«Монитор» и «Мерримак». С 1861 по 1862 г.
Это было на втором году Гражданской войны в Америке, во время борьбы партий, северной, или федеральной, и южной, или конфедеративной, когда первая силилась отстоять союз, а вторая стояла за рабство и право каждого штата, входившего в союз, на полную свободу во внутреннем самоуправлении. Ввиду существовавших тогда политических и физических условий, морская сила обязательно должна была в этой войне играть огромную роль, и победить суждено было той из воюющих сторон, которая могла обеспечить свое обладание морем.
Убедившись в этом, обе стороны обратили свое внимание на создание флота. Южные штаты, не имея ни промышленного производства, ни корабельных инженеров и не обладая почти ни одним портом, были поставлены в очень неблагоприятные условия для развития морской силы. Взятие Норфолка и Вирджинии, однако, дало им док и несколько деревянных корпусов кораблей, и таким образом они получили возможность приняться за дело. Кроме того, там же в их руки перешла артиллерия со всеми принадлежностями. В числе трофеев было 1198 орудий, 52 из них оказались Дальгреновскими — тяжелое гладкоствольное орудие{2}, тип, считавшийся тогда прекрасным. Недостаток железа и малое количество чугунолитейных заводов придали особенную ценность этим приобретениям; действительно, без преувеличения можно [14] сказать, что в первые дни войны только этими орудиями и вооружались корабли и форты. Если Юг терпел недостаток, не имея орудий для ведения борьбы, то едва ли в лучших условиях очутился он, когда, заручившись ими, ему понадобились обученные люди, умеющие обходиться с ними. В офицерах не было недостатка, но не было моряков — факт, который следует помнить, когда мы займемся описанием действий их кораблей в сражениях. В то же время их офицеры обладали способностями, отличались энтузиазмом, имели хорошие профессиональные знания и не сторонились нововведений в морском деле.
Боевые корабли Соединенных Штатов, за исключением тех, которые были затоплены в Норфолке, все остались в руках северного правительства. Все они были деревянные, построенные по старым образцам. В общей сложности их насчитывалось 74, суммарным водоизмещением 105 000 т, вооруженных 1783 орудиями, но из них не менее 32 являлись чисто парусными. Они были морально устаревшими, так как еще до введения брони пар уже стал обязательной принадлежностью боевого корабля. Из остальных хотя некоторые и были прекрасными и хорошо вооруженными, но очень немногие были пригодны для операций на мелководьях у берегов Соединенных Штатов.
За небрежное отношение к флоту, лишившее центральное правительство возможности немедленно снарядить грозную эскадру, северянам пришлось дорого поплатиться. В 1861 г. очень немногие из портов Юга обладали защитой, которая могла бы устоять даже против посредственной морской силы, но так как время шло, а такой атаки не было, то укрепления в Чарлстоне, Уилмингтоне и в Мобиле делались все сильнее и становились способными отразить любое нападение, за исключением разве что мощной одновременной атаки с моря и с суши. Сильный флот подавил бы желание отделиться в самом его начале{3}.
Попытка соперничать с северянами, строя корабли обычного типа, была бы для южан безнадежным делом. [15]
Единственным выходом для них было изобрести корабли чрезвычайной силы, требовавшие для управления ими небольшого числа людей и которые, по возможности, давали бы команде наилучшую защиту. «Неравенство сил может быть возмещено неуязвимостью. Не только экономия, но и успехи на море говорят нам о мудрости и целесообразности борьбы железа с деревом, невзирая ни на какие расходы» — так писал об этом мистер Меллори, секретарь флота Конфедеративных Штатов. Далее он доказывает, что защищенный железом корабль может бороться с бесчисленным количеством деревянных фрегатов, между тем, если южане будут строить деревянные суда, они, несомненно, сделаются жертвами многочисленных кораблей того же типа, которые принадлежат северянам. Следует создать новый и грозный тип. Эти слова были написаны в мае 1861 г. и обнаруживают глубокое понимание тактики. Не то чтобы идея брони была нова, но применение ее на флоте, хотя и прекрасное в теории, не было еще достаточно испытано в бою. Действительно, при Кинбурне фигурировали блиндированные плавучие батареи, но мнения насчет их успеха расходились. С другой стороны, в Англии, как и во Франции, строились или были уже построены броненосцы, а некий мистер Стивенс еще в сороковых годах начал строить в Соединенных Штатах блиндированную плавучую батарею. Но в Соединенных Штатах, государстве, столь изобретательном и вместе с тем столь расположенном приветствовать всякое отступление от существующих чертежей, честь быть первыми в применении брони принадлежит южанам. У северян было не менее дюжины кораблей, которые можно было снабдить такой же защитой, как и «Мерримак», но месяцы проходили, а ничего не делалось.
У южан проектировщики, строившие «Мерримак»{4}, имели в виду корабль Стивенса. Не имея подходящих мастерских и, как уже было сказано, весьма скудные судостроительные средства, они были вынуждены использовать [16] корпус и машину корабля, ранее принадлежавшего Соединенным Штатам и носившего название «Мерримак». Это был 40-пушечный фрегат водоизмещением 3500 тонн, и его большие размеры и новейшая артиллерия обратили на него всеобщее внимание, когда он в 1856 г. посетил Англию. Вот его описание: «Мерримак» считается опытным кораблем... Длина по грузовой ватерлинии 257 футов, наибольшая ширина 57 футов 4 дюйма, углубление 24 фута. Высота портов батарейной палубы над ватерлинией в носовой части 9 футов, а в кормовой — 12 футов. Размеры портов были в 3 фута 8 дюймов, и расстояние между ними 8 футов 6 дюймов. Грузовая вместимость 3197 тонн. Имелись порты для 60 орудий, но в настоящее время их было только 40. На верхней палубе он имел два 6-дюймовых орудия на центральном штыре нового образца, каждое орудие весом в 107 центнеров, и четырнадцать 8-дюймовых бомбических орудий старого образца. В главной палубе двадцать четыре 9-дюймовых орудия весом 83 центнера. Наибольший ход, как говорят, семь узлов при благоприятных условиях». (Sir H. Douglas «Navy Gunnery».) Построен он был в Чарлстоне в 1855 г.
В начале войны «Мерримак» и еще несколько других кораблей стояли в Норфолке, напротив верфи, ожидая экипаж. Когда южане стали угрожать этому порту, офицер Соединенных Штатов, в ведении которого они находились, решил сжечь склады и уничтожить корабли, полагая, что он не в силах вывести их оттуда. Поэтому «Мерримак» подожгли, но он пошел ко дну, пострадав не слишком серьезно, так что конфедераты-, вскоре завладевшие городом, принялись за работы по его подъему. Когда подняли машину, она была найдена в таком хорошем состоянии, что могла быть очень быстро исправлена, а корпус был еще достаточно крепок. Не имея корабельных мастеров, южане получили здесь материал, который дал им возможность осуществить их проекты.
Капитан 2-го ранга Броук составил черновой набросок по модели старого броненосца Стивенса. Все верхние надстройки, не уничтоженные огнем, были снесены, и [17] корпус был срезан до ватерлинии. Посередине корпуса был сооружен прямоугольный каземат длиной 170 футов. Борта этого каземата, сделанные из соснового дерева, толщиной в 20 дюймов были обшиты дубом толщиной в 4 дюйма и имели наклон в 45°. Поверх этой деревянной обшивки шли два ряда железной настилки{5} толщиной в два дюйма. Эта броня была прокатана из рельсов в Ричмонде, на единственном литейном заводе южан. Железные плиты имели толщину 8 дюймов; внутренний ряд был положен горизонтально, а внешний — вертикально; оба ряда скреплялись с деревом болтами, толщиной 1,375 дюйма, проходившими насквозь и заклепанными с внутренней стороны. Крыша над казематом состояла из решетки в 20 футов ширины и 160 футов длины. Мачты отсутствовали, а дымовая труба ничем не защищалась. Впереди каземата была устроена штурманская рубка в виде выступа конической формы, возвышавшаяся над палубой на три фута и покрытая четырехдюймовой броней. Железные плиты каземата наклонно уходили в воду приблизительно на два фута и слегка выступали над корпусом.
Значительная часть корабля не была защищена броней, так как из общей длины 280 футов 110 не было обшито броней. Кормовая палуба находилась почти на уровне воды, но на носу был построен легкий фальшборт для защиты каземата от ударов волн. К форштевню был приделан чугунный таран, который выступал на четыре фута. В каземате, имевшем закругленные оконечности, имелось 14 портов, нижние косяки которых возвышались над ватерлинией на пять футов. В батарее было поставлено 10 орудий, в носовой и кормовой части по два орудия, 7-дюймовых нарезных на центральных штырях, так что они могли стрелять по носу или по любому [18] из траверзой; на каждом борту было поставлено по одному 6-дюймовому нарезному орудию, скрепленному стальными кольцами, надетыми на казенную часть, и три 9-дюймовые гладкоствольные пушки Дальгрена, взятые со складов захваченного арсенала Норфолкского адмиралтейства. Работа была выполнена грубо; тем не менее это был грозный корабль; отсутствие мачт и такелажа, низкий наружный борт как в носовой, так и в кормовой части — все это было самым смелым отступлением от общепринятых корабельных чертежей. Надводная часть его была неуязвима для всех снарядов, за исключением разве только самой тяжелой артиллерии. Честь и слава составления этих чертежей одинаково принадлежит капитану 2-го ранга Броуку, задумавшему проект в общих чертах, и корабельному инженеру Портеру, проработавшему все детали. Затруднения, с которыми приходилось считаться, были очень существенны, так как за неимением железа и подходящих станков с вальцами для проката железных листов доставка брони из мастерских Ричмонда была очень затруднительна. Работы на корабле начались летом 1861 г., но только к марту 1862 г. оно было подготовлено к плаванию. Назначенный на него экипаж за неимением матросов состоял из 300 человек, взятых из конфедеративной армии, и был отдан под командование способного и энергичного капитана Бьюкенена, диссидента флота Соединенных Штатов. Старшим офицером стал лейтенант Джонс, также получивший свое образование во флоте Соединенных Штатов.
Тем временем северяне также поняли необходимость иметь броненосные корабли для морской войны, но их морское руководство оказалось гораздо менее проницательным, чем секретарь флота южан. В августе, через три месяца после того, как мистер Меллори принял решение в пользу брони, в Вашингтоне предложено было составить чертежи кораблей, обшитых броней, а в конце того же месяца капитан Эриксон, великий изобретатель, послал письмо президенту Линкольну, прося обратить внимание на спроектированный им неуязвимый корабль. В сентябре Эриксону удалось настойчивыми и решительными [19] доводами убедить совет построить по его чертежам один корабль{6}. [20]
Он должен был построить броненосец на свой страх и риск и по условиям контракта в случае неудачи он мог быть не принят, а все заплаченные деньги должны были быть возвращены. Его следовало построить в небывало короткий срок — 100 дней, так как успех «Мерримака» уже вызывал панику на севере. Контракт был заключен немедленно, но еще до того, как он был окончательно подписан, Эриксон заказал уже киль корабля и он прошел через вальцы прокатной машины.
Строившийся корабль, ставший потом столь известным под именем «Монитор», представлял собой еще более радикальное отступление от общепринятого типа военных кораблей, чем «Мерримак». При составлении проектных чертежей Эриксон руководствовался следующими логическими соображениями. Во-первых, корабль должен быть неуязвимым, и этого можно было достигнуть за счет большой толщины брони. Во-вторых, следовало иметь небольшую осадку, так как ему предстояло оперировать у мелководных берегов Южных штатов. В-третьих, его требовалось построить быстро, чтобы встретится с «Мерримаком», не дав времени этому кораблю конфедератов наделать вреда. И при этом требовалось, чтобы он был небольших размеров, и, следовательно, он не мог иметь большой батареи. И потому задача состояла в постройке корабля, вооруженного небольшим числом орудий, имеющих круговой обстрел. Удачным разрешением этой задачи Эриксон доказал, что он гениальный инженер.
Он решил, что местом постановки и защитой орудий будет башня. Таким образом, весьма небольшая блиндированная конструкция давала полную защиту; всю броню можно было сосредоточить на ней, вместо того чтобы распределять ее на протяжении громадного каземата, а так как башня вращалась, то орудия имели большой угол обстрела.
Идея была не нова. Говоря о ней, сам изобретатель заявляет: «Надстройка или башня для защиты аппарата, предназначенного для выбрасывания боевых снарядов, вращающаяся на штыре, изобретение уже древнее; я думаю, что оно было известно уже грекам. Я даже не [21] могу припомнить, чтобы в моей жизни был период, когда бы я не знал о ее существовании»{7}.
Правда, в это же время изобретатель Тимби предложил проект сухопутной батареи в виде круглой блиндированной постройки в несколько ярусов, вращающейся на штыре, с известным числом орудий на платформах; орудия могли последовательно наводиться на цель, так как башня вращалась. Этот непроработанный проект, однако, весьма существенно отличался от законченной конструкции Эриксона и даже не мог иметь претензии, что он опередил его идею, так как этот последний еще за 8 лет до того представил весьма схожий с этим проект императору Наполеону, воевавшему в то время с Россией. Просмотрев его, Наполеон возвратил проект, сопроводив его вежливым письмом, сообщив, что главным возражением против такого корабля является слишком малое число действующих орудий. Незадолго до получения письма Эриксона он распорядился начать постройку пяти броненосных батарей, которые действовали во время Крымской кампании.
В Англии кэптен Кольз самостоятельно придумал башню и представил в 1860 г. проект в Юнайтед Сервис Инститьют{8}, но форма башни, которую он предлагал, во многих весьма важных отношениях отличалась от башни Эриксона. Но пока все это оставалось в области теории, и до этого времени только одна Дания имела смелость отречься от системы бортовых пушек и принять эту новую защиту артиллерии для своих кораблей. Честь этого нововведения принадлежит почти исключительно инициативе морских властей Соединенных Штатов, которым здравый смысл подсказал, что в идее Эриксона много дельного. И это несмотря на то, что они его обвиняли во взрыве нового 12-дюймового орудия и в том, что его «Кэторик шип», удачный в теории, на практике оказался ошибкой. Однако они не ограничились одним упованием на «Монитор», а отдали приказ о постройке «Айронсайдса», корабля с бортовой артиллерией, в общем [22] весьма похожего по проекту на «Мерримак», но с той существенной разницей, что он имел 4,5-дюймовые хорошо прокатанные броневые плиты, вместо двух слоев железа у южан. Началась также постройка корабля «Галена» с броней из железных полос, но она окончилась полной неудачей.
Киль «Монитора» был заложен в октябре 1861 г., а 30 января 1862 г. он был спущен на воду, 15 февраля подготовлен к плаванию и через четыре дня сдан правительству, следовательно, окончен постройкой через 118 дней после закладки. По тем временам это был настоящий подвиг, хотя во время Крымской кампании плавучая батарея «Тандерболт» и была построена в Англии за три месяца. «Монитор», начиная с башни и заканчивая килем, был всецело произведением Эриксона и был весь переполнен разными новшествами, изобретенными им под впечатлением минуты, тем не менее оказавшимися весьма полезными на практике. Корабль этот имел 776 тонн старого измерения, а по-современному — 1000 тонн водоизмещения, наибольшая длина его была 172 фута, ширина — 41,5 фута, а углубление — всего 10,5 фута. Самой характерной чертой его был выступ бортов над нижней частью корпуса, так что он имел вид днища судна, прикрепленного к плоту. Раздавалось много жалоб на влияние этого выступа во время большой качки, так как в тот момент, когда корабль тяжело опускался, нижняя плоская поверхность выступа бортов так сильно ударялась о поверхность воды, что казалось, будто нижняя часть корпуса оторвется от верхней. Но, как кажется, эти жалобы были неосновательны, их следует приписать тому, что офицеры, командовавшие мониторами, не были еще знакомы с особенностями этих кораблей и не полностью освоились с их качествами.
Незначительное углубление и абсолютная необходимость защитить корпус корабля заставили Эриксона почти совсем погрузить его в воду, и потому при полной нагрузке борт выступал над водой только на два фута, и так как выступы эти были покрыты пятью слоями железа толщиной в 1 дюйм каждый, то они и не могли быть серьезно повреждены снарядами. Палуба была покрыта [23] железными листами толщиной в 0,5 дюйма, якоря и винт защищались выступами бортов, выдававшимися в носовой части почти на 14 футов, а в кормовой части — на 32 фута. Якорь висел в колодце на баке и мог быть отдан без того, чтобы хоть один человек выставился под выстрелы. Конфедераты были крайне озадачены, видя, что мониторы снимаются с якоря и швартуются как будто автоматически, и не могли понять, как это делается. Но эта система имела серьезный недостаток: якорный колодец самым гибельным образом ослаблял нос корабля, лишая его возможности действовать тараном. Башня находилась почти в центре корабля, внутренний диаметр ее равнялся 20 футам, высота — 9 футам, и она вращалась на штыре, упиравшемся в днище. Она защищалась 8 слоями плит, толщиной в 1 дюйм каждая, а крыша была сделана из катаного железа с решетками для доступа воздуха и выдвижными люками. В башне стояли две 11-дюймовых гладкоствольных пушки Дальгрена, выбрасывавшие снаряды весом от 135 и до 166 фунтов при 15 фунтах пороха. Корабль мог в случае необходимости нести и более тяжелые орудия, но таковых в запасе не имелось, и решено было воспользоваться более легкими, благо они оказались под рукой. Когда орудия были вдвинуты, массивные полупортики спускались сверху, как маятники, и закрывали порта. Кроме башни на палубе было еще пять выступающих частей. Спереди, в диаметральной плоскости, находилась штурманская или капитанская рубка, выдававшаяся на четыре фута над палубой, которая была сделана из 9 дюймовых брусьев, скрепленных в углах болтами. Сверху была наложена плоская 2-дюймовая плита, лежавшая совершенно свободно; ее можно было поднять, если бы возникла необходимость покинуть корабль. Штурманская или рулевая рубка была четырехугольной формы и едва вмещала в себе трех человек; штурвал был прикреплен к одному из передних брусьев; отверстия шириной в 0,625 дюйма позволяли видеть с расстояния 200 ярдов предмет высотой 80 футов. Если бы Эриксону дали время, он поместил бы рубку на верху башни, как это делалось на позднейших представителях того же типа, но он не смог ввиду сопряженных с этим многочисленных [24] затруднений сделать это в установленный правительством короткий срок.
Остальными выступающими частями на палубе были две квадратные дымовые трубы, возвышавшиеся над ней на шесть футов, которые убирались во время сражения, и два вентилятора, возвышавшиеся над палубой на 4,5 фута. Вся вентиляция была искусственная — еще одно замечательное нововведение. Воздух поступал и выходил через башню; система эта имеет то преимущество, что весьма быстро удаляется дым, но зато атмосфера делается невыносимо душной и вредной, так как тяга воздуха насыщена газами из котельного и машинного отделений.
Этот оригинальный корабль сильно критиковали. Даже начальник конторы дока коммодор Смит{9}, по-видимому, опасался, что он окажется неудачным, хотя сам он был ответствен за заказ. Главным образом он боялся, «что сотрясение башни после нескольких боевых залпов будет настолько сильно, что люди не в состоянии будут оставаться и действовать из орудий». Эриксон успокоил его на этот счет тем, что сообщил о виденных им в Швеции опытах — стрельбе из тяжелых орудий, помещенных в небольших ямах. Через несколько дней коммодор Смит опять пишет: «Я знаю, что опытные морские строители вычислили водоизмещение вашего корабля, и это вычисление привело к тому результату, что он не в состоянии будет держатся на воде при тех тяжестях, которые вы намерены на него погрузить, а если и удержится, то все-таки не будет обладать остойчивостью и не разовьет даже 4-узловую скорость... Я сам несколько сомневаюсь как в остойчивости корабля, так и в его морских качествах, ввиду резкости перехода от железной к деревянной части корпуса. Я думаю, что угол, образуемый выступом с корпусом, должен быть забран деревом, чтобы облегчить движения корабля во время качки». Затем он напоминает Эриксону, что тот лично отвечает за корабль, и советует ему сделать несколько изменений для обеспечения его [25] плавучести. Строитель успокоил Смита, но вскоре ему опять пишут: «При большом волнении один борт батареи поднимется из воды или волна отхлынет из-под него, а затем при опускании борта или при накате волны нижняя деревянная часть получит такое сильное сотрясение от удара, что люди не устоят на ногах»! Боязливый джентльмен через несколько дней принимается опять за нападки, утешительно заверяя: «Чем более я раздумываю о вашей батарее, тем более я страшусь за ее пригодность». Теперь он опасается, что команда задохнется: «Ваш проект вентиляции, по-видимому, осуществим, но моряки не имеют пристрастия жить под водой без возможности при случае подышать воздухом при солнечном свете. Я предложил бы построить на палубе временную рубку, которая увеличила бы груз не более как на 3 или 10 тонн». Пресса также набросилась на этот корабль, называя его «Блажь Эриксона» и «Безумие Эриксона», обвиняя строителя в том, что он таким образом расточает средства страны. Адмирал Портер был в числе немногих, сумевших понять достоинства этого броненосца. «Это один из самых сильных боевых кораблей мира, — пишет он, — и будет бичом для всего плавающего».
Корабль был спущен среди всеобщей критики. На пробной миле рулевой привод и машина действовали плохо, и благодаря небрежности одного инженера оба пушечных станка временно не могли действовать. Руль балансирного типа из-за ошибки чертежника оказался не на месте, и Морской департамент пожелал заменить его рулем более соответствующей их вкусам системы. Эриксон отказался допустить подобное изменение, требовавшее месячной отсрочки, и менее чем в трехдневный срок привел рулевой привод в должный порядок. Он писал: «Монитор» — мой, и ничего в нем не будет изменено». Он лично составил чертежи корабля и всех его основных частей: корпуса, башни, пушечных станков, машины, механизма для подъема якоря — и, кроме того, применил более 40 своих изобретений, достойных патента. Немудрено, что он назвал корабль своим.
Стоимость корабля по контракту была определена в 275 000 долларов, которые были уплачены по частям, в [26] шесть сроков. В действительности стоимость составила 195 000 долларов, таким образом появилась весьма существенная экономия. Башня была построена на железоделательном заводе Нэвелти, а корпус — на заводах Роуленд. Правительство задерживало все платежи, а если и выплачивало, то не всегда настоящую цену, так что строитель часто попадал в затруднительное положение, а постройка замедлялась. Действительно, даже через неделю после того, как корабль доказал свои выдающиеся боевые качества в схватке с «Мерримаком», еще не было уплачено 68 750 долларов. Срок, назначенный в контракте для полной постройки, был продлен вследствие беспечности и неторопливости Морского департамента, и Эриксону стоило многих трудов добиться уплаты всего, сколько следовало по расчету.
Таково было положение дел зимой 1861 и 1862 гг. Обе стороны наперегонки спешили завершить постройку своих броненосцев. Северяне знали о постройке «Мерримака», они знали также, что, если южане добьются даже временного обладания морем, дело их будет проиграно. Ставка, за которой гнались, была немалая — борьба за существование Союза. Тревожное беспокойство этих дней ушло в историю и забыто, но, оглядываясь на истекшие 30 лет, не должно быть ни одного человека английской нации, который не порадовался бы тому, что северяне не были побиты в этом состязании и что великая Республика, избегнув распада, благополучно вырвалась из бурного моря войны.
Неусыпные труды Эриксона на пользу своей приемной родины нашли себе награду в оценке критика, написавшего ему 29 января следующее: «Мерримак» вышел из дока и готов для пробного плавания. Я думаю, что чугунные снаряды батареи Эриксона, если ей удастся приблизиться к нему, разобьют ее 2,5-дюймовые плиты, между тем 9-дюймовые снаряды и бомбы «Мерримака» не собьют Вашу башню. Поскорей бы нам удалось испытать это на деле, так как «Мерримак» наделает много хлопот нашим кораблям, стоящим на рейде Гемптона».
Название «Монитор» было дано кораблю северян по предложению Эриксона, чтобы возбудить в Британском [27] адмиралтействе сомнение в разумности трат сотен тысяч на броненосные фрегаты и предостерегало бы предводителей мятежников даже думать о том, что они могут закрыть свои берега от флота Соединенных Штатов.
Когда корабль был сдан правительству, его командиром стал лейтенант Уорден, старшим офицером Грин, а инженеру Неротону была поручена машина. Команду набрали из волонтеров, так как служба на нем считалась опаснейшей. Первоначально «Монитор» собирались отправить в Мексиканский залив, но затем послали на рейд Гемптона, и он вышел к месту назначения из Нью-Йорка 6 марта, под конвоем двух пароходов. Едва он успел уйти, как появился новый приказ, изменявший прежнее назначение и приказывавший ему идти в Вашингтон, но, к счастью, уже было поздно. Старший из командиров на гемптонском рейде был извещен об этом изменении, но после прихода корабля решил ослушаться, что оказалось великим благом для Соединенных Штатов.
В субботу, 8 марта, грозная федеральная эскадра встала на якорь на гемптонском рейде. Около батарей Ньюпорт Ньюс стояли корабли «Камберленд» и «Конгресс», а ниже, между Ньюпорт Ньюс и фортом Монро, — однотипные паровые фрегаты «Миннесота» и «Роанок» и парусный фрегат «Сент Лоуренс». Все они были деревянные, без брони и вскоре доказали свою устарелость. «Миннесота» и «Роанок» имели водоизмещение по 4500 т и по конструкции были очень похожи на «Мерримак» до его переделки{10}.
Утро выдалось великолепное, ясное и теплое. Ничто не предвещало приближения грозы. Офицеры северян, под влиянием одной с умыслом написанной газетной статьи («Ричмондской газеты»), уже начинали сомневаться в боевых качествах «Мерримака»; корабли спокойно стояли с поднятым для просушки бельем и со шлюпками на выстрелах. Все надеялись на скорое избавление от гнетущей тоски при блокаде. Уже прошло некоторое время [28] после первой склянки, когда квартирмейстер на «Конгрессе» заметил дым, показавшийся над лесом, окаймляющим устье Норфолка. Понаблюдав некоторое время, он обратился к вахтенному офицеру со следующими словами: «Я думаю, та штука наконец-то подходит к нам, сэр».
В это утро «Мерримак» вышел из Норфолка для испытаний. Офицеры и команда приобщились Св. Тайн, так как им казалось, что они идут на отчаянное предприятие. Команда была необученная, машина была безнадежно неисправна, нельзя было надеяться на нее в течение хотя бы шести часов подряд, и в лучшем своем состоянии она могла только двигать корабль вперед; рулевой привод не имел защиты и был весьма несовершенной конструкции, так что требовалось 35 минут, чтобы развернуть корабль. Из орудий еще ни разу не стреляли, и до последней минуты толпа рабочих и механиков трудилась на нем, чтобы привести его в готовность. Корабль являлся новинкой, и вдобавок к этому капитан Бьюкенен был нездоров{11}. Поэтому неудивительно, что команда питала мало доверия к броненосцу, хотя вообще южане возлагали на него большие надежды и с беспокойством ждали известий о его подвигах.
«Мерримак» сопровождала ликующая толпа на пароходах и небольшие канонерские лодки «Йорктаун», «Джеймстаун», «Бофорт», «Релей» и «Тисер», вооруженные в общей сложности 17 орудиями. Когда он дошел до Сьюэлл Пойнт, артиллеристы находившейся там конфедеративной батареи встретили его криками «Ура», затем он повернул к западу и вошел в южный фарватер, чтобы подойти к «Камберленду». На кораблях северян пробили тревогу, приготовились к бою и для рекогносцировки выслали вперед «Зуав», небольшую канонерскую лодку. Этот маленький кораблик атаковал «крышу гумна с огромной трубой», дав выстрел из своего 32-футового нарезного орудия, но скоро убедился, что не может нанести вреда, и отступил. «Мерримак» не обратил на него никакого внимания и спокойно шел вперед. В начале второго часа пополудни в него начали стрелять с «Камберленда», а потом с [29] «Конгресса» и с прибрежных батарей. Снаряды, однако, не наносили ему вреда, и офицеры-юнионисты окаменели от удивления, увидев, что снаряды отскакивали от его блиндированного корпуса, точно горошины.
Прошло более часа, прежде чем последовал ответ на этот огонь. Наконец полупортик носового орудия был приподнят и команда «Камберленда» увидела, как выдвинулось семидюймовое нарезное орудие. Что-то блеснуло, и сильный взрыв бомбы убил и ранил большую часть прислуги кормового поворотного орудия «Камберленда». Затем «Мерримак» прошел мимо «Конгресса» на расстоянии 200 ярдов, дав и получив бортовой залп.
На «Конгрессе» произошло ужасное кровопролитие. Раненых было мало, так как бомбы убивали людей на месте. «Наша опрятная красивая палуба, — пишет один из офицеров, — в один миг превратилась в бойню; оторванные снарядами руки и ноги, окровавленные почерневшие тела были разбросаны всюду, а кровь и мозги буквально лились с бимсов». Квартирмейстеру, который первый заметил приближение «Мерримака», оторвало обе ноги, и он вскоре умер, убеждая команду твердо держаться до последней возможности. Когда страшный противник пошел вверх по течению, чтобы атаковать «Камберленд», команда «Конгресса» подумала, что он удаляется, и прокричала громкое «ура». Но им суждено было пострадать еще сильнее.
Оставляя «Конгресс» на своей правой раковине, «Мерримак» пошел вперед, направляясь прямо на «Камберленд». Бьюкенен решил пустить в дело таран — первый пример в современной истории — перед ним стоял большой беспомощный парусный корабль. В то время как «Мерримак» приближался, шлюп обстреливал его своими жалкими недействительными залпами, так как экипаж решил сражаться до последней капли крови. Наконец железный таран «Мерримака» ударил в фоковые руслени правого борта «Камберленда», который сильно накренился, между тем как на «Мерримаке», который дал задний ход машине, удар почти совсем и не почувствовали{12}. [30]
Затем «Мерримак» отошел назад, причем оказалось, что в борту корабля северян была пробита громадная пробоина, но «Мерримак» при этом потерял свой плохо приделанный таран. Сделав затем выстрел из своего носового орудия, он потребовал сдачи злополучного шлюпа. Лейтенант Моррис ответил: «Никогда! Я погибну со своим кораблем!» После этого отказа флотилия южан более получаса обстреливала медленно погружавшийся «Камберленд». Не было и речи о сдаче, американские моряки героически и непоколебимо сражались до конца, все стреляя в нападавшего на них неуязвимого противника, несмотря на то что палуба была покрыта убитыми и умирающими; вода все прибывала, а на носу развевался красный флаг: «Не сдаемся».
Этот великий военный подвиг, этот решительный отказ признать поражение вызывает воспоминания о «Ванжере» и великих словах Дю Шайлы: «Tirez, tirez». (Стреляйте, все время стреляйте, быть может, последний выстрел сделает нас победителями). Но «Ванжер» сражался с неприятелем одного с ним типа и класса, между тем как «Камберленд» имел перед собой противника, которому почти невозможно было нанести вред. Возможно, было бы благоразумнее сдаться. Это спасло бы много жизней, но следует помнить, что эти люди не погибли даром; оставшиеся в наследство примеры великих подвигов необходимы для жизни нации. Смерть и поражение, связанные с проявлением величия души, поднимают дух народа. Северяне, стоя лицом к лицу с южанами, боролись с ними не на жизнь, а на смерть; им предстояло в будущем еще много тяжелых испытаний, предстояли минуты, когда мысль о победе казалась несбыточной. Но память о тех, кто с таким мужеством и благородством шел навстречу смерти, не склоняя головы перед неминуемой гибелью, смело глядя ей в глаза, воодушевляла флот и поднимала дух нации. Национальный характер — это нечто более священное, чем отдельная человеческая жизнь. Итак, после последнего выстрела последней пушки, когда «Камберленд» уже наполовину погрузился в волны, народ Соединенных Штатов должен был понять, что никакие неудачи, как бы они ни были велики, не поколеблют [31] стойкости моряков, если ими руководят люди, умеющие их воодушевить, а у конфедератов должно было появиться предчувствие, что победа не может оставаться за ними.
Кроме того, впоследствии было установлено, что стрельба по «Мерримаку», казавшаяся тогда столь безрезультатной, прошла для него не совсем бесследно и значительно ослабила его перед встречей с броненосцем «Монитор».
Между тем «Мерримак», имея после таранного удара небольшую течь в носовой части, направился к «Конгрессу», которому пришлось соперничать в своем сопротивлении с «Камберлендом». Командиром «Конгресса» был сын того коммодора Смита, о котором мы говорили ранее; это был человек решительный, бескомпромиссный, обладавший непреклонным характером. Когда в то роковое воскресенье отцу его сообщили в Вашингтоне, что «Конгресс» сдался, первые его слова были: «Значит, Джо убит! Он не сдаст своего корабля!» Так и было. Молодой человек погиб в самом начале боя, пораженный в грудь осколком бомбы.
«Конгресс», видя участь, постигшую «Камберленд», поставил марселя и кливер и с помощью «Зуава» направился к мелководью Ньюпорт Ньюса. Здесь он встал на мель, и если это и мешало, зато противник не мог подойти к нему так близко, чтобы иметь возможность его таранить. «Мерримак» приблизился насколько было возможно и занял позицию на расстоянии 150 ярдов, с которой он мог всей своей бортовой батареей обстреливать продольными выстрелами корабль северян, между тем «Конгресс» мог на него направить только два орудия. Хуже всего было то, что «Миннесота», «Роанок» и «Сент Лоуренс», идя на помощь «Камберленду», также сели на мель, обстоятельство, впрочем, по всей вероятности, спасшее их от гибели.
Затем кровавое дело возобновилось. Снаряды броненосца попадали продольно в «Конгресс», проникая всюду, и скоро подбили его ретирадные орудия. Незадолго до того, как последнее из ретирадных орудий было приведено в негодность, прекратилась подача снарядов, и, [32] видя, что их не подают наверх, офицер, заведовавший этими орудиями, отправился вниз, чтобы узнать, в чем дело. «Когда глаза мои привыкли немного к темноте и едкому дыму от горящего дуба, — пишет он, — я увидел, что повара и вестовые кают-компании, поставленные в ряд для передачи полных зарядных ящиков, были сбиты бомбой и все были убиты или ранены». Палубу приходилось все время окатывать водой, чтобы не допустить возгорания, а также и кубрик, где лежали раненые, страдания которых еще усугубляла ледяная вода. Переборки были выбиты, чтобы провести шланги, а внутренние помещения представляли такую картину разрушения, которую трудно описать. Целый час «Конгресс» выдерживал огонь «Мерримака» и четырех канонерских лодок{13}. Он уже загорелся во многих местах, команде его, или, вернее, ее остаткам, нечего было делать у орудий, так как ни одно из них не могло быть наведено; ничего другого не оставалось, как сдаться, и потому флаг был спущен.
Тотчас явились офицеры с «Мерримака» и канонерских лодок и приказали команде оставить корабль, так как «Конгресс» решено было сжечь. Береговые батареи, увидев такое приближение конфедеративных сил и не понимая, в чем дело, встретили их оживленным ружейным и пушечным огнем, ранив капитана Бьюкенена и несколько конфедеративных офицеров. Последние отошли опять на некоторое расстояние и начали вновь расстреливать «Конгресс», уже объятый пламенем, команда которого, как могла, добралась до берега.
Таким образом, «Мерримак» уничтожил два корабля северян. Видя, что «Конгресс» стал добычей огня, он направился к ближайшему противнику — «Миннесоте», крепко засевшей на мели. День клонился к концу, оставалось всего два часа до наступления ночи; вода быстро убывала. Броненосцу, поскольку было очевидно, что он не может рискнуть пройти северным фарватером, чтобы ближе подойти к своему врагу, пришлось избрать южный, на котором он находился на расстоянии целой мили [33] от своего противника. А канонерки подошли ближе, выбрав для атаки такую позицию, которую «Миннесота» могла обстреливать только из одного тяжелого орудия. Однако «Миннесота» при содействии своих товарищей меньшего размера после часового боя отбила атаку, не получив серьезных повреждений.
В это время «Сент Лоуренс» сошел с мели, подошел и обменялся выстрелами с «Мерримаком», но вследствие наступления сумерек последний наконец удалился. Лоцман не брал более на себя ответственность за сохранность корабля, который считался единственной надеждой южан, и потому сочли более благоразумным не рисковать его потерей. Свое дело он легко мог окончить и на следующее утро.
Пылающий «Конгресс» всю ночь освещал воды Гемптонского рейда; после двух часов ночи крюйт-камера взлетела на воздух, но пожар и после этого не прекратился, корпус его горел даже после восхода солнца. В этом сражении северяне потеряли 250 человек убитыми и утонувшими и, вероятно, еще больше ранеными; два корабля у них были уничтожены. С другой стороны, «Мерримак» получил небольшую течь; все выдававшиеся над броней части были снесены снарядами, но сквозь броню не проник ни один; на нем всего два человека были убиты и восемь ранены. На канонерских лодках насчитывалось 13 убитых и раненых.
Этот ужасный погром произвел потрясающее действие на северян. В одно мгновение их великолепные фрегаты оказались никуда не годными. Между Нью-Йорком и этим грозным броненосцем единственной преградой оставался крошечный «Монитор», в то время находившийся уже несколько дней на воде. В воскресенье, после сражения, Линкольн созвал совет министров, на котором мистер Стэнтон в своей речи выразил охватившее всех чувство страха и смятения: «Мерримак» изменит весь ход войны; он уничтожит одного за другим все военные корабли; он возьмет контрибуцию со всех приморских городов. Я тотчас же велю отозвать Бернсайда; Порт-Ройял надо покинуть. Я прикажу всем губернаторам и муниципальным властям на Севере принять немедленно [34] все меры для обороны портов. Я не сомневаюсь, что неприятель в это время уже на пути в Вашингтон, и ничуть не удивлюсь, если в Белом доме появятся бомбы и ядра его орудий, прежде чем мы покинем эту комнату». Линкольн хотя и был сильно удручен случившимся, но не разделял этих преувеличенных опасений. Предлагали затопить «Сент Лоуренс» поперек русла реки Потомак для его заграждения, и было подано предложение опустить в воду сети и разные препятствия, в которых должен был запутаться винт «Мерримака».
Южане были вне себя от радости. Гонца с этой великой новостью, на каждой станции по дороге в Ричмонд, окружала толпа, теснившаяся около него и требовавшая, чтобы он рассказывал о ходе и подробностях сражения. Насколько велик был упадок духа у северян, настолько же воспрянули южане. В тот критический момент обе стороны инстинктивно поняли великое значение морской силы.
Опасения северян, конечно, оказались преувеличенными. «Мерримак» не обладал мореходностью; порта его располагались всего на шесть футов выше ватерлинии, а потому он не мог сражаться в открытом море. Неисправная машина его, даже и в тихую погоду еле двигавшая корабль вперед, во время шторма не выдержала бы напряжения, а неумелая и неопытная команда его во время схватки в открытом море{14}, по всей вероятности, обошлась бы с ней немилосердно. Кроме того, «Мерримак» был нужен южанам для охраны Ричмонда со стороны [35] моря, а так как он не мог в одно и то же время охранять гемптонский рейд и бомбардировать Нью-Йорк или Вашингтон, то этим городам не грозила ни малейшая опасность. Но если бы ему удалось удалить хоть на несколько дней блокирующую эскадру северян, провиант и боевые запасы были бы свободно доставлены в Южные Штаты и более чем вероятно, что это могло значительно продлить войну.
При атаке деревянных кораблей все преимущества были на стороне «Мерримака». Парусный «Камберленд» не мог уклониться от удара тарана; будучи неподвижным, он не мог нанести ни малейшего вреда носовой части своего противника, кроме того, он был вооружен такими орудиями, которые оказались не в состоянии пробить броню «Мерримака». Результаты этого боя и успех австрийцев при Лиссе привели к тому, что стали придавать тарану огромное значение, но за последние годы взгляды эти несколько изменились. Мистер Лэйрд Кловес в одном очень осторожном журнале{15} доказывает, что из многочисленных попыток действовать тараном лишь немногие привели к какому-нибудь результату. Атаковать тараном корабль, находящийся под парами в открытом море, — чрезвычайно трудная операция. Если же при этом оба противника обладают быстрым ходом, то опасность, которой они подвергаются, одинакова как для нападающего, так и для атакуемого. Если же приходится очень близко подходить к неприятельскому кораблю, то надо иметь в виду опасность, которую представляет торпеда. Смелый и решительный командир даже на самом слабом корабле может этим способом уничтожить врага. Хотя артиллерия очень усовершенствована и в ней применяются всевозможные взрывчатые составы, но еще не выяснилось, можно ли, пользуясь исключительно этими средствами, потопить хорошо построенный современный корабль. Действие тарана столь быстро, а внезапная потеря корабля может иметь такое подавляющее моральное значение, что, быть может, весьма разумно прибегнуть к этому средству в начале сражения. В этом случае крейсера поставлены [36] в весьма невыгодные для них условия, так как носовая часть у них так слаба, что, по словам одного новейшего писателя по морской тактике, ему опасно наносить удар всему тому, что потверже моллюска{16}. В Англии и Америке строили специально таранные корабли, но нельзя сказать, чтобы моряки встретили их одобрительно. Вопрос этот еще ждет своего разрешения, а решить его может только настоящий бой двух сильных флотов.
В девять часов вечера, в день первого боя «Мерримака» на гемптонском рейде, появилось странное по внешности паровое судно, которое прозвали «Ящик из-под сыра на плоту». Оно застало «Конгресс» еще ярко пылающим, слышало гром его орудий и грохот взрыва его крюйт-камеры. Переход «Монитора» из Нью-Йорка был ужасный. Это маленькое суденышко, предназначавшееся только для плавания по тихой воде и имевшее не более шести узлов хода, с командой, непривычной и незнакомой с ним, выдержало океанское плавание. «Монитор» шел на буксире «Сент Ло», под конвоем двух канонерских лодок. Первый день перехода был удачен, но на второй день ветер засвежел, поднялось сильное волнение, волны перекатывались через всю его низкую верхнюю палубу. В люках оказалась течь, вода вливалась через дымовые трубы, отверстия вентиляторов и через клюзы в якорный колодец, который по недосмотру или по неведению не был сделан водонепроницаемым. Под башню вливался целый водопад. Вместо того чтобы вращаться на погонах, вся тяжесть башни поддерживалась и приводилась в движение посредством центрального штыря. Когда корабль не был подготовлен к бою, нижний край башни покоился на вделанном в палубу кольце из пушечного металла. В этих условиях течи не возникло бы, но, по «умозаключению» морских властей, башня была приподнята, и пространство между ее нижней поверхностью и кольцом заложили пенькой.
Конопатку эту вода скоро смыла, и в образовавшуюся щель вливались обильные потоки воды. Тем временем вода, пробираясь по дымовым трубам и обращаясь в убийственные [37] пары, наполнила ими машинное отделение и выгнала оттуда всю команду. Двух инженер-механиков, попытавшихся проникнуть в машину, чтобы остановить водяной поток, вытащили оттуда в бесчувственном состоянии. Ремни вентиляторов, которые также промокли, соскочили, и всякая вентиляция прекратилась. Огонь без всякой тяги быстро убавлялся, и вскоре пар упал настолько, что не мог приводить в действие установленные на корабле сильные помпы. Пришлось прибегнуть к ручным помпам, но они не были достаточно сильны, чтобы поднять воду до верха башни, единственного отверстия, которым можно было пользоваться в свежую погоду. Приходилось передавать ведра вручную, на что было потрачено много времени, а воды убавилось очень немного. Из якорного колодца доносились душераздирающие стоны и крики, а, как известно, моряки самые суеверные люди, и потому это явление нагнало на команду уныние и способствовало упадку духа. Причиной этих стонов был, по всей вероятности, сжатый воздух, двигавшийся в ограниченном пространстве во время качки, но в те времена подобные объяснения не встречали доверия, а стоны, вследствие своего сходства с «предсмертными стонами двадцати человек», нагоняли суеверный страх на команду. Впрочем, к вечеру шторм стих и команде удалось выкачать воду, но к полуночи волнение снова усилилось, тяжелое положение возобновилось, а кроме того, осложнилось порчей рулевого привода.
В субботу утром «Монитор» опять очутился на тихой воде, исправил свои дефекты, а в 16 часов команда услышала вдали гул выстрелов из тяжелых орудий и поняла, что на гемптонском рейде происходит сражение. От встретившего их лоцмана узнали о том, что произошло. Немедленно стали готовиться к бою, очистили палубу и подняли башню, причем оказалось, что поворотный механизм заржавел от морской воды и плохо действует. Несмотря на все усилия, он только к 21 часу дошел до форта Монро, уже после того, как «Мерримак» удалился с поля сражения.
Команда была буквально до истощения утомлена отчаянной борьбой со стихией и измучена заточением внутри [38] корабля, в котором не действовала вентиляция, так что единственным безопасным местом был верх башни. Тем не менее «Монитор» хорошо держался на воде и доказал свою остойчивость, а сильная течь не может быть поставлена исключительно в вину строителям. Команда вела себя мужественно и проявила, несмотря на все испытания, бодрость духа. Лейтенант Уорден отправился к капитану Марстону на «Роанок», получившему приказание отправить «Монитор» в Вашингтон; но это приказание Марстон не выполнил, и хорошо сделал. Вместо этого он решил оставить его на рейде; затем он взял лоцмана, который провел «Монитор» к тому месту, где стояла «Миннесота», около которой броненосец и стал на якорь в ожидании следующего дня.
Тем временем в Норфолке «Мерримак» был осмотрен для исправления его повреждений. Ненадежная его машина чинилась; отверстие, образовавшееся при потере тарана, было закрыто обшивкой; осмотрен был рулевой привод. Едва начало светать, он опять направился на гемптонский рейд, чтобы закончить свое дело. Когда рассвело, он увидел «жестяную манерку на валуне», которой суждено было положить конец его победам.
Среди северян царило уныние. Команды кораблей, стоявших на гемптонском рейде, видели, как за несколько часов были уничтожены два прекрасных корабля, не причинив, как казалось, ни малейшего вреда неприятелю. Они знали, что теперь их очередь. «Миннесота» беспомощно стояла на мели, и казалось, что ей не избежать участи «Конгресса», когда прилив позволит «Мерримаку» подойти.
Рядом с фрегатом «Миннесота» стоял этот странный, неиспытанный «Монитор», к которому, в общем, флот относился с крайним пренебрежением; он едва уцелел на переходе морем, и его трудно было считать способным противостоять такому могучему броненосцу, как «Мерримак». Команда корабля была до крайности утомлена, инженер-механик лежал больной в своей койке, а командир измучился в томительной борьбе с морской стихией. Нечасто встречаются примеры, когда корабли вступали в бой, имея столько шансов против себя. [39]
Увидев своего противника, Уорден поднял якорь и пошел ему навстречу.
Конфедераты увидели «Монитор» еще ночью, при свете горящего «Конгресса». Лейтенант Джонс принял на себя командование броненосцем вместо раненого Бьюкенена. В сражении предыдущего дня он принимал участие как старший офицер; это был способный, энергичный человек, приобретший опыт еще во флоте Соединенных Штатов. В ничтожном с виду корабле северян он узнал своего главного противника и понял, что если его не уничтожить, то вряд ли удастся расправиться с деревянными кораблями Союза, очистить дорогу на Вашингтон. Появилось новое препятствие, и это препятствие следовало преодолеть.
Когда «Мерримак» подходил, подобно Голиафу, собирающему сразить Давида, он обменялся выстрелами с фрегатом «Миннесота», а вскоре после того его атаковал «Монитор». В штурманской рубке последнего находились лейтенант Уорден, квартирмейстер и штурман. Башня была поручена лейтенанту Грину, а инженер Стимере с 16 людьми действовал орудиями и поворотным механизмом башни. День был солнечный и ясный, и толпы зрителей покрывали берега с обеих сторон, с жадностью ожидая исхода сражения. Конфедераты сознавали, что, если им удастся уничтожить эскадру северян, морской берег будет для них открыт. Северяне сознавали, что единственной их надеждой был «Монитор».
В 08:30 «Мерримак» начал бой, выстрелив в «Монитор» из своего носового 7-дюймового нарезного орудия. Цель была очень мала, и попасть в нее не удалось. Пришла очередь «Монитора»: он вплотную подошел к своему могучему противнику и ответил, выстрелив в упор из двух 11-дюймовых орудий 170-фунтовыми снарядами. Снаряды отскочили от покатых бортов «Мерримака», не нанеся ему никакого вреда. Это объясняется тем, что заряд пороха состоял всего из 15 фунтов, тогда как впоследствии оказалось, что 11-дюймовые пушки Дальгрена могли быть заряжены вполне безопасно вдвое большим количеством пороха. К тому же лейтенант Грин придал орудиям небольшой угол возвышения, вместо того чтобы [40] дать им угол снижения и ударить в борт «Мерримака» под прямым углом. После того как «Монитор» сделал выстрелы из своих двух орудий, «Мерримак» направил на него орудия своей батареи правого борта и снаряд за снарядом стал ударять в башню «Монитора». Сотрясение было очень сильное, но ни люди, ни башня от этого не пострадали. Совершенно не оправдалось предсказание, что все находящиеся в башне будут оглушены или убиты. Это немедленно подняло дух команды и вселило в нее доверие к своему кораблю.
У обоих противников не оказалось повреждений, они снова зарядили орудия, и сражение возобновилось. «Монитор» вместо снарядов из кованого железа{17} стрелял массивными чугунными снарядами, которые при ударе разбивались. В свою очередь «Мерримак» вступил в бой, вообще не имея сплошных снарядов; он был снабжен только бомбами и ядрами, пригодными для уничтожения деревянных судов. Имей он закаленные снаряды для 7-дюймовых нарезных орудий, он мог бы пробить башню «Монитора». Вследствие этих обстоятельств произошла хотя и сильная, но безрезультатная перестрелка; оба корабля стреляли так быстро, как только было возможно. «Монитор» делал один выстрел через каждые семь минут, а «Мерримак» — через каждые 15 минут. Последний, однако, видя, что огонь его не производит ровно никакого действия, уменьшил его. Лейтенант Джонс, спускаясь с палубы, увидел, что часть прислуги у орудий стоит в бездействии, спросил, почему не стреляют. Ему ответили, что порохом следует дорожить и что после двухчасового непрерывного огня ясно, что выстрелы вредят противнику столько же, как и щелканье пальцами. «Монитор» имел огромное преимущество: он обладал лучшим ходом и им было легче управлять. Кроме того, [41] вращающаяся башня давала ему возможность направлять орудия во все стороны; «Мерримак» же с трудом наводил свои орудия через небольшие порта.
Управление поворотным механизмом башни «Монитора» было весьма затруднительно. Трудно было привести башню в движение, но еще труднее было остановить движение. На палубе, под башней, делали отметки для обозначения правого и левого борта, но сажа из дымовой трубы быстро уничтожала их следы. Весьма трудно было из башни наводить на цель орудия, так как, кроме портов, не было других световых отверстий, а порта были так малы, что выдвинутые орудия закрывали их вплотную; если же орудия вдвигались, порта плотно закрывались полупортиками. Как только представлялась возможность, с «Мерримака» упорно стреляли из ружей в порта; но чтобы не дать снарядам проникнуть в башню «Монитора» или смять полупортики, после каждого выстрела поворачивали башню, отводя таким образом порта от неприятеля. Если бы кто-нибудь из орудийной прислуги был бы убит или неспособен исполнять свои обязанности, его было бы некем заменить, так как на корабле имелось только самое необходимое для управления им количество людей.
Еще в самом начале боя испортилась переговорная трубка, обеспечивавшая сообщение башни с штурманской, рубкой и потому для передачи приказаний в башню был поставлен ряд людей. Один из стоявших в цепи людей был из сухопутных, не понимал и потому перевирал технические термины. Находившиеся в башне не имели понятия о том, в каком направлении находится неприятель, так как во вращающейся башне или барбете очень скоро теряется способность ориентироваться, и потому стреляли наудачу. Башню приводили в движение и, как только противник входил в угол обстрела, быстро и последовательно стреляли из всех орудий. Приходилось принимать все меры предосторожности, чтобы выстрелы не попадали в штурманскую рубку или даже около нее, потому что при стрельбе вперед, даже под углом в 30 ° от диаметральной плоскости, напор воздуха так поражал находившихся там офицеров, что полдюжины выстрелов [42] было совершенно достаточно, чтобы довести их до бесчувственного состояния. Стрелять назад нельзя было также менее как под углом в 50 °, чтобы сотрясение воздуха не повредило котлов, находившихся очень близко к палубе. Вопреки всем предсказаниям, в самой башне сотрясение от стрельбы не сказывалось вредно на людях, но все стоявшие в момент ударов неприятельских снарядов около башни или прислонившись к ней более или менее пострадали. Исполнявший должность шкипера Стоддер стоял, прислонившись к башне, в то время как в нее ударила бомба, и был оглушен, точно так же и два других члена экипажа подверглись той же участи. Все трое, однако, вскоре оправились, так как они не получили других более серьезных повреждений.
Убедившись в бесцельности перестрелки, длившейся уже некоторое время, Уорден решил нанести удар тараном. Он устремился на винт «Мерримака» в надежде повредить его, но промахнулся всего на два фута. Корабли слегка коснулись друг друга, и в этот момент «Монитор» почти в упор выстрелил в корпус своего противника из 11-дюймового орудия; снаряд вдавился в броню, но не пробил каземата. Лейтенант Джонс высказывал мнение, что если бы по тому же месту сделали еще выстрел, то каземат был бы пробит, но на это у артиллеристов «Монитора» не хватило ловкости и искусства.
Видя, что «Монитор» так свободно маневрирует, а ход «Мерримака» все уменьшается из-за отсутствия дымовой трубы, разбитой еще во время схватки предыдущего дня, Джонс решил оставить «Монитор» в покое и заняться уничтожением фрегата «Миннесота». Но расчет этот он сделал без штурмана. Этот человек до смерти боялся сильного бортового залпа союзного фрегата и потому вместо того, чтобы подойти к фрегату «Миннесота», поставил «Мерримак» на мель. Здесь он простоял некоторое время, а «Монитор» кружился около него, отыскивая у врага слабое место, чтобы нанести удар тараном. Но или командир побоялся очень рисковать «Монитором» — мы знаем, что нос его был ослаблен якорным колодцем, — или же кораблем плохо управляли, но «Мерримак» успел сойти с мели и уклонился от удара. Фрегат [43] «Миннесота» пострадал очень мало; от одной взорвавшейся бомбы начался пожар, который удалось быстро потушить, а другая попала в котел буксира «Дрэгон», стоявшего у его борта.
«Мерримак», видя, что ему не дают спокойно топить неброненосные корабли, устремился опять на «Монитор». На этот раз Джонс решил потопить противника, пытаясь ударить своим форштевнем в его палубу. Он наскочил на «Монитор» со всей скоростью, которую могла развить расхлябанная машина; от силы удара вся команда «Мерримака» была сбита с ног и у них появилось кровотечение из носа. При столкновении корабли сцепились; были вызваны люди для абордажа, но они не успели перейти на «Монитор», как он уже выскользнул из-под тарана «Мерримака». В момент столкновения «Монитор» выстрелил из своего 11 -дюймового орудия в каземат противника, но снаряд опять только вдавился в броню.
Эта попытка нанести удар тараном не причинила никакого вреда ни одному из кораблей. «Мерримак» имел чрезвычайно малый ход, и это, вероятно, и есть причина, почему ему не удалось потопить «Монитор». Если б он наскочил на него со скоростью 15 узлов, нам пришлось бы описывать другое{18}. Но при этих условиях верхний острый край «Монитора», прорезав легкую железную обшивку носовой части «Мерримака», глубоко врезался в находившуюся за ней дубовую подкладку. На «Мониторе» же оказалась только небольшая выбоина.
В башне «Монитора» оказалось недостаточно боеприпасов. Пополнить их оказалось довольно затруднительно, так как приходилось люк в палубе башни навести непосредственно на отверстие в нижней палубе и держать в таком положении, пока снаряды и заряды не будут подняты. Поэтому Уорден ушел на Миддл-Граунд, где держался на малой глубине, чтобы «Мерримак» не мог за ним последовать; здесь он простоял 15 минут, готовясь [44] к возобновлению боя. Конфедераты на «Мерримаке» подумали, что броненосец получил серьезные повреждения. Неизвестно, почему они не воспользовались этой передышкой, чтобы уничтожить фрегат «Миннесота», но они этого не сделали и были весьма неприятно поражены, когда увидели, что башенный корабль опять направляется к ним.
Артиллеристы «Мерримака» во время последней фазы этого сражения прибегли к тактике, которая могла бы принести им победу, если бы они ею воспользовались ранее. Они сосредоточили свой огонь на штурманской рубке, а это было слабое место «Монитора». В половине одиннадцатого, в то время когда Уорден стоял у одного из светлых люков, снаряд ударил в рубку и, разорвавшись около нее, вдавил один из железных брусьев, из которых она была сделана, подняв при этом ее верх и осыпав глаза Уордена осколками железа и пороха. Ослепленный и обливаясь кровью, он упал и, воображая, что вся постройка разрушена, приказал «Монитору» отойти. Корабль, командир которого оказался неспособен исполнять свои обязанности, некоторое время беспомощно дрейфовал. Лейтенант Грин, выйдя из башни, увидел Уордена, лежащего с окровавленным лицом у трапа, ведущего в штурманскую рубку, и решил, что тот получил смертельную рану. Уордена отвели в каюту, и, несмотря на жестокие страдания, которые причиняли ему раны, он не забыл спросить о ходе битвы и спасена ли «Миннесота». Когда ему ответили утвердительно, он воскликнул: «Так я умру счастливым». Но он, к счастью, впоследствии поправился и принимал участие еще во многих последующих операциях этой войны.
«Монитор» несло течением по мелководью около 20 минут, затем, под управлением лейтенанта Грина, он отправился искать своего противника. Но «Мерримак», не будучи в состоянии из-за мелководья пойти за «Монитором», ушел. Южане уверяют, что он около часа ждал возобновления боя. Грин, по всей вероятности щадя свой корабль, не упорствовал в преследовании «Мерримака» и послал только вдогонку удаляющемуся врагу несколько снарядов. [45]
Сражение казалось нерешенным, потому что корабли не нанесли друг другу никаких серьезных повреждений и ни тот, ни другой не потеряли ни одного человека. Если бы «Монитор» сосредоточил свой огонь на какую-нибудь одну часть каземата «Мерримака», а «Мерримак» в продолжение всего сражения направлял бы свой огонь на штурманскую рубку «Монитора», результат мог оказаться более решительным. И еще, если бы конфедераты имели и использовали сплошные снаряды, а «Монитор» употреблял бы 30– или 50-фунтовые пороховые заряды для своих орудий{19}, то действие непрерывного огня имело бы гораздо более разрушительные последствия. Команда «Мерримака», состоявшая из сухопутных войск, как кажется, сражалась хорошо. Стреляли они метко, и их нельзя ни в чем обвинить, а моряки «Монитора», если и не подвергались тяжелым испытаниям во время боя, все-таки продемонстрировали выносливость. Попытка полностью уничтожить флот Союза не удалась; деревянные корабли теперь почувствовали себя вне опасности. Вашингтон и все приморские города Союза были избавлены от страха подвергнуться нападению, блокаду отстояли, и факт этот доказал Югу, что, какие бы они ни избрали броненосцы, строительное искусство Севера их превзойдет.
Джонс и многие другие конфедеративные офицеры придерживались мнения, что «Монитор» мог легко потопить «Мерримак». Почему он это не сделал, трудно себе объяснить, разве только тем (хотя это ничем не подтверждается), что Уорден и Грин получили предписание беречь свой корабль. Если признать нанесение удара тараном делом возможным, то «Монитор», обладая лучшим ходом и маневрируя свободнее, мог бы таранить «Мерримак» и повредить его рулевой привод, но он сделал всего одну попытку таранить, и та была весьма робкая.
За время боя в «Монитор» попало 22 снаряда, из них девять в башню и два в штурманскую рубку, но не оказалось никаких повреждений, кроме небольших выбоин. [46] Сам он сделал 41 выстрел. «Мерримак» в сражениях 8-го и 9-го получил в броне 97 выбоин. Когда снаряды «Монитора» попадали в него под углом, они разбивали оба ряда брони, но подкладка оставалась цела; если же снаряды ударяли перпендикулярно, они ломали и расщепляли подкладку, хотя и не пробивали ее насквозь.
Первая встреча двух броненосцев заслуживает внимания не только потому, что это было одно из решающих сражений Гражданской войны, давшее северянам окончательное и полное обладание морем, но и потому еще, что впечатление, произведенное им в Европе и Англии, было громадное и поразительное. Мгновенно зародилось недоверие к нашим казематированным броненосцам. Эриксон хвастливо пророчил, что его маленький корабль с легкостью справится с английскими броненосцами той эпохи, и эти предсказания слишком поспешно приняли за факт. «Уорриор» с его солидными 4,5-дюймовыми прокатанными плитами и скоростью в 14 узлов был бы совсем другим противником «Мерримака». Он мог бы выбрать необходимую для него дистанцию и, обладая морскими качествами, мог бы сражаться в открытом море, на что не способен ни один представитель типа, к которому принадлежал «Монитор».
Дело в том, что потребности нашего флота весьма отличны от требований других стран. Другие страны, в отличие от нас, могут довольствоваться тем, что их корабли могут плавать только у берегов. Наши броненосцы должны обладать хорошими морскими качествами, как бы от этого ни страдала их неуязвимость. «Монитор» не мог явиться образцом для нашего флота, и само время своим приговором доказало одаренность наших изобретателей и дальновидность Адмиралтейства, принявшего для всего нашего флота высокие наружные борта. «Уорриор» и в настоящее время пригоден для службы, «Монитор» же, если бы море пощадило его, уже давно попал бы на слом.
Башенная система установки орудий — вот наследство, оставленное миру этим сражением, но принята не система Эриксона на центральном штыре, а система Кольза [47] на погонах{20}. Система эта в виде башни или барбета теперь повсеместно принята для тяжелых орудий; она дает большой угол обстрела при наименьшей толщине брони и наибольшей степени защиты орудийной прислуги и механизмов для заряжания. Башенный броненосец «Ройял Соверен» в 1864 г. стал первым английским кораблем того типа, который был создан под влиянием результатов этого морского сражения и который затем имел многочисленное потомство в лице наших «Девастейшна», «Нила» и «Маджестика». Может показаться удивительным, что в битве, представляющей столь далеко распространенный и глубоко захватывающий интерес, было пролито так мало крови, но артиллерия в те времена еще находилась в младенчестве, и к нарезной артиллерии как к новшеству относились несколько недоверчиво. Орудия обеих воюющих сторон не пробивали броню, но удивляться [48] этому нет причины. Энергия снаряда увеличилась с 1850 футо-тонн, развиваемых 7-дюймовыми нарезными орудиями, до 35 230 футо-тонн 68-тонных орудий, которые являются типом, принятым в нашем флоте для тяжелых орудий. Толщина брони действительно увеличилась с 4,5 до 18 и 20 дюймов, и при этом металл стал значительно лучшего качества. В последнее время способ Хоу по сравнению с броней из кованого железа 1862 г. увеличил силу сопротивления на 50%, придав броне толщиной в 9 дюймов силу защиты, равную 14-дюймовой броне тех времен. Но бесспорно, наступательные средства развивались быстрее, чем оборонительные{21}.
Сражение, столь быстро последовавшее после сражения 8-го числа, подтвердило неумолимый приговор старым линейным кораблям. Там, где «Камберленд» и «Конгресс» показали полное свое бессилие и полную несостоятельность, гораздо меньший и менее внушительный на вид корабль померился силами со своим противником и при этом почти не пострадал. Некоторые утверждали, что большое число орудий на неброненосных кораблях могло бы компенсировать отсутствие защиты{22}. Это же сражение доказало обратное — нельзя одолеть неуязвимый корабль, забрасывая его снарядами, которые только отскакивают от него. Опыт также доказал, что ни «Монитор», ни «Мерримак» нельзя было заставить прекратить огонь, стреляя в их порта. Правда, что первому таким способом атаки был нанесен вред, но он никогда не терял своих качеств. Главная же цель морской тактики заключается именно в том, чтобы сделать корабль противника неспособным к бою. А пока это не достигнуто, не может быть и речи о победе. [49]
О дальнейшей участи кораблей, которые участвовали в этом сражении, стоит сказать несколько слов. После боя «Мерримак» был отремонтирован, снаряжен и вышел в плавание{23}. На этот раз он был снабжен литыми стальными снарядами и всеми необходимыми принадлежностями для абордажа. Командовал им капитан Тэтнол, память о котором незабвенна для каждого англичанина; это был тот самый капитан Тэтнол, который три года тому назад, со словами: «Кровь гуще воды», пришел на помощь своим единоплеменникам на реке Пейхо. Деревянные корабли стояли под прикрытием федеральных батарей и не проявляли ни малейшей склонности отважиться на бой. Быстроходный коммерческий пароход «Вандербильт», снабженный могучим тараном, специально предназначенным для уничтожения «Мерримака», стоял в бездействии рядом с «Монитором». «Мерримак» сопровождал шесть канонерских лодок, посланных захватить несколько барж, стоявших около федерального флота. Последние были захвачены, уничтожены, но бой не завязался. Видя, что «Монитор» не принимает вызов, Тэтнол, со своей стороны, не хотел идти под батареи и атаковать его там. «Мерримак» был единственным кораблем, обладающим некоторой силой, которым южане располагали для охраны реки Джемс и водных путей к Ричмонду. Точно так же «Монитор» был единственным броненосцем для защиты Вашингтона и всей береговой линии северян. Каждый из командиров обязан был беречь свой корабль, потому что ничего не было бы выиграно, если бы произошло еще одно сражение с сомнительным исходом. Капитан Тэтнол не мог спускаться ниже форта Монро, а так как деревянные корабли стояли на швартовах под этим фортом, то он не мог броситься на них, игнорируя «Монитор». Месяц спустя «Мерримак» был затоплен и брошен командой. Конфедератам пришлось очистить Норфолк, а большая осадка броненосца не позволяла ему подняться вверх по реке Джемс. Потеря его стала страшным ударом для южан, так как многие из них, не моряки по профессии, придавали преувеличенное значение [50] его наступательным возможностям. Для северян это было большим облегчением, они избавились от опасного и неукротимого противника.
«Монитор» ненамного пережил своего врага. Вследствие весьма неблагоразумного распоряжения его отправили в плавание в открытое море. Во время сильного шторма он пошел ко дну у мыса Гаттерас с 16 членами экипажа. «Монитор» никогда не предназначался для плавания в открытом море, и потому гибель его нельзя поставить в вину его изобретателю. [51]