Неудавшийся налет на остров Моно

Меня вызвали на оперативное совещание (и одновременно для получения поздравления в связи с моим новым назначением) в штаб эскадры, находившийся на борту флагмана-линейного корабля "Ямато", стоявшего в то время на якоре у острова Трук.

В штабе эскадры я встретился с капитаном 2 ранга Такао, который когда-то руководил нашей учебной группой в военной школе. Теперь он стал штабным офицером эскадры по артиллерийской части. Такао многое сообщил мне о ходе войны. Он тогда сказал мне:

"Я не думал, что ты оставишь парашютный отряд и станешь командиром особого отряда. Хотя даже если бы и удалось сейчас провести воздушно-десантную операцию, от которой все пришли бы в восторг, все равно не удалось бы изменить военную обстановку, сложившуюся не в нашу пользу".

Уже по этим словам можно было судить об атмосфере, царившей в штабе соединенной эскадры. А обстановка в то время действительно с каждым днем становилась все более напряженной. Видимо, и сам командующий соединенной эскадрой переживал тяжелые дни.

"Теперь я уже не мечтаю о блестящей воздушно-десантной операции. Такие операции являются лишь средством для сближения с противником. Но прибегать к ним только ради этого нет необходимости",-ответил я Такао. Меня самого тогда точил червь сомнения.

Мне казалось, что медлительность с нашей стороны будет только на руку противнику: она позволит ему укрепить свои позиции, и тогда вряд ли добьются успеха наши диверсионно-разведывательные отряды. Я думал, что лучше сейчас начать действия с "неповоротливой черепахи", пока имеются какие-то возможности.

"Ямабэ! Не спеши найти себе могилу. Ведь с тех пор, как стали испытываться парашюты, уже немало погибло парашютистов, к тому же ты потерял своего любимого брата",- говорили мне некоторые офицеры в отряде. Но я отнюдь не собирался умирать собачьей смертью. Я хотел сражаться и погибнуть в бою.

Мне казалось, что метод внезапного нападения, к которому прибегал военно-морской флот в начале войны, снова увенчается успехом даже и в условиях неблагоприятной для нас обстановки,

И вот настало время, когда нужно было отказаться от мысли выжить. Только боевые действия, в которых люди заранее обрекли себя на смерть, могли теперь обеспечить непременную победу. (Впоследствии, когда пал остров Сайпан , я еще не считал, что все потеряно, но у меня уже не было уверенности в победе. Настроение было такое, что я готов был делать все, не задумываясь, к чему это приведет.)

Мой отряд был подчинен штабу эскадры, действовавшей на юго-восточном направлении.

Вскоре из Рабаула на остров Сайпан прилетел штабной офицер по артиллерийской части капитан 3 ранга Дои. Он был прислан в качестве представителя штаба эскадры, ответственного за операции, которые должен был осуществлять наш отряд. Доставленный им приказ гласил: "Выйти из Рабаула, скрытно подойти ночью к острову Моно (Соломоновы острова), произвести высадку десанта и стремительным налетом уничтожить штаб противника, склады боеприпасов и горючего, самолеты и т. д."

В конце февраля 1944 года мой отряд, погрузившись на подводную лодку и моторное судно, покинул остров Сайпан и взял курс на Рабаул.

Члены женского общества "Защита родины" изготовили для нас знамя, которое было освящено в синтоистском храме острова. Перед самым отплытием я под звуки барабана, в который бил настоятель храма, торжественно пронес знамя на борт подводной лодки и водрузил его на мачту.

Это знамя должно было поднять боевой дух личного состава. На нем под изображением шести старинных монет — гербом моей родной деревни Синдэнко уезда Уэда префектуры Синано-была написана крупными иероглифами молитва: "Наму Хатиман Дайбо-сацу" {19}.

Провожавшие нас парашютисты и японские резиденты от души желали нам счастливого пути. Они говорили: "Желаем удачи! Будем молиться о наступлении вечного мира". Жаль было покидать Сайпан и расставаться с боевыми соратниками. Никому, кроме бога, не ведомо было, что мы прощались навсегда,

У всех у нас вызывало гнев лицемерие англосаксов, которые на словах стремятся показать себя друзьями восточных народов и много распространяются о демократии, а на деле считают за людей только себя.

По плану, мой отряд сразу же по прибытии в Рабаул должен был действовать против острова Моно. Поскольку времени у нас оставалось очень мало, я решил вместе со штабным офицером Дои отдельно от отряда выехать в Рабаул раньше для уточнения деталей и разработки предстоящей операции, 20 февраля мы переправились на соседний с Сайпаном остров Тиниан, откуда затем намеревались вылететь в Рабаул на самолете Кусадзика — начальника штаба эскадры, действовавшей в юго-восточном направлении,

На остров Тнниан прибывали из Японии самолеты 1-й воздушной эскадры, которой командовал вице-адмирал Сумида, бывший начальник учебного отдела военной школы, где я обучался. Эта эскадра создавалась за счет сосредоточения в ней всех остававшихся в Японии самолетов. Она представляла собой в тот момент единственную боеспособную эскадру базовой авиации.

В сопровождении Кусасика мы побывали в штабе воздушной эскадры, где встретили немало офицеров, которые также были склонны перебраться в Рабаул после обеспечения господства в воздухе во внутренней зоне района Южных морей.

В то время от нашего патрульного самолета поступило донесение о том, что на востоке движется быстроходное оперативное соединение противника. Началась подготовка к отражению возможного ночного воздушного налета.

Ночью я вместе с Кусасика и Дои зашел в клуб "Нанье Кохацу", который находился далеко от аэродрома в западной части острова. Здесь мы фотографировались на память с детьми японских служащих, пили ром, приготовленный из сахарного тростника, ели сукияки {20} из курицы. Из клуба отправились спать с сознанием того, что, возможно, на следующий день придется участвовать в бою.

На утро, еще до рассвета, мы вместе с начальником штаба эскадры осмотрели позиции на морском побережье, которые занимала рота Сайто из состава парашютного отряда. Ночью большая часть личного состава этой роты была направлена на аэродром для сооружения капониров, чтобы укрывать самолеты. На позициях оставалось не более. 20 человек. Если бы противник предпринял попытку высадиться в этом районе, создалось бы исключительно тяжелое положение. Но, к счастью, этого не случилось.

На рассвете отдельные палубные бомбардировщики и истребители противника совершали одиночные, а затем качались массированные налеты на остров.

В результате загорелись здания сахарной компании, одно за другим получали повреждения или шли ко дну небольшие суда, стоявшие на якоре в порту.

Во время воздушных налетов противника было повреждено много наших самолетов. Самолет начальника штаба эскадры также был выведен из строя.

Через несколько дней я вылетел на бомбардировщике на остров Трук. Подводная лодка "И-43", на которой отправились в Рабаул 70 человек из состава моего отряда под командованием младшего лейтенанта Каваути, не давала о себе знать. В штабе 4-й эскадры мне сказали, что эта подводная лодка могла быть потоплена в прибрежных водах острова Трук во время недавних воздушных налетов противника. Однако не исключалась и возможность того, что она, не заходя в порт острова Трук, направилась прямо в Рабаул. Молясь о благополучном исходе дела, я в тот же день вылетел на самолете с острова Трук.

Ввиду того, что истребители противника несли непрерывную патрульную службу в воздухе, производить посадку днем было бессмысленно. Поэтому мы рассчитали свое время так, чтобы проскочить к Рабаулу после захода солнца.

Миновав Кавиенг, наш самолет попал в сильный ливень, который не давал возможности обнаружить сверху аэродром в Рабауле. При посадке в таких условиях мы могли врезаться в гору. В конце концов на какой-то миг нам удалось через разрыв в облаках увидеть аэродром и благополучно приземлиться.

В Рабауле я нашел часть моего отряда под командованием Сасада, прибывшую туда на моторном судне. Первым долгом я спросил Сасада о подводной лодке с группой Каваути. Он ответил, что подводная лодка в Рабаул не прибывала. Я тут же отправился в штаб эскадры, но и там ничего не знали о судьбе моих людей. Подводная лодка "И-43" с частью моего отряда бесследно исчезла, и мы о ней ничего не узнали. Это был очень тяжелый, если не смертельный удар для моего отряда. Трудно было пережить такую утрату.

В течение моего месячного пребывания в Рабауле авиация противника совершала ожесточенные налеты на порт. Почти все наземные сооружения были разрушены. Не уцелел даже кран, предназначенный для подъема специального катера на подводную лодку.

Скоро Рабаул из-за непрерывных налетов авиации противника стал опасным и не пригодным для стоянки подводных лодок.

Если раньше мы были лишены транспортных самолетов, то теперь вследствие резкого изменения обстановки на фронте оказались без подводных лодок. Подразделения Яно и Нисио-последние подразделения моего отряда, которые также должны были прибыть в Рабаул на подводных лодках, так и остались на острове Трук.

Наши истребители перестали появляться в воздухе. Полностью прекратилось сообщение по воздуху. Только иногда отдельные самолеты с большим риском вылетали на остров Трук и возвращались обратно, выполняя особо важные задания или доставляя хинин для больных малярией.

В сложившейся обстановке наша операция против острова Моно, к которой мы так усердно готовились, не могла быть осуществлена. Напрасно погибли 70 дорогих мне подчиненных во главе с младшим лейтенантом Каваути. Глубоко скорбя об этих жертвах, мы вынуждены были отказаться от проведения задуманной операции.

В штабе эскадры мне предложили возвратиться на остров Трук, а оттуда я вылетел в Японию для решения дальнейшей судьбы моего отряда.

Как было ни тяжело, но я вынужден был пока оставить подразделение лейтенанта Сасада в Рабауле.

В апреле 1944 года я отплыл из Рабаула на подводной лодке, которой командовал Итакура. Это была последняя подводная лодка из базировавшихся в Рабауле.

Итак, воздушная крепость Рабаул, которая наводила ужас на противника, теперь превратилась в осажденный лагерь, брошенный на произвол судьбы в 2600 милях от родины. В условиях полного превосходства противника в воздухе там каждую минуту можно было ожидать высадки десанта.

Сколько бы дивизий ни обороняли Рабаул, судьба его представлялась мне крайне печальной. И все это потому, что у нас в Рабауле не было самолетов.