу и военному ученому. Григория Ивановича отличали и высокие нравственные качества — честность, благородство, справедливость, требовательность в сочетании с отеческой заботой о подчиненных, простота и доступность, неисчерпаемая доброта по отношению к людям и принципиальность. Его личность — это лучший образец для современных командиров и начальников, на плечах которых лежит огромная ответственность за продолжение и умножение лучших традиций наших армии и флота. [449]

Вспоминая с благодарностью «беспокойного адмирала», мы обязаны задумываться о нашей священной человеческой обязанности помнить и чтить отечественную историю, людей, сделавших ее столь богатой, поучительной и прекрасной. Их опыт должен служить нам великолепной профессиональной и нравственной школой, в которой никогда не поздно учиться.

Флот в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг.

Русско-турецкая война 1877–1878 гг. явилась результатом нового обострения военно-политической обстановки на Балканах. Начавшееся здесь летом 1875 г. национально-освободительное движение славян против Османской империи европейские страны решили использовать в своих интересах. Россия, стремясь восстановить свое политическое и экономическое влияние на Балканах, утраченное после Крымской войны, выступила на стороне славянских народов. Англия предпринимала все возможное, чтобы спровоцировать русско-турецкую войну, ослабить тем самым обе воюющие стороны и укрепить свои позиции на Балканах и Ближнем Востоке. В обострение «восточного кризиса» внесли свою лепту также Австро-Венгрия и Германия: первая рассчитывала на приобретение территорий балканских владений Турции, а вторая — столкнуть Россию и Англию и отвлечь их тем самым от помощи Франции — главному сопернику Германии в Европе. Попытки России разрешить «восточный кризис» мирным путем не увенчались успехом: выдвинутые по ее инициативе предложения о прекращении войны на Балканах и проведении реформ в управлении славянскими провинциями Османской империи турецкое правительство, по совету Англии, отклонило. Политическая борьба перешла в плоскость военного противоборства: 12 апреля 1877 г. Россия объявила Турции войну.

К началу войны турецкий флот (15 броненосных кораблей различных классов и 15 небронированных судов) значительно превосходил русский: два броненосных корабля («поповки») и пять небронированных судов. Кроме того, Турция имела военную флотилию на Дунае, состоящую из девяти броненосных кораблей, преимущественно [450] мониторов и корветов, и 37 небронированных судов. Россия здесь военных кораблей не имела. На турецких кораблях служило 370 англичан, в том числе 70 офицеров, которые занимали наиболее ответственные должности — командиров кораблей и соединений.

Многие передовые офицеры русского флота, понимая неподготовленность России к вооруженной борьбе на Черном море, предлагали Морскому министерству различные варианты усиления морских сил на данном театре, в частности, путем покупки броненосных кораблей за границей. Так, за год до начала войны с Турцией контрадмирал Лихачев, находясь в Англии, сообщал о готовности одной из английских фирм продать России три броненосных корабля, строившихся по заказу турецкого правительства, которое из-за финансовых затруднений отказалось от них. Однако Морское министерство не пожелало воспользоваться этой благоприятной возможностью усилить флот на Черном море и отклонило предложение английской фирмы <РГА ВМФ. Ф. 410. Д. 2108. Л. 15; Ф. 315. Д. 1156. Л. 1–4>. В данном случае отрицательную роль сыграл великий князь Константин Николаевич, под председательством которого Особое совещание вынесло постановление воздержаться от этой покупки.

Таким образом, повторялась та же история, что и в Крымскую войну, когда Россия оказалась неподготовленной к ведению боевых действий на морских театрах. В связи с отсутствием на Черном море и Дунае необходимых морских сил русское командование стремилось решить исход войны на сухопутном фронте. Эта же причина повлияла и на выбор района наступления русских войск на Балканском театре. Если в прошлых войнах при наличии сильного флота русское командование предпочитало наступление сухопутных войск вести вдоль побережья, что стало традиционным для русской армии в войнах с Турцией, то в войне 1877–1878 гг. наступление планировалось вести вдали от Черноморского побережья. Согласно плану, главный удар войска (около 160 тыс. человек) должны были нанести на Балканском театре в общем направлении на Константинополь, а вспомогательный — силами 70-тысячной армии на Кавказе. [451]

На Балканском театре перед русским флотом была поставлена задача: обеспечить переправу через Дунай главных сил армии между турецкими крепостями Никополь и Рущук (Русе), в районе города Зимница (Зимнича), а вспомогательных (армейский корпус) — в нижнем течении Дуная, в районе Галац — Браилов (Брэила).

Для решения поставленной задачи на Дунай были переброшены по железной дороге несколько десятков паровых катеров и гребных шлюпок, предназначенных для постановки минных заграждений. Часть из них была перевезена с Балтийского моря. Это был первый в истории случай стратегического маневра силами флота с одного морского театра на другой с использованием железных дорог, который широко применялся советским командованием в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Одновременно на Дунай было доставлено 550 гальванических и ударных мин заграждения.

Из переброшенных на Дунай паровых катеров и гребных шлюпок сформировали два отряда. Один из них был укомплектован моряками Балтийского флота и предназначался для обеспечения переправы главных сил армии в районе города Зимница, другой — черноморцами, которые должны были обеспечить переправу в районе Браилова. Оба отряда подчинялись начальнику инженеров армии генерал-майору Н. Ф. Деппу, осуществлявшему общее руководство наведением переправ через Дунай и форсированием реки войсками.

В районе Парканы — Бендеры (на Днестре) была создана специальная минная база, на которой русские моряки под руководством известного минера того времени, полковника Борескова, готовились к использованию минного оружия на речном театре.

Исходя из сложившейся обстановки, расположения турецких крепостей и дислокации кораблей неприятельской флотилии на Дунае русское командование разработало следующий план обеспечения переправы войск: занять возможно большие участки реки, на флангах захваченных участков установить артиллерийские батареи, навести переправы одновременно в нескольких районах среднего и нижнего течения Дуная, выше и ниже наведенных переправ поставить [452] отсечные минные заграждения для предотвращения возможных ударов со стороны кораблей противника.

Существенным недостатком этого плана являлось то, что он носил пассивно-оборонительный характер и не предусматривал ведение активной борьбы с турецкими кораблями. Прикомандированный к штабу действующей армии капитан 1 ранга Рогуля предложил вооружить паровые катера шестовыми и буксируемыми минами и использовать их для атаки вражеских кораблей на речном театре, предварительно блокировав их в турецких базах флотилии на Дунае постановкой минных заграждений.

В апреле-июне 1877 г. русские моряки приступили к постановке минных заграждений, вначале у Браилова, а затем у города Зимница. Боевое обеспечение постановок осуществлялось минными катерами, вооруженными шестовыми и буксируемыми минами, и заранее развернутыми на берегу артиллерийскими батареями. Мины ставились группой катеров или шлюпок в ночное время либо при плохой видимости.

Корабли противника неоднократно предпринимали попытки противодействовать минным постановкам, но береговые батареи и минные катера решительно пресекали их. Так, 29 апреля 1877 г. при попытке противника атаковать катера в районе Браилова береговая батарея потопила турецкий броненосец «Лютфи-Джелиль» <3. С. 26>.

Русские моряки не ограничились лишь постановкой оборонительных минных заграждений. Они впервые в истории использовали минное оружие для ведения активных действий против турецких баз и кораблей на Дунае. Чтобы затруднить развертывание кораблей противника и сузить их операционную зону, катера произвели несколько активных минных постановок в непосредственной близости от крепостей неприятеля на Дунае, использовавшихся в качестве баз его флотилии.

Одним из примеров активного использования минного оружия может служить постановка минного заграждения у Сулина отрядом кораблей Черноморского флота под командованием капитан-лейтенанта Дикова.

Постановка заграждения у Сулина была предпринята в целях обеспечения захвата этого порта Нижнедунайским [453] отрядом (14-й корпус) русских войск. Однако командование отказалось затем от атаки Сулина с суши и решило ограничиться только действиями отряда Дикова. Идея атаки Сулинского порта, в котором находилось шесть турецких кораблей, сводилась к тому, чтобы скрытно провести из Черного моря в Килийское гирло отряд кораблей, поставить в двух милях выше Сулина минное заграждение, лишить тем самым корабли противника возможности уйти вверх по Дунаю и после этого уничтожить их огнем вооруженных пароходов.

28 июля 1877 г. отряд капитан-лейтенанта Дикова под прикрытием эскадры Черноморского флота перешел из Одессы в Килийское гирло. В первой половине августа выставил минные заграждения в Сулинском и Георгиевском гирлах, чтобы исключить нападение неприятеля со стороны моря. 26 сентября отряд (два буксирных парохода, три шхуны, семь минных катеров, две плавучие мортирные батареи) занял исходную позицию у минного заграждения в Сулинском гирле.

В ночь на 27 сентября 1877 г. отряд Дикова скрытно прошел в Дунай и поставил на подходах к Сулинскому порту минное заграждение. Утром 27 сентября русские корабли, заняв удобную позицию за выставленными минными заграждениями, атаковали турецкий пароход «Картал» и канлодку «Сунна». Это был первый в истории бой на минной позиции, оборудованной на речном театре. «Картал» не выдержал огня и вышел из боя; канонерская лодка подорвалась на мине и затонула. Ночью катера выставили еще одно минное заграждение, а утром 28 сентября открыли артиллерийский огонь по двум турецким броненосцам и повредили один из них — «Хивзи Рахман». Оба броненосца прекратили артиллерийскую дуэль и вышли из боя <ЦГА ВМФ. Ф. 243. Оп. 7. Д. 11061. Л. 281>. Отряд капитан-лейтенанта Дикова по приказанию командования возвратился в Килийский рукав <1. С. 64–65>.

Несколько активных минных постановок русские катера провели и в районе Среднего Дуная, где переправлялись главные силы армии.

Благодаря успешной постановке минных заграждений у крепостей Сулин, Гирсово, Рущук, Никополь и других [454] отряды турецких кораблей были заблокированы в своих базах и изолированы друг от друга. Это значительно облегчило решение моряками задачи по обеспечению переправы сухопутных войск через Дунай.

Для борьбы с турецкими кораблями русские катера наряду с минами заграждения успешно использовали шестовые и буксируемые мины. Атака шестовыми минами требовала сближения с неприятельскими кораблями на дистанцию в два-три метра. Для выполнения этой задачи от личного состава катеров требовались выдержка и смелость.

В начале мая 1877 г. противник сосредоточил в Мачинском рукаве у Браилова группу кораблей, которые мешали постановке мин и переправе войск в данном районе. Для атаки кораблей неприятеля было выделено четыре катера под командованием лейтенанта Дубасова. В ночь на 14 мая они вышли из Браилова и направились в Мачинский рукав, где в то время стояли на якоре три турецких корабля. Сблизившись с противником на дистанцию в 120 м, катера построились в строй двух кильватерных колонн и атаковали турецкий однобашенный монитор «Сейфи». Прежде чем противник успел открыть артиллерийский огонь, головной катер «Царевич» под командованием лейтенанта Ф. В. Дубасова нанес по нему удар шестовой миной. Монитор получил повреждение, но продолжал оставаться на плаву. Тогда катер «Ксения», которым командовал лейтенант Шестаков, под огнем противника сблизился с ним вплотную, нанес второй удар шестовой миной в борт и потопил монитор. Два других турецких корабля поспешно снялись с якоря и ушли. Выполнив поставленную задачу, русские катера благополучно вернулись на свою базу <3. С. 28–29>.

Уничтожение монитора «Сейфи» показало возможность успешного применения минных катеров, вооруженных шестовыми и буксируемыми минами, против броненосных кораблей на речном театре, где маневр крупных кораблей ограничен шириной ходового фарватера.

Гибель «Сейфи» произвела сильное впечатление на турецкое командование, и оно поспешило отвести свои корабли из нижнего течения Дуная под защиту береговой [455] артиллерии крепости Силистрия (Силистра). В первых числах июня 1877 г. весь район Нижнего Дуная, от Рени до Гирсова, был очищен от неприятельских кораблей, и русские войска получили возможность приступить к форсированию Дуная. В течение 10 и 11 июня войска 14-го армейского корпуса генерала А. Е. Циммермана навели переправу и успешно форсировали реку. Высоко оценивая действия моряков черноморского отряда по обеспечению переправы войск на Нижнем Дунае, А. Е. Циммерман писал: «Не нахожу слов, чтобы достаточно похвалить моряков за их отличную во всех отношениях деятельность. Моряки удивительно способны на всякое военное дело» <3. С. 36>.

Не менее успешно действовали и моряки балтийского отряда при обеспечении переправы главных сил русской армии, начавшейся 15 июля 1877 г. в районе города Зимница. В качестве передового отряда здесь переправлялась дивизия генерала М. И. Драгомирова. После переправы русская армия начала наступление на укрепленный город Систово (Свиштов), а после занятия его — на турецкие крепости Рущук и Никополь, которые также вскоре пали. Большую помощь русским войскам в этом наступлении оказывали болгары.

Успех форсирования русской армией Дуная на среднем участке реки при наличии у противника здесь большого числа броненосных кораблей и вооруженных пароходов, был обеспечен умелыми и решительными действиями моряков. Под сильным огнем турецких батарей они многократно проводили плоты и понтоны из устья реки Ольты на Средний Дунай, совместно с саперами наводили мосты, были гребцами на шлюпках и паромах. Минные катера прикрывали подступы к переправе со стороны Рущука, откуда несколько раз пытались подойти турецкие корабли. После переправы войск через Дунай моряки защищали перевозки через реку от попыток турецких кораблей помешать обеспечению русской армии всем необходимым{23}.

За время войны русские моряки выставили на Дунае 25 минных заграждений из 415 мин. Для защиты заграждений [456] на левом берегу реки было развернуто 26 береговых и полевых батарей (103 орудия).

В результате активных действий минных катеров и береговой артиллерии, а также искусного использования минного оружия противник понес существенные потери. Были потоплены два броненосных корабля, канонерская лодка, несколько вооруженных пароходов и повреждены две канонерские лодки. И главное — русским морякам удалось парализовать действия турецкой военной флотилии на Дунае и тем самым обеспечить развитие наступления русской армии на Балканском театре.

Перед Черноморском флотом в качестве главной задачи ставилось совместное с сухопутными войсками обеспечение обороны портов и побережья от артиллерийских обстрелов и десантов противника. Для ее решения были выделены два армейских корпуса (7-й и 10-й) и отряд кораблей Черноморского флота под командованием вице-адмирала Н. А. Аркаса, состоящий из двух «поповок» и нескольких устаревших пароходофрегатов.

Учитывая наличие у противника довольно сильного броненосного флота и возможность высадки им десантов, русское командование особое внимание обратило на создание противодесантной обороны. План обороны Черноморского побережья был основан на принципе взаимодействия армии и флота и в общих чертах сводился к следующему.

На всем побережье между устьем Дуная и Керчью развертывались армейские наблюдательные посты. Они должны были доносить командованию обо всех обнаруженных неприятельских кораблях. В небольшом удалении от побережья находились маневренные отряды кавалерийских частей и подразделения легкой конной артиллерии. В задачу отрядов входило немедленное оказание помощи наблюдательным постам в случае нападения на них противника.

В наиболее важных пунктах побережья дислоцировались крупные ударные группировки войск в составе частей пехоты, кавалерии и артиллерии. Они предназначались для уничтожения высадившегося десанта противника. Между наблюдательными постами, маневренными [457] отрядами поддержки и ударными группами устанавливалась телеграфная связь, дублировавшаяся конными посыльными.

Особое внимание в плане противодесантной обороны обращалось на защиту таких важных пунктов, как Одесса, Очаков, Севастополь и Керчь. В основу обороны их была положена идея совместного использования маневренных сил — кораблей и позиционных средств борьбы, — береговой артиллерии, минных заграждений и др. Главная роль в обороне отводилась береговым батареям и минным заграждениям, т. е. минно-артиллерийским позициям, впервые примененным и оправдавшим себя при обороне Кронштадта и Свеаборга в период Крымской войны.

Русские береговые батареи начали устанавливать осенью 1876 г. Работы велись довольно интенсивно и к началу войны в основном были закончены. Одновременно ставились и оборонительные минные заграждения небольшими специально оборудованными пароходами. Линии минных заграждений устанавливались в 15–17 кб от берега. Это обеспечивало, во-первых, надежную защиту их береговой артиллерией и, во-вторых, лишало турецкие корабли, имевшие дальность стрельбы не более 20 кб, возможности безнаказанно обстреливать базы и порты с моря.

Для усиления обороны Одессы, Очакова и Керчи за внутренней линией минных заграждений было оборудовано 10 плавучих батарей. Вход в гавани закрывался боковыми заграждениями, за которыми в постоянной готовности держались брандеры для затопления на фарватере в случае прорыва неприятельских кораблей через линию минных заграждений.

Наблюдение за походом с моря в дневное время вели сигнально-наблюдательные посты, вынесенные за минное заграждение. Они имели телеграфную и визуальную связь с командованием порта и береговыми батареями. Ночью подходы с моря освещались прожекторами и охранялись дозорными кораблями и катерами, развернутыми за внешней линией минных заграждений. Система наблюдательных постов и дозорной службы была организована так, чтобы не допустить скрытного подхода неприятельских кораблей и внезапной атаки противника с моря. [458]

Корабельные силы обороны портов состояли из 2 броненосцев — «поповок» (приданных Одессе), четырнадцати небольших пароходов, вооруженных шестовыми и буксируемыми минами, и 9 минных катеров. Пароходы и катера предназначались для несения дозорной службы и охраны минных заграждений. По задачам и организации они представляли собой соединение кораблей охраны водного района — прообраз соединения современных военно-морских баз.

Оборона портов с суши возлагалась на сухопутные войска — 7-й и 10-й армейские корпуса. Были разработаны специальные инструкции, в которых предусматривалось взаимодействие сухопутных и морских сил при обороне портов.

Большой интерес представляет также и организация командования силами обороны. Все корабельные силы и позиционные средства флота, а также сухопутные войска, выделенные для обороны портов с суши, подчинялись командирам обороны портов, назначавшимся из моряков. Противодесантную оборону побережья и портов на Черном море в целом возглавлял командующий Одесским военным округом генерал Семенов.

К началу войны в важнейших русских портах на Черном море была создана достаточно надежная оборона как с суши, так и с моря, основу которой, как и в Крымскую войну на Балтийском море, составляли минно-артиллерийские позиции.

Наиболее мощная минно-артиллерийская позиция была создана в Одессе. По сравнению с другими она во всех отношениях являлась более совершенной с точки зрения боевых качеств артиллерийского и минного оружия, а также использования этих средств во взаимодействии с маневренными силами флота. Минные заграждения круглосуточно охранялись специально выделенными судами. Организация боя на минно-артиллерийской позиции предусматривала использование береговой и корабельной артиллерии, а также шестовых и буксируемых мин для атаки неприятельских кораблей в случае прорыва их через линию минных заграждений.

Не менее интересно был решен вопрос ведения артиллерийского огня на минно-артиллерийской позиции. Прибрежная [459] акватория была разбита на заранее пристрелянные квадраты, номера которых внесли в сигнальные книги. Согласно инструкции, дежурный сигнально-наблюдательного поста должен был сообщить командованию о приближении к позиции и направлении движения кораблей противника, а также номер квадрата, в котором они находятся. Получив эти данные, береговая и корабельная артиллерия имели возможность быстро открывать огонь по неприятелю.

Возможность проверить эффективность разработанной организации боя на минно-артиллсрийской позиции не представилась, так как за время войны турецкий флот ни разу не попытался атаковать Одессу с моря. Тем не менее теоретическая разработка проблемы ведения боевых действий на минно-артиллерийской позиции явилась важным вкладом в развитие военно-морского искусства.

С началом войны турки, воспользовавшись подавляющим превосходством своего флота и почти полным отсутствием обороны Черноморского побережья Кавказа, произвели обстрел Поти, Очамчиры, Гудауты и Сухуми, а в конце апреля — первой половине мая 1877 г. высадили в этом районе морские десанты и овладели им. Это был единственный успех, которого добился турецкий броненосный флот на Черном море в войне 1877–1878 гг.

Созданные русскими моряками противодесантная оборона и система защиты баз и портов на побережье между устьем Дуная и Керчью была настолько эффективной, что турецкий флот даже не попытался их атаковать. Блокада баз и портов, объявленная турками по совету англичан 23 апреля 1877 г., оказалась малоэффективной и была фактически сорвана с переходом сил Черноморского флота к активным действиям на коммуникациях противника.

Активные наступательные действия, хотя и ограниченными силами и средствами — с использованием лишь минного оружия и вооруженных пароходов, — начались в первый же месяц войны. Мысль о возможности активного использования мин для борьбы с неприятельским флотом на Черном море впервые высказал выдающийся русский изобретатель в области минного и артиллерийского оружия А. П. Давыдов. В 1857 г. в одном из своих докладов он писал, что «маневрирование подводными [460] минами может дать блестящие результаты» <РГА ВМФ. Ф. 84. Д. 5618. Л. 29–31>. Когда началась русско-турецкая война, А. П. Давыдов обратился к военному министру с просьбой разрешить ему на свои средства поставить на Черном море изобретенные им более совершенные ударные мины. Но эта просьба осталась без ответа.

Вопросы ведения боевых действий на Черном море в эту войну волновали не только А. П. Давыдова, но и многих других русских моряков. В 1877 г. контр-адмирал К. П. Пилкин дважды обращался к великому князю Константину Николаевичу с предложением выставить ударные мины в гаванях и на рейдах, посещаемых неприятельским флотом. Но руководитель Морского министерства посчитал эту смелую идею невыполнимой при сложившемся соотношении сил на театре и отклонил ее.

С аналогичным предложением перед войной выступил и лейтенант С. О. Макаров. Он считал, что против турецких броненосных кораблей можно успешно использовать минные катера, вооруженные шестовыми и буксируемыми минами. Для транспортировки катеров в нужный район Черного моря С. О. Макаров предложил переоборудовать один из быстроходных пароходов. Руководители Морского министерства первоначально отклонили этот план. Но затем, благодаря настойчивости и убедительности доводов лейтенанта С. О. Макарова, заинтересовались планом. В декабре 1876 г. в распоряжение С. О. Макарова выделили пароход «Великий князь Константин», который под его руководством был вооружен и приспособлен под перевозку четырех минных катеров.

Боевые действия вооруженных пароходов «Великий князь Константин», «Владимир», «Веста», «Россия», «Ливадия» и других на коммуникациях противника велись в течение всей войны. Несмотря на значительное превосходство противника в силах, пароходы смело выходили на прибрежные коммуникации противника и наносили по ним внезапные удары. Летом 1877 г. на морских сообщениях у Анатолийского и Румелийского побережий они уничтожили несколько турецких судов.

Пароход «Ливадия», крейсируя вдоль Румелийского побережья, 12 августа обнаружил в районе Варны двухмачтовое [461] судно и уничтожил его. Турецкие броненосцы пытались перехватить «Ливадию», но она оторвалась от преследователей и благополучно вернулась в Севастополь.

Еще больший успех выпал на долю «России», которая 13 декабря 1877 г. у Анатолийского побережья захватила в плен турецкий пароход «Мерсина» с 800 турецкими солдатами и офицерами <1. С. 90>.

Героический подвиг в бою с противником совершил экипаж «Весты», которым командовал капитан-лейтенант Н. М. Баранов. И июля 1877 г. во время очередного крейсерства у Румелийского побережья с «Весты» обнаружили в 35 милях от порта Кюстенджи (Констанца) турецкий броненосец «Фатхи-Буленд». Начался бой <1. С. 84–97>. Капитан-лейтенант Н. М. Баранов, искусно управляя пароходом, удерживал противника на выгодных дистанциях и курсовых углах. В пятичасовом бою с броненосцем все моряки проявили высокую стойкость и мужество. Особенно отличился лейтенант А. С. Кратков. Он получил 17 осколочных ранений, но не оставил свой пост и до конца боя управлял огнем. От попадания снарядов на броненосце произошел взрыв, после чего он прекратил бой и отошел к берегу.

Действуя на коммуникациях противника, русские вспомогательные крейсеры уничтожили и захватили в плен 13 турецких судов <5. С. 30>.

Высоко оценивая успехи русских моряков в борьбе на коммуникациях противника, командующий Черноморским флотом вице-адмирал Н. А. Аркас писал: «Смелые действия командиров у неприятельских берегов и портов днем и ночью и достигнутые блистательные результаты на жалких по своему назначению пароходах доказали, что командиры хорошо знали крейсерскую службу» <РГА ВМФ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 66. Л. 100>.

Из вооруженных пароходов, действовавших на коммуникациях противника, наибольшего успеха достиг «Великий князь Константин» под командованием лейтенанта С. О. Макарова. Этот пароход с четырьмя минными катерами на борту действовал главным образом против турецких броненосных кораблей в районе Кавказского [462] побережья. Атаки катера производили в ночное время группами (два-четыре катера) с одного или двух бортов с применением шестовых и буксируемых мин. Внезапные минные удары действовали на противника ошеломляюще. В результате смелых и решительных действий катеров парохода «Великий князь Константин» было повреждено несколько турецких броненосцев. Однако потопить их не удалось, так как заряд мин был недостаточно мощный, а нанести одновременный удар несколькими минами не всегда удавалось из-за необходимости сближения с целью вплотную.

Наименование	Год спуска на воду	Водоизмещение, т	Мощность паровой машины, л. с.	Скорость, уз.	Артиллерийское вооружение
					Число орудий	Калибр, мм
Корабль «Синоп»	1858	5585	2500	10,3	35	195
Фрегат «Александр Невский»	1861	4562	2500	11,3	50	195
Корвет «Витязь»	1862	2155	1042	11	20	195
Клипер «Изумруд»	1862	1585	1254	13	4 (нарезных)	107
Морская канонерская лодка «Морж»	1860	457	300	9	4 (нарезные)	87

Наименование	Год спуска на воду	Водоизмещение, т	Мощность паровой машины, л. с.	Скорость, уз	Максимальная толщина брони, мм	Вооружение
						Число орудий	Калибр, мм
Батарейный корабль «Севастополь»	1864	6135	3088	12	114	16	203
Казематный фрегат «Князь Пожарский»	1867	4809	2835	11,7	114	8	203
Башенный монитор «Адмирал Лазарев»	1867	3754	2004	11	152	3	280

Недостаточно высокая эффективность применения шестовых мин и мин-крылаток побудила С. О. Макарова вооружить катера торпедами. Для этой цели были переоборудованы два катера. На одном из них установили килевой аппарат, на другом — плотиковый. Несмотря на то, что торпедные аппараты были далеко не совершенны, они все же обеспечивали достаточно надежное крепление торпед на катерах и стрельбу ими с дистанции до 100 м.

Минные катера провели две атаки торпедами. Одна из них 14 января 1878 г. закончилась потоплением на Батумском рейде турецкого вооруженного парохода «Интибах» <1. С. 90>. Это было первое в истории успешное применение торпедного оружия в боевых действиях на море. [464]

Калибр, мм	Масса снаряда, кг		Начальная скорость снаряда, м/с		Максимальная дальность стрельбы (при угле возвышения 6°), Кб
	1867 г.	1877 г.	1867 г.	1877 г.	1867 г.	1877 г.
305	301,2	331,3	447	570	16	27,5
208	231,0	249,5	425	454	19	19
203	84,7	—	411	—	15,5	—
152	38	41,4	437	543	—	21,25

Дерзкие атаки минных катеров настолько парализовали командование турецкого флота на Черном море, что оно не только отказалось от активных действий, но и полностью прекратило к концу войны посылку кораблей к устью Дуная и Кавказскому побережью.

Интересным фактом в истории военно-морского искусства является идея постановки активного минного заграждения в Босфоре. Она возникла в связи с угрозой вторжения английского флота в Черное море уже после окончания войны и заключения перемирия с Турцией.

В феврале 1878 г., когда русская армия подошла к Стамбулу, английское правительство направило в Мраморное море эскадру броненосных кораблей с целью не допустить, чтобы русские заняли столицу Турции и Босфор. Дабы сорвать военную демонстрацию англичан и преградить им путь в Черное море, русское командование приняло решение заминировать Босфор. Выполнение этой задачи возложили на вице-адмирала А. А. Попова — одного из наиболее последовательных сторонников идеи минирования пролива. [465]

Образец, год	Калибр, мм	Длина, м	Общая масса, кг	Масса заряда, кг	Скорость, уз	Дальность хода, м
1866	355	3,35	136	8	6–7	640
1868	355	3,56	160	18	6–7	640
1876	375	5,63	356	25	20	370
1878	375	5,7	400	40	20,5	540

Специальный штаб, сформированный вице-адмиралом А. А. Поповым, разработал план постановки минного заграждения. По расчетам, для минирования пролива требовалось около 400–500 мин <РГА ВМФ. Ф. 243. Оп. 7. Д. 9384. Л. 171–172>. Для постановки минных заграждений выделили вооруженные пароходы «Великий князь Константин» и «Веста». На них были сделаны приспособления для сбрасывания мин.

19 февраля 1878 г. Россия и Турция подписали в Сан-Стефано (ныне Ешилькёй, близ Стамбула) мирный договор. Однако напряженность во взаимоотношениях между Россией и Англией осталась.

Британский флот продолжал угрожать вторжением в Черное море. Поэтому русские моряки приготовлений к заграждению Босфора не прекратили. К середине марта подготовка была закончена. «Великий князь Константин» и «Веста» с запасами мин перешли в район Босфора. Англичане, узнав об этом, заявили, что если русские пароходы начнут минные постановки, то их флот захватит Босфор. От минирования Босфора пришлось отказаться. В апреле 1878 г. генерал Э. И. Тотлебен в письме к царю, в котором докладывал сложившуюся обстановку на Черноморском театре после заключения [466] Сан-Стефанского мирного договора, сообщал, что «заграждение Босфора минами при настоящих обстоятельствах есть дело немыслимое» <3. С. 55>.

Однако, несмотря на то, что постановка мин в Босфоре не состоялась, идея этой постановки и ее масштабы свидетельствуют о высоком уровне развития отечественного военно-морского искусства в области применения минного оружия.

Русско-турецкая война закончилась победой России. По Сан-Стефанскому договору Болгария, Босния и Герцеговина получили автономию, Сербия, Черногория и Румыния — независимость, а России возвращалась часть территории, отторгнутой Турцией во время Крымской войны. Но в дальнейшем под давлением Англии и Австрии, боявшихся усиления влияния России на Балканах, на Берлинском конгрессе в июне-июле 1878 г. условия Сан-Стефанского мирного договора были пересмотрены с ущербом для России и славянских народов на Балканах <5. С. 620–621>.

Решающую роль в достижении победы над Турцией сыграла русская армия, нанесшая противнику ряд серьезных поражений на Балканском и Кавказском театрах. Угроза захвата Стамбула вынудила турецкое правительство заключить с Россией мирный договор.

Существенную помощь армии в достижении победы оказал военно-морской флот. Моряки обеспечили переправу главных сил армии через Дунай, вместе с сухопутными войсками организовали надежную противодесантную оборону побережья и портов на Черном море. Активными действиями на коммуникациях они нанесли противнику ощутимые потери, а к концу войны почти полностью парализовали деятельность турецкого броненосного флота на Черном море.

Несмотря на то, что военно-морской флот в войне с Турцией играл второстепенную роль, а масштабы его боевых действий были сравнительно небольшие, опыт вооруженной борьбы на море оказал существенное влияние на развитие сил и боевых средств флота и некоторых областей военно-морского искусства во второй половине XIX в. [467]

Преобладающим видом боевой деятельности русского флота на морском и речном театрах являлись совместные действия с сухопутными войсками. Характерной особенностью совместных действий было тесное взаимодействие армии и сил флота при решении всех задач, особенно при форсировании войсками Дуная и защите Черноморского побережья. Переправа 160-тысячной армии через широкий водный рубеж при наличии у противника довольно сильной речной военной флотилии стала возможной благодаря согласованным действиям войск и отрядов кораблей, выделенных для обеспечения безопасности переправы через Дунай, под единым командованием сухопутного начальника.

Немаловажную роль в организации надежной противодесантной обороны на побережье Черного моря сыграл правильный учет опыта Крымской войны. Противодесантная оборона в ходе войны 1877–1878 гг. получила дальнейшее развитие: была увеличена глубина обороны с сухопутного и морского направлений, были созданы мобильные подразделения для поддержки береговых наблюдательных постов и крупные ударные группировки войск для уничтожения высадившихся вражеских десантов, широко использовалось минное оружие для защиты со стороны моря наиболее важных береговых объектов. Кроме того, с подчинением всех сил и средств противодесантной обороны единому начальнику защита побережья стала носить активный характер.

Важнейшей составной частью противодесантной обороны побережья являлась оборона баз и портов. Наиболее полно проблема обороны базы флота была решена в Одессе. Новым здесь было: вынесение оборонительных минных заграждений в море на предельную дистанцию стрельбы береговой артиллерии; выделение специальных сил (вооруженных пароходов и минных катеров) для охраны водного района базы; несение дозорной службы на подходах к базе в ночное время; использование плавучих батарей и новых средств — осветительных аппаратов (прожекторов); выделение специальных подразделений войск для обороны базы с суши; создание круговой обороны базы; подчинение всех сил и средств обороны, в том числе и сухопутных, [468] единому начальнику, ответственному за оборону Одессы.

Важнейшим элементом обороны баз и портов на Черном море являлись минно-артиллерийские позиции. В ходе войны они были значительно усилены за счет улучшения боевых качеств минного и артиллерийского оружия, а также использования плавучих артиллерийских батарей. Применение плавбатарей позволило вынести минные заграждения дальше в море и таким образом увеличить глубину обороны базы с морского направления. Охрану минных заграждений обеспечивали специально выделенные силы.

В ходе войны 1877–1878 гг. впервые в истории была разработана инструкция для ведения оборонительного боя на минно-артиллерийской позиции. Ее содержание положило начало разработке теории ведения позиционного боя в прибрежном районе, сыгравшей затем заметную роль в организации применения сил флота в оборонительных действиях.

Русско-турецкая война оказала заметное влияние и на развитие теории и практики ведения крейсерских действий с использованием вспомогательных крейсеров — вооруженных пароходов. Опыт использования их на коммуникациях в Черном море показал, что даже при превосходстве противника в силах они способны существенно нарушить его морские сообщения. Постоянная угроза со стороны крейсерских сил заставила турецкое командование отказаться от активных действий и сосредоточить усилия флота на защите морских коммуникаций. Опыт успешного применения вооруженных пароходов дал новый толчок развитию крейсерских сил.

Наиболее существенное влияние опыт русско-турецкой войны оказал на развитие и использование минного оружия. В пассивных и активных минных заграждениях было выставлено в общей сложности около 1900 гальванических и ударных мин. В ходе вооруженной борьбы на море определились важнейшие требования к тактике использования минного оружия в различных видах минных заграждений: правильный выбор районов и мест постановки мин с учетом задач и характера географических условий театра; [469] скрытность минных постановок; обеспечение действий минных заградителей надежным боевым прикрытием; защита оборонительных минных заграждений береговой и корабельной артиллерией и др. При оборудовании минно-артиллерийских позиций требовалось так располагать минные заграждения и батареи береговой артиллерии, чтобы обеспечивалась защита минных заграждений и в то же время создавались благоприятные условия для ведения морского боя с противником.

Специфической особенностью вооруженной борьбы на море в русско-турецкую войну 1877–1878 гг. было то, что командование Черноморского флота сумело компенсировать большую разницу в соотношении сил активными наступательными действиями вспомогательных крейсеров и минных катеров с использованием минно-торпедного оружия. При этом были заложены основы тактики его применения. Основные положения этой тактики сводились к групповому использованию катеров, скрытному их сближению с противником, внезапности нападения в ночное время, нанесению одновременного удара несколькими катерами с различных направлений и быстрому отходу после атаки.

Успешное применение мин и торпед дало новый импульс развитию этого оружия и средствам борьбы с ним (табл. 5). В ходе войны зародились первые способы борьбы с минной опасностью, заключавшиеся в вылавливании мин и уничтожении их подрывом фугасов.

Признавая положительную роль сил возрождавшегося Черноморского флота в войне против Турции в 1877–1878 гг., нельзя не отметить, что отсутствие современных броненосных кораблей на Черном море не позволило развернуть на театре наступательные действия в более широких масштабах и организовать систематическое содействие армии при ведении ею боевых действий на приморских направлениях.

Отсутствие броненосных кораблей на Черноморском театре особенно остро сказалось в период мирных переговоров с Турцией, когда англичане в целях нажима на русское правительство направили в Мраморное море свой флот. С угрозой его вторжения в Черное море пришлось [470] считаться. Опыт русско-турецкой войны 1877–1878 гг. со всей очевидностью доказал необходимость иметь (в том числе и на Черном море) достаточно сильный броненосный флот. К его строительству Россия приступила в начале 80-х годов XIX в.

Строительство мореходного броненосного флота

Развитие военно-морского флота России в последней четверти XIX в. проходило в сложной внутренней и международной обстановке. Стремление крупнейших империалистических государств разрешать назревавшие между ними противоречия из-за колоний и сфер влияния вооруженным путем породило бешеную гонку вооружений, особенно военно-морских, которым в борьбе за колонии отводилась главенствующая роль. О стремительном росте военно-морской мощи ведущих государств свидетельствуют такие данные. За последнюю четверть XIX в. суммарное водоизмещение броненосного флота Франции увеличилось примерно втрое, Англии — вчетверо, России — впятеро, Германии — в восемь раз, Японии — в 15 раз. На строительство военных флотов и их содержание тратились огромные средства.

В 80-х годах XIX в. начался новый этап строительства русского военно-морского флота. Он характеризовался созданием мореходного броненосного флота, сравнительно быстрым развитием артиллерийского и минно-торпедного оружия, появлением минно-тральных сил и средств, радио, установлением классификации кораблей броненосного флота и его организации и, наконец, изменением тактики военно-морского флота.

Главным оружием броненосных кораблей снова стала артиллерия, подразделявшаяся на крупнокалиберную (от 203 мм и выше), среднего калибра (75–152 мм) и малокалиберную (37–47 мм). На эскадренных броненосцах орудия главного калибра были в основном 305-мм. Благодаря улучшению качества бездымного пороха и усовершенствованию материальной части артиллерии темп стрельбы возрос до одного выстрела в минуту, а дальность стрельбы из 305-мм орудий увеличилась до 90 кб. Артиллерия [471] малого и среднего калибров (от 37 до 152 мм), обладавшая большей скорострельностью, предназначалась главным образом для отражения атак миноносцев (табл. 6). Широко использовалась она также на крейсерах и эскадренных миноносцах.

К началу XX в. корабельная артиллерия располагала двумя основными видами снарядов: бронебойными и фугасными. Кроме основных видов снарядов, имелись полубронебойные, сегментные и др. В качестве взрывчатого вещества в снарядах использовался влажный пироксилин, обладавший сильным бризантным действием.

В 90-е годы XIX в. в русском флоте применялись два метода ведения артиллерийского огня — беглый и залповый. Более эффективным являлся залповый метод: он позволял вести централизованный огонь по одной цели одновременно несколькими кораблями. Для повышения эффективности залпового огня потребовались специальные приборы. Первый прибор автоматической стрельбы, положивший начало решению проблемы централизованного управления огнем, был изобретен талантливым русским артиллеристом А. П. Давыдовым и впервые применен в русско-турецкую войну 1877–1878 гг. После длительных испытаний и последующих усовершенствований этот прибор был принят на вооружение флота и сыграл положительную роль в повышении эффективности огня морской артиллерии.

К началу XX в. в русском флоте уже были разработаны требования к эффективности стрельбы корабельной артиллерией, изложенные в «Правилах артиллерийской службы».

Усиление артиллерии вызвало необходимость улучшения качества брони. В 90-е годы стала применяться броня, изготовленная из хромоникелевой стали, специально обработанной, цементированной и закаленной. Сопротивляемость новой брони оказалась на 16% выше, чем у брони из цементированных плит никелевой стали.

Большое внимание уделялось развитию торпедного оружия. Работы велись по линии увеличения скорости и дальности хода торпеды и массы взрывчатого вещества (табл. 7). К началу русско-японской войны на вооружении [472] русского флота имелись 45-см торпеды, снабженные гироскопическим прибором управления движением торпеды по направлению, с дальностью хода 2000 м (при скорости 36 узлов) и 1000 м (при скорости 32 узла).

Калибр, мм	Масса, кг		Начальная скорость, м/с	Число выстрелов в минуту
	снаряда, кг	орудия, кг
305{~1}	55,4	325	637	0,3
254	26	225,2	777,2	0,75
228	22,5	123	650	0,4
203	13,5	85,8	660	0,4
152	6,5	40,5	645	1,2
120	2,9	20,4	823	3,5–5
75	0,9	4,9	823	4–6
63	0,1	2,5	370	3–4
47{~2}	0,51	1,1	700	19
37{~3}	0,3	0,5	442	32

На вооружении флота имелись надводные и подводные торпедные аппараты. Они устанавливались на эскадренных броненосцах, крейсерах, эскадренных миноносцах, миноносцах и подводных лодках. Главным носителем торпедного оружия являлись эскадренные миноносцы и миноносцы, на которых, как правило, устанавливались однотрубные аппараты. В России в 1894 г. впервые были спроектированы и установлены на миноносцах двухтрубные торпедные аппараты. К этому времени относится появление и первых поворотных торпедных аппаратов. [473]

Образец, год	Калибр, см	Длина, м	Масса, кг		Скорость, уз
			орудия	боевого заряда пироксилина
Для минных катеров
1886	35,5	3,35	136	8	6,7
Для миноносцев и миноносок
1889	37,5	5,6	400	80	22,5

Их применение намного упростило выход надводных кораблей в торпедную атаку.

К началу XX в. в русском флоте раньше, чем во флотах других стран, сложились вполне определенные взгляды на использование торпедного оружия с миноносцев, сводившиеся к следующим основным положениям. Считалось, что атаки миноносцев наиболее успешно могут проводиться в ночное время с последовательным выпуском нескольких торпед с интервалами не менее 10 с. Выполнять атаку рекомендовалось на прямых курсах с последующим быстрым отрывом от противника. Использование торпедного оружия с подводных лодок не выходило за пределы опытных стрельб.

Увеличение разрушительной мощи торпедного орудия и расширение масштабов его использования в боевых действиях на море вызвали необходимость повышения живучести корабля при повреждении подводной части корпуса. Эта проблема решалась главным образом путем деления корпуса на отсеки, усиления прочности переборок и улучшения организации борьбы за непотопляемость.

Определенные успехи были достигнуты и в развитии минного оружия. В частности, изобретенный лейтенантом Н. Н. Азаровым автоматический якорь позволил ставить [474] мины на заданное углубление, что значительно сокращало время минных постановок{24}. В 1891 г. на вооружение русского флота была принята мина шаровой формы вместо существовавшей ранее сфероконической. Это дало возможность при тех же габаритах корпуса увеличить массу взрывчатого вещества мины с 30 до 55 кг.

Параллельно с совершенствованием мин шел поиск средств борьбы с ними. Первоначально в качестве таких средств использовались контрмины, которые ставились в районах обнаруженных минных полей противника и подрывались с помощью гальванических запалов или детонационных шнуров. Но этот способ уничтожения мин был малоэффективным. Он мог применяться лишь днем и в хорошую погоду, а также требовал много времени. Принципиально новым и эффективным средством явился контактный трал, изобретенный в 1898 г. офицером русского флота К. Ф. Шульцем{25}.

Исключительно важное значение для военно-морского флота имело изобретение в 1895 г. А. С. Поповым радио. В условиях роста скоростей паровых кораблей и дальности их плавания, быстроты изменения обстановки визуальные и звуковые средства связи, применявшиеся в парусном флоте, уже не удовлетворяли требованиям тактики броненосного флота и являлись серьезным тормозом ее развития, особенно в области управления силами в бою и организации взаимодействия между ними.

Появление радио на военных кораблях открыло широкие перспективы в резком повышении оперативности управления силами военно-морского флота при ведении боевых действий на морских и океанских театрах на больших удалениях от баз. В начале XX в. на русских кораблях были установлены радиоприемники и передатчики, обеспечивавшие связь на расстоянии до 100 миль.

Россия в развитии броненосного флота отставала от других морских держав. Ее броненосные корабли, построенные [475] в 60–70-е годы для Балтийского флота, заметно устарели, а на Черном море вообще не было современного броненосного флота. Морское министерство в отчете за 1879 г. писало: «С грустным чувством должно сознаться, что «Петр Великий» есть наш единственный сильный боевой корабль. Все прочие суда наши не способны к борьбе с первоклассными броненосцами, которыми располагают другие морские державы, да и самое значение их как передвижной силы, обороняющей наши берега, весьма сомнительно»{26}.

Появление на Балтийском море нового вероятного противника — германского броненосного флота, а на Дальнем Востоке — японского, заставило царское правительство обратить серьезное внимание на строительство мореходного броненосного флота.

В 80–90-е годы XIX в. во всех капиталистических странах, в том числе и России, продолжались поиски наиболее рациональных типов и классов кораблей.

В связи с тем, что морской бой рассматривался как наиболее эффективный и единственный способ решения всех задач в вооруженной борьбе на море, а артиллерия — в качестве основного оружия флота, то вполне естественно, что во всех странах предпочтение отдавалось строительству крупных броненосных кораблей, имевших сильное артиллерийское вооружение и мощное бронирование. Эти корабли, созданные на базе двух основных типов броненосцев предшествующего периода: башенного и казематного, — получили, согласно одной из первых классификаций, наименование эскадренных броненосцев. Как и парусные линейные корабли, они составляли боевое ядро флота и предназначались для ведения эскадренного морского боя.

Наряду с эскадренными броненосцами строились броненосные и бронепалубные крейсеры для действия на морских коммуникациях и ведения морского боя в составе эскадры. [476]

Развитие минно-торпедного оружия привело к появлению в последней четверти XIX в. новых классов кораблей — минных заградителей и миноносцев, предназначенных для постановки минных заграждений и использования торпедного оружия.

Началом создания мореходного броненосного флота в России считается 1881 г., когда при Морском министерстве под председательством великого князя Алексея Александровича состоялось специальное совещание с участием военного министра и министра иностранных дел по вопросу дальнейшего развития военно-морского флота. На совещании были определены мероприятия по наращиванию морской мощи на театрах и задачи флотов.

На Черноморском театре «первою заботой по восстановлению морских сил должно быть возрождение Черноморского флота, а затем уже развитие флотов и на других морях». В качестве главной задачи ставилось создание такого флота, который по своей силе превосходил бы флот Турции и при наступлении благоприятной обстановки мог обеспечить занятие Босфора, т. е. достижение заветной цели России на Черном море.

На Балтийском театре «основной задачей для Балтийского флота является доведение его до первенствующего значения сравнительно с флотами других держав, омываемых тем же морем, обеспечив его надежными базами в наименее замерзающих частях Финского залива» <РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 35382. Л. 9–11>. По мнению участников совещания, Балтийский флот должен был располагать мореходными броненосными кораблями, способными не только успешно оборонять побережье России на Балтике, но и при определенных условиях вести активные наступательные действия.

На Тихоокеанском театре ставилась ограниченная задача — «оборона важнейших пунктов побережья» береговой артиллерией и постановкой оборонительных минных заграждений. Для защиты морских сообщений и ведения разведки на театре совещание признало необходимым иметь на Тихом океане небольшую Сибирскую флотилию. В случае возникновения войны на Дальнем Востоке с Японией или Китаем намечалось «откомандирование [477] в воды Тихого океана эскадры из состава Балтийского и Черноморского флотов» <РГА ВМФ. Ф. 417. Оп. 1. Д. 35382. Л. 12>.

В соответствии с решениями, выработанными специальным совещанием, Морское министерство разработало основные требования к кораблям создававшегося мореходного броненосного флота. Они сводились к следующему:

ядром флотов на Балтийском и Черном морях должны являться броненосцы, способные вести боевые действия не только на внутренних ограниченных морских театрах, но и в удаленных районах Мирового океана;

броненосцы должны иметь водоизмещение не менее 8400 т, обладать большими наступательными и оборонительными возможностями и иметь осадку, позволяющую кораблям проходить через Суэцкий канал;

крейсеры должны быть эффективной силой для нанесения ущерба торговым интересам и колониям противника. На канонерские лодки и миноносцы возложить задачу обороны рейдов, портов и шхер на морских театрах.

Морское министерство обращало внимание на скорейшее оборудование Владивостока, так как он являлся единственным военным портом открытого моря, способным стать базой крейсерских сил российского флота, и его планировали использовать для дислокации крупных эскадр, перебрасываемых сюда при необходимости с Балтийского и Черного морей.

Таким образом, в отличие от 60–70-х годов, когда в России строился оборонительный флот, в начале 80-х годов было решено строить мощный мореходный флот, способный вести активные наступательные действия у берегов противника не только на Балтийском и Черноморском театрах, но и далеко за их пределами. Броненосный флот по своей силе должен был превосходить на Балтике германский, а на Черном море — турецкий флоты.

К этому времени в России, благодаря быстрому развитию капитализма, большим успехам в области науки и техническому прогрессу, была создана необходимая материально-техническая база, обеспечившая строительство мореходного [478] броненосного флота. Накопленный же опыт постройки броненосных кораблей оборонительного флота и крейсерских сил позволял решать эту сложную задачу собственными силами и средствами на отечественных судостроительных заводах.

Классы кораблей	Балтийский флот		Черноморский флот		Сибирская флотилия		Всего в 1900 г.
	Имеются в строю	Подлежат постройке	Имеются в строю	Подлежат постройке	Имеются в строю	Подлежат постройке
Броненосцы	2	16	—	8	—	—	26
Крейсеры 1 ранга (броненосные и бронепалубные)	5	4	—	—	—	—	9
Крейсеры 2 ранга (небронированные)	12	9	—	2	—	—	23
Канонерские лодки	9	11	—	—	—	8	28
Миноносцы	—	100	—	19	6	6	131
Итого	28	140	—	29	6	14	217

На основании поставленных задач и вышеизложенных требований Морское министерство разработало кораблестроительную программу (табл. 8), рассчитанную на 20 лет (1881–1900). В докладе, представленном царю вместе с судостроительной программой, говорилось: «Россия не может играть на море такой же роли, как и в последнюю русско-турецкую войну. Она должна быть готова встретить неприятеля за пределами [479] своих вод, у его берегов, будь это в Балтике или в Черном море»{27}.

Из таблицы видно, что, вопреки решению специального совещания о первоочередном строительстве флота на Черном море, главный упор в судостроительной программе 1881 г. был сделан на наращивании сил Балтийского флота. Смена приоритетов произошла главным образом по причине быстрого усиления германского флота на Балтийском море, а также из-за необходимости иметь здесь резерв кораблей для посылки их на Дальний Восток.

Реализация новой судостроительной программы началась в 1883 г., когда на верфях Санкт-Петербурга были заложены для Балтийского флота броненосец и два крейсера (табл. 9), а на верфях Николаева и Севастополя — три броненосца и четыре миноносца для Черноморского флота (табл. 10). Но не успели вступить в строй первые корабли, как судостроительная программа подверглась существенному изменению.

В связи с тем, что Германия опережала Россию по наращиванию морской мощи, Морское министерство в 1885 г. поставило вопрос об ускорении строительства броненосного флота. Однако положительное его решение не было возможным из-за финансовых трудностей и ограниченности мощностей судостроительных заводов. Поэтому начальник Главного морского штаба адмирал Н. М. Чихачев предложил ускорить строительство минного флота (миноносцев, эскадренных миноносцев и минных крейсеров) за счет некоторого сокращения численности запланированных к постройке броненосцев.

Весной 1885 г. на межведомственном совещании было принято решение изменить программу 1881 г.: число броненосцев уменьшить на восемь единиц (шесть — за счет Балтийского флота и два — за счет Черноморского); число миноносцев сократить до 65; одновременно улучшить качество миноносцев и ускорить время их постройки. Таким образом, судостроительная программа 1881 г. подверглась существенному сокращению. [480]

В 1890 г. в связи с дальнейшим усилением германского флота судостроительная программа вновь была пересмотрена с целью ускорить постройку кораблей для Балтийского флота в ближайшие пять лет (1890–1895). Предусматривалось построить шесть эскадренных броненосцев водоизмещением по 7500 т, четыре эскадренных броненосца водоизмещением по 5600 т, три броненосных крейсера, пять канонерских лодок, 50 миноносцев водоизмещением по 120 т <РГА ВМФ. Ф. 147. Оп. 1. Д. 43865. Л. 22>.

Одновременно решено было восстановить первоначальный состав эскадренных броненосцев, предусмотренный программой 1881 г. для Черноморского флота. Однако и эта программа ускоренного судостроения из-за недостатка средств также не была выполнена. К 1896 г. по судостроительной программе 1881 г. было построено 15 эскадренных броненосцев, 3 броненосца береговой обороны, 10 крейсеров 1 и 2 рангов, 14 канонерских лодок и 72 миноносца{28}.

Три однотипных броненосца («Императрица Екатерина II», «Чесма» и «Синоп»), предназначенных для Черноморского флота, были заложены в Николаеве и Севастополе в 1883 г. Постройка этих кораблей положила начало мореходному броненосному флоту в России и возрождению морской силы на Черном море.

Корабли «Император Александр II» и «Император Николай I», заложенные в Санкт-Петербурге в 1887–1889 гг., представляли собой башенные броненосцы с меньшим водоизмещением, чем у кораблей типа «Императрица Екатерина II». Их боевые качества оказались невысокими, и в дальнейшем постройку броненосцев водоизмещением менее 10 тыс. т прекратили.

В 1891 г. в Санкт-Петербурге на верфи Галерного острова был спущен на воду броненосец «Наварин», послуживший прототипом других русских эскадренных броненосцев, строившихся вплоть до русско-японской войны 1904–1905 гг. Орудия главного калибра (305 мм) были [481] установлены в двух двухорудийных башнях, а 152-мм орудия — в казематах, расположенных в средней части корабля. Вооружение, бронирование и тактико-технические элементы «Наварина» наиболее оптимально отвечали требованиям, предъявлявшимся к кораблям данного класса. Броненосцы последующей постройки отличались от него в основном числом и расположением артиллерии среднего калибра. Так, на однотипных броненосцах «Полтава», «Севастополь» и «Петропавловск» орудий среднего калибра было на четыре единицы больше, чем на «Наварине», и установлены они были в четырех двухорудийных бортовых башнях и на открытых площадках средней палубы, а не в казематах. Единственным броненосцем, значительно отличавшимся от «Наварина», являлся «Ростислав»: он имел не 305-мм, а 254-мм орудия главного калибра, толщину брони борта на 50–100 меньше и почти вдвое меньшую дальность плавания.

Существенным недостатком большинства русских броненосцев постройки 80–90-х гг. являлась сравнительно небольшая дальность плавания — в среднем около 4500 миль, затруднявшая выполнение межтеатрового маневра, как это предусматривалось планами Морского министерства в случае обострения международной обстановки.

Некоторым отходом от идеи создания мореходного флота стала постройка для Балтийского флота в 90-х годах трех однотипных броненосцев береговой обороны «Адмирал Ушаков», «Адмирал Сенявин» и «Генерал-адмирал Апраксин». Эти корабли имели водоизмещение вдвое меньше, чем эскадренные броненосцы, и более слабое артиллерийское вооружение (254 мм — главный калибр и 120 мм — средний). Бронирование кораблей состояло из узкого броневого пояса толщиной до 254 мм, проходившего по ватерлинии борта корабля. Корабли типа «Адмирал Ушаков» предназначались для усиления защиты побережья на Балтийском море.

Корабль	Год спуска на воду	Водоизмещение стандартное/полное, т	Скорость, уз	Вооружение				Бронирование, мм				Мощность машин, л, с.	Дальность плавания, мили	Экипаж: офицеры/нижние чины
				Артиллерия: число орудий/калибр, мм			Торпедные аппараты надводные/ подводные	борта	палубы	артиллерии
				главный	средний	противоминный				главного калибра	среднего калибра
Броненосцы, эскадренные броненосцы
«Император Александр II»	1887	8440/9244	15,3	2/305; 4/229	8/152	10/47; 8/37	0/5	102–356	60	254	76–152	8500	2100	31/585
«Император Николай I»	1889	8440/9672	15,5	2/305; 4/228	8/152	16/47; 2/37	0/6	102–356	60	254	76–152	8000	4500	31/585
«Гангут»	1890	— /6592	15	1/305; 4/228	4/152	—	—	—	—	—	—	600	—	28/493
«Наварин»	1891	9476/10 206	15,9	4/305	8/152	18/47; 12/37	0/6	305–406	47–76	305	127	9000	6000	28/596
«Полтава»	1894	10 960/ —	17	4/305	12/152	18/47; 28/37	4/2	229–389	51–76	254	127	11255	4500	—
«Сысой Великий»	1894	8800/10 400	16	4/305	6/152	12/47; 12/37	—	203–406	51–76	254	127	8500	4000	27/555
«Севастополь»	1895	10960/ —	17	4/305	12/152	12/47; 28/37	4/2	229–369	51–76	254	127	10600	4500	27/625
«Петропавловск»	1894	10 960/ 11 354	17	4/305	12/152	10/47; 28/37	4/2	203–406	51–76	254	127	11213	4500	27/606
Броненосцы береговой обороны
«Адмирал Ушаков»	1893	4126/4648	16	4/254	4/120	6/47; 18/37	0/4	152–254	38–63	203	—	5769	—	21/385
«Адмирал Сенявин»	1894	4126/4792	16	4/254	4/120	6/47; 18/37	0/4	152–254	38–63	203	—	5327	—	21/ 315
«Генерал-адмирал Апраксин»	1896	4126	16	3/254	4/120	6/47; 18/37	0/4	152/254	38–63	203	—	5000	—	21/ 385
Крейсеры 1 ранга
«Владимир Мономах»	1882	— /5754	17,5	5/152	6/120	16/47; 4/37	3/0	100–152	12,7	—	—	7000	6200	24/478
«Дмитрий Донской»	1883	— /5800	17	6/152	10/120	6/47; 22/37	5/0	100–152	12,7	—	—	7000	7000	23/492
«Адмирал Нахимов»	1885	7782/8524	17	8/203	10/152	12/47; 6/37	3/0	254	51–76	203	—	8000	4200	23/549
«Память Азовa»	1886	6000/6734	17	2/203	13/152	7/47; 8/37	3/0	100–152	37–63	—	—	6000	3190	23/546
«Адмирал Корнилов»	1887	5540/5880	17,5	—	14/152	6/47; 10/37	6/0	—	38–60	—	—	6000	5000	24/478
«Рюрик»	1892	10936/11930	19	4/203	16/152; 6/120	10/47; 12/37	6/0	203–254	51–76	—	—	13250	7800	27/692
«Россия»	1896	12195/13675	19,7	4/203	16/152	12/75; 20/47; 16/37	6/0	127–203	45–50	127	—	17000	5700	28/811
«Витязь»	1884	2950/3200	14	—	10/152	10/47; 16/37	—	—	38	—	—	3000	—	25/347
«Рында»	1885	2950/3508	14,4	—	4/152	2/75; 2/47; 6/37	1/0	—	38	—	—	3000	1200	25/396
Канонерские лодки
«Грозящий»(4) {~1}	1890–1895	1492/1627	14	1/228	1/152	4/47; 4/37	2/0	82–127	19–38	—	—	2000	990	11/167
«Кореец» (4)	1886	1213/1334	13	2/203	1/152	2/47; 4/37	1/0	—	10	—	—	1500	—	11/168
Миноносцы (50)	1886–1896	67,5/120	15–21	—	—	2/37	2–3/0	—	—	—	—	450–2000	До 550	20

Корабль	Год спуска на воду	Водоизмещение стандартное/полное, т	Скорость, уз	Вооружение				Бронирование, мм				Мощность машин, л, с.	Дальность плавания, мили	Экипаж: офицеры/нижние чины
				Артиллерия: число орудий/калибр, мм			Торпедные аппараты надводные/ подводные	борта	палубы	артиллерии
				главный	средний	противоминный				главного калибра	среднего калибра
Броненосцы эскадренные броненосцы
«Императрица Екатерина II»	1886	10150/11048	15	6/305	7/152	8/47; 4/37	0/7	203–406	57	305	—	9000	4600	26/607
«Чесма»	1886	10100/11396	15,5	6/305	7/152	8/47; 4/37	0/7	203–406	57	305 (барбеты)	305	9000	4600	26/607
«Синон»	1887	10100/10930	16,5	6/305	7/152	8/47; 4/37	7	203–406	57	305	—	12600	2430	26/606
«Двенадцать апостолов»	1890	8113/8709	16	4/305	4/152	12/47; 14/37	0/6	229–356	50–60	254–305	127	8113	1540	26/573
«Георгий Победоносец»	1892	10280/11940	17	6/305	7/152	8/47; 10/37	0/7	203–406	57	305	—	10600	2160	26/616
«Три Святителя»	1893	12480/13318	17	4/305	8/152; 4/120	10/47; 40/37	0/6	406–457	76–229	406	—	10600	2380	26/705
«Ростислав»	1896	8800	16	4/254	8/152	12/47; 14/37	0/6	203–368	51–76	127	—	8500	3050	26/606
Крейсеры 1 ранга
«Память Меркурия»	1882	2997	14	—	6/152	4/47; 4/37	4/0	—	—	—	—	3000	1560	21343
Канонерские лодки
«Донец»	1887	1224	13,5	2/203	1/152	6/47	2/0	10	-	—	—	1500	4750	11/169
«Запорожец»	1887	1224	12	2/203	1/152	6/47	2/0	10	—	—	—	1500	4750	11/169
«Кубанец»	1887	1224	13,5	2/203	1/152	6/47	2/0	10	—	—	—	1500	4750	11/169
«Терец»	1887	1224	11,0	2/203	1/152	6/47	2/0	10	—	—	—	1500	4750	11/169
«Уралец»	1887	1224	14,3	2/203	1/152	3/47; 2/37	2/0	10	—	—	—	1500	4750	11/169
«Черноморец»	1887	1224	12	2/203	1/152	6/47	2/0	10	—	—	—	1500	4750	11/169
Миноносцы(22){~1}	1883–1896	66–120	15–21	—	—	2/37	2/0; 2–3/0	—	—	—	—	450–2000	До 550	20

Для обеих баз, портов, рейдов и действий в шхерах предназначались канонерские лодки. За 15 лет были построены 14 кораблей этого класса, из них восемь — для Балтийского флота и шесть — для Черноморского. Канонерские лодки, особенно типа «Кореец» и «Донец», при сравнительно [488] небольшом водоизмещении имели довольно сильную артиллерию: два орудия 203 мм и одно — 152 мм. Строительство канонерских лодок в последней четверти XIX в. явилось следствием тенденции наращивания как наступательных, так и оборонительных сил флота на Балтийском и Черном морях.

Россия продолжала занимать ведущее место в развитии броненосных крейсеров. В соответствии с идеей «крейсерской войны» и согласно судостроительной программе 1881 г. в России продолжалось строительство броненосных крейсеров, предназначавшихся для действий на морских и океанских коммуникациях, а также для ведения морского боя совместно с эскадренными броненосцами. Первыми броненосными крейсерами, построенными по программе 1881 г., были «Владимир Мономах» и «Дмитрий Донской», зачисленные в списки Балтийского флота. Вооружение и бронирование этих кораблей почти ничем не отличались от их предшественника — броненосного крейсера «Минин», по образцу которого они строились.

В 1885 г. на Балтийском заводе был спущен на воду броненосный крейсер «Адмирал Нахимов» водоизмещением свыше 8000 т и со скоростью 17 узлов. Этот корабль, по праву считавшийся сильнейшим крейсером того времени, имел на вооружении восемь 203-мм орудий в четырех двухорудийных башнях и десять 152-мм, установленных по бортам, броневой пояс толщиной 225 мм.

Стремление к дальнейшему усилению боевой мощи броненосных крейсеров привело к постройке в 90-х годах двух кораблей этого класса — «Рюрика» и «России» — водоизмещением свыше 11–12 тыс. т со скоростью 19 узлов и дальностью плавания около 8000 миль. Их вооружение состояло из четырех 203-мм и шестнадцати 152-мм орудий, а также шести надводных торпедных аппаратов. Толщина брони борта достигала 203 мм, палубы — 51–76 мм.

Существенным недостатком программы развития крейсерских сил являлось то, что мало внимания уделялось постройке крейсеров для Черного моря, где они, как показал опыт русско-турецкой войны 1877–1878 гг., могли играть значительную роль в боевых действиях на коммуникациях противника. [489]

Появление и развитие минно-торпедного оружия во второй половине XIX в. настоятельно требовали создания специальных кораблей для его использования. Такими кораблями явились минный заградитель и миноносцы, впервые (как и эскадренный броненосец и броненосный крейсер) появившиеся в русском флоте. Первый в России минный заградитель «Гальванер» был построен в 1874 г. На нем имелись специальные устройства для хранения 30 мин и постановки их. Однако из-за ограниченной дальности плавания он мог действовать лишь на небольшом удалении от баз. Для постановки активных минных заграждений в 1892 г. были построены «Буг» и «Дунай», несколько позже — «Амур» и «Енисей».

Первыми носителями торпедного оружия были, как известно, паровые катера, вооруженные самодвижущейся миной (торпедой), пришедшей на смену шестовой мине и буксируемой мине-крылатке. Однако, не обладая достаточными дальностью плавания, мореходностью и скоростью, они не могли обеспечить широкое использование торпедного оружия в вооруженной борьбе на море. Поэтому возникла необходимость в создании более крупных кораблей — носителей торпедного оружия. Ими стали миноносцы.

Первый в России мореходный миноносец «Взрыв» был построен в 1877 г. Он имел водоизмещение 160 т, скорость 12,3 узлов и один носовой торпедный аппарат. В дальнейшем миноносцы как в России, так и в других странах, непрерывно совершенствовались. Лучшие русские миноносцы 90-х годов типа «Сокол» имели водоизмещение 220 т, скорость 27,5 узлов, два поворотных носовых торпедных аппарата, 75-мм, и три 47-мм орудия. Дальность плавания превышала 600 миль. Они сыграли важную роль в развитии кораблей класса миноносцев и появлении эскадренных миноносцев не только в России, но и в других странах.

Стремление к созданию мореходных кораблей преимущественно с торпедным вооружением привело к постройке в России в конце 80-х и начале 90-х годов минных крейсеров. Головной корабль этого класса «Лейтенант Ильин», построенный на Балтийском заводе в 1886 г., имел водоизмещение около 700 т, скорость 20 уз., вооружение — пять [491] однотрубных торпедных аппаратов, пять 47-мм и десять 37-мм орудий. Дальность плавания экономическим ходом превышала 1000 миль. В последней четверти XIX в. было построено семь минных крейсеров, из них четыре — для Балтийского и три — для Черноморского флотов. С появлением и развитием эскадренных миноносцев с артиллерийским и достаточно сильным торпедным вооружением в конце столетия от постройки минных крейсеров отказались.

Эскадренные миноносцы (истребители) предназначались для действий в составе эскадр. Первые русские эскадренные миноносцы типа «Бдительный» появились также в конце XIX в. Они имели водоизмещение 350 т, скорость 27 узлов; вооружение — три поворотных торпедных аппарата, одну 75-мм и пять 47-мм пушек. Дальность плавания составляла 1200 миль. Эскадренные миноносцы этого типа могли использоваться не только для оборонительных, но и активных наступательных целей в пределах Балтийского и Черноморского театров, а также принимать участие в эскадренном бою.

Во второй половине XIX в. в России продолжались работы по созданию подводного корабля, способного вести боевые действия на море. Наиболее совершенная для того времени подводная лодка была построена в 1866 г. по проекту И. А. Александровского. Она имела следующие размеры: длину около 33 м, наибольшую ширину 4 м, высоту 3,6 м, водоизмещение 335 т. В качестве двигателя использовалась машина, работавшая на сжатом воздухе, хранившемся в баллонах. Сжатый воздух пополнялся компрессором высокого давления. Для погружения подводной лодки служила балластная цистерна, в которую принималась забортная вода. Всплытие осуществлялось продуванием водяного балласта сжатым воздухом. Изменение курса и глубины погружения производилось с помощью вертикального и кормового горизонтального рулей. Вооружение состояло из двух мин, связанных между собой тросом и обладающих положительной плавучестью. По идее Александровского, подводная лодка должна была подныривать под неприятельский корабль и заводить мины под его днище так, чтобы они могли охватить киль корабля. Первые испытания, проводившиеся в Финском заливе, дали положительные результаты. Морской ученый [492] комитет сделал следующее заключение: «Главный вопрос о возможности подводного плавания решен: лодка, сделанная Александровским, удобно и легко опускается в воду и всплывает...»{29}. Однако эта лодка не получила дальнейшего развития, поскольку Морское министерство, скептически относившееся к идее создания подводного флота, не отпустило изобретателю необходимые средства для продолжения работ над ее усовершенствованием.

Существенный вклад в развитие подводных лодок внес также известный русский инженер С. К. Джевецкий, по проекту которого в России в 1879–1881 гг. было построено 50 подводных лодок с педальным двигателем, предназначенных для обороны Кронштадта и Севастополя. Лодка вооружалась двумя минами. В 1880 г. С. К. Джевецкий разработал проект подводной лодки с электродвигателем.

До конца XIX в. во всех странах мира продолжались поиски наиболее рационального типа боевой подводной лодки. Первая русская подводная лодка под названием «Дельфин», способная вести боевые действия на море, была построена на Балтийском заводе в 1903 г. Авторами ее проекта были талантливый русский кораблестроитель профессор И. Г. Бубнов и капитан 2 ранга М. Н. Беклемишев. Подводная лодка «Дельфин», по праву считавшаяся одной из лучших для своего времени, имела следующие тактико-технические данные: водоизмещение — 113 т надводное, 124 т — подводное; мощность двигателей надводного хода 300 л. с., подводного — 120 л. с.; скорость надводная 10 узлов, подводная — 5–6 узлов; вооружение — два торпедных аппарата; дальность плавания над водой 243 мили, под водой — 28 миль; глубина погружения — 50 м; экипаж — два офицера и 20 нижних чинов.

Подводная лодка «Дельфин» положила начало строительству в России боевых подводных лодок, оформившихся в начале XX в. в самостоятельный класс кораблей военно-морского флота.

К концу XIX в. длительный процесс поисков наиболее целесообразных типов боевых кораблей завершился наконец [493] установлением твердой классификации кораблей парового флота. В России классификация была введена приказом по Морскому ведомству от 1 февраля 1892 г. Она устанавливала следующие классы кораблей: броненосцы эскадренные и береговой обороны, крейсеры 1 ранга (броненосные и бронепалубные) и 2 ранга, минные крейсеры, канонерские лодки мореходные и береговой обороны, пароходы, яхты, транспорты, миноносцы, миноноски, учебные суда, портовые суда.

В начале XX в. было введено еще несколько классов: минный транспорт, эскадренный миноносец, госпитальное судно, посыльное судно, подводная лодка. Такая классификация кораблей в России просуществовала до 1907 г.

Основные классы кораблей имели следующие предназначение и тактико-технические элементы:

эскадренные броненосцы — наиболее мощные артиллерийские корабли для ведения главным образом эскадренного боя; имели водоизмещение 10–15 тыс. т; вооружение: артиллерийское — четыре 305-мм, до двенадцати 152-мм, до двадцати 75-мм и до тридцати 47–37-мм орудий; торпедное — до четырех надводных и двух подводных торпедных аппаратов; бронирование 406–250 мм; скорость 17–18 узлов; дальность плавания до 8 тыс. миль;

броненосцы береговой обороны — артиллерийские корабли для ведения боя в прибрежном районе; имели водоизмещение до 5000 т, скорость — до 16 узлов; артиллерийское вооружение — четыре 254-мм, четыре 120-мм и до двадцати четырех 47– и 38-мм орудий, четыре торпедных аппарата, бронирование до 203 мм;

крейсеры 1 ранга — для ведения артиллерийского боя вместе с эскадренными броненосцами, а также для самостоятельных действий на океанских коммуникациях; их водоизмещение достигало 12 тыс. т, скорость — 20 узлов, дальность плавания — 8000 миль; вооружение: артиллерийское — четыре 203-мм, шестнадцать 152-мм, до тридцати 37-мм орудий, торпедное — до четырех надводных торпедных аппаратов; бронирование — до 203 мм;

крейсеры 2 ранга — для ведения тактической (ближней) разведки, несения дозорной службы, нарушения коммуникаций противника и защиты своих коммуникаций, [494] отражения атак миноносцев; имели водоизмещение от 3000 до 6000 т, скорость до 25 узлов, дальность плавания до 4000 миль; вооружение: артиллерийское — восемь 152-мм, двадцать четыре 75-мм, восемь 37-мм орудий; торпедное — до четырех торпедных аппаратов;

канонерские лодки — небольшие артиллерийские корабли для ведения боя вблизи берегов; имели водоизмещение до 1500 т, скорость до 15 узлов и по два орудия калибром от 152 до 225 мм;

эскадренные миноносцы и миноносцы — торпедные корабли для действий в открытом море и прибрежных районах соответственно; водоизмещение эскадренных миноносцев до 350 т, скорость до 27 узлов, одно 75-мм и пять 47-мм орудий, три торпедных аппарата; у миноносцев водоизмещение до 180 т, скорость до 24 уз., три 37-мм орудия, два торпедных аппарата;

минные транспорты (заградители) — для постановки минных заграждений; водоизмещение достигало 2800 т, скорость — до 17 узлов, вооружение состояло из пяти 75-мм и семи 47-мм орудий; могли принимать до 300–400 мин;

подводные лодки — для защиты фарватеров и рейдов в районах прибрежных крепостей; по мере технического совершенствования возникла идея использовать их в открытом море.

Одновременно с развитием классификации кораблей постепенно складывалась и новая организация броненосного флота, соответствовавшая характеру изменений военно-морских сил и средств. Однако ни одному из флотов к началу XX в. не удалось выработать такие организационные формы соединений кораблей, которые полностью соответствовали бы новой материально-технической базе.

В русском флоте в конце XIX в. основной формой организации корабельного соединения были отряды, состоящие из кораблей одного или разных классов. Командиры отрядов подчинялись главному командиру портов на театре, а последний — непосредственно управляющему Морского министерства. Должности командующего флотом в то время не существовало. Главный командир портов занимался в основном вопросами административного управления, комплектования, ремонта и снабжения, [495] а боевой подготовкой сил флота он не руководил. Не было специальных органов по руководству боевой подготовкой, а также оперативно-тактического использования морских сил и в Главном морском штабе.

Таким образом, в России фактически не было единого органа, который координировал бы боевую подготовку сил флота, или лица, непосредственно отвечавшего за боевую готовность флота в целом. Только накануне русско-японской войны вопрос об организации корабельных сил и их подготовке был несколько упорядочен. Корабельные отряды — формирование низшего тактического уровня — стали комплектовать кораблями одного класса. Несколько отрядов объединялось в эскадру, состоящую из кораблей различных классов — эскадренных броненосцев, крейсеров и миноносцев, т. е. эскадра представляла собой довольно мощное оперативно-тактическое объединение, способное наносить по противнику и артиллерийские, и торпедные удары.

«Рассуждения по вопросам морской тактики»

К концу XIX в. в связи со строительством броненосных кораблей и дальнейшим совершенствованием артиллерийского и минно-торпедного оружия тактика таранного удара окончательно утратила свое значение. Необходима была новая тактика, соответствовавшая современному уровню развития боевых сил и средств флота. Разработка ее велась как в России, так и за рубежом. Однако большинство работ по тактике флота конца XIX в. во многом по-прежнему базировались на опыте парусного флота. Лишь незначительная часть их учитывала принципиальные изменения материально-технической базы и имела практическую ценность.

Среди таких работ особое место занимал классический труд вице-адмирала С. О. Макарова «Рассуждения по вопросам морской тактики» — результат многолетней научной и практической деятельности выдающегося русского ученого и флотоводца. С. О. Макаров, как и Г. И. Бутаков, тактику флота рассматривал как науку. Он писал: «Морская тактика есть наука о морском бое. Она исследует элементы, составляющие боевую силу судов и способы наивыгоднейшего их употребления в различных случаях на войне». [496]

Научный подход С. О. Макарова к разработке тактики броненосного флота нашел свое выражение в следующем. Во-первых, в том, что он всесторонне исследовал «элементы, составляющие боевую силу судов» — маневренные и мореходные качества кораблей, их вооружение и средства защиты, т. е. материально-техническую базу броненосного флота, обусловливающую развитие тактики. Во-вторых, развитие тактики увязал с человеческим фактором, который наряду с техникой оказывает решающее влияние на формирование способов ведения боевых действий на море. В-третьих, в основу развития военно-морского искусства С. О. Макаров положил не принципы вооруженной борьбы, а разумные действия, вытекающие из конкретной обстановки и с учетом этих принципов. «Я лично не сторонник раболепного поклонения принципам», — неоднократно подчеркивал С. О. Макаров <4. С. 405>.

Дав впервые наиболее полное научное определение тактики флота, С. О. Макаров вместе с тем определил ее содержание и взаимосвязь с другими отраслями военной науки.

Для разработки военно-морской тактики необходимо было правильно оценивать роль и значение боевых средств, находившихся на вооружении броненосного флота в конце XIX в. В отличие от многих иностранных специалистов, увлекавшихся тараном и продолжавших придавать ему исключительное значение в бою, С. О. Макаров главным оружием броненосных кораблей считал артиллерию, а таран — второстепенным. «Тараны, — писал Макаров, — надо, однако же, считать, как холодное оружие, лишь второстепенным средством, ибо для нанесения удара необходимо сойтись с неприятелем вплотную, тогда как этому в значительной мере будет препятствовать артиллерийская и минная стрельба».

Исследуя вопрос поражающего воздействия огня артиллерии, С. О. Макаров пришел к выводу о влиянии характера боевого маневрирования корабля на пробиваемость его бортовой и палубной брони снарядами. Этот вывод в дальнейшем послужил исходной предпосылкой для построения диаграммы пробиваемости борта и палубы корабля в зависимости от курсового угла и дистанции стрельбы нарезной артиллерии. [497]

Большой вклад С. О. Макаров внес также и в разработку тактики использования минно-торпедного оружия, которое он ставил на второе место после артиллерии. Во многих флотах в то время оно еще недооценивалось. На торпеду, в частности, смотрели как на своего рода придаток тарана. С. О. Макаров уже в русско-турецкую войну 1877–1878 гг. убедительно доказал, что торпеда и мина — вполне самостоятельные боевые средства флота, способные эффективно решать задачу уничтожения кораблей противника. Правильно оценивая возможности торпедного оружия, С. О. Макаров первым высказал мысль о целесообразности торпедной стрельбы с больших (по тем временам) дистанций — до 13 кб <4. С. 243>. Им же впервые был поставлен вопрос о залповой стрельбе торпедами, что повышало вероятность попадания их в цель, и о проведении групповых атак миноносцев.

В «Рассуждениях по вопросам морской тактики» вице-адмирал С. О. Макаров большое внимание уделил анализу факторов, обусловливающих боеспособность корабля при боевых и аварийных повреждениях. К ним он относил неуязвимость, живучесть техники и непотопляемость. Под неуязвимостью С. О. Макаров понимал защиту военного корабля от артиллерийского огня, минно-торпедного оружия и таранного удара; в соответствии с этим анализировал существующие средства и способы защиты корабля от различных видов оружия и давал им оценку с точки зрения надежности, эффективности и перспектив их развития.

Интересную мысль высказал С. О. Макаров в отношении повышения живучести двигателя корабля. «Относительно двигателя, — писал он, — цель достигается распределением двигательной силы между несколькими машинами и размещением этих машин таким образом, чтобы повреждение одной не мешало бы при посредстве других сообщить кораблю движение. Двухвинтовые суда представляют в этом отношении усовершенствование против судов одновинтовых, но следует увеличивать число двигателей, прибавляя, если можно, третий винт, <...> для живучести весьма важно, чтобы каждая машина имела свою группу котлов» <4. С. 32>. [498]

Под непотопляемостью С. О. Макаров понимал способность корабля оставаться на воде и продолжать бой, имея подводные пробоины. Из трех основных средств, обеспечивающих непотопляемость корабля — приспособления и материалы для заделки пробоин, помпы и непроницаемые переборки, — главнейшим он считал переборки и на основании разработанной им теории внес ряд ценных предложений о принципах деления корабля на отсеки, сформулировал требования к конструкции и содержанию переборок, люков и горловин.

Из довольно большого круга вопросов, исследованных С. О. Макаровым в труде «Рассуждения по вопросам морской тактики», центральное место занимает, пожалуй, эскадренное сражение. «...Все относящееся к эскадренному бою, — писал он, — должно быть изучаемо самым тщательным образом, и все меры должны быть приняты к тому, чтобы управление эскадрами как в мирных плаваниях, так и в бою было доведено до высокой степени совершенства» <4. С. 32>.

Многие специалисты того времени исходя из опыта парусного флота утверждали, что соединение, предназначенное для ведения эскадренного боя, должно состоять исключительно из крупных броненосных кораблей, вооруженных мощной артиллерией и хорошо защищенных броней. Однако вице-адмирал С. О. Макаров придерживался иной точки зрения. Он считал, что в состав эскадры наряду с крупными броненосцами должны включаться также крейсеры и миноносцы, т. е. корабли различных классов, чтобы можно было вести разведку в интересах эскадры и наносить по противнику удары с использованием артиллерийского и торпедного оружия.

Другой, не менее важный, вопрос тактики эскадренного боя броненосных кораблей — выбор целесообразных боевых порядков кораблей для наиболее эффективного использования артиллерийского и торпедного оружия. Если в иностранных флотах многие военно-морские специалисты долгое время увлекались боевыми построениями кораблей, удобными для нанесения таранного удара, то С. О. Макаров исходя из всесторонней и глубокой оценки боевых средств флота наиболее выгодным боевым порядком [499] броненосных кораблей считал кильватерную колонну. Этот строй обеспечивал, по его мнению, наилучшее использование артиллерийского и торпедного оружия и в то же время отражение минных атак противника. Однако, в отличие от старой формы боя в строю кильватерной колонны, применявшейся в парусном флоте и основанной на принципах линейной тактики, С. О. Макаров на первый план выдвигал идею использования этого строя для создания тактическим маневром превосходства против части сил противника и занятия выгодной позиции для атаки. «Маневрирование эскадрой для артиллерийского боя, — указывал Макаров, — должно быть таково, чтобы иметь преимущество в силе над некоторой частью атакуемой эскадры. С этой целью полезно сосредоточить свои силы или на голове неприятельской колонны, или на хвосте, или на одном из флангов, если неприятель находится в строе фронта» <4. С. 309>. К наиболее выгодным маневрам он относил охват головы или хвоста кильватерной колонны противника, охват флангов при строе фронта или отрезание и окружение части сил противника.

В парусном флоте, как известно, способ охвата головы эскадры противника в бою широко применяли Ф. Ф. Ушаков и Д. Н. Сенявин. Заслуга С. О. Макарова состояла в том, что он развил этот маневр применительно к эскадренному бою паровых судов с использованием крупных артиллерийских кораблей и миноносцев. Предложенный С. О. Макаровым маневр охвата головы или хвоста эскадры противника был принят во многих флотах, в том числе и в японском, и долгое время рассматривался в качестве единственного способа, ведущего к достижению успеха.

Большой вклад в тактику ведения эскадренного сражения броненосного флота внесла разработка С. О. Макаровым основ взаимодействия в бою артиллерийских и минных кораблей. Различные виды оружия на боевых кораблях разных классов, входивших в состав эскадры, позволяли организовывать бой с таким расчетом, чтобы положительные свойства каждого из видов оружия и классов кораблей могли восполнять недостатки других или способствовать еще большей эффективности их применения. Этому вопросу С. О. Макаров в своем труде посвятил [500] специальный раздел «Роль миноносцев в эскадренном сражении», в котором указывал, что главная задача миноносцев в бою — нападение на неприятельские суда и отражение атак миноносцев противника <4. С. 315–317>.

Разработав основные способы ведения эскадренного боя броненосного флота, вице-адмирал С. О. Макаров вместе с тем предупреждал, что изложенные им тактические приемы ни в коем случае не могут рассматриваться в качестве рецепта на все случаи боевой обстановки. «...Нет возможности, — писал он, — дать точные указания, как вести эскадренные сражения. Многое зависит от образа действия противника, но в общем надо сказать, что следует стремиться к тому, чтобы превосходящими силами обрушиться на некоторую часть эскадры противника и, уничтожив ее, заняться остальной частью» <4. С. 317>. Далее С. О. Макаров пишет: «Из всего этого выходит неоспоримое правило о необходимости преследования и уничтожения разбитого неприятеля. Невзирая на собственные потери, надо продолжать атаку, пока неприятель не будет вполне уничтожен или не спустит флага» <4. С. 318>.

С. О. Макаров занимался исследованием и ряда других проблем морской тактики, возникших с появлением и развитием новых боевых сил и средств флота. Он первым предсказал возможность использования подводных лодок в эскадренном бою совместно с надводными кораблями, положил начало противоминной и противолодочной обороне, использованию радио для ведения разведки на театре и дал рекомендации о способах борьбы с разведкой противника.

Будучи сторонником активных наступательных действий флота, С. О. Макаров вместе с тем уделял должное внимание и обеспечению обороны кораблей на переходе морем и при стоянке в базе. В частности, им были теоретически разработаны вопросы организации корабельного охранения и несения дозорной службы, отражения атак миноносцев и обеспечения тральных работ.

С. О. Макаров был сторонником активных наступательных форм борьбы на море. Вопросы тактики флота С. О. Макаров рассматривал в неразрывной связи с моральным фактором, которому он всегда придавал большое значение. Он считал, что «дело духовной жизни корабля [501] есть дело самой первостепенной важности, и каждый из служащих, начиная от адмирала и кончая матросом, имеет в нем долю участия».

В труде «Рассуждения по вопросам морской тактики» значительное место посвящено мероприятиям по организации и проведению боевой подготовки, поддержанию боеспособности отдельного корабля и флота в целом{30}. Макаров считал, что в целях наилучшей морской выучки моряки должны как можно больше плавать в самых разнообразных условиях. «...Мы готовим офицеров и матросов для войны, — писал Макаров, — и надо, чтобы они знали главнейшим образом то, что для войны нужно». Вышеизложенные принципы боевой подготовки флота С. О. Макаров образно выразил в двух известных девизах: «Помни войну» и «В море — значит дома».

Система боевой подготовки флота, выработанная С. О. Макаровым, отличалась продуманностью и последовательностью. «При разработке тактических занятий, — писал он, — обстановку задач я старался постепенно усложнить так, чтобы упражняющиеся имели дело первоначально с легкими условиями и только постепенно переходили к более трудным».

Анализ теоретических положений и практической деятельности вице-адмирала С. О. Макарова на посту командующего эскадрами флота показывает, что он целиком воспринял основы боевой подготовки парового флота, разработанные Г. И. Бутаковым, и развил их применительно к требованиям броненосного флота конца XIX в.

С. О. Макаров не только глубоко изучал и разрабатывал тактику флота, но и серьезно занимался вопросами стратегии, в частности, стратегического использования флота в войне. С этой точки зрения большой интерес представляет его отношение к теории «морской силы», разработанной в конце XIX в. военно-морскими теоретиками, историками — американским контр-адмиралом А. Т. Мэхэном и английским вице-адмиралом Ф. X. Коломбом. Суть ее заключалась в том, что решающая роль в вооруженной борьбе [502] принадлежит вооруженным силам, а завоевание господства на море является главным условием победы в войне.

С. О. Макаров одним из первых на основе опыта Японо-китайской войны 1894–1895 гг. показал гипотетичность утверждений, что военно-морской флот может успешно решать поставленные задачи только после уничтожения неприятельского флота и достижения господства на море. «Коломб и Мэхэн проповедуют, — писал С. О. Макаров, — что раньше, чем предпринимать десантную экспедицию, нужно уничтожить военный флот противника. Руководствуясь этим принципом, адмирал Ито (японский адмирал. — Авт.) должен был сначала уничтожить китайский флот, а потом уже приняться за содействие армии фельдмаршала Ямагато... Ито, вероятно, понимал, как важно уничтожить китайский флот, но обстоятельства заставили Ито поступить иначе» <4. С. 359>.

Японский флот без предварительного достижения господства на море приступил к содействию своим сухопутным войскам и добился существенного успеха. «Отсюда мы можем вывести заключение, — рассуждал далее С. О. Макаров, — что Наполеон был прав, когда сказал, что на войне обстановка повелевает» <4. С. 359>.

Основными средствами завоевания господства на море Мэхэн и Коломб считали линейные корабли, отводя остальным силам второстепенную роль. Однако и это утверждение авторов теории «морской силы» являлось спорным, так как даже в эпоху парусного флота линейные корабли далеко не всегда могли решать задачи без помощи судов других классов.

Основными формами достижения господства на море Мэхэн и Коломб считали генеральное сражение или блокаду. Если в эпоху парусного флота генеральное сражение и блокада в некоторых случаях приводили к желаемым результатам, то с появлением нарезной дальнобойной артиллерии и брони, минно-торпедного оружия и их носителей, а в дальнейшем подводных лодок и авиации они уже не могли обеспечить выполнение флотом разнообразных задач в самостоятельных и совместных с армией действиях.

Уязвимость путей достижения цели боевых действий на море, предложенных Мэхэном и Коломбом, была очевидна [503] еще до проверки их боевой практикой, и некоторые прогрессивные военно-морские специалисты того времени вполне обоснованно критически их анализировали. Так, С. О. Макаров писал: «Два авторитета по стратегии — Мэхэн и Коломб — говорят, что главной целью флота во время войны должно быть командование морем. До сих пор это понималось таким образом, что флот, командующий морем, беспрепятственно и совершенно открыто в нем плавает, в то время как его разбитый противник не смеет показаться из своих портов. Так ли это будет в настоящее время? Инструкции, имеющиеся по сему предмету, советуют этому победоносному флоту избегать ночью встреч с миноносцами своего противника и поэтому тщательно скрывать свои огни и ходить хорошим ходом. <...> Если бы все это изложить перед посторонним человеком, то он был бы поражен, <...> что грозный флот должен прятаться от остатков разбитого неприятеля. <...> Есть много других несообразностей, <...> теперь же мы хотим лишь указать на шаткость в самих основаниях» <РГА ВМФ. Ф. 417. Д. 18329. Л. 213–214.>. На примере Японо-китайской войны 1894–1895 гг. Макаров показал, что и второй метод достижения господства на море путем блокады неприятельского флота в базах также невозможен. «Самое блокирование Порт-Артура и Вэйхайвэй, — писал Макаров, — могло стоить больших потерь, ибо нет ничего легче, как ночью атаковать блокирующий флот миноносцами. Миноносцами <...> лишают возможности держать ночью тесную блокаду, а при нетесной блокаде блокируемый флот может прорываться незаметно и наделать беды в тылу» <4. С. 404>.

Отмечая большие заслуги вице-адмирала С. О. Макарова в области развития русского военно-морского искусства и особенно тактики парового флота, вместе с тем необходимо отмстить, что он в ряде военно-теоретических вопросов допускал ошибки и неправильные толкования, в частности, неправильно оценивал роль полководцев и флотоводцев в истории, приписывая им решающую роль в достижении победы в боях, сражениях и на войне в целом. Он недооценивал крупные броненосные корабли, предпочтение отдавал небронированным быстроходным [504] судам, полагая, что преимущество в скорости может обеспечить им успех в бою с большими броненосными кораблями. Нельзя согласиться и с его предложениями по выбору главного объекта артиллерийской атаки в эскадренном бою. С. О. Макаров рекомендовал «стрелять в тот корабль, в который легче попасть, т. е. в ближайший» <4. С. 397–398>. А такие цели, как головной корабль или флагманский противника, он относил к второстепенным. В труде «Рассуждения по вопросам морской тактики» имеются и другие ошибочные теоретические положения. Однако в целом этот труд представлял собой наиболее выдающееся исследование в области тактики броненосного флота конца XIX в.

Теоретическая деятельность С. О. Макарова, основанная на глубоком понимании бурно развивавшейся материально-технической базы и задач парового броненосного флота, оказала большое влияние на дальнейшее развитие военно-морских сил и внесла ценный вклад в военно-морское искусство. Многие мысли и предложения, высказанные С. О. Макаровым, значительно опередили эпоху, в которую жил и трудился выдающийся русский ученый-моряк, и были реализованы только в период Первой мировой войны, а некоторые из них не утратили своего значения и поныне.

Труды С. О. Макарова были переведены на многие языки мира и получили широкую известность и признание не только в России, но и далеко за ее пределами. Однако официальные круги Морского ведомства России относились к ним более чем сдержанно и почти ничего не сделали для их пропаганды и распространения в качестве руководства для тактической подготовки офицерского состава военно-морского флота.

Литература

Аренс Е. И. Роль флота в войне 1877–1878 гг. СПб., 1903.

Березин Е., Де-Ливрон А. Адмирал Бутаков. СПб., 1883.

История русской армии и флота. Т. 12. М., 1913.

Макаров С. О. Рассуждения по вопросам морской тактики. Пг., 1916.

Морской атлас. М., 1959. Т. III. Ч. 1: Описания к картам.

Павлович Н. Б. Развитие тактики Военно-морского Флота. Ч. 1. М., 1979. [505]