6. Канонерские лодки

Весной 1941 года в составе Азиатского флота числились две прибрежные канонерки и пять речных канонерских лодок для операций в различных частях Китая. Эти единственные в своем роде корабли были символами давно минувших дней, когда одного лишь их присутствия хватало, чтобы внушить уважение к американскому флагу и защитить американские интересы.

Но времена изменились, и Япония, захватившая большинство важных городов Китая, проявила себя как высокомерная, стремящаяся к единоличному господству держава. Под прицелом японских береговых батарей и корабельных орудий, приставленных им буквально ко лбу, эти канонерки оставались в Китае только потому, что японцы, не готовые пока еще выступить против Соединенных Штатов, пренебрежительно терпели их.

За несколько месяцев до начала Второй мировой войны адмирал Харт, чуя усиливающиеся ветры войны, приказал возвращаться в Манилу двум морским канонеркам — «Эшвилл» 1918 года постройки и «Талса» 1922 года постройки. Эти канонерские лодки, вот уже много лет служившие стационарами в таких портах, как Сватоу, Амой, Тяньцзин и Циндао, насчитывали 241 фут в длину и имели по 185 матросов и офицеров команды. По контрасту с плоскодонными речными канонерками, у них имелись надежные мореходные корпуса с достаточно большой осадкой. Основное вооружение их состояло [85] из трех 4-дюймовых пушек длиной в 50 калибров, трех 3-фунтовых пушек и трех 1-фунтовых. Главный недостаток этих одновинтовых кораблей состоял в том, что они могли развивать скорость не больше 12 узлов, — что исключало возможность их совместного действия с более быстроходными боевыми кораблями Азиатского флота.

Пять речных канонерок были поручены заботам контрадмирала Уильяма Глассфорда, командира «Патруля Янцзы», штаб-квартира которого располагалась в Ханькоу{45} . Эти легковооруженные бескилевые плоскодонные суда были построены еще в конце 1920-х для службы на мелководных реках Китая, они не предназначались для плавания в открытом море. Тем не менее в конце ноября 1941 года Харт, убежденный в неизбежности скорой войны с Японией, приказал Глассфорду, его штабу и всем, кроме двух самых маленьких речных канонерок — «Уэйка» и «Тутуилы», — возвращаться в Манилу.

Так как «Тутуила» стояла в 1300 милях вверх по реке Янцзы у Чунцина, временной столицы Китая, то ее передали китайским националистическим силам. Чан Кай-ши{46} , а экипажу приказали вернуться за новым назначением в Соединенные Штаты. Команда корабля, и так уже сокращенная до двадцати двух матросов и двух офицеров, добиралась домой с большим трудом: из Чунцина они вылетели рейсом китайско-американской авиалинии CNAT в Калькутту, проехали на поезде через всю Индию в Бомбей, а оттуда поплыли на корабле вокруг мыса Доброй Надежды до Тринидада, откуда проделали последний отрезок пути по воздуху — одиссея длинной более чем 11 500 миль.

А для экипажа «Уэйка», стоявшего в 600 милях вверх по реке Янцзы в занятом японцами городе Ханькоу, единственной открытой дорогой к своим был путь через Шанхай, где он мог присоединиться к более мощным канонеркам «Лусон» и [86] «Оаху» (PR-6). Не обращая внимания на угрожающие требования японцев оставаться на месте, командир «Уэйка» лейтенант-коммандер Эндрю Харрис ранним вечером 24 ноября 1941 года двинулся на своем корабле в путь. Чтобы успеть к дате отбытия остальных кораблей, «Уэйку» пришлось идти настолько быстро, насколько только позволяли его древние котлы. Но Харрис не собирался позволять японцам остановить его.

Пятая речная канонерка, «Минданао», стояла в Гонконге и ушла в Манилу без сопровождения.

Вечером 28 ноября «Уэйк» прибыл в Шанхай, где «Лусон» и «Оаху», закрывшие двери и иллюминаторы верхней палубы водонепроницаемыми стальными заслонками и защитившие вентиляторы кочегарки водонепроницаемыми колпаками, готовились в полночь выйти в море. «Уэйк» сочли недостаточно мореходным, чтобы добраться до Манилы, и оставили в Шанхае вместе с несколькими членами его команды, пополненной за счет местных резервистов до четырнадцати человек. Его новым командиром стал один из таких резервистов, лейтенант-коммандер Колумбус Смит. Остальные члены экипажа «Уэйка» нашли себе места на других канонерках. Восемь из четырнадцати оставшихся на «Уэйке» моряков были радистами, обеспечивавшими средства связи консульства и обслуживавшими коротковолновые рации Смита на берегу. К несчастью, когда началась война, «Уэйк» сразу же стал легкой добычей японцев{47} , а его команда наряду с прочими американцами в Шанхае оказалась в числе военнопленных.

Вскоре после полуночи 29 ноября «Лусон» с Глассфордом на борту тронулся в путь, за ним последовал и «Оаху». На рассвете они благополучно миновали фарватерные буи Янцзы, держа курс на юг, в Китайское море, со скоростью примерно в 10,5 узла. Стремясь выразить свою озабоченность по поводу способности речных кораблей совершить морской переход, [87] Глассфорд отправил Харту следующее сообщение:

«Попытаюсь идти прямо к Маниле Пескадорами и прибуду, если все пойдет хорошо, 4 или 5 декабря. Если военные условия вызовут такую необходимость, буду следовать вдоль побережья, дожидаясь возможности проделать последний отрезок пути до Манилы. Если буду не в состоянии дойти до Манилы, то предполагаю в случае войны уйти в Гонконг».

По воле случая в Тайваньском проливе тогда бушевал тайфун. Сильно озабоченный благополучием речных канонерок в коварном океане, Харт отправил им на встречу тральщик «Финч» (АМ-9) и спасательное судно подводных лодок «Пиджин» с распоряжением, если понадобится, взять канонерки на буксир или снять с них экипажи. Однако эти крепкие маленькие морские корабли сами попали в беду. «Пиджин» повредил в бурном море руль, потеряв способность маневрировать, и лишился одного из двух своих якорей. В итоге потерявшему оба якоря «Финчу» пришлось тащить «Пиджин» на буксире к подветренной стороне Формозы, где можно было попытаться произвести ремонт.

Тем временем плоскодонным речным канонеркам пришлось очень тяжело. Швыряемые громадными волнами, избиваемые воющим ветром и поливаемые шквальным дождем, они с большим трудом тащились вперед. Один раз креномер «Оаху» зарегистрировал поразительный, почти фатальный крен в 56 градусов на правый борт. Ужасы, пережитые находившимися на борту канонерок во время этого бурного плавания, не поддаются никакому описанию, но адмирал Глассфорд дает некоторый намек на выпавшие им испытания:

2 и 3 декабря всегда будут помнить в самых мрачных подробностях. Нас донимали не только проносящиеся над нами японские самолеты и наглые военные корабли, приказывавшие нам делать то, чего мы не могли и не собирались проделывать. Когда мы приблизились к Тайваньскому проливу, а потом углубились в него, на нас обрушились громадные, тяжелые волны, которые чуть не погубили моряков вместе с их маленькими судами. Нас швыряло, словно шарики в руках [88] жонглера, корабли то взлетали на гребень волны, то камнем падали в пропасть. За три секунды их качало с борта на борт с креном 6 28–30 градусов. Зеленые волны обрушивались на бак, еще более опасные пенные гребни падали на корму.

Скорость была сбавлена до самой минимальной, при которой судно еще слушается руля, — но даже при этом двигатели натужно ревели, а корабли тряслись и дрожали.

Больше всего нас тревожило, окажутся ли люди на борту достойными этих невероятно крепких корабликов. Ведь на протяжении почти 48 часов мы испытали самые тяжелые удары за всю нашу морскую жизнь. За эти часы морякам не перепало ни минуты сна, ни ложки горячей еды, и даже присесть едва ли доводилось — так всех швыряло безжалостной быстротой обрушивающихся ударов волн. Самым худшим из всего пути стал отрезок после Формозы... Помню, как перед самым рассветом 4 декабря, вцепившись в поручни мостика, я думал, что наше положение — хуже некуда, и гадал, сколько же еще мы сможем переносить его. Не корабли, которые показали, чего они стоят, а мы сами{48} .

Рассвет 5 декабря принес с собой безоблачное небо, спокойное море и благословенное облегчение для измотанных моряков на борту потрепанных бурей кораблей. Словно почуявшая близость конюшни лошадь, «Лусон» двинулся к Маниле со скоростью в 16 узлов, оставив позади более тихоходную «Оаху». «Пиджин» и «Финч» следовали за ними, отставая на много миль, но уверенно прокладывая себе дорогу к Маниле. В тот же день Глассфорд, последний командующий «Патрулем Янцзы», спустил свой флаг и объявил: «Ком-Янг-Пат расформирован!». Для «китайцев», хорошо познакомившихся за время службы с таинственным Востоком и наслаждавшихся его роскошью, это объявление стало сигналом печального конца «чертовски отличной базы», существовавшей с тех пор, когда 22 года назад официально был создан этот патруль — наследник [89] первых американских боевых кораблей, впервые осторожно нащупывавших путь вверх по мутным водам реки Янцзы еще 87 лет назад.

После бомбардировки военной судоверфи Кавите 10 декабря 1941 года прибрежные канонерки «Талса» и «Эшвилл» в компании тральщиков «Ларк» и «Виппурвилл» из Манилы отправились на юг, к Голландской Ост-Индии. До самого падения Явы эти канонерки действовали в качестве патрульных судов при входе в порт — главным образом в Сурабае и Чилачапе. Когда японцы высадились на Яве, эти корабли по отдельности отбыли из Чилачапа и направились в Австралию. «Талса» сумела дойти до безопасных вод, а вот «Эшвилл» 3 марта 1942 года пал жертвой самолетов большой авианосной группы адмирала Тюити Нагумо и был потоплен где-то у юго-восточного побережья Явы. Известно лишь об одном спасшемся члене его команды — Фред Льюис Браун был подобран японцами и умер весной 1945 года в японском лагере для военнопленных в Макассаре.

Последней из добравшихся до Манилы речных канонерок была шедшая из Гонконга «Минданао». Она тоже столкнулась в море с трудностями, и ей пришлось отклониться от курса на 180 миль — к китайскому побережью у Сватоу — и лишь затем удалось направиться к Маниле. Когда она 10 декабря прибыла в порт, экипажи трех речных канонерок наконец-то оказались у себя дома, в тесных водах Манильской бухты, и были готовы присоединиться к сражающимся за Филиппины.

«Минданао» имела чуть больше 210 футов в длину, команда ее состояла из 65 матросов и офицеров. После прибытия в Манилу две ее древние салютные пушки заменили двумя пулеметами калибром 0,5 дюйма, которые подкрепили две стоявшие на ней 3-дюймовые пушки, а также двенадцать 0,3-дюймовых пулеметов «льюис» и столько же пулеметов «браунинг». На однотипном с ней «Лусоне» стояло схожее вооружение, но без всяких «браунингов». Лодка «Оаху» имела длину около 191 фута, команда ее насчитывала 52 матроса и офицера. Вооружение канонерки составляли две 3-дюймовые пушки и двенадцать пулеметов «льюис» калибром 0,3 дюйма. [90]

«Минданао» сперва поставили сторожить проходы в минных заграждениях у Коррехидора. «Лусон» и «Оаху» иной раз патрулировали у подхода к минным заграждениям, но по большей части дежурили в Манильской бухте, мешая вражеским войскам просочиться ночью в тыл к американцам. Однако из-за острой нехватки топлива с 27 декабря эти дозоры пришлось прекратить.

29 декабря японцы сильно бомбили Коррехидор и ближайшие к нему якорные стоянки. «Минданао» была накрыта серией бомб и слегка пострадала. Бомбы, нацеленные на другие канонерки, в корабли не попали, но легли достаточно близко к ним, чтобы окатить палубы соленой водой. Эта чуть было не случившаяся катастрофа заставила кэптена Кеннета Хеффеля, командира Прибрежного патруля, осознать уязвимость стоящих на якоре канонерок — особенно ввиду того, что зенитки на Коррехидоре показали себя не слишком эффективными, а самим кораблям было нечем ответить высоко летящим бомбардировщикам. Поэтому Хеффель перевел свой штаб с «Минданао» в принадлежащий флоту туннель на Коррехидоре. Экипажи канонерок получили приказ находиться в дневное время на берегу и помогать укреплению береговой обороны Коррехидора. Однако ночью им разрешалось возвращаться на свои корабли, где они могли по крайней мере нормально отдохнуть в своих койках.

В январе 1942 года канонерки несколько раз еще выходили в дозор по ночам, но к 15 февраля осталось слишком мало топлива для постоянных действий. То, какое еще имелось, поделили между «Минданао» и «Лусоном» для использования только при чрезвычайных обстоятельствах. Такие обстоятельства возникли ночью б апреля. По донесениям разведки, японцы собрали несколько лодок и готовились просочиться в тыл американским позициям на Батаане. «Минданао» и «Лусон» должны были предупредить этот маневр. Почти семь часов они рыскали по Манильской бухте к востоку от Батаана, но ничего не нашли. Однако примерно в 2:00 с кораблей увидели на фоне залитого лунным светом неба силуэты одиннадцати мелких судов, идущих к Батаану. Канонерки открыли огонь, [91] но луна внезапно скрылась за облаками и спрятала врага в темноте. «Минданао» сразу же выпустила несколько осветительных снарядов, а затем обе канонерки открыли огонь. Встревоженные выстрелами пушек японские береговые батареи быстро обнаружили стрелявших, и вскоре тяжелые снаряды начали падать довольно близко к судам. Набитые солдатами лодки японцев спешно ретировались, но четыре суденышка этого импровизированного флота вторжения все же пошли ко дну, а еще несколько были сильно изрешечены пулями и осколками. Вслед затем «Минданао» и «Лусон» вернулись к Коррехидору, закончив то, что можно назвать «битвой в Манильской бухте» — на уровне канонерок.

Кровопролитные сражения на Батаане закончились 9 апреля 1942 года, и потрепанные бомбардировками защитники Коррехидора, очень даже хорошо сознавая, что худшее еще впереди, готовились сражаться за свою жизнь. В то время как брошенные речные канонерки безмолвно покачивались на крючьях в южном порту Коррехидора, словно привязанные агнцы, дожидающиеся нападения воющих волков, их экипажи готовились сыграть новую роль в мрачной игре войны. Перестав быть моряками, вооруженными 3-дюймовыми пушками, они стали артиллеристами при орудиях подобных которым большинство из них никогда раньше не видели.

Экипажу «Минданао» было приказано перейти к форту Хьюз на острове Кабальо и встать к четырем огромным 12-дюймовым мортирам 1912 года постройки на батарее «Крейгхилл». Спешно обученные несколькими ветеранами-артиллеристами, моряки выпустили двадцать шесть снарядов по японским позициям на Батаане и были сочтены пригодными к артиллерийскому делу. Экипажи других кораблей подверглись такой же беглой проверке, после чего команду «Лусона» отправили на батарею «Гиллеспи», состоявшую из двух громадных 14-дюймовых орудий на скрывающихся лафетах, а экипаж «Оаху» принял на себя батарею 155-мм гаубиц.

Неизбежный конец быстро приближался. 2 мая серьезно поврежденному бомбами «Минданао» позволили пойти ко дну — для гарантии, что канонерка никогда уже не послужит [93] японцам, А вот восстановленный японцами «Лусон» служил врагу до тех пор, пока американский самолет окончательно не потопил его в 1945 году{49} . Избитая снарядами тяжелой артиллерии канонерка «Оаху» не пережила поражения — 6 мая, в последний день обороны острова, она отправилась на дно у залитых кровью берегов Коррехидора

Закаленные ветераны «Патруля Янцзы» держались так, как и следовало ожидать, — с честью и отвагой, выходящей далеко за рамки служебного долга. Они с рвением приняли на себя роль артиллеристов и стояли у своих орудий до тех пор, пока те не были уничтожены или повреждены так, что их нельзя было уже навести на неприятеля. Японская артиллерия заставила умолкнуть три из четырех 12-дюймовых мортир батареи «Крейгхилл», но четвертая пушка продолжала стрелять по высадившимся японцам, пока ее не заставил умолкнуть приказ о капитуляции.

Хотя основой Прибрежного патруля были три речных канонерки, ему были приданы и два других судна — буксир «Напа» (АТ-32) и 83-футовая двухмачтовая шхуна «Ланикай». «Напа» была пушена на дно командой при падении Батаана, а шхуна «Ланикай», которой командовал лейтенант Кэмп Толли, еще 26 декабря покинула Манильскую бухту, направляясь в Сурабаю. В водах, по которым она шла, господствовали вражеские военные корабли, но маленькая шхуна и ее неустрашимый экипаж благополучно прибыли в Сурабаю, а с падением Явы снова ушли от японцев, обретя убежище в Австралии. [94]

Здесь следует упомянуть еще один корабль — «Изабель» — классифицируемый иногда как канонерка, а иногда — как яхта. Хотя он и не числился в составе Прибрежного патруля или любой другой действующей части Азиатского флота, этот корабль за несколько лет до войны служил флагманом командиру «Патруля Янцзы». Позднее «Изабель» оставалась под оперативным контролем главнокомандующего Азиатским флотом и базировалась в Маниле

Так как «Изабель» была старым кораблем, плохо снаряженным для боев, и пребывала в неважном состоянии, ее считали расходным материалом. И поэтому 3 декабря она без жалости была по личному приказу президента Франклина Д. Рузвельта отправлена на задание, которое вполне могло стать самоубийственным.

Замаскировав четыре стареньких 4-дюймовых палубных орудия, дабы придать кораблю вид невинного «купца», «Изабель» отправили разведать большое скопление японских транспортных и боевых кораблей, собравшихся в бухте Камрань у берегов Индокитая (о концентрации здесь судов противника сообщил самолет 10-го патрульного крыла). «Изабель» появилась в виду побережья Индокитая, но была вовремя отозвана, и когда разразилась война с Японией, канонерка уже находилась в Манильской бухте.

Отправленная затем в Голландскую Ост-Индию, «Изабель» получала неожиданные и опасные задания. Поскольку выполняла она их, как правило, в одиночку и под командованием разных капитанов (в том числе голландцев), то ее достойные внимания достижения, в число которых входили потопление японской подводной лодки и спасение уцелевших с торпедированного торгового судна, оставались незамеченными. Казалось, в порожденной неудержимым японским натиском сумятице командование американскими силами иногда вообще забывало о самом ее существовании.

«Изабель» была последним кораблем американского флота, покинувшим Чилачап. Взяв с собой двадцать одного сотрудника штаба адмирала Глассфорда и миновав минные заграждения, в 22:00 1 марта 1942 года она вышла в море, уклонилась [95] от встречи с японскими кораблями и самолетами, выдержала тайфун в Индийском океане и прибыла в Южную Австралию — несколько потрепанная, но целая и невредимая.