Период исканий

Набор испытателей парашютов

Шел 1940 год. Японо-китайская война была в самом разгаре, и не было видно ее конца. Все более стали обостряться отношения с Америкой: появилось сообщение о денонсации ею японо-американского торгового соглашения, прекратилось действие договора девяти держав{2}. Над просторами Тихого океана, отделяющего США от Японии, сгущались тучи, предвещавшие бурю.

Военно-морские силы Японии, как и вся страна, готовились к этой буре. Соединенный флот, в который входили первоклассные корабли, укомплектованные отборными моряками, усиленно готовился к военным действиям на Тихом океане. А флот в китайских водах, состоявший из устаревших и мелких кораблей, осуществлял блокаду всего побережья Китая.

Напряженное международное положение оказывало влияние и на ход боевой подготовки личного состава учебных заведений флота. Она стала более целеустремленной, приближенной к боевой обстановке. Курсанты были полны решимости успешно завершить курс обучения в военных школах.

Йокосукская артиллерийская школа ВМС в Касугаура{3} должна была готовить квалифицированные кадры артиллеристов для всего японского флота, и прежде всего для кораблей Соединенного флота, находившегося на передовой линии. В тот период, когда господствующим был принцип строить крупные боевые корабли с мощным артиллерийским вооружением, эта школа была гордостью флота, его основным учебным заведением, готовившим артиллеристов. Школа славилась еще и тем, что служила примером воинского воспитания и строгой дисциплины.

Перед выпуском молодым курсантам, а также и стажерам, проходящим в школе практику, преподаватели в частных беседах задавали довольно странный на первый взгляд вопрос:

— Хватит ли у вас мужества прыгнуть с большим зонтом с крыши двухэтажного дома, если этого потребуют интересы японского флота?

Такой вопрос, естественно, вызывал недоумение. Правда, некоторых он сразу же наводил на мысль о парашютных частях, игравших немаловажную роль в боевых действиях наших союзников немцев, уже покрывших себя славой.

Находились патриотически настроенные юноши, которые, как попугаи, твердили:

— Всегда готов сделать это во имя нашей отчизны.

— Если надо, то обязательно возьмите меня...

В Китае не прекращался пожар войны. Большую тревогу у молодых, полных сил и здоровья курсантов школы вызывали и японо-американские отношения.

Эта тревога чувствовалась во всем. Даже в протяжной, торжественной мелодии песни "Хотару но хикари" {4}, исполняемой по случаю очередного выпуска окончивших школу, проскальзывали нотки необычной, подчеркнутой строгости. В такой напряженной, полной неизвестности обстановке близился к концу 1940 год.

Йокосукский отряд морской авиации в Оппама, подобно морской артиллерийской школе, был первенцем японской морской авиации. Этот отряд имел на вооружении палубные и базовые штурмовики, бомбардировщики, истребители и другие типы самолетов морской авиации. Именно в этом отряде, где были собраны прославленные воздушные асы, нам посчастливилось в течение нескольких дней знакомиться с мастерством летчиков японской морской авиации.

В казармах отряда обособленно от других жила небольшая группа в 20 человек унтер-офицеров и рядовых, носивших особую эмблему (на фоне самолета-артиллерийское орудие). Личный состав отряда ничего не знал о том, для чего предназначаются эти люди. Они выглядели бодро, вели себя независимо и были очень осторожны в разговорах.

Кто же они? Загадочное поведение этих людей в отряде стало постепенно возбуждать к ним интерес.

Ежегодно в ноябре поступает приказ об очередном перемещении личного состава. Офицеры с саблями и унтер-офицеры с вещевыми мешками отправляются к местам нового назначения. Это, пожалуй, самое волнующее время: впереди что-то новое.

Перемещение по службе вызывало у людей и радость и тревогу. Среди офицеров, особенно холостяков, было широко распространено мнение, что для военнослужащего деньги — зло. Когда человек копит деньги, он начинает дрожать за свою шкуру. Много воинов с туго набитыми кошельками сложили свои головы на полях сражений в Южном Китае. Поэтому военнослужащие, считавшие деньги своим врагом, и особенно любители выпить, пропивали все жалование, полагая, что человеку с пустым карманом легче умирать. Вот почему перемещение для них было как бы спасением. Получив подъемные, можно было расплатиться с долгами в кабачке и купить себе хотя бы одну рубашку. Некоторым приказ о перемещении приносил разочарование. Новым местом их службы иногда оказывался корабль, который стоял на якоре в соседнем порту. В этом случае им не полагалось подъемных; а без них они не могли расплатиться с долгами и вынуждены были вновь где-то брать взаймы.

Весь 1940 год мне как штурману миноносца "Кидзи", входившего в состав кораблей японского флота в китайских водах, пришлось участвовать главным образом в блокаде Чжилийского залива. Полностью господствуя на море, мы то гонялись за китайскими джонками, задерживая и обыскивая их, то доставляли вооружение и боеприпасы для наших войск, действовавших на полуострове Шаньдун. Такова была наша несложная служба.

Иногда мы высаживались на берег и подолгу любовались прекрасными видами китайского побережья, о чем я с удовольствием вспоминаю до сих пор.

В Чжилийском заливе я получил по телеграфу приказ отбыть на базу Йокосука. (В годы войны в японских вооруженных силах был принят порядок отзывать офицеров с фронта телеграммой на базу и там уже объявлять им приказ о новом назначении.) Таким образом, и я оказался в числе тех, кто получал перевод в другую часть.

Я не могу сказать, что в жизни мне не везло. Теперь мне предстояло совершить интересное путешествие по Маньчжурии; мне представлялась возможность увидеть новое, а что может быть лучше этого?

В японском флоте был принят определенный порядок перевода офицеров в морскую авиацию. Офицера могли перевести туда только после того, как он прослужит около года на кораблях флота.

Я давно изъявлял желание перейти в авиацию. Прошел уже год, как офицеры моего выпуска были отобраны и направлены в авиачасти. Теперь же, видимо, производился дополнительный набор. С надеждой, что наконец осуществится моя мечта, я прибыл в Японию и явился в морской клуб базы Йокосука.

Получив приказ от командира первого особого отряда морской пехоты при базе Йокосука, я поспешил к сослуживцам, мечтая о совершении подвига в будущем. Но мои надежды не оправдались: я был назначен на прославленный линейный корабль "Касуга" в подразделение Такэсита{5}.

Однако спустя несколько дней мне вручили новый приказ, на этот раз от командира авиаотряда морской авиации базы Йокосука. И тогда мною с новой силой овладела заветная мечта-летать на самолете.

Меня разыскал заместитель командира подразделения некий Урабу и тихо на ухо сказал:

— Не упусти случая.

— Какого случая?

— Ходят слухи, что подыскивают офицера для проведения испытаний парашютов. Ты, кажется, первый кандидат. Будь наготове. Не упускай случая, ведь Йокосукском авиаотряде, помимо тебя много отважных парней.

Так мне суждено было попасть в Йокосукский авиаотряд в Оппама. Это произошло накануне Нового года. О своем прибытии я немедленно доложил дежурному

офицеру и вскоре оказался в кабинете командира отряда.

— Здравствуй, здравствуй. Садись вот сюда, поближе. С тобой предстоит важный разговор,- встретил меня командир. Между нами завязалась беседа.

— Холостяк?

— Да.

— Родители есть? Иждевенцы?

— Родители живы и здоровы, а иждивенцев нет. В семье я старший сын. С тех пор как поступил во флот, меня не обременяют заботы об оказании материально помощи семье.

После такой краткой беседы командир дал мне ознакомиться с секретным приказом военно-морского министра относительно испытания парашютов. При этом он заметил:

— Намечалось привлечь для этого летчиков, однако потом решили, что лучше будет отобрать кандидатов из числа молодых моряков. Ты одним из первых будешь испытывать парашюты. Это весьма трудное дело. Отнесись к нему со всей ответственностью.- При этом командир, уже пожилой человек, примерно одних лет с моим отцом, внимательно и ласково посмотрел на меня.

— Понимаю. Приказ для меня-все. Если потребуется, готов отдать жизнь,-без колебаний ответил я. На этом аудиенция закончилась.

Это было 15 ноября. В тот день я наценил знаки различия лейтенанта и, покинув ряды знаменитых воздушных охотников, с благодарностью принял назначение меня командиром группы испытателей парашютов. Мне было приказано пока держать в строгом секрете даже от личного состава отряда содержание моего разговора с командиром.

Уже начали прибывать унтер-офицеры и рядовые, отобранные из числа инструкторов и курсантов артиллерийской школы. Вскоре мне стало ясно, что судьба парней из группы, которая держалась особняком, будет аналогична моей дальнейшей судьбе, Эти парни были тщательно отобраны из членов общества "Йокаса"{6}.

В группу испытателей входили: преподаватель Йокосукской артиллерийской школы мичман Кавасима, инструктора школы старшины Такахаси и Уэхара, 8 помощников инструктора школы чином на одну ступень ниже и 11 унтер-офицеров и матросов, отобранных из экипажей других баз японского флота-всего 26 человек.

Так, в районе Сионан-Оппама, где мирно плещутся воды Токийского залива, вдали от посторонних глаз, создавался костяк парашютистов военно-морских сил Японии.

Некоторые из прибывших курсантов не получили в школе достаточных знаний, хотя и окончили ее с отличием, и их могли отправить назад. И вот целые дни напролет они просиживали с инструкторами на дополнительных занятиях и добивались зачисления в группу. Разве это не пример подлинного патриотизма?

Мне лично пришлось расстаться с мечтой стать летчиком. Теперь нас ожидала необычная и до того времени не известная нам работа. Однако пас это не огорчало. Все мы были молоды и в душе гордились тем, что нам поручили такое ответственное дело.

Секретный приказ военно-морского министерства

В секретном приказе военно-морского министерства говорилось:

"В секретном порядке до марта 1941 года полностью завершить работу по изучению техники прыжков с парашютом, способов сбрасывания на парашютах оружия, а также испытать парашюты, вооружение и оснащение парашютистов и разработать принципы организации воздушно-десантных войск. Результаты доложить".

Этим мероприятиям было дано условное название "Экспериментальные исследования № 1001".

Срочно была создана специальная комиссия во главе с командиром авиаотряда Уэно.

Комиссия состояла из представителей военно-морского министерства, штаба военно-воздушных сил, управления кораблестроения, управления вооружений и боеприпасов, морского генерального штаба, авиаотряда, артиллерийской школы, авиационного арсенала и др. В начале декабря в обстановке предновогодней суеты состоялось первое заседание этой комиссии. Оно проходило в расположении отряда морской авиации при базе Йокосука.

Мы, 26 испытателей парашютов, начали подготовку к проведению испытаний.

Уже тогда говорили о том, что если Япония с ее скудными запасами нефти будет втянута в войну с США, то горючего для военно-морского флота хватит только на один год. Следовательно, для того чтобы флот мог вести боевые действия в течение более длительного времени, прежде всего необходимо было захватить нефтепромыслы на острове Таракан, выбросив туда с этой целью воздушный десант. Кроме того, если при захвате острова Гуам в тылу противника не выбросить воздушный десант, то трудно будет рассчитывать на успех наступления с фронта.

Ходили слухи и о том, что в марте будущего года при проведении маневров Соединенного флота на острове Осима {7} намечено выбросить воздушный десант и что к этому времени мы непременно должны решить поставленную перед нами задачу.

Для участия н испытаниях было вызвано несколько опытных летчиков из различных авиационных частей. Среди испытателей происходили непрерывные споры, Наконец, были собраны и изучены различные точки зрения на теорию и практику прыжков с парашютом. Затем обсудили все связанные с этим вопросы и пришли к следующим выводам:

1. К сожалению, парашюты пока еще раскрываются далеко не всегда.

2. Имеется опасность, что во время свободного падения парашютист может потерять сознание.

Человек не теряет сознания при перегрузке 3-5 g. (При выброске из стремительно падающего самолета перегрузка увеличивается примерно до 4-7 g. Если человек весит 60 кг, перегрузка выразится в 240- 420 кг.)

3. Во время приземления парашютист может получить различные травмы, и в этом случае вряд ли он сможет сразу же свободно передвигаться. Были высказаны и другие соображения. До сего времени я имел возможность прочитать только одну работу по вопросам парашютного спорта. Это была советская брошюра о прыжках с парашютом, переведенная на японский язык. Я несколько раз возвращался к этой брошюре, но никак не мог найти ответ на интересующие меня вопросы. Я все более утверждался во мнении, что раз за границей освоены прыжки с парашютом, то и мы, японцы, сможем справиться с этим делом.

Нам хотелось воспользоваться опытом немцев в парашютном деле, но в Европе шла война. Кроме того, для испытания парашютов нам был дан очень жесткий срок.

Внимательно выслушав рассказы летчиков, я пришел к выводу, что, пожалуй, не следует особенно опасаться динамического удара в момент раскрытия парашюта и потери сознания в воздухе. Ведь чаще всего это происходит с людьми, у которых отсутствует внутренняя собранность, и эти случаи не являются характерными.

Конечно, возможность потери сознания и получения травм при приземлении не исключена. Однако если парашютист совершает прыжок, сознавая всю ответственность и серьезность этого дела, то подобные случаи практически маловероятны.

Как-то нас пригласили на заседание комиссии. Начальник, физической подготовки артиллерийской школы капитан 2 ранга Оницука доказывал, что, поскольку динамический удар в момент раскрытия парашюта достигает большой силы, необходимо упорно и долго тренировать свое тело, занимаясь физкультурой, чтобы приучить организм переносить большие перегрузки.

Когда он закончил свое выступление, сидевший рядом со мной летчик слегка толкнул меня и с улыбкой проговорил:

— Да ну его, не обращай внимания. Этот физкультурный деятель слишком увлекся. Терпеть не могу его болтовни.

Тут поднялся председатель комиссии. Посмотрев в мою сторону, он сказал:

— Ямабэ! Я отвечаю за жизнь людей вашей группы, поэтому можете быть абсолютно спокойны. Правда, сейчас, к сожалению, парашюты раскрываются не всегда. Однако вначале мы испытаем парашюты на манекенах. Уже с завтрашнего дня мы начнем ежедневно сбрасывать около ста специальных манекенов, а потом уже попробуете прыгать вы сами.

Его слова были встречены аплодисментами всех присутствующих. Мною овладело такое приподнятое настроение, что я готов был совершить прыжок хоть завтра.

Когда совещание закончилось и люди начали расходиться, ко мне подошел один из недавно прибывших летчиков и, дружески похлопав по плечу, сказал:

— Будь осторожен! Желаю успехов! Эти ободряющие слова, сказанные от всего сердца, крепко и надолго запали мне в душу.

Парашюты не раскрываются

Мы, 26 молодых парней, были приписаны к первому отряду, которым командовал капитан 2 ранга Сонода. Организационно мы входили в звено подразделения капитана 3 ранга Хигу. Жили мы все в одной казарме и вместе проходили наземную подготовку.

По указанию капитана 3 ранга Сумида, который отвечал в отряде за проведение испытаний, мы начали готовиться к тренировочным прыжкам.

В учебном классе иногда вместе с инструктором появлялся принц Такамацу; присутствие этого высокопоставленного лица вдохновляло нас.

По обычаю, сложившемуся в японском флоте, весь суточный наряд перед отъездом из части командира или высокопоставленных лиц, вроде принца Такамацу, выстраивался перед автомашинами для торжественных проводов.

Однако принц Такамацу не любил лишних церемоний. Иногда он просил своего шофера потихоньку выехать и подождать его где-нибудь на дороге, а сам незаметно удалялся из части, оставляя в недоумении дежурного офицера.

Правилам укладки парашютов нас обучали техники авиаотряда. Мы относились к занятиям исключительно добросовестно, и результаты не замедлили сказаться: за несколько дней мы научились мастерски укладывать парашют.

Затем мы, переодевшись в гражданское платье, группами по 5-6 человек стали ездить на тренировки в прыжках с парашютной вышки "Йомиури" в Никотамагава. Так как унтер-офицеры своей одежды не имели (им не полагалось носить гражданское платье), пришлось одолжить несколько комплектов у офицеров авиаотряда.

Я и раньше считал, что парашютная вышка-это чудо. Но я никак не мог представить себе, как она крайне необходима для учебных прыжков.

С радостью и с каким-то внутренним трепетом мы ожидали того дня, когда, наконец, можно начать прыжки с самолета. Нам казалось, что с самолета будет прыгать легче. Каждый из нас, несмотря на то, что имел уже на счету не один десяток прыжков с вышки, находясь на крыше высокого здания, представлял себе очередной прыжок с вышки страшнее прыжка с самолета, Наверное, причиной тому была близость окружающих предметов, создающая более осязаемое представление о высоте.

Чтобы сохранить в секрете проведение учебных прыжков, мы заканчивали их до подъема личного состава авиаотряда. На рукаве тужурки мы носили эмблему артиллерийской школы, а на фуражках красовался значок авиаотряда базы Йокосука. Эта необычная комбинация знаков различия привлекала внимание окружающих. Поэтому, когда мы находились за пределами части, нам приходилось изворачиваться всевозможными способами, давая объяснения.

Так, например, когда нас спрашивали, кто мы такие, мы говорили, что командированы в отряд из артиллерийской школы для изучения специального вооружения самолетов. Часто нам вообще запрещали выходить из расположения части. В авиаотряде нас называли "исследователями".

И вот в отряде, где днем стоял непрерывный гул моторов самолетов, поздним вечером наступала тишина. Слышались только шаги "исследователей", направляющихся с парашютами за спиной к командному пункту.

На небе всходила луна. Начиналось наше время. Мы прикрепляли парашюты к специальным манекенам, погружали их в учебные самолеты образца 90{8} и заканчивали подготовку к сбрасыванию этих "парашютистов".

Наконец, мы садились в самолет. Рев мотора нарушал ночную тишину. Самолет делал разбег и взлетал. Набрав нужную высоту, машина делала круг и заходила на цели, специально отмеченные на аэродроме. На эти цели мы по очереди сбрасывали манекены. Так в строгом секрете от летчиков авиаотряда мы испытывали парашюты. Манекен представлял собой тугой тюк, внутрь которого зашит свинец. Весил такой тюк 60 кг. Парашют весил 10 кг. Таким образом, общий вес равнялся 70 кг. Мы очень привыкли к этим манекенам, вернее полюбили эти чучела и ласково называли их "дами" {9}. Много, много раз говорили мы спасибо "госпожам дами", которые вместо нас спускались с парашютами на землю.

Невзирая на ранги, мы все таскали и погружали в самолет 60-килограммовые чучела. Это была тяжелая работа.

Когда в авиаотряде раздавался сигнал подъема, мы, закончив к тому времени наши "опыты", шли в казарму, обливаясь потом, и только там переводили дух. Такая работа входила в распорядок нашего рабочего дня с момента начала испытаний. Она заканчивалась до завтрака в отряде.

В то время в морской авиации имелось две системы парашютов: для летчиков и для летчиков-наблюдателей.

Летчики обычно надевали парашют; в самолете его ранец служил подушкой сиденья. Это был так называемый парашют-сиденье. Летнабы, как правило, парашютов не надевали, чтобы они не мешали им передвигаться по самолету. Они складывали их в определенном месте в кабине. Это были так называемые носимые парашюты образца 89. В случае аварии летнаб надевает парашют и оставляет самолет; парашют раскрывается автоматически. Мы переоборудовали эти парашюты в ранцевые. Подвесная система такого парашюта крепилась к середине задней части "дами". Когда наши "дами" летели вниз, мы в душе молились о том, чтобы раскрывались все парашюты,

С нетерпением мы ожидали того дня, когда сами начнем тренировочные прыжки, но неожиданно в благополучном ходе нашей работы по проверке парашютов на раскрытие наступил перелом к худшему. Ежедневно стали отмечаться случаи нераскрытия парашютов. Манекены падали на землю с наполовину раскрывшимися парашютами. В твердом грунте аэродрома от удара образовывались углубления, которые эти огромные куклы выбивали своими свинцовыми животами. Если бы на их месте были люди, то ежедневно погибало бы несколько человек.

Мы с грустью смотрели на манекены с вывороченным нутром, невольно представляя себя на их месте.

Заботливо подбирая с земли изуродованные чучела, внимательно изучая положение строп и купола, мы старались установить причину этих "несчастных" случаев. Затем устраняли неполадки. В этом заключалась наша подготовка к следующему дню. В чем же была причина неудачного раскрытия парашютов?

Раскрытие парашюта происходило следующим образом. Вначале вступал в действие маленький парашют, называемый вытяжным. Наполнившись воздухом, он тянул за собой основной парашют. (В то время в ВМФ все парашюты имели такие вытяжные парашютики.) Однако иногда вытяжной парашют под действием воздушного потока от винта самолета и в зависимости от положения манекена обвивался вокруг него или строп основного парашюта так, что купол не мог раскрыться полностью. Такие случаи бывали один раз из десяти.

Установив истинные причины отказа парашютов в работе, мы спешнопредприняли меры, чтобы подобные случаи не повторились, когда мы будем прыгать сами, В результате число случаев отказа парашютов в работе резко сократилось.

Большое внимание мы уделяли и физической подготовке. Дело в том, что подготовка организма к прыжками приземлению была нам необходима не только в связи с предстоявшими прыжками, но она также являлась одним из важных вопросов, подлежавших изучению. Поэтому требовалось выработать определенный комплекс гимнастических упражнений, нужный для подготовки парашютистов в большом масштабе.

Начальник отделения физической подготовки артиллерийской школы Оницука, преподаватели Минато и Тамокори приходили к нам каждый день, и мы свыше двух часов занимались физической подготовкой. Они главным образом обращали внимание на отработку приемов группировки тела в воздухе, на всестороннее физическое развитие мышечно-костной системы, на укрепление двигательных нервов.

Выбор пал на комплекс гимнастических упражнений, принятый в Дании. Характерными для этих гимнастических упражнений были сальто, при этом пользовались специальными матами и трамплинами, и вольные движения в течение часа для укрепления суставных связок.

Нам никогда не приходилось продолжительное время и так напряженно заниматься гимнастикой, поэтому через неделю я почувствовал невыносимую боль во всем теле. Нельзя было, как говорится, ни сесть ни лечь, были даже отмечены случаи испражнений с кровью.

Однако тренировать тело надо было основательно, чтобы не стать жертвой какой-либо незначительной аварии. Вот почему я, не обращая внимания на боли в суставах, продолжал усиленно заниматься гимнастикой.

На дворе стоял декабрь, а мы занимались гимнастикой в одних трусах и, несмотря на это, через 10 минут после начала занятий уже обливались потом, и от этого на дощатом настиле появлялись влажные пятна. Зимней стужи мы не чувствовали. И по мере того, как крепли мускулы и тело приобретало гибкость, нам легче удавалось проделывать сальто и боль в мышцах пропадала. Таким образом, датский комплекс гимнастических упражнений постепенно отрабатывался.

О том, как нужно организовать физическую подготовку парашютистов, лучше судить специалистам, а не нам, простым любителям. Однако относительно гимнастики вообще у меня сложилось свое мнение. В начальной, средней и военной школах я в общей сложности занимался гимнастикой около пятнадцати лет. Гимнастика (спорт-другое дело) была для меня самым нелюбимым предметом, моим слабым местом. Но почему же я теперь полюбил гимнастику? Может быть, причиной этому послужила специальная задача, поставленная перед нами в связи с подготовкой к прыжкам с парашютом, или же специфика комплекса упражнений и методика проведения занятий — сказать трудно. Есть люди, которые не обладают качествами атлета, но есть и одаренные. Я не хочу дискутировать на эту тему. Могу сказать только одно. Если человека, который не имеет физической закалки, вдруг заставить прыгать с качелей и делать сальто в воздухе, то его постигнет неудача, он, конечно, почувствует боль, а то и получит травму; возможно, он даже вообще возненавидит гимнастику. Но разве можно в принципе считать такого человека неспособным к спорту?

Любой человек, желающий заниматься физической культурой, может добиться определенных успехов, если только его занятия будут проходить под соответствующим руководством. Гимнастика не должна быть уделом одиночек, мастеров-гимнастов, она должна носить массовый характер. Ее необходимо внедрять в массы и превращать в любимое и жизненно необходимое занятие каждого человека. Если думать только о результатах и игнорировать способы их достижения, то это приведет к тому, что гимнастику возненавидят. Прошу читателей не понять меня так, что я стремлюсь прочитать лекцию любителям физкультуры. Нет. Я просто хочу этим сказать, что именно благодаря физкультуре я понял, как надо готовиться к прыжкам с парашютом. Я также пришел к выводу, что следует уделять больше внимания групповым занятиям гимнастикой, особенно в армии.

Ежедневно у нас в работе было свыше 20 парашютов. Это приводило к их изнашиванию, а на ремонт требовалось время. Масса времени затрачивалась на укладку. Для укладывания одного парашюта выделялось 3 человека, которые на эту операцию тратили от 45 минут до 1 часа. Так как требовалось уложить свыше 20 парашютов, то на это уходило несколько часов ежедневно.

Причины неполного раскрытия парашюта или отказа вообще мы, испытатели, анализировали тщательно, кропотливо, вкладывая в это дело все наши знания и умение. Нам необходимо было разработать и меры по устранению этих нежелательных случайностей. Наша работа сильно усложнялась и тем, что мы не могли ни с кем посоветоваться, кроме капитана 3 ранга Сумида. Плохо было еще и то, что фактическими свидетелями отказа в работе парашютов были только наши "дами". Мы ходили, опустив головы и думая о причинах отказа парашютов в работе.

Постоянно подбадривая друг друга, мы вкладывали в наше дело все свои духовные и физические силы и знания. "Стопроцентное раскрытие парашютов"! — был наш лозунг. Мы работали с таким увлечением, что забывали даже о еде. Я всегда буду помнить коренастых, румяных ребят, которые неустанно трудились на аэродроме.

Таким образом, благодаря огромным усилиям с нашей стороны и деятельному участию летчиков нашей эскадрильи нам удалось добиться того, что парашюты стали раскрываться в 99 случаях из 100. Мы сбрасывали наших "дами" теперь уже 85 раз в день,

Испытания должны были завершиться до начала марта наступающей весны. Нужно было подготовить проект парашюта специально для использования в парашютно-десантных войсках. А это можно было сделать только после того, как мы проведем прыжки сами. В связи с этим комиссия решила, что нам пора прекратить сбрасывание манекенов и приступить к настоящим испытательным прыжкам.

Первые испытательные прыжки

Как можно представить себе чувство боязни, испытываемое в момент прыжка? Можно ли его сравнить с ощущением, которое бывает у человека во сне, когда ему кажется, что он проваливается в бездну? Прыгнувший с парашютом в воздухе может потерять сознание, во время рывка при раскрытии купола он может повредить себе шейные позвонки. Когда мы слышали подобные разговоры среди летчиков, нам становилось не по себе.

Командир авиаотряда Уэно убеждал нас в том, что все в конечном счете зависит от того, как будет вести себя в воздухе парашютист. Даже закаленного человека, если он, идя на решительный поступок, не будет убежден в благополучном исходе дела, ждет неудача;

не поможет ему тогда никакая закалка. Именно уверенность в успехе крайне необходима человеку, когда он идет на большое, ответственное дело.

Я готовился к первому прыжку, который должен был совершить на следующий день. Меня мучили сомнения:

"А что, если не получится прыжок?" Я не знал, как избавиться от этого неприятного чувства. Его могли побороть только выдержка и терпение. Именно терпение и выдержка дают человеку нужную закалку.

Итак, завтра прыжки, и каждый из нас думал только о них. Приближался час проверки нашей готовности — результатов всего того, что делалось до сего времени. Мысли каждого работали в одном направлении-благополучно совершить прыжок. И каждый старался не выдавать своего волнения. Выдержка была тем фактором, который обусловливал исход предстоявшего прыжка.

Мы положили на ночь в проверенные и подготовленные для прыжков парашюты бутылочки с сакэ {10} в качестве приношения богу и стали молить, чтобы он ниспослал нам хорошую погоду и благополучие. Некоторые перед тем, как лечь спать, еще раз тщательно проверили укладку парашюта.

Наконец, уставшие за день, но уверенные в завтрашнем успехе, мы погрузились в глубокий сон.

И вот наступило долгожданное утро 16 января 1941 года. Погода стояла чудесная. Дул слабый ветер. Мы с раннего утра были в приподнятом настроении.

Мне предстояло первым подняться в воздух на учебном самолете. И я гордился этим: это же был первый прыжок совсем еще молодых парашютных войск ВМФ.

Чтобы поднять дух испытателей, за штурвал самолета сел прославленный летчик Когава Сэйити, участник войны в Китае. Капитан-лейтенант Когава мастерски совершил вынужденную посадку на аэродроме Наньчан, неоднократно выбрасывался с парашютом из гибнущего самолета. Его специально вызвали из авиаотряда, базировавшегося на Кюсю.

Вот самолет уже набирает высоту, в поле зрения показывается величественная гора Фудзи. Ее заснеженная вершина как-то по-особенному блестит в ярких лучах восходящего солнца, которое огненным шаром медленно выкатилось из-за волнистой кромки океана.

Я испытываю неописуемый душевный подъем; мне хочется прыгнуть и устремиться к излучающему особую теплоту сверкающему шару. Наконец, я прихожу в себя и отбрасываю это странное желание. И вот уже самолет над зданием командного пункта. Различаю группу стажеров, а поодаль, на вышке,- группу присутствующих на испытании высокопоставленных чиновников и офицеров, среди которых находится и командир базы Йокосука.

Самолет немного накреняется, делает разворот и ложится на заданный курс.

За спиной у меня парашют, которым пользуются паши летнабы.

Вскоре самолет делает круг и, оставляя сзади гору Фудзи, направляется в сторону океана. Впереди аэродром.

Летим со скоростью 130 км/час, высота-350 м. Подбадриваемый капитан-лейтенантом Когава, я подхожу к люку. Мичман Кавасима держит в руке белый сигнальный флажок, которым он по указанию летчика должен подать мне сигнал. Спускаюсь в узкий люк, держась обеими руками за края, опускаю ноги, и вот я наполовину вишу в воздухе. Стоит мне только ослабить пальцы рук, и я провалюсь в воздушную бездну, а она уже засасывает меня, тело охватывает стремительный поток холодного январского воздуха, по щекам пробегает легкая дрожь. Холодный ветер бьет в ноздри, захватывает дух.

Приближается граница аэродрома, вот мы уже над центром аэродрома, проходим над взлетно-посадочной полосой, подходим к расчетной точке отделения.

Взметнулся белый флажок-сигнал "Пошел!" Один миг, но как он мучителен, и я теряю контроль над собой. Тело вдруг делается легким. В воздухе пытаюсь управлять полетом. Что-то белое слегка касается меня. "Одна, две, три, четыре..." — считаю про себя секунды. Вдруг слышу хлопок, чувствую встряхивание, и надо мной появляется необыкновенный белый свод.

Парашют раскрылся! Вижу, как от купола ко мне тянется пучок строп.

Мне почему-то хочется подтянуться на стропах, но я подавляю это желание, боясь запутаться и навлечь беду.

Я чувствую себя самым счастливым человеком на свете. Так вот он каков прыжок с парашютом. Поистине не так страшен черт, как его малюют!

Смотрю в сторону командного пункта — мне аплодируют. Даю сигнал: "Динамический удар не страшен; все в порядке!"

Больше всего мы боялись того, что от динамического удара может произойти повреждение шейных позвонков.

Группа испытателей бежит в мою сторону, меня приветствуют, слышатся возгласы одобрения. Внизу подо мной окаймленная зеленью взлетно-посадочная полоса. Она все стремительнее летит мне навстречу. Меня охватывает беспокойство: какая большая скорость спуска. И вот я почти касаюсь земли. Еще мгновение-и я падаю на песок, забыв от радости о правилах приземления. Все обошлось благополучно, без травм.

Вы не можете себе представить, в каком возбужденном состоянии я был.

На автомашине меня срочно доставляют на командный пункт для доклада.

Взгляды всех испытателей парашютов устремлены на меня. Слышу голоса:

— Молодец, командир! Вот это прыжок!

— Хорошо держался в воздухе! Замечательно!

Я в душе благодарю товарищей.

Что можно сказать об ощущении, которое испытываешь при спуске. Какое-то необыкновенно радостное чувство охватывает все твое существо. Кажется, что не ты летишь к земле, а, наоборот, земля летит тебе навстречу,

При динамическом ударе в момент раскрытия парашюта перегрузка достигает примерно 7 g. Такая перегрузка для моего натренированного тела не представляла особой опасности.

Правда, до наших прыжков выдвигалось предположение, что человек не теряет сознания и при перегрузке 10g.

Мы рады тому, что такое высказывание появилось до нашего первого прыжка. Однако надо заметить, что всякое, не подтвержденное практикой предположение для нас опасно. Особенно вредны для нас, практиков, пустые разговоры и дискуссии. Если бы мы, уподобившись зазнавшимся интеллигентам из среды ученых и студентов, захотели быстро устранить недостатки, не обращаясь к практике, то что бы из этого вышло?

Было решено, что вслед за мной прыгнут все 25 испытателей. (В случае нераскрытия моего парашюта испытания прекращались.)

Прыгали в следующем порядке: мичман Кавасима, старшины 1 статьи Такахаси, Уэхара, Ода и др.

Я каждый раз, держа в руках сигнальный флажок, садился в кабину вместе с очередным парашютистом. По взмаху флажка он оставлял самолет. Мне приходилось сильно высовываться из люка, чтобы наблюдать за спуском. Было хорошо видно, как фигура парашютиста с огромной скоростью несется к земле. Когда прыгаешь сам, то этого не замечаешь, а прыжок других кажется чем-то героическим. Иногда он даже приводит в умиление, вызывает чувство восхищения.

Каждый раз, когда парашютист отделялся от самолета, я в душе молил бога о благополучном раскрытии парашюта. И парашюты раскрывались хорошо.

Но вот самолет покинул матрос 1 класса Араи. Он стремительно летит вниз, кувыркается в воздухе и скоро уже кажется черным комочком. Вот он пролетает 100, 150 м, а парашют не раскрывается. Я отсчитываю секунды. Парашютист продолжает камнем лететь вниз. Невольно закрываю глаза. Неужели катастрофа? Когда до земли остается метров 50, вырывается белый купол парашюта, а через секунду Араи уже на земле. Но мне пока еще не ясно, что произошло. Тревожно ноет сердце.

Сразу же после приземления самолета стрелой лечу к группе испытателей. Вижу сияющее лицо Араи. У меня становится легче на душе. Почти 250 м Араи камнем летел вниз с нераскрывшимся парашютом. Парашют раскрылся только у самой земли. Испытатель едва избежал трагического конца.

Только тогда я понял, что прыжки с такими парашютами, какие имели тогда у нас на флоте летнабы,-чрезвычайно опасное и рискованное дело. В соответствии с результатами нашей экспериментальной работы немедленно приступили к совершенствованию парашютов.

Итак, первый испытательный прыжок нашей группы в 26 человек окончился благополучно. Радости нашей не было границ, но успокаиваться на достигнутом мы не имели права.

Второй этап испытаний

За первым успешным прыжком последовал второй. На этот раз парашютисты прыгали с парашютами образца 97, которыми тогда пользовались наши летчики.

Самочувствие во время второго прыжка с другим парашютом было значительно лучше, чем при первом прыжке. У этого парашюта стропы разделялись на два плеча, и тело парашютиста имело как бы две опоры, поэтому мы его называли "двухопорным". У парашюта образца 89 все стропы сходились к одному свободному концу подвесной системы, что уменьшало маневренность при спуске. Однако скорость спуска с парашютом нового образца была очень большой. Так, например, матрос 1 класса Асида с такой силой ударился затылком о твердое покрытие взлетно-посадочной полосы, что получил сотрясение мозга. Поэтому такой парашют не годился для парашютных войск.

В целях уменьшения силы динамического удара в момент раскрытия парашюта постепенно начали увеличивать скорость самолета {11}.

Вначале мы прыгали с учебных самолетов образца 90, затем перешли на транспортные самолеты "Дуглас" и средние бомбардировщики образца 96, приспособленные для наших целей.

Вскоре мы приступили к групповым прыжкам, так как нам предстояло в будущем выбрасываться десантом.

Здесь перед нами встали новые трудности. В частности, нам пришлось задуматься над тем, как обеспечить быстрый вывод парашютистов через люк. Дело в том, что вытяжная веревка, проходившая через люк, мешала прыгать очередному парашютисту; ее приходилось перед прыжком отводить в сторону.

Ежедневно совершая полеты, я думал об этом неудобстве. Через несколько дней оно было устранено. Возле люка между потолком и полом кабины укрепили специальный шест. Действие этого простого приспособления, конечно, трудно объяснить словами — необходимо все это видеть своими глазами. Соответственно на авиационном заводе компании "Фудзикура" выпускаемые парашюты подверглись некоторой модернизации.

Закончив испытания парашютов до утренней побудки летчиков авиаотряда, мы незаметно доставляли эти парашюты в наш отряд.

Местные жители давно уже знали о наших прыжках с парашютом. Причем это были главным образом крестьяне из окрестных деревень района Оппама, которые на рассвете выходили на полевые работы. Так что в дальнейшем проводить занятия скрытно, ночью уже не имело смысла. К тому же времени оставалось мало, а сделать нам предстояло еще очень много, и мы решили проводить прыжки днем.

Изучая способы выполнения прыжков с оружием, мы вначале брали с собой карабины, которые крепились к ноге. И это не влияло на раскрытие парашюта, однако двигаться в самолете было затруднительно, особенно при групповом прыжке. Да и вообще карабин в таком положении сковывал движения парашютиста.

Наконец решили, что лучше всего карабины закреплять спереди, на груди. Однако при этом появилась необходимость уменьшить длину оружия, сделав его разборным или складным.

Одиночные прыжки были завершены, и теперь необходимо было переходить к групповым прыжкам. Для этого решили увеличить штат испытателей.

Был произведен строгий отбор из числа молодых стажеров, выпускников Йокосукской артиллерийской школы. Группа в 32 человека 22 февраля прибыла к нам в отряд. Несколько ранее к нам прибыло пополнение из экипажей кораблей, базировавшихся в Йокосука. Всего прибыло 66 отборных парней. Таким образом, теперь наша группа испытателей уже насчитывала 92 человека.

Мы назывались испытателями 1-го набора, а вновь прибывшие-испытателями 2-го набора. Под нашим руководством последние стали проходить усиленную подготовку. Уже через две педели они стали совершать первые прыжки. С 6 по 9 марта все испытатели 2-го набора совершили самостоятельные прыжки. В течение 25 и 26 марта были совершены групповые прыжки, в которых участвовал весь личный состав испытателей.

Во время этих испытаний мы использовали двухопорный парашют образца 97. Из всего личного состава четверо или пятеро получили вывихи и растяжения связок в момент динамического удара при раскрытии купола.

Матрос 1 класса Акита и старшина 1 статьи Кода, у которых парашюты открылись почти перед самым приземлением, получили переломы нижних конечностей, Они пролежали в госпитале около шести месяцев.

Парашютиста Симаками отнесло ветром в море, и он опустился на воду, правда, примерно на высоте 10 м от воды он успел освободиться от подвесной системы. Его благополучно вытащили. Пять или шесть других испытателей, получив различные травмы в момент приземления, выбыли из строя на один-два месяца.

Трагическая гибель матроса 3 класса Цутитама

Настало 27 марта 1941 года. В целях завершения испытаний необходимо было провести групповой учебный прыжок испытателей 1-го набора на полигоне бомбардировочной авиации ВМФ Касима (префектура Ибараки).

Накануне прошел ливень, и мы думали, что прыжки не состоятся, однако утром дождя не было, через просветы в облаках проглядывало солнце. Скорость ветра у земли снизилась с 15-16 до 10 м/сек, что вполне позволяло прыгать с парашютом{12}. Нам было известно, что на полигоне должны были присутствовать представители высшего командования во главе с начальником морского генерального штаба.

Когда все было готово, средние бомбардировщики образца 96, на борту которых находились мы, испытатели, поднялись в воздух с аэродрома Йокосукского авиаотряда и взяли курс на Касима.

Мы в полете. Перед глазами проносятся с огромной скоростью клочья дождевых, облаков. Самолет сильно болтает. Мы чувствуем себя неважно, мешает парашют за спиной, который весит 10 кг, пошевелиться совершенно невозможно.

Когда в самолете на человека действует большая перегрузка, он становится беспомощным. В момент раскрытия парашюта перегрузка достигает примерно 6, а иногда и 10-кратной величины. Человек выдерживает такую перегрузку только благодаря тому, что она действует кратковременно. Иногда человеку, летящему в самолете, который попал в сильную болтанку, очень трудно подготовиться к прыжку. Его то с силой прижимает к сиденью, то отрывает от него. В такие минуты очень трудно выбраться через люк из самолета и отделиться от него для прыжка с парашютом. Мы сидели в кабине, пристегнувшись ремнями в целях безопасности.

К счастью, над Касима мы попали в зону затишья, постепенно самолет перестал проваливаться, болтанка прекратилась.

Самолет делает большой круг над полигоном Касима; наблюдаем за землей.

Высланный вперед отряд аэродромного обслуживания зажигает дымовые шашки. По отклонению дыма можно судить о скорости и направлении ветра. Дым плавно стелется над землей. Я громко кричу ребятам:

— Скорость ветра вполне нормальная!

— Хорошо, начнем! — отвечают они.

Испытатели приободрились и по одному направились к люку, готовясь к прыжку.

Мне в этот день предстояло прыгнуть с высоты 1000 м, проверить раскрытие запасного парашюта, а до этого руководить групповым прыжком.

Прыгают по 10 человек. Натренированные испытатели парашютов по сигналу зуммера отталкиваются от края люка и устремляются вниз. Один, два, три... Уходящая под крылом земля как бы притягивает к себе черные фигурки парашютистов. На миг над такой фигуркой сверкнет белая шелковая лента и тут же превратится в огромный купол парашюта, и он, медленно покачиваясь, плывет среди облаков.

Смело оттолкнулся от самолета самый молодой из нас матрос 3 класса Цутитама. Он прыгал самым последним.

Я, высунувшись из люка, наблюдаю за его падением, про себя отсчитывая секунды: одна, две, три... Показывается белое полотнище парашюта, вот оно отклоняется в сторону, купола нет, и Цутитама продолжает падать. Я невольно весь как-то съеживаюсь от волнения и кричу:

— Раскрывай! Цутитама!

Вот до земли остается 50, 30, 20 метров... О ужас! Я зажмуриваюсь, но через секунду открываю глаза и вижу, как по земле стелется белое полотнище парашюта, прикрывая, словно саваном, матроса Цутитама.

"Неужели разбился?" — с ужасом думаю я. Но с самолета точно это определить невозможно. Тяжелое, удручающее чувство сжимает сердце.

Остался мой последний и самый ответственный прыжок. Самолет делает разворот, набирает высоту 1000 м. Перед глазами стремительно проносятся рваные облака, трудно различать наземные ориентиры. Сегодня у меня два парашюта: один-на спине, другой-на груди. Нагрудный считается запасным. Если не раскроется основной, то необходимо прибегнуть к запасному.

Мне необходимо было проверить, откроется ли запасной парашют на спуске при раскрытом уже основном парашюте.

Вот самолет ложится на курс и приближается к расчетной точке сбрасывания; летнаб подходит к люку и кричит:

— Лейтенант Ямабэ, прыгать будете?

— Конечно! — отвечаю я.

В то время я не знал, что по радио с земли уже был передан приказ командира Уэно о прекращении прыжков.

Я прыгаю в белую пучину облаков. Раскрывается основной парашют, и начинается спуск,- Меня сильно болтает. Я попал в сильный воздушный поток. Меня бросает то вниз, то вверх примерно метров на 30. Ощущение от болтанки при спуске на парашюте почти такое же, как в самолете. В такую сильную болтанку я попал впервые.

Воздушный поток продолжает относить меня в сторону моря. Отчетливо вижу берег. Подо мной медленно проплывает сосновая аллея. Скоро я окажусь над самым берегом. Вот я уже вижу огромные сердитые волны с белыми барашками. От непрерывного раскачивания меня тошнит. Стиснув зубы и обливаясь холодным потом от напряжения, я креплюсь.

Наконец делаю над собой усилие и выдергиваю шнур запасного парашюта. Полотнище купола вырывается из ранца, но стропы зацепились за ногу, и парашют не наполняется воздухом. Запасной парашют не сработал.

Скорость спуска с парашютом практически составляет примерно 6 м/сек. Таким образом, с высоты 1000 м, я должен был пробыть в воздухе примерно 2 мин 50 сек.

Приземлился я на песчаной отмели Мацухара в 1 км от намеченного пункта приземления. Пришлось управлять парашютом путем подтягивания строп, чтобы не попасть на сосны.

Оказавшись на земле, я заметил, что на одной ноге нет ботинка: я его потерял во время рывка при раскрытии парашюта. Припадая на босую ногу, с парашютом под мышкой, я побрел к командному пункту, возле которого собралось начальство.

Меня встретили пять-шесть человек испытателей, которые очень беспокоились за меня, наблюдая с земли за прыжком.

— Командир! ...- обратился было ко мне старший, но внезапно хлынувшие из глаз слезы не дали ему говорить. Однако он тут же взял себя в руки и доложил мне, что матрос 3 класса Цутитама разбился.

Сдерживая слезы, молча выслушал я это сообщение. Сердце мне подсказывало: "Здесь, перед подчиненными, ты не должен плакать". И я крепился. Я живо себе представил образ матроса Цутитама — бледнолицего двадцатилетнего юноши, который сидел рядом со мной в кабине, когда мы, поднявшись с аэродрома Йокосука, пролетали над Касима и любовались видами, открывавшимися под крыльями самолета. "Почему погиб самый молодой из нас? Почему не меня постигла его участь?"-спрашивал я самого себя.

— Бегом туда, где лежит Цутитама! — приказал я испытателям, и мы поспешили к месту катастрофы.

На широком полигоне Касима, в самом центре, в рыхлом песчаном грунте образовалось углубление шириной 1,5 м, из которого выглядывало тело Цутитама, наполовину засыпанное песком. Изо рта погибшего, который был раскрыт, словно в улыбке, сочилась алая кровь.

— Эх, Цутитама, Цутитама...- прошептал я, обращаясь к безжизненному телу. Увидев меня на месте катастрофы, ответственный за испытательные прыжки капитан 3 ранга Сумида приказал испытателям очистить тело Цутитама от песка. Они аккуратно смахнули песок с лица и одежды погибшего.

В случае аварии никто не имел права ни к чему прикасаться до тех пор, пока я не прибуду на место происшествия, так как на мне лежала обязанность тщательно устанавливать причину каждого несчастного случая и немедленно принимать меры к тому, чтобы подобные случаи больше не повторялись.

Прыжки не возобновлялись до тех пор, пока не устанавливали причину аварии и не находили меры к устранению ее в будущем.

Я немедленно приступил к осмотру парашюта. Причину катастрофы установить удалось быстро. Большая часть полотнища основного парашюта вышла из ранца полностью, однако край вытяжного парашюта защемило между спиной парашютиста и ранцем парашюта. Вот почему купол основного парашюта переломился пополам и не мог наполниться воздухом.

Врач осмотрел труп, который представлял собой буквально мешок с костями.

Мы бережно перенесли тело погибшего на машину скорой помощи и проводили его в Йокосукский авиаотряд.

"Спи спокойно, герой, матрос 3 класса Цутитама".

"Мы никогда не забудем тебя. Мы приложим все силы, а если потребуется отдадим и наши жизни, чтобы создать парашютные части". Такова была наша клятва над прахом товарища.

Невзирая на жертвы

29 марта состоялись торжественные похороны. Смерть Цутитама наполнила наши сердца каким-то щемящим чувством обреченности.

Однако мы не должны были отчаиваться. До окончания пашей работы было еще далеко; Предстояли пройти трудный, полный неожиданностей и опасностей путь, суливший новые испытания; Мы ясно представляли себе, как мы будем постепенно, шаг за шагом преодолевать трудности, двигаясь к намеченной цели. А трудности начинались уже завтра.

Возьмите хотя бы укладку парашютов и подготовку их к прыжкам, на что приходилось тратить несколько часов. Причем эта работа требовала особого внимания и тщательности. А во что нам обходилась возня с 60-килограммовыми манекенами "дами". Пот лил ручьями с испытателей, когда они погружали их в самолет, а потом сбрасывали их на цели на аэродроме. И такая работа повторялась изо дня в день. Нелегкой была и физическая подготовка по датскому комплексу гимнастических упражнений для парашютистов. Кроме того, мы тренировались на специальных качелях, устроенных в ангаре. Испытатели должны были учиться на лету соскакивать с качелей в различных положениях и правильно приземляться.

И каким чудесным занятием по сравнению со всей этой тяжелой черновой работой казались прыжки с парашютом, когда в небе, словно огромные хризантемы, раскрывались белоснежные купола парашютов.

Наконец, наступил день окончания испытаний, установленный приказом военно-морского министра. Однако считать нашу работу законченной было нельзя. Приступать к созданию парашютной части можно было лишь в том случае, если бы нам удалось освоить прыжки с оружием, пользуясь парашютами образца 89. Приказ военно-морского министра отражал примитивные взгляды отдельных руководителей, которые считали возможным ограничиться освоением прыжков без оружия. Стало очевидным, что этот приказ — всего лишь академический проект, составленный людьми, которые совершенно не знают эту новую область военного дела. Мы же считали, что нашу экспериментальную работу следует проводить более серьезно, с учетом подготовки к трудной, затяжной войне.

Комиссия изменила свое решение об использовании в ВМФ парашютов старого образца, найдя целесообразным заказать новые парашюты, которые по способу раскрытия совершенно отличались от тех, что были прежде на флоте. А мы, испытатели, которые были призваны проверить их на практике, продолжали проводить испытательные прыжки.

Вскоре мы оставили прежние парашюты, которые раскрывались ручным способом, и начали испытывать новый парашют с принудительным способом раскрытия. Без устали укладывали мы парашюты, прыгали, устраняли недоделки и снова прыгали. И так повторялось изо дня в день.

В то время как раз проводились испытания новых истребителей "Дзэро". Помню, как 17 апреля, в полдень, произошла катастрофа в воздухе. Самолет взорвался, и летчика, капитан-лейтенанта Мотокава, буквально разнесло на куски. Обломки машины и останки летчика упали в море.

Тогда же пропал без вести еще один самолет, совершавший ночной полет,

Таким образом, жертвы были, как видите, не только среди нас, испытателей парашютов, но и среди личного состава авиационного отряда. Каждый отлично сознавал, что в авиационных частях жертвы неизбежны. Поэтому личный состав, занятый испытательской работой, относился к своим обязанностям со всей ответственностью, и эта работа у нас, испытателей парашютов, двигалась гораздо быстрее, чем у летчиков.

Один знакомый летчик рассказал мне, как на очередном совещании испытателей, где присутствовали представители артиллерийской школы и авиаотряда, обсуждался вопрос об эффективности авиаторпеды. Мнения артиллеристов и летчиков разошлись, причем первые говорили, что торпеда не способна потопить линейный корабль, а вторые доказывали обратное. Страсти так разгорелись, что спор чуть не перешел в рукопашную схватку. Ни одна сторона не хотела уступать. Тогда этот летчик заявил, что он сам сядет в боевой отсек торпеды и своими руками станет направлять ее на корабль. Пусть он тогда отвечает из своих орудий главного калибра. Но и этот довод не убедил упрямых артиллеристов, стоявших на своем.

Командир авиаотряда откровенно заявил:

— Хорошо, что мне удалось стать настоящим летчиком. Если бы мне пришлось пополнить компанию этих упрямых артиллеристов, то, пожалуй, я бы давно уже чувствовал неприязнь к флоту.

Короче говоря, отношения между летчиками и артиллеристами напоминали отношения между кошкой и собакой. А какую же позицию должны были занять мы? Ведь большинство из нас, испытателей, были воспитанниками артиллерийской школы. Опроси нас в то время, мне кажется, мы все же встали бы на сторону авиации. За это говорит уже одно то, что наша работа была сопряжена с большой опасностью и находила понимание среди летчиков.

Таково было настроение у испытателей. Лично я думал, что в период формирования первых воздушно-десантных частей, пожалуй, лучше, чтобы они принадлежали именно к авиации. Парашютисты и летчики быстро находят общий язык, и сама работа, связанная с испытаниями, ускоряется.

Испытательные прыжки с новыми парашютами принудительного способа раскрытия проходили успешно. Наиболее опытные испытатели 1-го набора, в том числе и я, совершили с ними по несколько прыжков.

Мы называли эти парашюты по-своему-привязными. В отличие от прежних парашютов они не имели вытяжных парашютиков. Этот парашют приводится в действие с помощью вытяжной веревки. Отделяясь от самолета, парашютист тяжестью своего тела заставляет стропу вытягивать из ранца купол и стропы. Когда купол и стропы полностью выйдут из ранца, соединительная стропа (она рассчитана на определенную нагрузку) обрывается, и парашютист уже ничем не связан с самолетом. Купол быстро наполняется воздухом, и начинается спуск.

Новый парашют раскрывался после 60 м свободного падения, тогда как со старым парашютом до полного раскрытия купола требовалось пролететь 100, а то и 250 м. Это вызывало беспокойство у испытателей.

Заменив парашюты, мы постарались упростить наше снаряжение, тщательно проверили одежду и обувь, убрали с них все лишние детали, за которые могли бы зацепиться купол парашюта или стропы. Например, на комбинезонах все пуговицы и застежки сделали только внутренними. У касок срезали выступающие края.

Комиссия и отдельные ее члены во всем шли нам навстречу, незамедлительно удовлетворяя требования нашей группы испытателей, к тому же все это делалось очень быстро, что, несомненно, способствовало подъему нашего морального состояния.

Прошла зима. Весна вступила в свои права. Холодные дни остались позади. Вот на аэродроме уже побежали ручейки, и сердца испытателей наполнились весенней радостью.

Мы по-прежнему ежедневно занимались испытанием парашютов. Сбрасывали манекены, прыгали сами. Мы радовались успехам испытательных прыжков с парашютами новой системы. И это была особенная радость, недоступная другим.

Небольшой аэродром Йокосукского авиаотряда, где летный состав проходил напряженную, боевую подготовку на различных самолетах: истребителях, палубных штурмовиках, бомбардировщиках,-стал опасен и неудобен для совершения тренировочных прыжков с парашютом.

Так, например, испытатель 1-го набора матрос 1 класса Кобаяси пролетел почти над самым винтом самолета, делавшего разворот, и это чуть не стоило ему жизни.

В связи с этим мы стали проводить тренировочные прыжки на аэродроме авиаотряда в Кисарадзу.

К тому времени новые парашюты уже зарекомендовали себя, поэтому мы стали прыгать с высоты 120 м. Эта высота является как бы боевой в том смысле, что она сокращает потери парашютистов в воздухе при обстреле десанта.

Правда, всем прыгать с такой малой высоты было опасно, поэтому обычно тренировочные прыжки проводились на высоте не ниже 300 м.

Проводились и ночные тренировочные прыжки, во время которых особенно трудно было определить расстояние до земли. Поскольку приземление ночью сопряжено с большой опасностью, то к такого рода прыжкам пока не допускали слабо подготовленных.

Я и еще несколько хорошо подготовленных парашютистов 1-го набора пробовали приземляться при скорости ветра 15 м/сек, что также является очень опасным делом, поэтому в такую погоду тренировочные прыжки прекращали. Обычно парашютисты тренировались при максимальной силе ветра около 9 м/сек. Наиболее подходящей для прыжков считалась скорость ветра примерно 3-4 м/сек. При отсутствии ветра трудно бывает управлять парашютом для выхода на цель. Были случаи, когда в безветренную погоду отдельные парашютисты из-за невнимательности приземлялись неудачно: одни ударялись о землю задом, другие — затылком, получая сотрясение мозга.

Для сбрасывания оружия мы применяли контейнеры. Вначале они изготовлялись из дюралюминия, но затем в целях экономии этого дефицитного металла их стали изготовлять из фибры. Было изготовлено пять различных типов грузовых парашютов под грузы разных габаритов и веса.

Итак, наши испытательные прыжки подходили к концу. На заводе компании "Фудзикура" было налажено массовое производство парашютов нового типа. (Вскоре их стали именовать "парашютами образца I", а официально они назывались "парашютами для сбрасывания оружия".)

20 мая мы проводили последний тренировочный прыжок по программе "Экспериментальных исследований № 1001".

В этот день мы совершили групповой прыжок с использованием новых парашютов на аэродроме Йокосукского авиаотряда. С военных кораблей, стоявших на рейде, за этим прыжком наблюдало много моряков.

Подошла моя очередь прыгать. Я, как обычно, отделился от самолета, но во время раскрытия парашюта почувствовал резкую боль в нравом плече и на какое-то мгновение потерял сознание. Придя в себя, я попытался поднять правую руку, но не смог. Одна стропа парашюта зацепилась за правое плечо и в момент рывка при раскрытии купола вызвала растяжение сухожилий.

После приземления я попытался уложить парашют, чтобы подготовить его к новому прыжку во второй половине дня, но сильная боль в плече, распространившаяся на всю руку, не позволила мне даже дотронуться до парашюта. Пришлось поручить укладку другому испытателю.

Однако в целом групповой прыжок прошел успешно. Нас посадили в шесть бомбардировщиков образца 96, и впервые за все время наших испытаний мы, приоткрыв "завесу тайны", свободно поднялись в воздушное пространство над Касумигаура.

Кругом все сияло в ярких ласкающих лучах весеннего солнца. И вот в чистом весеннем небе вдруг сразу расцвело множество белоснежных куполов.

Наблюдавшие с кораблей восторженно аплодировали нам. Однако члены экипажей молчали. Уже потом, когда мы собрались после окончания учений, один из летчиков подошел ко мне и с раздражением проговорил:

"Им, дуракам, весело: они чувствуют себя как в цирке". Его настроение могут понять лишь настоящие покорители неба.

Вскоре пришел приказ о нашей передислокации снова в артиллерийскую школу ВМФ в Татэяма, и мы покинули Йокосукский авиаотряд.

Это произошло 1 июня 1941 года.