Тропою самураев
К исходу тридцатых годов Японию глубоко поразила опаснейшая болезнь — мания имперского величия. В Токио решились воевать, чтобы обеспечить место под солнцем, каковым, по мнению тогдашних правителей страны, японцы не располагали.
Уже с конца XIX века страну упрямо и настойчиво вели по тропе самураев. Победоносные походы против Китая и царской России на рубеже XIX и XX веков создали преувеличенное представление не только о японском оружии, но и вообще о возможностях голой силы. В годы первой мировой войны Япония без выстрела подобрала остатки Германской империи на Дальнем Востоке и Тихом океане. В 1918–1922 годах японские милитаристы сделали безуспешную попытку овладеть советским Дальним Востоком. Неудача предприятия только разожгла аппетит у фанатичных сторонников экспансии.
Как известно из исторических сочинений, агрессоры, развязывающие войну, обычно ссылаются на то, что иного выхода нет. Усилиями штатных и добровольных пропагандистов создается удручающая картина окружающего мира, который будто бы только и жаждет пожрать несчастную жертву. Именно так изображали прискорбное положение Японии токийские фразеры. По их словам, опасность угрожала Империи восходящего солнца со всех сторон, ее «окружали» Советский Союз, Англия, США и, разумеется, Китай. Население запугивалось вымышленной угрозой и оказывалось беззащитным перед летальными дозами шовинистического яда. Первой жертвой пал здравый смысл, способность трезво судить о происходящем в мире. В обстановке искусственно нагнетаемого психоза Япония становилась положительно опасной прежде всего для государств, имевших несчастье соседствовать с ней.
Хотя картина бедствий Японии, как они красочно рисовались Токио, носила карикатурный характер, империалистические противоречия в бассейне Тихого океана и на Дальнем Востоке были суровой реальностью. Японские монополии «дзайбацу» намертво схватились со своими европейскими и американскими соперниками. Это прекрасно видели в Вашингтоне и Лондоне. Однако там полагали, что до войны с ними дело дойдет в последнюю очередь — в конечном счете США и Англию отделяли от [513] Японских островов океаны, хотя помешавшиеся на экспансии самураи зарились и на владения этих держав в Азии и на Тихом океане. Генеральный курс политического мышления Запада в тот период заключался в том, чтобы направить японскую агрессию против СССР, а самим отсидеться в ожидании истощения обеих сторон. Оптимальный вариант — уничтожение СССР, — по мнению руководящих деятелей западных держав, соответствовал и видам Японии. Оставалось лишь растолковать токийским политикам, какие пути открыты, а какие закрыты для японской агрессии.
В предвидении войны Японии против СССР западные державы создали тепличный климат для японской империалистической экспансии. То был колоссальный политический просчет — в Токио сознательное поощрение японского продвижения в Азии в направлении СССР расценивали как трусость и слабость США и Англии. Японские военные лидеры сочли, что они могут наступить на горло и этим государствам.
С двадцатых годов ведущие политические деятели Японии открыто говорили о войне против СССР как о решенном деле, но оценить конечные намерения Токио было трудно. Правящую верхушку страны разрывал острейший конфликт — командование армии стояло за нападение на Советский Союз, флот почитал смертельными врагами Соединенные Штаты и Англию. Генералы и адмиралы властно вторгались в политику, определяя деятельность правительства, а клятвы верности трону прикрывались местническими интересами различных видов вооруженных сил. Правительство было стабильно, пока в нем уравновешивались противоречивые интересы армии и флота.
С сентября 1931 года, когда Япония захватила Маньчжурию и открыла наступление на Китай, вес армии в высших советах Токио с каждым годом возрастал. Командование армии представило убедительные доказательства своих успехов — практически без сопротивления положило к ногам империи Северо-Восточный Китай, японские войска, организованные в Маньчжурии в Квантунскую армию, широким фронтом вышли на советскую границу. Это и последующие продвижения на континенте Азия вызвали истерическую реакцию экстремистов в Японии — они требовали без промедления расширить захваты. По их мнению, правительство медлило прежде всего с войной против СССР.
25 ноября 1936 года Япония подписала «Антикоминтерновский пакт» [514] с фашистской Германией, к которому вскоре присоединилась Италия. Возникла агрессивная «ось» Берлин — Рим — Токио. Хотя в опубликованном тексте договора только демагогически говорилось об «угрозе» Коминтерна участникам пакта, в секретном приложении (ставшем известным только в 1946 году) стороны принимали на себя обязательства в случае вовлечения одной из них в войну с Советским Союзом «не предпринимать ничего, что облегчало бы положение СССР», и «немедленно приступить к обсуждению мер для охраны своих общих интересов». Германия, Италия и Япония обязывались не заключать с Советским Союзом «никаких политических договоров, противоречащих духу данного соглашения». Во всем мире заключение «Антикоминтерновского пакта» рассматривали как преддверие нападения агрессоров на Советскую страну.
Милитаристы, руководившие Квантунской армией, расквартированной в захваченной Маньчжурии, расценили пакт как сигнал к действию. В 1936 году ежемесячно в советской печати сообщалось о двух-трех инцидентах на границе с Маньчжурией, а иногда количество инцидентов доходило до восьми-девяти. Протесты Советского правительства оставлялись без внимания. На другой день после подписания «Антикоминтерновского пакта» советскую границу в районе озера Ханка нарушил уже батальон японо-маньчжурских солдат. В ожесточенном бою налетчики были выброшены за кордон.
Начальник штаба Квантунской армии генерал X. Тодзио — а ему было суждено сыграть решающую и зловещую роль в судьбах родины в ближайшие годы — откровенно разъяснил: «Если рассматривать теперешнюю обстановку в Китае с точки зрения подготовки войны с Советским Союзом, то наиболее целесообразной политикой является нанесение удара... по Нанкинскому правительству, что устранило бы угрозу нашему тылу». В ночь на 7 июля 1937 года японцы спровоцировали стычку, использованную как повод для наступления на Китай. С фронта в Китае непрерывно шли победоносные реляции — 8 августа в занятом Пекине был устроен грандиозный парад японских войск. 13 декабря была занята столица гоминьдановского Китая — Нанкин, где захватчики учинили чудовищную резню, убив свыше 200 тысяч мирных жителей.
Несмотря на то что боевые действия развернулись на тысячекилометровом фронте и захватчики глубоко проникли на китайскую территорию, правительство Китая [515] так и не объявило войны Японии. Официально Китай оказался в состоянии войны с Японией только после Пёрл-Харбора, то есть через четыре с половиной года после начала военных действий!
И. Мацуока, приятель Тодзио, впоследствии министр иностранных дел, один из тех, кто привел страну к национальной катастрофе, в 1937 году в лирических тонах объяснял миру причину войны между Японией и Китаем: «Китай и Япония — два брата, унаследовавшие большой дом под названием Восточная Азия. Злая судьба бросила их в бездну нищеты. Старший брат оказался бездельником и глупцом, а младший, тощий, но твердый и честолюбивый, неустанно мечтал о том, чтобы вернуть славу старому дому. Он торговал газетами на улицах, много работал, чтобы содержать дом. Старший расточал скромные сбережения младшего и предавал его общему врагу. Младший воспылал гневом и задал трепку старшему, пытаясь вбить в него чувство стыда и пробудить гордость по поводу благородных традиций великого дома. После многих стычек младший брат наконец собрался вступить в решающую схватку. И вот эта схватка сейчас и происходит в Северном Китае и на Шанхайском фронте».
Западные державы бросили Китай на произвол судьбы, справедливо расценивая японское наступление как прелюдию агрессии Японии против СССР. Так оно и было — в 1938 году Тодзио лично возглавил подвижное соединение, которое, проделав стремительный бросок на несколько сот километров, заняло Внутреннюю Монголию и вышло на границу с МНР. Приобретая лавры полководца, специалиста по маневренной войне, Тодзио с удвоенной энергией стал распоряжаться в Маньчжурии, готовя ее, как он выразился, «к быстро приближавшейся войне против Советской России».
Советский Союз оказал значительную помощь Китаю. В 1938–1939 годах Китаю были предоставлены займы на 250 миллионов долларов. Советские добровольцы, в первую очередь летчики, приняли участие в боях с японскими захватчиками. Через Северо-Западный Китай по автомагистрали доставлялось вооружение и снаряжение. Советский Союз поддержал волю китайского народа к борьбе.
В мае 1938 года Тодзио был назначен заместителем военного министра и приложил свою несомненную энергию к дальнейшей милитаризации страны. Накал военного психоза в Японии нарастал. Все рассматривалось под углом зрения предстоящего нападения на Советский Союз. [516]
Командование Квантунской армии при благожелательном отношении военного министерства предпринимало все новые и новые попытки прощупать прочность советских дальневосточных рубежей. В июле — августе 1938 года развернулись крупные бои у озера Хасан. Сосредоточив две дивизии, танковые части и авиацию, японцы попытались захватить важный в тактическом отношении участок советской территории. В ходе напряженных боев захватчики были разбиты, с позором и большими потерями изгнаны с Советской земли. Урок не пошел впрок. Квантунская армия подготовила более крупную операцию, на этот раз на территории Монгольской Народной Республики, в районе реки Халхин-Гол.
Планы были составлены обширные — завладеть значительной частью МНР, продвинуться на север и даже вторгнуться на советскую территорию, перерезав Транссибирскую железнодорожную магистраль. Японские стратеги не предвидели внешнеполитических осложнений. Шла весна 1939 года, Европа стояла на грани войны, ожидалось начало «крестового похода» Германии на Советский Союз. Западные державы последовательно поощряли агрессоров. У Халхин-Гола была собрана ударная японская группировка, сведенная в конечном итоге в 6-ю особую армию. В разгар боев японцы ввели в дело 75 тысяч солдат и офицеров при поддержке 500 орудий, около 200 танков и свыше 300 самолетов. Больше того, японское командование собиралось использовать бывшего белогвардейского атамана Семенова, запятнавшего себя в годы гражданской войны чудовищными преступлениями. На судебном процессе в Хабаровске в 1949 году Семенов показал: «В этой операции я должен был принять участие и в случае удачного прорыва начать движение с частями белоэмигрантов во Внутренней Монголии через МНР в Советский Союз. Со стороны японцев мне было указано, что главным стратегическим направлением японского удара является Забайкалье, представлявшее, по мнению японцев, горло, питавшее советский Дальний Восток. Беседовавший со мной генерал-майор Андо говорил, что японцы рассчитывают, что если им удастся перехватить коммуникации Красной Армии, то Дальний Восток будет отторгнут от Советского Союза».
С конца мая 1939 года на Халхин-Голе вспыхнула необъявленная война между Японией и Советским Союзом. Первый натиск агрессоров был отбит, и японское командование было вынуждено приступить к накоплению сил для генерального наступления. На Западе буквально [517] рукоплескали: наконец после стольких лет ожидания Япония пошла войной на Советский Союз. В июле 1939 года Англия поторопилась заключить соглашение с Японией, признав ее захваты в Китае. США без задержки продавали Японии всевозрастающее количество стратегических материалов. Западные державы авансировали агрессора.
Тем временем в Токио обстановка накалилась до предела. На обсуждении японского правительства с весны 1939 года находились германо-итальянские предложения о присоединении Японии к формальному военному союзу этих держав, «Стальному пакту», заключенному 22 мая 1939 года. Берлин и Рим требовали от Токио подписать союз, предусматривавший автоматическое вступление в войну, независимо от того, кто окажется противником. Командование армии было готово принять до точки германские и итальянские условия, оно уже имело на руках войну с Советским Союзом. Но флотоводцы оробели, они громко твердили, что великая Япония не должна бездумно вверять свою судьбу в руки немцев. Экстремисты неистовствовали, грозя «убедить» моряков. Адмиралы знали, какие доводы будут пущены в ход, и окружили себя охраной — отъявленными головорезами морской пехоты.
А в правительстве ссорились, оскорбляли друг друга, спорили до хрипоты — провели свыше 70 бурных заседаний. В июле полиция раскрыла заговор, предотвратив убийство нескольких ведущих деятелей, сохранивших способность трезво судить об обстановке. Назрел министерский кризис. Не дожидаясь его разрешения, японское правительство, игнорируя несогласных, 10 августа направило в Берлин сообщение, что оно готово подписать тройственный пакт. Премьер Хиранума и его сторонники полагали, что обрадовали гитлеровцев доброй вестью.
Военщина торжествовала, в штабах армии свято верили, что политическое сражение выиграно и страна пойдет по давно предначертанному курсу — обрушится на СССР. А вслед за этим европейские державы «оси», уже связанные с Токио «Антикоминтерновским пактом», ринутся на ненавистную Советскую Россию с запада. Им представлялось, что Империя восходящего солнца уже творит мировую политику. 24 августа Квантунская армия собиралась сделать большой взнос в банк агрессоров — в этот день намечалось генеральное наступление на Халхин-Голе. Японские вояки уже пили саке за успех и [518] оттачивали самурайские мечи. Несколько последующих дней изменили все.
20 августа, упредив японцев, советско-монгольские войска под командованием Г. К. Жукова перешли в наступление и после трехдневных боев окружили ударную группировку врага. Последовала недельная операция по уничтожению японской 6-й особой армии. Потери японских войск были катастрофическими — около 61 тысячи человек, из них 25 тысяч убитых. Советско-монгольские войска потеряли 9824 человека. В сражении на Халхин-Голе была продемонстрирована сокрушительная мощь Советских Вооруженных Сил. Поражение у границ МНР произвело удручающее, более того, тягостное впечатление в Японии; деятели, развивавшие химерические планы похода на север, притихли.
В Токио с 10 августа ожидали ответа Берлина на согласие подписать тройственный пакт. 23 августа 1939 года правительство Хиранумы было поражено как ударом молнии — Германия заключила пакт о ненападении с Советским Союзом. То был мастерский ход советской внешней политики, одним ударом разрушивший антисоветский фронт, создававшийся десятилетиями опытнейшими буржуазными дипломатами. Все столицы крупнейших капиталистических государств пребывали в замешательстве, а в Токио возникла повальная паника. Германия, оплот борьбы с коммунизмом, пошла на договор с Советским Союзом! Старые противоречия в руководящих кругах Японии вспыхнули с невиданной прежде силой. Давние противники союза с Германией предъявили счет Хирануме.
Обанкротившееся правительство ушло в отставку, направив Германии желчную ноту протеста.
Пришла вторая мировая война. Ранним летом 1940 года Германия, сокрушив Францию, создала смертельную угрозу Англии. Подняла оружие Италия, а Соединенные Штаты стали невоюющим союзником Англии. С точки зрения Токио, на Дальнем Востоке и Тихом океане образовался вакуум: французские и голландские владения защищать было некому. Англия, отчаянно цеплявшаяся за свое существование, просто физически не могла оборонять свои колонии, а США были заняты европейскими делами. Победы европейских держав «оси», казалось, давали Японии долгожданный шанс без больших издержек [519] захватить страны Южных морей.
Военщина пробудилась к действию. 16 июля 1940 года в Японии пришло к власти правительство Ф. Коноэ. Военным министром стал Тодзио, а министром иностранных дел Мацуока. На всех их произвели глубокое впечатление «достижения» европейских держав «оси», и, следуя традиции, сложившейся со времен революции Мэйдзи, брать «лучшее» из зарубежного опыта, японское правительство взяло курс на превращение страны в тоталитарное государство. Был брошен лозунг «Одна партия, одна страна». Через неделю после взятия власти премьер Коноэ сухо объяснил народу по радио, что «ни одна нация никогда не становилась могучей, если жила в роскоши и предавалась удовольствиям». Политические партии объявили о своем самороспуске, осталась лишь одна организация — Лига содействия трону.
Хотя в Токио не простили гитлеровцам «предательства» — заключения договора о ненападении с Советским Союзом, летом 1940 года принципиальная позиция в отношении победоносной Германии представлялась нереалистической. Разногласия между агрессорами были быстро урегулированы, и 27 сентября 1940 года в Берлине с большой помпой был подписан тройственный пакт Германии, Италии и Японии. Три державы объявили, что пекутся только об установлении «мира во всем мире» и ради этого построят «новый порядок в Великой Восточной Азии и Европе». Стороны обязывались оказывать друг другу помощь, если одна из них подвергнется нападению «какой-либо другой державы, которая сейчас не участвует в китайско-японском конфликте». Под такой державой имелись в виду прежде всего Соединенные Штаты. Так и поняли в Вашингтоне.
Тройственный пакт никоим образом не подводил черту под японской политикой, враждебной СССР. Напротив, «высокие договаривающиеся стороны», заключив его, тепло заверили друг друга, что вновь обретенное единство в любой момент может быть обращено против Советского Союза. Как заметил фашистский министр иностранных дел Риббентроп, «эта палка будет иметь два конца — против России и против Америки». Его токийский коллега Мацуока на заседании тайного совета, где обсуждался Берлинский пакт, заверил присутствующих: «Хотя и существует договор о ненападении{1}, однако Япония окажет помощь Германии в случае советско-германской войны, а Германия окажет помощь Японии в случае русско-японской войны... [520]
Даже если мы наблюдаем улучшение русско-японских отношений, оно вряд ли продлится больше трех лет. Нам придется пересмотреть отношения между Японией, Советским Союзом и Германией через два года».
Зловещие замыслы, но пока в Токио горели желанием прибрать к рукам страны Южных морей. Экстремисты, естественно, смотрели на вещи просто — пойти войной. Ответственные политические лидеры колебались. Советский Союз не был связан боевыми действиями и оказывал стабилизирующее влияние на Дальнем Востоке. Невоевавший Советский Союз существенно оттянул начало войны на Тихом океане.
В начале 1941 года расстановка сил в мире определилась. Державы фашистской «оси» создали смертельную угрозу человечеству. Воевавшая Англия и невоевавшие Соединенные Штаты в марте 1941 года приняли план «АБЦ-1», определивший их глобальную стратегию на протяжении всей войны. Американо-английские стратеги заключили, что врагом номер один является фашистская Германия и ей надлежит нанести поражение в первую очередь. До достижения победы в Европе на Дальнем Востоке и Тихом океане следует ограничиться сдерживанием Японии, а в случае ее вступления в войну вести на этом театре пока оборонительные операции. План этот был разумен в военном отношении и соответствовал интересам ведения коалиционной войны против агрессоров.
В те месяцы в Москве видели возрастание угрозы со стороны Германии и сделали надлежащие выводы. Было очевидно, что центр тяжести войны находится в Европе и там следует сосредоточить основные силы противников фашизма. 13 апреля 1941 года был подписан советско-японский договор о нейтралитете сроком на пять лет. Хотя на верность японских милитаристов договорным обязательствам полагаться не приходилось, и СССР в Великую Отечественную войну был вынужден держать на Дальнем Востоке от 15 до 30 процентов своих вооруженных сил, пакт с Японией все же позволил разграничить европейский и дальневосточный театры. Так, исходя из различных посылок, СССР, США и Англия приходили к аналогичным выводам в отношении приоритета Европы в борьбе против держав «оси». Закладывались объективные предпосылки для возникновения антигитлеровской коалиции.
В Вашингтоне правильно поняли последствия этого договора — Советский Союз сосредоточивает свое внимание на европейском театре. С 21 апреля по 23 мая США [521] перевели примерно четверть своего тихоокеанского флота с Гавайских островов на базы в Атлантике. С Тихого океана ушли 3 линкора, 1 авианосец, 4 легких крейсера, 17 эсминцев и десятки вспомогательных судов. Фронт в Атлантике против Германии укреплялся. Все это не помешало уже тогда развернуть провокационную пропагандистскую кампанию в США и Англии против Советского Союза. Посыпались лживые упреки — заключив договор о нейтралитете, Советский Союз-де открыл зеленый свет для японской агрессии на Дальнем Востоке и Тихом океане! Передислокация значительных сил американского флота с Тихого на Атлантический океан в то время — наилучшее опровержение этих домыслов.
Советско-японский договор о нейтралитете вызвал величайшее раздражение в Берлине. Хотя по многим причинам — прежде всего не желая делить с Японией плоды ожидавшейся тогда в Берлине легкой победы — гитлеровское руководство не предупредило Токио о близком походе на Восток, самостоятельность азиатского партнера по «оси» неприятно поразила руководителей Германии. Токио отплатил немцам той же монетой — в свое время они не предупредили союзника о заключении пакта о ненападении с СССР. Во всяком случае стало ясно: несмотря на торжественно декларированную цель — построение «нового порядка», подлинного единства между агрессорами не было, а следовательно, не могло быть и речи о существовании у них единой стратегической линии. В конечном счете это принесло громадный выигрыш противникам агрессоров.
Однако в Вашингтоне вопреки очевидным фактам никак не могли расстаться с мыслью, что японские милитаристы все же не поднимут оружия против Соединенных Штатов. Американские политики завязали переговоры с Токио, надеясь, что каким-то чудодейственным образом удастся отвратить Японию от войны с США. Для администрации Рузвельта то был вопрос вопросов. В мире, охваченном войной, в боевых действиях пока не принимали участия три великие державы — СССР, США и Япония. Суть дипломатического маневрирования Вашингтона в эти критические месяцы заключалась в том, чтобы выждать вовлечения в войну СССР и Японии. В отношении СССР картина в общем была ясна — американская разведка добыла план «Барбаросса», и вашингтонские политики знали о предстоящем нападении Германии на СССР. Оставалась Япония.
Избежать войны на Тихом океане значило очень много [522] — остаться невоюющим союзником противников держав «оси». В этом случае перед США открывались головокружительные возможности, отвечавшие историческим традициям этой страны: быть свидетелем, как противники истощат друг друга, и обратиться к оружию лишь тогда, когда пробьет час продиктовать свои максимальные условия с минимальными издержками.
Грянуло 22 июня 1941 года. Гитлеровские орды обрушились на Советский Союз, загремели орудия Великой Отечественной. События в мире стали развиваться с молниеносной быстротой. Япония узнала о нападении Германии на СССР только в день открытия военных действий. Озверевшие милитаристы, заклятые сторонники союза с Германией, осадили правительство, требуя пойти походом на СССР. Они рассматривали пакт о нейтралитете как клочок бумаги. Японское правительство на десять дней погрузилось в острую дискуссию.
Высказывались различные мнения, поспешно возводились и разрушались воздушные замки. Однако японские вооруженные силы не оправились от Халхин-Гола, Квантунская армия была слабее Советских Вооруженных Сил на Дальнем Востоке. Коль скоро Германия не предупредила о своих намерениях, для подготовки серьезной кампании против СССР требовалось по крайней мере шесть месяцев. Тут из Берлина поступили лестные предложения — гитлеровцы приглашали Японию встать под знамена антикоммунистического похода. Над этим следовало поразмыслить: немцы только что не желали делиться с японцами своими планами, а теперь зовут воевать. Не требовалось больших интеллектуальных усилий, чтобы постичь очевидное — война против СССР уже в первые дни оказалась не легкой прогулкой. Вновь обретенный германский опыт подтверждал, что уже испытала на собственной шкуре японская армия. Ясно, что Германия стремится побудить Японию таскать каштаны из огня. Вновь припомнили концепцию союзов, развиваемую Бисмарком, — для союза нужны два партнера: наездник и осел. В Берлине, конечно, считали себя наездниками!
Нельзя ли обратить немецкий образ действия против Германии, то есть подождать, пока Германия не добьется обещанного и распропагандированного успеха в войне против СССР, и только затем вступить в дело? В конце концов возобладала именно такая точка зрения. 2 июля 1941 года на совещании с участием императора было принято решение готовиться к близкой войне. Куда ударить — на север или на юг, подскажет обстановка в зависимости [523] от положения дел на советско-германском фронте.
Героическая борьба советского народа против немецко-фашистских захватчиков приобретала новый смысл. Дело было не только в том, чтобы отстоять Родину от нашествия с запада, но и предотвратить японское вторжение с востока.
В тяжелейшей войне со смертельным врагом никакой поддержки нам пока ожидать не приходилось. США и Англия не торопились с оказанием материальной помощи советским людям. А на востоке, у границ СССР, проходило величайшее сосредоточение сил за всю историю японской армии. Боевые действия в Китае, которые могли бы создать известные затруднения Японии, прекратились. То, что затишье воцарилось на гоминьдановском фронте, удивления не вызывало. Но происходило и странное: летом 1941 года Коминтерн и ЦК ВКП(б) обратились к Мао Цзэдуну с просьбой начать наступление против японских войск в Китае, чтобы помешать подготовке к нападению на СССР, но тщетно — просьба осталась без ответа.
Американские деятели, заявившие, что они-де на стороне Советского Союза, занимались хладнокровными подсчетами. Материалов хватало. Американская радиоразведка, на которую средств не жалели, находилась на очень высоком уровне. Еще летом 1940 года американские криптографы раскрыли японские шифры. Летом 1941 года дешифровкой перехваченных японских документов было занято свыше 1000 офицеров и рядовых. В общих чертах правительству США стали известны сверхсекретные решения Токио. Через них красной нитью проходила мысль о том, что нападение на Советский Союз последует, как только Германия добьется убедительных побед. Сама по себе эта информация никогда бы не была положена в основу стратегического планирования в Вашингтоне, если бы не решающее обстоятельство — высшие американские штабы считали, что Германия разгромит СССР максимум в два месяца. Если так, тогда удар Японии на север, против СССР, неизбежен. Задача американской внешней политики, как она виделась в Вашингтоне, заключалась в том, чтобы не сделать шагов, способных отвлечь Японию от ее намерений.
Премьер-министр Японии Коноэ и его сторонники считали, что шантажом и угрозами можно заставить Соединенные Штаты признать Азию и бассейн Тихого океана сферой японских интересов. Этим и занимались [524] японские представители на переговорах. Для милитаристов курс Коноэ представлялся опасной ересью, но они дали возможность Коноэ тешить себя дипломатией — для завершения подготовки к войне еще требовалось время. Неудачи Германии, очевидный провал блицкрига постепенно перемещали центр тяжести в японском военном планировании. Хотя в Маньчжурию прибывали все новые и новые части, количество танков в Квантунской армии удвоилось, а авиация утроилась, японский генеральный штаб скептически оценивал перспективы удара против СССР. Уже 9 августа было решено не открывать в 1941 году наступления на север. Но японская армия развернулась именно для войны против СССР: на исходе 1941 года из 51 дивизии, которыми располагала Япония, 20 дивизий дислоцировались в Китае и Корее, 13 — в Маньчжурии, 7 требовались для обороны метрополии и только 11 дивизий были свободными. Из пяти воздушных флотов три находились на Японских островах и на материке Азия, и лишь два можно было использовать в других районах.
Дислокация японской армии не составляла секрета для разведки США. Рассматривая штабные карты, американские генералы укреплялись в своем убеждении, что Япония идет войной на СССР. Вероятно, не было учтено решающее обстоятельство — война против США и Англии считалась делом флота. Адмиралы, которые в отличие от генералов не сомневались в успехе собственных предприятий, были уверены, что смогут склонить правительство к войне. Дипломатия трусливых штатских, как именовали милитаристы правительство Коноэ, вызывала ненависть у обезумевших вояк. 16 октября правительство Коноэ пало, новое правительство сформировал генерал Тодзио. Япония вставала на грань войны.
Американские политики совершенно правильно поняли это, но глубоко ошиблись в определении направления японской агрессии. Они сочли, что Токио вот-вот примет решение о нападении на Советский Союз. В Вашингтоне придали большое значение тому, что Тодзио в прошлом был одним из создателей Квантунской армии, а новый министр иностранных дел С. Того в свое время находился на дипломатической службе в Москве. Самодовольные американские стратеги не поняли только одного — именно опыт, полученный Тодзио и Того, сделал их вдвойне осмотрительными в отношении Советского Союза. Самообольщение в столице США приобретало поистине параноидный характер, все известия о приготовлении Японии [525] к войне истолковывались только как выход самураев на исходные позиции для нападения на Советский Союз.
Сколько бы ни бесновались экстремисты, создавшие истерическую обстановку в стране, японские руководители сделали выбор — 5 ноября 1941 года на совещании у императора было решено начать войну с нападения на США и Англию. Они надеялись провести на Тихом океане и на Дальнем Востоке «ограниченную войну», то есть не ставили вопрос о национальном существовании своих противников. Цель войны заключалась в том, чтобы молниеносными ударами захватить богатые нефтью, каучуком, различными полезными ископаемыми и продовольствием страны Южных Морей. Это дало бы возможность создать самообеспечивающуюся экономику. Предусматривалось выгнать англичан из Малайи и Бирмы, голландцев из Индонезии и взять ряд островов в юго-западной части Тихого океана. Бельмом на глазу оставались принадлежавшие тогда Соединенным Штатам Филиппины, откуда американцы в любой момент могли оказать серьезное противодействие японской экспансии. Отсюда задача изгнать американские войска с архипелага и дерзким рейдом авианосного соединения разгромить тихоокеанский флот США, базировавшийся в Пёрл-Харборе, на Гавайских островах, лишить его возможности принимать участие в боевых действиях не менее чем на шесть месяцев.
Японские штабы подсчитали, что оккупация Филиппин потребует 50 дней, овладение Малайей — 100 дней, Индонезией — 150 дней. В итоге этих операций надлежало занять оборонительную линию, проходящую на юг от Курильских до Маршалловых островов и островов Гилберта, здесь поворачивающую на запад с включением архипелага Бисмарка и всей Индонезии. Западный рубеж японского оборонительного периметра должен был проходить, захватив острова Бенгальского залива, по границе Индии и Бирмы. В пределах оккупированной территории Токио собирался установить пресловутый «новый порядок», режим зверской колониальной эксплуатации и открытого грабежа.
С чисто военной точки зрения замыслы японского правительства и верховного командования не были нереальными. Япония имела преимущества центрального положения и относительно короткие коммуникационные линии. Основные базы ее противников находились в Австралии, Индии и на Гавайских островах, то есть на расстоянии не менее пяти тысяч километров от самой [526] Японии. Японские стратеги рассчитывали на победу европейских держав «оси», но даже в худшем случае они допускали только компромиссный мир в Европе. Они разумно рассуждали, что в таком случае США и Англия не захотят штурмовать японскую линию обороны, а времени на ее укрепление будет более чем достаточно. Если американцы и англичане все же захотят попробовать предпринять наступление — пожалуйста! Японские командующие были убеждены, что противник обломает зубы уже при попытках овладеть аванпостами Империи восходящего солнца.
В конечном счете эти стратегические расчеты строились на непоколебимой в глазах японских лидеров посылке — невозможности победы Советского Союза. Успех или неуспех образа действия, избранного Токио, в конце концов зависел от исхода грандиозных битв на советско-германском фронте.
Японское командование провело тщательную оперативно-тактическую подготовку к предстоящим операциям. Особое внимание уделялось налету на Пёрл-Харбор, разработанному командующим японским Объединенным флотом адмиралом И. Ямамото. Намечалось внезапным ударом палубных самолетов с подведенного тайком к Гавайям оперативного соединения авианосцев уничтожить стоявшие на якорях в Пёрл-Харборе основные корабли тихоокеанского флота США. Планировщики операции предложили было вслед за налетом высадить десант и захватить Гавайские острова. Предложение не прошло, у Японии не нашлось солдат и лишних транспортов. Армия, готовившая нападение на Советский Союз, не желала расстаться хотя бы с одним полком сверх сил, выделенных для операций в Южных морях.
Пока японские флот и войска выдвигались на исходные позиции, переговоры в Вашингтоне превратились в фарс. Рузвельт и государственный секретарь Хэлл, ведшие их, прилагали неимоверные усилия, чтобы не отвратить Токио от «похода на север». Главное — не допустить эскалации углубляющегося кризиса в американо-японских отношениях до войны. Задача оказалась невыполнимой. Японские представители Номура и Курусу, совещавшиеся с Хэллом, конечно, были в неведении относительно планов собственного правительства, шедшего к войне, но твердо уяснили одно — Токио категорически предписывал добиться успеха в переговорах до 29 ноября, после чего «события будут развиваться автоматически». Эти указания содержались в шифрованных [527] инструкциях, поступавших в японское посольство в Вашингтоне. Американская разведка перехватывала их, дешифровывала и докладывала правительству. В Белом доме получали все новые и новые подтверждения, что Япония вот-вот начнет войну.
Последняя неделя перед войной. Японское оперативное соединение крадется к Пёрл-Харбору; на Тайване заканчивается погрузка частей 14-й армии, предназначенной для вторжения на Филиппины; изготовились к прыжку дивизии, нацеленные на Гонконг; к Малайе идут крупные конвои с японскими войсками, а в столице США все взоры обращены на дальневосточные рубежи Советского Союза. Подозрительные передвижения японских эскадр в Южных морях известны, но все толкуется под углом зрения японской агрессии против СССР!
Непостижимо! Американские разведчики свято убеждены — крупные японские военно-морские силы таятся-де в водах метрополии, откуда рукой подать до побережья Советского Союза. Серьезнейший промах, который, видимо, объясняется ложным чувством расового превосходства над противником. Криптологи США сумели раскрыть сложнейший шифр и на том успокоились. Они не приложили особых усилий к расшифровке японских морских кодов. Что значат переговоры между капитанами, когда читают шифрпереписку правительства Японии со своим посольством в Вашингтоне. Но не дипломаты, а военные моряки вели и привели оперативные соединения к местам, избранным объектами нападения по планам войны.
Но все равно полной ясности нет. Эти труднообъяснимые обстоятельства дали основание некоторым американским историкам заявить после войны, что в 1941 году в правительстве США был составлен зловещий заговор. Стремясь толкнуть на войну миролюбивый американский народ, президент Рузвельт, якобы зная о японских планах нападения на Пёрл-Харбор, не предупредил об этом командующих на Гавайях. Президент тем самым будто бы создал предлог для вступления страны в войну. Концепция эта развивалась как ненавистниками Рузвельта, так и военными, виновными в служебных упущениях. Спекулятивные заявления не выдерживают соприкосновения с фактами. Правительство США действительно не знало о предстоящем нападении Японии на американские владения. Промах вашингтонских политиков был в другом: ослепленные антикоммунизмом, они недооценивали глубину противоречий между США и Японией, которые и привели к войне на Тихом океане. [528]