Крымская (Восточная) война
В первой половине XIX в. в передовых странах Западной Европы и Америки завершился промышленный переворот, обусловленный внедрением паровой машины в производство, а затем на железнодорожном и морском транспорте. Техническое перевооружение промышленности оказало огромное влияние и на развитие вооружений. В военно-морском флоте это нашло отражение в замене деревянных парусных судов паровыми кораблями с металлическим корпусом и мощным артиллерийским вооружением.
Первый пригодный к эксплуатации пароход «Клермонт» был построен Робертом Фултоном в Америке в 1807 г. На судне водоизмещением 150 т была установлена 18-сильная паровая машина, вращающая два гребных колеса, расположенных по бортам. На испытаниях, проходивших на р. Гудзон, «Клермонт» развил скорость 5 уз. В 1818 г. другой американский пароход, «Саванна», выйдя из Нью-Йорка, пересек Атлантический океан и через 31 день прибыл в английский порт Ливерпуль, доказав тем самым надежность паровой машины как двигателя корабля. Вслед за Америкой паровые суда начали строить в европейских странах.
Россия из-за своей технико-экономической отсталости к строительству паровых судов приступила позже развитых капиталистических стран. Когда в западноевропейских государствах промышленный переворот завершался, в России он только начинался, и то лишь в легкой промышленности. В металлургии преобладающим типом предприятия оставалась крепостная мануфактура, тормозившая производство черных и цветных металлов, крайне необходимых для строительства паровых судов. Например, в 1850 г. в России выплавлялось чугуна почти в 10 раз меньше, чем в Англии (227 тыс. т и 2249 тыс. т соответственно).
Для строительства паровых кораблей и развития парового флота в целом большое значение имела металлообрабатывающая и каменноугольная промышленность. Однако и эти отрасли были развиты слабо. В середине XIX в. [261] в России действовало всего 25 небольших машиностроительных предприятий с общим числом рабочих около 1500 человек. Добыча же каменного угля не превышала 40 тыс. т. в год, а в Англии она в это время составляла 49 млн т.
В то время как в Англии и во Франции интенсивно строились паровые корабли, основными силами русского военно-морского флота по-прежнему оставались парусные суда. В 1801–1850 гг. в России было построено 139 линейных кораблей, 100 фрегатов и 199 других парусных судов <4. С. 501>.
Первый русский пароход «Елизавета» с паровой машиной мощностью в 16 л. с. был построен в 1815 г. в Санкт-Петербурге. После успешных ходовых испытаний, проводившихся на Неве, он стал совершать регулярные пассажирские рейсы между Санкт-Петербургом и Кронштадтом. Через два года на Ижорском адмиралтейском заводе построили второй пароход, «Скорый» (30 л. с.), а в 1825 г. на том же заводе был спущен на воду пароход «Проворный» (80 л. с.). Так постепенно повышалась мощность паровых машин.
Паровые машины устанавливались сначала только на речных торговых судах, а затем и на морских. Медленное внедрение паровых машин на судах, особенно на военных, объясняется двумя основными причинами: недостаточной мощностью судовых машин, не превышавшей в то время 100 л. с., и неудобствами, связанными с бортовым расположением движителя — гребных колес. Маломощность паровых машин не позволяла увеличивать размеры пароходов и, следовательно, улучшать их мореходные качества. Незащищенные гребные колеса были слишком уязвимы и ограничивали возможность установки на судах артиллерии. Поэтому в первое время во всех странах осторожно подходили к замене крупных парусных кораблей с сильным артиллерийским вооружением, достигавшим 120–130 орудий, небольшими паровыми судами. Однако с усовершенствованием судовых машин в начале 30-х годов XIX в. их стали устанавливать и на военных кораблях, получивших наименование пароходофрегатов. Водоизмещение этих судов превышало 1000 т. [262]
Паровая машина мощностью 250–300 л. с. обеспечивала скорость до 9 уз. В качестве вооружения использовалась артиллерия — от 10 до 28 орудий, которые устанавливались на поворотных платформах. Пароходофрегаты применялись для разведывательной и посыльной службы, содействия сухопутным войскам, действовавшим на приморских направлениях, и буксировки парусных кораблей в штилевую погоду.
Первый колесный пароходофрегат русского флота «Богатырь» был спущен на воду в 1836 г. в Санкт-Петербурге на Ижорском заводе. Он имел водоизмещение 1340 т, машину в 240 л. с. и 28 пушек.
Таким образом, первыми военными кораблями с паровой машиной стали фрегаты. Линейные корабли, составлявшие ядро флотов, по-прежнему оставались некоторое время парусными. Однако изобретение гребного винта и его применение в качестве движителя в совокупности с паровой машиной обусловили качественное изменение материальной базы вооруженной борьбы на море.
Но по объективным и субъективным причинам внедрение паросиловых установок на линейных кораблях шло все же медленно: малый коэффициент полезного действия судовых машин не обеспечивал достижения необходимой скорости, а большой расход угля существенно снижал автономность плавания; другой немаловажный фактор — противодействие сторонников парусного флота, недоверчиво относившихся к паровой машине, вносившей коренной переворот в военно-морское дело. Немало таких адмиралов было и в русском флоте, которые нередко преднамеренно тормозили развитие паровых судов. Но были и прогрессивно мыслящие офицеры, понимавшие важность и необходимость для русского государства развития парового флота. Внимательно следил, например, за строительством парового флота за рубежом вице-адмирал В. А. Корнилов и много сделал для его развития в России. По его инициативе в 1848 г. был построен первый русский винтовой пароходофрегат «Архимед», а в 1852 г. в Николаеве заложен 131-пушечный винтовой линейный корабль.
Применение паровой машины в качестве двигателя на судах дало большой толчок к развитию и подводных лодок. [263] Одна из первых и наиболее оригинальных подводных лодок с металлическим корпусом и паровой машиной в качестве двигателя надводного хода была построена в 1834 г. по проекту русского изобретателя К. А. Шильдера. Она имела специальное приспособление, позволяющее погружаться на глубину до 13 м и всплывать, и оптический прибор (прообраз перископа) для наблюдения за горизонтом из подводного положения.
Наряду с развитием паровых кораблей совершенствовалось и оружие флота. В 30-х годах на вооружении военных флотов появились бомбические пушки, изобретенные французским артиллеристом Пексаном. Они имели калибр от 68 до 80 фунтов (200–220 мм) и стреляли разрывными бомбами на дистанцию 14 кб. Крупнокалиберные бомбические пушки значительно повысили артиллерийскую мощь кораблей. Наибольшую опасность они представляли для кораблей с деревянным корпусом, так как помимо разрушений вызывали и сильные пожары. Впервые примененная русскими кораблями в Синопском сражении (1853 г.) бомбическая артиллерия сыграла решающую роль в уничтожении турецкой эскадры.
В первой половине XIX в. на вооружение военно-морского флота стало поступать принципиально новое оружие — мина заграждения. Первая якорная подводная мина прошла испытание в Кронштадте в 1807 г. и получила положительную оценку специалистов. В 1812 г. русский изобретатель А. П. Шиллинг впервые применил для взрыва подводной мины гальванический ток. А в 1840 г. русский академик Б. С. Якоби создал ударно-пиротехническую мину, которая нашла широкое применение в боевых действиях на море.
Минное оружие явилось важным фактором нового этапа развития флота и военно-морского искусства. Если до его появления опасность для кораблей представляла только артиллерия, поражавшая надводную часть корпуса, то мины заграждения несли угрозу уничтожения кораблей от разрушения взрывом подводной части корпуса. Возникла необходимость коренным образом пересмотреть вопросы живучести и непотопляемости кораблей, создания эффективных средств борьбы с минами и надежного обеспечения противоминной [264] обороны не только самих кораблей, но и на театре военных действий. В решении этих задач важную роль сыграли русские военно-морские специалисты, которые занимали ведущие позиции как в развитии минного оружия, теории и практики его боевого использования, так и в разработке средств и способов борьбы с минами.
Таким образом, к середине XIX в. в составе военных флотов всех стран продолжали сохраняться парусные суда, но в то же время имелись и паровые корабли, число которых непрерывно росло. Сначала это были колесные пароходофрегаты, затем винтовые фрегаты и, наконец, линейные корабли. На первых паровых кораблях ввиду недостаточной мощности машин и ограниченного запаса топлива сохранялись паруса, которые использовались в качестве вспомогательного движителя.
Замена парусных судов паровыми коренным образом изменила условия ведения боевых действий на море. Это особенно ярко проявилось во время Крымской войны, в которой впервые широко применялись паровые корабли.
На Крымском театре военных действий
Крымская война началась в сентябре 1853 г. Она стала результатом нового обострения «восточного вопроса», вызванного столкновением политических и экономических интересов царской России, с одной стороны, и Англии и Франции — с другой. Центром противоречий по-прежнему являлась Турция. Экономически крайне отсталая и раздираемая национально-освободительной борьбой угнетенных народов, огромная Османская империя к середине XIX в. утратила былое внешнеполитическое влияние и сама превратилась в объект экспансионистских устремлений и политических сделок наиболее сильных европейских государств.
Война началась между Россией и Турцией, но затем Англия и Франция поспешили на помощь своему союзнику — Турции, оказавшейся неспособной бороться с Россией в одиночку. Не были подготовлены к войне с сильной коалицией западноевропейских государств и русские вооруженные силы. Крепостническая система России тормозила не только социально-экономическое развитие России, [265] но и развитие военного дела. Армия имела устаревшее вооружение, а тактика не отвечала требованиям ведения боя с применением нарезного оружия, имевшегося у англо-французских войск. Боевой подготовке личного состава внимания уделялось мало.
Миллионная армия России из-за враждебной позиции Австрии, Англии и Франции была рассредоточена по всей западной границе — от Финляндии до берегов Черного моря. Пятьсот тысяч человек несли внутреннюю службу в центральных губерниях. А в Крыму, который стал главным театром военных действий, дислоцировалось лишь 39 тыс. войск <4, с. 515>. Почти полное отсутствие в России железных и шоссейных дорог делало невозможным быструю переброску сил на южное направление.
Не в лучшем положении находился и военно-морской флот. В XVIII в. и в начале XIX в., в эпоху парусных кораблей, он по праву считался одним из сильнейших в Европе. Но с заменой парусных судов паровыми соотношение военно-морских сил резко изменилось в пользу Англии и Франции. Их флоты к началу Крымской войны наполовину состояли из паровых винтовых кораблей, тогда как русский флот оставался преимущественно парусным. Он имел 40 линейных кораблей, 15 парусных фрегатов и только 16 пароходофрегатов <4. Л. 26>. Основные силы флота находились на двух морских театрах — на Балтийском и Черноморском{2}.
План войны англо-французского командования предусматривал нанесение основного удара в Крыму, а также нападение на важные русские базы и порты Балтики, Белого моря и Тихоокеанского побережья. Военными действиями сразу на нескольких театрах англо-французское командование рассчитывало вынудить Россию рассредоточить вооруженные силы и ослабить таким образом их на главном направлении.
На главном театре военных действий противник создал подавляющее превосходство в силах, особенно морских: [266] они превышали силы Черноморского флота в три-четыре раза, а в паровых кораблях — в девять раз.
При подготовке к нападению на Крым основные силы флота и армии Англии и Франции были сосредоточены в районе Варны: 89 боевых кораблей (34 линейных и 55 фрегатов), из них 54 паровых, 300 транспортов и экспедиционный корпус (62 тыс. человек). К началу боевых действий с войсками коалиции Россия имела на Черном море 14 парусных линейных кораблей и 22 фрегата (из них 11 паровых) и около 40 тыс. сухопутных войск в Крыму.
К сентябрю 1854 г. союзники закончили подготовку к высадке десанта в Евпаторию. Посадка войск на транспорты в Варне, переход судов морем и высадка десанта на берег проходили крайне неорганизованно. Силы высадки на переход морем не обеспечивались разведкой, а иногда и охранением. Связи между отдельными отрядами транспортов, растянувшимися на много миль, не было.
Десантный отряд первого эшелона в составе 54 французских парусных судов в течение трех суток находился в море без охранения и хода, ожидая прибытия из Варны английских судов с главными силами. Однако этот благоприятный момент, как и многие другие, не был использован русским командованием для атаки противника.
1 сентября 1854 г. часть десантных войск (3200 человек) без боя высадилась в Евпаторию и заняла город. 2–6 сентября главные силы экспедиционной армии союзников (около 59 тыс. человек) были высажены в 30 км от Евпатории, между озерами Камышлы и Кичик-Бель. 7 сентября войска двинулись к Севастополю.
Для отражения высадки десанта не была использована и русская армия, развернутая на рубеже р. Альма. 8 сентября здесь произошел первый бой с союзными войсками. Русские солдаты, проявляя мужество и отвагу, нанесли противнику большие потери. Но из-за отсутствия современного оружия и неумелого руководства А. С. Меншикова русская армия вынуждена была отойти к Бахчисараю.
13 сентября началась героическая оборона Севастополя. С этого момента он стал главным объектом длительной и упорной борьбы, от исхода которой зависела судьба всей Крымской кампании. [267]
Продолжая наступление вдоль побережья, противник 14 сентября занял Балаклаву, 17 сентября — район Камышевой бухты и создал реальную угрозу захвата Севастополя.
Главная база флота имела достаточно надежную оборону со стороны моря. Основу ее составляли восемь береговых батарей (519 орудий). Однако из 519 орудий не было ни одного нарезного и всего лишь 5,4% из них являлись бомбическими пушками, для которых к началу обороны города не было ни одного снаряда.
Оборонительные укрепления для защиты Севастополя с суши построены не были. К моменту высадки союзных войск в Крыму для обороны базы с суши были построены лишь два небольших укрепления: одно — на северной стороне, другое — на южной, с общим количеством 60 орудий. Неподготовленность Крыма к обороне явилась следствием главным образом беспечности и крайней инертности адмирала А. С. Меншикова. Несмотря на то что военный министр князь В. А. Долгоруков еще в феврале 1854 г. предупреждал его, что «англичане собираются высаживаться в Крыму, в 45 верстах от Севастополя, чтобы затем атаковать его с тыла» <РГА ВМФ. Ф 19>, главнокомандующий не принял никаких мер к усилению обороны Севастополя с суши.
Воспользовавшись ошибкой союзного командования, не решившегося атаковать Севастополь с ходу, вице-адмирал В. А. Корнилов и П. С. Нахимов, возглавлявшие его оборону, приняли срочные меры по строительству укреплений вокруг города и усилению защиты крепости с моря. Чтобы не допустить прорыва неприятельского флота в бухту, на входе в нее было затоплено несколько устаревших кораблей. Снятые с них орудия и личный состав позволили создать новые береговые батареи и значительно увеличить гарнизон крепости. Перед оставшимися в строю парусными кораблями и пароходофрегатами была поставлена задача обеспечить защиту входа в бухту и оказывать артиллерийскую поддержку сухопутным войскам. Все корабли были расписаны по огневым позициям. В сравнительно короткий срок матросы, солдаты и население города под руководством В. А. Корнилова и П. С. Нахимова [268] создали под Севастополем прочную сухопутную оборону.
Существенную помощь войскам оказывали пароходофрегаты. Они вели контрбатарейную борьбу с осадной артиллерией противника, обстреливавшей город; стрельбу вели и стоя на якоре, и на ходу, маневрируя под огнем неприятеля. Особенно эффективно действовали пароходофрегаты «Владимир» и «Херсонес» под командованием командира отряда паровых кораблей Г. И. Бутакова.
Адмирал В. А. Корнилов
Испытание на зрелость
В Тверской губернии в 1806 г. родился{3} В. А. Корнилов в родовом имении заслуженного моряка Алексея Михайловича Корнилова, отличившегося в морском бою со шведским флотом при Красной Горке в 1790 г. <8. С. 203, 205>. Весной 1821 г., в пятнадцать лет, он поступил в Морской кадетский корпус сразу на старший курс.
В. А. Корнилов обладал большими способностями, без особого труда осваивал учебные дисциплины и в течение двух лет успешно закончил Морской корпус: все выпускные экзамены сдал на «отлично» и только по иностранным языкам (английскому, французскому и немецкому) получил хорошие оценки. В феврале 1823 г. он был произведен в мичманы и назначен служить на Балтийский флот <1. С. 616; 3. С. 26>.
Первым кораблем, на котором В. А. Корнилов начал свою службу, был фрегат «Малый». На этом корабле он, еще будучи гардемарином, дважды проходил учебную практику. Но на «Малом» Владимир Алексеевич прослужил недолго, и в 1824 г. его перевели на готовившийся к походу в Петропавловске-Камчатском шлюп «Мирный», которым командовал опытный офицер капитан-лейтенант П. А. Дохтуров. Корнилов был очень рад, что получил возможность совершить кругосветное плавание.
27 сентября 1824 г. «Мирный» покинул Кронштадт и направился через Балтийское и Северное моря в Атлантический океан. Но в Северном море шлюп попал в жестокий шторм и получил настолько серьезные повреждения, что дальше идти не мог и вынужден был зайти в небольшой норвежский порт Арендаль. Здесь он простоял всю зиму, и, когда выяснилось, [269] что корабль без капитального ремонта не может продолжать кругосветное плавание, ему пришлось в мае 1824 г. вернуться в Кронштадт <3. С. 14>.
В 1825 г. В. А. Корнилов был прикомандирован к гвардейскому флотскому экипажу, размещавшемуся в Санкт-Петербурге. Служба на берегу, да еще при гвардейском экипаже, где от офицера меньше всего требовались военно-морские знания, а больше строевая выправка и умение образцово ходить в строю, пришлась не по душе молодому Корнилову. Да и командир гвардейского экипажа не в восторге был от него, так как в нем не оказалось «достаточной для фронта бодрости», и он уволил Владимира Алексеевича из экипажа <8. С. 206>.
Таким образом, первые три года службы на Балтийском флоте сложились для В. А. Корнилова довольно неблагоприятно. Его практический опыт плавания ограничивался лишь непродолжительными походами в пределах Финского залива и Балтийского моря. Находясь в Санкт-Петербурге, он не отказывал себе в удовольствии посещать театры и балы, увлекался чтением французских романов и не очень утруждался серьезными занятиями.
Некоторые офицеры, близко знавшие В. А. Корнилова по службе в столице, рассматривали излишние его увлечения танцами и французскими романами как проявление в какой-то мере легкомысленного отношения к военно-морской службе. И все же, пожалуй, это было не возрастное легкомыслие, а скорее всего следствие влияния обстановки, в которой он оказался в первые годы службы после окончания Морского корпуса.
Определенное негативное влияние на отношение В. А. Корнилова к военно-морской службе оказывали и те неблагоприятные явления, которые процветали в то время во флоте: хамское отношение многих офицеров-крепостников к нижним чинам, злоупотребления властью начальников, казнокрадство и т. д. Разгул реакции в армии и флоте, впрочем, как и в стране в целом, значительно усилился с восшествием на престол Николая I. Однако и в этих условиях реакции немало было офицеров, которые продолжали хранить и развивать замечательные военно-морские традиции, исходившие от прославленных флотоводцев российского флота XVIII — начала XIX в. К числу таких передовых офицеров относился и командир только что построенного в Архангельске для Балтийского флота линейного корабля «Азов» — капитан 1 ранга Лазарев Михаил Петрович: он начал в то время группировать вокруг себя новаторов военно-морского дела из числа молодых талантливых офицеров. В 1827 г. на «Азов» пришли служить лейтенант П. С. Нахимов, мичман В. А. Корнилов, гардемарин В. И. Истомин и другие офицеры, прославившиеся в Крымскую войну 1853–1856 гг. и ставшие видными флотоводцами российского флота <8. С. 207>. [270]
С назначением на линейный корабль «Азов» В. А. Корнилову, можно сказать, повезло. И не только потому, что он попал в руки прекрасного командира, но и потому, что «Азову» предстояло совершить в составе Балтийской эскадры дальнее плавание вокруг Европы в Средиземное море для оказания помощи греческим повстанцам в борьбе против их угнетателей — турок.
В июле 1827 г. Балтийская эскадра под командованием адмирала Д. Н. Сенявина, поднявшего свой флаг на линейном корабле «Азов», покинула Кронштадт. Первое дальнее плавание к берегам Греции, да еще на таком корабле, как «Азов», с прекрасно отработанной организацией службы и высоко дисциплинированным личным составом, явилось поистине настоящей школой морской выучки для молодого В. А. Корнилова.
Поначалу служба на «Азове» показалась В. А. Корнилову чрезвычайно тяжелой, так как он не привык к строгости и высокой требовательности, которые к нему предъявлял командир корабля. М. П. Лазарев как опытный моряк и строгий командир не оставлял без внимания ни одного упущения по службе молодого мичмана, воздействуя на него не только своими убеждениями, но и строгими наказаниями. Конечно, В. А. Корнилову это не нравилось, и в минуты особо острых переживаний он даже подумывал о переходе служить на другой корабль. М. П. Лазарева особенно возмущало в молодом офицере непомерное увлечение французскими романами и в то же время прохладное отношение к выполнению служебных обязанностей вахтенного начальника.
М. П. Лазарев, принимая во внимание большие способности В. А. Корнилова и его горячее желание служить на корабле, настойчиво рекомендовал ему прекратить увлечения ненужными для службы делами и серьезно взяться за настоящее овладение военно-морским делом, чтобы стать образцовым офицером. «Владимир Алексеевич, — писал впоследствии его сослуживец по Черноморскому флоту И. А. Шестаков, — очень любил рассказывать об этой эпохе своей жизни и уверял, что капитан не удовольствовался силой убеждения, а выбросил всю его библиотеку за борт, заменив ее книгами из собственной своей... Достоверно, что Корнилов начал заниматься делом, учиться следить за собой, короче, жить новой жизнью» <8. С. 210>.
На линейном корабле «Азов» под командованием М. П. Лазарева, который стал для мичмана В. А. Корнилова не только строгим и требовательным командиром, но и настоящим заботливым учителем, он получил и первый боевой опыт в знаменитом Наваринском сражении. Решающую роль в победе в этом сражении сыграли, как уже говорилось, русские корабли, и в первую очередь — линейный корабль «Азов», который [271] уничтожил пять неприятельских судов, за что впервые в истории флота России был награжден кормовым Георгиевским флагом.
Мичман В. А. Корнилов в бою командовал тремя пушками нижнего дека и, по отзыву командира, «действовал весьма умело и храбро». Представляя В. А. Корнилова к награждению орденом, М. П. Лазарев писал, что он был одним из самых деятельных и расторопных участников боя. За отличие в Наваринском сражении В. А. Корнилов был награжден орденом Святой Анны 4-й степени и в 1828 г. произведен в лейтенанты <3. С. 14; 4. С. 12>.
На формирование В. А. Корнилова как боевого офицера Наваринское сражение произвело чрезвычайно большое воздействие; особенно сильное впечатление на него произвел массовый героизм матросов. Характеризуя беспримерную отвагу русских матросов, их презрение к смерти и готовность до конца выполнить свой воинский долг, один из очевидцев этого боя писал: «Стоило только видеть, с каким жаром все устремилось при первом пушечном выстреле и открытии битвы... Ни один из матросов и канониров не отступил и не оставлял своего места в продолжение четырех часов сражения. Люди, кои большею частью никогда не видели огня, которые занимались артиллерийской службой только на ученье, не потеряли напрасно ни одного заряда и действовали с такой ревностью, что офицеры едва могли их удерживать. Несмотря на множество убитых и раненых, не слышно было ни ропота, ни жалобы. Многие из сих героев, стоявшие на марсах «Азова», тяжело раненные, сами спускались по вантам и кричали «ура». Нельзя не упомянуть об унтер-офицере Туркине, одном из сих храбрых героев. Он стоял на грот-марсе, когда ядром ему раздробило руку. Убеждая своих товарищей ревностно исполнять их долг, он твердыми шагами спустился вниз и выдержал одну из мучительнейших операций» <4. С. 11>.
Боевые действия эскадры на Средиземном море продолжались до осени 1829 г. и сводились в основном к блокаде Дарданелльского пролива и нарушению турецких коммуникаций в Эгейском море. В этих действиях активное участие принимал и линейный корабль «Азов». На нем держал свой флаг командующий эскадрой вице-адмирал Л. П. Гейден. Здесь же размещался и его штаб во главе с контр-адмиралом М. П. Лазаревым. Служба на флагманском корабле, да еще при таком строгом и требовательном командире, как М. П. Лазарев, была не из легких. Особенно трудно приходилось молодым офицерам при несении ходовой вахты в должности вахтенного офицера.
Михаил Петрович, прекрасно разбиравшийся во всех тонкостях военно-морского дела, очень внимательно следил за тем, как молодые офицеры относятся к вахтенной службе [272] и как они управляют вахтой, будучи вахтенными начальниками. Особенно пристально он следил за В. А. Корниловым, который уже успел ему полюбиться. Уроки, преподнесенные Корнилову командиром корабля, и первый боевой опыт, полученный в жестоком Наваринском сражении, оказали большое влияние на молодого и впечатлительного офицера, и он в корне изменил свое отношение к службе.
Несение ходовой вахты на флагманском корабле являлось для каждого молодого офицера серьезным испытанием на зрелость. М. П. Лазарев, рассматривая вахтенную службу как хорошую школу воспитания исполнительности офицера и глубокого познания им всех тонкостей военно-морского дела, учил вахтенных начальников искусству управления кораблем на ходу. Внимательно наблюдая за действиями молодых офицеров на вахте, он не пропускал ни одного промаха с их стороны, чтобы ни сделать им замечание и соответствующее внушение. В. А. Корнилов, зная высокую требовательность М. П. Лазарева, при заступлении на вахту каждый раз изучал инструкцию, составленную Михаилом Петровичем для вахтенных офицеров, и умело руководствовался ею во время несения вахтенной службы. К концу боевых действий на Средиземном море он снискал репутацию лучшего вахтенного начальника на флагманском корабле «Азов».
После заключения в 1829 г. Адрианопольского мирного договора с Турцией эскадра прекратила блокаду Дарданелл и в начале 1830 г. под командованием М. П. Лазарева вернулась в Кронштадт, совершив переход вокруг Европы за 59 дней без захода в иностранные порты <9. С. 110>.
При следовании из архипелага в Кронштадт М. П. Лазарев возложил на В. А. Корнилова как на наиболее подготовленного офицера обязанности флаг-офицера, с которыми тот успешно справился и получил высокую оценку со стороны своего учителя.
Таким образом, Средиземноморская кампания Балтийской эскадры, продолжавшаяся в течение двух лет и ознаменовавшаяся новой выдающейся победой российских моряков при Наварине, завершилась. Для лейтенанта В. А. Корнилова она явилась замечательной школой морской и боевой выучки. Имея хорошую теоретическую подготовку и получив практический боевой опыт на театре военных действий и прекрасные навыки в управлении парусным кораблем, он вполне созрел для того, чтобы самостоятельно командовать кораблем. Контр-адмирал М. П. Лазарев по возвращении в Кронштадт дал ему следующую характеристику: «Во время перехода из архипелага до Кронштадта он исполнял должность флаг-офицера, но до того времени всегда командовал вахтою. Весьма деятельный и по познаниям своим искусный [273] морской офицер, которому с надеждою можно доверять командование хорошим военным судном» <6. Т. 1. С. 364>.
Прекрасная аттестация, данная В. А. Корнилову столь требовательным адмиралом, как М. П. Лазарев, сыграла свою роль: в сентябре 1830 г. он был назначен командиром строившегося тендера «Лебедь» <3. С. 15>. Для каждого молодого офицера первое назначение на должность командира корабля является большим праздником. Лейтенант В. А. Корнилов не был исключением. Приказ о назначении командиром тендера он воспринял с большой радостью и с огромной энергией принялся за работу по завершению постройки корабля.
После спуска на воду и завершения всех работ по оборудованию и вооружению «Лебедь» в августе 1831 г. перешел из Санкт-Петербурга в Кронштадт, где под командованием В. А. Корнилова прошел все ходовые испытания и был зачислен в состав Балтийского флота. В течение зимнего периода В. А. Корнилов укомплектовал экипаж и организовал обучение личного состава. И когда в апреле 1832 г. открылась навигация на Балтийском море, он вышел на «Лебеде» в свое первое самостоятельное плавание, которое проходило между портами Кронштадт — Ревель — Данциг и продолжалось до середины октября 1832 г. <3. С. 15>.
Несмотря на то что в качестве командира В. А. Корнилов проплавал на «Лебеде» всего одну кампанию, он смог за сравнительно короткий срок превратить «Лебедь» в образцовый корабль как по внешнему виду, так и по четкости установленной им организации службы на судне <4. С. 13>. Вот где сказалась лазаревская школа воспитания и обучения подчиненных.
В конце 1832 г. закончилась служба В. А. Корнилова на Балтике — он получил новое назначение на Черноморском флоте <3. С. 15>.
«Примерным попечением командира...»
В числе приглашенных М. П. Лазаревым служить вместе с ним на Черном море были его ученики и сослуживцы, плававшие под командованием Михаила Петровича на линейном корабле «Азов». Одним из первых назначение на Черноморский флот получил Владимир Алексеевич Корнилов.
В январе 1833 г. В. А. Корнилов прибыл в Николаев, где находился тогда штаб Черноморского флота. По предложению начальника штаба он был назначен на линейный корабль «Память Евстафия» в качестве офицера для особых поручений при командующем Черноморской эскадрой, направлявшейся по просьбе турецкого правительства в Босфор для защиты Константинополя, которому угрожали египетские войска <3. С. 15>.
В конце марта 1833 г. В. А. Корнилов прибыл на линейном корабле «Память Евстафия» в Босфор и поступил в распоряжение [274] командующего эскадрой Михаила Петровича Лазарева. Первое ответственное задание, которое М. П. Лазарев поручил лейтенанту В. А. Корнилову как офицеру для особых поручений, заключалось в составлении совместно с лейтенантом Е. В. Путятиным описания берегов и укреплений Дарданелл и Босфора. В распоряжение их командующий эскадрой выделил фрегат «Эривань» <4. С. 14>.
В течение двух месяцев В. А. Корнилов и Е. В. Путятин совместно с офицерами Генерального штаба проводили тщательное обследование Дарданелльского пролива и его укреплений и на основании полученных данных составили подробную опись и карту пролива. После этого они успешно провели подобную же работу в Босфоре и представили М. П. Лазареву обстоятельный отчет и подробные карты черноморских проливов со всеми укреплениями, возведенными турками на их берегах. Работа, выполненная В. А. Корниловым и Е. В. Путятиным по описанию черноморских проливов и составлению их карт, получила высокую оценку со стороны вице-адмирала М. П. Лазарева, который представил своих учеников к награде. За отличное выполнение этой важной работы B. А. Корнилов был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени <8. С. 213>.
По завершении Босфорской экспедиции Черноморская эскадра вернулась в Севастополь, но В. А. Корнилов недолго пробыл на родине. В феврале 1834 г. он был назначен командиром брига «Фемистокл», направлявшегося в Константинополь в распоряжение российского посланника в Турции А. П. Бутенева <6. C. 69–70>. Несмотря на сравнительно небольшой опыт командования кораблем до этого, В. А. Корнилов прекрасно справился со своими командирскими обязанностями в заграничном плавании.
Летом 1834 г. «Фемистокл» оставил Николаев и после захода в Одессу и Севастополь направился в Константинополь. Но здесь он пробыл только неделю и в ноябре был отправлен в распоряжение чрезвычайного посланника России в Греции <3. С. 15>. В течение восьми месяцев В. А. Корнилов плавал в Средиземном море, выполняя различные поручения посланника. За это время он посетил многие иностранные порты, в том числе Пирей, Анкону, Смирну и другие, а также острова в Эгейском море. Во время заграничного плавания В. А. Корнилову нередко приходилось встречаться с иностранными кораблями, в частности, с английскими, с которыми бриг мог соперничать как своим внешним видом, так и высокой морской выучкой экипажа. Посланник России в Турции А. П. Бутенев, отправляя «Фемистокл» в распоряжение дипломатической миссии в Греции, в письме М. П. Лазареву писал: «Примерным попечением командира оного лейтенанта Корнилова содержится [275] в самом лучшем виде и смело может соперничествовать с иностранными военными судами» <3. С. 31>.
Превосходную морскую выучку команды «Фемистокла» В. А. Корнилов не раз демонстрировал, находясь на виду иностранных кораблей. Вот что по этому поводу писал вице-адмирал М. П. Лазарев в письме начальнику Главного морского штаба А. С. Меншикову в феврале 1835 г.: «...В Корнилове, ваша светлость, имеете офицера весьма просвещенного, благоразумного и особенно деятельного, имеющего все качества отличного командира военного судна. Например, если б ваша светлость были свидетелями становления брига «Фемистокл» на якорь в Смирне среди английской эскадры, то я уверен, что отдали бы командиру оного полную справедливость. Надобно было видеть бриг, входящий под всеми возможными парусами, не исключая и унтер-лиселей, которые перед самым брошением якоря исчезли, так сказать, все вдруг и закреплены были в 1 ¼ минуты без малейшего шуму и замешательства; надо было видеть сотни устремленных труб на все его действия и вслед за тем приехавших капитанов некоторых кораблей и нашедших бриг в таком состоянии, как будто он находился на рейде уже несколько дней, — все чисто и на своем месте; наконец, удивлявшихся проворству людей и спрашивавших, давно ли он командует сим бригом. Они не хотели верить, что подобная команда могла образоваться в продолжение четырехмесячного времени» <3. С. 31>.
М. П. Лазарев не ошибся в оценке В. А. Корнилова как офицера, способного поддержать честь российского флота. Владимир Алексеевич доказал это всей своей последующей службой.
По завершении своей миссии в Средиземном море «Фемистокл» покинул греческий порт Пирей и в июле 1835 г. отправился к родным берегам. При подходе к Дарданеллам В. А. Корнилову вновь представился случай продемонстрировать перед капитанами иностранных судов отличную морскую выучку команды «Фемистокла» и свое мастерство в управлении кораблем в сложных навигационных условиях.
Когда В. А. Корнилов, следуя между многочисленными островами Эгейского моря, подошел к Дарданелльскому проливу, то у входа в пролив обнаружил скопление большого числа иностранных судов, которые из-за сильного противного ветра и встречного течения не могли пройти в пролив и, стоя на якоре, ожидали попутного ветра. В. А. Корнилов не стал дожидаться попутного ветра, а, заметив недалеко от берега узкую полосу попутного течения, воспользовался им и вывел «Фемистокл» в более широкую часть пролива, где путем искусного лавирования провел бриг по проливу, следуя против ветра. Вот что писал в своих воспоминаниях о блестящем маневре В. А. Корнилова художник-любитель Г. Г. Гагарин, [276] находившийся в то время на «Фемистокле»: «Бриг тронулся по направлению к берегу, и в то же время сотни любопытных глаз и десятки зрительных труб устремились на нас со всех судов, которые в течение 11 дней разделяли с нами невольную неподвижность и бездействие. Очевидно было, что никто не понимал нашего маневра, и все считали его безрассудным. Каково же было всеобщее изумление, когда, попав на струю прибрежного стремления, наш бриг весьма легко проскользнул по ней до поворота пролива и вышел на более широкое место, где уже мог понемногу двигаться вперед с помощью искусного лавирования... Громкие аплодисменты и крики приветствовали нас со всех кораблей» <4. С. 20>.
В середине августа 1835 г. «Фемистокл» прибыл в Одессу, и здесь Владимир Алексеевич узнал, что ему еще 17 апреля 1835 г. был присвоен чин капитан-лейтенанта <3. С. 15>. Присвоение В. А. Корнилову очередного воинского звания было результатом признания его заслуг перед российским флотом, который он с большим достоинством представлял за рубежом как командир брига «Фемистокл». Представляя В. А. Корнилова к званию капитан-лейтенанта, М. П. Лазарев писал начальнику Главного морского штаба о нем: «Вот один из тех офицеров, которые поддержат честь нашего флага» <3. С. 31>.
Вице-адмирал Лазарев ценил В. А. Корнилова как высокообразованного, талантливого и хорошо подготовленного в морском деле офицера, проявившего отличные командирские качества в период командования «Фемистоклом». Поэтому он предоставлял ему возможность как можно полнее раскрывать свои командирские способности на более крупных парусных кораблях.
В 1836 г. М. П. Лазарев назначил В. А. Корнилова командиром корвета «Орест». За успешное командование корветом Владимир Алексеевич был награжден орденом Святого Станислава 3-й степени. Не прошло и двух лет, как он получил назначение уже на должность командира фрегата «Флора», строившегося на Николаевских верфях.
В том же 1838 г. в Николаеве был заложен самый крупный на Черном море 120-пушечный линейный корабль «Двенадцать Апостолов». Вскоре после закладки этого корабля, строившегося под руководством лучшего инженера Николаевских верфей Чернявского, командиром флагманского корабля Черноморского флота в начале 1839 г. был назначен В. А. Корнилов, произведенный перед этим в капитаны 2 ранга в возрасте 32 лет <3. С. 16>. Для молодого офицера получить в командование такой первоклассный линейный корабль, как «Двенадцать Апостолов», пусть даже в стадии его постройки, было большой честью.
Командиром же строившегося фрегата «Флора» после ухода с него В. А. Корнилова был назначен по ходатайству [277] М. П. Лазарева другой весьма способный его ученик, капитан-лейтенант В. И. Истомин.
М. П. Лазарев завел на Черноморском флоте правило — на должность командира корабля назначать в период нахождения корабля еще на стапелях. Это позволяло командирам хорошо изучить корабль во время строительства и оказывать свое положительное влияние на повышение качества выполняемых работ и улучшение оборудования и особенно вооружения кораблей.
Получив назначение на строившийся линейный корабль, В. А. Корнилов все свое время уделял кораблестроительным работам, вникая во все детали корабельных работ. Наблюдая за постройкой корабля, В. А. Корнилов стремился к тому, чтобы на нем были как можно шире использованы новейшие достижения в области постройки парусных кораблей. Особенно большой интерес как командир он проявлял к вооружению, учитывая при этом не только количественные показатели артиллерийского вооружения, но и боевые качества орудий. В то время, по инициативе М. П. Лазарева, на Черноморский флот впервые начали поступать на вооружение кораблей и береговых батарей новые, более мощные бомбические пушки. По настоянию В. А. Корнилова и при его самом активном участии на линейном корабле «Двенадцать Апостолов» впервые на Черноморском флоте были установлены эти орудия, которые при первых же испытаниях показали преимущество перед обычными пушками, стрелявшими ядрами <4. С. 25>.
Вслед за «Двенадцатью Апостолами» бомбические пушки стали устанавливаться и на других кораблях флота России. Таким образом, благодаря настойчивости В. А. Корнилова и большой помощи со стороны М. П. Лазарева линейный корабль «Двенадцать Апостолов» получил первоклассное для своего времени артиллерийское вооружение и по праву стал считаться одним из самых мощных линейных кораблей Черноморского флота.
Постройка «Двенадцати Апостолов» продолжалась более трех лет. Летом 1841 г. он был спущен на воду, но и после этого на нем еще в течение года продолжались отделочные работы, устанавливались рангоут, такелаж, артиллерийское вооружение, производилась покраска корабля. В. А. Корнилов, принявший с момента спуска корабля на воду «всякую ответственность за целость корабля и всего на нем находящегося», продолжал кипучую деятельность по завершению всех этих работ. Внимательно следивший за строительством линейного корабля М. П. Лазарев в ноябре 1841 г. писал: «За таким огромным кораблем и работы и хлопот очень много... Он еще не совсем готов по внутреннему устройству, которого как и обыкновенно бывает при отделке таковых чудовищ, — чем дальше в лес, тем больше дров» <Морской сборник. 1918. №11. С. 79.>. [278]
Наконец весной 1842 г. работы по отделке и оборудованию корабля были закончены. Завершилось и комплектование корабля личным составом. По штату его экипаж насчитывал около 900 матросов и офицеров. В мае на нем был поднят Андреевский флаг, и, как полагается в таких случаях, В. А. Корнилов приступил к ходовым испытаниям.
В. А. Корнилову приятно было сознавать, что ему выпала большая честь командовать таким прекрасным кораблем, который вобрал в себя все лучшее, что было накоплено за многовековую историю не только отечественного, но и мирового судостроения парусного флота. Он представлял собой образец корабельной архитектуры, в нем гармонично сочетались огромные размеры с необыкновенным изяществом форм и превосходными морскими качествами. А артиллерийское вооружение, состоявшее из 120 орудий, в том числе и бомбических пушек, ставило его в один ряд с самыми мощными линейными кораблями последнего этапа развития парусного флота.
Линейный корабль «Двенадцать Апостолов» получил высокую оценку специалистов не только отечественного флота, но и зарубежных, в том числе и такого авторитетного знатока кораблей парусного флота, как главный кораблестроитель английского королевского флота Вильям Саймондс. М. П. Лазарев писал, что В. Саймондс, осмотрев русские корабли, строившиеся на николаевских верфях, в том числе и «Двенадцать Апостолов», «нашел все в гораздо большем размере и лучшем виде, нежели ожидал» <4. С. 27>.
Создание такого превосходного корабля, как «Двенадцать Апостолов», — результат напряженного труда николаевских корабелов во главе с талантливым инженером Чернявским. Но и В. А. Корнилов мог гордиться тем, что и он вложил немало труда и своей творческой мысли в процесс его постройки <Морской сборник. 1855. № 12. С. 216.>.
В 1838–1842 гг., когда В. А. Корнилов был занят строительными работами на верфях, адмирал М. П. Лазарев нередко брал его с собой в качестве начальника штаба практических эскадр. Такие эскадры впервые начали создаваться на Черном море по инициативе адмирала М. П. Лазарева. Их состав определялся задачами. В них входили корабли различных классов и из разных соединений. Обычно практические эскадры использовались для поддержки армии, действовавшей на Кавказском побережье, и ведения крейсерства.
В обязанности начальника штаба такой эскадры входило: подготовка эскадры к походу, разработка маршрута перехода и выполнение всех связанных с этим расчетов, назначение походных порядков и ордеров кораблей при выполнении ими поставленных задач и др. С выходом эскадры в море и до возвращения ее в базу он обязан был контролировать выполнение [279] командирами кораблей поставленных задач, постоянно информировать М. П. Лазарева об обстановке и от его имени передавать приказания командирам.
Адмирал М. П. Лазарев неслучайно привлекал В. А. Корнилова к оперативной штабной деятельности. Учитывая его глубокие и разносторонние знания, исключительно ответственное отношение к выполнению служебных обязанностей и большие организаторские способности, М. П. Лазарев постепенно, шаг за шагом, готовил Владимира Алексеевича к занятию самых высоких должностей во флоте, так как был убежден, что тот вполне справится с ними. И адмирал не ошибся. В. А. Корнилов блестяще доказал это, когда по предложению М. П. Лазарева в 1849 г. был назначен начальником штаба Черноморского флота.
В мае 1842 г. линейный корабль «Двенадцать Апостолов» вступил в строй и начал свою первую кампанию на Черном море. К этому времени капитан 1 ранга В. А. Корнилов прошел прекрасную школу морской выучки Михаила Петровича Лазарева, многое перенял от своего учителя, особенно в вопросах организации боевой подготовки корабля и методики воспитания и обучения личного состава.
Начиная первую кампанию в качестве командира такого первоклассного корабля, каким был «Двенадцать Апостолов», В. А. Корнилов в своих первых приказах объявил личному составу ряд разработанных им инструкций, в которых излагались основные вопросы корабельной организации, обязанности вахтенных начальников и других должностных лиц, требования к поддержанию на корабле образцовой чистоты и порядка. Неукоснительное выполнение требований инструкций всем личным составом, и прежде всего офицерским, позволило В. А. Корнилову уже в первую кампанию установить на линейном корабле четкую организацию службы, образцовый порядок и твердую дисциплину.
В дальнейшем «Двенадцать Апостолов» вместе с другими кораблями ежегодно совершал практические плавания и участвовал в проводимых М. П. Лазаревым учениях. В ходе учебных плаваний, тренировок и учений В. А. Корнилов продолжал совершенствовать корабельную документацию и отрабатывать повседневную организацию службы. Результаты этой творческой работы не замедлили сказаться.
Вскоре «Двенадцать Апостолов» благодаря исключительному усердию В. А. Корнилова стал образцовым кораблем Черноморского флота. С ним мог сравниться, пожалуй, только линейный корабль «Силистрия», возглавляемый другим, не менее талантливым моряком, капитаном 1 ранга П. С. Нахимовым, прошедшим на «Азове» ту же лазаревскую школу подготовки, что и В. А. Корнилов. Оба они, прекрасно подготовленные моряки, в совершенстве овладели основными принципами лазаревской [280] методики воспитания и обучения подчиненных и внесли свой вклад в ее совершенствование и развитие.
Одним из основных принципов обучения и воспитания моряков В. А. Корнилов считал сознательное усвоение ими материала, а не механическое зазубривание, которое не может дать глубоких и прочных знаний. «Всякое искусство, — писал он, — тогда только прочно вкореняется в ум и память человека и тогда только может быть применено им к разным обстоятельствам, когда обучение основано на рассуждении и понятии цели и назначения всего к нему относящегося» <4. С. 3>.
Руководствуясь этим принципом, В. А. Корнилов требовал от своих офицеров, чтобы они при обучении матросов объясняли им не только то, что нужно делать, но и для чего это необходимо, и лично показывали, как это делается.
Чтобы матросы лучше овладевали необходимыми знаниями в пределах своей специальности, он старался прививать им интерес к боевой подготовке, считая, что в качестве обязательного условия успешного обучения надо «развить в них (матросах. — Авт.) охоту и соревнование различными средствами». Для лучшего понимания и усвоения изучаемых вопросов Корнилов рекомендовал офицерам обучать подчиненных матросов последовательному овладению знаниями, идя от познания простого к более сложному. Особенно важное значение он придавал систематичности процесса обучения. «Для усовершенствования команды в военно-морском деле, — писал В. А. Корнилов, — командир занимает оную в удобное время учениями, разделяя все эти учения на общие и одиночные и имея для них заранее составленную таблицу, дабы через систематическое наблюдение не упустить ни одного предмета» <4. С. 35>.
Таким образом, в основе боевой подготовки личного состава корабля лежали частные учения (по специальности) и общекорабельные. Для лучшей организации боевой подготовки и повышения ответственности офицеров за ее состояние В. А. Корнилов назначил одних офицеров ответственными за проведение одиночных учений, других — за общекорабельные учения. «Весьма полезно, — писал он, — производить одиночные учения, предоставив их совершать частным начальникам и отнюдь не мешаясь в их распоряжения: это дает им вес в собственных их глазах и вместе с тем лишает права ссылаться, что им не дают времени заняться своими частями» <4. С. 35>.
Большое внимание В. А. Корнилов уделял артиллерии и обучению артиллеристов быстрому приготовлению орудий к бою, скорострельной и меткой стрельбе. Он разработал специальную инструкцию для обучения артиллеристов, в которой был учтен положительный опыт не только отечественного флота в этой области, но и зарубежных флотов. Для проверки [281] знаний артиллеристов он разработал специальный вопросник, охватывавший устройство материальной части артиллерии, ее эксплуатацию и применение. К обучению артиллеристов В. А. Корнилов привлекал не только артиллерийских, но и строевых офицеров, строго разграничив между ними круг вопросов, которыми они должны были заниматься. «Я находил всегда выгодным, — писал он, — артиллерийским офицерам подчинять одиночные учения, от которых флотские офицеры освобождались. Выгода такого порядка в моих глазах состояла в том, что одиночные учения, составляющие основу артиллерийского дела, производились под руководством одного, постоянного и притом специального лица» <4. С. 35>. Общие же корабельные учения производились под наблюдением строевых офицеров. Руководил этими учениями командир корабля. «Все общие учения, — писал В. А. Корнилов, — производятся по назначению командира, в его присутствии или в присутствии старшего офицера, и при сем обязаны находиться все офицеры... Командир составляет расписание, которое и дает старшему офицеру для руководства. Кто же лучше командира может рассчитать, какое учение когда потребно команде? За действие ее он отвечает своей честью и своей жизнью» <4. С. 35>.
Каждое проведенное учение В. А. Корнилов, как правило, разбирал с офицерским составом, указывая на недостатки и упущения, и здесь же объяснял и показывал, как нужно действовать в том или ином конкретном случае.
В. А. Корнилов так же, как и его учитель адмирал М. П. Лазарев, был высокотребовательным командиром и к офицерам, и к матросам, особенно в вопросах их отношения к выполнению своих обязанностей. На ежедневных учениях, занятиях и тренировках, на ходовой вахте и при стоянке на якоре он всегда внимательно наблюдал за действиями подчиненных, и если замечал, что кто-нибудь из них выполняет команды не так, как этого требовали инструкции, то обязательно делал замечания и лично объяснял и показывал, как нужно делать. Важнейшим условием успешного обучения матросов В. А. Корнилов считал личный пример офицера. Поэтому он требовал от каждого офицера «неистощимого внимания к своим обязанностям и всегдашнюю бодрость в исполнении их при всякого рода обстоятельствах» <4. С. 35>.
Одним из важных принципов обучения личного состава В. А. Корнилов считал учет индивидуальных особенностей каждого офицера и матроса. «Командир, — писал он, — обязан обращать особое внимание на поведение каждого офицера и каждого лица, в его команде состоящего, дабы, зная их достоинства, он мог употреблять их по способностям, а в случае надобности или опасного предприятия мог бы всегда избрать таких, коих искусство и мужество обещали бы успеха» <4. С. 35>. [282]
Главным требованием, которое В. А. Корнилов предъявлял к экипажу, являлось поддержание постоянной высокой боеготовности корабля, чему он уделял неослабное внимание. На своем корабле он систематически объявлял учебные боевые тревоги. И не только во время плавания, но и при стоянке в базе, чтобы личный состав находился в постоянной готовности к бою и не расхолаживался. Во время тревог артиллеристы «Двенадцати Апостолов» всегда заслуживали высокую оценку командира корабля и флагманов за быстроту действий и меткость стрельбы. Не отставали от артиллеристов и строевые матросы при проведении парусных учений <4. С. 36>.
В декабре 1845 г. Николай I посетил линейный корабль «Двенадцать Апостолов» и во время осмотра его приказал объявить боевую тревогу. Личный состав действовал по тревоге настолько организованно и быстро, что император, обращаясь к командиру корабля капитану 1 ранга В. А. Корнилову, с восхищением заявил: «Ну, этот корабль порядком отделает своего противника, кто бы он ни был» <3. С. 93>.
Высокая требовательность к себе и экипажу у В. А. Корнилова хорошо сочеталась с постоянной заботой о подчиненных, и прежде всего о матросах. Требуя от матросов добросовестного выполнения своего воинского долга, он заботился о том, чтобы они были здоровыми, нормально питались и имели исправное обмундирование. «Необходимо стараться, — писал он, — при всякой возможности употреблять в пищу команды свежее мясо и зелень; последнюю, равно как и капусту, при случае заготавливать впрок. В море, как удобно, полезно ловить рыбу, чтоб разнообразить пищу» <4. С. 37>.
Не меньшую заботу он проявлял и об отдыхе моряков, запрещая излишние работы и дежурства на корабле. «Подвахтенных, — писал Корнилов, — не должно вызывать наверх без надобности, особенно в дождь или ночью; кроме того, если обстоятельства позволят, не держать из вахтенных наверху под парусами более одного отделения, остальных спускать вниз и давать им покой» <4. С. 37>. На линейном корабле «Двенадцать Апостолов» В. А. Корнилов завел такой порядок, что свободные от вахты во время приема пищи и сна матросы без его разрешения не привлекались ни к каким работам и занятиям <4. С. 37>.
Заботясь о здоровье матросов, он требовал, чтобы офицеры постоянно следили за чистотой жилых палуб, систематическими просушиванием и проветриванием жилых помещений. Он обязывал офицеров приучать матросов менять свое белье, добиваясь от них «той необходимой чистоты, которой должен отличаться образованный военный человек». А унтер-офицеров, которые стояли ближе к матросам, Владимир Алексеевич предупреждал, что они [283] «будут в прямой ответственности за всякого человека, замеченного немытым, небритым и в разорванном платье» <4. С. 37>.
Таким образом, благодаря прекрасным качествам В. А. Корнилова как командира корабля и моряка и исключительно добросовестному отношению к служебным обязанностям ему удалось в сравнительно короткий срок превратить «Двенадцать Апостолов» в образцовый корабль, на примере которого учились организации боевой подготовки личного состава командиры других кораблей Черноморского флота.
Береговые будни
Владимир Алексеевич Корнилов, будучи высокообразованным и широко эрудированным моряком и большим новатором военного дела, занимался не только практическими вопросами, связанными с командирской деятельностью. В неменьшей степени его интересовали и вопросы военно-морской теории, без которой невозможно было успешно решать практические задачи, возникавшие перед ним как командиром корабля, а затем — как перед начальником штаба эскадры и флота.
На протяжении всей своей военно-морской службы В. А. Корнилов проявлял интерес как к техническим открытиям и изобретениям в области кораблестроения и вооружения, так и к теоретическим разработкам различных аспектов военно-морской теории. Он поддерживал постоянную связь со многими учеными, работавшими в интересующих его областях теории. Сам научной деятельностью он начал заниматься в 24-летнем возрасте, когда по предложению адмирала М. П. Лазарева и под его непосредственным руководством в 1830 г. занялся составлением проекта руководства «О сигнальных флагах» <4. С. 43>.
В 1836 г. в Англии была издана книга капитана английского королевского флота Гласкока под названием «Морская служба в Англии, или Руководство для морских офицеров всякого звания». Ознакомившись с ее содержанием, в котором автор изложил обязанности офицеров корабельной службы и некоторые общие положения, связанные с развитием английского флота, В. А. Корнилов нашел эту книгу полезной и для офицеров российского флота. С одобрения адмирала М. П. Лазарева и при его активной поддержке В. А. Корнилов перевел книгу на русский язык. В предисловии к переводу он писал: «Полагая, что такое сочинение, кроме удовлетворения любопытства, может принести моим сослуживцам на русском флоте и пользу, я решился перевести это сочинение на отечественный язык. Не имея притязаний на литературное достоинство моего труда, я сочту себя вполне вознагражденным, [284] если перевод мой будет понятен для морских офицеров, которым он исключительно посвящается»{4}.
Перевод книги потребовал от В. А. Корнилова огромного труда и занял целый год. В 1837 г. он закончил эту работу и представил ее для ознакомления адмиралу М. П. Лазареву, который дал высокую оценку труду В. А. Корнилова. Главная ценность перевода заключалась во многочисленных комментариях и примечаниях, сделанных Владимиром Алексеевичем, которые намного повысили ценность для русских моряков переведенной им книги. Комментируя отдельные статьи английского автора, переводчик часто высказывал свое мнение по тому или иному положению, основанное на опыте его личной службы или других известных моряков отечественного флота. Особенно много таких высказываний было сделано о морской артиллерии и организации корабельной службы. Например, В. А. Корнилов пишет: «Ничто так не показывает порядка на судне, как исправный вид его и спокойствие на нем тотчас после всякого действия».
Несмотря на то что перевод получил высокую оценку адмирала М. П. Лазарева и других авторитетных специалистов флота, издать эту книгу оказалось не так просто. Потребовалось два года энергичных действий адмирала Лазарева для того, чтобы Морское ведомство изыскало средства для издания ее, и то всего лишь в 600 экземплярах. А когда М. П. Лазарев обратился к начальнику Главного морского штаба князю Меншикову с просьбой увеличить тираж книги из расчета обеспечения не только Черноморского флота, но и Балтийского, то последний ответил ему: «Имею честь сообщить Вам, милостивый государь, что по крайне ограниченному ассигнованию Морскому министерству сумм приобретение книги Корнилова для Балтийского ведомства не представляется в настоящее время возможным» <4. С. 48>.
Выход в свет книги В. А. Корнилова с большим удовлетворением был встречен на Черноморском флоте. По личному указанию Лазарева по одному ее экземпляру было направлено на каждый корабль и в береговые части флота, а также в морскую библиотеку. Она получила высокую оценку многих военно-морских специалистов, опубликовавших свои рецензии в различных газетах и журналах.
После выхода в свет первой переведенной книги В. А. Корнилов сделал еще несколько удачных переводов с английского языка. К ним, в частности, относятся «Мачтовое искусство» и «Артиллерийские учения». [285]
Но самой крупной из его научных работ являлось составление по поручению М. П. Лазарева «Штатов вооружения и снабжения судов Черноморского флота». Выбор автора труда был не случаен. Эта работа требовала от составителя солидной теоретической подготовки, глубоких и разносторонних знаний морского дела, большого практического опыта службы на кораблях. В наиболее полной мере этими качествами обладал Владимир Алексеевич.
«Штаты» включали полный свод всего вооружения, оборудования и оснащения корабля каждого класса в отдельности. Это был очень объемный и важный для флота труд, которым руководствовались кораблестроители, командиры кораблей и соединений, а также начальство интендантской службы при строительстве кораблей и их эксплуатации. Работу над новыми штатами В. А. Корнилов начал в 1837 г. Потребовалось три года напряженного труда, чтобы разработать новью штаты вооружения и снабжения судов Черноморского флота. При этом одновременно приходилось выполнять и другие обязанности, связанные со строительством «Двенадцати Апостолов» и участием в боевых действиях у побережья Кавказа.
Представляя начальнику Главного морского штаба этот документ, адмирал М. П. Лазарев писал: «Полезный труд этот наиболее принадлежит капитану 2 ранга Корнилову. Постоянные его занятия при одном помощнике (мичмане Львове), которого он сам избрал, значительно даже ослабили его здоровье, ибо забот действительно было очень много. Соображаясь со всеми известными иностранными штатами и разными изданиями о вооружении судов, он нашел возможным подвести штат под некоторые правила, приложил новые таблицы, им же из многих опытов составленные, составил оригинальные чертежи, по которым 66 тысяч листов налитографированы и приложены к штату, пополнил оный многими полезными правилами, относящимися до мачтового, парусного, флажного и блокового мастерства, которых прежде не было. Словом сказать, неусыпными трудами и постоянной заботливостью капитана 2 ранга Корнилов штат этот, подробно мною рассмотренный и одобренный, представляется в таком виде, в каком ни одна из морских держав никогда оного не имела» <3. С. 40>.
Работа В. А. Корнилова по штатам была высоко оценена и моряками Черноморского флота, для которых она и предназначалась. В рецензии, написанной одним из них, говорилось: «Польза штатов 1840 г. очевидна для всякого моряка, особенно для тех, которым приходилось командовать судами или снаряжать их под свою ответственность... Это лучшая справочная книга нашей (морской) части; подобного труда — вместе полезного и гигантского — нигде не существует» <Морской сборник. 1855. № 12. С. 125>. [286]
Занимаясь строительством «Двенадцати Апостолов» на николаевских верфях, переводами, составлением штатов и принимая участие в боевых походах Черноморской эскадры вместе с адмиралом М. П. Лазаревым, В. А. Корнилов находил время также для чтения художественной и научной литературы. В молодые годы он самозабвенно увлекался французскими романами, а когда повзрослел и стал командиром, переключился на чтение серьезной литературы, главным образом исторической, географической, военно-морской, технической и другой, связанной с его практической деятельностью.
Любовь к чтению он старался привить и своим подчиненным, прежде всего молодым офицерам, в целях расширения их кругозора и отвлечения от пустых занятий, что нередко наблюдалось в офицерской среде в то время. Любовь к книге, которая стала постоянным спутником В. А. Корнилова во время длительных плаваний и кратковременного пребывания на берегу, особенно ярко проявилась в его активном участии в работе Севастопольской морской библиотеки, которой он уделял много времени и старания.
В. А. Корнилов как один из директоров библиотеки, избираемых на общем собрании ее членов, занимался главным образом пополнением ее фондов новой литературой, как отечественной, так и иностранной. «Для нашей библиотеки, — писал он, — ничто так не нужно, как сочинения, относящиеся до географии и истории, и в особенности морские. Этого рода книги охотно читаются молодежью и более чем какие другие содействуют к приобретению практического познания человека и развитию благородных побуждений» <3. С. 53–54>.
С приходом В. А. Корнилова в директорат библиотеки ее книжный фонд значительно возрос и одновременно активизировалась ее деятельность. Офицеры, особенно молодые, часто посещали библиотеку. «Старая библиотека, — писал Корнилов, — переменила свою гробовую физиономию — всегда почти полна офицерами» <3. С. 53–54>. Корнилов и сам практически ежедневно бывал в библиотеке. Как вспоминал И. А. Шестаков, среди первых избранных директоров В. А. Корнилов был наиболее «действующим лицом» и с самого начала поставил работу библиотеки «на совершенно общественную ногу». Благодаря плодотворной деятельности В. А. Корнилова и других передовых офицеров Черноморского флота, и прежде всего его командующего, адмирала М. П. Лазарева, Севастопольская библиотека стала одним из «законодательных общественных учреждений флота», а в центре ее общественной деятельности находился Владимир Алексеевич Корнилов, который, по общему признанию, был главным популяризатором книги среди моряков Черноморского флота.
В. А. Корнилова интересовало буквально все, что относилось к литературе. Он живо реагировал на все события культурной [287] жизни страны. Так, когда в Петербурге в апреле 1836 г. вышел первый номер журнала «Современник», основанного А. С. Пушкиным, Владимир Алексеевич сразу же обратился к своему брату с письмом, чтобы тот выписал ему этот журнал. А когда в августе того же года вышел первый номер «Художественной газеты», В. А. Корнилов снова проситбрата выписать это издание не только для себя, но и для П. С. Нахимова, с которым его связывала давняя дружба <4. С. 55>.
В. А. Корнилов также живо интересовался различными видами искусства: музыкой, архитектурой, живописью и театром. В письмах старшему брату, проживавшему в Петербурге и вращавшемуся в кругу людей из мира искусства, он часто интересовался, кто и что нового создал в столице в области искусства. На протяжении многих лет он поддерживал дружбу с выдающимся художником К. П. Брюлловым, а другого, не менее талантливого живописца, И. К. Айвазовского, не раз консультировал как специалист морского дела. И когда общественность Феодосии в 1846 г. чествовала своего знаменитого земляка с десятой годовщиной его творческой деятельности, то Владимир Алексеевич во главе отряда кораблей прибыл в Феодосийский порт, чтобы от имени моряков Черноморского флота поздравить «певца моря» с юбилеем <4. С. 57>.
Занятия переводами и научной работой, постоянное чтение литературы и личное знакомство с лучшими представителями русской культуры оказывали благотворное влияние на формирование В. А. Корнилова как личности с благородными чертами характера, расширяли кругозор и повышали его профессиональную подготовку.
У истоков пароходного дела
Пароходным делом В. А. Корнилов стал интересоваться вскоре по прибытии на Черноморский флот. Не имея специальной инженерной подготовки, он начал изучать механику и другие технические дисциплины, относящиеся к развитию паровых судов. Его особенно интересовали вопросы, связанные с паровым двигателем. Испытывая большие затруднения в приобретении технической литературы, он обратился к адмиралу М. П. Лазареву с просьбой помочь ему в получении необходимой литературы <4. С. 64>. М. П. Лазарев, будучи довольным, что В. А. Корнилов серьезно «принялся за пароходство», крайне необходимое для флота России, оказал Владимиру Алексеевичу помощь в получении технической литературы, и тот с большим увлечением взялся за ее изучение. И когда Морское министерство приняло решение о постройке в Англии пароходофрегата «Владимир» для Черноморского флота и отпустило для этого необходимые средства, М. П. Лазарев [288] предложил начальнику Главного морского штаба направить в Лондон для наблюдения за постройкой корабля капитана 1 ранга Владимира Алексеевича Корнилова как наиболее подготовленного в этом деле офицера. В рапорте Меншикову М. П. Лазарев писал: «Он (В. А. Корнилов. — Авт. ) исполнит это поручение добросовестно и с полным познанием дела» <4. С. 65>.
Адмирал М. П. Лазарев был противником строительства паровых кораблей за границей, так как считал более целесообразным развивать отечественную судостроительную базу, чтобы не быть зависимыми от Запада. Но крайняя необходимость как можно скорее получить для Черноморского флота современные паровые корабли заставила его согласиться с решением Морского министерства разместить заказы на постройку паровых судов за границей. Однако, дав согласие на постройку пароходофрегата «Владимир» в Англии, М. П. Лазарев поставил в качестве обязательного условия, чтобы этот корабль строился со всеми новейшими усовершенствованиями как в паровой машине, так и в корпусе, вооружении и снабжении <4. С. 65>.
Перед отправлением В. А. Корнилова в Англию М. П. Лазарев вручил ему предписание, которое давало Владимиру Алексеевичу право самостоятельно на месте выбирать чертеж парохода и после утверждения его М. П. Лазаревым следить за постройкой корабля. «От Вас зависеть будет, — указывалось в предписании, — при заказе парохода избирание строителей и заводчиков из известных там по своему искусству и заведениям людей» <3. С. 99>. Помимо наблюдения за постройкой «Владимира», В. А. Корнилову вменялось также в обязанность изучение всех нововведений на английских верфях и кораблях, в особенности способов постройки и крепления железных кораблей.
Получив от М. П. Лазарева предписание, капитан 1 ранга В. А. Корнилов в сентябре 1846 г. отправился из Кронштадта в Англию, куда прибыл в октябре. В Лондоне он сразу же, не теряя ни одного дня, приступил к выполнению задания.
Свою работу он начал с ознакомления с английскими верфями в целях выявления их потенциальных возможностей и качества постройки паровых судов. Он знакомился с оборудованием верфей, осматривал суды, находившиеся на стапелях и уже спущенные на воду. После этого Владимир Алексеевич вместе со своим помощником инженером-механиком Александровым приступил к разработке тактико-технического задания на постройку «Владимира». Несмотря на довольно обширные познания в области пароходного дела, В. А. Корнилов лично убедился, насколько трудно для офицера, воспитанного на опыте и традициях парусного флота, заниматься пароходным делом. В письме М. П. Лазареву он писал: [289] «Находясь при строении и потом командовав в продолжение службы моей почти всякого рода судами, начиная от тендера и до 120-пушечного корабля, я должен сознаться, что приступил к строению парохода «Владимир» как делу, совершенно для меня новому» <3. С. 76>.
В. А. Корнилов все же успешно справился с трудностями, возникшими при разработке спецификации на постройку корабля. В составленном им тактико-техническом задании были учтены все требования и пожелания адмирала М. П. Лазарева и даже особенности Черноморского театра. Он считал, что для Черноморского флота нужен пароход, который бы «кроме морских и буксировальных качеств мог бы поместить значительный десант» <4. С. 67>. В соответствии с этим требованием В. А. Корнилов определил в задании размеры парохода и расположение на нем помещений, предназначенных для десантных войск.
Составленное В. А. Корниловым тактико-техническое задание было разослано руководителям государственных и частных верфей, и после того, как от них были получены отзывы и предложения, он выбрал наиболее выгодное предложение и подписал с этой фирмой контракт на постройку «Владимира». По завершении первого этапа своей командировки В. А. Корнилов направил М. П. Лазареву подробный отчет о проделанной им работе. М. П. Лазарев одобрил отчет и все изложенные в нем предложения и в ответе В. А. Корнилову написал: «По мере построения парохода и отделки его дозволяется по усмотрению капитана 1 ранга Корнилова делать изменения» <4. С. 69>.
С закладки и до спуска «Владимира» на воду В. А. Корнилов ежедневно бывал на верфи и внимательно следил за постройкой корабля и за тем, как ведутся работы и нет ли каких-либо отклонений от утвержденного проекта. В. А. Корнилов, однако, не ограничивался лишь наблюдением за постройкой «Владимира»; он продолжал основательно изучать состояние английской судостроительной промышленности, новшества в кораблестроении и артиллерийском деле. Особенно детально Владимир Алексеевич изучил систему подготовки кадров для парового флота, и прежде всего командиров и инженеров-механиков.
По возвращении на родину В. А. Корнилов, творчески осмыслив английский опыт, первым в России поставил вопрос о подготовке командных кадров для отечественного парового флота. «Нельзя не сознаться, — писал он, — что при размножении пароходов в России русские механики столько же необходимы, сколько и самые пароходы. Стоит только подумать о возможности разрыва с Англией, и тогда придется нам пароходный флот за недостатком механиков ввести в гавань и разоружить» <4. С. 70>. [290]
Адмирал М. П. Лазарев, регулярно получая от В. А. Корнилова информацию о ходе строительства пароходофрегата «Владимир», давал ему дополнительные задания на размещение в Англии заказов на постройку других паровых судов с железным корпусом для Черноморского флота. В 1848 г. на английских верфях еще были заложены паровые суда «Эльбрус», «Тамань», «Сулин» и несколько портовых буксиров <3. С. 110–111>.
В марте 1848 г. постройка «Владимира» была закончена. На ходовых испытаниях, которыми руководил В. А. Корнилов, фрегат развил скорость до 11 узлов и, как отмечал В. А. Корнилов в отчете, «прекрасно слушался руля» <3. С. 111>.
В сентябре 1848 г. «Владимир» покинул Лондон и под командованием капитана 1 ранга В. А. Корнилова направился вокруг Европы в Черное море. Плавание по Атлантическому океану и Средиземному морю продолжалось около месяца и прошло благополучно. 17 сентября пароходофрегат «Владимир» прибыл в Одессу, где был торжественно встречен черноморскими моряками.
Первым новый корабль осмотрел адмирал М. П. Лазарев и дал ему высокую оценку. В своем отзыве он отметил, что «Владимир» «может быть образцом при постройке других военных пароходов» <4. С. 71>. Для В. А. Корнилова столь высокая оценка пароходофрегата таким авторитетным специалистом, как М. П. Лазарев, была особенно приятна, так как в постройку «Владимира» он вложил немало труда и творческой мысли.
Первым командиром «Владимира», по предложению В. А. Корнилова, был назначен капитан-лейтенант Н. А. Аркас, уже имевший некоторый опыт командования паровыми кораблями на Черном море <3. С. 107>.
После возвращения на родину Владимир Алексеевич Корнилов за образцовое выполнение задания в Англии и безупречную службу на различных должностях в составе Черноморского флота по представлению адмирала Лазарева в декабре 1848 г. был произведен в контр-адмиралы, а вскоре после этого назначен начальником штаба Черноморского флота <3. С. 18>.
Во главе штаба флота
В 1849 г. в связи с переводом начальника штаба Черноморского флота вице-адмирала Хрущева на должность командира Севастопольского порта перед главным командиром флота адмиралом М. П. Лазаревым встал вопрос о назначении нового начальника штаба. Вопрос был не из легких, так как на эту ответственную должность нужен был адмирал, имеющий отличные военно-морскую подготовку и организаторские [291] способности, широкий кругозор, большой опыт командования кораблями в различных ситуациях, способный принимать ответственные решения и пользующийся авторитетом среди командиров кораблей и флагманов.
«Контр-адмиралов у нас много, — писал Михаил Петрович Лазарев, — но легко ли избрать такого, который соединил бы в себе и познание морского дела, и просвещение настоящего времени, которому без опасения можно было бы в критических обстоятельствах доверить и честь флага, и честь нации» <3. С. 115>.
Адмирал М. П. Лазарев без всяких колебаний представил начальнику Главного морского штаба на эту должность контрадмирала Владимира Алексеевича Корнилова, который, по его мнению, обладал всеми необходимыми качествами для того, чтобы занять эту важную и ответственную должность на флоте <3. С. 115–116>.
В возрасте 43 лет, после 25 лет непрерывной службы на командных должностях, из них более семнадцати лет было проведено в плаваниях, контр-адмирал В. А. Корнилов становится начальником штаба Черноморского флота — ближайшим помощником адмирала М. П. Лазарева.
Новую должность В. А. Корнилов принял в апреле 1846 г. И сразу же с присущей ему энергией взялся помогать М. П. Лазареву в строительстве флота, наведении на нем порядка и укреплении его боеспособности <3. С. 18>. Будучи учеником и единомышленником Михаила Петровича Лазарева, В. А. Корнилов хорошо понимал и всемерно поддерживал ту линию, которую проводил командующий в вопросе повышения боеспособности флота.
Приняв новую для себя должность, В. А. Корнилов был поражен обилием бумаг, поступавших в штаб флота из Петербурга и исходивших из его канцелярии. Уже после первых дней службы в штабе Владимир Алексеевич записал в своем дневнике: «От бумаг пошла голова кругом... Трудно выдумать ловчее путаницы нашей отчетности». В 40-х годах через канцелярию штаба Черноморского флота прошло до 70 тысяч «входящих» и «выходящих» номеров, а толку от этого обилия бумаг, равно как и от всей отчетности вообще, было мало, отмечал М. П. Лазарев <4. С. 74>.
Чтобы сократить поток бумаг и сделать управление более оперативным и гибким, Корнилов решил установить более тесную связь и личные контакты с командирами соединений, береговых частей и служб путем регулярных посещений их и проведения инспекторских смотров и проверок. М. П. Лазарев одобрил предложенные Владимиром Алексеевичем инспекторские смотры кораблей, соединений, портов, верфей, арсеналов, госпиталей и других береговых объектов, а также его желание участвовать в плавании кораблей и отрядов судов, [292] «занимая команды эволюциями и вообще морскою практикою» <4. С. 74>.
Инспекторские проверки В. А. Корнилов начал с осмотра черноморских и азовских портов. В течение года он посетил Севастополь (причем многократно), Одессу, Очаков, Херсон, Галац, Тулчу, Измаил, Ялту, Феодосию, Керчь, Бердянск, Таганрог, Ейск, Новороссийск, Геленджик, Сухуми и другие порты. Простой перечень осмотренных В. А. Корниловым портов показывает, насколько интенсивно он проводил эту работу как начальник штаба флота.
При посещении портов В. А. Корнилов не допускал никаких торжественных встреч и парадности. Осматривая объекты, он старался беседовать не только с начальниками, но и с офицерами и матросами, чтобы лучше представить себе условия их службы и причины тех недостатков, с которыми он встречался в каждом порту и на каждом шагу. Все, что В. А. Корнилов наблюдал и что ему сообщали в беседах офицеры и матросы, он старался записывать, а по возвращении в Николаев докладывал М. П. Лазареву об обнаруженных им недостатках. Так он поступал после осмотра каждого порта.
Большинство недостатков относилось к сфере деятельности интендантского и строительного управлений, где особенно процветали казнокрадство, использование служебного положения в корыстных целях и беззаконие. М. П. Лазарев и В. А. Корнилов принимали самые строгие меры наказания в отношении конкретных виновников тех безобразий, которые творились в этих ведомствах флота, — вплоть до снятия их с должности, увольнения со службы и отдачи под суд, а вместо них назначали более способных, честных и энергичных офицеров.
Частые инспекторские поездки утомляли В. А. Корнилова, но он рассматривал их как своего рода отдых от огромного потока бумаг, который накатывался ежедневно, когда он находился в штабе флота. «В сотый раз — на пути в Севастополь, — писал Владимир Алексеевич своему брату, — но это мой отдых. Если б не эти поездки, то я бы захирел отдел правильного течения. Ты не можешь представить, до какой степени много поступает бумаг, и, по крайней мере, на сто бумаг девяносто девять самого пустого содержания. Чувствуешь, как тупеешь. И что самое печальное: встречаешь зло, видишь, что даже подлежишь за него ответу если не начальству, то совести, и вместе с тем видишь, что бессилен» <3. С. 139>.
Наряду с осмотрами портов В. А. Корнилов систематически производил осмотры кораблей, и в первую очередь — тех, которые участвовали в боевых действиях у берегов Кавказа. Посещая эти корабли, В. А. Корнилов имел возможность «ознакомиться лично с теми из командиров и офицеров, которые подают наибольшую надежду для службы, равно как и узнать [293] тех, которые выполняют ее с нерадением или неспособностью» <3. С. 118>. Во время таких смотров он проверял организацию службы на кораблях, расписания, объявлял тревоги. Особое внимание обращал на морскую выучку личного состава и артиллерийскую подготовку комендоров. Благодаря инспекторским смотрам В. А. Корнилов добивался единообразия организации службы на кораблях и повышения их боеспособности.
Инспекторские смотры дополнялись, как правило, плаваниями отрядов судов под флагом начальника штаба флота. Обычно в состав подобных отрядов включалось до шести фрегатов, бригов и корветов. В море В. А. Корнилов лично руководил боевой подготовкой кораблей, производя с ними учения по маневрированию и артиллерийской стрельбе. Состав отрядов менялся с таким расчетом, чтобы пропустить через эти учения как можно больше кораблей. За время пребывания на посту начальника штаба Черноморского флота В. А. Корнилов посетил с целью инспекторских смотров, в том числе с выходом в море, более 50 кораблей <4. С. 78>.
Таким образом, В. А. Корнилов, в отличие от многих начальников штабов флота того времени, предпочитавших отсиживаться на берегу, был плавающим начальником штаба, что давало ему возможность ближе познакомиться с офицерами кораблей и лучше видеть недостатки в боевой подготовке экипажей. Так, он обратил внимание на то, что экипажи малых кораблей, длительное время находившихся в плавании у берегов Кавказа, лучше подготовлены в морском отношении, нежели личный состав линейных кораблей. В. А. Корнилов предложил М. П. Лазареву посылать на малые корабли для стажировки офицеров и матросов линейных кораблей с тем, чтобы дать им практику в выполнении служебных обязанностей в длительных плаваниях и боевых действиях. М. П. Лазарев охотно поддержал разумное предложение своего начальника штаба, что позволило значительно повысить морскую выучку экипажей линейных кораблей — главной ударной силы парусного флота.
В обеспечении боеготовности флота немалую роль играет, как известно, своевременное пополнение кораблей младшими специалистами и офицерами. На Черноморском флоте имелись одна школа для подготовки артиллерийских и строевых унтер-офицеров (2-й учебный экипаж), в которой обучалось около 600 матросских детей, и в Николаеве штурманская рота, в которой готовили штурманов. Основное внимание в школе, выпустившей унтер-офицеров, обращалось на строевую подготовку, а занятиям по специальности не уделялось должного внимания. Посетив эту школу в 1849 г., В. А. Корнилов отметил: «Смотрел учебный экипаж, хороша и казарма, хорошо и хозяйство, мальчики [294] имеют веселый и бодрый вид. Жаль только, что <...> артиллерии учат кое-как» <4. С. 79>.
Мало радости В. А. Корнилову доставила и штурманская рота. Изучив программу этого военно-морского учебного заведения и постановку учебного процесса, он пришел к выводу, что в роте «нет ни успеха наук, ни гимнастики, столь нужной для развития способностей... По осмотре экзаменовал желающих в юнкера: очень мало способных, другие из рук вон как слабо приготовлены, а мальчики уже не первой молодости» <4. С. 79>.
Так как штурманская рота в Николаеве не могла удовлетворить потребности Черноморского флота в хорошо подготовленных штурманах, а существовавшая система подготовки их на кораблях из юнкеров, добровольно поступавших на флот из дворян, не давала желаемых результатов, то М. П. Лазарев и В. А. Корнилов в 1850 г. поставили перед Морским министерством вопрос об учреждении для Черноморского флота специальной юнкерской школы. И такая школа «в виде опыта» была создана в Николаеве в 1852 г. Попечительство над новым учебным заведением взял на себя В. А. Корнилов. Он лично разработал положение о школе, подобрал для нее опытных руководителей и воспитателей и участвовал в разработке программы. В положении о школе говорилось, что она имеет своим назначением дать «однообразное образование в науках, необходимых морскому офицеру» <4. С. 80>.
В. А. Корнилов постоянно интересовался тем, как идут занятия в морской школе юнкеров, которую он «лелеял, как свое дитя». Он часто присутствовал на занятиях и участвовал в приеме выпускных экзаменов, помогал руководителям школы в создании учебно-лабораторной базы и внедрении наиболее рациональных педагогических методов обучения юнкеров. В одной из своих докладных записок Владимир Алексеевич писал: «Присутствуя на последнем публичном экзамене, <...> я заметил в воспитанниках недостаток наглядного знакомства с орудиями, станками и вообще всей артиллерийской принадлежностью. Будучи убежден, что преподаваемый предмет тогда только прочно вкореняется в понятиях и памяти учащихся, когда вместе с книжным объяснением он показывается им на самом деле, я имею честь просить сделать для школы флотских юнкеров модели орудий... Кроме того, отпустить одну бомбу, брандскугель, дальнюю и ближнюю картечь и вообще по одному из всех употребляемых в нашем флоте снарядов» <4. С. 81>.
В. А. Корнилов уделял большое внимание и практической подготовке юнкеров во время учебной практики на кораблях. Он ежегодно плавал с гардемаринами Морского корпуса и юнкерами Николаевской школы и лично руководил их морской подготовкой: при этом подготовку будущих офицеров ориентировал на их службу как на парусных, так и на паровых кораблях. [295]
В служебной деятельности В. А. Корнилова как начальника штаба флота большое место занимала гидрография, имевшая солидное хозяйство: дело навигационных карт, типографию, обсерваторию, специализированную библиотеку, а также довольно разветвленную сеть черноморских и азовских маяков. В. А. Корнилов глубоко вникал во все виды гидрографических работ, проводившихся на Черноморском театре, в том числе и в научную работу, связанную с исследованием Черного моря и его побережья. В 1847–1850 гг. на Черном море под руководством В. А. Корнилова лейтенантами Г. И. Бутаковым и И. А. Шестаковым была проведена на тендерах «Скорый» и «Поспешный» большая работа по изучению течений, глубин, отмелей, фарватеров, акваторий якорных стоянок, портов, навигационных ориентиров, ветров и других навигационно-гидрографических и метеорологических элементов Черноморского бассейна. Результатом этой работы явилось издание в 1851 г. «Лоции Черного и Азовского морей», которая являлась основным руководящим документом для моряков Черноморского флота вплоть до начала XX в. <4. С. 82>.
В. А. Корнилов, будучи высокообразованным человеком, не только сам любил заниматься научно-исследовательской работой в области военно-морского дела, но и всячески поощрял научную работу командиров кораблей, в том числе и во время плавания. Он считал, что командиры, находясь в море, должны постоянно и внимательно следить за навигационной обстановкой и все сведения фиксировать в специальных журналах, чтобы впоследствии можно было бы употребить их на пользу гидрографии.
Объясняя командирам кораблей необходимость проведения такой научной работы, В. А. Корнилов писал: «Во время плавания командир обязывается при всяком случае поверять русские и иностранные карты; найденные погрешности, перемены, новые мели заносить в свой журнал, наполняя его и другими для гидрографии полезными сведениями, как-то: наблюдением над склонением компаса, над господствующими ветрами и течениями, об опасности при приближении к разным якорным местам; о снабжении, которое суда или флоты могут получить в разных портах, и другие всегда нужные замечания как о самих портах, так и о жителях, в них живущих. Если обстоятельства позволят, то, кроме заметок своих, командиру надлежит поручать штурманскому офицеру производить описи портов и берегов (с разрешения местных властей) и потом как свой журнал, так и произведенные описи представлять по окончании плавания в Гидрографический департамент» <4. С. 84>.
В. А. Корнилов, будучи сам прекрасным штурманом, считал, что морские офицеры, независимо от своей специальности, при исполнении обязанностей вахтенного начальника [296] должны уметь определять местоположение корабля в море и вести прокладку на карте. Для этого он требовал от офицеров ежедневно тренироваться в навигационных вычислениях и определении места корабля.
Но особенно высокие требования Владимир Алексеевич предъявлял к подготовке штурманов, считая ее главнейшим фактором обеспечения навигационной безопасности плавания. Для стимулирования инициативы штурманов в повышении своей профессиональной подготовки он полагал, что «весьма было бы полезно ввести английское постановление о вычете с штурманских офицеров за требование лоцмана в своем порту и вознаграждение этих офицеров в случае, если они своими познаниями в чужих лоцмейстерских водах избавят корабль от требования иностранного лоцмана» <4. С. 84>.
Все мероприятия по улучшению организации службы на кораблях, боевой подготовки, работы гидрографии, подготовки офицерских кадров и личного состава флота в целом проводились В. А. Корниловым с согласия и при поддержке адмирала М. П. Лазарева. Полное взаимопонимание между М. П. Лазаревым и В. А. Корниловым позволило добиться высоких результатов в боевой готовности Черноморского флота, который во всех отношениях стоял в то время выше «придворного» Балтийского флота.
В феврале 1851 г. адмирал М. П. Лазарев тяжело заболел и вынужден был уехать лечиться в Вену, где 11 апреля 1851 г. скончался. Смерть Михаила Петровича Лазарева тяжело переживал весь личный состав Черноморского флота, но с особой болью отозвалась она в сердце Владимира Алексеевича Корнилова, который в последние годы ближе всех стоял к М. П. Лазареву, являясь начальником штаба флота и его первым заместителем.
Преемником М. П. Лазарева на посту главного командира Черноморского флота и портов стал 70-летний генерал-лейтенант М. Б. Берх, назначенный на эту должность по личному указанию Николая I. Берх, в отличие от Лазарева, не был не только флотоводцем, но и опытным моряком, так как всю службу провел на второстепенных береговых должностях и никогда не командовал кораблями и соединениями.
В. А. Корнилову, по профессиональной подготовке и опыту службы стоявшему на голову выше М. Б. Берха, нелегко было работать с новым командующим, который так же, как и предшественник М. П. Лазарева, адмирал Грейг, больше заботился о личных интересах, чем о боеспособности Черноморского флота. Вступив в должность главного командира флота, Берх в первом же своем обращении к начальнику Главного морского штаба князю Меншикову в марте 1851 г. писал: «Осмелюсь испрашивать разрешения Вашей светлости на поднятие существующего чину моему флага вице-адмирала [297] с присвоением мне права на получение положенных морских столовых денег» <4, с. 86>. Просьба М. Б. Берха была удовлетворена. Вскоре он получил чин вице-адмирала и морские столовые деньги, но от этого не стал настоящим моряком, а Черноморский флот не приобрел достойного руководителя. И только благодаря неусыпным заботам начальника штаба В. А. Корнилова на Черноморском флоте продолжал поддерживаться образцовый порядок, установленный М. П. Лазаревым. В письме старшему брату Александру В. А. Корнилов в мае 1851 г. писал: «Я всем твержу, что теперь настоящее время выказать ему (Лазареву. — Авт. ) нашу признательность и поддерживать дела в таком виде, чтобы самые недоброжелатели, если только есть, сознались, что все, что сделано Лазаревым в Черном море, сделано не только хорошо, но и прочно» <3. С. 144>.
Хотя Берх и получил чин вице-адмирала, подчиненные не воспринимали его всерьез как командующего флотом. Он не имел никакого авторитета у офицерского состава, особенно у командиров кораблей и соединений, которые часто игнорировали исходившие от него распоряжения. Корнилов, понимая, к чему это может привести, нередко по своей инициативе дополнительно отдавал приказания, чтобы добиться выполнения указаний Берха. Из-за неспособности Берха как следует руководить флотом В. А. Корнилову приходилось работать за двоих, чтобы поддерживать боеспособность флота на высоком уровне, как это было при Лазареве. Потому ответственность Корнилова за состояние дел на флоте намного возросла, так как многими вопросами, которые ранее решал Лазарев, теперь приходилось заниматься ему самому. Он составлял ежегодные «программы плавания судов Черноморского флота», определявшие направление и конкретное содержание боевой подготовки корабельных соединений, разрабатывал дислокацию соединений и частей флота, производил инспекторские осмотры кораблей и портов, следил за состоянием вооружений кораблей и частей береговой обороны, контролировал перемещение офицерского состава, решал многие другие вопросы.
В штаб флота огромным потоком продолжали поступать документы из Петербурга и отчеты командиров кораблей, соединений и береговых частей о результатах плавания, учебных артиллерийских стрельбах, парусных учениях, крейсерстве у берегов Кавказа и т. п. Чтобы успевать просматривать и прочитывать такое огромное количество документов и еще находить время для регулярных осмотров баз и портов и выходов на кораблях в море для проведения учений, В. А. Корнилову приходилось работать с огромным напряжением сил. Сетуя на тяжелые условия работы при Берхе, Владимир Алексеевич писал брату в ноябре 1851 г.: «На таком основании [298] у меня сил не хватает оставаться более полугода еще». Спустя еще несколько месяцев он с возмущением сообщал ему: «Мой главнокомандующий недавно возвратился из путешествия, и опять пошли недописанные или переписанные резолюции, докладные записки... Опять пошли борьба и ухищрения неутомимых негодяев здешнего гнезда опутать и завладеть болваном, брошенным царствовать над болотами нашими; опять зашевелились партии скрытых врагов покойного Михаила Петровича... И это все делается из-под юбки старой, слабоумной женщины, каков Берх» <3. С. 161–162>.
Из содержания этих писем видно, что В. А. Корнилову, остро переживавшему за состояние боеспособности флота, приходилось не только работать за своего непосредственного начальника, но еще и бороться со всякого рода завистниками и интриганами, стремившимися скомпрометировать все лучшее, что сделал для Черноморского флота адмирал М. П. Лазарев, а заодно и Корнилова — его ученика и последователя.
Недоброжелатели у В. А. Корнилова — человека чести, не терпевшего казнокрадов и бездельников, — были главным образом среди офицеров береговой службы, особенно интендантского управления, которые, пользуясь покровительством Берха, вели против него и скрытую, и открытую борьбу. Однако большинство офицеров флота с большим уважением относились к Владимиру Алексеевичу. Один из его современников писал: «Корнилов был не только уважаем своими подчиненными за свои глубокие познания по всем отраслям морского и военного дела и за редкую справедливость к оценке подчиненных ему людей, но мы утвердительно говорим, что он был искренне любим всеми теми, кто сам честно служил... Правда, не любили его (но все-таки уважали) все же весьма немногие, у которых было рыльце в пушку» <Морской сборник. 1868. №4. С. 28–29>.
Неблагоприятная обстановка, сложившаяся после смерти М. П. Лазарева в верхнем эшелоне руководства Черноморского флота, не охладила отношения В. А. Корнилова к исполнению служебных обязанностей. Наоборот, будучи человеком долга, а по долгу службы — хранителем «чести флага и чести нации», он с еще большей энергией стал заботиться о боеспособности и боеготовности сил флота. В последние годы перед Крымской войной Владимир Алексеевич почти все время находился на службе. В 1852 г. в письме к своему товарищу контр-адмиралу Ф. Ф. Матюшкину он писал: «Теперь второй час ночи, а в шесть на ногах — и это почти всякий день» <4. С. 90>.
Деятельность В. А. Корнилова как начальника штаба не ограничивалась лишь рамками интересов Черноморского флота. Он принимал также активное участие в деятельности [299] различных общефлотских комиссий и разработке ряда нужных для российского военно-морского флота руководящих документов, в частности, нового Морского устава. Как известно, первый Морской устав, написанный при личном участии Петра I, вышел в свет в 1720 г. С небольшими изменениями и дополнениями он просуществовал в отечественном флоте до середины XIX в. К этому времени произошли существенные изменения в области кораблестроения, вооружения, организации корабельных сил, в подготовке личного состава. Появились паровые суда с железным корпусом, и начался процесс постепенного перехода от парусного флота к паровому. Поэтому петровский Морской устав, написанный без малого полтора столетия назад, уже не мог отвечать требованиям флота. Жизнь настоятельно потребовала создания нового устава, и он был разработан в 1851–1853 гг. <4. С. 93>.
Владимир Алексеевич принимал активное участие в подготовке к изданию этого основополагающего документа морского законодательства. К этой работе он был привлечен Главным морским штабом как один из наиболее авторитетных и разносторонне подготовленных адмиралов флота России. Внимательно изучив проект нового Морского устава, Корнилов представил начальнику Главного морского штаба свои замечания, которые охватывали широкий круг вопросов, касающихся различных сторон флотской службы и обязанностей должностных лиц, аргументированные замечания, являвшиеся отражением его многолетнего служебного опыта и «убеждений о корабельном управлении», свидетельствовавшие о глубоком понимании им морского дела и желании распространить положительный опыт Черноморского флота на весь российский флот.
Главное внимание в замечаниях к проекту Морского устава В. А. Корнилов сосредоточил на вопросах управления флотом и организации боевой подготовки кораблей и соединений. Излагая свои взгляды на обязанности флагманов, он подчеркивал необходимость с их стороны постоянного контроля за боевой подготовкой соединения. Владимир Алексеевич считал, что флагман должен «делать смотр своим судам не менее как раз в месяц и требовать, чтобы то же исполняли подчиненные ему флагманы» <4. С. 93>.
Придавая большое значение в воспитании офицерского состава личному примеру флагмана и состоянию его корабля, Корнилов считал необходимым, «чтобы исправное содержание корабля, на котором флаг его (флагмана) поднят, служило примером другим судам». Это была одна из замечательных традиций, характерных для всех выдающихся флотоводцев российского флота.
По историческому и личному опыту Корнилов знал, что успех управления силами флота решающим образом зависит [300] от уровня теоретической и практической подготовки флагманов. Поэтому он рекомендовал особое внимание обратить на подбор командующих дивизиями и эскадрами и необходимость повышения их знаний в процессе службы во всех вопросах, относящихся к управлению морскими силами и обучению подчиненных. Подчеркивая, например, важность артиллерийских знаний для флагманов, он писал: «Каждый адмирал, достигнув своего звания через командование своими судами, должен быть знаком с деталями морской артиллерии не менее каждого из морских артиллеристов» <4. С. 94>.
Характеризуя качества, которыми должен обладать флагман, В. А. Корнилов особо подчеркивал умение поддерживать высокую боеготовность кораблей. Вступив в командование соединением, флагман обязан удостовериться, писал он, что «все суда находятся в полной готовности к походу и бою», а каждый командир «должен наблюдать, чтобы корабль его во всякое время, днем ли или ночью, состоял в совершенной готовности исполнить сигнал или следовать движениям старшего» <4. С. 94>. В. А. Корнилов считал, что высокая боеготовность корабля должна поддерживаться не только перед боем, но и после него, для чего «после сражения командир безотлагательно приводит корабль в такое состояние, чтобы вновь быть готовым к бою» <4. С. 94>.
Важную роль в управлении силами флота В. А. Корнилов отводил также начальникам штабов дивизий, эскадр и флота в целом. «Начальник штаба, — писал он, — должен знать все намерения главнокомандующего, иначе он не будет в состоянии заменить его в случае смерти или передать его планы его преемнику» <4. С. 94>. Имея широкий кругозор, глубокие теоретические знания и большой практический опыт в области военно-морского искусства и штабной службы, В. А. Корнилов дал свою разработку статей в проекте Морского устава о начальнике штаба, в которых более обстоятельно осветил все стороны деятельности начальника штаба, широко использовав при этом свой личный опыт.
В замечаниях и предложениях В. А. Корнилова по проекту нового Морского устава широкое освещение получили и многие другие вопросы, особенно те, которые относились к внутреннему распорядку на корабле и обязанностям командира, старшего офицера и вахтенного начальника.
В. А. Корнилов был единственным адмиралом, который выступил против телесных наказаний матросов. По мнению Владимира Алексеевича, офицеры корабля не должны обладать правом телесного наказания нижних чинов. В виде исключения он допускал телесные наказания только в отношении матросов, совершивших «важные проступки, то есть: воровство, буйство и грубость против старшего» <4. С. 96>, предоставив это право исключительно командиру корабля или лицу, его заменяющему. [301] И хотя В. А. Корнилов в этом вопросе не был до конца последователен, тем не менее его предложение запретить всем офицерам, кроме командира корабля, и то в исключительных случаях, применение телесных наказаний было смелым для того времени и характеризовало его как прогрессивного деятеля российского флота накануне Крымской войны.
Предвидя большое будущее паровых кораблей, Владимир Алексеевич настоятельно рекомендовал включать их в те статьи устава, в которых говорилось только о парусных кораблях. Командирами пароходофрегатов он предлагал назначать лишь тех офицеров, которые «своей службой на парусных судах командирами или в звании старших офицеров заслужили особенное внимание начальства» <История военно-морского искусства. М., 1963. Т. 1. С. 134>.
В последние годы перед Крымской войной В. А. Корнилов добился многого в деле повышения боеспособности Черноморского флота, но решить главную проблему флота — заменить отжившие свой век парусные корабли новыми, более совершенными паровыми винтовыми судами с железным корпусом ему, к сожалению, не удалось.
В связи с тем, что в западноевропейских странах, особенно в Англии и Франции, в конце 40-х — начале 50-х годов было развернуто строительство паровых кораблей с винтовым движителем, которые по своим тактическим элементам превосходили колесные пароходы, В. А. Корнилов настаивал на строительстве для Черноморского флота винтовых паровых судов. Первый русский винтовой корабль «Архимед», как известно, был построен для Балтийского флота в 1848 г., но через два года при плавании в Балтийском море он разбился.
Благодаря настойчивости В. А. Корнилову удалось в начале 50-х годов добиться от Морского министерства разрешения на постройку для Черноморского флота 10 паровых судов с винтовым движителем. Часть из них была заказана английским фирмам, другие же заложили на николаевских верфях <4. С. 104>. Но с началом Крымской войны корабли, строившиеся в Англии, были конфискованы и после завершения их постройки включены в состав английского флота, а те, которые строились в Николаеве, к началу войны не были достроены.
В начальный период Крымской войны
Прошло немногим более двадцати лет с тех пор, как закончилась последняя русско-турецкая война. И вот в середине XIX в. на юге России вспыхнуло пламя новой, более крупной войны, известной в истории под названием [302] Крымской, или Восточной. В этой войне на стороне Турции против России выступили Англия и Франция, стремившиеся захватить черноморские проливы и уничтожить российский флот на Черном море. Правительство Турции, пойдя на сговор с Англией и Францией, рассчитывало с их помощью овладеть Крымом и Кавказом и таким образом вытеснить Россию с Черноморского побережья.
Царская Россия, в свою очередь, стремилась установить контроль над проливами Босфор и Дарданеллы и одновременно укрепить влияние среди славянских народов Балканского полуострова.
Таким образом, Крымская война явилась результатом столкновения Европы и Азии — политических и военных интересов России, с одной стороны, с другой — Турции и ее союзников, Англии и Франции.
Готовясь к войне против Турции, царское правительство допустило серьезный просчет в оценке международной обстановки и, в частности, в позиции, которую могли занять правительства Англии и Франции в назревавшей новой русско-турецкой войне. Следствием этого явились стратегические просчеты, и прежде всего в оценке соотношения сил сторон в предстоящей войне, особенно соотношения морских сил.
Царское правительство и высшее командование вооруженных сил страны при оценке соотношения сил не учитывали должным образом отсталость своих армии и флота по сравнению с вооруженными силами англо-французского блока. В то время как морские силы Англии и Франции имели более 50% паровых винтовых кораблей, в том числе и линейных, российский флот был в основном парусным. К началу Крымской войны он насчитывал 40 парусных линейных кораблей и 15 парусных фрегатов и только 16 паровых судов. Из них в состав Черноморского флота входили 14 парусных линейных кораблей, 6 парусных фрегатов, 4 корвета, 12 бригов и 7 пароходофрегатов <За. С. 21>.
Таким образом, основное боевое ядро флота России составляли парусные корабли, тогда как у англичан и французов — паровые суда. У русских не было ни одного парового корабля с винтовым движителем, а у англичан и французов [303] — все паровые корабли, в том числе линейные, имели винтовой движитель. И хотя российские парусные корабли, особенно Черноморского флота, имели высокий уровень боевой готовности, но они не могли вести борьбу на равных с современными паровыми винтовыми кораблями противника, обладавшими лучшими маневренными качествами по сравнению с колесными пароходофрегатами.
С весны 1853 г. отношения между Россией и Турцией приняли напряженный характер. В Мраморное море прибыли крупные морские силы Англии и Франции, готовые быстро прийти на помощь своему союзнику. По данным разведки, турецкие вооруженные силы вели интенсивные приготовления к войне и в любой момент могли совершить внезапное нападение на Россию.
Обстановка требовала принятия срочных мер по приведению кораблей и баз Черноморского флота в повышенную боевую готовность. Однако командующий флотом адмирал Берх по существу самоустранился от руководства флотом. Находясь в Николаеве, он занимался мелкими хозяйственными делами. В этой сложной военно-политической обстановке совершенно иначе действовал вице-адмирал В. А. Корнилов, который в целях предотвращения внезапного нападения противника установил постоянное наблюдение за передвижением турецких кораблей на Черном море и одновременно принял меры по приведению флота в боевую готовность.
В мае 1853 г. им была утверждена «Программа крейсерства между Босфором и Севастополем», которой Черноморский флот руководствовался при создавшейся напряженной обстановке перед войной и в начальный ее период <5. С. 58>. Разработанная по инициативе и под руководством вице-адмирала В. А. Корнилова Программа предусматривала три района постоянного крейсерства на театре. Основным из них являлся Босфор. Непрерывное наблюдение за Босфором и прибрежной акваторией между Варной и Амасрой обеспечивало своевременное обнаружение неприятельских кораблей в случае выхода их в Черное море. Второй район простирался вдоль побережья Кавказа — от Анапы до турецкой границы. Третий [304] район ограничивался треугольником, основанием которого являлась анатолийская морская коммуникация противника на участке между портами Синоп и Амасра, а вершиной — Севастополь.
План крейсерства был составлен так, чтобы обеспечивалось не только своевременное обнаружение выхода неприятельских кораблей из Босфора в Черное море, но и перехват их при движении в сторону Одессы, Севастополя и побережья Кавказа.
Систематическое патрулирование у побережья противника требовало привлечения основных сил флота, иначе невозможно было обеспечить непрерывность крейсерства. Для этой цели в составе Черноморского флота были сформированы две практические эскадры, в которые включались парусные корабли различных классов: линейные, фрегаты, корветы и др. Их состав менялся в зависимости от конкретных задач и обстановки. Первой эскадрой командовали вице-адмирал П. С. Нахимов, второй — вице-адмирал Ф. А. Юрьев <5. С. 58>. Остальные корабли были сведены в несколько небольших самостоятельных отрядов. Паровые корабли составляли отдельный отряд, который находился в ведении начальника штаба флота вице-адмирала В. А. Корнилова.
Небольшие отряды крейсерских сил, в которые входили фрегаты, корветы и бриги, постоянно держались в районах Босфора, анатолийских и кавказских берегов и вели наблюдение за противником. Практические эскадры поочередно маневрировали в средней части Черного моря — между Крымом и Анатолийским побережьем Турции. Занимая промежуточное положение между отрядами крейсеров и Севастополем, практические эскадры имели возможность в случае необходимости прийти им на помощь.
На отряд пароходофрегатов возлагались задачи самостоятельной разведки в определенном направлении, обеспечения связи между отрядами крейсеров и практическими эскадрами и эпизодические нападения на побережье противника <РГА ВМФ. Ф. 19. Оп. 4. Д. 352. Л. 47.>. Независимость паровых судов от ветра делала их особенно ценными в штилевую погоду, когда парусные корабли не могли передвигаться, а связь между ними была необходима. [305]
Одной из сложных проблем крейсерской службы являлось снабжение крейсеров, подолгу находившихся в плавании, продовольствием и пресной водой. Но и она была успешно решена путем организации снабжения крейсеров всем необходимым с крупных кораблей практических эскадр, что значительно повысило продолжительность пребывания крейсеров в море.
Подготовку кораблей к крейсерским действиям и практических эскадр к выходу в море контролировал лично вице-адмирал В. А. Корнилов. Так, после осмотра практической эскадры П. С. Нахимова он писал: «По удостоверению Нахимова, которого я посетил (это было в июле 1853 г.), эскадра имеет все нужное для военных действий; артиллерия в исправности, и при произведенной пальбе ядрами в бочку с флагштоком корабли палили особенно удачно. По моим собственным замечаниям, они в отношении к маневрам и управлению провели три недели в море с большой пользой» <1. С. 209>.
Несение крейсерской службы в районе Босфора началось во второй половине мая 1853 г., за четыре месяца до начала войны с Турцией. 17 мая вице-адмирал В. А. Корнилов приказал командующему первой практической эскадрой вице-адмиралу П. С. Нахимову направить часть кораблей в крейсерство между Босфором и Севастополем. В предписании П. С. Нахимову указывалось, что для этой цели необходимо выделить три брига — «Язон», «Эней» и «Птолемей» — и два фрегата — «Кулевчи» и «Коварну», а остальные корабли эскадры должны были обеспечивать действия крейсерских сил, маневрируя недалеко от Севастополя. В этом же предписании указывалось на необходимость установления связи между отрядами крейсеров, действующими у Босфора и кавказских берегов <1. С. 203>.
Первым для ведения разведки в район Босфора был послан пароходофрегат «Владимир», которым командовал капитан-лейтенант Г. И. Бутаков — большой знаток пароходной техники. В течение трех дней Г. И. Бутаков вел наблюдения за Босфором и, не обнаружив турецких судов, вернулся в Севастополь <РГА ВМФ. Ф. 19. Оп. 4. Д. 352. Л. 33, 34.>. С этого разведывательного похода [306] «Владимира» началось систематическое крейсерство у побережья Турции.
По мере нарастания напряженности во взаимоотношениях с Турцией и угрозы возникновения войны интенсивность плавания кораблей, несших крейсерскую службу, возрастала; также принимались меры предосторожности на случай внезапного нападения противника. Так, 25 сентября 1853 г. адмирал А. С. Меншиков, назначенный командующим морскими и сухопутными силами России в Крыму, отдал приказ: «Крейсерам у Босфора и турецких берегов... перейти на меридиан Одессы и не простирать крейсерства далее 43°20' широты, имея притом должную осторожность при встрече с сильнейшими турецкими судами».
4 октября 1853 г. турецкий султан Абдул Меджид, поддерживаемый Англией и Францией, заинтересованными в ускорении начала войны, объявил России войну. В это время Черноморский флот продолжал свои крейсерские действия в назначенных районах. Так, 5 октября адмирал М. Б. Берх отдал приказ П. С. Нахимову выйти в крейсерство в район пересечения меридиана Тапханкут и 43° параллели, а остальным кораблям Черноморской эскадры находиться в Севастополе в полной боевой готовности к выходу в море в случае необходимости.
Перед выходом П. С. Нахимова из Севастополя вице-адмирал В. А. Корнилов 8 октября вручил ему приказ, в котором говорилось, чтобы он «во изменение ранее данных указаний распространил свое крейсерство к анатолийскому берегу, между мысом Керемпе и портом Амасра, так чтобы быть на пути сообщения между Константинополем и Батумом... Эскадра может подходить на вид берегов, но не должна, без открытия неприязненных действий со стороны турок или повелений высшего начальства, начинать военных с ними действий».
В тот же день вице-адмирал В. А. Корнилов сообщил командующему обороной Кавказского побережья вице-адмиралу Л. М. Серебрякову, чтобы он обратил особое внимание на обеспечение безопасности крейсеров у восточных берегов, так как «по последним известиям, полученным из Константинополя, турецкое правительство предписало своим крейсерам и вообще военным судам с 9 октября [307] при встрече с русскими военными судами быть сильнее их, нападать на них» <РГА ВМФ. Ф. 19. Оп 4. Д. 352. Л. 33, 34>.
Одновременно было приказано повысить боевую готовность и на кораблях Черноморского флота, особенно тех, которые направлялись в крейсерство. Так, вице-адмирал Нахимов перед отправкой кораблей эскадры в крейсерство в приказе № 145 от 10 октября 1853 г. указывал командирам кораблей: «...Я нахожу нужным предложить... по выходе в море зарядить все орудия ядрами... Ружейные патроны иметь под рукой, так чтобы при тревоге легко было их раздать стрелковой и абордажной партиям... Держать постоянно часовых на салингах и о всяком показавшемся судне немедленно извещать адмирала. При встрече с турецкими судами первый неприязненный выстрел должен быть со стороны турок, но то судно или суда, которые на это покусятся, должны быть немедленно уничтожены» <1. С. 254>.
С выходом в море командиры кораблей, выполняя требования этого приказа, приказывали зарядить пушки, приводили корабли в полную боевую готовность с тем, чтобы в любой момент можно было вступить с противником в бой.
Вице-адмирал В. А. Корнилов, так же как и его учитель М. П. Лазарев, был сторонником активных наступательных действий. Однако он понимал, что в осенне-зимний период из-за частых штормов небольшим кораблям, выполнявшим крейсерскую службу, будет трудно подолгу находиться в море. Это, естественно, отрицательно должно было сказаться на эффективности наблюдения за обстановкой на театре. Чтобы обеспечить своевременность обнаружения противника, Владимир Алексеевич предложил адмиралу А. С. Меншикову с началом войны занять с помощью десантов турецкие порты Синоп и Сизополь и использовать их в качестве маневренных баз для своих крейсерских сил. Однако А. С. Меншиков был противником решительных наступательных действий Черноморского флота и отверг смелый и вполне обоснованный план В. А. Корнилова <4. С. 108–109>.
В обстановке нараставшей военно-политической напряженности В. А. Корнилова как начальника штаба флота [308] больше всего беспокоила мысль о внезапном нападении неприятельского флота на русские корабли и порты. После того как англо-французский флот в начале октября 1853 г. перешел из Мраморного моря в район Босфора, В. А. Корнилов, лучше, чем кто-либо другой из руководителей Черноморского флота, понимая последствия такого нападения, решил лично и безотлагательно произвести с помощью пароходофрегатов разведку в районе Босфора и проверить возможность скрытного проникновения англо-французских кораблей в Черное море.
В соответствии с этим решением штаб флота разработал план предстоящей разведывательной операции отряда пароходофрегатов под руководством В. А. Корнилова. Разведку предусматривалось провести по маршруту Севастополь — Кюстенджи — Сизополь — мыс Кефкен — мыс Керемпе — Одесса. Намеченный В. А. Корниловым маршрут позволял не только обследовать район Босфора, но и проконтролировать важнейшую морскую коммуникацию, соединявшую Константинополь с турецкой армией, развернутой на Дунае <РГА ВМФ. Ф. 19. Оп. 4. Д. 352. Л. 50.>. Но проведение этого важного оперативного мероприятия несколько запоздало.
11 октября 1853 г. на Дунае прозвучали первые пушечные залпы, возвестившие о начале войны. В этот день турецкие береговые батареи, установленные на берегу Дуная, обстреляли в районе крепости Исакчи корабли Дунайской военной флотилии, а 15 октября турецкие войска атаковали и захватили пограничный пост Св. Николая на Кавказе. 16 октября по Черноморскому флоту был объявлен приказ, в котором говорилось, что турецкие батареи обстреляли корабли на Дунае, что означало открытие противником военных действий против России. В связи с этим вице-адмирал В. А. Корнилов потребовал от командиров соединений, кораблей и всего личного состава флота «быть в совершенной готовности по первому сигналу к военным действиям» <РГА ВМФ. Ф. 19. Оп. 4. Д. 352. Л. 50.>.
20 октября 1853 г. Россия объявила войну Турции. В тот же день адмирал А. С. Меншиков приказал вице-адмиралу В. А. Корнилову выйти во главе отряда пароходофрегатов на разведку по ранее разработанному им маршруту. [309] По завершении разведки пароходофрегатам предписывалось соединиться с эскадрой вице-адмирала П. С. Нахимова, находившейся в крейсерстве у Босфора, и проинформировать его о сложившейся обстановке на театре в связи с началом войны. Перед выходом в море В. А. Корнилову был вручен приказ адмирала А. С. Меншикова, в котором указывалось, что вице-адмиралу П. С. Нахимову «разрешается брать и разрушать турецкие суда, где бы он их ни встретил».
23 октября отряд кораблей в составе пароходофрегатов «Владимир», «Громоносец», «Одесса» и «Херсонес» под флагом В. А. Корнилова вышел из Севастополя и направился вдоль западного побережья Черного моря в район Босфора. На подходах к проливу был обнаружен отряд турецких кораблей, состоявший из пяти фрегатов и нескольких транспортов. Пароходофрегаты приготовились к бою. Однако противник, заметив их, поспешил укрыться в глубине пролива. Оставив для наблюдения за Босфором пароходофрегат «Владимир» под командованием капитан-лейтенанта Г. И. Бутакова, 27 октября В. А. Корнилов возвратился в Севастополь. Но ненадолго. На следующий день с шестью парусными линейными кораблями он снова вышел к Босфору. 30 октября к ним присоединился «Владимир».
В течение нескольких дней В. А. Корнилов вел наблюдение за выходом из Босфора, но противник так и не появился. 4 ноября В. А. Корнилов отправил два линейных корабля в распоряжение вице-адмирала П. С. Нахимова, эскадра которого в то время лавировала возле анатолийского побережья Турции, а остальные парусные корабли направил в Севастополь. Сам же Владимир Алексеевич перешел на пароходофрегат «Владимир», чтобы еще в течение суток продолжить наблюдение за Босфором <10. С. 33>. Его по-прежнему беспокоила возможность скрытного проникновения в Черное море и внезапного нападения на силы флота и порты не только турецких кораблей, но и англо-французских, сосредоточенных в районе Босфора.
Ведя наблюдение за Босфором, В. А. Корнилов 5 ноября обнаружил недалеко от выхода из пролива турецкий пароход «Перваз-Бахри» и как старший на корабле принял [310] решение атаковать его. На «Владимире» сыграли боевую тревогу. Корабль приготовили к бою. «Владимир» имел на вооружении семь орудий среднего и малого калибра, тогда как на турецком корабле было установлено десять орудий, но меньшего калибра <1а. С. 206>. Приняв решение, В. А. Корнилов занял удобную позицию, которая позволяла отрезать путь отхода турецкому кораблю в Босфор и принудить его к бою.
Бой начался в 10 ч на дистанции 10 кб на параллельных курсах. В первые же минуты хорошо натренированные Г. И. Бутаковым артиллеристы «Владимира» добились нескольких прямых попаданий. Около 11 ч «Перваз-Бахри» резко повернул вправо и направился к берегу в расчете выйти из боя. Однако «Владимир», сделав поворот на 90° вправо, снова продолжил бой. Вице-адмирал В. А. Корнилов, внимательно наблюдавший за боем и действиями командира «Владимира» и артиллеристов, заметил, что на корме неприятельского корабля нет орудий, и посоветовал Бутакову воспользоваться этим благоприятным обстоятельством, чтобы атаковать «Перваз-Бахри» с кормы.
Прекрасно подготовленный в тактическом отношении Г. И. Бутаков быстро выполнил маневр по смене позиции. «Владимир» зашел под корму противника и начал поражать его продольным огнем. «Перваз-Бахри» еще раз попытался уйти от преследования, но это ему опять не удалось сделать. Нанеся ряд серьезных повреждений пароходу в кормовой части, в 12 ч 45 мин «Владимир» вышел на правый борт «Перваз-Бахри» и, уменьшив дистанцию до одного кабельтова, усилил огонь, сосредоточив его по гребному колесу и паросиловой установке, чтобы лишить противника хода. Ведя артиллерийский огонь всем бортом, пароходофрегат нанес турецкому кораблю настолько серьезные повреждения, что он вынужден был в 13 ч спустить флаг и сдаться в плен <3. С. 209–211>.
Таким образом, первый в истории бой паровых кораблей, продолжавшийся три часа, закончился победой пароходофрегата «Владимир». Этот бой показал бесспорное превосходство русских моряков над турецкими в обеспечении высокого темпа стрельбы и меткости огня, в морально-боевых качествах и прекрасное тактическое искусство [311] Г. И. Бутакова — командира корабля, умело сочетавшего маневр с ведением артиллерийского огня.
В. А. Корнилов в донесении адмиралу А. С. Меншикову об этом бое писал: «Капитан, офицеры и команда парохода «Владимир» вели себя самым достойным образом. Капитан-лейтенант Бутаков распоряжался как на маневрах; действия артиллерии были и быстры, и метки, чему лучшим доказательством служат разрушения, ими произведенные на неприятельском судне» <3. С. 213>. Победа «Владимира» над турецким пароходом «Перваз-Бахри» была также следствием хорошо организованной разведки в районе Босфора, которая проводилась по инициативе и под руководством вице-адмирала В. А. Корнилова.
Для Владимира Алексеевича победа «Владимира» имела особое значение. Во-первых, потому, что этот прекрасный во всех отношениях корабль был построен под его личным наблюдением и при активном участии и в первом же бою продемонстрировал свои высокие тактико-технические качества. Во-вторых, что он не ошибся, предложив адмиралу А. С. Меншикову назначить командиром «Владимира» капитан-лейтенанта Г. И. Бутакова как наиболее достойного этой должности офицера.
В знак признательности за вклад вице-адмирала В. А. Корнилова в первую победу Черноморского флота в Крымской войне «Перваз-Бахри» после ремонта в Севастополе был переименован в «Корнилов» <3 С. 215>.
Умело организованные на Черноморском театре разведка и крейсерская служба перед началом войны и после того, как уже начались боевые действия на Черном море, позволили В. А. Корнилову собрать необходимую информацию о передвижении турецкого флота и ближайших намерениях противника в отношении Кавказа. Так, в первых числах ноября 1853 г., получив сообщение о выходе из Босфора в Черное море турецкой эскадры, направлявшейся к побережью Кавказа и укрывшейся от разыгравшегося шторма в Синопе, В. А. Корнилов передал эту информацию вице-адмиралу П. С. Нахимову, который со своей эскадрой крейсировал у анатолийского побережья Турции.
Чтобы проверить полученные разведданные, П. С. Нахимов направился к Синопу. 8 ноября, подойдя к Синопской [312] бухте, он обнаружил на рейде турецкую эскадру, стоявшую на якоре под защитой береговых батарей. Эскадра состояла из 16 кораблей, некоторые из них были паровые. Имея сравнительно небольшие силы, П. С. Нахимов вначале решил ограничиться блокадой Синопа, чтобы не выпустить из него неприятельские корабли, а после прибытия ожидавшегося подкрепления из Севастополя атаковать и уничтожить турецкий флот в его собственной базе.
Атака турецкого флота на Синопском рейде была предпринята П. С. Нахимовым в полдень 18 ноября. И когда бой был уже в полном разгаре и подожженные огнем русской бомбической артиллерии турецкие корабли один за другим стали выбрасываться на берег, к Синопу подошел вице-адмирал В. А. Корнилов с отрядом пароходофрегатов в составе «Одесса», «Крым» и «Херсонес» <2. С. 225>.
Когда пароходофрегаты приблизились к Синопу, В. А. Корнилов заметил неприятельский пароход «Таиф», вышедший с Синопского рейда и удалявшийся в западном направлении. Как выяснилось впоследствии, на нем спасался военный советник турецкого флота англичанин капитан Слэд, которого в Турции называли Мушавер-пашой. Для перехвата парохода, имевшего 22 орудия и скорость 10 узлов, Корнилов выделил пароходофрегат «Одесса», на котором было шесть орудий. Несмотря на то, что «Одесса» почти в четыре раза уступала противнику в артиллерийском вооружении и могла дать ход лишь 8,5 узлов, она все же попыталась вступить с ним в бой. Но «Таиф», произведя несколько орудийных выстрелов с предельной дистанции, не принял бой, воспользовался преимуществом в скорости, оторвался от преследования и ушел в Константинополь <3. С. 126>.
В. А. Корнилов был очень огорчен этим. Но зато он был бесконечно рад результатам Синопского сражения, в котором Черноморская эскадра под командованием вице-адмирала П. С. Нахимова уничтожила 15 из 16 турецких кораблей. Узнав об итогах его, В. А. Корнилов писал: «Битва славная, выше Чесмы и Наварина... Ура, Нахимов, М. П. Лазарев радуется своему ученику» <1. С. 315>.
Выдающаяся победа в Синопском сражении, одержанная под руководством вице-адмирала П. С. Нахимова, [313] в значительной мере была подготовлена всей системой крейсерства Черноморского флота перед началом и в начале Крымской войны. Она позволила своевременно обнаружить передвижение турецкого флота на театре и укрытие его во время шторма в Синопе, а также быстро развернуть и сосредоточить необходимые силы Черноморского флота в районе Синопа.
Синопская победа Черноморского флота явилась последним крупным сражением, или, как ее иногда называют, — лебединой песней парусного флота. На смену ему пришел более совершенный паровой флот, подвергшийся первому и всестороннему боевому испытанию в Крымской войне, сыгравшей важную роль в его. окончательном утверждении как основы военно-морской силы, а также в дальнейшем развитии паровых кораблей.
За умелое руководство боевыми действиями Черноморского флота в начальный период Крымской войны, завершившийся выдающейся Синопской победой российского флота, вице-адмирал В. А. Корнилов был награжден орденом Святого Владимира 2-й степени. В наградной грамоте, подписанной царем, говорилось: «...За отличные распоряжения ваши при военных действиях Черноморского флота всемилостивейше жалуем вас кавалером ордена Святого равноапостольного князя Владимира второй степени» <3. С. 217>.
Уничтожение флота в Синопе и поражение армии Турции на кавказском направлении ускорили вступление Англии и Франции в войну. Убедившись, что Турция не может вести успешную борьбу с Россией собственными силами, англо-французское командование 23 декабря 1853 г. ввело свой флот в Черное море под предлогом защиты турецких коммуникаций, но фактически это означало вступление союзников в войну на стороне Турции. 9 февраля 1854 г. правительство России объявило о состоянии войны с Англией и Францией <5. С. 66>.
Появление на Черном море англо-французского флота, наполовину состоявшего из современных паровых винтовых кораблей, привело к резкому изменению соотношения сил на Черноморском театре. Вице-адмирал В. А. Корнилов прекрасно понимал, что парусные корабли России не [314] могут вести успешную борьбу против огромного союзного парового флота, и принял ряд срочных мер по ускорению постройки заложенных в Николаеве паровых судов. В связи с ограниченным запасом каменного угля Корнилов поставил перед Главным морским штабом вопрос об увеличении его поставок для Черноморского флота. Одновременно им были приняты меры по ремонту парусных кораблей, поврежденных в Синопском сражении и изношенных в длительных крейсерских плаваниях.
Характеризуя состояние Черноморского флота, В. А. Корнилов писал в январе 1854 г.: «Корабли наши покуда не в полной готовности. Герои Синопа потребовали мачт новых и других важных рангоутных дерев, а старики надорваны усиленным крейсерством в глубокую осень и нуждаются в капитальных исправлениях; меры берем, но нелегко исправить без запасов» <3. С. 217>.
В соответствии с указаниями В. А. Корнилова в Николаеве и Севастополе развернулись широкомасштабные строительные и ремонтные работы. «Севастопольское адмиралтейство, — писал один из современников, — превратилось в огромный муравейник, в котором необычная деятельность не прекращалась несколько месяцев сряду, люди менялись, трудясь поочередно, работа кипела день и ночь, и корабли выходили на рейд один за другим» <4. С. 116>. Одновременно на николаевских верфях ускоренными темпами велись работы по достройке пароходофрегатов. Три из них удалось ввести в строй. Таким образом, благодаря самоотверженному труду огромного коллектива рабочих, инженеров и моряков, работавших под постоянным наблюдением и руководством вице-адмирала В. А. Корнилова, ко второй половине февраля 1854 г. удалось восстановить боеспособность основной части Черноморского флота и подготовить корабли к решению поставленных задач.
Подготовка Черноморского флота к кампании 1854 г. велась без противодействия со стороны противника. Турецкий флот после Синопского сражения не предпринимал никаких активных действий, а англо-французский флот после кратковременного пребывания в Черном море вновь вернулся в Босфор. [315]
Первый набег на Черноморское побережье России союзный флот совершил весной 1854 г. 10 апреля 19 линейных кораблей и 10 пароходофрегатов англо-французского флота обстреляли Одессу. После этого была предпринята попытка высадить морской десант. Однако, встретив сильный отпор со стороны русских береговых батарей, противник вынужден был отказаться от высадки десанта и уйти <2. С. 226>.
Потерпев неудачу под Одессой, союзная эскадра через пять дней появилась в видимости Севастополя. В течение десяти дней, удерживаясь за пределами дальности стрельбы береговых батарей, она крейсировала на подходах к Севастополю, но не решалась атаковать город с моря. В связи с появлением крупных сил союзного флота в районе Севастополя Корнилов в приказе по флоту писал: «Появление англо-французской эскадры у самого входа в Севастополь требует со стороны судов флота особой бдительности и совершенной готовности в самое короткое время сняться с якоря и следовать для атаки неприятеля» <3. С. 240>.
В. А. Корнилов и П. С. Нахимов всегда были сторонниками решительных наступательных действий. Но они также всегда трезво оценивали обстановку и не предпринимали опрометчивых действий, которые могли бы привести к неоправданной гибели кораблей и личного состава. Именно поэтому В. А. Корнилов, правильно оценив соотношение сил, не стал вступать в бой с мощной эскадрой паровых кораблей, длительное время маневрировавших в видимости Севастополя.
Однако в кампанию 1854 г. корабли, несмотря на присутствие в Черном море крупных сил союзного флота, не отстаивались в Севастополе, а вели активные боевые действия. Они вели разведку у побережья Крыма и Кавказа, противодействовали попыткам отдельных вражеских кораблей приблизиться к Севастополю, поддерживали связь между главной базой флота, Николаевом и Одессой, вели боевые действия на морских коммуникациях противника.
Особый интерес с точки зрения военно-морского искусства представляют набеговые действия пароходофрегатов, которые по инициативе В. А. Корнилова впервые предпринимались на удаленных участках вражеских коммуникаций. [316] Эти действия паровых судов проводились в условиях, когда на Черном море господствовал англо-французский флот, однако он оказался не способным надежно защитить турецкие прибрежные морские коммуникации, что вызывало крайнее недовольство общественных кругов Англии и Франции.
В набеговых действиях участвовали пароходофрегаты «Владимир», «Эльбрус», «Тамань». Перед каждым выходом судов в море В. А. Корнилов лично осматривал их и инструктировал командиров. Опираясь на Севастополь, пароходофрегаты скрытно проникали в такие удаленные районы турецких коммуникаций, как Синоп, Босфор, Варна и др. Появляясь неожиданно для турок и союзников в этих районах, они наносили короткие внезапные удары по вражеским судам и быстро уходили в море.
Летом 1854 г. пароходофрегаты «Владимир» и «Эльбрус», выйдя из Севастополя, совершили скрытный переход к анатолийскому побережью Турции и нанесли внезапный удар по прибрежной коммуникации противника, уничтожили шесть вражеских судов и благополучно вернулись в Севастополь <3б. С. 383–384>. Набеги пароходофрегатов на прибрежные коммуникации держали турок в постоянном напряжении. «Воображаю, — писал один из участников похода, — какие ужасы ходят в Константинополе о нашем (первом) партизанском набеге и с какими прибавлениями и украшениями передаются эти новости из уст в уста».
Решая боевые задачи, В. А. Корнилов не забывал и о повседневной боевой подготовке кораблей и соединений Черноморского флота. Несмотря на то, что велась война и на театре господствовал англо-французский флот, корабли и эскадры постоянно выходили в море на учебные стрельбы и для отработки маневрирования.
Для лучшей организации боевой подготовки крупных артиллерийских кораблей В. А. Корнилов в июне 1854 г. свел все линейные корабли в четыре отряда (по три корабля в каждом отряде). Эти отряды поочередно выходили из Севастополя в море для отработки учебных задач. После возвращения отряда в базу на смену ему выходил другой и т. д. И так продолжалось до второй половины [317] августа. Подводя итоги боевой подготовки кораблей и соединений Черноморского флота, вице-адмирал В. А. Корнилов в приказе от 18 августа 1854 г. писал: «Удовлетворительное состояние морских работ на кораблях дает возможность прекратить ежедневный выход корабельного отряда для крейсерства в виду Севастополя... Объявляя о сем прекращении крейсерства корабельных отрядов, пользуюсь случаем, чтобы объявить флагманам, командирам, офицерам и командам признательность начальства за то усердие, с которым корабли в продолжение трех месяцев поддерживали крейсерство» <6а. С. 177–178>.
Таким образом, непрерывная боевая подготовка Черноморского флота, проводившаяся под руководством вице-адмирала В. А. Корнилова, обеспечивала поддержание боеспособности кораблей на достаточно высоком уровне и позволяла им даже в сложной боевой обстановке вести успешную борьбу с одиночными кораблями и судоходством противника в Черном море.
В течение всего летнего периода 1854 г. под Севастополем происходили бои пароходофрегатов с англо-французскими судами, которые, как правило, заканчивались быстрым отходом противника от Севастополя. Например, бой 3 июня 1854 г. отряда пароходофрегатов под командованием контр-адмирала А. И. Панфилова с тремя английскими и французскими пароходофрегатами закончился бегством последних <2. С. 227>. В боях с англо-французскими паровыми кораблями у Севастополя зародилась и начала развиваться тактика парового флота России.
Организатор обороны Севастополя
Вице-адмирал В. А. Корнилов, считая, что одним из главных объектов атаки англо-французского флота может стать Севастополь, еще задолго до высадки союзников в Крыму обратил самое серьезное внимание на укрепление обороны города с моря. Интенсивные работы по усилению обороны Севастополя с моря начали проводиться в конце 1853 г. В декабре по указанию В. А. Корнилова моряки трех линейных кораблей установили в глубине Севастопольского рейда три новые батареи, названные «Парижской», «Святославской» и «Двенадцатиапостольской» [318] — по наименованиям кораблей, экипажи которых сооружали батареи. Позже для обстрела входов на рейд начали строительство еще двух батарей также силами личного состава кораблей. Чтобы затруднить плавание неприятельских кораблей в районе Севастополя, были потушены все маяки и уничтожены навигационные знаки и вехи. Из мачт, перевязанных якорными цепями, соорудили бон, который преградил вход на рейд. Для наблюдения за передвижением кораблей противника в районе Севастополя на южном берегу Крыма, на участке между мысами Сарыч и Лукул, развернули несколько дополнительных наблюдательных постов. В целях лучшей организации взаимодействия между корабельной и береговой артиллерией при совместном отражении нападения противника с моря на внешние приморские береговые батареи были выделены с кораблей офицеры связи. Управление огнем корабельной и береговой артиллерии осуществлялось флажными сигналами, которые поднимались на флагманском корабле «Великий князь Константин». На рейде неслось постоянное дежурство пароходофрегатами, в задачу которых входило контролировать действия всех судов, подходящих к Севастополю с моря <4. С. 116–117>.
Под руководством В. А. Корнилова штаб флота разработал специальные тактические документы, которыми должны были руководствоваться защитники Севастополя в случае нападения на него англо-французов с моря. В них по существу были изложены взгляды В. А. Корнилова на вопросы обороны базы флота и задачи, которые должны решать корабли при обороне базы, и способы действий кораблей при этом. В инструкции В. А. Корнилова предусматривалось четыре варианта возможных действий англо-французского флота против Севастополя:
атака кораблей с моря с одновременной высадкой десанта в целях захвата внешних приморских батарей;
внезапная высадка десанта для захвата приморских батарей с целью открыть доступ своим кораблям на рейд;
атаки кораблей, стоящих на рейде, с помощью брандеров;
артиллерийский обстрел Севастополя и стоящих на рейде кораблей с дальних и средних дистанций <3. С. 226–233>. [319]
Из четырех вариантов возможных действий противника против Севастополя и находившихся в нем кораблей В. А. Корнилов наиболее вероятным считал внезапное нападение на внешние приморские батареи (Константиновскую и № 10) с последующим прорывом кораблей в Севастопольскую бухту. В этом случае, по мнению В. А. Корнилова, особую опасность представляли паровые суда, которые могли прорваться на рейд под покровом ночи или днем в плохую видимость. «Быстрота, с которой пароходы могут переноситься с места на место, и определительность их плавания, — писал Корнилов, — особенно благоприятствуют внезапным атакам» <3. С. 230>.
Для защиты Севастополя от внезапного нападения противника с моря В. А. Корнилов предложил ряд хорошо продуманных мероприятий, которые предусматривали: развертывание сети береговых постов для наблюдения за подходами с моря в целях информирования командования о передвижениях неприятельских кораблей в районе Севастополя; поддержание повышенной боевой готовности приморских батарей к отражению возможных внезапных [320] атак противника; взаимодействие береговой и корабельной артиллерии при отражении внезапных атак; создание отрядов гребных судов для уничтожения десантно-высадочных средств противника; назначение пароходофрегатов для поддержки гребных судов и нападения на паровые суда противника <4. С. 118>.
В. А. Корнилов разработал два варианта боевого расписания кораблей и береговых частей флота для отражения атаки противником Севастополя со стороны моря и суши. В каждом из этих вариантов перечислялись конкретные силы, средства, задачи и способы их решения. Для отражения атаки с моря основные корабельные силы Черноморского флота были разделены на две эскадры. В первую эскадру, предназначенную для защиты Севастопольского рейда, входили восемь линейных кораблей, восемь фрегатов, несколько более мелких парусных судов и пять пароходофрегатов. Вторая эскадра предназначалась для защиты гавани. Она имела пять линейных кораблей и четыре пароходофрегата <3. С. 219–220>.
В. А. Корнилов, будучи сторонником активной обороны главной базы флота, предусматривал не только использование корабельных сил с якорных позиций в Севастопольской бухте, но и выходы кораблей в море для атаки неприятельских судов на подходах к Севастополю. В приказе об усилении бдительности и повышении готовности кораблей к выходу в море в целях атаки противника он писал: «Появление англо-французской эскадры у самого входа в Севастополь... требует со стороны судов флота особой бдительности и совершенной готовности в самое короткое время сняться с якоря и следовать для атаки неприятеля» <3. С. 240>.
По мере нарастания угрозы нападения на Севастополь В. А. Корнилов расширял масштабы своей деятельности по мобилизации всех сил и средств для укрепления обороны базы флота с моря и суши. Этого же он требовал и от своих помощников. Особенно большую помощь В. А. Корнилову оказывал вице-адмирал П. С. Нахимов. По всем вопросам, связанным с укреплением обороны Севастополя, Владимир Алексеевич обычно советовался с ним. «Имея намерение ввести в употребление на флоте что-нибудь новое, [321] — писал один из современников, — Корнилов всегда спрашивал предварительно мнение своего старого товарища (П. С. Нахимова. — Авт.)» <4. С. 116>.
По указанию В. А. Корнилова пароходофрегаты вели систематическую разведку на театре. Неоднократно он сам выходил в море на пароходофрегате «Владимир», чтобы лично проверить обстановку в районе Севастополя и произвести рекогносцировку Крымского побережья между мысом Лукулл и Херсонесским маяком.
Владимир Алексеевич регулярно проверял боеготовность кораблей и береговых батарей к отражению внезапных атак противника, производил осмотр береговых укреплений и смотр морских команд, предназначенных для обороны базы с суши, решал широкий круг и других вопросов по укреплению обороны города с моря и суши, возникавших перед ним как перед организатором защиты Севастополя. Комплекс мероприятий, осуществленных в целях организации надежной обороны Севастополя и с сухопутного, и с морского направлений, непосредственным образом повлиял и на план действий экспедиционных войск союзников в Крыму. [322]
Высадка десанта союзников у Евпатории
1 сентября 1854 г. береговые наблюдательные посты донесли о движении огромного флота союзников в сторону Евпатории. Евпаторию, как вскоре стало известно, англо-французское командование избрало в качестве района высадки своего экспедиционного корпуса, предназначенного для захвата Севастополя. Высадить крупный морской десант непосредственно в Севастополе неприятель побоялся: овладеть главной базой Черноморского флота он решил ударом по Севастополю с суши и одновременной атакой кораблей с моря.
Посадка союзных войск на транспорты в Варне, переход судов морем и высадка десанта в Евпатории производились крайне неорганизованно и неумело. Переход десантного отряда морем не обеспечивался разведкой и необходимым охранением. Связь между отдельными отрядами транспортов, растянувшихся на много миль, отсутствовала.
Первый эшелон десанта, размещавшегося на 54 французских судах, в течение трех дней, не имея никакого охранения, находился без движения в море в ожидании выхода из Варны английских судов с главными силами десанта <10. С. 40>. Однако этот благоприятный момент не был использован русским командованием для атаки неприятельского десанта на переходе морем. Но эта непростительная пассивность не была грубой оперативной ошибкой ни В. А. Корнилова, ни П. С. Нахимова.
Вопрос о том, как следовало использовать флот в подобном случае, решали не они, а главнокомандующий сухопутными и морскими силами в Крыму адмирал А. С. Меншиков, который, в свою очередь, руководствовался указаниями Николая I, изложенными им в личном письме от 3 декабря 1853 г.: «Ежели точно англичане и французы выйдут в Черное море, — писал царь А. С. Меншикову, — с ними драться не будем, а пусть они отведают наших батарей в Севастополе, где ты их примешь салютом; иного они, может, и не ожидают. Высадки не опасаюсь, а ежели бы попытка и была, то, кажется, и теперь отбить их можно; в апреле же будешь иметь всю 16-ю дивизию с ее артиллерией, [323] бригаду гусар и конные батареи, более чем нужно, чтобы заставить их хорошо поплатиться» <РГА ВМФ. Ф. 19. Оп. 4. Д. 352. Л. 92>.
Николай I, будучи уверенным в неприступности Севастополя с моря и считая, что Меншиков имеет достаточно сухопутных сил для отражения наступления союзного десанта на побережье Крыма, был против активного использования Черноморского флота в борьбе с англо-французским флотом на Черном море. Поэтому князь Меншиков, слепо выполнявший любые распоряжения царя, запретил использовать Черноморскую эскадру для атаки союзного десантного отряда на переходе его морем. Адмирал А. С. Меншиков не воспользовался также и благоприятным случаем для атаки неприятельских транспортов с десантными войсками, когда они в ожидании высадки в течение суток находились без движения в районе Евпатории. Вице-адмирал П. С. Нахимов по собственной инициативе и с одобрения В. А. Корнилова пытался выйти в море и атаковать англо-французско-турецкий десант в момент высадки его в Евпатории. Но противный ветер не позволил парусным кораблям выйти из Севастополя. Для отражения высадки неприятельского десанта не была использована также полевая армия, которую А. С. Меншиков развернул на рубеже р. Альма в ожидании подхода противника.
Таким образом, военно-техническая отсталость России, выразившаяся в отсутствии достаточно сильного современного парового флота, и серьезные ошибки адмирала А. С. Меншикова — главнокомандующего вооруженными силами России в Крыму — позволили англо-французскому командованию высадить экспедиционные войск без боя.
Завершив высадку, войска противника начали продвигаться вдоль побережья в сторону Севастополя. 8 сентября 1854 г. на р. Альма произошло первое сражение с союзной армией. В Альминском сражении принимал участие батальон моряков под командованием капитан-лейтенанта Рачинского, который оборонял деревню Бурлюк <3. С. 300>. Исход этого сражения решило качественное превосходство оружия англо-французов. В то время как русские были вооружены гладкоствольными ружьями с дальностью стрельбы [324] 300 шагов, неприятель имел на вооружении нарезные ружья, стрелявшие на 1200 шагов, т. е. в четыре раза дальше. И несмотря на мужество и отвагу, проявленные русскими солдатами, войска вынуждены были оставить позиции на р. Альма и отступить к Бахчисараю.
Затопление кораблей
На следующий день после Альминского сражения главнокомандующий князь А. С. Меншиков, опасаясь прорыва союзного флота в Севастополь, приказал В. А. Корнилову подготовить часть кораблей к затоплению, чтобы преградить неприятельскому флоту доступ на Севастопольский рейд, а их артиллерию и команды использовать для усиления обороны базы с суши <3. С. 23>.
В тот же день В. А. Корнилов собрал военный совет из флагманов и капитанов, чтобы обсудить вопрос о том, как следует поступить с флотом в сложившейся обстановке. В. А. Корнилов на этом совещании высказался за решительные действия — предложил выйти в море и атаковать противника даже в том случае, если эта атака закончится гибелью Черноморской эскадры. Однако большинство офицеров на этот раз не поддержало своего начальника штаба, считая, что в сложившейся обстановке более целесообразно флот использовать для усиления обороны Севастополя <4. С. 126–127>. Не согласился с предложением В. А. Корнилова и князь А. С. Меншиков, который в категорической форме потребовал немедленно затопить суда в Севастопольской бухте и в случае невыполнения данного приказа пригрозил начальнику штаба флота отправить его в Николаев. Корнилов вынужден был исполнить этот нелегкий для него приказ <3. С. 23>.
Выполнив приказ главнокомандующего, В. А. Корнилов обратился к гарнизону Севастополя с призывом: «Товарищи. Войска наши после кровавой битвы с превосходящим неприятелем отошли к Севастополю, чтоб грудью защитить его. Вы пробовали неприятельские пароходы и видели корабли его, не нуждающиеся в парусах. Он привел двойное число таких, чтоб наступить на нас с моря; нам надобно отказаться от любимой мысли — разразить врага на воде. К тому же мы нужны для защиты города, [325] где наши дома и у многих семейства. Главнокомандующий решил затопить 5 старых кораблей на фарватере... Грустно уничтожать свой труд: много было употреблено наших усилий, чтобы держать корабли, обреченные жертве, в завидном свету порядке, но надобно покоряться необходимости. Москва горела, а Русь от этого не погибла, напротив, стала сильнее» <3. С. 258>.
Из обращения Корнилова к личному составу севастопольского гарнизона видно, что он в корне изменил свое первоначальное решение о бое с англо-французским паровым флотом в открытом море, считая его бессмысленным, и согласился с мнением тех офицеров, которые предлагали использовать корабли для усиления обороны Севастополя.
Прослужив в Черноморском флоте около 30 лет и пройдя в его рядах славный путь от лейтенанта до вице-адмирала и начальника штаба флота, В. А. Корнилов должен был отдать приказ подчиненным о затоплении кораблей. Затопление [326] их с большой болью было воспринято черноморскими моряками, как теми, кто вообще выступал против этого акта, так и теми, кто считал это решение единственно правильным и необходимым в сложившейся обстановке.
В ночь на 11 сентября 1854 г. семь наиболее устаревших кораблей, из них пять линейных и два фрегата, по указанию В. А. Корнилова были выведены в назначенные места у входа в Севастопольскую бухту и затоплены. Снятые с них пушки и команды были использованы для укрепления обороны Севастополя с суши <3. С. 23>.
«Трудно вообразить, — писал один из участников этого драматического события, — это грустное чувство при виде погружающегося родного корабля. Корабль не есть просто соединение дерева, железа, меди и снастей, нет — это живое существо, способное понять все хлопоты, старания, труды о нем и отблагодарить вас с полной благодарностью» <4. С. 127>.
Оборона Севастополя
После победы в Альминском сражении союзная армия двинулась к Севастополю. Первоначально противник намеревался нанести удар по главной базе флота с северной стороны, но затем изменил направление удара на южное, с которого Севастополь был защищен хуже. Для базирования своих кораблей англичане использовали Балаклаву, французы — Казачью и Камышевую бухты. Заняв эти пункты, союзные армия и флот начали готовиться к достижению цели Крымской кампании — захвату Севастополя, который стал превращаться в главный объект длительного и упорного противоборства сторон.
Вступив в командование силами обороны Севастополя, В. А. Корнилов 13 сентября объявил город на осадном положении. Генерал-лейтенант Моллер, назначенный Меншиковым командующим Севастопольским гарнизоном, своим приказом обязал «всех начальников войск исполнять все приказания вице-адмирала Корнилова» <4. С. 171>.
Одной из первых мер В. А. Корнилова как руководителя обороны Севастополя было усиление войск гарнизона за счет перевода на берег корабельных команд. По его приказам вначале было сформировано 17 морских батальонов [327] общей численностью 12 тыс. человек <4. С. 129>. Затем число морских батальонов было увеличено до 22. Первые батальоны формировались из моряков различных кораблей по мере перехода их на берег, но в дальнейшем по указанию В. А. Корнилова они были переформированы на основе сохранения единства корабельных экипажей во главе со своими командирами. Это облегчало управление батальонами и главное — повышало в бою стойкость моряков и взаимную поддержку их, основанные на дружбе и сплоченности моряков, сложившихся на кораблях в длительных плаваниях и походах.
На защиту родного Севастополя В. А. Корнилов призвал также и его жителей. «По первому призыву его о высылке рабочих людей для постройки укреплений на северной стороне, — писал современник, — весь Севастополь ожил и стал на ноги» <11. С. 94>.
Обращаясь к защитникам Севастополя, призванным строить укрепления, а затем защищать город, В. А. Корнилов говорил: «...Нам некуда отступать, позади нас море, впереди неприятель... Пусть музыканты забудут играть ретираду (отступление. — Авт.) — тот изменник, кто [328] протрубит ретираду! И если я сам прикажу отступить — коли меня» <5а. С. 22>.
Защитники Севастополя с огромным подъемом встретили призыв Корнилова ускорить работы по возведению оборонительных сооружений на северной и южной сторонах города. Они возводили укрепления и устанавливали новые батареи из пушек, снятых с затопленных кораблей. «Работали, — писал один из участников обороны, — не переводя дыхания, и день и ночь, и в два дня южная оборонительная линия была уже неузнаваема. Все кинулись к бастионам, стар и млад, стараясь помогать своим же родным матросикам, кто отцу, кто дядьке. Кто имел лошадь — отдал ее на бастион возить снаряды и землю; дети тащили лопаты; женщины носили воду и пищу... В первые дни появления врага, пока южная сторона не укрепилась твердо, женщины копали землю на бастионах» <5а. С. 22>.
Укрепления на северной и южной сторонах города возводились под непосредственным руководством В. А. Корнилова и П. С. Нахимова, которым большую помощь оказывали Тотлебен, являвшийся крупным специалистам по фортификационным работам, и В. И. Истомин, исполнявший обязанности начальника штаба северной оборонительной линии.
Благодаря огромным усилиям солдат, матросов и жителей Севастополя в короткий срок удалось значительно усилить оборону города с суши. За три недели под Севастополем было сооружено свыше 10 новых батарей с 340 орудиями <4. С. 137>. «В продолжение короткого времени, — отмечал В. А. Корнилов в приказе от 3 октября 1854 г., — неутомимою деятельностью всех, и офицеров, и нижних чинов, выросли из земли сильные укрепления, и пушки старых кораблей расставлены на этих грозных твердынях» <3. С. 267>.
Оставшиеся в строю парусные корабли и пароходофрегаты было решено использовать для усиления обороны города с моря и артиллерийской поддержки сухопутных войск. Для этого все они были расписаны по огневым позициям, которые назначались с учетом наиболее эффективного использования артиллерии и на самых ответственных участках обороны. [329]
Особое внимание как руководитель обороны Севастополя В. А. Корнилов уделил разработке инструкций и наставлений по использованию разнородных сил в обороне базы и способах их действий. В одной из первых инструкций, введенной в действие 26 сентября, Корнилов писал: «При дневной атаке батарейным огнем или при бомбардировании иметь необходимых людей при орудиях, кои по своему положению могут отвечать неприятелю; остальных же всех стараться расставить так или удалить, чтобы неприятельские ядра и бомбы как можно менее вредили войску» <3. С. 264>. В другой инструкции В. А. Корнилов вновь напоминал начальникам: «При предстоящей осаде и бомбардировании, как я уже объявлял, главная забота дистанционных и других начальников должна состоять в сбережении людей» <3. С. 265>.
Забота В. А. Корнилова о подчиненных и их безопасности в предстоящих кровопролитных боях красной нитью проходит через все боевые инструкции, составленные [330] им в период подготовки Севастополя к обороне. Эту же цель он преследовал, выступив в качестве одного из инициаторов широкого строительства блиндажей при создании сухопутной обороны города.
В приказах, инструкциях и наставлениях, разработанных и изданных В. А. Корниловым, давались подробные указания защитникам Севастополя об использовании артиллерии и стрелкового оружия, о способах отражения атак противника, о взаимной выручке в бою. Например, о применении артиллерии он писал: «При дневной атаке штурмованием артиллеристам должно быть внушено, чтобы палили в толпы или колонны по мере достигания ядрами или бомбами и гранатами, и когда неприятель подойдет на картечный выстрел, то картечью, продолжая действия даже и тогда, когда часть неприятеля ворвется; когда же он отобьет от орудий, то, не оставляя их, обороняться холодным оружием... Действовать артиллерией против неприятельских работ только тогда, когда ею можно принести действительную пользу; в других случаях стрелять без видимой пользы воспрещается» <3. С. 264>.
В отражении атак противника важное значение имели стрелковые части. «Стрелки, — писал В. А. Корнилов, — обязаны держать беглый огонь, направляя его в подступающие массы, и когда неприятель взойдет в ров или на вал, то отражать его штыками, не покидая мест и не собираясь в кучки... При отбитии штурма войскам не увлекаться и не выходить из оборонительной линии, дабы не мешать действию артиллерии, которая должна преследовать отступающего неприятеля» <3. С. 264>.
Вице-адмирал В. А. Корнилов был моряком и большим знатоком военно-морского искусства, но тактикой сухопутных войск он никогда не занимался. Однако, возглавив оборону Севастополя, он с большой ответственностью отнесся к выполнению возложенных на него обязанностей и в короткий срок, напряженно работая, преимущественно по ночам, настолько глубоко изучил тактику сухопутных войск, что смог разработать ряд тактических документов, сыгравших важную роль в подготовке войск к обороне Севастополя и в ходе самой обороны. Спустя полгода после начала обороны Севастополя П. С. Нахимов, отмечая важность [331] разработанных В. А. Корниловым документов, писал: «Плод продолжительных трудов и глубоких соображений, увенчанный уже успехом, заслуживает только удивления» <4. С. 140>.
Таким образом, к началу первой атаки союзными войсками Севастополь был почти полностью подготовлен к обороне с моря и суши. Войска гарнизона, усиленные моряками Черноморского флота, были развернуты на оборонительных рубежах и находились в полной боевой готовности к отражению наступления превосходящих сил противника. Большая заслуга в этом принадлежала вице-адмиралу Корнилову и Нахимову, под руководством которых гарнизон города и экипажи кораблей готовились к обороне главной базы флота.
В роли главного руководителя обороны Севастополя особенно ярко проявились высокие организаторские способности, огромная энергия, исключительная работоспособность и военный талант В. А. Корнилова, который смог в крайне трудной обстановке в короткий срок сплотить воедино усилия армии, флота и гражданского населения города для совместного отпора врагу.
С отходом главных сил армии от р. Альма к Бахчисараю вся тяжесть борьбы с огромной экспедиционной армией союзников, насчитывавшей более 60 тыс. человек, [332] и их флотом, имевшим около 90 боевых кораблей, из них свыше половины — паровых, легла на Севастопольский гарнизон (27 804 человека) и оставшиеся в строю корабли <РГА ВМФ. Ф. 19. Оп. 4. Д. 106. Л. 20–21>.
3 октября 1854 г. на военном совете союзного командования было принято решение произвести совместную атаку Севастополя силами армии и флота на рассвете 5 октября. Атаке должна была предшествовать мощная артподготовка с использованием сухопутной и корабельной артиллерии.
По усиленным приготовлениям в лагере союзников В. А. Корнилов правильно определил возможное время первой атаки Севастополя. 4 октября он предупредил защитников города о том, что «завтра будет жаркий день». Для отражения штурма он принял необходимые меры по обеспечению всех береговых батарей боеприпасами, а личный состав гарнизона привел в полную боевую готовность.
В последнем приказе перед боем В. А. Корнилов призывал воинов к взаимной поддержке и выручке в бою: «Помни каждый, что для успеха надо думать не о себе, а о товарище» <3. С. 267>.
Будучи уверенным, что англо-французские и турецкие войска наступление на Севастополь начнут 5 октября, В. А. Корнилов решил упредить противника в открытии огня. Рано утром защитники Севастополя открыли мощный артиллерийский огонь, сосредоточив его на неприятельских батареях. В борьбе с ними активное участие приняли парусные линейные корабли «Гавриил» и «Ягудиил» и пароходофрегаты «Владимир», «Херсонес» и «Крым» <1б. С. 81–108>. Огонь они вели в тесном взаимодействии с береговой артиллерией. Особенно успешно действовал отряд пароходофрегатов под командованием капитана 2 ранга Г. И. Бутакова. Паровые корабли, не зависимые от направления и силы ветра, свободно маневрировали на ограниченной акватории Севастопольской бухты, выбирая для себя наиболее удобные позиции.
На передовые позиции В. А. Корнилов и П. С. Нахимов прибыли в первые минуты артиллерийской дуэли. Переходя с одной батареи на другую, они подбадривали артиллеристов. На передовых позициях Владимир Алексеевич [333] вел себя исключительно храбро, порой даже безрассудно, без надобности рискуя жизнью. На просьбы офицеров уйти в укрытие, он отвечал: «В такой торжественный день я имею душевную потребность видеть всюду своих героев на поле их отличия... Раз другие исполняют свой долг, то почему же мне мешают исполнять мой долг» <5а. С. 25>.
Огонь артиллерии был весьма эффективен, особенно в борьбе с французскими батареями. Несколькими меткими залпами был взорван пороховой погреб, что вызвало серьезное расстройство в рядах французских войск. Вскоре все французские батареи были подавлены, и они прекратили огонь. «В несколько часов, — писали Маркс и Энгельс, — русские заставили замолчать огонь французских батарей, в течение всего дня вели почти равный бой с английскими батареями. Защита русских сильно отрезвила победителей при Альме» <6б. С. 186>.
Благодаря своевременно нанесенному упреждающему артиллерийскому удару замысел союзного командования, рассчитанный на уничтожение севастопольских укреплений с помощью артиллерии, был сорван. Во второй половине [334] дня англо-французские войска, не добившись успеха, прекратили обстрел укрепленных позиций.
Союзный флот, который по плану должен был открыть огонь с моря одновременно с обстрелом с берега, бомбардировку Севастополя корабельной артиллерией начал с опозданием на пять часов. В обстреле русских позиций участвовало 50 паровых и парусных кораблей, имевших на вооружении 2680 орудий. Корабли расположились перед Севастопольской бухтой в виде полукруга, в расстоянии 6–16 кб от русских береговых батарей, прикрывавших вход в бухту <7. Л. 27>.
Ответный огонь по кораблям противника вели пять береговых батарей (150 орудий) и пароходофрегаты «Одесса» и «Бессарабия». Многие корабли союзников получили повреждения, а некоторые из них имели от 50 до 200 прямых попаданий и были настолько серьезно повреждены, что вышли из строя <1а. С. 216>.
Бой продолжался пять часов. Несмотря на огромное превосходство в артиллерии, союзный флот не смог добиться успеха и вынужден был прекратить огонь и отойти от Севастополя. Потерпев неудачу в борьбе с береговыми батареями обороны Севастополя, англо-французское командование отказалось в дальнейшем от использования флота для обстрела города с моря. Решающую роль в борьбе с деревянными кораблями неприятеля сыграли бомбические пушки береговых батарей.
Таким образом, первая попытка союзников овладеть Севастополем путем атаки его с суши и моря была сорвана героическими действиями защитников Севастополя. Но этот успех достался им нелегко. Защитники города понесли большие потери.
Но самой тяжелой утратой не только для Черноморского флота, но и для России явилась смерть В. А. Корнилова — организатора и руководителя обороны Севастополя. Смертельное ранение Владимир Алексеевич получил в 11 ч 30 мин на Малаховом кургане, который подвергался особенно сильной бомбардировке. Последними словами его перед потерей сознания были: «Отстаивайте же Севастополь» <3. С. 290>. Доставленный в госпиталь, он вечером того же дня скончался, произнеся перед [335] смертью только одну фразу: «Я счастлив, что умираю за Отечество» <3. С. 308>.
Похоронили В. А. Корнилова в склепе Морского собора Св. Владимира в Севастополе, рядом с могилой его учителя М. П. Лазарева. Впоследствии на Малаховом кургане, на месте, где В. А. Корнилов был сражен неприятельским ядром, ему был установлен памятник. Его именем назван один из крейсеров российского флота.
После гибели В. А. Корнилова оборону Севастополя возглавил не менее достойный сын Отечества, его близкий товарищ по совместной службе в Черноморском флоте, вице-адмирал Павел Степанович Нахимов.
Владимир Алексеевич Корнилов прослужил в российском флоте более 33 лет и занял почетное место среди выдающихся флотоводцев отечественного военно-морского флота. Он внес большой вклад в развитие военно-морского флота, выступив вместе с адмиралом М. П. Лазаревым инициатором постройки паровых кораблей в России.
Как начальник штаба Черноморского флота он сыграл важную роль в укреплении боеспособности и повышении боеготовности его накануне Крымской войны. В. А. Корнилов оставил заметный след в развитии таких областей военно-морского искусства, как организация крейсерской службы и совместные действия армии и флота.
В. А. Корнилов был талантливым, высокообразованным и широко мыслящим человеком с аналитическим складом ума. Он был честным, порядочным, энергичным и справедливым начальником. В работе его отличали целеустремленность, умение видеть главное, а в действиях — решительность и исключительно ответственное отношение к своим служебным обязанностям и порученному делу. Всех, кто близко знал В. А. Корнилова, поражали его необычайная работоспособность и высокие организаторские способности. Он обладал особым чувством видеть главное в области науки и техники, за развитием которых внимательно следил и стремился использовать все новшества в интересах флота. [336]
Почти всю военно-морскую службу Корнилов провел на Черноморском флоте под непосредственным руководством М. П. Лазарева и стал одним из любимых его учеников. Михаил Петрович первым распознал в молодом офицере способности, позволяющие стать крупным военно-морским деятелем. Он сыграл особенно большую роль в становлении В. А. Корнилова и как командира корабля и соединения, и как штабного офицера.
В. А. Корнилов получил большой опыт в управлении кораблем, обучении и воспитании личного состава. Корабли, которые он возглавлял, являлись образцовыми как по внешнему виду, организации службы и выучке личного состава, так и по боеспособности. Линейный корабль «Двенадцать Апостолов», которым в течение нескольких лет командовал Владимир Алексеевич, был лучшим по боевой подготовке в составе Черноморского флота.
В. А. Корнилов отличался безукоризненным умением управлять кораблем, высокой требовательностью к себе и подчиненным, сочетавшейся с постоянной заботой о них, особенно о матросах, которых, так же как и его учитель М. П. Лазарев, считал решающей силой в бою. Обладая широкими знаниями и организаторскими способностями, он добивался высоких результатов в обучении и воспитании офицеров и матросов, показывал личный пример самоотверженного служения флоту.
Заслугой В. А. Корнилова в обороне Севастополя явилось прежде всего то, что он подготовил город к обороне как с моря, так и с суши. Он смог сплотить войска гарнизона, моряков и гражданское население в единую монолитную силу, которая 349 дней и ночей сдерживала превосходящие силы союзных армий, оснащенных более совершенным оружием. И только ценой огромных потерь врагу удалось сломить сопротивление защитников Севастополя и овладеть главной базой Черноморского флота. И хотя В. А. Корнилов погиб на боевом посту при первой же бомбардировке Севастополя 5 октября 1854 г., его деятельность при подготовке главной базы флота к обороне позволила создать надежный фундамент для всех последующих оборонительных боевых действий. Разработанные им инструкции по совместному применению [337] разнородных сил армии и флота и организации взаимодействия между ними использовались защитниками Севастополя в качестве основных руководящих оперативно-тактических документов на всем протяжении обороны города.
Таким образом, роль В. А. Корнилова как организатора и руководителя обороны Севастополя трудно переоценить, ибо его имя неразрывно связано со всей героической севастопольской эпопеей. И все же главными героями обороны Севастополя были простые солдаты и матросы, которые на своих плечах вынесли основную тяжесть одиннадцатимесячной осады Севастополя.
Отечественная историография уделила большое внимание изучению творческого наследия В. А. Корнилова в области развития военно-морского флота и военно-морского искусства. В 1947 г. Военное издательство выпустило в свет сборник документов и материалов «Вице-адмирал Корнилов», подготовленный Главным архивным управлением МВД СССР и Институтом истории АН СССР, в котором впервые довольно полно раскрывается многогранная деятельность Владимира Алексеевича Корнилова как выдающегося военно-морского деятеля нашей Родины. О жизни и деятельности В. А. Корнилова написан ряд очерков и научных статей. Наиболее значительной из них является работа Б. И. Зверева «Вице-адмирал В. А. Корнилов», изданная Крымиздатом в 1957 г. Роль В. А. Корнилов в развитии отечественного флота и военно-морского искусства отражена в советских энциклопедиях и трудах по истории Военно-Морского Флота России.
Литература
1. Адмирал П. С. Нахимов: Документы. М., 1954.
1а. Березин. Морская тактика. СПб., 1970.
1б. Богданович М. Восточная война. СПб., 1876. Т. 3.
2. Боевая летопись русского флота. М., 1948.
3. Вице-адмирал Корнилов: Материалы для истории русского флота. М., 1947.
3а. Горев В. Война 1853–1856 гг. и оборона Севастополя. М., 1955.
36. Зайончковскии А. М. Восточная война 1853–1856 гг. СПб., 1913. Т. 1.4. 1.
4. Зверев Б. Вице-адмирал В. А. Корнилов. Симферополь, 1957. [338]
5. Золотарев В. А., Козлов И. А. Российский военный флот на Черном море и в Восточном Средиземноморье. М., 1988.
5а. Кровяков Н. С. Русские моряки в Восточной (Крымской) войне. М.,1945.
6. Лазарев М. П.: Документы: В 2 т. М., 1952–1955.
6а. Материалы для истории обороны Севастополя и биографии Корнилова. СПб. 1859.
6б. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 10.
7. Морской атлас. М., 1959. Т. III. Ч. 1: Описания к картам.
8. Морской сборник. 1855. № 12.
9. Никульченков К. И. Адмирал Лазарев. М., 1959.
10. Петров М. А. Обзор важнейших кампаний и сражений парового флота. Л., 1927.
11. Русская старина. 1885. № 47.
Адмирал П. С. Нахимов
Адмирал П. С. Нахимов вошел в историю Российского военно-морского флота как пламенный патриот Родины, талантливый воспитатель моряков, любимец матросов и выдающийся военный руководитель, вписавший немало замечательных страниц в боевую летопись отечественного флота. Среди славных деяний прославленного флотоводца особое место занимают Синопская победа Черноморского флота и одиннадцатимесячная Севастопольская эпопея.
В Морском корпусе
Павел Степанович Нахимов родился 23 июня 1802 г. в с. Волочек Вяземского уезда Смоленской губернии (ныне с. Нахимовское Андреевского района Смоленской области) в небогатой дворянской семье отставного майора Степана Нахимова <1. С. 3>.
У Степана Нахимова было пять сыновей, и все они служили в военно-морском флоте, Павел по старшинству среди братьев был четвертым. Он с детства полюбил флот и решил стать морским офицером. В 1813 г., еще в 11-летнем возрасте, П. С. Нахимов подал прошение о зачислении его в Морской корпус. Однако из-за отсутствия вакантных мест ему было отказано в приеме, и только спустя два года, в 1815 г., он смог стать кадетом Морского корпуса в Санкт-Петербурге <1. С. 3>.
Павел Нахимов пришел в Морской корпус с достаточно высокой общеобразовательной подготовкой и некоторым опытом плавания на учебных кораблях в качестве волонтера. [339]
Поэтому он проходил в кадетах совсем недолго и в конце июля 1815 г. был произведен в гардемарины <1. С. 3>.
В то время Морской корпус считался одним из лучших военных учебных заведений России. Но и в нем, так же как и в других подобных закрытых учебных заведениях, существовали жесткие порядки. Они угнетающе действовали на воспитанников, вызывая у них законное чувство протеста и неприязни к той части офицеров-воспитателей, которые отличались изощренными приемами «воспитания» с помощью розг. Поэтому неудивительно, что у воспитанников после окончания корпуса наиболее прочно сохранялись в памяти воспоминания о розгах. Так, В. И. Даль, учившийся в Морском корпусе в одно время с П. С. Нахимовым, писал: «В памяти остались одни розги. <...> Трудно ныне поверить, что не было другого исправительного наказания против ошибки, шалости, лени и даже в случае простой бессмысленной досады любого из числа 25 офицеров» <7. С. 2247–2248>.
Многие дворянские дети не выдерживали палочной дисциплины и жестких порядков и покидали Морской корпус. Но Павел Нахимов оказался достаточно стойким в моральном и физическом отношении и смог даже в этих трудных условиях продолжать учебу, беря для себя все лучшее, что имелось в этом старейшем в стране учебном заведении. С первых дней пребывания в корпусе Павел Нахимов зарекомендовал себя как весьма способный к наукам и дисциплинированный гардемарин, проявлявший большой интерес к изучению военно-морских дисциплин.
Во время обучения в корпусе Павел Нахимов подружился с близкими для него по взглядам и убеждениям гардемаринами. Его друзьями и товарищами были М. А. Бестужев, Д. И. Завалишин, Ф. Г. Вишневский — будущие декабристы, М. Ф. Рейнеке — известный впоследствии ученый-гидрограф, В. И. Даль — выдающийся лингвист и писатель, создатель знаменитого Толкового словаря, А. П. Рыкачев — автор записок «Год Наваринской кампании», Е. В. Путятин — гидрограф и дипломат. Близкое общение с дворянской молодежью, отличавшейся своими прогрессивными взглядами, оказывало на П. С. Нахимова плодотворное влияние.
Теоретическая учеба в корпусе органически увязывалась с ежегодными практическими плаваниями, которые проводились в летнее время на учебных и боевых кораблях Балтийского флота под руководством офицеров-воспитателей и преподавателей. Всего программой обучения предусматривалось три учебные практики. Первые две по времени были сравнительно непродолжительными, около месяца, и имели своей целью дать воспитанникам корпуса практические знания по устройству парусного корабля и выработать у них навыки в выполнении всех видов корабельных работ. Третья практика [340] проводилась после завершения теоретического обучения и продолжалась в течение нескольких месяцев с посещением иностранных портов. Будущие офицеры флота практиковались в управлении кораблем, ведении навигационной прокладки и навигационного журнала, астрономических и навигационных способах определения места корабля, в выполнении других обязанностей молодого офицера корабельной службы.
В первых плаваниях на Балтийском море юный Нахимов близко познакомился с нелегкой жизнью матросов и суровыми условиями их корабельной службы. Общение с простыми русскими людьми вызвало у Павла Нахимова глубокое уважение к ним, которое в процессе дальнейшей службы на кораблях переросло в привязанность и любовь к матросам.
Наиболее полезной и интересной практикой для П. С. Нахимова и одиннадцати других лучших гардемаринов выпускного курса, специально отобранных для заграничного плавания, явилась третья учебная практика на бриге «Феникс», проводившаяся на Балтийском море в 1817 году. Во время этого плавания, начавшегося из Кронштадта 30 мая, гардемарины посетили российские порты Регенсальм, Свеаборг, Ригу и Ревель и два иностранных порта — столицу Швеции Стокгольм и датскую столицу Копенгаген. Главным итогом этого четырехмесячного плавания было приобретение богатого опыта в кораблевождении, управлении кораблем и самостоятельное исполнение обязанностей вахтенного начальника.
Это интересное плавание у юного П. С. Нахимова осталось в памяти на всю жизнь. Оно запомнилось ему и всем гардемаринам, которые вместе с ним плавали на «Фениксе», еще потому, что их практикой руководил один из лучших воспитателей Морского корпуса лейтенант князь С. А. Ширинский-Шихматов — высокообразованный офицер с глубокими и разносторонними знаниями. Несмотря на свою молодость, князь был уже действительным членом Российской академии наук. Он обладал обширными знаниями в различных областях кораблестроения, навигации, астрономии, истории, географии и других наук и охотно передавал их своим воспитанникам, которые с большим уважением и любовь относились к нему и считали его лучшим воспитателем и наставником Морского корпуса.
Будущий декабрист Д. И. Завалишин писал о С. А. Ширинском-Шихматове и его брате Павле, что они были «не только высокой честности и безукоризненного поведения, но можно даже сказать святой <...> жизни, с высоким образованием и которые <...> объявили своих крестьян свободными <...> не по завещанию, <...> после своей смерти... а при жизни своей» <4. С. 210>. Прогрессивные взгляды князя Ширинского-Шихматова [341] плодотворно сказались на воспитании гардемарин, в том числе и Павла Нахимова; они способствовали гуманному отношению к матросам, привитию им патриотизма, любви к отечественному флоту.
В феврале 1818 г. Павел Нахимов успешно закончил Морской корпус и в возрасте пятнадцати с половиной лет был произведен в мичманы. Из 109 выпускников П. С. Нахимов корпус закончил шестым по списку и получил назначение на Балтийский флот <6а. С. 29, 30>.
В качестве вахтенного начальника
Первые две кампании он плавал на небольшом парусном корабле «Янус» в качестве вахтенного начальника и зарекомендовал себя отличным моряком. Уже в эти годы в П. С. Нахимове ярко проявились такие качества, как исключительно добросовестное отношение к службе, безукоризненное знание морского дела и умение работать с матросами, которые видели в нем справедливого и заботливого начальника, хорошо понимающего их нужды.
Вскоре молва о мичмане П. С. Нахимове распространилась на весь флот. О нем говорили как об образцовом молодом офицере и отличном моряке. Лестные отзывы начальства о П. С. Нахимове вскоре дошли и до командира фрегата «Крейсер» капитана 2 ранга М. П. Лазарева, считавшегося одним из лучших капитанов Балтийского флота. М. П. Лазарев тогда комплектовал экипаж «Крейсера», который готовился к кругосветному плаванию. Михаил Петрович Лазарев, имевший опыт уже двух кругосветных плаваний, стремился укомплектовать фрегат наиболее подготовленными офицерами и опытными матросами. В числе приглашенных совершить кругосветное плавание на «Крейсере» оказался и мичман П. С. Нахимов, которому в то время исполнилось двадцать лет <1. С. 4>.
Так судьба впервые свела Павла Степановича Нахимова с выдающимся мореплавателем, а впоследствии и флотоводцем М. П. Лазаревым; их совместная служба затем продолжалась почти тридцать лет.
Для мичмана П. С. Нахимова кругосветное плавание явилось замечательной школой морской выучки и мореходного искусства. В суровых условиях океанского плавания у молодого офицера П. С. Нахимова вырабатывались такие качества, как воля, смелость, выносливость, работоспособность, в том числе и в условиях продолжительной изнурительной качки, которую не всегда переносят даже опытные моряки.
М. П. Лазарев, внимательно наблюдавший за исполнением Нахимовым служебных обязанностей, высоко оценил его как моряка, хорошо знающего свое дело. Он назначил его [342] вахтенным начальником на наиболее трудных этапах перехода и во время неблагоприятных погодных условий, так как был уверен, что молодой офицер не подведет и в сложной обстановке будет действовать грамотно и ответственно. Одновременно П. С. Нахимов привлекался и к выполнению гидрологических, гидрографических и метеорологических работ и наблюдений, которые велись на «Крейсере» по заданию Главного морского штаба.
Во время кругосветного плавания на «Крейсере» П. С. Нахимов под руководством лучшего моряка того времени Михаила Петровича Лазарева на практике глубоко изучил парусный корабль и образцовую организацию службы на нем, приобрел твердые навыки в управлении парусами в любых условиях погоды, постиг и другие тонкости морского дела. «Морское дело наше, — наставлял своих учеников М. П. Лазарев, — требует постоянных занятий во оном <...> Морской офицер, не зная дела своего во всех подробностях, никуда не годится».
Собственно, без знания своего дела «никуда не годится» не только морской офицер, но и любой офицер какого-либо другого вида вооруженных сил. Но для морского офицера это требование все же имеет более глубокое содержание, так как ему порой приходится принимать решения и действовать самостоятельно, без поддержки и доброго совета старших, в обстановке бушующей стихии, и от его умений и знаний морского дела зависит жизнь подчиненных. В этом Павел Степанович убедился на собственном опыте.
В ноябре 1823 г. на переходе «Крейсера» из Сан-Франциско в Рио-де-Жанейро во время шторма с реи упал в воду матрос. Услышав команду «Человек за бортом!», поданную вахтенным начальником, Павел Степанович, находившийся в это время на верхней палубе, первым бросился к шлюпке и вместе с подбежавшими дежурными гребцами опустил ее на воду и поспешил на помощь утопающему. Огромные океанские волны бросали шлюпку, точно щепку, затрудняя ее продвижение. Когда она подошла к утопающему матросу, тот был накрыт крупной волной и погиб. Четыре часа Нахимов вместе с матросами-гребцами боролся с разбушевавшейся океанской стихией, прежде чем шлюпка смогла подойти к борту фрегата и ее подняли на палубу. М. П. Лазарев и весь экипаж «Крейсера» высоко оценили подвиг гребцов-матросов во главе с Нахимовым, который в условиях сильного шторма, рискуя жизнью, поспешил на помощь товарищу. М. П. Лазарев, представляя П. С. Нахимова к награде за его самоотверженный поступок, писал: «Сию готовность Нахимова при спасении жертвовать собой я долгом почел представить на благоусмотрение господ членов Государственной Адмиралтейств-коллегий и льщу себя надеждой, что такой подвиг не найдется недостойным внимания» <5. Т. 1. С. 252–253>. [343]
Кругосветное плавание на «Крейсере» под командованием М. П. Лазарева обогатило знания П. С. Нахимова в области географии и океанологии. Во время плавания он впервые познакомился со многими странами, с бытом и жизнью народов Америки, Тасмании, тихоокеанских островов, получил практику в научно-исследовательской работе, которая проводилась на корабле во время плавания под руководством М. П. Лазарева. Все это значительно расширило знания П. С. Нахимова в различных областях науки и повысило его общий кругозор как офицера флота.
За отличную службу на фрегате «Крейсер» П. С. Нахимов по представлению М. П. Лазарева в марте 1823 г. был произведен в лейтенанты, а по возвращении на Родину награжден орденом Св. Владимира 4-й степени <1. С. 4>.
По завершении кругосветного плавания П. С. Нахимов получил четырехмесячный отпуск, который проводил вместе со своими близкими родственниками в родном имении на Смоленщине. Здесь из письма, полученного из Петербурга, он узнал, что его за отличную службу собираются назначить в гвардейский экипаж, находившийся в Петербурге под покровительством царского двора. Для многих офицеров такое назначение являлось заветной мечтой. Но для П. С. Нахимова, влюбленного в море и считавшего корабль своим родным домом, оно было не по душе. И он сразу же, как только узнал об этом, написал своему старшему брату, служившему в то время в Морском корпусе, письмо с просьбой «употребить все средства перевести в Архангельск или куда-нибудь, только не в гвардейский экипаж» <1. С. 62>.
В марте 1826 г. П. С. Нахимов возвратился в Петербург после отпуска и узнал, что для дальнейшего прохождения службы его назначили на строившийся в Архангельске линейный корабль «Азов», которым командовал М. П. Лазарев, произведенный в капитаны 1 ранга. Это назначение П. С. Нахимов воспринял с огромной радостью, и не только потому, что сбылось его желание служить не на берегу, а на корабле, но главное — служить под командованием Михаила Петровича Лазарева, которого он полюбил как образцового командира корабля и прекрасного учителя и воспитателя.
Прибыв в Архангельск, где в то время под наблюдением М. П. Лазарева строился «Азов», П. С. Нахимов сразу же включился в строительные работы. В течение нескольких месяцев он ежедневно и даже в воскресные дни с раннего утра и до позднего вечера находился на верфи, занимаясь постройкой и вооружением корабля. В письме к своему другу Рейнеке он писал: «С пяти часов до девяти вечера бывал на работе, после должен идти отдать отчет обо всем командиру, откуда возвращался не ранее одиннадцати часов, часто кидался в платье и просыпался до следующего утра. [344]
Таким образом протекал почти каждый день, не исключая и праздников» <1. С. 64>.
Летом 1827 г. линейный корабль «Азов» в составе Балтийской эскадры направился в Средиземное море для поддержки греческого народа, боровшегося против турок. В этот поход лейтенант П. С. Нахимов отправился с большим желанием, рассчитывая на участие в боевых действиях, в которых ему еще не довелось бывать. На переходе эскадры вокруг Европы П. С. Нахимов исполнял обязанности вахтенного начальника.
Несение ходовой вахты на флагманском корабле в составе эскадры, да еще при таком строгом и требовательном командире, каким был капитан 1 ранга М. П. Лазарев, было делом не легким. Но лейтенант П. С. Нахимов прекрасно справлялся со своими обязанностями. Для него переход из Балтийского в Средиземное море явился хорошей школой морской выучки и выработки командирских качеств.
8 октября 1827 г., как уже говорилось, в Наваринской бухте произошло сражение с турецко-египетским флотом. В этом ожесточенном и кровопролитном сражении П. С. Нахимов получил первое боевое крещение. Напряженный морской бой явился серьезным экзаменом, и Павел Степанович его отлично выдержал. Во время боя лейтенант П. С. Нахимов «находился при управлении парусов и командовал орудиями на баке, действовал с отличною храбростью и был причиною двукратного потушения пожара, начавшегося от попавших в корабль брандскугелей» <1. С. 79>. Так командующий эскадрой контр-адмирал Л. П. Гейден характеризовал действия П. С. Нахимова в бою, представляя его к награде. За личную храбрость и отличное управление огнем П. С. Нахимов был награжден орденом Георгия 4-й степени и произведен в капитан-лейтенанты <1. С. 79>.
После разгрома турецко-египетского флота в Наваринском сражении Турция, как известно, расторгла ранее заключенные с Россией договоры, закрыла для ее судов проход через Босфор и Дарданеллы и развернула борьбу на морских коммуникациях на Черном море. В ответ на агрессивные действия турок царское правительство 14 апреля 1828 г. объявило войну Турции <4а. С. 262>.
Средиземноморская эскадра, в свою очередь, с началом войны развернула активные боевые действия по нарушению коммуникаций противника в Эгейском море и блокаде Дарданелл в целях пресечения подвоза продовольствия в Константинополь морским путем <1а. С. 200>.
В ходе этих действий фрегат «Костор» захватил 28 апреля 1828 г. недалеко от крепости Модон турецкий корвет «Восточная звезда», который был переименован в «Наварин» и включен в состав Средиземноморской эскадры <1а. С. 210>. По представлению начальника штаба эскадры контр-адмирала [345] М. П. Лазарева командиром «Наварина» был назначен капитан-лейтенант П. С. Нахимов. «Командиром же на сей корвет, — доносил командующий эскадрой в Петербург, — я назначил капитан-лейтенанта Нахимова, как такого офицера, который по известному мне усердию и способности к морской службе в скором времени доведет оный до лучшего военного порядка и сделает его украшением вверенной мне эскадры» <1. С. 88>.
«Павел Степанович служит 24 часа в сутки...»
15 августа 1828 г. П. С. Нахимов впервые вступил в командование кораблем. К этому времени ему исполнилось 26 лет, из них 10 лет он проплавал на различных кораблях в должности вахтенного офицера и получил замечательный опыт в управлении кораблем и обучении личного состава.
Турецкий трофейный корабль, доставшийся П. С. Нахимову в командование, оказался в таком запущенном состоянии, что потребовались огромные усилия для приведения его в надлежащий порядок. В сравнительно короткий срок Павел Степанович смог силами своего экипажа, сформированного из личного состава различных кораблей эскадры, переоборудовать корвет и превратить его в образцовый корабль как по внешнему виду, чистоте и порядку, так и по уровню боевой готовности.
Когда в конце февраля 1829 г. П. С. Нахимов, завершив перевооружение «Наварина», присоединился к эскадре, находившейся в то время в порту Парос, флагманский историограф Средиземноморской эскадры сделал в историческом журнале следующую запись: «23-го числа прибыл на сей рейд переделанный и перевооруженный, у турок в ужаснейшей степени отвратительной нечистоты и беспорядка содержимый, корвет «Наварин», ныне могущий быть образцовым в каждом лучшем европейском флоте» <1. С. 90>.
Контр-адмирал М. П. Лазарев, отличавшийся исключительной строгостью в оценке внешнего вида корабля и выучке его экипажа, и тот нашел переоборудованный П. С. Нахимовым корвет образцовым кораблем и в приказе объявил командиру благодарность.
В качестве командира «Наварина» П. С. Нахимов принимал активное участие в блокадных действиях. Блокада Дарданелльского пролива велась непрерывно. В зимнее и летнее время, днем и ночью, корабли, независимо от состояния погоды, вели постоянное наблюдение за проливом, пресекая любые попытки турецких судов доставить в Константинополь продовольствие.
По окончании войны с Турцией Средиземноморская эскадры вернулась в Кронштадт. Двухлетнее пребывание в Средиземном [346] море и активное участие в боевых действиях против турецкого флота вначале на линейном корабле «Азов», а затем в качестве командира «Наварина» явились хорошей школой для формирования П. С. Нахимова как боевого офицера и командира корабля. Вот как описывает первые шаги П. С. Нахимова на боевом поприще один из его современников: «В Наваринском сражении он получил за храбрость Георгиевский крест и чин капитан-лейтенанта. Во время сражения мы все любовались «Азовом» и его отчетливыми маневрами, когда он подходил к неприятелю на пистолетный выстрел. Вскоре после сражения я видел Нахимова командиром призового корвета «Наварин», вооруженного им в Мальте со всевозможной морской роскошью и щегольством, на удивление англичан, знатоков морского дела. В глазах наших <...> он был труженик неутомимый. Я твердо помню общий тогда голос, что Павел Степанович служит 24 часа в сутки. Никогда товарищи не упрекали его в желании выслужиться тем, а веровали в его призвание и преданность самому делу. Подчиненные его всегда видели, что он работает более их, а потому исполняли тяжелую службу без ропота и с уверенностью, что все, что следует им или в чем можно сделать облегчение, командиром не будет забыто» <Морской сборник. 1868. №3. С. 4.>.
Успешно откомандовав бригом «Наварин» на Средиземном море и благополучно приведя его в состав эскадры в Кронштадт, П. С. Нахимов в 1832 г. в возрасте 30 лет был назначен командиром фрегата «Паллада», который достраивался на Охтинской верфи в Петербурге <1. С. 99>. В командование фрегатом П. С. Нахимов вступил, когда он был еще на стапеле, и надо было приложить немало усилий, чтобы достроить, оснастить как следует и вооружить фрегат.
Для П. С. Нахимова достройка корабля не являлась чем-то новым и малоизвестным для него делом. К этому времени он уже имел немалый опыт в строительстве, оснащении и вооружении парусных кораблей, полученный на знаменитой Соломбальской верфи в Архангельске во время постройки линейного корабля «Азов», на Мальте при переоборудовании корвета «Наварин». Практический опыт плюс прекрасное знание парусного корабля со всеми его тонкостями устройства в сочетании с исключительным усердием, которое Павел Степанович проявлял при достройке и оснащении «Паллады», позволили ему превратить фрегат в один из лучших кораблей российского парусного флота. Вот как капитан 1 ранга Асланбегов писал о фрегате «Паллада» в своих воспоминаниях: «Это был такой красавец, что весь флот им любовался, и весьма многие приезжали учиться чистоте, вооружению и военному порядку, на нем заведенному» <4. С. 213>. [347]
По завершении строительства и ходовых испытаний фрегат «Паллада» вошел в состав 2-й флотской дивизии Балтийского моря, которой командовал прославленный мореплаватель вице-адмирал Ф. Ф. Беллинсгаузен. Первая кампания, проведенная Нахимовым на Балтийском море в качестве командира «Паллады», ознаменовалась событием, молва о котором быстро распространилась по всему флоту и подняла авторитет молодого командира фрегата в глазах начальства, которое еще раз убедилось в том, что в лице капитан-лейтенанта Нахимова российский флот имеет талантливого моряка и прекрасно подготовленного офицера.
А случилось вот что. В ночь на 17 августа 1833 г. «Паллада» в составе эскадры под флагом вице-адмирала Ф. Ф. Беллинсгаузена совершала практическое плавание в Финском заливе. Плавание проходило в условиях крайне неблагоприятной погоды. Дул сильный шквалистый ветер, разогнавший крупную волну. Эскадра шла в строю кильватера. «Паллада» находилась среди концевых кораблей. Корабли шли растянутым строем, но, чтобы не потерять друг друга из виду или не столкнуться, они периодически жгли фальшфейеры.
Ф. Ф. Беллинсгаузен, доверившись своим штурманам, проложил неправильный курс, который мог привести эскадру к гибели. Командиры кораблей, в свою очередь, доверившись флагману, не проверили свои курсы и спокойно следовали за головным кораблем. И только командир «Паллады», определив место по пеленгам береговых ориентиров, вовремя установил, что курс, указанный адмиралом, ведет эскадру на камни. Не теряя ни минуты, П. С. Нахимов неожиданно для всех командиров подал общий сигнал «Курс ведет к опасности» и сам, не ожидая реакции флагмана, вышел из строя, продолжая повторять сигнал. Произошло некоторое замешательство. Часть кораблей вышла из строя и последовала за «Палладой», а другие, не осмеливаясь нарушить приказ командующего эскадрой, продолжали идти курсом, указанным флагманом. И только после того, как Ф. Ф. Беллинсгаузен разобрался в обстановке и приказал всей эскадре повернуть на другой галс, эскадра была спасена от неминуемой гибели. Лишь головной корабль «Арсис» не успел сделать поворот и выскочил на камни.
Случай, который произошел с эскадрой Ф. Ф. Беллинсгаузена, был исключительный. Нестандартным было и поведение командира «Паллады» П. С. Нахимова, который, будучи уверенным в точности своих расчетов, принял чрезвычайно смелое и ответственное решение без ведома флагмана — поднял общий сигнал об изменении курса эскадры в связи с угрозой гибели ее на подводных скалах. Оценивая поступок П. С. Нахимова, связанный с поднятием сигнала «Курс ведет к опасности», один из современников в своих [348] воспоминаниях писал: «...Ему удалось заслужить признательность начальника и уважение сотоварищей за тот ночной сигнал, которым он предупредил эскадру от угрожающей ей опасности» <4. С. 214>.
В целях поддержания репутации Ф. Ф. Беллинсгаузена, прославленного мореплавателя и заслуженного адмирала, случай этот замяли, и он не был привлечен к ответственности, как того требовал Морской устав. Что касается П. С. Нахимова, то он за свой смелый поступок, предотвративший тяжелые последствия для эскадры, получил признательность своих сослуживцев во главе с Ф. Ф. Беллинсгаузеном и устную благодарность царя, заявившего ему: «Я тебе обязан сохранением эскадры. Благодарю тебя. Я никогда этого не забуду» <4. С. 214>.
Командовать «Палладой» П. С. Нахимову пришлось недолго. В январе 1834 г. он был переведен в Черноморский флот, на котором прослужил до конца своей жизни.
Командир «Силистрии»
С прибытием на Черноморский флот Нахимов в январе 1834 г. был назначен командиром строившегося линейного корабля «Силистрия» и вскоре произведен в капитаны 2 ранга <1. С. 5>. В командование «Силистрией» он вступил, имея уже богатый опыт плавания, командования кораблями и их строительства. Все это, вместе взятое, помогло ему создать прекрасный линейный корабль, отличавшийся высокой прочностью корпуса и рангоута, хорошими мореходными качествами и гармоничным сочетанием всех его частей, строгостью архитектурных линий и хорошей отделкой кубриков и кают, установкой надежного парусного вооружения и новейшей артиллерией. В постройку «Силистрии» П. С. Нахимов вложил не только глубокие знания морского дела и ранее приобретенный опыт строительства парусных кораблей, но и всю душу моряка, бесконечно влюбленного в море и преданного флоту. Существенную помощь в постройке «Силистрии» П. С. Нахимову оказывал М. П. Лазарев, который с большим вниманием относился к постройке новых кораблей для Черноморского флота. Он часто бывал на Николаевских верфях и следил за тем, как идет постройка кораблей и насколько широко черноморские корабелы внедряют новые технические усовершенствования в развитие отечественного парусного флота.
Благодаря стараниям П. С. Нахимова и М. П. Лазарева 84-пушечный линейный корабль «Силистрия» досрочно был спущен на воду и в 1836 г. вступил в состав Черноморского флота <1. С. 115–116>.
В 1837 г. Павел Степанович был произведен в капитаны 1 ранга и до 1845 г. командовал «Силистрией», которая почти [349] все это время считалась лучшим кораблем Черноморского флота. Командование П. С. Нахимовым «Силистрией» пришлось на период, когда Черноморский флот вел боевые действия у побережья Кавказа, поддерживая сухопутные войска в борьбе против восставших горцев. В этих действиях «Силистрия» неоднократно огнем своей артиллерии поддерживала наступление войск на побережье, помогала гарнизонам укрепленной Кавказской оборонительной линии отбивать атаки горцев, как это имело место, например, при отражении нападения на форт Головинский 18 и 19 июля 1844 г., когда артиллерийский огонь «Силистрии» и высаженный с нее десант вынудили противника отступить <1. С. 134–136>.
П. С. Нахимов вместе со своим товарищем В. А. Корниловым неоднократно принимал участие в высадке морских десантов на Кавказское побережье и получил высокую оценку со стороны командующего Черноморским флотом адмирала М. П. Лазарева. Так, после успешной высадки морского десанта в мае 1840 г. у Туапсе и в Псезуапе, в ходе которой капитан 1 ранга П. С. Нахимов и капитан 2 ранга В. А. Корнилов командовали гребными судами, перевозившими войска на берег, адмирал М. П. Лазарев в донесении начальнику Главного морского штаба князю А. С. Меншикову писал: «Командир корабля «Силистрия» капитан 1 ранга Нахимов и капитан 2 ранга Корнилов, постоянно отличающие себя примерною службою, командовали при занятии Туапсе и Псезуапе, первый левым, а второй правым флангом гребных судов <...> исполнив сделанное им поручение с быстротою и в совершенном порядке» <1. С. 130>.
П. С. Нахимов как командир «Силистрии» отличился и при решении задач крейсерской службы. Крейсируя у побережья Кавказа, между Анапой и Новороссийском, П. С. Нахимов в октябре 1860 г. принимал участие в уничтожении крупного турецкого судна с грузом военной контрабанды. Сообщая об этом случае начальнику Главного морского штаба, военный министр А. И. Чернышев писал: «По доведении об этом до сведения государя императора е.в. высочайше повелеть соизволили объявить через начальство монаршее благоволение как капитану 1 ранга Нахимову, так <...> и прочим офицерам, содействовавшим своим усердием к истреблению контрабандного судна» <1. С. 132>.
Десятилетнее командование 84-пушечным линейным кораблем «Силистрия» не только дало П. С. Нахимову огромный опыт в управлении крупным парусным кораблем и организации на нем боевой подготовки, но и подготовило его к успешному командованию соединениями флота.
За время командования «Силистрией» окончательно сформировались важнейшие командирские качества П. С. Нахимова: глубокое знание всех тонкостей морского дела, вооружения, [350] оснастки и управления парусным кораблем в любых условиях плавания; смелость и решительность, проявление разумной инициативы и настойчивости в достижении намеченной цели; целеустремленность в работе и умение во всем видеть главное, особенно в работе с личным составом; творческий подход к военно-морскому искусству, и прежде всего к тактике ведения морского боя.
Все эти замечательные качества пришли не сами по себе, а явились результатом исключительно упорного труда в изучении военно-морского дела и на редкость добросовестного отношения к выполнению своих обязанностей. Именно они, эти качества, в свое время были подмечены в П. С. Нахимове М. П. Лазаревым во время совместной службы на фрегате «Крейсер» и линейном корабле «Азов» и послужили основанием для приглашения его служить в Черноморском флоте, когда его возглавил адмирал М. П. Лазарев. Отличные командирские качества позволили Павлу Степановичу вывести свои корабли — фрегат «Палладу» Балтийского флота и линейный корабль «Силистрию» Черноморского — в число лучших кораблей российского флота.
П. С. Нахимов еще до вступления в командование «Силистрией» твердо усвоил истину, что успех в бою решающим образом зависит от уровня боевой подготовки экипажа корабля, а боевая подготовка, в свою очередь, — от отношения матросов и офицеров к служебным обязанностям и прежде всего от умения их владеть оружием и управлять парусами при выполнении маневра и ведении огня в бою. На решение этих первостепенных задач П. С. Нахимов и направил всю свою деятельность в обучении и воспитании личного состава, став командиром «Силистрии», а затем и командующим эскадрой Черноморского флота.
Павел Степанович Нахимов, так же как и его учитель М. П. Лазарев, вошел в историю отечественного военно-морского флота как выдающийся воспитатель моряков, и прежде всего матросов, которых он глубоко уважал и высоко ценил. Воспитательная система Павла Степановича была основана на прогрессивных взглядах и в значительной мере отражала общественные идеи России первой половины XIX в. Она впитала в себя лучшие традиции выдающихся флотоводцев отечественного военно-морского флота в области обучения и воспитания моряков.
Принципиальной особенностью его воспитательной системы являлось негативное отношение к крепостническим порядкам, процветавшим в то время в российском флоте. Знаменитые слова Павла Степановича — «Пора нам перестать считать себя помещиками, а матросов крепостными людьми» <1. С. 613> — наилучшим образом отражают его отношение к матросам. [351]
П. С. Нахимов, будучи горячим патриотом своей Родины, постоянно воспитывал чувство патриотизма у подчиненных матросов и офицеров, прививал им любовь к флоту и Отечеству. Он всегда высоко ценил воинскую доблесть простых людей и готовность их защищать свою землю до последней капли крови, о чем свидетельствует славная история российского государства. Внушая своим подчиненным веру в силу и непоколебимую стойкость русских воинов, П. С. Нахимов жестко высмеивал тех, кто преклонялся перед иностранщиной и пренебрежительно относился к своим соотечественникам. О них он отзывался так: «От русских отстали, к французам не пристали, на англичан также не похожи, своим пренебрегают, чужому завидуют...» <1. С. 602–603>.
Павел Степанович бесконечно любил свой корабль, считая его родным домом. Эту любовь он старался прививать и подчиненным с тем, чтобы они гордились своей принадлежностью к экипажу лучшего на флоте корабля. И надо сказать, что и офицеры, и матросы по-настоящему любили и свой корабль и командира.
П. С. Нахимов воспитывал подчиненных прежде всего личным примером. Матросы и офицеры, наблюдая за поведением командира, в свою очередь, старались быть достойными его. Однажды, во время отрядного парусного учения, линейный корабль «Адрианополь», совершив неудачный поворот, врезался в борт «Силистрии». П. С. Нахимов, видя неизбежность столкновения кораблей, приказал всему личному составу укрыться в безопасных местах, а сам, рискуя жизнью, остался на верхней палубе, в районе ожидавшегося таранного удара «Адрианополя». И хотя удар последнего оказался чрезвычайно сильным, П. С. Нахимов, к счастью, не пострадал. И когда офицеры спросили, почему он так поступил, Павел Степанович ответил: «Надо, чтобы команда видела присутствие духа в своем начальнике. Может быть, мне придется идти с ней в сражение, и тогда это отзовется и принесет несомненную пользу»{5}.
П. С. Нахимов был ярым противником плац-парадной муштры и всякого рода показухи, рассчитанной на создание видимого благополучия на корабле. В своей практической деятельности на посту командира «Силистрии», а затем командующего эскадрой он стремился учить подчиненных тому, что потребуется на войне. Лучшим видом боевой подготовки он считал практические плавания, учения и боевые тревоги.
Воспитывая у подчиненных необходимые воинские качества и требуя от них безупречного знания своих обязанностей и выполнения воинского долга, он был чрезвычайно строгим, [352] но справедливым начальником. Лейтенант В. И. Зарудный, служивший под командованием П. С. Нахимова, в воспоминаниях о нем пишет: «Пользуясь кампанией в море, Павел Степанович обнаруживал такую деятельность, которая дается в удел немногим. Строгость его и взыскательность за малейшее упущение или вялость на службе подчиненных не знали пределов. Самые близкие его береговые приятели и собеседники не имели минуты нравственного и физического спокойствия в море: требования Павла Степановича возрастали в степени его привязанности. Постоянство его в этом отношении и настойчивость были истинно поразительны» <1. С. 590>.
Результатом высокой требовательности П. С. Нахимова, сочетавшейся с постоянной заботой о подчиненных, и длительных практических плаваний, сопровождавшихся частыми учениями и тревогами, явились образцовая воинская дисциплина на корабле и высокая выучка матросов и офицеров.
П. С. Нахимов, будучи большим знатоком военно-морского дела и отличным мастером обучения матросов, нередко и сам занимался одиночной подготовкой моряков, и прежде всего командиров, показывая пример офицерам, как нужно обучать и воспитывать матросов. Такой подход к организации воинского обучения и воспитания благоприятно сказывался на моральном микроклимате в коллективе. В воспоминаниях лейтенант В. И. Зарудный пишет, что «команда под руководством Павла Степановича быстро развивалась и знакомилась со своим делом. Строгий до крайности за вялость, он умел привязывать к себе матросов, никто лучше его не умел говорить с ними» <1. С. 591>.
«За отличие по службе»
В середине 40-х годов начался новый, более важный и ответственный этап в жизни и деятельности Павла Степановича Нахимова, связанный с командованием соединениями флота. В 1845 г. «за отличие по службе» он был произведен в контр-адмиралы и назначен командиром бригады, в которую входило более десяти кораблей различных классов <1. С. 139>. А спустя семь лет, в октябре 1852 г., ему было присвоено воинское звание вице-адмирала, и одновременно он был утвержден в должности командующего дивизией (эскадрой), объединявшей добрую половину боевых кораблей и вспомогательных судов Черноморского флота <1. С. 205>.
Таким образом, в возрасте пятидесяти лет П. С. Нахимов занял третий по значимости пост на Черноморском флоте — после главного командира флота и его начальника штаба. Вице-адмирал В. А. Корнилов, хорошо знавший Павла Степановича по многолетней совместной службе, особо выделял в нем как командире соединения «редкие морские дарования [353] «, «неподражаемость Нахимова во всем, что касается моря и боевой жизни на нем» <1. С. 24>. В аттестации, написанной незадолго до Крымской войны, Корнилов писал о Нахимове: «...Отличный военно-морской офицер и отлично знает детали отделки и снабжения судов, может командовать отдельною эскадрою в военное время» <1. С. 207>.
В должности командующего соединением кораблей с особой яркостью проявились организаторские способности, талант воспитателя военных моряков и флотоводческое искусство Павла Степановича. В этой должности ему приходилось заниматься многими вопросами, начиная от наблюдения за постройкой кораблей на Николаевских верфях и рецензирования нового Морского устава, разработанного Главным морским штабом, и кончая участием в работе Севастопольской морской библиотеки, бессменным членом совета директоров которой он являлся вместе с В. А. Корниловым. Забот у него стало гораздо больше, чем тогда, когда он командовал линейным кораблем «Силистрия».
Но главным направлением его служебной деятельности как флагмана являлась организация боевой подготовки кораблей. В течение восьми лет, возглавляя вначале бригаду, а затем дивизию кораблей Черноморского флота, П. С. Нахимов вел напряженную работу по подготовке подчиненных кораблей к войне. Главное внимание он всегда уделял вопросам повышения боеспособности соединения. Все эти годы он был одним из надежных помощников главного командира флота адмирала М. П. Лазарева в вопросах организации боевой подготовки флота, обучения и воспитания моряков. Адмиралы М. П. Лазарев и В. А. Корнилов считали Павла Степановича одним из наиболее авторитетных специалистов в этой области и полностью доверяли в руководстве боевой подготовкой вверенных ему соединений флота.
То, что Павел Степанович был непревзойденным мастером воспитания матросов, это общеизвестно и признавалось не только его современниками, но и последующими поколениями военных моряков отечественного флота. В меньшей степени в нашей исторической литературе освещена его не менее важная роль в воспитании и обучении офицерского состава флота, особенно молодых офицеров и гардемаринов, которые проходили практику на кораблях его соединения. Им Павел Степанович старался прививать интерес и любовь к морской службе и качества, необходимые для командира корабля. «Надо, — писал П. С. Нахимов, — чтобы эти молодые люди для их же пользы поняли с ранних лет всю строгость дисциплины на море» <1. С. 179–180>. Он был сторонником того, чтобы гардемарины во время учебной практики как следует овладевали бы «матросским делом». В своих замечаниях к рецензируемому Морскому уставу он писал: [354] «Весьма полезно приучить гардемарин исподволь к обязанностям офицера, но еще более необходимо ознакомить их с матросским делом и для того поставить обязанностью командиру и старшему офицеру обучать гардемарин и юнкеров: брать рифы, крепить и менять паруса, спускать и поднимать брам-реи и брам-стеньги, бросанию лотом и править рулем. Сведения эти трудно приобрести в офицерском звании, и еще труднее, чтоб не имеющий их впоследствии не чувствовал этого недостатка» <1. С. 179>.
П. С. Нахимов категорически был против того, чтобы в основе воспитания нижних чинов лежал бы только страх перед угрозой наказания. «Согласитесь, — указывал он, — что не натуральная вещь несколько лет работать напропалую ради страха. Необходимо поощрение сочувствием; нужна любовь к своему делу, тогда с нашими лихим народом можно такие дела делать, что просто чудо» <1. С. 602>.
Проявляя заботу о матросах и офицерах, П. С. Нахимов в то же время предъявлял к ним высокую требовательность. Офицеров, отличавшихся добросовестным отношением к своим обязанностям и проявлявших заботу о матросах, он поощрял и продвигал по службе, а с нерадивых офицеров и командиров кораблей строго взыскивал. Показательным в этом отношении является его приказ от 3 июля 1846 г. о наказании лейтенанта Н. П. Макухина и мичмана Ф. Ф. Коскуля за нерадивое выполнение ими обязанностей на корабле, результатом чего явилась поломка грот-марса-реи. П. С. Нахимов объявил обоим офицерам строгий выговор и предписал командиру фрегата, на котором служили провинившиеся, «следить за ними и, если еще раз окажутся невнимательными к своим обязанностям, аттестовать в формуляре нерадивыми, в акте же о переломе грот-марса-реи показать, что она сломана от незнания своего дела лейтенанта Макухина, <...> а потому и следует с него взыскать, что стоит она казне» <1. С. 147>.
Боевую подготовку на кораблях соединения П. С. Нахимов проводил строго по разработанному им плану, умело увязывая ее с участием в боевых действиях у побережья Кавказа. В учебных походах и боевых действиях у Кавказского побережья совершенствовались организация и боевая подготовка кораблей, у матросов и офицеров вырабатывались необходимые для военного моряка морские и боевые качества. Находясь в море, корабли систематически проводили учения в маневрировании и практические стрельбы с последующим разбором их П. С. Нахимовым. За отличное выполнение маневра во время эскадренного учения и высокие результаты в стрельбе П. С. Нахимов поощрял отличившихся, а тех, кто неудовлетворительно выполнял сигналы флагмана и практические стрельбы, наказывал. За меткую стрельбу ядрами и бомбами П. С. Нахимов в приказах по эскадре объявлял [355] благодарность командирам и награждал их деньгами из своего жалованья <1. С. 217>.
В системе боевой подготовки соединения П. С. Нахимов широко применял двусторонние учения парусных кораблей, которые именовались «примерными сражениями». Они были введены на Черноморском флоте по инициативе адмирала М. П. Лазарева. Эти учения проводились в условиях, максимально приближенных к боевым. В ходе их под руководством П. С. Нахимова отрабатывались различные тактические приемы ведения морского боя: атака противника с подветренной стороны, охват головы и прорезание строя противника, взятие противника в два огня, нанесение продольных залпов, которые являлись наиболее эффективными в условиях парусного флота. Все эти приемы не были новыми, они были разработаны Ф. Ф. Ушаковым и Д. С. Сенявиным и восприняты П. С. Нахимовым как наиболее решительные методы ведения морского боя. Говоря о сущности тактики ведения морского боя, П. С. Нахимов в одном из приказов указывал: «В морском деле близкое расстояние от неприятеля и взаимная помощь друг другу есть лучшая тактика» <1. С. 269>.
По окончании каждого двустороннего учения П. С. Нахимов производил тщательный разбор его с показом положительных сторон и недостатков в действиях командиров кораблей и экипажей и делал соответствующие выводы, которые имели важное значение не только для офицеров подчиненного ему соединения, но и для всего Черноморского флота, так как позволяли всем ознакомиться с передовыми взглядами на тактику ведения морского боя.
В ходе боевой подготовки П. С. Нахимов строго соблюдал последовательность в отработке задач. Сначала отрабатывались задачи в масштабе корабля, и лишь по окончании отработки их начинались совместные плавания кораблей в составе соединения и проведение отрядных учений. Планируя боевую подготовку соединения на кампанию, Павел Степанович предоставлял командирам широкую инициативу в выборе форм и методов отработки поставленных перед ними задач и распределении выделяемого для этого времени. В замечаниях к Морскому уставу он писал: «...Считаю лучшим предоставить распределение времени для учений самим командирам, которые, замечая успехи и недостатки команды, обратят больше внимания на те учения, в которых команда нуждается, но вместе с этим должны иметь непременным правилом не изнурять людей излишними занятиями... Повторяю, что занятия команды лучше предоставить на произвол самих командиров» <1. С. 193>.
Эффективность боевой подготовки соединения, которым командовал П. С. Нахимов, во многом определялась, с одной стороны, образцовым порядком и четкой организацией [356] службы на кораблях, с другой — передовыми взглядами П. С. Нахимова на тактику флота и прогрессивной методикой, применявшейся им при обучении и воспитании подчиненных. Под руководством П. С. Нахимова разрабатывались расписания и правила проведения корабельных учений, инструкции, регламентировавшие меры по поддержанию образцового порядка на корабле и действия личного состава по боевой тревоге, а также рекомендации по тактике ведения наступательного морского боя и другие руководящие документы.
Будучи уверенным в высоких морально-боевых качествах подчиненных и уровне боевой подготовки кораблей, П. С. Нахимов воспитывал матросов и офицеров в духе решительной наступательной тактики. В одном из приказов, относящихся к начальному периоду Крымской войны, он писал: «В случае встречи с неприятелем, превышающим нас в силах, я атакую его, будучи совершенно уверен, что каждый из нас сделает свое дело» <1. С. 269>. В этих предельно кратких и четких словах сформулировано основное тактическое кредо Павла Степановича Нахимова, которым он руководствовался в вооруженной борьбе на море и в духе которого воспитывал подчиненных.
В области тактики П. С. Нахимов особое значение придавал достижению тактической внезапности и проявлению инициативы в бою, считая, что упреждение противника в открытии огня дает большое преимущество атакующему кораблю. В замечаниях к Морскому уставу он указывал: «Неужели при встрече с неприятелем ночью или в тумане или когда нельзя отличить сигналов адмирала надо ожидать, чтоб он открыл огонь? Не лучше ли стараться самому нанести ему вред при первой возможности» <1. С. 179>. Понимая, что для достижения тактической внезапности необходимо своевременно обнаружить противника, П. С. Нахимов придавал большое значение ведению разведки на театре и в приказах неоднократно обращал внимание командиров на необходимость при ведении боевых действий у Кавказского побережья вести тщательное наблюдение за противником. Так, посылая корвет «Орест» под командованием капитана 2 ранга Д. А. Мацеинко в крейсерство к берегам Кавказа, П. С. Нахимов в приказе от 17 мая 1848 г. предписывал командиру корабля: «Строжайше наблюдать за контрабандистами и употребить все, чтобы не допустить их на береговую линию» <1. С. 158>. Подобные предписания давались каждому командиру корабля, уходившему в крейсерство к берегам Кавказа.
Для оценки тактического искусства Нахимова и его вклада в разработку теории военно-морского искусства по широкому кругу вопросов строительства и боевого использования морских сил в вооруженной борьбе на море важное значение [357] имеет изучение отзывов Павла Степановича на проект Морского устава и свод морских сигналов, а также заключения о правилах проведения артиллерийских учений, принятых в английском флоте. Как высоко образованный и опытный адмирал П. С. Нахимов принимал активное участие в разработке многих общефлотских боевых документов и специальных инструкций, которыми руководствовались командиры кораблей и соединений Черноморского флота. В этих документах, а также в многочисленных приказах и отчетах П. С. Нахимова по боевой подготовке отражены многие принципиальные вопросы строительства флота и подготовки его к войне, организации корабельной службы, образования, обучения и воспитания личного состава, вооружения и снабжения флота и др.
Особый интерес представляет отношение П. С. Нахимова к паровому флоту. Многие считают, что Павел Степанович Нахимов, являясь одним из наиболее ярких представителей парусного флота, якобы недооценивал зарождавшийся в то время паровой флот. На самом деле это не так. П. С. Нахимов, так же как и М. П. Лазарев и В. А. Корнилов, прекрасно понимал все те преимущества, которыми обладали паровые корабли перед парусными, и рассматривал их в качестве кораблей будущего. Поэтому он активно поддерживал линию адмирала Лазарева и Корнилова на ускорение строительства паровых кораблей для Черноморского флота. Находившиеся в соединении несколько пароходофрегатов П. С. Нахимов широко использовал для выполнения различных задач, в том числе для буксировки парусных кораблей в штилевую погоду. Имея некоторый опыт в использовании паровых кораблей, П. С. Нахимов дал квалифицированный отзыв в своей рецензии на раздел Морского устава, посвященный организации службы на пароходах <1. С. 204>. В период напряженной обстановки на Черном море накануне Крымской войны П. С. Нахимов активно использовал приданные его эскадре пароходофрегаты для крейсерских действий у побережья Турции <1. С. 256, 266, 272, 273>. Все эти факты свидетельствуют о том, что Нахимов не только активно выступал за развитие парового флота в России, но и умело использовал первые паровые корабли для решения задач в боевой обстановке.
Четкая и эффективная организация боевой подготовки, внедренная П. С. Нахимовым в подчиненном соединении, обеспечила высокий уровень боеспособности кораблей и готовности их к выполнению боевых задач. Лучшим подтверждением этого является блестяще выполненная под руководством вице-адмирала П. С. Нахимова перевозка на кораблях 13-й пехотной дивизии с приданными ей батареями 13-й артиллерийской бригады из Севастополя на Кавказское побережье в сентябре 1853 г. [358]
Для перевозки 16 батальонов пехоты, общей численностью 16 393 бойца и 827 лошадей, с большим числом артиллерийских орудий, двадцатидневными запасами продовольствия и фуража, было привлечено 14 парусных кораблей, семь пароходов и 11 транспортных парусных судов <1. С. 223, 237>. 13-я дивизия в полном составе и приданная ей артиллерия были перевезены на расстояние 380 миль и высажены на берег всего за семь суток <1. С. 237, 246>. «Образцовая перевозка войск, явившаяся своего рода итогом всей предшествующей деятельности Нахимова как руководителя боевой подготовки Черноморского флота, — писал Адмирал Флота Советского Союза И. С. Исаков, — нашла свое отражение во всех специальных трудах, относящихся к этому времени, и была отмечена наградами» <4. С. 215>.
За успешное выполнение перевозки крупного контингента войск в минимально короткий срок вице-адмирал П. С. Нахимов был награжден орденом св. Владимира 2-й степени большого креста <1. С. 8>.
Таким образом, к началу Крымской войны, неудержимо надвигавшейся на Россию, Черноморский флот благодаря многолетней плодотворной деятельности М. П. Лазарева, В. А. Корнилова, П. С. Нахимова и многих других передовых адмиралов и офицеров российского флота был подготовлен к предстоящим сражениям с превосходящими силами противника. По своим морально-боевым качествам черноморцы превосходили флоты западноевропейских стран, но они оказались по существу заложниками устаревшей материально-технической базы вооруженной борьбы на море, во многом по качеству уступавшей западноевропейской. Это и послужило главной причиной того, что Черноморский флот не смог успешно решить поставленные перед ним задачи в борьбе с сильным паровым флотом союзников.
«Начать военные действия...»
Обстановка на Черноморском театре осложнилась еще весной 1853 г., когда крупные силы англо-французского флота прибыли к Дарданеллам и стали готовиться к вторжению в Черное море. В целях предотвращения внезапного нападения неприятельского флота на корабли и Черноморское побережье России по инициативе вице-адмирала В. А. Корнилова были установлены систематическое крейсерство у Анатолийского побережья Турции и постоянное наблюдение за Босфором, а Черноморский флот приведен в повышенную боевую готовность. [359]
В крейсерских действиях активное участие принимала эскадра под командованием вице-адмирала П. С. Нахимова. В конце мая 1853 г. эскадра П. С. Нахимова, державшего свой флаг на линейном корабле «Двенадцать Апостолов», вышла из Севастополя в свое первое крейсерство, продолжавшееся месяц <1. С. 8>. Одновременно с ведением разведки на театре во время похода П. С. Нахимов часто проводил учения и тренировки в целях совершенствования совместного плавания кораблей эскадры, выполнения различных элементов тактического маневрирования и тактических приемов применения артиллерии. По возвращении в Севастополь учения и тренировки экипажей не прекращались. Так напряженно боевая учеба на кораблях велась до Синопского сражения.
После успешной перевозки войск 13-й пехотной дивизии на Кавказское побережье эскадра П. С. Нахимова стала готовиться к новому выходу в море для крейсерства у Анатолийского побережья. И октября 1853 г., когда турки атаковали корабли на Дунае и, таким образом, открыли военные действия против России, эскадра П. С. Нахимова вышла в море и направилась к Анатолийскому побережью, в район, находившийся между Амасрой и Керемпе. Севастопольские береговые батареи артиллерийскими салютами провожали моряков. «Жители Севастополя, — писал один из участников этого похода, — толпились на всех возвышениях, чтоб напутствовать нас желанием славы и сказать «прости», которое, может быть, для некоторых из нас будет последним. Мы же мысленно обещали порадовать их возвращением с триумфом победы» <5а. С. 154>.
Крейсерство эскадры П. С. Нахимова у Анатолийского побережья проходило в условиях, когда Турция уже фактически начала военные действия против России на Черноморском театре. Обстановка потребовала от командующего эскадрой высокой бдительности и содержания кораблей в постоянной боевой готовности к отражению возможных внезапных атак турок и ведению смелых и решительных действий при обнаружении неприятельского флота. Однако главнокомандующий вооруженными силами на юге князь А. С. Меншиков, которому был подчинен Черноморский флот, своими распоряжениями, порой носившими [360] противоречивый характер, ограничивал самостоятельность П. С. Нахимова и лишал его возможности принимать самостоятельные решения, диктуемые обстановкой.
Эскадра П. С. Нахимова была ограничена прежде всего районом крейсерства, покинуть который она не могла без разрешения высшего командования. До конца октября П. С. Нахимову было запрещено вести активные боевые действия против турецкого флота, который в это время вышел из Босфора и направился к берегам Кавказа с целью высадки десанта. Но и после того, как П. С. Нахимову было передано разрешение А. С. Меншикова на применение оружия против турецких кораблей, он не был свободен в принятии самостоятельных решений — его личная инициатива по-прежнему ограничивалась рядом директив и предписаний А. С. Меншикова.
В этих условиях от П. С. Нахимова потребовалось, с одной стороны, определенно дипломатическое искусство, чтобы не вызвать гнев высшего командования при проявлении «самовольства», а с другой — умение глубоко анализировать обстановку на театре и принимать оперативно и тактически обоснованные решения и в соответствии с ними организовывать и направлять боевую деятельность своей эскадры. И, как показывали дальнейшие события, связанные с крейсерством Черноморской эскадры у анатолийских берегов, вице-адмирал П. С. Нахимов блестяще справился с этой, прямо скажем, нелегкой задачей.
Двухнедельное крейсерство в районе Амасра — Керемпе убедило П. С. Нахимова в необходимости расширения района поиска противника. В конце октября 1853 г. он в рапорте на имя вице-адмирала В. А. Корнилова о результатах крейсерства запросил «разрешение оставить дистанцию и крейсировать по усмотрению для того, чтобы мог являться там, где не ожидают отряда» <1. С. 262>.
Длительное крейсерство эскадры П. С. Нахимова у побережья Турции проходило в очень неблагоприятных навигационных и погодных условиях. Почти непрерывные шторма и плохая видимость не только крайне затрудняли лавирование кораблей, но и порой на длительное время лишали возможности определить место по светилам и береговым [361] ориентирам. Однако за сорок дней тяжелого плавания не было ни одного случая, чтобы корабли сбились с курса или потеряли друг друга из видимости. Ни жестокие шторма, порой перераставшие в бури, ни холод, ни недостаток продовольствия, ни поломки рангоута и повреждение снастей, ни изнурительные авральные работы не повлияли отрицательно на морально-боевые качества моряков, воспитанных П. С. Нахимовым в предвоенные годы в духе беззаветного служения Отечеству.
Командующий эскадрой в этих тяжелых условиях плавания всегда находился среди матросов и офицеров, воодушевлял их своим личным примером. Он даже снял с себя теплую рубашку, чтобы иметь право требовать исполнения обязанностей от личного состава эскадры, который почти не знал под конец плавания, что значит сухая одежда, дрожал от холода, но не роптал, видя пример в начальнике. П. С. Нахимов писал в интендантство флота: «Я снял с себя теплую рубашку и не надену ее, пока вы не оденете мою команду» <РГА ВМФ. Ф. 174. Оп. 1. Д. 2. Л. 13.>. Только с таким прекрасно подготовленным и закаленным личным составом эскадра под командованием П. С. Нахимова смогла выдержать сорокадневное крейсерство в тяжелых погодных условиях и успешно решить поставленную перед ней задачу по обнаружению и уничтожению турецкой эскадры.
3 ноября 1853 г. П. С. Нахимов получил сообщение об объявлении Россией войны Турции и приказ начать боевые действия против турецких военных судов. В тот же день он издал приказ по эскадре, в котором говорилось: «Получив повеление начать военные действия против военных турецких судов, я считаю нужным предуведомить командиров судов вверенного мне отряда, что в случае встречи с неприятелем, превышающим нас в силах, я атакую его, будучи совершенно уверен, что каждый из нас сделает свое дело...» <1. С. 269>.
Находясь в назначенном районе крейсерства, П. С. Нахимов вел разведку и наблюдение за передвижением не только турецких судов, но и судов нейтральных стран. По личной инициативе он задерживал купеческие суда и путем опроса их команды собирал информацию о противнике. [362] Одновременно разведывательная информация поступала к нему от вице-адмирала В. А. Корнилова, который в октябре с отрядом пароходофрегатов провел успешную разведку у западного побережья Черного моря и Босфора. В. А. Корнилову удалось добыть ценную информацию о сосредоточении в Босфоре турецкой эскадры, готовившейся к переходу к берегам Кавказа.
Получив от В. А. Корнилова разведданные о турецкой эскадре и сопоставив их со сведениями, полученными от команд купеческих судов нейтральных стран и захваченного турецкого парохода «Меджари-Теджорет», вице-адмирал П. С. Нахимов установил, что турецкая эскадра с десантом, направлявшаяся в Батум, находится в Синопе; поэтому он решил оставить район Амасра — Керемпе и немедленно следовать к Синопу <1. С. 271, 274>.
Синопская победа
На пути к Синопу 8 ноября эскадра попала в жесточайший шторм, в результате которого многие корабли получили серьезные повреждения в рангоуте и снастях; П. С. Нахимов вынужден был отправить их в Севастополь, а с оставшимися тремя линейными кораблями 11 ноября подошел к Синопу, на рейде которого стояла на якоре турецкая эскадра под защитой береговых батарей, установленных на возвышенностях, опоясывающих акваторию порта. В ее состав входили два пароходофрегата, семь больших парусных фрегатов, три корвета и четыре транспорта. Всего на турецкой эскадре, которой командовал Осман-паша, имелось 472 орудия. Кроме того, на берегу было установлено шесть батарей, имевших 38 орудий. Итого турки имели 510 орудий <6. Л. 26>.
Корабли стояли недалеко от берега, построенные в виде полумесяца, с выдвинутыми к выходу с рейда флангами. Вторую линию обороны составляли береговые батареи, надежно прикрывавшие корабли. Осман-паша имел все основания считать, что П. С. Нахимов не рискнет ввести свои корабли на акваторию порта и атаковать там турецкую эскадру. Но он жестоко ошибся.
Когда П. С. Нахимов подошел к Синопу, в его распоряжении было всего три линейных корабля, имевших в общей [363] сложности 252 орудия, т. е. в два раза меньше, чем противник <3. С. 45>. Поэтому П. С. Нахимов принял решение вначале ограничиться блокадой Синопа с моря, а после прибытия подкрепления из Севастополя — атаковать неприятельский флот в базе, если турки не решатся выйти в море.
16 ноября из Севастополя прибыло подкрепление в составе трех линейных кораблей и двух фрегатов под командованием контр-адмирала Ф. М. Новосильского. Теперь в эскадре П. С. Нахимова стало шесть линейных кораблей и два фрегата с общим артиллерийским вооружением в 720 орудий, из них 76 орудий были бомбическими пушками <6. Л. 26>.
Таким образом, соотношение числа орудий к началу Синопского сражения сложилось в пользу Черноморской эскадры — на 210 орудий больше. Однако если учитывать только ту артиллерию, которая могла быть использована в бою, то соотношение выглядело несколько иначе: в русской эскадре в бою могло участвовать 358 орудий одного борта, турки же могли использовать 236 орудий, т. е. уже не на 210, а на 144 орудия меньше. Так выглядело количественное сравнение артиллерии. Качественная сторона применения артиллерии была несколько противоречива. Важным преимуществом черноморских кораблей являлось наличие на них бомбических пушек крупных калибров, которых у турок не было. Но зато береговая артиллерия могла использовать в бою раскаленные ядра, представлявшие большую опасность для деревянных кораблей. Кроме того, у него имелось два пароходофрегата, которые могли свободно маневрировать вне зависимости от ветра на ограниченной акватории Синопского рейда и вести бой на наиболее важном направлении.
Правильно оценив оперативную обстановку и, в частности, возможность появления в ближайшее время на Черном море крупных сил англо-французского парового флота, находившегося в то время в Мраморном море, сильные и слабые стороны турецкой эскадры, а также прекрасную подготовку своих артиллеристов, которым суждено было сыграть решающую роль в бою, и высокие морально-боевые качества русских моряков, П. С. Нахимов не [364] стал ждать выхода неприятельского флота из Синопа: удар решил нанести по нему прямо в базе <1. С. 276>.
Тактический замысел П. С. Нахимова сводился к тому, чтобы как можно быстрее ввести линейные корабли на Синопский рейд и атаковать турецкую эскадру с короткой дистанции одновременно всеми силами. Исходя из этого замысла П. С. Нахимов принял решение: тактическое развертывание эскадры произвести двумя колоннами — по три линейных корабля в каждой. Построение эскадры в две колонны сокращало время пребывания кораблей под огнем противника в период сближения с ним и в то же время позволяло в кратчайший срок ввести в бой все линейные корабли.
Стремясь к быстрому и решительному разгрому турецкой эскадры, П. С. Нахимов установил дистанцию боя 1,5–2 кб, для каждого корабля заранее была установлена огневая позиция; причем огневые позиции располагались таким образом, что во время боя корабли имели возможность своим огнем поддерживать друг друга <1. С. 277>. Установленная же адмиралом короткая дистанция боя обеспечивала наиболее эффективное использование артиллерии всех калибров и ведение сосредоточенного огня несколькими кораблями по одной цели.
В боевом приказе П. С. Нахимова, изложенном в виде инструкции, главное внимание обращалось на использование артиллерии в бою, которая по замыслу командующего эскадрой должна была в кратчайший срок решить задачу уничтожения неприятельского флота. В приказе давался ряд практических указаний о том, как вести прицельный огонь, в том числе и при сильном задымлении рейда, как следует корректировать огонь и переносить его с одной цели на другую. С занятием огневых позиций корабли должны были стать на шпринг, чтобы их не разворачивало ветром и они могли вести более меткий огонь по назначенным целям. Предвидя возможность бегства турецких кораблей с Синопского рейда, П. С. Нахимов приказал двум фрегатам маневрировать на выходе с Синопского рейда и при появлении неприятельских кораблей атаковать их и уничтожить.
Придавая большое значение проявлению разумной инициативы со стороны своих командиров, П. С. Нахимов [365] отказался от чрезмерной детализации плана атаки, надеясь, что хорошо подготовленные командиры кораблей смогут сами принимать тактически обоснованные решения исходя из конкретной обстановки боя. В приказе об этом говорилось: «В заключение выскажу мысль, что все предварительные наставления при переменившихся обстоятельствах могут затруднить командира, знающего свое дело, и поэтому я представляю каждому совершенно независимо действовать по усмотрению своему, но непременно исполнить свой долг» <1. С. 278>. Приказ П. С. Нахимова заканчивался словами: «...Россия ожидает славных подвигов от Черноморского флота; от нас зависит оправдать ожидания» <1. С. 278>.
Оценивая боевой приказ и действия П. С. Нахимова перед Синопским сражением, известный военный историк А. М. Зайончковский в работе «Восточная война» писал: «В действиях Нахимова обнаружилось то редкое соединение твердой решимости с благоразумной осторожностью, то равновесие ума и характера, которое составляет исключительную принадлежность великих военачальников» <2а. С. 303>.
Разработав план предстоящего сражения, П. С. Нахимов ознакомил с ним своего младшего флагмана контрадмирала Ф. М. Новосильского и командиров кораблей и дал им ряд указаний по приготовлению кораблей к бою. Особое внимание присутствующих на совете было обращено на тщательную подготовку материальной части корабельной артиллерии. По приказанию командующего эскадрой флагманский артиллерист Яков Морозов 17 ноября лично руководил проверкой готовности артиллерии на линейных кораблях. Напряженная работа по окончательному приготовлению кораблей к бою кипела в течение всего дня накануне сражения, которое было назначено на 18 ноября. И так продолжалось до вечера. А после ужина, как писал «Русский вестник», «кто писал письма, кто тихо передавал друг другу свои последние мысли, свои последние желания. Тишина была торжественная. У всех было одно слово на уме: завтра...» <8. С. 775>.
18 ноября утром погода была неблагоприятная. Шел дождь. Дул шквалистый ветер. Но П. С. Нахимов не отменил [366] атаку. В 9 ч 30 мин на флагманском корабле «Императрица Мария» был поднят сигнал «Приготовиться к бою и идти на Синопский рейд». Снявшись с якоря, эскадра направилась к Синопу. Следуя за флагманом, корабли по его сигналу перестроились на ходу в две кильватерные колонны — по три корабля в каждой. Во главе правой колонны на линейном корабле «Императрица Мария» шел вице-адмирал П. С. Нахимов. Левую колонну возглавлял контр-адмирал Ф. М. Новосильский, державший свой флаг на линейном корабле «Париж».
Бой начался в 12 ч 28 мин, когда турецкий флагманский корабль «Ауни-Аллах» дал первый залп по входившим на Синопский рейд кораблям. Вслед за ним огонь открыли и другие корабли и береговые батареи неприятеля. Огонь они вели главным образом по рангоуту и парусам, стремясь затруднить движение русских кораблей на рейд и заставить П. С. Нахимова отказаться от атаки. Особенно сильный огонь противник вел по линейному кораблю «Императрица Мария», который буквально был засыпан ядрами и книппелями <1. С. 322>. По приказанию командующего эскадрой русские корабли открыли ответный огонь, продолжая следовать к своим огневым позициям. Подойдя к противнику на дистанцию 1,5–2 кб, они стали на якорь, завели шпринги и перенесли огонь на заранее назначенные цели. Численное превосходство Черноморской эскадры в артиллерии и наличие бомбических пушек в сочетании с отличной подготовкой русских комендоров, обеспечивших высокие темпы и меткость стрельбы, сразу же сказались на результатах сражения. Особенно губительной была стрельба из бомбических пушек, разрывные бомбы которых вызывали на турецких деревянных кораблях большие разрушения и сильные пожары.
Через полчаса после начала боя турецкий флагманский корабль «Ауни-Аллах», по которому вел огонь линейный корабль «Императрица Мария», был настолько поврежден, что не мог дальше продолжать бой и выбросился на берег. После этого линейный корабль перенес огонь на фрегат «Фазли-Аллах»; на фрегате вскоре возник пожар, и он также выбросился на берег <1. С. 322–323>. [367]
Затем линейный корабль «Императрица Мария» подверг усиленной бомбардировке береговую батарею № 5.
В это же время линейный корабль «Париж», которым командовал капитан 1 ранга В. И. Истомин, в течение часа уничтожил артиллерийским огнем два других турецких корабля, после чего перенес огонь на одну из береговых батарей. П. С. Нахимов в донесении князю А. С. Меншикову писал о своем впечатлении от действий командира «Парижа»: «Нельзя было налюбоваться прекрасными и хладнокровно рассчитанными действиями корабля «Париж»; я приказал изъявить ему свою благодарность во время самого сражения, но не на чем было поднять сигнал: все фалы были перебиты» <1. С. 323>.
Прекрасно действовал в бою и линейный корабль «Великий князь Константин» под командованием капитана 2 ранга Ергомышева, который одновременно вел бой с фрегатами «Навек-Бахри» и «Несми-Зафер» и береговой батареей № 4. Через 20 мин после открытия огня он уничтожил [368] фрегат «Навек-Бахри», а затем заставил выброситься на берег второй фрегат <1. С. 323>.
Не менее успешно действовали и другие корабли. Взаимодействуя между собой, они последовательно уничтожали корабли, а затем береговые батареи противника, не забывая при этом оказывать при необходимости помощь друг другу. Так, во время боя в трудном положении оказался линейный корабль «Три Святителя»: у него перебило шпринг; корабль развернуло кормой к береговой батарее № 6, которая вела по нему сильный огонь. Заметивший это командир «Ростислава» капитан 1 ранга Кузнецов немедленно пришел на помощь «Трем Святителям». Временно прекратив огонь по турецкому фрегату, он подверг мощному обстрелу вражескую батарею № 6. Это дало возможность линейному кораблю «Три Святителя» исправить повреждение и продолжить бой <1. С. 324>.
При перенесении огня с одной цели на другую корабли по мере надобности разворачивались на шпрингах. Это позволяло им осуществлять маневр огнем без перемены огневых позиций.
Синопское сражение, продолжавшееся более трех часов, носило чрезвычайно напряженный характер. Русские моряки в бою проявили не только высокое мастерство, особенно в использовании артиллерии и в борьбе за живучесть кораблей, но и величайшую стойкость и храбрость. Комендоры действовали на редкость четко и слаженно и значительно превосходили противника как в скорострельности, так и меткости стрельбы. «Команда вела себя выше всякой хвалы. Что за молодецкая отвага, что за дивная хладнокровная храбрость», — писал мичман А. Д. Сатин, служивший на линейном корабле «Три Святителя» <8. С. 779>.
В результате разрыва неприятельского снаряда на батарейной палубе на линейном корабле «Ростислав» возник пожар. Огонь подступал к крюйт-камере, где хранился порох. Создалась серьезная угроза взрыва корабля. Рискуя жизнью, мичман Колокольцев бросился к крюйт-камере и быстро ликвидировал опасность. Корабль и его экипаж были спасены. «За особенное присутствие духа и отважность, оказанные за время боя», вице-адмирал П. С. Нахимов представил мичмана Колокольцева к награде <3. С. 52>. [369]
Напряженное сражение закончилось победой Черноморской эскадры, которая полностью уничтожила крупное соединение турецкого флота. И только одному пароходофрегату «Таиф» под командованием английского офицера Слэда — советника командующего турецким флотом — удалось спастись бегством <1. С. 278–279>. Парусные фрегаты «Кагул» и «Кулевчи», оставленные П. С. Нахимовым для наблюдения за выходом с Синопского рейда, пытались преследовать «Таиф», но он, идя против ветра, смог быстро уйти от преследующих его парусных кораблей.
В открытом море «Таиф» был встречен отрядом пароходофрегатов под командованием вице-адмирала В. А. Корнилова, который спешил к Синопу на помощь парусным кораблям. Однако преимущество в скорости позволило «Таифу» уйти и от преследовавших его русских пароходофрегатов <1. С. 314>.
Таким образом, Синопское сражение закончилось небывалой победой Черноморского флота: турки потеряли 15 из 16 кораблей и около 3000 убитыми и ранеными. В плен были взяты командующий турецкой эскадрой вице-адмирал Осман-паша, три командира корабля и около 200 матросов. Черноморская эскадра не потеряла ни одного корабля. Правда, многие корабли получили значительные повреждения, главным образом в рангоуте и снастях. Всего на кораблях было отмечено 201 пробоина и 77 других повреждений. Потери в личном составе были сравнительно небольшие: 38 человек и 235 ранеными <РГА ВМФ. Ф. 19. Оп. 4. Д. 105. Л. 29–32>. «История еще не знала столь решительного боя с такими необычайными результатами, если учесть, что Нахимов не потерял ни одного корабля», — писал Адмирал Флота Советского Союза И. С. Исаков <4. С. 218>.
Результаты Синопского сражения буквально поразили общественность не только России, но и Запада. Даже такая враждебно настроенная к России газета, как «Таймс», отражавшая взгляды правящих кругов Англии, и та вынуждена была признать, что «такого совершенного истребления и в такое короткое время никогда еще не было. Неравенство сил может это объяснить некоторым образом, но не вполне» <4. С. 218>. [372]
В Синопском сражении жесточайшее поражение потерпели не только турки, но не в меньшей степени и англичане, которые строили и вооружали турецкие корабли, руководили подготовкой их экипажей, разрабатывали планы боевого использования турецкого флота и, наконец, принимали непосредственное участие и в самом сражении, выступая в качестве инструкторов и советников. Английские офицеры, незадолго перед Крымской войной инспектировавшие турецкий флот, давали ему высокую оценку, утверждая, что «на якоре турки дали бы хорошее сражение...» <Морской сборник. 1850. № 3. С. 265>. Однако Синоп убедительно опроверг это заключение англичан.
Синопское сражение в полной мере свидетельствует о выдающемся флотоводческом таланте П. С. Нахимова, отличной выучке комендоров, матросов и офицеров Черноморского флота, достигнутой длительным и упорным трудом адмиралов и офицеров лазаревской школы, и высоких морально-боевых качествах русских моряков.
Оценивая действия командиров кораблей и офицеров эскадры в сражении, П. С. Нахимов писал, что они показали «и знание своего дела и самую непоколебимую храбрость». Еще более высокую оценку храбрости заслужили со стороны адмирала матросы, о которых он писал: «Они дрались как львы и заслуживают награды за истинно русскую храбрость и присутствие духа во время боя». «С такими подчиненными, — говорил Нахимов, — я с гордостью встречусь с любым неприятельским европейским флотом» <1. С. 217>.
За мужество и храбрость, проявленные в бою, по представлению Павла Степановича Нахимова были награждены различными орденами и медалями 170 офицеров и 250 матросов <1. С. 327–351>. Среди награжденных были командиры кораблей, флаг-офицеры, вахтенные начальники, штурманы, артиллеристы, врачи — все они отличились в бою и внесли свой вклад в достижение победы.
Вице-адмирал П. С. Нахимов за Синопскую победу был удостоен высшей награды — ордена Святого Георгия 2-й степени (большого креста) <1. С. 321>.
Русский флот добился решительной победы в Синопском сражении благодаря превосходству военно-морского [373] искусства отечественного флота. Важную роль сыграло и флотоводческое искусство самого П. С. Нахимова. Оно нашло свое выражение в смелости и решительности тактического замысла сражения, в искусном развертывании сил и быстром занятии кораблями огневых позиций, в правильном выборе дистанции боя, обеспечивавшей наиболее эффективное применение артиллерии всех калибров и особенно бомбической артиллерии, сыгравшей решающую роль в быстром уничтожении деревянных кораблей противника, в хорошо организованном взаимодействии и взаимной поддержке кораблей в бою и, наконец, в умелом управлении силами со стороны командующего эскадрой.
Важную роль в победе сыграл также высокий уровень подготовки экипажей, в первую очередь, командиров, от которых непосредственно зависело искусство маневрирования кораблей при сближении с противником и занятии огневых позиций, а также комендоров, обеспечивавших точность ведения артиллерийского огня и высокий темп стрельбы.
Победа в Синопском сражении в значительной степени была обеспечена системой боевого крейсерства Черноморского флота у берегов Турции перед Крымской войной и в начальный ее период, позволившей командованию своевременно обнаружить турецкий флот в Синопе и быстро сосредоточить в нужном месте и вовремя превосходящие силы флота для уничтожения неприятеля.
Синопское сражение явилось последним крупным сражением парусного флота и высшим достижением его военно-морского искусства на последнем этапе развития парусных кораблей. В сражении наряду с парусными кораблями участвовали и первые паровые суда. И хотя они не оказали существенного влияния на ход сражения, но все же показали свое бесспорное преимущество перед парусными кораблями. В этом сражении впервые в широких масштабах была применена бомбическая артиллерия, сыгравшая решающую роль в уничтожении турецких деревянных кораблей, что подтолкнуло флоты мира к скорейшему переходу к постройке военных кораблей с железным корпусом. [374]
Победа Черноморского флота в Синопском сражении оказала большое влияние на последующий ход Крымской войны. Уничтожение неприятельской эскадры, представлявшей боевое ядро турецкого флота, лишило Турцию возможности вести активные боевые действия на Черноморском театре и сорвало подготовленную турецким командованием высадку десанта на Кавказское побережье, что сняло угрозу на кавказском направлении. «С сердечным удовольствием имею честь поздравить ваше превосходительство, — писал П. С. Нахимову командующий отрядом русских кораблей у кавказских берегов контрадмирал П. М. Вукотич, — с блистательным истреблением неприятельской Синопской эскадры, великой грозы всего Кавказа... Быстрое и решительное истребление турецкой эскадры вами спасло Кавказ, в особенности Сухум, Поти и Редут-Кале, покорением последнего достались бы в добычу туркам Гурия, Имеретия и Мегрелия» <1. С. 358>.
По окончании Синопского сражения корабли эскадры П. С. Нахимова около двух суток оставались на Синопском рейде и с помощью корабельных средств устраняли полученные в бою повреждения. Напряженная работа продолжалась непрерывно в течение многих часов. «...Только неутомимая ревность к службе и знание морского дела офицеров и нижних чинов, — писал П. С. Нахимов А. С. Меншикову, — могли в полутора суток поставить эскадру, потерпевшую капитальные повреждения в корпусе, рангоуте, такелаже и парусах, в состояние предпринять плавание в глубокую осень через все Черное море» <1. С. 325>.
10 ноября эскадра снялась с якоря и направилась в Севастополь. В пути она опять была застигнута сильнейшим штормом, который явился еще одним серьезным испытанием для черноморских моряков. Для многих кораблей, не имевших на мачтах стеньг и брам-стеньг, с заполненными водой трюмами, поступавшей через временно заделанные пробоины в корпусе, переход оказался чрезвычайно тяжелым. Но моряки успешно справились с экстремальной ситуацией, в которой оказалась эскадра, и благополучно привели корабли, в том числе и те, которые имели серьезные повреждения, в Севастополь, где 22 ноября их с исключительным восторгом встретили жители города. [375]
Начальник штаба флота вице-адмирал В. А. Корнилов, встречавший героев Синопа на Графской пристани, дал высокую оценку успешному переходу эскадры П. С. Нахимова из Синопа в Севастополь в условиях штормовой погоды и назвал этот переход второй победой П. С. Нахимова, не менее славной, чем Синопская.
На бастионах Севастополя
Победа в Синопском сражении явилась «лебединой песней» боевых действий парусных кораблей Черноморского флота на морском театре и прологом ожесточенной вооруженной борьбы на главном сухопутном театре военных действий — в Крыму, эпицентром которой стал Севастополь — главная база Черноморского флота. «Нам остается одно будущее, которое может существовать только в Севастополе, — говорил П. С. Нахимов, — враги знают цену этому пункту и употребят все усилия, чтобы овладеть им... Имея Севастополь, мы будем иметь и флот, однажды же отданный — отнять без содействия флота невозможно, а без Севастополя нельзя иметь флота на Черном море» <1. С. 453–454>.
К сожалению, высшее командование вооруженными силами России на юге в лице князя А. С. Меншикова не понимало значения Севастополя как важнейшего стратегического пункта России на Черноморском театре и той роли, которую ему было суждено сыграть в ходе войны, а потому и не приняло должных мер к усилению его обороны.
Как только англо-французский флот вторгся в конце 1853 г. в Черное море, М. П. Лазарев и П. С. Нахимов предупредили А. С. Меншикова о том, что союзники не замедлят высадиться в Крыму, чтобы затем нанести удар по Севастополю. Однако главнокомандующий проигнорировал серьезное предупреждение двух незаурядных флотоводцев отечественного флота о возможности высадки союзного десанта в Крыму и необходимости в связи с этим принятия срочных мер по подготовке Севастополя к обороне.
Буквально за неделю до высадки союзных войск в районе Евпатории А. С. Мсншиков самоуверенно доносил в Санкт-Петербург: «По настоящему позднему времени [376] высадка невозможна». Поэтому он и не беспокоился за судьбу Севастополя. Более того, когда В. А. Корнилов и П. С. Нахимов, зная, что Севастополь по вине Главного морского штаба не готов к борьбе с превосходящими силами союзников, по собственной инициативе энергично принялись за усиление обороны главной базы флота с моря и создание обороны с суши, которой она вообще не имела перед войной, то А. С. Меншиков и его помощники стали чинить им всевозможные препятствия. Покидая, например, Севастополь после высадки союзников в районе Евпатории, А. С. Меншиков не отдал никаких распоряжений по обороне базы, а руководителем обороны назначил бездеятельного престарелого генерала Моллера. «Этот господин, — писала «Русская старина», — хотя номинально, но оставался более месяца начальником гарнизона, который никогда его не видел».
Фактически же руководителями гарнизона Севастополя стали начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал В. А. Корнилов и командующий эскадрой вице-адмирал П. С. Нахимов, от которых, с согласия генерала Моллера, исходили все распоряжения по подготовке Севастополя к обороне. Таким образом, В. А. Корнилов и П. С. Нахимов, пользовавшиеся большим уважением и доверием среди матросов, солдат и офицеров гарнизона, стали подлинными организаторами и руководителями героической обороны Севастополя.
Вице-адмиралы В. А. Корнилов и П. С. Нахимов, предвидя неизбежность высадки союзной армии в Крыму и зная неподготовленность Севастополя к обороне, еще весной 1854 г. приступили к разработке плана обороны города и строительству укреплений. «После Синопского дела, возвратясь в Севастополь, — писал П. С. Нахимов в марте 1854 г., — каждый из нас постоянно был занят — готовились достойно встретить грозных врагов драгоценной нашей отчизны» <1. С. 380>.
Разработанный под руководством В. А. Корнилова и П. С. Нахимова план обороны Севастополя предусматривал создание круговой обороны базы с моря и суши с использованием всех сил и средств армии и флота, а также привлечение для этой цели и жителей города. Реализация [377] этого плана была связана с огромными трудностями: в Севастополе ощущался острый недостаток в оружии, боеприпасах, строительных материалах, медикаментах, продовольствии и т. д. Их поставки из центра задерживались, а порой даже срывались. Тем не менее В. А. Корнилову и П. С. Нахимову все же удалось до подхода союзных войск к Севастополю выполнить большой комплекс оборонительных мероприятий и подготовить город к длительной и стойкой обороне.
К началу Севастопольской обороны были значительно укреплены подступы к базе с моря и создана достаточно прочная оборона города с суши. Руководителями обороны был разработан план эшелонированной обороны Севастопольского рейда, основанный на тесном взаимодействии артиллерии кораблей и береговых батарей. Парусные корабли должны были развертываться в две линии на назначенных для них огневых позициях. За ними сосредоточивались пароходофрегаты — тактический резерв, предназначенный для поддержки своих парусных судов и уничтожения рандеров противника в случае прорыва их на Севастопольский рейд <1. С. 365–366>.
Для усиления обороны Севастополя с моря В. А. Корнилов и П. С. Нахимов планировали использовать мины заграждения, но отсутствие мин на складах не позволило применить это новое оружие, которое широко и эффективно использовали русские моряки на Балтийском море для обороны Кронштадта и Свеаборга в 1854–1855 гг.
Для усиления гарнизона Севастополя флот выделил 22 тыс. моряков и более 2000 орудий, снятых с затопленных кораблей. На южной границе города была создана мощная оборонительная линия, состоявшая из различных фортификационных сооружений и большого числа батарей, сформированных из корабельных орудий <2. С. 259–260>. Во главе береговых батарей были поставлены опытные корабельные артиллеристы, а морскими командами руководили офицеры, которые вместе со своими матросами сошли с кораблей на берег. Батареи располагались на позициях таким образом, чтобы иметь возможность поддерживать войска по всей линии обороны и в то же время взаимодействовать между собой. Под руководством [378] В. А. Корнилова и П. С. Нахимова были разработаны основные тактические документы в виде инструкций и наставлений, которыми руководствовались защитники Севастополя при обороне города с моря и суши.
Таким образом, к моменту подхода союзной армии к Севастополю защитники города — солдаты, матросы, офицеры и гражданское население — под руководством В. А. Корнилова и П. С. Нахимова, работая с огромным напряжением днем и ночью, в невероятно короткий срок создали под Севастополем достаточно надежную сухопутную оборону. В приказе от 3 октября 1954 г. начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал В. А. Корнилов, который вместе с П. С. Нахимовым руководил работами по созданию обороны, отмечал: «С первого дня обложения Севастополя превосходным в силах неприятелем войска, предназначенные его защищать, выказывали решительную готовность умереть, но не отдать города... В продолжение короткого времени неутомимою деятельностью всех, и офицеров, и нижних чинов, выросли из земли сильные укрепления, и пушки старых кораблей расставлены на этих грозных твердынях» <2. С. 226–227>.
Когда в начале сентября 1854 г. 62-тысячная коалиционная армия беспрепятственно высадилась в районе Евпатории и вдоль побережья направилась в сторону Севастополя, российская армия, развернутая в Крыму, была разделена на две основные группировки: полевая армия, возглавляемая А. С. Меншиковым, заняла позиции в районе Инкермана, Бельбека и Чергуни, обеспечивая связь Севастополя с внутренними районами страны через Перекопский перешеек; вторую группировку войск составлял севастопольский гарнизон, усиленный моряками Черноморского флота, который принял на себя основную тяжесть борьбы с коалиционной армией, осаждавшей Севастополь с суши.
После нанесения поражения на р. Альме армии А. С. Меншикова союзные войска развили наступление вдоль побережья и к 17 сентября вышли к Севастополю и обложили его с южной стороны. Они расположились на линии, проходившей между Стрелецкой бухтой и Черной речкой. А объединенные силы флота союзников сосредоточились [379] в Балаклаве, Камышовой и Стрелецкой бухтах, в которых неприятель оборудовал свои базы для подвоза подкреплений и всех видов снабжения осадной армии, поступавших из Европы морским путем.
В условиях длительной осады Севастополя исключительно важное значение как для осажденных, так и для осаждающих приобрели коммуникации, по которым осуществлялись воинские перевозки. Наличие у союзников большого парового флота, который в 9–10 раз превосходил русский, обеспечивало им достаточно надежную защиту своих морских коммуникаций и бесперебойность доставки всего необходимого.
Русские же сухопутные пути сообщения, по которым снабжался севастопольский гарнизон и подвозились подкрепления из внутренних районов России через Перекопский перешеек, оказались под угрозой перехвата. Однако коалиционная армия, несмотря на значительное превосходство в силах, не рискнула с ходу прорваться к северной части города и тем самым прервать его единственную сухопутную коммуникацию. «Главным источником силы Севастополя, — писал Н. Г. Чернышевский, — было то, что он через свою северную сторону оставался совершенно открыт всем подвозам и подкреплениям»{6}.
Оборона Севастополя по характеру боевых действий делится на два основных периода. Первый период (сентябрь — ноябрь 1854 г.) характеризовался созданием сухопутной обороны города и срывом защитниками Севастополя попыток противника захватить главную базу Черноморского флота методом ускоренной атаки сухопутных войск при активной поддержке флота с моря. Второй период (декабрь 1854 г. — август 1855 г.) протекал в основном в длительной позиционной борьбе с широким использованием артиллерии с обеих сторон, смелыми вылазками защитников Севастополя и активными действиями пароходофрегатов Черноморского флота.
Не решившись атаковать Севастополь с ходу, союзники в течение двух недель готовили армию и флот к штурму города в расчете захватить его мощным одновременным [381] ударом с суши и моря. Штурм был назначен на 5 октября. Атаке войск должна была предшествовать мощная артиллерийская подготовка с использованием большого количества сухопутной и корабельной артиллерии. Однако защитники Севастополя упредили противника и первыми открыли мощный огонь по батареям и наступающим войскам союзников и, причинив им большие потери, сорвали атаку, на которую англо-французское командование возлагало большие надежды. «Флот и армия союзников, — писал один из высших офицеров французского флота, — надеялись соединенными силами уничтожить оборону Севастополя». Но враг жестоко просчитался. Гарнизон Севастополя, поддержанный огнем артиллерии кораблей Черноморского флота, блестяще выдержал первое серьезное боевое испытание.
Тяжелой утратой для защитников Севастополя явилась гибель В. А. Корнилова — одного из организаторов и руководителей героической обороны города. После смерти В. А. Корнилова оборону Севастополя возглавил вице-адмирал П. С. Нахимов, пользовавшийся огромным авторитетом и популярностью среди защитников Севастополя, особенно у матросов и солдат, которые видели в нем честного, справедливого и талантливого начальника, хорошо знающего свое дело и бесстрашного в борьбе с врагами.
Отбив первый штурм, защитники Севастополя под руководством П. С. Нахимова продолжили укрепление и совершенствование сухопутной обороны города. При строительстве укреплений они руководствовались идеями видного военного инженера А. З. Теляковского. По указанию П. С. Нахимова в целях усиления обороны были построены две дополнительные оборонительные линии с развитой системой заграждений, что положило начало созданию в Севастополе глубоко эшелонированной обороны и значительно повысило ее прочность. Оборонительные работы велись под огнем противника и круглосуточно. П. С. Нахимов внимательно следил за тем, как возводились новые укрепления и строились блиндажи, предназначенные для укрытия личного состава от огня противника. Не было дня, чтобы он не появлялся на передовых позициях, [382] воодушевляя защитников базы флота и показывая им пример личного бесстрашия. «Во время обороны Севастополя, — писал один из ее участников, — адмирал вел себя как настоящий герой; он был везде, где видел опасность... В это время к нему обращались за помощью как к человеку, сильному своим моральным влиянием» <1. С. 429>.
Огромное моральное воздействие П. С. Нахимова на защитников Севастополя объясняется главным образом тем, что из руководителей обороны города «никто лучше него не знал духа русского простолюдина — матроса и солдата» <1. С. 627>.
Наряду с возведением новых укреплений П. С. Нахимов уделял большое внимание совершенствованию оружия и способов его применения, своевременному обеспечению защитников города боеприпасами, продовольствием, обмундированием и медикаментами. Он постоянно напоминал подчиненным начальникам о необходимости беречь людей. В одном из приказов П. С. Нахимов писал: «Я считаю долгом напомнить всем начальникам священную обязанность, на них лежащую, а именно: предварительно позаботиться, чтобы при открытии огня с неприятельских батарей не было ни одного лишнего человека не только в открытых местах, но даже прислуги у орудий и число людей для неразлучных с боем работ было ограничено крайней необходимостью... При этом прошу внушить им, что жизнь каждого из них принадлежит Отечеству» <1. С. 469>.
Неприятель, стремясь не допустить усиления обороны Севастополя, вел систематический огонь по ее позициям и одновременно накапливал силы и готовился к новому штурму города. В целях срыва его часть полевой армии 13 октября атаковала английские войска под Балаклавой, а 24 октября крупными силами дала бой противнику в районе Инкермана, где с обеих сторон было задействовано до 100 тыс. человек. Однако из-за отсутствия современного нарезного оружия и неграмотного руководства боевыми действиями царскими генералами русская армия и на этот раз не смогла добиться успеха.
Но несмотря на то, что полевая армия не решила поставленную задачу по деблокаде Севастополя, Инкерманское [383] сражение оказало существенное влияние на последующий ход борьбы за него. Вследствие больших потерь в личном составе (около 12 тыс. человек) и упадка морального духа войск англо-французское командование вынуждено было окончательно отказаться от попыток овладеть Севастополем методом ускоренной атаки и перейти к длительной и методической осаде города с широким применением артиллерии. Таким образом, борьба за Севастополь приняла затяжной позиционный характер.
К началу 1885 г. союзники сосредоточили под Севастополем 100-тысячную армию и свыше 500 орудий крупного калибра <6. Л. 27>. Силы противника по численности в несколько раз превосходили севастопольский гарнизон. Перейдя к позиционной борьбе, неприятель усилил артиллерийские обстрелы города. Огонь велся почти непрерывно. В отдельные дни по городу выпускалось до 50 тыс. снарядов. Интенсивным обстрелом русских позиций союзное командование рассчитывало подавить волю защитников города и заставить их капитулировать. Предпринимались также атаки пехоты, которые периодически перерастали в штурм города. Надо было обладать величайшей стойкостью, чтобы в течение многих месяцев сдерживать натиск огромной осадной армии, оснащенной современным нарезным оружием, которого защитники Севастополя не имели.
Но врагу не удалось подавить волю севастопольского гарнизона к сопротивлению и заставить его сложить оружие. Отражая многочисленные атаки союзных войск, защитники Севастополя нередко сами переходили в контратаки и отбрасывали врага на исходные позиции. Оборона города под руководством П. С. Нахимова приобрела активный характер. Это нашло свое отражение прежде всего в смелых вылазках севастопольцев в расположение неприятельских позиций. В этих вылазках принимали участие преимущественно добровольцы из числа солдат и матросов гарнизона — людей большой смелости, храбрости и находчивости.
Дерзкие вылазки небольших, а иногда и крупных отрядов солдат и матросов держали противника в постоянном напряжении. Совершая внезапные ночные нападения, [386] севастопольцы разрушали оборонительные сооружения и уничтожали артиллерийские батареи неприятеля, наносили ему существенные потери в живой силе. В этих действиях особенно отличились Петр Кошка, Игнатий Шевченко, Иван Демченко, лейтенант Бирюлев и многие другие. Их имена хорошо знали все защитники Севастополя и гордились ими.
В активных оборонительных действиях по указанию П. С. Нахимова принимали участие и пароходофрегаты, которые совершали внезапные нападения на корабли противника за пределами Севастопольской бухты. Так, 24 ноября отряд кораблей в составе пароходофрегатов «Владимир» и «Херсонес» под командованием капитана 2 ранга Г. И. Бутакова внезапно атаковал неприятельские пароходы, находившиеся с Стрелецкой бухте. Вражеские суда уклонились от боя и поспешно отошли к Балаклаве, под защиту главных сил союзной эскадры. Выполнив поставленную задачу, пароходофрегаты благополучно вернулись в Севастополь.
П. С. Нахимов высоко оценивал набеговые действия пароходофрегатов. «Молодецкая вылазка наших пароходов, — сообщал П. С. Нахимов командиру Севастопольского порта, — напомнила неприятелям, что суда наши хотя разоружены, но по первому приказу закипят жизнью, что, метко стреляя на бастионах, мы не отвыкли от стрельбы на качке; что, составляя стройные бастионы для защиты Севастополя, мы ждем только случая показать, как твердо помним уроки покойного адмирала Лазарева...» <1. С. 445>.
В результате ночных вылазок защитников Севастополя и набеговых действий пароходофрегатов противник не только нес потери в живой силе и боевой технике, но и испытывал серьезные затруднения в проведении осадных работ. Неожиданные вылазки изматывали силы осадной армии и подрывали моральный дух противника.
П. С. Нахимов придавал исключительно большое значение использованию артиллерии, рассматривая ее в качестве решающего фактора в борьбе с осадной армией противника, и прежде всего с его артиллерией, обстреливавшей Севастополь. С этой целью он организовал контрбатарейную [387] борьбу, которая сводилась к артиллерийской дуэли между крепостной и осадной артиллерией. Контрбатарейная борьба являлась одной из важнейших задач также корабельной и полевой артиллерии.
П. С. Нахимов разработал стройную систему использования артиллерии в обороне базы. Он требовал от артиллеристов упреждения противника в открытии огня, сосредоточения огня нескольких батарей по одной цели, широкого применения маневра огнем, постоянного поддержания взаимодействия между батареями и поддержки ими друг друга при ведении артиллерийской дуэли <3. С. 74>.
Под руководством П. С. Нахимова были разработаны новые инструкции в целях организации более эффективного применения артиллерии по принципу массирования огня на решающих направлениях при совместном использовании береговой, корабельной и полевой артиллерии. Разрабатывая новые методы использования артиллерии в борьбе с осадной армией противника, П. С. Нахимов в то же время уделял большое внимание обучению защитников Севастополя ведению общевойскового боя при поддержке артиллерии. В приказе от 3 мая 1855 г. он писал: «В близком бою первый выстрел решает половину дела, а потому внимательное наблюдение при свете за открытием неприятельских амбразур послужит ручательством, что мы не будем предупреждены ими. Сосредоточив огонь преимущественно на ближайшие батареи, мы быстрым и метким действием артиллерии должны сбить их... Близкий бой — единственное средство к решительной победе на море — даст такой же результат на берегу и вознаградит бдительность, опытность и искусство доблестных моряков-артиллеристов» <1. С. 526>.
Направляя основные усилия защитников Севастополя на укрепление обороны города с суши, откуда исходила главная опасность для базы флота, П. С. Нахимов в то же время обращал внимание и на усиление обороны города с моря. С этой целью он распорядился затопить при входе в бухту дополнительно еще несколько парусных кораблей. 13 февраля 1855 г. между Николаевской и Михайловской батареями были затоплены три старых линейных корабля и два фрегата <1. С. 459>. Оставшиеся в строю [389] парусные корабли и пароходофрегаты были сведены в одну эскадру, предназначенную для обороны Севастопольского рейда. По утвержденному П. С. Нахимовым расписанию пароходофрегаты круглосуточно охраняли вход в бухту; кроме того, они были расписаны по огневым позициям на Севастопольском рейде для отражения совместно с береговой артиллерией нападения неприятельского флота с моря.
Чтобы наиболее эффективно использовать разнородные силы для совместной обороны главной базы флота с суши и моря, П. С. Нахимов организовал взаимодействие между войсками гарнизона, кораблями эскадры и береговой артиллерией. Одной из наиболее эффективных форм содействия флота сухопутным войскам являлась артиллерийская поддержка пароходофрегатов, которые имели довольно мощную артиллерию с дальностью стрельбы до четырех километров.
Артиллерийская поддержка войск пароходофрегатами носила систематический характер и велась в течение всего времени обороны Севастополя. Огонь корабли вели как с якорных позиций, находившихся на акватории Севастопольского рейда, так и на ходу при выходах в море. Огонь велся днем и ночью. Для стрельбы по невидимым целям артиллеристы применили новый метод корректировки огня с использованием береговых корректировочных постов. Чтобы снизить эффективность ответного огня по пароходофрегатам, последние часто меняли свои огневые позиции, маневрируя в пределах Севастопольской бухты.
Стрельба пароходофрегатов по береговым целям была весьма эффективна, и командиры стрелковых частей в период наиболее напряженных боев с союзными войсками часто обращались непосредственно к командирам кораблей с просьбой об огневом содействии <3. С. 75>.
Большую помощь пароходофрегаты оказывали севастопольскому гарнизону в обеспечении перевозок войск между северным и южным секторами сухопутной обороны, которые производились через бухту. Они широко использовались также для перевозки боеприпасов, продовольствия, раненых и гражданского населения. Севастопольская бухта, в пределах которой в основном вели [390] боевые действия пароходофрегаты, явилась своего рода испытательным полигоном, где первые отечественные паровые суда отрабатывали в условиях войны отдельные элементы пароходной тактики.
В руководстве обороной Севастополя особенно ярко проявились организаторские способности, военный талант и исключительная личная храбрость Павла Степановича Нахимова, которому 27 марта 1855 г. за отличие при обороне главной базы Черноморского флота было присвоено звание адмирала <1. С. 398>.
В связи с производством в адмиралы П. С. Нахимов издал приказ по флоту, в котором отмечал, что на его долю выпала «завидная участь иметь под своим начальством подчиненных, украшающих начальника своими доблестями». Обращаясь к матросам, он писал: «Матросы. Мне ли говорить вам о ваших подвигах на защиту родного вам Севастополя и флота? Я с юных лет был постоянным свидетелем ваших трудов и готовности умереть по первому приказанию; мы сдружились давно; [391] я горжусь вами с детства. Отстоим Севастополь...» <1. С. 500–501>.
Призывая матросов отстоять Севастополь во что бы то ни стало, адмирал П. С. Нахимов личным примером показывал, как следует решать эту задачу, проявляя храбрость и воинское мастерство. Пренебрегая смертью, он постоянно обходил оборонительные позиции и своим присутствием на бастионах старался поддерживать высокий боевой настрой защитников города. Его глубокая вера в высокие боевые качества солдат и матросов, неустанная забота о них снискали беспредельную привязанность и любовь к нему простых русских людей, сражавшихся на бастионах Севастополя.
В дни напряженных боев адмирал П. С. Нахимов в одном из приказов от 5 марта 1855 г. писал: «Я прошу частных начальников поспешить с устройством бань и обратить особое внимание на то, чтобы люди по возможности чаще ими пользовались» <1. С. 473>. В других приказах он обращал внимание офицеров на необходимость улучшения [392] качества питания матросов и обеспечения их чистым постельным бельем и исправным обмундированием.
Находясь на бастионах, П. С. Нахимов подавал солдатам и матросам пример беспредельной храбрости, самообладания и уверенности в своих силах. Участник обороны Севастополя П. И. Лесли так описывал поведение П. С. Нахимова во время боя: «...Никто не был столько под пулями и бомбами, сколько он (Нахимов. — Авт.); где только самый большой огонь, то он туда и лезет... Решительно нужно удивляться смелости и хладнокровию этого человека; даже не мигнет глазом, если бомба разорвется у него под носом» <1. С. 500>.
В конце мая 1855 г., проверяя состояние обороны на Камчатском люнете во время штурма его противником, П. С. Нахимов лично взял на себя руководство боем. Контуженный осколком разорвавшейся бомбы, он не покинул поле боя, возглавил штыковую атаку небольшого отряда солдат и матросов против превосходящих сил противника и вывел его из окружения.
В начале июня 1855 г., во время штурма позиций на Малаховом кургане, П. С. Нахимов прибыл на место боя и лично руководил отражением атакующих колонн противника. Возглавляемые им защитники Малахова кургана штыковой атакой очистили курган от врага.
Бесстрашие и героизм П. С. Нахимова, его стремление постоянно быть на передовых позициях среди солдат и матросов и вместе с ними делить опасность и тяготы боевой службы на бастионах и в окопах осажденного Севастополя поражали всех, кто окружал его в дни севастопольской страды, и вызывали горячее желание как-то уберечь своего любимого руководителя обороны от опасности. Однако Павел Степанович мимо ушей пропускал настоятельные рекомендации и просьбы быть осторожнее на передовой; он в течение всей обороны города продолжал бывать на самых опасных участках обороны. «Совет — беречь себя — совершенно бесполезен, — писал Платон Воеводский, племянник П. С. Нахимова, — ежедневно разъезжает по бастионам. А князь (главнокомандующий, князь А. С. Меншиков. — Авт.) со своей стороны отравляет, сколько может, его минуту» <1. С. 449>. [393]
Систематические бомбардировки Севастополя сотнями орудий, выпускавших по городу десятки тысяч снарядов в день, атаки и штурмы осадной армии союзников в течение многих месяцев разбивались о величайшую стойкость гарнизона главной базы Черноморского флота. Однако, несмотря на исключительную стойкость и мужество ее защитников, положение Севастополя ухудшалось с каждым днем. Гарнизон нес большие потери, подкрепления не поступали, не хватало боеприпасов. П. С. Нахимов трезво оценивал складывавшуюся летом 1855 г. обстановку на фронте: предпосылок к улучшению он не видел. Но, объезжая позиции, которые подвергались наиболее интенсивному обстрелу и атакам противника, он по-прежнему стремился поднять боевой дух защитников города, призывая их оборонять Севастополь до последней капли крови.
28 июня 1855 г., прибыв на Малахов курган, который подвергался особенно ожесточенным бомбардировкам и атакам противника, П. С. Нахимов, следя за ходом [394] боя и отдавая распоряжения войскам, был смертельно ранен в голову и 30 июня, не приходя в сознание, скончался <1. С. 546–566>.
На следующий день защитники Севастополя и жители города провожали в последний путь своего любимого адмирала. Гроб был покрыт Андреевским флагом, развевавшимся на его флагманском корабле «Императрица Мария» в Синопском сражении. Корабли, стоявшие на Севастопольском рейде, приспустили флаги и отдали последний артиллерийский салют своему флагману. Павла Степановича Нахимова похоронили в соборе Св. Владимира рядом с М. П. Лазаревым, В. А. Корниловым и В. И. Истоминым.
Смерть П. С. Нахимова явилась огромной утратой не только для Севастополя и Черноморского флота, но и для всей России. Со смертью адмирала П. С. Нахимова, писал участник обороны Б. П. Мансуров, «Севастополь лишился в нем ревностнейшего и неутомимо деятельного начальника, защитника, имя его гремело не только на Черноморском флоте, но даже во всей России» <1. С. 576>.
После смерти П. С. Нахимова борьба за Севастополь продолжалась. Но, несмотря на мужество и стойкость защитников города, силы их постепенно уменьшались, а силы осадной армии непрерывно возрастали. В августе 1855 г. коалиционным войскам ценой огромных потерь удалось овладеть ключевой позицией обороны Севастополя — Малаховым курганом. Войска гарнизона вынуждены были оставить южную сторону Севастопольской бухты и перейти на северную, предварительно взорвав все укрепления и затопив оставшиеся корабли. С оставлением южной стороны бухты оборона Севастополя, продолжавшаяся 11 месяцев, закончилась.
Длительная оборона Севастополя вошла в историю нашей Родины как одно из наиболее выдающихся военных событий XIX в. и пример самоотверженного героизма воинов России, которые в условиях превосходства противника в численности войск и качестве оружия в течение 349 дней вели успешную борьбу с коалиционной армией.
Оборона Севастополя явилась ярким примером совместных действий армии и флота в обороне базы флота с моря [395] и суши, в руководстве которой ведущую роль сыграли вице-адмирал В. А. Корнилов и адмирал П. С. Нахимов.
В успешном продвижении П. С. Нахимова по службе важную роль играли его личные качества. Он был высокообразованным и дисциплинированным человеком, на редкость трудолюбивым и в высшей степени ответственным офицером, бесконечно любящим флот и военно-морскую службу, обладал большими организаторскими способностями и особым талантом обучать и воспитывать военных моряков. Все эти качества в сочетании с феноменальной работоспособностью и умением сплачивать вокруг себя прогрессивно мыслящих подчиненных позволяли ему добиваться высоких результатов в боевой подготовке кораблей и соединений.
П. С. Нахимов как флотоводец прославился прежде всего созданием вместе с М. П. Лазаревым передовой школы воспитания и обучения военных моряков, которую иногда называют черноморской. В основе этой системы лежало привитие матросам и офицерам любви к Родине, т. е. воспитание у них патриотизма как основной движущей силы военно-морской службы и фундамента воинского долга по защите Отечества. Обосновывая мысль о роли матроса на корабле и в военно-морском флоте в целом как верного защитника Отечества, П. С. Нахимов утверждал, что «матрос есть главный двигатель на военном корабле; матрос управляет парусами, он же наводит орудие; матрос бросится на абордаж, если понадобится, все сделает матрос, ежели не будем смотреть на службу как на средство для удовлетворения своего честолюбия» <1. С. 613>. Считая матросов главным двигателем на военном корабле, П. С. Нахимов в то же время не принижал роли офицерского состава. Он как командир корабля и соединения придавал важное значение обучению и воспитанию офицеров. Он требовал от офицеров честного и добросовестного выполнения служебных обязанностей, а также внимательного отношения к матросам и постоянной заботы о них, как это делал Павел Степанович сам. [396]
Воспитание и обучение матросов и офицеров в условиях корабельной службы П. С. Нахимов рассматривал как единый и взаимосвязанный процесс воинского обучения и воспитания, обеспечивающий хорошую подготовку экипажей и высокий уровень боевой готовности корабля, соединения и флота в целом.
Участник обороны Севастополя Э. И. Тотлебен писал: «...Нахимов более чем кто-либо содействовал выработке того типа русского матроса и развитию в Черноморском флоте того героического духа, который так блистательно выказался в войну 1854–1856 гг. В этом отношении его справедливо называют Джервисом русского флота» <10. С. 20, 22>.
Боевая подготовка корабля и соединения всегда была главным элементом служебной деятельности П. С. Нахимова. Важнейшим принципом, которым всегда он руководствовался, будучи командиром корабля и флагманом, являлось обучение моряков главным образом в море тому, что нужно на войне. Поэтому П. С. Нахимов большую часть кампании находился в море, производя многочисленные различные учения, которые он рассматривал в качестве лучшей школы подготовки моряков. Командир брига «Персей» А. И. Шестаков в своих «Воспоминаниях» писал: «Службой считалось только то, что прямо вело к цели — пребывание в море или, как выражались, в походе, <...> таланту, энергии, страсти к деятельности открывалось широкое море, так и только там можно было ожидать служебных благ и внимания начальства» <4. С. 225>.
В море корабли под руководством П. С. Нахимова отрабатывали задачи по совместному плаванию, маневрированию, производили учебные стрельбы. По инициативе М. П. Лазарева и П. С. Нахимова на Черноморском флоте впервые стали проводиться двусторонние учения по отработке тактики ведения морского боя, которые получили название учебных, или практических боев. П. С. Нахимов, будучи сторонником тактики решительного боя, на этих учениях отрабатывал такие приемы, как прорезание строя, охват головы эскадры, взятие противника в два огня, продольные залпы, которые являлись наиболее эффективными, и др. Применение подобной тактики, основы [397] которой были разработаны еще адмиралом Ф. Ф. Ушаковым, обеспечивало решительный исход боя, к чему всегда стремились выдающиеся флотоводцы российского флота.
Обладая широким военным кругозором, П. С. Нахимов с глубоким пониманием политических и военных вопросов всесторонне анализировал обстановку на Черном море накануне и в ходе Крымской войны, что позволяло ему своевременно вскрывать оперативно-стратегические замыслы противника и принимать обоснованные решения с учетом реального соотношения сил, сложившегося на театре. Так, в начале Крымской войны он смог на основании полученных разведывательных данных раскрыть замысел турецкого командования высадить десант на Кавказское побережье и, перехватив турецкую эскадру в Синопе, в решительном бою уничтожить ее и таким образом сорвать высадку десанта.
После вторжения англо-французского флота в Черном море весной 1854 г. П. С. Нахимов вместе с В. А. Корниловым смогли раскрыть стратегический план высадки экспедиционной армии в Крыму и захвата Севастополя и, несмотря на бездействие главнокомандующего, князя А. С. Меншикова, вовремя подготовили Севастополь к длительной обороне и сорвали расчеты противника с ходу овладеть главной базой Черноморского флота.
Умение глубоко анализировать оперативно-стратегическую и тактическую обстановку на театре позволяло П. С. Нахимову не только раскрывать замыслы противника, но и правильно выбирать направление главного удара. Он прекрасно продемонстрировал это, например, в Синопском сражении: решение нанести главный удар по турецким кораблям, стоявшим в Синопе, и уничтожить их обеспечило выполнение основной задачи флота — срыва высадки турецкого десанта на Кавказ.
П. С. Нахимов внес существенный вклад в развитие военно-морского искусства отечественного флота, особенно в такие его области, как совместные действия армии и флота, крейсерские и блокадные действия и тактика морского боя.
Но особенно большой вклад внес П. С. Нахимов в развитие такой специфической части военного и военно-морского [399] искусства, как совместная оборона военно-морской базы сухопутными и военно-морскими силами.
При защите Севастополя под руководством П. С. Нахимова были успешно решены многие важнейшие вопросы военного и военно-морского искусства, связанные с обороной базы флота:
создание прочной и глубоко эшелонированной сухопутной обороны, представлявшей собой комплекс различных оборонительных сооружений и артиллерийских батарей;
создание надежной системы обороны базы с моря, включавшей наблюдательные посты, различные позиционные оборонительные средства, в том числе затопленные на фарватере корабли, береговую и корабельную артиллерию;
создание единого командования оборонительными силами, сухопутными и морскими силами и береговой артиллерией.
Адмирал П. С. Нахимов впервые в широких масштабах организовал контрбатарейную борьбу с вражеской артиллерией, обстрелявшей Севастополь. Он умело использовал паровые корабли для систематической артиллерийской поддержки войск, обеспечения воинских перевозок в пределах Севастопольской бухты и для борьбы с вражескими судами на подходах к Севастополю. Однако П. С. Нахимов не ограничивался лишь отражением вражеских атак и штурмов, а вел активную оборону, которая включала в себя смелые вылазки в расположение войск неприятеля и систематические набеги пароходофрегатов на его корабли, державшиеся вблизи Севастополя.
В условиях длительной осады города и серьезных затруднений со снабжением гарнизона продовольствием и боезапасом исключительно важное значение имело поддержание высокого морального духа защитников города. Адмирал П. С. Нахимов, пользовавшийся огромным авторитетом среди защитников и жителей города, с этим успешно справился. «Своим присутствием и примером, — пишет академик Е В. Тарле, — он возвышал дух не только в моряках, благоговевших перед ним, но и в сухопутных войсках, также скоро понявших, что такое Нахимов» <9. С. 110>.
Искусство П. С. Нахимова как руководителя обороны Севастополя проявилось также в умелой организации тесного [400] взаимодействия разнородных сил и управления ими, которое осуществлялось в форме письменных приказов и устных распоряжений с предоставлением широкой инициативы подчиненным, что делало управление более гибким, оперативным и эффективным.
Однако, несмотря на выдающиеся организаторские способности и военный талант руководителей обороны Севастополя В. А. Корнилова и П. С. Нахимова, высокое военное искусство, проявленное ими в обороне базы флота, и героизм защитников города, Севастополь все же не устоял перед огромной осадной армией и мощным англофранцузским флотом, оснащенным современными средствами борьбы — нарезным оружием и паровыми кораблями, против которых личный состав армии, вооруженный устаревшими гладкоствольными ружьями, и флот, состоящий в основном из парусных судов, оказались бессильными.
В знак признательности заслуг Павла Степановича Нахимова перед Отечеством в Севастополе ему был поставлен памятник и назван его именем один из крейсеров российского флота. В память о прославленном адмирале в годы Великой Отечественной войны были учреждены орден и медаль Нахимова, которыми награждались моряки, отличившиеся при защите Родины. Сейчас имя прославленного адмирала носят Нахимовское военно-морское училище, в котором юноши получают среднее образование и постигают азы военно-морского дела, одно из высших военно-морских училищ в Севастополе, крейсер, набережные и улицы в Санкт-Петербурге, Севастополе и других приморских городах нашей страны. Именем Павла Степановича названо и село, в котором он родился и провел детство.
В советское время был издан ряд крупных работ, посвященных жизни и флотоводческой деятельности Павла Степановича Нахимова: сборник документов «П. С. Нахимов»; исторический очерк академика Е. В. Тарле «Нахимов»; работа Адмирала Флота Советского Союза, профессора И. С. Исакова «Адмирал Нахимов»; монография доктора исторических наук В. Поликарпова «Павел Степанович Нахимов»; биографический очерк доктора исторических наук Б. И. Зверева «Выдающийся русский флотоводец [401] П. С. Нахимов» и др. В них Павел Степанович Нахимов предстает перед читателями не только как флотоводец, но и как человек, бесконечно любивший свою родину — Россию и отдавший без остатка ей свою жизнь.
На Балтике
Одновременно с действиями на Черном море союзники предприняли нападения на русские базы и порты на Балтийском, Белом морях и Тихом океане. Наиболее крупные силы противник направил в Финский залив. Весной 1854 г. сюда прибыло до 80 английских и французских кораблей, из них почти половина паровых{7}.
Балтийский флот в это время насчитывал 26 парусных линейных кораблей и 17 фрегатов. Но среди них не было ни одного винтового корабля и имелось всего лишь 11 пароходофрегатов. Гребная флотилия (из 179 канонерских лодок и шлюпок) в новых условиях вооруженной борьбы на море какой-либо существенной роли в боевых действиях играть уже не могла. Таким образом, англо-французский флот на Балтийском театре, так же как и на Черноморском, имел подавляющее превосходство в паровых винтовых кораблях, что и легло в основу плана кампании союзников на Балтийском море.
Существенным недостатком русского флота являлась также отсутствие единого командования на театре. Командующему флотом адмиралу П. И. Рикорду были подчинены только силы, находившиеся в Кронштадте. Во главе Свеаборгской дивизии и гребной флотилии стояли свои начальники, не подчинявшиеся П. И. Рикорду. Но и подчиненными силами П. И. Рикорд не мог распоряжаться по своему усмотрению, над ним стоял великий князь генерал-адмирал Константин Николаевич, постоянно вмешивавшийся в руководство флотом. Это крайне затрудняло организацию боевых действий против союзников. [402]
Русское командование, учитывая превосходство противника в силах, разработало оборонительный план военных действий на Балтийском море. Он был изложен в постановлении Особого совета адмиралов под председательством великого князя генерал-адмирала Константина Николаевича и сводился к следующему: «Превосходящая сила ожидаемого в Балтийском море неприятельского флота не дозволит нам вступить с ним в открытый бой с какой-либо надеждой на успех. Посему мы должны по необходимости остаться в положении чисто оборонительном, под защитой крепостей наших, но будучи в совершенной готовности пользоваться каждою благоприятною минутою переходить в наступление. Главной заботой нашей должно быть соединение всех трех дивизий в Свеаборге. Сильный флот всей центральной позиции свяжет движение неприятеля и, вероятно, воспрепятствует ему сделать какое-нибудь важное покушение на Кронштадт» <1б. С. 61–62>.
Отказавшись от активных наступательных действий, командование сосредоточило внимание на укреплении приморских крепостей и усилении обороны побережья. Противодесантная оборона строилась на принципе взаимодействия сухопутных войск и корабельных сил, позиционных средств борьбы и наблюдательных постов, развернутых по всему побережью. Оборону побережья осуществляли 179 батальонов, 144,5 эскадрона и 384 орудия. Из них 65 % сухопутных войск и 70 % артиллерии было сконцентрировано в районе Санкт-Петербурга. Здесь же находились и основные силы флота — две дивизии кораблей и часть канонерских лодок гребной флотилии. Они предназначались для защиты Северного и Южного кронштадтских фарватеров. Оборона Кронштадта и Свеаборга была усилена позиционными средствами: береговой артиллерией, ряжами, блокшивами и минными заграждениями.
Система оборонительных сооружений Кронштадта состояла из четырех фортов (Петр I, Павел I, Александр I и Кроншлот), отдельных береговых батарей, установленных на о-ве Котлин, и подводноряжевых преград, защищавших Южный и Северный фарватеры. Северный фарватер [403] защищал, кроме того, отряд блокшивов, развернутых за подводноряжевым заграждением.
С началом военных действий оборона Кронштадта была усилена минными заграждениями, поставленными южнее и севернее о-ва Котлин. В 1854 г. на пяти минных заграждениях было выставлено 609 мин. Минная позиция (три заграждения) в районе Южного фарватера находилась под прикрытием более 500 орудий фортов — Павел I, Александр I, Петр I — и батареи Меншикова. Два заграждения, выставленные около Северного фарватера, прикрывались небольшими отрядами блокшивов. В 1855 г. на подступах к Кронштадту выставили еще восемь минных заграждений (1256 гальванических мин). Таким образом, в районе Кронштадта впервые в истории вооруженной борьбы на море была создана минно-артиллерийская позиция, являвшаяся основой обороны подступов к Санкт-Петербургу с моря.
Большое внимание было уделено также обороне Свеаборгской крепости, прикрывавшей подходы к Гельсингфорсу (Хельсинки). Здесь было выставлено несколько заграждений из 994 мин различных образцов. Их прикрывали береговые батареи, установленные на островах, и корабли. Минные заграждения были выставлены также у Ревеля и Усть-Двинска. Минное оружие, впервые примененное русскими для обороны военно-морских баз и портов, послужило одной из главных причин отказа союзного командования от наступательных действий на данном театре.
В июне 1854 г. главные силы англо-французского флота подошли к Красной Горке (южное побережье Финского залива), но атаковать Кронштадт не решились. Через несколько дней корабли ушли к Аландским островам и блокировали их. На островах находилась небольшая крепость Бомарсунд, вооруженная 112 устаревшими орудиями с гарнизоном 1600 человек. Воспользовавшись отсутствием у Аландских островов минных заграждений, союзная эскадра подошла к Бомарсунду и в течение четырех дней подавила огонь русских батарей, после чего высадила 12-тысячный десант и 4 августа захватила разрушенную крепость. Это была единственная победа, которой добился противник на Балтийском море в 1854 г. [404]
Успехи были настолько скромные, что общественность Англии и Франции осталась крайне недовольна результатами действий своего флота, потребовала замены командования и активизации деятельности морских сил против русских баз и портов на Балтийском море.
На следующий год союзный флот, состоявший исключительно из паровых винтовых кораблей, во главе с новым командованием — английским контр-адмиралом Р. Дандасом и французским контр-адмиралом Пено, — вновь прибыл в Финский залив и сразу же направился к Кронштадту. Однако и на этот раз неприятель не проявил особой решительности и действовал более чем осторожно.
Сосредоточив главные силы флота в районе Красной Горки и о-ва Сескар, в начале июня 1855 г. союзники приступили к разведке укреплений Кронштадта. Разведку они начали со стороны Северного фарватера, так как полагали, что с северной стороны крепость укреплена слабее, чем с южной. Но их расчеты не оправдались: при проведении разведки четыре пароходофрегата подорвались на минах и вышли из строя. Опасаясь больших потерь, союзное командование отказалось не только [405] от атаки Кронштадта, но и от продолжения разведки. Первый в истории боевой успех от применения минного оружия ознаменовал появление на море новой опасности, против которой флот не имел тогда никаких средств защиты.
Потерпев неудачу под Кронштадтом, неприятельский флот в конце июня отошел на запад и стал готовиться к нападению на Свеаборг. Замысел союзного командования заключался в том, чтобы, используя дальнобойную артиллерию, подавить с дальних дистанций огонь русской береговой и корабельной артиллерии, затем высадить морской десант и захватить крепость.
Готовясь к отражению нападения на Свеаборг, русское командование усилило минные заграждения, дополнительно установило на островах несколько береговых батарей, на важнейших направлениях развернуло линейные корабли «Россия» (120 орудий), «Иезекииль» (70 орудий), фрегат «Цесаревич» и бригаду гребных канонерских лодок, а в проливах, через которые противник мог пройти к Свеаборгу, затопило блокшивы и канонерские лодки.
Для атаки крепости союзники выделили 10 линейных кораблей, девять фрегатов и корветов, семь вооруженных колесных пароходов, 25 канонерских лодок и 21 бомбардирское судно. Англо-французское командование, опасаясь подрыва кораблей на минах, предпочло огонь по Свеаборгу вести с дальних дистанций. Утром 28 июля корабли заняли места согласно намеченной диспозиции. Впереди, на расстоянии трех-четырех верст от внешней линии свеаборгских укреплений, держались на ходу бомбардирские суда и канонерские лодки, а за ними стояли на якоре линейные корабли и фрегаты.
Бой начался в 7 ч 30 мин. Первыми огонь по крепости и береговым батареям, установленным на островах, открыли канонерские лодки и бомбардирские суда, вооруженные мощными дальнобойными орудиями. Обстрел продолжался двое суток. Противник выпустил по крепости, береговым батареям и русским кораблям более 20 тыс. снарядов различных калибров, но из-за большой дальности стрельба была малоэффективна. Неоднократные попытки [406] высадить десант на о-ве Друме были сорваны огнем батарей крепости.
Все защитники Свеаборга действовали храбро и умело. Но все же наиболее доблестно сражался экипаж линейного корабля «Россия» под командованием капитана 1 ранга В. К. Поплонского. Семнадцать часов он находился под непрерывным огнем, защищая главный вход на рейд, пролив Густавсверд, получил более 40 попаданий, 3 подводные пробоины, но в пролив противника не допустил. В критических ситуациях личный состав не терял присутствия духа, действовал исключительно самоотверженно. Так, когда одна из бомб пробила палубу и застряла в районе крюйт-камеры, подпоручик Ф. С. Попов с группой матросов бросился в трюм и предотвратил взрыв пороха.
Не добившись успеха, неприятель 30 июля прекратил атаки и удалился от Свеаборга. Одна английская газета так резюмировала итоги бесславного похода союзной эскадры на Балтику: «Великий и огромный флот <...> вернулся с весьма сомнительным триумфом. <...> Свеаборгские укрепления остались нетронутыми, а русские военные суда не уничтожены».
Бомбардировка Свеаборга обошлась союзникам дорого — в 1,5 млн золотых рублей — и не дала никаких результатов.
Защитники Свеаборгской крепости под командованием генерал-лейтенанта А. Ф. Сорокина умело использовали не только минные заграждения, но и разнородные силы: сухопутные войска, корабли, крепостную и береговую артиллерию. В ходе обороны крепости впервые в истории военно-морского искусства русские корабли вели бой на заранее подготовленной минно-артиллерийской позиции, что позволило парусным кораблям успешно отразить атаку во много раз превосходящего по силе англофранцузского парового флота.
После этого неприятель больше не предпринимал на Балтийском море крупных действий, а ограничивался лишь крейсерством отдельных кораблей и небольших отрядов в Финском и Ботническом заливах. В конце ноября 1855 г. англо-французский флот покинул Балтийское море. [407]
Однако было бы неправильно считать, что боевые действия его на Балтийском море никак не повлияли на общий ход Крымской войны. Присутствие здесь крупных кораблей противника вынуждало царское правительство держать для обороны побережья и особенно столицы значительные сухопутные силы и не давало возможность использовать их на главном театре военных действий в Крыму.
Оборонительная стратегия, которой придерживался русский флот на Балтийском море, вызвала неудовольствие русской общественности и осуждение со стороны отдельных адмиралов, которые считали, что в сложившейся обстановке он должен был не обороняться, а наступать. Нашлись и такие, которые предлагали даже высадить десант на побережье Англии. Некоторые исследователи Крымской войны (А. Лебедев и М. Петров) также считают, что при сложившемся соотношении сил на Балтийском театре русский флот имел полную возможность и должен был действовать более активно в открытом море, а не укрываться в Свеаборге и Кронштадте.
Данное утверждение представляется не вполне обоснованным. Русский флот по числу военных кораблей действительно не уступал союзному, но по своим боевым возможностям они были неравноценны: парусные корабли не способны были на равных противоборствовать с паровыми. Паровой флот противника, имевший к тому же дальнобойную артиллерию, мог сравнительно свободно выбирать нужную ему позицию и буквально расстреливать парусные русские суда, маневр которых всецело зависел от направления и силы ветра. Ни искусство командиров, ни высокий уровень подготовки, ни храбрость моряков не могли бы спасти их от неминуемой гибели.
Именно поэтому русское командование вынуждено было избегать встречи с противником в открытом море. Решение на ведение оборонительных действий на минно-артиллерийской позиции было в целом правильным. Боевые действия на Балтике подтвердили целесообразность применения позиционного метода борьбы парусных кораблей против паровых, предложенного еще В. А. Корниловым. [408]
Однако боевые возможности Балтийского флота были использованы не полностью. Был упущен рад благоприятных моментов для развертывания более активных действий в восточной части Финского залива, когда силы противника задействовались одновременно для решения различных задач и не представляли собой единую, монолитную силу. Однако разведка на театре практически не велась и командование не имело четкого представления об обстановке. Сказалось и отсутствие единого командования на театре.
Падение Севастополя
Несмотря на стойкость и героизм защитников Севастополя, их положение с каждым днем ухудшалось. Гарнизон нес большие потери, подкрепления не поступали, не хватало боеприпасов. С оставлением Южной стороны героическая оборона Севастополя, продолжавшаяся 11 месяцев, закончилась. «Севастополь пал, но пал с такой славой, — писал декабрист Бестужев, — что каждый русский, в особенности моряк, должен гордиться таким падением, которое стоит блестящих побед» <За. С. 73>.
Длительная оборона Севастополя вошла в историю России и как одно из наиболее выдающихся военных событий XIX в., и как пример героизма русских воинов, которые смогли в течение 349 дней вести успешную борьбу с превосходящими силами сильнейших государств Западной Европы. «Надолго оставит в России следы эта эпопея Севастопольская, которой героем был народ русский», — писал участник обороны Л. Н. Толстой <8а. С. 124>.
Одновременно с осадой Севастополя союзники вели боевые действия и против других русских баз и портов на Черном и Азовском морях. Одной из первых подверглась нападению Одесса. 10 апреля 1854 г., т. е. еще до высадки десанта в Крыму, англо-французская эскадра в составе 19 линейных кораблей и 10 пароходофрегатов подошла к городу и подвергла его бомбардировке. Затем союзники попытались высадить десант, но губительный огонь береговых батарей заставил их отказаться от десантирования войск.
Набеговые действия на побережья Черного и Азовского морей возобновились весной 1855 г. 12 мая 80 кораблей противника атаковали Керчь и Еникале, высадили 16-тысячный [409] десант и захватили в Керченском порту большие запасы угля <10. С. 150–154>.
В Азовском море англо-французские корабли подвергли ожесточенному обстрелу незащищенные города и населенные пункты Бердянск, Геническ, Мариуполь, Таганрог, Арабат, Ейск. Набеги сопровождались грабежами мирного населения.
Упорное сопротивление союзным кораблям оказали защитники крепости Кинбурн. Здесь противник впервые применил бронированные корабли. Крепость Кинбурн, расположенная при входе в Днепровско-Бугский лиман, прикрывала подходы к Херсону и Николаеву. В ней находились сравнительно небольшой гарнизон (около 1500 человек) и 75 устаревших орудий. Союзники, учтя опыт неудачной атаки Севастополя с моря в октябре 1854 г., не рискнули атаковать крепость с помощью деревянных судов [410] и решили использовать для этой цели броненосные корабли. Во Франции к этому времени было построено пять плавучих батарей, защищенных железной четырехдюймовой броней. Они имели водоизмещение 1400 т и были вооружены 18–50-фунтовыми гладкоствольными орудиями. Три из них, переведенные на Черное море в 1855 г., приняли участие в нападении на Кинбурн.
В начале октября 1855 г. англо-французский флот в составе 80 боевых кораблей и транспортных судов с 9-тысячным десантом на борту подошел к Кинбурну и занял огневые позиции. Впереди, на расстоянии 4 км от русских укреплений, находились три бронированные батареи, а за ними — во второй боевой линии — линейные корабли и пароходофрегаты. Броненосные корабли должны были подавить огонь крепостной артиллерии и обеспечить высадку десанта.
Утром 3 октября корабли открыли огонь по Кинбурну. Русские артиллеристы ответный огонь сосредоточили на броненосных кораблях. Артиллерийская дуэль продолжалась в течение трех дней. Но броненосные корабли оказались практически неуязвимыми. По данным английского историка Вильсона, в броненосные корабли попало около 200 снарядов, но «ни один из них не причинил никакого серьезного повреждения, кроме выбоин, глубиною в один или полтора дюйма» <1б. Т. 1. С. VI>. Поэтому исход артиллерийского поединка оказался вполне закономерным: корабли подавили русские батареи и тем самым дали возможность своему десанту высадиться на берег и 5 октября захватить крепость.
Захватив Кинбурн, союзный флот, однако, не смог прорваться в Днепровско-Бугский лиман из-за минных заграждений, поставленных русскими еще летом 1854 г. Англофранцузское командование, не желая рисковать кораблями, отказалось от нападения на Херсон и Николаев. Разрушив укрепления Кинбурна, противник покинул его.
Действия англо-французского флота против Кинбурна показали, что применение броненосных кораблей в корне изменило условия борьбы флота с береговыми укреплениями. Так, если при первой бомбардировке Севастополя в октябре 1854 г. деревянные суда, имевшие на вооружении [411] 2680 пушек, потерпели поражение в борьбе против 150 русских крепостных орудий, то при атаке Кинбурна всего лишь три броненосных корабля с 54 орудиями обеспечили победу над приморской крепостью.
Первое успешное использование броненосных кораблей в боевых действиях на море продемонстрировало их огромное преимущество перед небронированными деревянными судами и положило начало новому этапу в военном кораблестроении — развитию броненосного флота.
На Белом море и Тихом океане
Одновременно с действиями на Балтийском море союзный флот совершил несколько набегов на северное и дальневосточное побережья России. Летом 1854 г. англо-французская эскадра (10 кораблей) попыталась прорваться к Архангельску, но, встретив отпор со стороны береговых батарей и канонерских лодок, вынуждена была отступить. Не увенчалась успехом и попытка атаковать Соловецкий монастырь. Не сумев захватить укрепленные объекты побережья, англо-французские корабли начали варварские бомбардировки мирных сел и городов, разрушили и сожгли около 100 домов.
На Дальнем Востоке союзники рассчитывали захватить Петропавловск-Камчатский — основной опорный пункт русских на Тихом океане, но также потерпели неудачу. 20 августа 1854 г. англо-французская эскадра в составе шести кораблей (три фрегата, пароходофрегат, корвет, бриг — всего 212 орудий) подошла к Петропавловску и подвергла его бомбардировке. Однако береговые батареи и стоявшие в порту фрегат «Аврора» и военный транспорт «Диана» дали отпор, вынудили противника прекратить обстрел, снять с берега высаженный десант и отступить.
24 августа союзники возвратились и вновь обстреляли город. На этот раз они высадили десант численностью около 850 человек. Как только противник высадился на берег, небольшой отряд солдат и матросов (300 человек) во главе с военным губернатором Камчатки генерал-майором В. С. Завойко и командиром фрегата «Аврора» капитан-лейтенантом И. Н. Изыльметьевым атаковал врага и сбросил его в море. Потеряв до 450 человек убитыми [413] и ранеными, противник вынужден был забрать на корабли остатки десанта и 27 августа уйти из Авачинской губы. Таким образом, боевые действия англо-французского флота на Балтийском, Белом морях и Тихом океане закончились полным провалом.
После падения Севастополя незначительные по масштабам боевые действия велись на Черном море и на других театрах до конца 1855 г. В январе 1856 г. обе стороны, сильно истощенные войной, начали переговоры, закончившиеся 18 марта 1856 г. подписанием в Париже мирного договора. По этому договору Россия лишилась южной части Бессарабии и права укреплять Черноморское побережье и Аландские острова на Балтийском море, возвратила Турции г. Карс в обмен на Севастополь. Но самым тяжелым ударом для России было лишение ее права иметь на Черном море военный флот. Черное море объявлялось закрытым для военных кораблей всех государств <6. С. 541>.
Крымская война, длившаяся три года, закончилась поражением царской России. Она убедительно доказала необходимость иметь сильный военно-морской флот, способный надежно защищать страну с морских направлений, в том числе на Севере и Дальнем Востоке.
Крымская война стала одним из крупнейших военных событий начала второй половины XIX в., оказавшим большое влияние на развитие военно-морских сил и военно-морского искусства. Вооруженная борьба на море дала толчок к совершенствованию минного оружия (особенно в России, которая вплоть до Первой мировой войны включительно занимала ведущее место в его развитии и использовании), строительству носителей и броненосных кораблей.
Литература
1. Адмирал П. С. Нахимов: Документы. М., 1954.
1а. Боевая летопись русского флота. М., 1948.
1б. Бородкин М. Война 1854–1855 гг. на Финском побережье: Исторический очерк. СПб., 1904.
1в. Вильсон X. Броненосцы в бою. В 2 т. СПб., 1886.
2. Вице-адмирал Корнилов: Материалы для истории русского флота. М., 1947.
2а. Зайончковский А. М. Восточная война 1853–1856 гг. СПб., 1913. Т. 2. Ч. 1. [414]
3. Зверев Б. Выдающийся русский флотоводец П. С. Нахимов. Смоленск, 1955.
3а. Золотарев В. А., Козлов И. А. Российский военный флот на Черном море и в Восточном Средиземноморье. М., 1989.
4. Исаков И. Адмирал Нахимов//Новый мир. 1952. №7. 4а. История СССР. М., 1941. Т. 2.
5. Лазарев М. П. Документы: В 2 т. М., 1952–1955.
5а. Материалы по истории Крымской войны и обороне Севастополя. СПб., 1871. Т. 1.
6. Морской атлас. М., 1959. Т. III. Ч. 1: Описания к картам.
6а. Поликарпов В. Павел Степанович Нахимов. М., 1960.
7. Русский архив. 1872, Кн. 2.
8. Русский вестник. 1872. Т. 100.
8а. Толстой Л. Н. Собр. соч. М., 1951. Т. 2.
9. Тарле Е. В. Нахимов. М., 1950.
10. Тотлебен Э. Я Описания обороны Севастополя, СПб., 1872.