Часть вторая.
Боевые донесения
9. Обреченный эсминец — USS «Пири»
Когда японские бомбардировщики, не встречая сопротивления, уничтожили военную судоверфь Кавите, на ней битком стояли корабли, лихорадочно подготовляемые к сражениям слишком уж внезапно разразившейся войны.
Одним из них был старый четырехтрубный эсминец «Пири», флагман 59-го дивизиона эсминцев, у которого несколько дней назад произошло чуть было не завершившееся фатально столкновение с эсминцем «Пиллсбери».
Оба корабля стояли на ремонте на Центральной верфи. У соседнего пирса, Механической верфи, царило такое столпотворение, что две подводные лодки флотского типа «Сидрэгон» и «Силайон» были причалены бок о бок с «Сидрэгоном» у причала. Корпус к корпусу с «Силайоном» стоял тральщик «Биттерн». А в самом начале Машинной верфи была пришвартована большая плавбаза подводных лодок «Отус». [129]
Несколько судов, в том числе тральщик «Виппурвилл», спасательное судно подводных лодок «Пиджин» и яхта «Изабель», в литературе называемая иногда канонеркой, бросили якорь на траверзе судоверфи. Несколькими сотнями ярдов дальше мирно покачивались на якорях флотские гидросамолеты PBY. В манильском же порту стояли на якоре более сорока торговых кораблей, а также плавбазы подводных лодок «Холланд» и «Канопус», вокруг которых гнездились многочисленные подводные лодки. Время было 12:45, 10 декабря 1941 года.
Внезапно полуденное спокойствие в клочья разорвал пугающий вой сирен воздушной тревоги. Услышав оповещение, что к верфи направляются бомбардировщики, все военнослужащие кинулись занимать посты по боевому расписанию. Способные двигаться корабли сразу же направились к выходу в Манильскую бухту, где можно было свободно маневрировать, уклоняясь от атак. Подводные лодки двинулись прочь от своих плавбаз в поисках глубины, на которой можно укрыться. Гидросамолеты, едва приняв на борт экипажи, быстро взлетали, торопясь убраться из опасного района. Морские пехотинцы снимали с передков свои девять устаревших трехдюймовых зениток и несколько пулеметов 0,5-дюймового калибра, приготовившись защищать верфь.
Через двадцать минут после сигнала тревоги над Кавите появились 54 вражеских бомбардировщика с эскортом истребителей. Грохали зенитки, небо сделалось рябым от дыма рвущихся снарядов, но все оказалось тщетно. Ни одна зенитка в данном районе не могла достать самолеты, летящие на высоте в 19000 футов{56} . Ничем не потревоженные, японские пилоты преспокойно выбирали себе цели. Тонны бомб с убийственной меткостью{57} посыпались на верфь, где сразу воцарились смерть и разрушение. Цистерны с нефтью изрыгали бушующее желтое пламя и черный дым. Когда механические [130] мастерские, склады, казармы и здания всех разновидностей превратились в развалины, их тоже охватило пламя. Горели даже причалы. Менее чем за час вся военная судоверфь Кавите превратилась в груду оплавленных обломков, а свыше 500 штатских и военных рабочих лежали убитые или раненые.
Вскоре после того, как упали первые бомбы, «Пиллсбери» отчалил и обрел относительную безопасность в Манильской бухте. Но «Пири», котлы которого были сняты за непригодностью к дальнейшей эксплуатации, а топки не горели, остался торчать у причала и терпеть. Его мелкокалиберные пушки не могли принести никакой пользы. Правда, бомбы первых двух атакующих волн лишь упали поблизости, не причинив ему вреда. Но третья волна накрыла его серией бомб. Некоторые взорвались на Центральной верфи, другие — в воде вдоль бортов, а одна попала по площадке управления огнем на фок-мачте и там взорвалась. Мачта тут же сложилась гармошкой из своих трех секций. Во все стороны полетела добела раскаленная шрапнель, пробивая дыры в ходовом мостике, торпедных аппаратах, камбузе и трубах, зажигая мелкие пожары от носа до кормы. Пораженный осколками командир «Пири» лейтенант-коммандер Гарри Кейт был серьезно ранен в обе ноги. Многих из его команды тоже убило или ранило.
Вдобавок к ужасу от рвущихся бомб в горящей торпедной мастерской на Механической верфи начали взрываться баллоны с воздухом. Не способный уйти прочь из этого огненного ада, «Пири» был обречен. Лейтенант-коммандер Чарльз Ферритер, командир тральщика «Виппурвилл», понимая отчаянное положение эсминца, храбро двинулся со своим кораблем ему на выручку. Извергая из всех шлангов струи воды в попытке сбить пламя, он провел свое судно между Центральной и Механической верфями, встав носом к корме «Пири». На эсминец передали и принайтовили 6-дюймовый буксирный трос, и «Вип» медленно подал назад. Толстый трос туго натянулся. Когда «Пири» не шелохнулся, Ферритер просигналил в машинное отделение, требуя прибавить оборотов. Трос оборвался, грохнув, словно трехдюймовая пушка. Приунывший, но не обескураженный Ферритер снова сунулся в бушующий на [131] причале огненный ад. Принайтовили еще один трос, и «Вип» снова подал назад. И трос вновь лопнул.
На оба корабля сыпались горящие обломки. Из-за жара и дыма разрастающегося пожара было трудно дышать. Ферритер никак не мог понять, почему «Пири» не трогается с места. Он был склонен приписать разрыв тросов воздействию палящего жара. Если все дело в этом, то попытки вывести эсминец были обречены на провал.
Его собственный корабль находился в адски опасном месте, и Ферритер разрывался между нежеланием бросать «Пири» на произвол страшной судьбы и риском потерять «Виппурвилл» и свою команду.
Однако Чарльз Ферритер был не из тех, кто легко мирится с поражением. Словно боксер, упорно пытающийся встать на ноги после второго нокдауна, он снова направил «Вип» к эсминцу для последней отчаянной попытки. Ему вдруг неожиданно пришло в голову, что «Пири», возможно, все еще причален к пристани. Приблизившись к эсминцу, лейтенант-коммандер крикнул команде проверить причальные концы. И точно — в царящей на эсминце сумятице два швартова и впрямь проглядели. На этот раз «Вип» подал назад, таща за собой «Пири» прочь из опасной зоны.
В то же самое время рядом происходила такая же великолепная попытка спасения. Стоявшие вдоль причала Механической верфи большие подводные лодки флотского типа не избежали ярости японских бомб. «Силайон» затонула, а боевую рубку «Сидрэгона» посекло летевшими во все стороны стальными осколками. На стоявшем рядом с лодками тральщике «Биттерн» вспыхнул пожар, на всех трех судах имелись убитые и раненые. «Биттерн», так и не погасив еще пожар, вышел в Манильскую бухту. Пламя на Механической верфи, подпитываемое нефтью из разрушенных нефтехранилищ, угрожало оставить от зажатой между причалом и потопленным «Силайоном» лодки одни уголья. Однако судьба пока не возвестила о его конце. «Сидрэгону» еще было суждено выйти в море и отомстить за нынешний день, взяв тяжелую дань с японского судоходства. [132]
Командир «Пиджина» лейтенант Хоз, видя, что «Сидрэгон» угодил в капкан, без колебаний пришел ему на выручку. Хотя и сильно ограниченный в своих возможностях неисправным рулем, который матросам приходилось поворачивать с помощью ручного ворота, Хоз подвел «Пиджин» почти вплотную к большой подводной лодке. Невзирая на свирепый жар, опаливший рубку «Сидрэгона» и заставивший пузыриться краску на мостике и корпусе «Пиджина», на субмарину передали буксирный трос. С помощью двигателей «Сидрэгона», давших полный вперед, и машин «Пиджина», отработавших полный назад, подводная лодка медленно выползла в фарватер — как раз в тот момент, когда на Механическую верфь хлынули потоки горящей нефти.
Как только «Пири» удалился от верфи, моряки с «Виппурвилла» перебрались к нему на борт — помочь погасить пожары и заняться ранеными. Пять из восьми офицеров «Пири» были ранены, причем один — смертельно. Погибли также восемь из 126 матросов, а 15 из них ранило. Пятнадцать моряков пропали без вести и считались погибшими на судоверфи, пока добирались до амбулаторного пункта, либо за медицинской помощью, либо неся раненых товарищей. Лейтенант-коммандер Кейт, хотя и получил тяжелое ранение, отказался дать забрать себя в госпиталь, до тех пор пока его не убедили, что кораблю больше ничто не угрожает, а убитые и раненые увезены.
Для производства срочного ремонта и подготовки к выходу в море эсминец поставили на небольшую судоверфь в Маниле, принадлежавшую «Атлантик Галф энд Пасифик компани». Средства для ремонта там были в лучшем случае едва достаточными, но механики «Пири» во главе с младшим лейтенантом Артуром Густавсоном работали круглые сутки, чтобы сделать за две недели работу, которую, по мнению многих, нельзя было выполнить быстрее чем за месяц.
Но 23 декабря «Пири» уже выполнил свое первое боевое задание — патрулировал в поисках вражеских подводных лодок [133] воды между островом Миндоро и юго-западным побережьем Лусона. Убитых и раненых к этому времени уже заменили, на борт прибыл новый командир — лейтенант-коммандер Джон Бермингем.
На следующий день после Рождества «Пири» стоял на якоре у Коррехидора, неподалеку от двух торговых кораблей, дожидаясь возвращения своего командира с совещания на «Скале». Первый намек на угрозу появился примерно в 12:30 с гудением моторов высоко над головой. Буйное завывание сирены общей тревоги заставило всех моряков броситься занимать посты по боевому расписанию, и как раз в этот момент рухнули первые бомбы. Девять из них взорвались между «Пири» и двумя «купцами», едва не угодив по всем троим. Старший помощник командира «Пири», лейтенант Мартин Койвисто, сразу же приказал поднять якорь и самым полным ходом направил эсминец к центру Манильской бухты. В последующие два часа корабль подвергался атакам двухмоторных бомбардировщиков, летящих высоко за пределами досягаемости его пушек. И только блестящее мастерство, с каким управлял кораблем Койвисто, спасло судно от уничтожения. Лейтенанту потребовалась вся присущая ему хитрость, чтобы обмануть врага, то сбавляя ход, то подавая назад, то внезапно поворачивая и мчась полным ходом. Взорвавшиеся рядом с «Пири» бомбы перерубили ему сигнальные фалы, срезали фок-штаг и окатили палубы водой, но не причинили никаких повреждении и не нанесли потерь. Для моряков, нервы которых еще не пришли в порядок после тяжких испытаний на судоверфи, пережитое сейчас стало особенно мучительным. Ими владели гнев и подавленность из-за того, что их слабое противовоздушное вооружение не давало им шанса противостоять бомбардировщикам.
В 20:30 «Пири» получил приказ немедленно следовать на юг и поступить в распоряжение командира 5-го Оперативного соединения, которое базировалось на Яве. Все пришли в восторг от перспективы убраться из Манильской бухты, где японская авиация господствовала безраздельно. Но радовало не только это, моряков ободряла и мысль о присоединении к [134] остальным кораблям Азиатского флота и операциях под небесами, которые контролировали союзники.
На следующий же день рано утром Бермингем направил «Пири» в отдаленную бухту Кампоманес-бей на западном побережье острова Негрос Он планировал спрятаться там днем, потому что японские бомбардировщики постоянно прочесывали Филиппины в поисках мишеней, а глубоководная акватория у Кампоманеса позволяла командиру подвести корабль близко к берегу и встать на якорь параллельно пляжу, скрыв весь корпус за деревьями. Как только корабль закрепили на швартовах, команда взялась за работу, покрывая его пальмовыми ветвями и крася весь верх в зеленый цвет. Сделав это, моряки молились, чтобы вражеские самолеты не заметили корабля.
В тот день на борту «Пири» пережили немало беспокойных минут, когда прямо над ними пролетали японские бомбардировщики. Но эсминец, выглядевший всего лишь элементом рельефа местности, японцы проглядели.
Бермингем планировал идти вдоль западного края архипелага Сулу и добраться до Явы через Макасарский пролив, отделяющий восточное побережье Борнео от западного побережья острова Целебес. Но полученные вечером донесения воздушных разведчиков указывали, что путь этот будет чересчур рискованным. На нем придется пройти мимо скопления вражеских кораблей, стоящих в гавани Холо. По достоверным сведениям, северо-восточное побережье Борнео патрулировали несколько японских крейсеров, а у входа в Макасарский пролив видели ставящую мины подводную лодку. Столкнувшись с полным отсутствием всякой альтернативы, Бермингем вынужден был выбрать более длинный маршрут вдоль восточного побережья Целебеса.
Почти в полночь «Пири», не зажигая ходовых огней, двинулся полным ходом через архипелаг Сулу в Целебесское море проливом Пилас, находящимся всего в 30 милях от Холо. К рассвету 28 декабря эсминец уже углубился в Целебесское море; моряки расслабились, считая, что раз они не столкнулись с японцами возле Холо, то все их беды остались позади. [135]
Надежды на день без приключений были разбиты в прах в 08:10, когда смятенные впередсмотрящие доложили о неприятеле — четырехмоторном гидроплане, появившемся в 8 милях слева по борту и направляющемся к ним. Сыграли боевую тревогу, и моряки бросились готовить к бою пулеметы, пользы от которых, как они уже знали, не будет никакой. Команда напряженно ждала. Большой самолет приблизился, словно заходя в атаку, но в последний момент отвернул. И так происходило несколько раз — казалось, он делает заход для бомбардировки, и «Пири» совершал маневр уклонения. Но бомбы все не падали. В 10:00 к первому гидросамолету присоединился еще один, и следующие пять часов эта пара не переставала делать вид, будто заходит на бомбардировку. Пока продолжалась эта смертельная игра в кошки-мышки, на борту «Пири» никто не мог расслабиться; любой из заходов мог стать настоящим. Бермингем набросал шифровку, в которой сообщал о своем местонахождении и о донимающих его японских бомбардировщиках, но был не в состоянии поймать какую-нибудь станцию союзников для приема этого сообщения. В 14:00 моряков «Пири» несколько успокоили замеченные милях в пяти к западу от них два гидросамолета PBY. В это время вражеские самолеты уже несколько миль тенью следовали за эсминцем на восток. Хотя PBY почти час еще оставались в данном районе, прежде чем улететь на юг, все попытки эсминца обменяться с ними световыми сигналами оказались безуспешными.
После того как PBY скрылись, один из японских бомбардировщиков атаковал «Пири» с высоты в 5000 футов{58} . Эсминец вел постоянный пулеметный огонь, когда Бермингем совершил маневр уклонения, и бомбы без вреда взорвались в 500 ярдах за кормой. Когда же второй самолет атаковал с еще более низкой высоты, то крупнокалиберные пулеметы «Пири», похоже, добились успеха, так как бомбардировщик прервал заход. [136]
И тут к гидросамолетам присоединились два двухмоторных торпедоносца. Словно стремясь разделить внимание находящихся на борту «Пири», они зловеще кружили вне досягаемости пулеметного огня, в то время как гидросамолеты сделали еще два захода на бомбардировку. Несколько бомб упало неподалеку, но ни одна из них не причинила кораблю вреда. Теперь уж атаковали торпедоносцы. Первый, летя в 50 футах над водой, заходил к «Пири» с носа слева по борту. Пулеметы эсминца сразу переключились на эту новую угрозу. Пули казалось, ложились все ближе к цели, но самолет подошел на расстояние в 500 ярдов, сбросил две торпеды и сделал «горку», уходя за пределы досягаемости пулеметного огня. Настороженно следящий за вторым самолетом, атакующим слева, Бермингем дал полный назад машинам правого борта, и смертоносные жестяные рыбины безвредно проскользнули у него перед носом. Но передышки так и не наступило. К эсминцу неслись еще две торпеды, и, чтобы увернуться от них, Бермингему пришлось развернуть корму и остановиться.
Одновременно один из гидросамолетов зашел к «Пири» с кормы, пока эсминец неподвижно покачивался на волнах, напоминая легкую добычу. Как раз в тот момент, когда торпеды прошли мимо в какой-то паре футов от правого борта, Бермингем скомандовал всем машинам самый полный вперед. Машины откликнулись просто великолепно. Винты «Пири» вспенили воду, и эсминец почти мгновенно, куда быстрее, чем кто-либо счел бы возможным, перешел из неподвижного состояния к скорости в 15 узлов. Этого хватило, чтобы бомбы с гидросамолета безвредно взорвались на том самом месте, где всего несколько мгновений назад находился неподвижный эсминец.
Израсходовав шестнадцать тяжелых бомб и четыре торпеды, вражеские самолеты убрались восвояси. Это девятичасовое испытание оказалось весьма тяжелым, но боевой дух на «Пири» был исключительно высок. Теперь эсминцу требовалось всего лишь идти под спасительным покровом стремительно надвигающейся ночной темноты, а утром он уже будет на дружественной территории. [137]
В 17:45 корабль миновал северную оконечность острова Целебес; Бермингем попытался связаться по радио с тамошним береговым постом и спросить, не заминированы ли воды, ведущие в Молуккское море. Никакого ответа он не получил, но предпочел рискнуть пересечь минное поле, лишь бы не подвергаться новым адским атакам с воздуха. Эсминец продолжал следовать прежним курсом. Через двадцать минут, когда уже смеркалось, с корабля увидели заходящие с кормы три двухмоторных самолета И снова измотанный экипаж поспешил занять места по боевому расписанию, принявшись ждать в мрачном молчании. Головной самолет обогнал корабль и прошел поперек курса «Пири» справа налево. И тут по эсминцу пронеслась волна радостных криков — по опознавательным знакам на борту и крыльях моряки определили, что это была австралийская машина — бомбардировщик Локхид «Гудзон». Прожектор «Пири» промигал англо-голландско-американский опознавательный сигнал и пилот вроде бы помахал крыльями. Моряки на эсминце замахали ему в ответ. Кое-кто даже крикнул «ура».
Радость обернулась горестью, когда один из самолетов зашел с кормы для бомбардировки на бреющем полете. Бермингем приказал пулеметам не стрелять — но, не желая рисковать, на полной скорости внезапно сменил курс, положив руль круто вправо. Бомба взорвалась в 100 ярдах от левого бимса «Пири». В ходе этого маневра, когда корабль сильно накренился на циркуляции, стоявший у одного из крупнокалиберных пулеметов матрос первого класса Билли Грин потерял равновесие и упал за борт. Ему бросили спасательный жилет. Когда моряка видели в последний раз, он плыл к находящемуся в миле от него острову Сунакенг.
«Гудзоны» сделали еще два захода на бомбардировку, сбрасывая каждый раз по 250-фунтовой осколочной бомбе и обстреливая корабль из пулеметов. Все бомбы легли мимо, но последняя взорвалась 10 ярдах от ограждения левого винта, осыпав корабль градом осколков. Стоявшего у пулемета матроса первого класса К. Кино убило на месте. Осколки прошили борт кормового машинного отделения и перебили привод рулевой [138] машины, из-за чего пришлось перейти на ручное управление. Осколки также вспороли три глубинных бомбы и зажгли 4-дюймовый снаряд в кранцах первых выстрелов. Но прежде чем тот успел взорваться, кочегар третьего класса Г. Фраймен смело схватил горящий снаряд и выбросил его за борт.
Убрались бомбардировщики, лишь когда уже совсем стемнело. Эта жестокая атака до крайности ошеломила моряков «Пири». Те вновь и вновь пытались просигналить австралийцам, что они свои, кроме того, пилоты должны были узнать развевающийся на мачте американский флаг. Потеряв одного упавшим за борт и одного убитым, павший духом экипаж имел все основания с опаской относиться к тому, что ждало его впереди.
А у эсминца возникли серьезные неприятности и без повреждений от бомб. На правом валу начал перегреваться упорный подшипник Кингсбери, и потому пришлось вообще остановить правую машину. Теперь корабль мог идти только на левой. Топливо и котловая вода подходили к концу. В силу этих причин Бермингем направился к маленькому острову Майтара, расположенному неподалеку от острова Тернате в гряде Молуккских островов, где, по имеющейся у него навигационной информации, находилась удобная бухта, в которой можно было укрыть корабль и произвести временный ремонт. Бермингем отправил радиограмму командующему, в которой подробно сообщил о произошедших за день атаках, состоянии своего корабля и ближайшем пункте следования.
5-е оперативное соединение подтвердило получение сообщения. Теперь, когда местонахождение его корабля стало известным командованию, у Бермингема имелись все основания полагать, что самолеты союзников оставят его в покое.
С командиром, перешедшим в кормовую рубку, покалеченный эсминец на рассвете 29 декабря сумел добраться до порта Майтары и бросить якорь близ берега — там, где нос и корму корабля скрывали деревья. Как и раньше, экипаж замаскировал борта и надстройку с помощью пальмовых ветвей.
Этот день и весь следующий ушли на попытки вернуть «Пири» мореходность, а Бермингем тем временем наведался [139] на катере к командиру голландского гарнизона на Тернате, у которого он приобрел приличный запас котловой воды, хлеба и местных фруктов. Топливо он достать не смог, но решил, что на тех 19 000 галлонах нефти, которые у него еще оставались, «Пири» будет в состоянии дотянуть до голландской базы в Амбоне, в 325 милях к югу, — если будет осторожно расходовать топливо.
На закате 30-го «Пири» сбросил с себя пальмовые ветви и двинулся к Амбону. Вскоре стало ясно, что, несмотря на временный ремонт, упорный подшипник на валу правого борта перегревается до неприемлемой степени, и Бермингему пришлось продолжить путь только на левой машине. Без дальнейших происшествий «Пири» прибыл в Амбонскую бухту после полудня 31 декабря 1941 года.
При подступающих все ближе и ближе к Голландской Ост-Индии японских воздушных и морских армадах пережившие столько трагедий моряки «Пири» встречали Новый год, не находя особых поводов для веселья. Большинство из них удовольствовались кружкой-другой теплого голландского пива и отправились вкусить мирный ночной отдых — впервые за долгое время.
Пока эсминец стоял в Амбоне, он получил объяснение нападения на него самолетов союзников. Похоже, что за несколько дней до этого японцы сильно бомбили Манадо на острове Целебес, и союзники считали, что вскоре последует высадка японского десанта. Когда пилоты американских PBY увидели, как «Пири» идет с высокой скоростью в общем направлении к Манадо, явно сопровождаемый японскими четырехмоторными бомбардировщиками, то ошибочно приняли его за вражеский легкий крейсер. Эта информация, переданная по радио в Амбон, и привела к атаке австралийцев.
«Пири» приказали следовать в Дарвин, в Австралию, куда он и прибыл 3 января 1942 года. Там сделали все возможное для приведения корабля в боеспособное состояние, но ввиду неадекватности средств для капитального ремонта никаких квалифицированных работ в Дарвине произвести не могли. А так как союзникам отчаянно не хватало боевых кораблей, то [140] «Пири» пришлось служить в охране конвоев, несмотря на то, что его скромное вооружение нельзя было усилить.
18 января ему приказали сопровождать тяжелый крейсер «Хьюстон» к Яве, где предпринималась последняя отчаянная попытка отразить японскую высадку на этот центральный остров Голландской Ост-Индии. В сумерках два корабля расчистили минные поля, защищавшие порт Дарвина, после чего эхолокатор «Пири» засек вражескую подводную лодку. «Хьюстон» на всех парах ушел из района Дарвина, оставив «Пири» продолжать поиск субмарины. Несколько часов спустя, сбросив с неопределенными результатами некоторое количество глубинных бомб, эсминец вернулся в Дарвин пополнить запас горючего. А это, как выяснилось, можно было сделать лишь на следующее утро.
Когда 19 февраля 1942 года знойный глаз солнца впервые глянул сквозь утреннее марево на Дарвин, для большинства жителей города это являлось просто началом еще одного адски жаркого, влажного дня. Этому дню и впрямь суждено было стать адским, но это оказался ад, созданный человеком, и все, кому повезет уцелеть, долго и с ужасом будут вспоминать его.
Никто и не подозревал, что японские береговые бомбардировщики уже перебрались на свои новые базы, находящиеся в пределах ударной дистанции от Дарвина. Также никто не представлял, что самые мощные вражеские ударные силы, какие собирались с момента нападения на Перл-Харбор, — два линкора, три тяжелых крейсера и четыре авианосца — проникли за Малайский барьер и находятся в Арафурском море в каких-то 200 милях от Дарвина.
Вражеское нападение на Дарвин в данное время представлялось немыслимым. В его гавань набилось более двадцати торговых судов, австралийский плавучий госпиталь, несколько австралийских корветов, плавбаза гидросамолетов «Уильям Б. Престон», три гидросамолета PBY из 10-го патрульного крыла, «Пири» и несколько военных судов помельче. В 10:30 «Пири» завершил дозаправку, и лейтенант-коммандер Бермингем уже собирался выходить к Яве, как вдруг с ошеломляющей внезапностью удара молнии 188 палубных истребителей и [141] пикирующих бомбардировщиков вместе с 54 сухопутными бомбардировщиками нанесли по Дарвину совместный удар.
За какие-то несколько минут аэродром был буквально распотрошен, а находившиеся там немногочисленные истребители либо сбиты, либо уничтожены на земле. Казармы, склады и сам город лежали в руинах, охваченные пламенем. Корабли в порту пытались развести пары и сбежать от кружившею над ними роя бомбардировщиков. Многим так и не удалось спастись. Разгружавшиеся у причалов английские транспорта с боеприпасами «Нептун» и «Зеландия» разлетелись на кусочки со страшными взрывами. Бомбы и сброшенные с самолетов торпеды быстро потопили американские армейские транспорты «Мауна Лоа» и «Мейгс». Изрыгая оранжевое пламя и густой черный дым, пошел ко дну норвежский танкер. Грузовое судно «Адмирал Холстед», набитое бочками с высокооктановым бензином, превратилось в гигантский огненный шар и утонуло. Разнесенные бомбами, пошли ко дну два австралийских корвета. «Уильям Б. Престон» получил сильные повреждения, а три «Каталины» были потоплены прямо на якорях. Когда вражеские самолеты наконец-то убрались, на дне гавани Дарвина лежали тринадцать кораблей и судов, а еще девять были повреждены. Число потерь на суше и на воде просто ошеломляло, а тонны отчаянно требующихся союзникам припасов оказались уничтоженными.
Как только взорвались первые бомбы, Бермингем сразу же привел корабль в движение. Он начал маневрировать зигзагами — насколько это было можно в порту, забитом беспорядочно движущимися судами. Казалось, что японцы атакуют сразу все корабли. Хлещущие залпы пулеметного огня, направленного «Пири» на вражеские самолеты, слабо сдерживали этот беспощадный натиск. Осколки от бесчисленных разорвавшихся поблизости бомб изрешетили корпус и надстройку «Пири», тогда как атакующие самолеты прочесывали огнем его палубы. И вдруг как-то сразу маленький эсминец содрогнулся всем корпусом от носа до кормы, когда у него на свесе кормы одна за другой взорвались две бомбы. Они уничтожили стеллажи с глубинными бомбами, срезали ограждение гребного [142] винта и затопили отделение рулевой машины. Через несколько мгновений в камбуз угодили «зажигалки», вызвав там адский пожар. Экипаж, на который помимо непрерывных атак свалилась новая тяжкая работа, кинулся тушить огонь, угрожавший поглотить корабль. Моряки ремонтировали нанесенные бомбами повреждения, помогали многочисленным раненым и уносили убитых.
Пожар на камбузе удалось локализовать за считанные минуты, но «Пири» окутало смрадное дыхание смерти и разрушения. Еще одна бомба взорвалась в его носовом погребе, а сильные сотрясения от других, рвущихся поблизости, угрожали разорвать корабль по швам. К тому же пожар вконец опустошил машинное отделение. Лишь каким-то чудом охваченный пламенем и изрешеченный осколками эсминец еще продолжал бороться. Однако в конце концов палуба, залитая кровью убитых и раненых, содрогнулась в последний раз. Очередная бомба сделала свое дело — «Пири» разломился и исчез под волнами.
Вместе с кораблем погибли восемьдесят матросов и офицеров, в том числе и командир корабля, лейтенант-коммандер Джон М. Бермингем. Один из офицеров корабля, лейтенант У. Дж. Кэтлетт, уцелел только потому, что находился в то время на берегу в госпитале. А сорока морякам, многие из которых получили ранения, каким-то чудом удалось спастись.
Так кончается сага о USS «Пири» (DD-226) и его великолепном экипаже. Безнадежно уступая врагу в огневой мощи, но всегда упрямо отбиваясь, моряки эсминца проявили ту чистую смелость и непоколебимую верность долгу, которым полагалось бы стать вдохновляющей главой в истории нашего военного флота.
И все же когда дым сражения рассеялся, маленький «четырехтрубник» не дождался от министерства ВМФ хотя бы одобрительного замечания в адрес его героического экипажа. Этот корабль был навсегда вычеркнут из списков кораблей военного флота США и обречен на забвение всеми, кроме горстки уцелевших, — а также родных и любимых тех моряков, что погибли, сражаясь за свою страну. [143]