Флот в царствование Александра I

По мнению современников, Александр I флота не любил, не понимал, судил о нем, как он сам выразился, «как слепой о красках», и в общем итоге его долгое царствование считается мрачной эпохой в истории русского флота. Адриатика, Дарданеллы, Афон — это, по мнению военно-морского историка Н. Д. Каллистова, «вспышки посреди этого мрака».

Один из современников писал о русском флоте в 1824 г.: «Если бы хитрое и вероломное начальство, пользуясь невниманием, к благу отечества и слабостью правительства, хотело по внушениям и домогательству внешних врагов России, для собственной своей корысти довести разными путями и средствами флот наш до возможного ничтожества, то и тогда не могло бы оно поставить его в положение более презрительное и более бессильное, в каком он ныне находится. Если гнилые, худо и бедно вооруженные и еще хуже и беднее того снабженные корабли, престарелые, хворые, без познаний и присутствия духа на море флотовожди, неопытные капитаны и офицеры [11] и пахари под именем матросов, в корабельные экипажи сформированные, могут составить флот, то мы его имеем».

Александр I провел в 1802 г. государственную реформу — заменил коллегиальное управление отдельных ведомств единоличным в лице министров. В числе образованных восьми министерств было учреждено и «Министерство военных морских сил», переименованное в 1815 г. в «Морское министерство». При министерстве Военных морских сил был учрежден «Комитет образования флота», на который было возложено проведение насущных реформ флота. В наказе Александра I комитету были следующие слова: «Мы повелеваем оному комитету непосредственно относиться к нам о всех мерах, каковые токмо нужным почтено будет принять к извлечению флота из настоящего мнимого его существования и к приведению оного в подлинное бытие».

Что флот нуждался в реформах, что многие отрасли морского управления также требовали преобразований — это закономерно и естественно. Но то, что существование флота, отторгшего от французов Ионические острова, перекроившего карту Италии, заслужившего признательность императора Павла I за службу в северных водах Европы, было названо «мнимым», это характеризовало то, как было представлено Александру I тогдашнее состояние флота.

Отношение императора к флоту выразилось и в назначении председателем «Комитета образования флота» (составленного из адмиралов: М. П. Фондезина, Н. С. Мордвинова, И. П. Балле, М. К. Макарова, вице-адмирала П. К. Карцова, капитан-адмирала П. В. Чичагова и капитана 1 ранга А. С. Грейга) графа А. Ф. Воронцова, действительного тайного советника и сенатора, убежденного противника морской идеи, отрицавшего необходимость для России сильного флота. «По многим причинам, — писал Воронцов, — физическим и локальным, России быть нельзя в числе первенствующих морских держав, да в том ни надобности, ни пользы не предвидится. Прямое могущество и сила наша должна быть в сухопутных войсках; оба же сии ополчения в большом количестве иметь было несообразно ни числу жителей, ни доходам государственным. [12]

Довольно, если морские силы наши устроены будут на двух только предметах: сбережении берегов и гаваней наших на Черном море, имев там силы соразмерные турецким, и достаточный флот на Балтийском море, чтоб на оном господствовать. Посылка наших эскадр в Средиземное море и другие дальние экспедиции стоили государству много, делали несколько блеску и пользы никакой». По этому мнению, определяющему характер деятельности Комитета, флоту назначалась второстепенная роль, ограниченная одной обороной государства и не допускающая дальних самостоятельных экспедиций — как дорогостоящих и не приносящих пользы.

Высшему управлению морским ведомством Комитет дал новую организацию, вызванную к жизни образованием министерства. Схема этой организации представляется в том виде, что через «Департамент министра военных морских сил» министр осуществлял свою власть над Адмиралтейств-коллегией и адмиралтейским департаментом. Соответственно двум последним учреждениям департамент министра состоял из двух экспедиций; кроме того, при том же департаменте состояли Военно-походная по флоту канцелярия (дела личного состава флота) и Генеральный кригсрехт (судная часть).

Адмиралтейств-коллегия, в свою очередь, состоявшая из 5 экспедиций — хозяйственной, исполнительной, артиллерийской, казначейской и счетной, — распоряжалась действиями флота, ведала его содержанием, комплектованием, снабжением и вооружением, а также постройкой судов.

Адмиралтейский департамент состоял из частей ученой (учебные заведения, гидрография, библиотеки, музеи, морская литература и пр.) и строительной (обслуживающие флот фабрики и заводы, постройка зданий для морского ведомства и надзор за ними).

Наибольшее отношение собственно к флоту имела, таким образом, Адмиралтейств-коллегия (черноморский флот был на особом положении: главный командир черноморского флота и портов осуществлял в своем лице власть, распространявшуюся на круг деятельности Адмиралтейств-коллегий и адмиралтейского департамента, [14] и состоял в непосредственном подчинении министру). Адмиралтейств-коллегию составляли от 4 до 6 флагманов, из которых 2 ежегодно выбывали, дабы не навсегда их отвлечь от флотской службы.

Членами адмиралтейского департамента состояли директоре морских и гидрографических работ, артиллеристы, чиновники «искусные в словесных науках», чиновник «искусный в физике и математике», а необязательными членами — профессора и ученые, известные своими трудами в науках, имеющих отношение к морскому делу. Как в Адмиралтейств-коллегий, так и в адмиралтейском департаменте председательствовал министр.

Департамент министра являлся в сущности передаточной инстанцией, ведшей личную переписку министра и сношения с другими министерствами, заготовлявшей всеподданнейшие доклады и записки в комитет министров, государственный совет и сенат.

Выяснившиеся на практике недостатки приведенной организации привели к частичным ее изменениям (в 1810 г., например, некоторые функции хозяйственной экспедиции переданы в исполнительную и артиллерийскую; в 1812 г. строительная часть перешла из ведения адмиралтейского департамента в Адмиралтейств-коллегию, в хозяйственную и исполнительную экспедиции), но в общем она продержалась все царствование императора Александра. В 1815 г. министерство военных морских сил было переименовано в морское министерство. В 1821 г. временно учреждена новая должность начальника штаба его императорского величества по морской части, но занимавший ее адмирал фон Моллер одновременно исполнял и обязанности министра. Штаты флота, выработанные Комитетом и введенные в 1803 г., исходили, как было указано в наказе, из соображений о морской силе соседних держав, причем состав Балтийского флота должен был равняться датскому и шведскому флотам, вместе взятым, а Черноморского — флоту турецкому. Устанавливали новые штаты: для Балтийского флота — 27 линейных кораблей, 26 фрегатов и 189 судов гребного флота; для Черноморского — 21 линейный корабль, 8 фрегатов и 140 судов гребного флота. [15]

Морской бюджет в царствование Александра I был весьма неустойчив. Выражаясь для 1803 г. цифрой в 8,7 млн рублей, он к 1809 г. постепенно поднялся до 23,7, затем до 1819 г. колебался в пределах от 16,8 до 23, в 1821 г. достиг наибольшей цифры 27,2, и в 1825 г. составлял 24 млн рублей. 1806–1807 гг., время наиболее оживленной боевой деятельности флота, при сравнительно небольшой абсолютной годовой цифре бюджета, 14–17 млн., дают наибольший для всего XIX столетия, вплоть до 1900 г., процент в отношении к общему бюджету государства, именно 11 и 12%.

Деятельность Комитета образования флота распространялась и на устройство портов, и он прежде всего взял на себя задачу определить, по возможности, значение каждого порта в отдельности.

Главным портом для Балтийского корабельного флота был намечен, и совершенно правильно, Ревель, в котором предполагалось оборудовать порт по образцу Тулона. Однако работы по исправлению старой гавани и сооружению новой (в расчете на 27 линейных кораблей), далеко не отвечавшие намеченной цели, велись очень медленно и закончились только в 1820 г., поэтому Ревель, как это предполагалось, не стал главным военным портом, этот статус так и остался у Кронштадта.

Петербург и Кронштадт, по мысли Комитета, являлись центром балтийского судостроения, но только Петербург выполнял эту роль. Кронштадтский же порт за все царствование выстроил всего 1 корабль. Петербург в 1810 г. обогатился великолепным зданием адмиралтейства, постройка (вернее, переделка) которого по размерам и занимаемому им месту, вполне отвечающего плану Петра Великого, началась в 1806 г. В этом здании, являющемся классическим образцом русского ампира, увенчанном воспетой Пушкиным «адмиралтейской иглой» и доставившем своему строителю, Захарову, славу русского архитектурного гения, тогда же разместились все центральные учреждения министерства.

Надзор за петербургским, кронштадтским и ревельским портами был возложен на особый, учрежденный в 1802 г. орган, «Комитет для поправления портов», имевший в этих [16] портах особые экспедиции, следившие за состоянием портов и возведением в них новых построек. Деятельность этого Комитета распространялась и на другие порты Балтийского моря. Балтийский порт был признан неудобным по «своему уединенному положению» и как имевший открытый рейд. Главным портом Балтийского гребного флота служил по-прежнему Роченсальм, соответственно для этого оборудованный. С 1808 г., по овладении Свеаборгом, учрежден и Свеаборгский порт — место стоянки для судов и корабельного, и гребного флотов, но оборудование этого порта было весьма недостаточным. Иногда мелкие суда оставались на зимовку и в других балтийских портах — Або (после шведской войны), Риге и реже в Выборге, Либаве и даже Улеаборге.

Несколько новых построек было возведено в Архангельске, главном порту Белого моря, в котором предполагалось развить преимущественно коммерческую деятельность. Значение же Архангельска как военного порта определялось намеченной ему судостроительной деятельностью.

Черноморские порты, которых почти не коснулась деятельность Комитета по образованию флота, посвятившего свои труды устройству портов балтийских, до назначения в 1816 г. главным командиром Черноморского флота адмирала А. С. Грейга, содержались в крайне запущенном виде. До этого времени, именно в 1812 г. (по Бухарестскому миру), в Черном море прибавился еще один порт Измаил — база для гребной флотилии. Только с 1816 г. началось приведение портов в порядок; в этом же году был упразднен как излишний слишком удаленный от флота Таганрогский порт в Азовском море. Севастополь, к которому еще с 1804 г. перешло от Николаева значение главного военного порта, должен был, по плану Грейга, быть вполне надежно защищен с моря, но только часть проектов адмирала была приведена в исполнение, остальное осталось на бумаге. Николаев к концу царствования сделался главной судостроительной базой, и Херсон окончательно потерял свое прежнее значение. Этому способствовало, главным образом, углубление при помощи паровой землечерпательной машины фарватеров Ингульского [17] и Очаковского, что сразу дало Николаеву громадное преимущество перед мелководным Херсоном.

В главных портах, Севастополь и Николаев, Грейгом было очень много сделано для удовлетворения самых разнообразных материальных и духовных нужд флота: в Николаеве построены четыре эллинга, обсерватория, архив, казармы, водопровод, морское собрание, в Севастополе — морские батареи, казармы, офицерская библиотека и пр. Деятельность Грейга особенно выгодно отличала черноморские порты от балтийских к концу царствования, быть может, потому, что Черноморский флот, хотя и на нем отразилось принижение морской идеи, сохранял еще свою относительную независимость от высшего петербургского морского начальства.

В Средиземном море со времени отправления в Корфу наших морских сил в 1804 г. и до сдачи Ионических островов в 1807 г. производились работы по устройству русского адмиралтейства на острове Корфу, причем адмиралтейству задачей ставилась не только починка кораблей, но и построение новых небольших судов, а также килевание судов, перемена на них мачт и пр.

В Астрахани, военном порте Каспийского моря, за все царствование так и не было сделано никаких улучшений: после долголетней волокиты только в 1824 г. был решен вопрос о перенесении в этот порт судостроения из Казани, и в Астрахани были начаты работы по устройству адмиралтейства. Для обслуживания казенных судов, плавающих по другому нашему озеру-морю, Байкалу, существовало небольшое адмиралтейство в Иркутске. В Тихом океане окончательно потерял свое значение Охотск, и военным портом с 1812 г. был избран Петропавловск-на-Камчатке.

Деятельность верфей в указанных портах за все время царствования императора Александра I выразилась в следующих цифрах (относительно крупных судов): в Петербурге построено 26 линейных кораблей и 33 фрегата, в Кронштадте — 1 корабль, в Архангельске — 26 кораблей и 15 фрегатов, в Херсоне — 16 кораблей и 8 фрегатов, в Николаеве — 7 кораблей и 3 фрегата, в Севастополе — 1 фрегат, в Казани — 11 судов для Каспийского моря, и в одно в Астрахани. [18]

К этому же царствованию относится и появление в нашем флоте первых судов с паровым двигателем: в 1817 г. на Ижорском заводе построен пароход «Скорый, и в 1825 г. там же — «Проворный»; в Николаеве были построены пароходы «Везувий» в 1820 г. и «Метеор» в 1825 г. Появление пароходов в военном флоте несколько запоздало: пароходное сообщение между Петербургом и Кронштадтом существовало задолго до 1817 г. Что паровым судам у нас и тогда, и много позднее, не придавали особенного боевого значения, это красноречиво доказала впоследствии Крымская война.

Успехи в судостроении, достигнутые еще в царствование императора Павла I, продолжали развиваться и при его преемнике. Для содержания в постоянной исправности определенного штатом числа судов Комитет старался на будущее время устранить недостатки и беспорядки, от которых страдало судостроение. Главнейшим из этих недостатков была непрочность судов и прямые следствия ее: кратковременность службы судов и дороговизна их постройки. Первой причиной непрочности судов была сплошная постройка, заставляющая употреблять при строении сырой лес. Во избежание этого положено было каждый корабль строить в продолжение трех лет: в первый год заготовлять леса, а в следующие два — производить самую постройку.

По собранным Комитетом (за несколько десятилетий) сведениям о ценности постройки кораблей в России и Англии оказалось, что, несмотря на лучшее качество материалов и работы, в Англии корабли стоят дешевле, чем у нас. Причинами этого признаны: лучшее и более правильное разделение работ в английских адмиралтействах, более искусные и опытные плотники, лучшие инструменты, применение разных машин в таких работах, которые у нас исполнялись исключительно людьми, и, наконец, недостаточное содержание и худшая одежда наших рабочих.

Для того чтобы и в России появились настоящие мастера в этом деле, признано было необходимым: разделить их на десятки, состоящие из одного десятника, двух хороших плотников, трех посредственных и четырех менее опытных; каждый десяток поручить в управление «десятника», отвечающего как за успешность и достоинство работы, [19] так и за поведение людей своего десятка. Из каждых трех десятков под главенством комендора составить «компанию». Вместо выдачи плотникам казенных инструментов, о сбережении которых они мало заботятся, положено для поощрения лучших рабочих выдавать единовременно в их собственность полный плотничий инструмент. Для того, чтобы рабочие не имели необходимости прибегать к частному труду, им прибавили жалованье и улучшили одежду, заменив прежнюю, канифасную и равендуковую, суконным мундиром, отпускаемым ежегодно, на белье же и сапоги положили по 5 рублей в год.

Для установления лучшего порядка в производстве работ двум старшим корабельным мастерам присвоено звание «директоров»; одному из них поручено быть ответственным за все кораблестроительные материалы, а другому — распоряжаться работами. Для составления чертежей и разбивки корабельных членов на плазе положено иметь шесть особых чиновников под названием «драфцманов». Корабельным мастерам и другим чинам по части кораблестроения признано необходимым прибавить жалованье и дать казенные квартиры или квартирные деньги.

Всего в царствование императора Александра I на наших верфях было построено 76 линейных кораблей и 50 фрегатов, не считая судов меньших рангов.

«Колыбелью флота», морским корпусом, почти все Александровское царствование (с 1802 по 1824 гг.) управлял адмирал П. К. Карцов. В первые годы значительно поднялось научное образование воспитанников, но исключительно по морским и математическим наукам.

В 1803 г. 30 лучших гардемарин, в том числе и знаменитый впоследствии М. П. Лазарев, были отправлены в Англию, где они плавали на английских военных судах. При уходе наших эскадр в Средиземное море, в первые годы царствования, на них было отправлено 50 гардемарин, и все они в этом звании получили боевое крещение в сражениях нашего флота. В 1817 г. комплект воспитанников морского корпуса был увеличен до 700 человек.

В штате петербургского и херсонского училищ корабельной архитектуры, готовящих корабельных мастеров, [20] механиков, гидравликов и учителей, сделаны изменения, давшие возможность расширить курс учения, лучших учеников посылать для усовершенствования по своей специальности за границу и также назначать в плавание для изучения состояния корабля в море при различных обстоятельствах. В 1816 г. петербургское училище корабельной архитектуры присоединили к морскому корпусу.

В Петербурге, на Охте, основан «Паноптический институт», в котором предполагалось обучать искусных мастеров по всем техническим морским работам и, таким образом, соединить в одном заведении всевозможные искусства и мастерства, необходимые для флота.

Особенно полезной заслугой для флота была забота Комитета об улучшении печального положения штурманов и изменении порядка их судовой службы. «Штурманское звание представлял комитет, хотя по существу своему великой важности доведено до такого упадка, что добрые путеисчислители во флоте совсем почти перевелись». Причиной этого было весьма недостаточное содержание штурманов и до крайности стесненное производство их в чины. То и другое Комитет нашел возможным улучшить значительным уменьшением штатного числа штурманов и изменением способа отправления на судах штурманской обязанности.

По существовавшему порядку все находившиеся на корабле штурманы разделялись на три вахты, и каждая из них, в свою очередь, вела «шканечный» (вахтенный) журнал и делала исчисления независимо одна от другой. Случалось, что при одинаковых в действительности данных результаты исчисления разных вахт получались различные. Для ведения возможно верного исчисления Комитет установил: на каждом судне иметь одного «старшего штурмана», отвечающего за точность исчисления данного пути, и трех подчиненных ему помощников, чередующихся по-вахтенно. Установление такого порядка дало возможность более чем наполовину уменьшить число штурманских чинов и оставшимся на службе значительно увеличить жалованье. С учреждением старших штурманов лучшим из них открылась возможность достижения более высоких чинов и, кроме того, в награду отлично служащих положено, [21] по представлению командиров судов и флагманов, переводить во флотские офицеры.

Произошли изменения в положении офицеров и комплектовании флота рекрутами. Всем офицерам назначены квартирные деньги, установлен более справедливый порядок баллотировки офицеров при производстве в чины; для улучшения управления флотскими чинами в каждом из портов назначен из флагманов «флотский начальник», при котором состояли эскадр-майор и два адъютанта. Для лучшего ведения судового хозяйства восстановлена существовавшая при Петре I и Елизавете должность «судового (корабельного) секретаря», и офицеру, исполнявшему ее, дано название «ревизора». При комплектовании флота рекрутами положено принимать их от 10– до 25-летнего возраста, причем мальчиков от 10 до 15 лет принимали не более одной пятой части. Некоторые из этих мальчиков летом ходили на судах в звании юнг, а зимой учились грамоте, арифметике и компасу в штурманском училище; другие же распределялись по мастерским и заводам.

Короткое царствование императора Павла было слишком обильно событиями боевой жизни флота: вся служба флота прошла на далеких морях, где отстаивались государственные интересы России. Значение лиц, стоявших в это время во главе морского управления, естественно не проявлялось: не они управляли флотом, а скорее флот, действовавший на море и всегда уверенный в милостивом отношении к нему государя, сам диктовал им удовлетворение необходимых для него нужд. При таких условиях эти лица заметного следа своей деятельностью не оставили.

Царствование же императора Александра I дало простор и для деятельности лиц, стоявших во главе морского ведомства. Первым морским министром был адмирал Николай Семенович Мордвинов (впоследствии граф), с 1801 г. состоявший вице-президентом Адмиралтейств-коллегии: 8 сентября 1802 г. он был назначен на должность министра, 28 декабря того же года уволен от нее.

Человек глубоко преданный морской идее, «один из дивных исполинов Екатерины славных дней», как его назвал поэт Рылеев, «сиявший доблестью, и славой, и наукой», по характеристике Пушкина, — Мордвинов не мог [22] работать с комитетом, в главе которого стоял отрицатель флота граф Воронцов, и подал прошение об увольнении от должности. Флот лишился самого подходящего министра, «умного, с обширными познаниями в государственных делах и в морском искусстве сведущего». К нему и впоследствии обращался за советами Александр I.

Преемником Мордвинова на посту министра явился Павел Васильевич Чичагов, который был податлив, не сопротивлялся «сухопутным», если их можно так назвать, тенденциям гр. Воронцова. Назначение Чичагова министром последовало в 1807 г.; до того он управлял министерством в звании товарища министра. В 1809 г. управление министерством, по болезни Чичагова, перешло к маркизу де Траверсе, утвержденному в должности в 1811 г.

По своему характеру Чичагов во многом напоминает императора Александра. Это был человек очень даровитый, по характеру пылкий, неустойчивый в своих взглядах, не способный к длительной творческой работе. Меткую характеристику Чичагову дает его современник, В. М. Головин: «Избалованное дитя счастья, все знал по книгам и ничего по опытам, всем и всегда командовал и никогда ни у кого не был под начальством... Самого себя считал способным ко всему, а других — ни к чему...». Способный создать широкий, блестящий план, Чичагов не обладал качествами, необходимыми для практического осуществления своих проектов. Приступая к делу с горячей энергией, он скоро охладевал к нему. А главное: ему, человеку французского воспитания и убежденному англоману (был женат на дочери английского морского офицера) недоставало знания русского народа.

Преемник Чичагова, маркиз И. И. де Траверсе, вступивший в управление министерством в 1809 г., сам не выдвигал ничего своего, угодливо следовал указаниям свыше. На своем высоком посту он не счел нужным проявить мужество, чтобы раскрыть истинную природу и все нужды военно-морских сил, а покорно шел по течению, приведшему флот в тупик «Маркизовой лужи» — из простора морей, на которых так гордо развевался русский военно-морской флаг, к мутным, мелким и тесным водам Финского залива. [23]

Маркиза де Траверсе в 1821 г. сменил А. В. фон Моллер, опытный и сведущий моряк, у которого было желание поднять из приниженного положения флот, однако при Александре I он был бессилен изменить что-либо к лучшему.

Многие современники рисуют положение русского флота в эпоху Александра I в очень неприглядных красках. Так, декабрист Штенгель в письме к императору Николаю I от 11 января 1826 г. писал об этом времени: «Корабли ежегодно строились, отводились в Кронштадт и нередко гнили, не сделав ни одной кампании. И теперь — более 4 или 5 кораблей, которых нельзя выслать в море, ибо мачты для сего переставляются с одного корабля на другой. Прочие, хотя число их немалое, не имеют вооружения. Итак, переводится последний лес, тратятся деньги, а флота нет. Но в царствование блаженной памяти родителя вашего в 1797 г. выходило 27 кораблей всем снабженных, а в 1801 г. готовилось 45 вымпелов! Можно сказать, что прекраснейшее творение Великого Петра уничтожено совершенно. Теперь на случай войны некого и не с чем выслать в море».

Таким образом, в царствование Александра I русский флот вообще пришел в упадок. Связано это было также с тем, что и политические, и военные обстоятельства этого царствования не вызывали настоятельной потребности в действии флота. В первые пятнадцать лет все наши интересы были прикованы к борьбе против Наполеона, а в последние десять — к поддержанию установившегося порядка вещей на континенте Европы. И в том, и в другом случае нужна была сухопутная армия, а на флот не обращалось никакого внимания. «Правительство, как кажется, довольствовалось только тем, — писал в январе 1854 г. вице-адмирал Меликов великому князю Константину Николаевичу, — что оно имело флот для случайностей, которые иногда могут представиться». [24]