Пролог
Ослепительна и неповторима весна 1945 года — последнего года войны в Европе. Красная Армия добивает фашистского зверя в его собственной берлоге. Позади тысячи километров военных дорог, тяжелейших сражений, прискорбных потерь и невиданных побед.
Советские войска завершили освободительный поход. Наши солдаты, отстоявшие Родину, сражались и умирали за свободу других, за очищение Европы от фашистской нечисти. На ухоженных столетиями полях, аккуратных дорогах, в чистеньких городах гремели кровопролитные, злые бои. Гитлеровцы и накануне гибели намертво держали добычу.
Каждый шаг стоил большой крови, и в каждом городе люди приветствовали советских солдат — наконец рассеивается кошмарный мрак нацистской ночи. Пришло освобождение.
Берлин, где вынашивались планы разбойничьих походов, в стальном кольце советских войск. На площадях и улицах, где еще недавно, оглушая треском барабанов, отправлялись в поход за мировым господством дивизии вермахта, шла битва за Берлин. И вот она, долгожданная победа! 2 мая многотысячный гарнизон города сложил оружие перед войсками под командованием Маршала Советского Союза Г. К. Жукова. Война на исходе.
Среди советских войск, штурмовавших Берлин, была 8-я гвардейская армия. Именно в ее штабе гитлеровский генерал вручил просьбу о капитуляции. В высшей степени символический акт — в 1942–1943 годах, в Сталинграде 8-я гвардейская армия носила название 62-й армии...
В тот памятный год — 19 ноября 1942 года — началось контрнаступление советских войск под Сталинградом, вошедшее в анналы военной истории. В этой исторической битве, которая завершилась в феврале 1943 года, уже угадывались великие события 1945 года.
Теперь, накануне гибели, руководители фашистского рейха пытались укрепить волю немцев к борьбе до конца, ставя в пример русских в 1941–1942 годах! Об этом говорилось в приказах по войскам, об этом твердил Гитлер, напутствуя своих генералов. «Наше положение, — внушал он, — не отличается от положения русских в 1941–1942 годах. Они также были в самых тяжких обстоятельствах, [263] но они начали изолированные наступления на нашем длинном фронте и постепенно отбросили нас». Даже предлагалось пойти на тактику «выжженной земли» в Германии. Но генералы вермахта отшатнулись. Командующий группировкой, оборонявшей Берлин, генерал Хенрици, заверил министра вооружений Шпеера: «Берлин не превратится в Сталинград. Я этого не допущу».
Да, прежде всего и больше всего в последние дни перед Гитлером и его ближайшим окружением стоял призрак Сталинграда. Английский историк Д. Ирвинг, выпустивший в 1977 году громадную книгу о фюрере во второй мировой войне, замечает: в последние дни апреля 1945 года «Гитлер не спал ночами, взбудораженный громом орудий и собственными острыми воспоминаниями. То был снова Сталинград, но на этот раз чуду не было суждено свершиться». Сталинград устоял, Берлин пал.
Когда замолчали орудия в Берлине, из бункеров, подвалов, развалин появились жители, пережившие штурм. Они хотели есть. С 3 мая Советское командование распорядилось кормить берлинцев.
Маршал Г. К. Жуков докладывал И. В. Сталину:
«Введение установленных Вами норм снабжения продовольствием производит на немцев ошеломляющее впечатление. Как видно, немцы не ожидали такого акта с нашей стороны. Все заявляют, что это является проявлением большого великодушия со стороны Советского Союза».
С 15 мая в расчете для начала на 2 миллиона берлинцев по постановлению Государственного Комитета Обороны три советских фронта передавали 105 тысяч тонн зерна, 18 тысяч тонн мясопродуктов, 6 тысяч тонн сахара и т. д. В день берлинцу полагалось 400–450 граммов хлеба, 400 граммов картофеля, в месяц — около 2 килограммов мяса, 600 граммов сахара, 500 граммов жиров и прочее.
В середине мая маршалу Г. К. Жукову докладывали о политико-моральном состоянии населения города, которое «резко повысилось», причем «особенно» в связи с обеспечением продовольствием. Бургомистр района Лихтенберг Банакке сказал: «Все говорят, что такие высокие нормы их поразили. Особенно высокие нормы на хлеб. Врач Шефер заявил: «После опубликования новых норм все врачи находились в возбужденном состоянии и просто торжествовали. Мы не ожидали такого великодушия к немецкому народу, который заслуживает наказания за тот вред, который он причинил русским». Обер-бургомистр района Лихтенберг Штиммен: «Русские прежде всего заботятся о налаживании нормальной жизни города и об обеспечении [264] населения продовольствием. Вы знаете, меня тронуло это мероприятие русского командования. Я уже дважды плакал в присутствии своих детей. Как видите, и сейчас у меня текут слезы по щекам». В те дни Берлин видел еще слезы и на суровых лицах советских воинов, взявших его. Они похоронили 102 тысячи товарищей, павших при штурме города.
Заключительным аккордом Великой Отечественной войны стала Пражская операция. 5 мая вдохновленная вестями о падении Берлина столица Чехословакии восстала, торопясь освободиться от гитлеровской оккупации. Терпеть больше нельзя! В вышедшей впервые после шести лет подполья газете «Руде право» звучали огненные слова воззвания ЦК КПЧ:
«Коммунисты! Вчера началось наше непосредственное участие в боях. Докажите, что в открытой борьбе против врага вы будете столь же стойкими, смелыми и находчивыми, как и во время шестилетней жестокой борьбы с извергами гестапо».
Руководитель восстания, профессор Пражского университета Альберт Пражак, объяснял впоследствии: «Восстание имело целью спасти город от предполагавшегося разрушения, так как немцы не собирались оставлять его без боев. Мы с часу на час ждали прихода войск союзников». Восставшие немного поторопились — Красная Армия еще была далеко. Пришлось схватиться с врагом один на один. Пражская радиостанция вышла в эфир с просьбами о срочной помощи — восставшие перерезали железную дорогу, что мешало крупной германской группировке отойти на запад для сдачи американцам. Немцы стали пробиваться с оружием в руках.
Попутно они осадили радиостанцию. Забаррикадировавшись в подвале здания Пражского радио, чешский диктор взволнованно взывал на русском языке: «Большое количество германских танков и авиации нападает в данный момент со всех сторон на наш город. Мы обращаемся с пламенным призывом к героической Красной Армии, с просьбой о поддержке. Пришлите нам на помощь танки и самолеты, не дайте погибнуть нашему городу Праге!»
Ставка уже спланировала Пражскую операцию — силами трех советских фронтов ударами по сходящимся направлениям на Прагу разгромить почти миллионную вражескую группировку на территории Чехословакии. Когда просьбы о помощи Праге достигли советских штабов, бег событий резко ускорился. Москва приказала, и танковые и мотомеханизированные соединения, вышедшие в центр Германии, повернули на юг и рванулись на помощь [265] братьям-славянам. К ощетинившейся баррикадами Праге
7 мая выступили войска, только что вышедшие из тяжелейших сражений. Чтобы не терять драгоценного времени, пошли на одновременный ввод танковых и общевойсковых армий в одних и тех же полосах.
Советские танкисты генералов Д. Д. Лелюшенко и П. С. Рыбалко совершили немыслимое — с боями они прошли почти сто километров через тяжелейший лесисто-гористый район, преграждавший путь к мужественным пражанам. Кругом естественные и искусственные преграды. Узкие, извилистые дороги, висящие над пропастью. Трудно представить себе громады танков на перевалах, где с трудом днем проходят автомобили. На горных речках танкисты и мотопехотинцы наскоро наводили переправы.
В горах далеко разносилось эхо гулких выстрелов танковых пушек — прямой наводкой разбивались устроенные немцами завалы на дорогах, вековые сосны, опутанные колючей проволокой. Расчищать не было времени, дорожили каждой минутой: в Праге бьются братья.
Глубокой ночью танковые армии перешли хребты и лавиной устремились в долину. Немцы, не ожидавшие, что советские танкисты сумеют молниеносно преодолеть труднодоступный район, в панике разбегались, бросая противотанковые орудия, забывая снять предупреждающие таблички с заминированных участков. Кое-где немецкие части пытались оказать сопротивление, но остановить стальную лавину было невозможно. Советские войска рвались к истекающей кровью Праге!
Боясь замешкаться и попасть под удар надвигавшейся Красной Армии не только с севера, но и с востока, гитлеровцы в свою очередь не были заинтересованы в расширении борьбы на пражских улицах со свободолюбивыми чехами. Они вступили в переговоры с повстанцами и договорились о прекращении огня. В 19.45 8 мая, как раз в то время, когда советские танки преодолевали горы, Пражское радио на чешском и немецком языках сообщило: «Согласно соглашению с Чешской народной радой, должны прекратиться военные действия в Праге и ее окрестностях. Такой же приказ дан чешским соединениям и гражданам. Кто этот приказ не будет выполнять, подлежит суду». Германские войска получили разрешение сохранить при следовании к американским линиям легкое пехотное оружие, а также забрать со складов продовольствие. Не теряя времени, они начали отход.
В ночь с 8 на 9 мая советские войска, наголову разгромив последние встретившиеся им на пути германские соединения, [266] вступили в столицу Чехословакии. Генерал Лелюшенко в 4.00 9 мая доложил командованию фронта:
«Прага освобождена, захвачено много пленных и трофеев. Оказавшие сопротивление уничтожены... Соседей нет... Навожу порядок. Я с оперативной группой на западной окраине Праги. Лелюшенко».
Продолжая стремительное продвижение на запад, к демаркационной линии с американскими войсками, советские танкисты громили всех, кто еще не сложил оружия. В общей сложности подняли руки 860 тысяч вражеских солдат и офицеров. «25-й танковый корпус, — писал Лелюшенко, — окончательно разгромил банду Власова, пленив его самого со штабом 11 мая 1945 года в районе г. Хемниц». В ознаменование освобождения столицы Чехословакии была учреждена медаль «За освобождение Праги», которой было удостоено более 390 тысяч советских воинов.
Ликующая Прага встретила воинов-освободителей. Борис Полевой рассказывал читателям «Правды»:
«У группы наших танков на улице Масарика такая большая толпа, что по ней прекратилось движение. Огромные стальные машины, как потом, покрытые маслом и пылью, украшены венками, лентами. Смущенные, улыбающиеся танкисты едва успевают отвечать на рукопожатия и принимать новые и новые букеты цветов. И тут же на гусеницах, отполированных долгими переходами, целая выставка съестного — корзиночки с яблоками и солеными помидорами, бутылками с молоком, кругленькие какие-то пирожки и зеленые сырки.
— Вот попали в окружение-то! — Скалит белые зубы гвардии младший лейтенант Олег Еременко. — Говорим им: не надо, сыты мы вот так. Нет, несут и несут. Этак постоим еще здесь... целый «Гастроном» образуется.
Механик-водитель гвардии сержант Сережников говорит:
— Или вот цветы, венки эти самые, алые ленты, так нешто танк невеста, чтоб его убирать? А их девчата знай себе нацепляют...
Я задал нескольким пражанам вопрос, что хотели бы они сказать через «Правду» советским людям в день освобождения их родного города.
— Я хочу сказать, что мгновение, когда я увидела на дороге у Влтавы колонну ваших танков, было самым счастливым за все годы моей жизни, — заявила студентка Пражского университета, участница восстания Анджелика Петрашел.
— ...Если бы это было можно, я перецеловала бы [267] всех солдат и офицеров Красной Армии за то, что они освободили мою Прагу, — под общий дружный и одобрительный смех сказала Женевьева Прохаска, работница пражского трамвая».
Пражане безмерно гордились тем, что воочию увидели воинов Красной Армии, овеянных легендами, и не остались безучастными к освобождению своей горячо любимой родины. Тридцать тысяч жителей Праги 5–8 мая вышли на баррикады. «Коммунисты-подпольщики, — отмечал Пражак, — играли в восстании главную роль. Народ вел себя мужественно, храбро, ненавидел немцев всей душой, не щадил их... За время восстания мы потеряли 3 тысячи человек убитыми».
Приятное волнение пражан: в столицу вступил и 1-й чехословацкий корпус. Генерал Людвик Свобода в своих мемуарах «От Бузулука до Праги» писал об этом знаменательном событии:
«Нам стало известно, что Прагу освободили танкисты маршала Рыбалко. Вместе с этими воинами начали мы боевой путь у Соколова, принимали участие в освобождении Киева, а сейчас они у нас на родине в Злата Праге! Мы спешили в свою столицу. Направление Часлав — Кутна-Гора и далее на запад. 10 мая 1945 года первые восемь танков 1-й чехословацкой танковой бригады вошли в освобожденную Прагу. 17 мая наши машины прошли парадной колонной по Староместской площади. Жители Праги с большой любовью и восхищением смотрели на наши танки».
Свыше 4 тысяч чехословацких воинов погибли за войну в рядах чехословацких войск.
Красная Армия, выполняя великую историческую миссию спасения всего человечества от фашистской чумы, вела упорные бои в Чехословакии уже с осени 1944 года. 140 тысяч советских солдат не дожили до Дня Победы, не увидели праздничной весны 1945 года. Прах павших героев России остался в земле, на которой освобожденная страна строила новую жизнь.
По просьбе чехословацкого правительства из ресурсов 1-го Украинского фронта, освободителя Праги, передали населению несколько тысяч тонн посевных культур — ячменя, овса, кукурузы, прочих и одну копну горчицы. На первых порах по постановлению Государственного Комитета Обороны фронт на несколько месяцев взял на себя снабжение продовольствием населения Праги, затем городов Брно, Моравска-Остравы и Братиславы.
В радостные дни освобождения, пришедшего в мае 1945 года, европейцы славили русских солдат; торопясь и [268] волнуясь, перебивая друг друга, они спешили рассказать всем, всем и все до конца об ужасах, пережитых под железной пятой оккупантов. Лагеря смерти и рабский труд, расстрелы заложников, публичные казни и неслыханное систематическое ограбление. Никто и никогда, вероятно, так и не подобьет точного итога изъятого гитлеровской Германией из оккупированных стран. Известно только то, что было как-то оформлено в бандитской бухгалтерии под видом «оккупационных платежей» или «поставок». Европа дала фашистскому рейху товаров и различных услуг на 26 миллиардов долларов.
На оккупированных советских территориях захватчики причинили чудовищный ущерб — в 128 миллиардов долларов. Но им удалось выкачать для своих нужд продовольствия и различных товаров только на 1 миллиард долларов. Крошечная Бельгия дала немецкой военной машине много больше, чем временно захваченные советские земли, на которых до войны жило 88 миллионов человек. Это ли не показатель различия степени накала борьбы против Германии и ее сателлитов на Западе и Востоке, готовности пожертвовать всем ради победы над заклятым врагом!
...Полтора месяца продолжалась битва за Будапешт. Полтора месяца боев в лабиринте громадного, укрепленного города, где из-за каждого угла смотрела смерть. «Комсомольская правда» 13 февраля 1945 года, в день, когда сдавались последние немцы из гарнизона города (подняли руки 110 тысяч человек), описав их ожесточенное сопротивление, заключила:
«Трудность осады Будапешта заключалась и в другом. Будапешт, город-завод, представлял отличную материальную базу для окруженной группировки противника. В Будапеште была сосредоточена большая часть венгерской промышленности. Здесь, помимо предприятий легкой и пищевой промышленности, есть заводы и фабрики, которые вырабатывают оружие, боеприпасы, снаряды. Танковые части противника, например, снабжались танками с машиностроительного завода, куда ранее были завезены из Германии запасные части к «тиграм» и «фердинандам». Нефтеперерабатывающий завод до последнего дня вырабатывал бензин и смазочные материалы из больших запасов нефти, хранившихся в Будапеште. В заводском районе Чепель ремонтировались немецкие пушки, танки, самоходки. В северо-восточном промышленном районе города нашими войсками был захвачен большой механический завод, на котором происходила сборка авиамоторов «мессершмитт». [269]
В боях за Будапешт приняли участие венгерские солдаты и офицеры, перешедшие на нашу сторону. Из них формировались роты, придававшиеся советским частям. В конце февраля 1945 года сформировали полк численностью около 2,5 тысячи человек. Министр Временного национального правительства Венгрии генерал-полковник Янош Вёрёш заверил в начале 1945 года представителей Советского командования, что «Венгрия должна принять участие в этой войне, проведя тотальную мобилизацию всех ресурсов... Мол, точка зрения такова: каждый народ стоит столько, сколько он выставил солдат». Советские власти освободили пленных, из которых в основном сформировалось около трех дивизий.
В сражениях за освобождение Венгрии действовали советские войска общей численностью до 2,5 миллиона человек. За полгода этих боев погибло более 140 тысяч наших солдат и офицеров. В публикации «Освободительная миссия Советских Вооруженных Сил в Европе во второй мировой войне» (1985), подготовленной Институтом военной истории, нет данных об участии венгерских дивизий в боях. Из той же публикации мы узнаем — в марте 1945 года СССР выделил для населения этой страны 15 тысяч тонн зерна, 2 тысячи тонн сахара и 3 тысячи тонн мяса.
В европейских городах люди, высказав и выплакав свое горе, чествовали СССР. В Вене перед старым дворцом Франца Иосифа море голов. На многих языках возгласы: «Ее лебе ди Роте Армее! Виват Россия Советов! Нэх жие Червоне Войско! Слава совьет зольдат!» С импровизированной трибуны — подбитого германского танка — льются и льются благодарственные речи. На разбитую громадину с трудом взбирается суровый старик — профессор истории университета Якуб Крамарж. При ненавистных оккупантах он, запершись в библиотеке, продолжал свои исследования войн Рима с германскими племенами в правление императора Августа. Теперь, вынесенный на улицу ветром свободы, профессор подыскивает надлежащие слова пламенной признательности советским людям.
— Я обращаюсь к тебе, Европа! — возглашает он хорошо поставленным голосом профессионального лектора. — Не тебя ли спасли славяне от диких орд татарских ханов, когда из бескрайних азиатских просторов они ринулись на запад и от множества их воинов земля стонала, от громадного войска безумели дикие звери и ночные птицы? Тогда Русь прикрыла тебя собой, как щитом, и ты избегла татарского разгрома. А когда Русь, отстоявшая тебя, два [270] с половиной века жестоко страдала под вражеским игом, ты богатела, строила города, выходила на простор океанов, и твои ученые спокойно занимались наукой. А потом? Что было потом, Европа? Всякий раз, когда нависала угроза твоей свободе, к тебе опять приходила на помощь Россия. Так было, когда турецкие янычары с огнем и мечом шли по Балканам на север, к твоим равнинам. Так было в годы наполеоновского нашествия. Так случилось и в этот раз, когда тебя поработил Гитлер. Будем же справедливы, будем благодарны, люди, и низко поклонимся России!
Сняв шляпу, старик неловко кланяется в сторону, откуда по его предположениям пришли освободители. Венцы в диком восторге: славный профессор разъяснил все, поставил события в должной исторической перспективе, естественно запамятовав, что после аншлюса австрийская армия целиком, с сохранением за ее офицерским корпусом чинов и постов, вошла в вермахт и под фашистскими штандартами с бешеным барабанным боем маршировала на восток. Впрочем, когда люди переживают глубокую радость, горести куда-то уходят.
Плебисцит 10 апреля 1938 года, когда 99,75 процента австрийцев, принявших участие в нем, высказались за аншлюс, конечно, только критерий безусловного нажима немцев. Прискорбное недоразумение. Место веселым венцам в свободной Европе, отнюдь не в прусской казарме, а земляк Гитлер — отвратительный мерзавец. С этими светлыми открытиями они от души и поздравляли друг друга, приветствуя Красную Армию, отвоевавшую для них свободу.
Советский публицист Л. Первомайский, наблюдавший венцев в день освобождения, писал:
«Сейчас австрийцы проклинают тот час, когда Гитлер впряг их в свою колымагу, чтобы помчаться к пропасти. Эти настроения стали проявляться особенно резко, когда стало ясно, что гитлеровская Германия проиграла войну, когда пламя пожара стало приближаться к австрийским границам. Многие австрийские солдаты нашли смерть на полях России. Но миллионы австрийцев должны были рано или поздно схватиться за голову».
Схватились тогда, когда советские орудия загремели на границах их страны.
А когда Вену освободили (в боях в Австрии погибли 26 тысяч советских воинов), австрийские власти обратились к СССР с просьбой — помочь продовольствием, при проведении сева и т. д. Исходя из необходимости кормить полуторамиллионное население Вены по крайней мере три месяца, до сбора урожая, Красная Армия передала [271] к 15 июня 1945 года свыше 46 тысяч тонн зерна, 4 тысячи тонн мясопродуктов, 2,7 тысячи тонн сахара, 230 тонн кофе и прочее. Помогли транспортом, горючим, восстановить железнодорожное и речное сообщение.
Да, незабываема весна сорок пятого... В окрестностях Вены, писал Первомайский, «на ярко-зеленой поляне в тени больших деревьев стоит несколько повозок с армейским имуществом. Лошади мирно пощипывают траву, ездовые отдыхают, лежа вверх лицом, положив руки под голову и прикрыв от солнечного света пилотками глаза.
В стороне две девушки варят пищу на костре.
— Маруся, — говорила одна из них, рыженькая, со вздернутым носиком и множеством мелких кудряшек, — а скажи, Маруся, ты «Большой вальс» в кино смотрела?
— Смотрела. Ну так что? — лениво отвечает Маруся, мешая ложкой в котелке.
— Чудачка ты, Маруся, так это же мы в том самом Венском лесу суп варим.
— Ну! В том самом? — оживляется Маруся и начинает осматриваться вокруг. — Ничего особенного, обыкновенный лес...»
Вот именно тот самый лес, примечательный в глазах русского человека разве по масштабам безлесной, крошечной Европы. Сколько пришлось советским солдатам пройти, чтобы увидеть это «диво», пробиваться под огнем на пути, где оборвались миллионы и миллионы жизней.
В Европе за пределами наших границ Красная Армия провела более десяти стратегических наступательных операций, в которых сражались около семи миллионов советских солдат и офицеров. Они принесли свободу 113 миллионам европейцев, освободив территорию свыше 1 миллиона квадратных километров. Красная Армия потеряла при освобождении европейских стран свыше одного миллиона убитыми. Ибо враг дрался до конца, причем с нарастающей решимостью.
В одной из лучших книг о той войне, «В военном воздухе суровом», Герой Советского Союза В. Б. Емельяненко рассказал нам о беспримерных подвигах 7-го гвардейского штурмового авиационного полка. Юноши-летчики, среди которых перевалившие за двадцать пять лет считались «дедами», а таких осталось прискорбно мало, испили полную чашу солдатских горестей и радостей. Им, штурмовикам, «ходившим по головам фрицев», было сверху видно хорошо и далеко.
Когда под крыльями их красавцев «Илов» побежала чужая земля, даже они были озадачены. Вот как скажет [272] Емельяненко о предпобедных боях спустя примерно тридцать лет:
«Чем дальше на запад двигались наши войска, тем ожесточеннее становилось сопротивление противника, сократившего протяженность своего фронта и бросавшего на Восточный фронт последние резервы. Наши армии нуждались в передышке и пополнении... Вначале вражеских истребителей было негусто, да и зенитный огонь был не ахти какой. Но здесь даже бывалые летчики, повидавшие всякого в Донбассе, на Северном Кавказе, на «голубой линии» и под Керчью, пожимали плечами:
— И откуда у них все это берется?»
В самом деле, откуда? Тот самый английский историк Д. Ирвинг, попытавшийся в 1977 году реконструировать войну Гитлера, по необходимости был вынужден обратиться к одной из спорных страниц боевых действий в Европе — беспощадным бомбардировкам англо-американской авиацией Германии. Давно доказано, что они не имели большого военного значения, но принесли неслыханные тяготы мирному населению. Теперь, через три десятилетия, Д. Ирвинг сообщил — на заключительном этапе войны авиация США и Англии разрушала города и транспорт в Восточной Европе, чтобы задержать продвижение на запад Красной Армии. Впервые опубликовав директиву Объединенного комитета начальников штабов вооруженным силам США и Англии в начале 1945 года, он дал ответ на вопрос, волновавший Емельяненко и его боевых товарищей, да и миллионы советских воинов, прорывавшихся на запад через шквал стали и огня памятной военной весной 1945 года.
В той директиве указывалось: «Надлежит проводить максимум террористических бомбардировок... Первоочередная задача — разбить с воздуха транспортную сеть», ибо «Советский Союз достиг на востоке таких успехов, которых англо-американское командование не ожидало. В случае дальнейшего быстрого продвижения на запад может сложиться обстановка, в высшей степени нежелательная для правительств и командования Англии и США... В военном отношении мы должны действовать так, чтобы позволить немцам усилить свой Восточный фронт, чего они могут главным образом достигнуть ослаблением Западного фронта». Дешифрованный текст этой директивы Ирвинг разыскал в архивах немецкой разведки. Она была известна гитлеровскому руководству, но не включена в немецкий перевод книги Ирвинга, вышедшей в ФРГ.
Не только это, замечает Ирвинг, дела были громче слов. [273]
Ни Сталин, ни Гитлер не могли не видеть, например, что англичане позволили вермахту беспрепятственно уйти из южной части Балкан на поля сражений в Венгрии. «Очевидно, что англичане могли бы предпринять что-нибудь, учитывая наше положение, — говорил Йодль Гитлеру. — Им достаточно было бы высадиться здесь, — он указал на адриатическое побережье Балкан, — и они полностью отрезали бы нас». Да, согласился Гитлер, «англичане не двинулись, ибо на карту поставлены серьезные интересы». Так Запад помогал Германии сохранить фронт в интересах нанесения максимального ущерба СССР.
В сгущавшихся кровавых сумерках фашистского рейха его руководители могли отчетливо рассмотреть контуры знакомой политики Запада, приведшей их в свое время к власти, — антикоммунизма. Эта политика в тридцатые годы породила смертоносную раковую опухоль — фашизм, которую пришлось уничтожать совокупными усилиями всех народов. [274]