Каспийская военная флотилия 1918–1919 годов{498}

В середине 1918 года город Баку был занят отрядом генерала Бичерахова, состоявшим главным образом из терских казаков. Несмотря на развал и крушение фронта, генералу Бичерахову удалось сохранить [374] в части вверенных ему войск порядок и дисциплину старой Российской армии. Во главе небольшого отряда он двинулся с Багдадского фронта и, пройдя походом через всю Персию, вышел на побережье Каспия, где большевики уже начинали чувствовать себя хозяевами. Опираясь на свои части и русские общественные организации, генерал Бичерахов направил все свои усилия на установление порядка и поддержание престижа русского имени. Но тут-то ему пришлось столкнуться с противодействием и открытым недовольством матросской вольницы, составлявшей экипажи военных кораблей и порта, и возглавлявшим их Центрокаспием, комитетом с полубольшевистской окраской. Каспийская военная флотилия, состоявшая тогда из канонерских лодок «Карс» и «Ардаган» (с весьма приличной артиллерией) и нескольких вооруженных пароходов, находилась в состоянии полного разложения, и, в конце концов, все грозило вылиться в чисто большевистские формы. Это был вулкан, вечно готовый к извержению. Население трепетало перед тяжелой артиллерией кораблей, бродивших по всему простору моря и не признававших никого и ничего. Кроме политики, «товарищи» усиленно занимались и спекуляцией, перевозя на военных кораблях различные товары и сбывая их, по произвольным ценам, обывателям, находившимся в постоянной блокаде.

В то время большевизм не был особенно популярен среди населения и даже части рабочих, ибо было не до «политики». Извне напирали турки; кучка интеллигенции из туземного населения, разжигая национальную ненависть, вела непримиримо самостийническую политику. Из Персии появились англичане и немедленно принялись за перекачку нефти в Батум, наполняя там десятки судов, на которых развевались английские флаги. Эксплуатируя богатство края, они косо поглядывали на русские государственные элементы, очевидно лишь ожидая благовидного предлога для полной их ликвидации. В эту эпоху господином положения чувствовала себя только Каспийская флотилия, и генералу Бичерахову надо было торопиться с уничтожением очага постоянных смут и большевистской заразы, для каковой цели он и командировал в Черное море корабельного инженера, поручика И.А. Дремлюженко, с просьбой к морскому командованию прислать кадр офицеров и команды для ликвидации Центрокаспия и создания Добровольческой военной флотилии, при помощи которой можно было бы стать твердой ногой на Кавказе и, обеспечив таким образом тыл и правый фланг Добровольческой армии, продвигавшейся через Терскую область к побережью моря, предложить ей прекрасную базу в Баку. [375]

Конечно, возрожденная флотилия, вооруженная 4», 120-мм, 130-мм и 6» пушками, должна была коренным образом изменить положение. Азербайджанским непримиримым тенденциям был бы положен конец, влияние англичан было бы сведено к минимуму, и была бы установлена прочная связь с восставшим Уралом и Туркестаном. А армия, шедшая безводными степями к Астрахани, имела бы прекрасную коммуникационную линию.

Кроме того, взятие самой Астрахани, окруженной водой, без систематической поддержки флотилией, было бы делом чрезвычайно трудным. Для флотилии же владение портом Баку являлось вопросом жизни, так как это был единственный порт, имевший доки и все средства для ремонта судов (остальные служили лишь укрытием от непогоды). С отправкой времени терять было нельзя. Путь к Баку лежал через Грузию, отношения которой с Добровольческой армией портились с каждым днем, и если проезд считался вполне возможным в 1918 году, то в начале 1919 года уже представлялся гадательным. Да и большевистская агитация в Баку сильно прогрессировала. Военные корабли могли ежеминутно уйти в Астрахань и оттуда уже начать военные действия против добровольцев и англичан.

* * *

Севастопольское морское командование встретило проект генерала Бичерахова довольно враждебно, и капитан 2-го ранга Пышнов, взявший на себя организацию отряда и поход с ним в Каспий, натолкнулся на целый ряд препон. Под благовидными предлогами не разрешали офицерам запись в отряд, денег не давали, с обмундированием было скверно, и, наконец, отсутствовал какой-либо свободный транспорт для перевозки в Новороссийск или в Баку. В частных разговорах штаб заявлял, что «нам и здесь нужны офицеры» для «возрождения флота».

Прошел декабрь, январь и февраль -драгоценное время утекло, момент был потерян, ибо проезд через Грузию уже был закрыт. Наконец, после бесконечных разговоров и долгих и упорных хлопот Б.М. Пышнова, отправка была решена, деньги отпущены и нашелся транспорт, на котором разместился отряд, погрузив провизию, 4» снаряды и немного шкиперского имущества.

Отряд, растаявши за время ожидания со 150 до 70 человек, представлял собой довольно непрезентабельную картину. Обмундированием не снабдили, а поэтому офицеры, в большинстве своем пробиравшиеся через всевозможные «фронты» и «границы>, одеты были кто [376] во что горазд. Как сейчас помню нашу воинскую часть во фронте: я имел широкополую бархатную шляпу, клетчатое неопределенного цвета пальто клеш, направо сосед мой, инженер-механик мичман Колесников, в котелке, в фрачном коротком пальто и полосатых брюках, с винтовкой и подсумками, совсем был несуразен; слева мрачный мичман Фроуд{499} — в фуражке студента электротехнического института .ив жиденьком летнем лапсердаке — напоминал какого-то ратника 5-го разряда. Кое-где мелькали старенькие бушлаты и блестели погоны туземцев Черноморов. Коченея в холодном и темном трюме транспорта, мы награждали самыми отчаянными эпитетами сильных мира сего.

Итак, 16 февраля 1919 года «Виолетта» вышла в море, но, встретив сильный шторм от NO и потеряв возможность управляться, через пять суток вернулась в Севастополь. Вторично мы вышли 24-го и 25-го благополучно прибыли в Новороссийск. Начальство встретило транспорт с недоумением. Никто не знал, что с нами делать. Не добившись ничего от местного штаба, капитан 2-го ранга Пышнов выехал в Екатеринодар с докладом. В это время мы получили сведения, что ввиду полной деморализации и большевистских выступлений команд военных кораблей в Баку англичане принуждены были их разоружить и, придравшись к случаю, ликвидировали вместе с тем русское влияние в этом далеком уголке былой России. Ссылаясь на «ненадежность» русских воинских частей, они ультимативно потребовали от генерала Бичерахова оставления края и вывода казаков. Русский вопрос был решен, и мы торжественно опоздали!!! С уходом войск англичане стали полными хозяевами в экзотической Азербайджанской республике, более известной под именем «кукурузной».

В Екатеринодаре капитан 2-го ранга Пышнов получил от генерала Деникина приказ пройти с эшелоном в порт Петровск на соединение с остатками отряда генерала Бичерахова и положить там начало морской добровольческой силы. Конкретного было сказано мало — были лишь выражены пожелания и сказаны хорошие слова. 4 марта эшелон, пополнившись несколькими морскими офицерами, в теплушках выехал из Новороссийска.

В Червленой-узловой (на реке Тереке) мы узнали с бронепоезда «Терец»{500}, что железная дорога, мосты, станции далее не существуют — Чечня восстала и вдоль по Тереку происходят взаимные налеты и бои горцев с казаками. Вековая вражда вылилась в кровавую, беспощадную войну, воскресившую в полном объеме времена Лермонтова. Тогда было решено, спустившись по левому берегу Терека до города Кизляра, далее попытаться степями выйти на побережье [377] Каспийского моря. Путь между Червленой и Кизляром был весь усеян брошенным имуществом отходившей на Астрахань красной Кавказской армии (кстати, почти целиком погибшей в пути от беспощадного сыпного тифа). Чего тут только не валялось: швейные машинки, граммофоны, мебель, белье, патроны, винтовки и посиневшие полуобглоданные трупы лошадей, а иногда и солдат...

12 марта мы прибыли в совершенно разграбленный большевиками и опустошенный сыпным тифом город Кизляр. Никогда не изгладится из моей памяти этот мертвый, покинутый населением город, памятник Гражданской войны. 16 марта, погрузив незначительное имущество на захваченные в окрестностях подводы, отряд двинулся походным порядком к морю. Промаршировав 80 верст, через двое суток мы вышли на пустынное солончаковое побережье Каспия и расположились в маленьком, забытом богом и людьми рыбачьем поселке со странным названием «Чакан».

Это была кучка вонючих, грязных хижин, вылепленных из грязи, с полудиким населением, принадлежавшим к какой-то секте. Эти туземцы относились к нам с нескрываемым отвращением, как к чему-то поганому, запросто крестясь, плюясь и творя молитву после разговора с кем-либо из матросов или офицеров.

Через несколько дней, заметив проходивший в море мотор, обстреляв и заполучив его таким образом в свои руки, погрузив без дальнейших дипломатических разговоров багаж и разместившись друг на друге, так что мотор сел по верхнюю палубу, мы вышли в море и легли на S. Счастлив наш Бог, что был абсолютный штиль. Хорошо было в море... Все оживились, послышался смех, шутки... Житейские невзгоды, теплушки, насекомые, тиф — все было забыто. Самые мрачные пессимисты с верою смотрели на будущее... Наконец 22 марта ночью мы вошли в гавань Петровска. Цель была достигнута, первая половина приказа генерала Деникина была выполнена.

* * *

Петровск, к прибытию эшелона, напоминал осажденную крепость. Связь с внешним миром поддерживали только по радио и аэропланами. Горы кругом кишели восставшими туземцами, постоянно тревожившими немногочисленный гарнизон города и державшими его в напряженном ожидании и готовности к очередному налету.

По ночам на окраинах, в виноградниках происходили перестрелки с абреками. Настроение было в достаточной степени тревожное. Гарнизон [378] города в то время составляли части отряда генерала Бичерахова, находившегося под командой престарелого генерала Пржевальского и имевшего в своем составе автоброневой дивизион (несколько хороших машин с пулеметами), конно-горную батарею (четыре орудия), офицерский конный (100 человек) и пеший (250 человек) отряды. Броневой дивизион и батарея находились в отличном состоянии — люди были одеты, дисциплинированы и боеспособны. С офицерскими отрядами было значительно хуже.

Наш эшелон немедленно придали к армии генерала Пржевальского, и мы принялись за несение нарядов гарнизонной службы. Территория же Петровского порта, окруженная проволочными заграждениями, находилась в распоряжении англичан. Порт они превратили в промежуточную базу для своей флотилии. К этому времени они имели несколько вооруженных среднекалиберной артиллерией больших коммерческих пароходов, которые, неся дозорную службу и крейсируя в северной части моря, были всегда готовы отразить покушение большевиков на район Баку.

Англичане встретили нас чрезвычайно холодно; становилось очевидным, что рассчитывать на помощь союзников не приходится. На такое отношение английских моряков мы ответили отказом иметь с ними какой-либо альянс и со своей стороны приняли за правило совершенно не замечать присутствия знатных иностранцев.

В нашей войне с горцами они не принимали никакого участия, сохраняя самый строгий «нейтралитет». Однако мы полагали, что появление какого-то «маргаринового» правительства из весьма диких людей с большими носами и длинными кинжалами (не то в Дербенте, не то в Темир-Хан-Шуре) обошлось не без благословения представителей Лондона. Один такой «правитель», прибывший, по-видимому, с «важной дипломатической миссией» и обнаруженный на главной улице «столицы», едва не был выпорот в назидание потомству (ссылки на международное право не оказали никакого влияния), и только клятвенное обещание немедленно исчезнуть из города спасло великого человека.

8 апреля мы получили в свое распоряжение первый «корабль». Это был моторный баркас «Успех» (тонн тридцать водоизмещения), на котором бежал из Астрахани капитан 2-го ранга Ордовский-Танаевский. Немедленно на него были назначены лейтенант Р.Э. Вирен, мичман Вильгельминин, инженер-механик мичман Колесников и несколько матросов. Катер вооружили пулеметом и подняли национальный флаг. (Английское командование заявило, что присутствие Андреевского флага в Каспии невозможно.) [379]

14 апреля вернулся ни с чем капитан 2-го ранга Пышнов, ездивший в Баку для переговоров с главным командованием англичан о передаче нам канонерских лодок «Карс» и «Ардаган». В течение апреля месяца «Успех» три раза выходил в море, поддерживая связь с «пристанью» Старотеречная, которая являлась конечным пунктом Кизляр-Каспий. Эта «пристань» представляла собой одну полуразрушенную избу, затерянную в милях ста пятидесяти от Петровска на пустынном солончаковом побережье моря.

В середине апреля на Старотеречную прибыл «начальником» Каспийской военной флотилии капитан 1-го ранга Сергеев, его флаг-офицер капитан 1-го ранга К. Шуберт, флаг-офицер мичман Путилин и группа офицеров и матросов, составлявших так называемый «второй эшелон» флотилии. Капитан 1-го ранга Шуберт первым добрался до Петровска на рыбачьем паруснике. За остальными же был отправлен «Успех», благополучно доставивший командующего к месту службы...

В это время в Петровске готовили к переброске в Область Войска Уральского автоброневой дивизион. Для этой цели были заняты пароходы «Самет-Ага» и «Эдисон». Когда закончили погрузку машин и материалов, внезапно забастовали вольнонаемные команды кораблей, объявив, что помогать белогвардейцам они ни в коем случае не будут. По инициативе капитана 1-го ранга Шуберта оба парохода были заняты нашими моряками. Начальником отряда назначили капитана 2-го ранга Пышнова, командиром «Эдисона» — лейтенанта Шепелева (в распоряжение которого откомандировали мичманов В. Шейнерта, Л. Павлова, Н. Скорописова, Лаврова{501}; инженеров-механиков мичманов Нехорошева, Литвинюка, мичмана военного времени Спиридонова{502}, прапорщиков Овчинникова, Муравлева и кондукторов Черного, Вдовиченко, Леванцова. На «Самет-Ага» были назначены старший лейтенант N, мичманы А. Сеньковский{503}, А. Степанов и Милькоманович; инженеры-механики мичманы Экк, Трейер и Ильин, мичманы военного времени Завадовский{504} и Якимович{505}, поручик Пономарев и прапорщик Новиков).

25 апреля под конвоем английского вооруженного парохода отряд, имея баржу на буксире, вышел на N. На траверзе острова Кулалы англичане повернули обратно, а транспорты 25 апреля подошли к Гурьеву и стали на якорь в шести милях от берега. Трудно описать радость уральцев, получивших драгоценнейшие технические средства. Моряков встречали как дорогих гостей. Корабли снабжались в изобилии продуктами, о деньгах никто и слышать не хотел. Это был первый подарок восставшему Уралу от Южной Добровольческой армии. [380]

1 мая «Самет-Ага», разгрузившись, первым вышел обратно в Петровск. На следующий день экипажу транспорта пришлось пережить немало тяжелых минут, чуть-чуть не попав прямо в лапы большевикам. Находясь в милях тридцати пяти на NW от форта Александровского, часов в восемь утра обнаружены были, прямо на S, три дыма — один, по-видимому, парохода и два миноносных, шедших в кильватер на Ост. Все притихло на «Самет-Ага», единственное тяжелое орудие — пулемет приготовили к бою. Не было жалоб, не было паники, хотя и гибель казалась неминуемой. Мечтали только об одном — сцепившись с красными борт о борт в абордажной схватке, продать жизнь как можно дороже.

Начальник отряда, Б.М. Пышнов, приказал лечь на N и, стараясь не дымить, попытаться уйти от врага... Маневр удался, и минут через двадцать дымки исчезли за горизонтом. 3 мая «Самет-Ага» вошел в Петровскую гавань, а 4-го вернулся и «Эдисон», не встретив никого в море. Во время рейса наших транспортов трагически погиб со всем своим штабом известный на юге генерал Гришин-Алмазов. Он вышел на пароходе «Леля» из Петровска в Гурьев, имея какую-то миссию к адмиралу Колчаку. Его также проконвоировал до траверзов форта вооруженный английский корабль. И как только последний исчез за горизонтом, транспорт стал легкой добычей откуда-то выскочившего красного миноносца. О пассажирах «Лели» никто ничего не слыхал... Тем временем наше положение в Петровске значительно улучшилось. Горцы были разбиты — осада снята. Произошло это следующим образом: терским казакам, по-видимому, порядком надоело терпеть постоянные налеты и грабежи чеченцев. Заволновался Терек, как в доброе старое время Запорожье... Потянулись со всех станиц до Грозного казаки. Не было мобилизации, не было планов, не было штабов, что-то стихийное было в этом движении... Когда, наконец, собралось их тысяч до пятнадцати, то под командой старого терца, генерала Ляхова, они устремились в горы — огнем и мечом прошли по аулам — пощады не было никому. Остатки Чечни спаслись в неприступных ущельях. Дойдя до Петровска, казаки повернули обратно к станицам. Под прикрытием добровольческих броневиков дорога была быстро восстановлена, и мы, наконец, непосредственно связались с базой и Ставкой Добровольческой армии.

В первых числах мая средствами железнодорожных мастерских приступили к ремонту заброшенного 60-тонного мотора «Петровск», на который и были вскоре переведены лейтенант Вирен и инженер-механик мичман Колесников. 5 мая катер «Успех», посланный под командой мичмана Вильгельминина для обстрела чеченцев в районе [381] Старотеречной, застигнутый жестоким NW, имея неисправными оба мотора и лишившись руля, был выброшен в полузатопленном состоянии на отмель у острова Чечень. 10 мая с Чечни вернулся, не будучи в состоянии снять катер, транспорт «Эдисон», а 13-го мая оба эти транспорта были внезапно оставлены русской командой. Англичане предложили ультимативно в суточный срок вернуть в их распоряжение пароходы. .

Тогда капитан 1-го ранга Шуберт предложил сухопутному командованию придуманную им военную авантюру — поход на Астрахань на рыбачьих парусниках (на местном жаргоне именуемых «рыбницами»). Он рассчитывал своим ухарством завоевать симпатии кого следует и в конце концов стать всесильным накаспом. Но рекламная экспедиция ничего самому Косте Шуберту не принесла... Итак, заняв девять парусников, расписав по ним личный состав. Костя Шуберт (под этим именем он был известен всем) почувствовал себя совершенно независимым. Не зная ни моря, ни расположения и сил противника, не имея никакого плана, раздобыв где-то четыре пулемета с несколькими лентами на каждом, снабдив часть личного состава винтовками, Костя объявил господам офицерам: «Как-нибудь да возьмем Астрахань». Несмотря на нелепость авантюры, настроение молодежи, покидавшей Петровск, было бодрое. 18 мая на буксире парохода «Восток» армаду потянули к острову Чечень.

* * *

2 июля, под брейд-вымпелом начальника флотилии, чистенький, выкрашенный в шаровый цвет, вышел «Араг» в море. 3-го он стал на якорь в виду Березяка, и командующий съехал на берег для личного свидания с генералом Драценко. На следующий день, на рассвете, «Араг> снялся с якоря и вышел в район 12-футового рейда с целью разведки. Море было мертво. Лишь невдалеке от острова Четырехбугорного на горизонте показались два дыма, а затем и корпуса небольших пароходов. По-видимому, красные ничего не знали о появлении вооруженных кораблей у белых и подпустили «Араг» кабельтовых на тридцать. «Араг», подняв стеньговые флаги, открыл огонь, после чего оба парохода, повернув обратно, полным ходом бросились в устье Волги. На выстрелы «Арага» они отвечали из своих кормовых пушек. Дойдя до устья Волги, Мацылев повернул на Логань, где у входа в канал, ничего не подозревая, покачивался на якоре дозорный колесный пароход. Когда засвистели снаряды с «Арага», красные поняли ошибку и, сделав с десяток безрезультатных выстрелов, [З82] поспешили скрыться за мысом в Логани (в это время она была занята красными). Вернувшись в Березяк, «Араг» принял командующего и вышел на юг к острову Чечень, где по-прежнему стояла английская армада. На флагманском корабле командора Норриса «Крюгер» состоялось свидание последнего с капитаном 1-го ранга Сергеевым, и передача флотилии была решена окончательно.

Вернувшись в Петровск, командующий объявил о приеме в первую очередь истребителей. Здесь только впервые мы познакомились с этим новым оружием в морской войне. Истребители, или, как их называли, «семби» (от начальных букв СМВ — Coast Motor Boat), по внешнему виду напоминали лодки аппаратов-девяток. Они были снабжены авиационными моторами «фиат» в 250 HP и развивали скорость до сорока узлов (размеры их: длина 36 футов; ширина до 6 футов; осадка 3 фута). В кормовой части, в особом желобе, находилась мина Уайтхеда. В руках смелого командира и опытного моряка «семби» были страшным оружием.

К сожалению, минами им почти не приходилось пользоваться, так как в период кампании большевики почти всегда маневрировали со своими многочисленными баржами на таком мелководье, что не только глубина была недостаточна для минного выстрела (минимум 7 футов), но и сами истребители проходили с трудом.

Первая пара была принята 9 июля: № 1 (мичман Сеньковский и инженер-механик мичман Экк) и № 2 (мичман Степанов и инженер-механик Трейер). 12 июля перешли к нам № 5 (мичман (жорописов и прапорщик Журавлев) и № 10 (мичман Лавров), 15 июля — № 4 (мичман Павлов, моторный унтер-офицер Коваль), № 7 (мичман военного времени Завадовский, подпоручик Сайганов), 18 июля — № 3 (лейтенант Эльманович) и № 6 (мичман поенного времени Курицын). Личный состав энергично занялся изучением «семби» — выходили в море, стреляли минами, производили эволюции.

13 июля на вспомогательный крейсер «Азия» прибыли русские морские офицеры и команда астраханцев; англичане познакомили новых хозяев с конструкцией своих пушек и, выйдя в море, произвели практическую и боевую стрельбы. 14-го они покинули корабль. «Азия», двухвинтовой наливной пароход, водоизмещением тысячи в две тонн, имела четыре английские 4» пушки с дальностью 48–50 кабельтовых, расположенных в диаметральной плоскости, и была снабжена прожектором, дальномером, переговорными трубами и радиотелеграфом. Машины находились в исправности, но котлы и питательный трубопровод текли. [383] «Азию» получил в командование капитан 2-го ранга Пышнов. Судовые офицеры: мичманы Милькоманович, Мичурин{506}, Омосов, Маслов{507}, инженеры-механики мичман Литвинюк, мичманы военного времени Ющенко{508}, Цветков и машинный кондуктор Терентьев.

15 июля пришли из Баку колесные пароходы «Надежда», Sistership «Арага» и «Ленкоранец», Sistership «Кизил-Агач». Они были в буквальном смысле выкрадены оттуда наспециализировавшимся по этой части прапорщиком Пузанковым{509} (он же привел первую группу). На «Надежде» немедленно приступили к установке двух 4» пушек и одного пом-пома (зенитной 40-мм). Командиром «Надежды» назначили лейтенанта Р.Э. Вирена и перевели на нее мичмана Вильгельминина, инженеров-механиков мичманов Колесникова и Фроуда и мичмана военного времени Яхимовича.

16 июля от англичан приняли базу истребителей, большой наливной пароход «Каму» (1–75-мм и 1 пом-пом), на которую немедленно подняли истребители № 1 и № 2. «Каму» и дивизион истребителей (12 штук) получил в командование лейтенант Страутинг{510}, судовыми офицерами — поручик по адмиралтейству Матвеев{511}, подпоручик по адмиралтейству Мартенсон{512}, мичман военного времени Александров{513}, штурман коммерческого флота Столяров.

Вернувшись из первого похода, «Араг» был сдан лейтенантом Мацылевым мичману Сукину. За эти же дни на «Араге» вместо 75-мм были установлены две 4» пушки.

По готовности кораблей сухопутным и морским командованием решено было, высадив, при поддержке судовой артиллерией, десант, овладеть Логанью.

15 июля вспомогательный крейсер «Азия», посыльное судно «Доброволец» и транспорт «Кизил-Агач» с десантом вышли в операцию. У Березяка к ним присоединился «Араг>. Огибая отмели и банки, отряд двигался в милях тридцати-сорока от берега, с расчетом подойти потом с норд-оста к Логани. Одновременно с высадкой десанта с больших кораблей на Логань должна была быть произведена атака партизанским отрядом из астраханских рыбаков под командой капитана Склянина (широко известный в северной части моря богатый рыбопромышленник). Склянинцы двигались на мелких «рыбницах» под самым берегом, имея, в качестве охраны, катер «Ретвизан» с пулеметами. Ниже приводится отрывок из дневника участника этой экспедиции. Вот что он пишет:

«19 июля нашему «Ретвизану» выпала почетная роль буксировать подчалки (парусные шлюпки), числом около тридцати. Невольно возникало сомнение, справится ли он с этой задачей, имея машину 18 НР. [384]

Вышли из Березяка в 6 вечера. Идем, как и ожидалось, черепашьим ходом. В 7 ч. 30 м. Склянин, организатор всего похода, заметил на горизонте дым и сразу же просил командира «удариться в черни» (на астраханском жаргоне — мелководье), считая, что показался большевик. Вблизи опознали «Крепыша». После 12ч. ночи ветер настолько засвежел, что «Ретвизан» почти не двигался вперед.

Полагая, что мы уже недалеко от Логани и находимся со стороны Мангута, Склянин приказал встать на якорь. Каждый сделался несколько расторопнее и внимательнее. Шапошников забеспокоился о пулемете. К рассвету надвинулся сильный туман. Где мы находимся? Команда приуныла, предчувствуя что-то неладное.

«Вчера ветер не пущал, сегодня туман не пущает», — роптали слабые. Вскоре потянуло с моря и туман начал рассеиваться... в море показались силуэты неизвестных судов. Кто-то радостно кричит: «Араг!», я отлично знаю, что это «Араг».

Но сомнение закрадывается у многих и вопрос: свои ли? — мелькает и сверлит мозг.

— Странно что-то он маневрирует, — замечает кто-то.

— Эх, запустил бы хоть одну!.. Послушали... — тоскливо вырывается у астраханца партизана.

Да, хочется, чтобы скорее ухнуло орудие, тогда отпадут все сомнения. Ведь большевики уже видят нас с вышки. Я стараюсь верить, что эти темные силуэты — свои. Остановили шедший с севера подчалок, и старик рыбак сообщил, что среди красных в Логани большое смятение. В 6 ч. 30 м. дали ход. Склянинцы взобрались на мачты рыбниц, и уверенность, что в море крейсируют «Араг» и «Азия», все растет.

Команда повеселела. В 8 ч. 20 м. вернулся подчалок с разведчиками, и окончательно установлено, что корабли в море — наши. С «Арага» на подчалке нам прислали фельдшера с медикаментами. В 8 ч. 40 м. первые подчалки высадили десант. Идут в воде, рассыпавшись цепью. Настроение серьезное, вдумчивое. Из Логани пока не стреляют. «Крепыш» первым входит в Мангутский канал, за ним движемся мы, имея 15 подчалков на буксире. На горизонте «Араг», «Кизил-Агач» и еле-еле видна «Азия». Пролетели два наших аэроплана. Хочется верить, что все продумано и действия частей согласованы.

Цепи вышли на берег. Около 11 ч. проходим мимо промыслов. большевистская застава, бывшая здесь, бежала. Показались какие-то всадники. «Крепыш» обстрелял их — они скрылись... В 11 ч. 15 м. мы вошли в Логань. В селе началась сильнейшая ружейная стрельба, [385] Заработал пулемет с «Крепыша». А вот с севера показался в канале «Араг>, и с него блеснули первые вспышки. На гребне холма, где только что была видна перебежка красных цепей, взметнулись столбы бурого дыма. Залп лег очень удачно. Далее снаряды «Арага» рвутся у вышки с красным флагом, а несколько угодило в промысел. В 11 ч. 45 м. «Араг» в канале у самой Логани! «Крепыш», выйдя на открытое место, стреляет как бешеный из своего пулемета. Несомненно одно, что Никифоров хочет отличиться. Снаряды с «Арага» легли около склянинских цепей, и среди них поднялась паника. В полдень «Крепыш» вернулся к нам, от «Арага» отделился подчалок. Стрельба затихла, и распространился слух, что Логань взята. В 12ч. 35 м. снова заработал в селе пулемет, и немедленно грохнули пушки «Арага». . Я решил выкупаться, пока «Ретвизан» стоит на рейде без дела. Только что подплыл я к берегу, как в 25 саженях разорвался снаряд. Через минуту второй ударил в холм, где стоял наш пулемет. Застава с холма отошла к берегу. Кто-то передал, что показались пароходы красных. Думаю — фантазия. Просто стреляет трехдюймовка из Логани.

Около трех кабельтов, у борта «Арага» вдруг вижу громадные всплески от падения тяжелых снарядов. Это уже не фантазия. С «Арага» сигнал — «шлюпкам вернуться». Кто стреляет, откуда — неизвестно. «Кизил-Агач» в дыму... «Араг» снимается с якоря и направляется к выходу из канала, против которого показались силуэты пароходов красных. «Араг» весь покрыт всплесками от разрывов снарядов и бешено отстреливается. Наконец, слава богу, ему удалось выскочить из канала. В море слышна канонада...

На берегу сильная ружейная стрельба, работают пулеметы... Немного спустя появились отходящие к подчалкам склянинцы. Операция не удалась. Склянин приказал отходить. Огонь большевики перенесли по нас, но к счастью, попаданий не было...»

В море во время высадки склянинцев происходило следующее:

«Араг» и «Кизил-Агач» подошли уже вплотную к Логани, когда с «Азии», крейсировавшей на глубине 12 футов (при осадке в 10 футов), заметили на Норд баржу с 6» пушками и пароходы. Красные шли на Логань и вскоре открыли огонь по «Арагу». Последнему срочно пришлось выходить из канала, чтобы не быть отрезанным вовсе. «Азия», видя тяжелое положение наших кораблей у Логани, пошла на сближение. С 70 кабельтовых баржа открыла огонь по «Азии», держа последнюю все время в накрытии. Дойдя до предельной глубины, когда винты уже заработали в иле, «Азия» повернула. Несколько залпов с нее дали громадные недолеты до красных. От сотрясения [386] корпуса течь в котлах и трубопроводе настолько усилилась, что из-под обстрела ей пришлось выходить трехузловым ходом. По счастью, ни одного попадания в нее не было. Отряд из-под Логани направился к острову Тюленьему, где «Азия» занялась починкой поврежденного трубопровода. «Кизил-Агач» ушел в Березяк и высадил там десант. Через двое суток «Азия» вышла на Норд в район двенадцатифутового рейда для крейсерства в ожидании прихода «Европы» с 6» артиллерией.

Англичане передали «Европу» 18 июля. Это был наливной пароход тысячи на три тонн, двухвинтовой, с ходом до двенадцати узлов. В ту пору «Европа» была вооружена двумя расстрелянными 6» пушками устаревшего типа, с дальностью около 70 кабельтовых. Имелся прожектор, радиотелеграф, дальномер, переговорные трубы. Мостик был защищен от осколков. Командовал «Европой» лейтенант Мацылев, а на судовые вакансии расписали следующих офицеров: лейтенант Дукш-Дукшинский{514}, мичманы Ламсаков{515}, Павлов, Янкович{516}, Соколов{517}, механик капитан по адмиралтейству Косов, механик коммерческого флота Яксич, мичманы военного времени Костюченко{518}, Шитц{519}, Ющенко и капитан дальнего плавания Кулис.

Вслед за передачей «Европы» англичане покинули и остальные корабли, стоявшие теперь недвижимыми у стенки в Петровске. Если бы большевики только знали, что в море они могли встретить одну «Азию» и «Арага», возможно, тогда историю Каспийской флотилии пришлось бы закончить настоящей страницей.

Канонерская лодка «Надежда»

17 июля мы приступили к работам по креплению корпуса для двух 4» пушек и одной 40-мм зенитки (пом-пом), а 1 августа, опробовав артиллерию, установив прожектор и дальномеры, выкрасившись в шаровый цвет, вышли в свой первый поход на смену «Арага». Тяжело приходилось последнему. В районе Логани он сдерживал натиск красных колесных пароходов, пытавшихся блокировать и обстреливать фланг армии и самую Лагань, взятую уже к тому времени казаками генерала Драценко и превращенную в базу всего астраханского фронта. Постоянные схватки, а главное — полная оторванность от остальных больших кораблей (не имевших возможности подойти ближе 15–20 миль к району Логани) и угроза быть окруженными порядочно выматывали личный состав. Перед самым нашим приходом «Араг» каким-то чудом выскочил без всяких потерь из Логанского [387] канала, где, в тумане, к нему подошли штук пять пароходов и, захватив его в полукольцо, принялись с небольшой дистанции расстреливать его из всей своей артиллерии.

Итак, мы были готовы и с «Аратом» образовали второй отряд так называемых «мелкосидящих кораблей». Вдвоем мы уже являлись серьезной угрозой для тучи вооруженных волжских пароходов, и только баржи с их дальнобойными тяжелыми пушками могли не особенно считаться с нашим присутствием. Нельзя сказать, что в открытом море в свежую погоду мы чувствовали себя очень комфортабельно на нашем плоскодонном дредноуте с пятифутовой осадкой. Но к счастью, наши опасения перевернуться или потерять колесо так и не оправдались. Да и корпус оказался в отличном состоянии (на «Надежде» даже палуба была железная).

Поначалу нам все благоприятствовало. Шлепая лопастями колес и плавно покачиваясь на мертвой зыби, мы печатали свои семь узлов, имея все время слева в виду пустынный и низменный берег. Прошли остров Чечень, заглянули в район Березяка и, наконец, около острова Тюленьего разыскали Бориса Михайловича Пышнова на «Азии» и «Каму» с истребителями. С часу на час ждали появления «Европы». «Азия» приняла радио из Логани с запросом, где же «Надежда». Генерал Драценко извещал, что в районе Логани около одиннадцати пароходов красных и красные обстреливают селение. На следующий день, 3 августа, во исполнение приказа генерала Драценко, мы вышли с «Европой» на север. Часа в три пополудни, когда по счислению мы были недалеко от цели, «Европа» дошла до предельных глубин и, имея под килем один фут воды, застопорила машины.

Распрощавшись с ней, мы легли на Логань и довели ход до полного. Вскоре показался церковный купол, а затем и узенькая полоска берега. К нашей радости, флотилия красных ушла. Я повторяю, к радости, ибо от встречи с 11 пароходами никто ничего хорошего не ждал. Вдруг справа по носу на горизонте появился силуэт однотрубного корабля, и в дальномере мы отчетливо увидели на мачте громадный красный флаг. «Надежда» приготовилась к бою.

Расстояние уменьшалось медленно, и враг казался недвижим. Все на «Надежде» затихло, и лишь отчетливо вырывалось наружу равномерное дыхание машины. Люди впились глазами в маленький черный кораблик, откуда вот-вот должны будут блеснуть яркие вспышки пушечных выстрелов. Даже «вольный» механик, взобравшись на кожух машины, с каким-то недоумением смотрел то на мостик, то на приближавшихся красных. Команда жалась друг к другу, некоторые инстинктивно старались укрыться за палубными надстройками. А около [388] пушек уже лежали груды лидитных снарядов, и сами они казались живыми. Открытые жерла орудий бесшумно и жадно следили за малейшим движением врага, ежесекундно готовые со страшным ударом судорожно рвануться назад, ослепив на мгновение и ударив в лицо струёй раскаленного газа, послать свой фугасный гостинец.

Все мое внимание на дальномер. Ведь сейчас будет экзамен!.. И в мыслях мелькают отрывки из Правил стрельбы. Вилка, накрытие и залпы на поражение — план ясен и прост. Только не подвели бы астраханцы... Расстояние уже 50 кабельтовых, и я передаю командиру. В машине звонок. Мы убавили ход. «Ну, сейчас начинается!..» — «Открывайте огонь! — кричит мне Вирен. — Мы на курсовом угле». Кое-кто из матросов, зажав уши, пригнулся. «Залп!» — передает в переговорные трубы команду матрос-астраханец. Резкий удар заставил все заходить ходуном на палубе, и на секунды горизонт исчез за облаком раскаленного воздуха.

Недолет ясно виден. А вот и ответ с красного, и две вспышки сверкнули на нем, а секунд через двадцать пять столбы воды за нашей кормой указали, куда легли оба снаряда. Нервы сразу стали спокойны, неприятного чувства под ложечкой как не бывало. Мы оказались счастливее, и третий или четвертый залп был явным накрытием. Я забыл о своем твердом решении стрелять, конечно, только залпами, заорал «беглый огонь» и впился в бинокль.

Как стреляли большевики, право, не помню. Знаю, что попаданий в нас не было. А офицеры «Европы», наблюдавшие на горизонте картину боя и не зная, в каком числе неприятель, потом уверяли, что не думали, что «Надежда» вернется, ибо так энергично «гвоздил» по нас невидимый враг и мы в свою очередь открыли такую пальбу, что можно было подумать, что перед нами весь красный флот (выпустили 90 снарядов). Бой был короток. Вскоре мы сбили с красного мачту, умолкло одно из орудий, и с креном он начал ложиться обратно, но, развернувшись, остался недвижим, по-видимому выкатившись на банку. Стрельба прекратилась, и от него отделилась шлюпка. Скомандовав «дробь» своим плутонгам, мы легли прямо на пароход, но, обнаружив справа в море присутствие еще четырех кораблей, повернули к «Европе» , дабы в темноте нас не окружили превосходными силами.

Казаки и штаб, наблюдавшие с берега за всеми перипетиями боя, были в восторге, и радиостанция «Европы» приняла телеграмму генерала Драценко, в теплых выражениях благодарившего командира и личный состав канонерки. Мы были горды первым успехом. 4 августа, вместе с «Европой», мы держались в районе двенадцатифутового рейда. 5-го, выйдя на север, встретили на широте Логани два [389] парохода (вооруженных каждый двумя 75-мм) и после короткой перестрелки прогнали их в Волгу. В ночь на 6-е стало свежеть от Норд-Веста. Ветер вскоре дошел до силы шторма — море ревело. Пришлось срочно уходить на юг, так как вода быстро спадала. Следующий день мы отстаивались на обоих якорях. 7-го стихло, и «Европа» приняла телеграмму о приходе транспорта «Кизил-Агач», которого надлежало проконвоировать до самой Логани. 8-го мы вышли навстречу и милях в тридцати южнее Логани, опознав транспорт, передали по семафору вступить там в кильватер.

Палуба «Кизил-Агача» была полна офицеров, казаков, и кроме того, на фронт пробирался какой-то госпиталь, о чем можно было судить по группам сестер милосердия. На буксир транспорта шло штук пять «рыбниц», на предмет высадки пассажиров. Подходя к Логани, мы усмотрели три дыма, и затем показались еще два. Передав на «Кизил-Агач» идти к берегу и срочно приступить к высадке пассажиров, направляя все «рыбницы» в Мангутский пролив, мы приготовились к бою и с Андреевским флагом на стеньге полным ходом пошли прямо на красных. У видя «Надежду» (а вдали еще один силуэт), три первых парохода, шедшие в кильватере на юг, повернули на восемь румбов вправо. В наши расчеты не входило ввязываться в бой с пятью; необходимо лишь было отвлечь внимание врага от начавшейся выгрузки с транспорта, и потому, покатившись влево, мы легли на параллельный курс. Так и шли малым ходом, медленно сближаясь, но не открывая огня. Два других парохода, по-видимому с малыми пушками, держались поодаль. Наконец «Кизил-Агач» закончил свою операцию, и в бинокль мы увидели, что последний подчалок скрылся в Мангуте.

Р.Э. Вирен приказал идти на сближение. На предельной дистанции мы разрядили по красным кормовое орудие (кабельтовых на семь дальнобойнее носового). Два парохода начали нам отвечать, давая все время небольшие недолеты. Когда наши залпы дали накрытие, красные повернули на север. Но и мы в свою очередь при появлении на горизонте баржи с 6» пушками отошли под прикрытие «Европы».

На следующий день генерал Драценко вызвал нас снова к Лагани, сильно пострадавшей от артиллерийского огня большевистской флотилии. Телеграммой он приказал нам «потонуть, но не покидать больше Логани...». На этот раз мы подошли к вечеру 9 сентября и притом появились после заката солнца в темной вестовой части горизонта. Три большевистских корабля, расположившиеся прямо у входа в канал, по-видимому, нас заметили лишь тогда, когда горизонт осветился залпом четырехдюймовок. Управлять огнем было трудно, и думаю, [390] что красные отделались больше испугом. Развив предельную скорострельность, мы заставили своими залпами большевиков в панике заметаться по рейду, а затем броситься наутек в Волгу. В результате этого боя пароходы больше не показывались в районе Логани, и мы провели на якоре относительно спокойных два дня (10-го какой-то пролетавший аппарат, по-видимому свой, сбросил в нас бомбы). 11-го, к великому ликованию, пришел из Петровска «Араг» и стал рядом на якорь. 12-го, по распоряжению генерала Драценко, мы вышли на север. В устье Волги мы встретили два дозорных колесных парохода, которые после первого же накрытия отошли вверх по реке.

Следуя за ними, «Араг» и «Надежда» достигли широты деревни Вахромеевой (миль десять-пятнадцать от устья) и таким образом позволили сухопутным частям занять остров Четырехбугорный. Вернувшись, мы получили предписание снова идти на следующий день в Волгу, подняться верст на сорок (по-видимому, в штабе считали, что раз на карте все закрашено синей краской, значит, нет причин, почему бы корабль не мог пройти) и там, на повороте Волги, помогая войскам, сбить какую-то батарею и держаться впредь до распоряжений. От деревни Вахромеевой до указанного поворота можно было пройти только узким и извилистым фарватером, на котором все знаки были сняты. Наши рыбаки категорически отказывались вести такой корабль, как «Надежда», — нужен был опытный лоцман. Кроме того, в восьми верстах от цели похода находилась вся красная флотилия in corpore. Штаб утешал, что, по крайней мере, нет ни одного парохода в устье реки. Обещали даже выслать аппарат. Но, даже предположив, что все правда и никто нам не будет мешать заниматься промером (карты фарватера не было) и мы доберемся до поворота, все же было неясно, как вырваться обратно под огнем всего красного флота (большевики также могли обойти нас и по десяткам боковых протоков). Командир, прочитав предписание, просил лишь, чтобы на поход был дан опытный лоцман и на «Надежде» отправился кто-нибудь из чинов штаба. И то и другое нам обещали. Конечно, к моменту отхода никто не явился, не видали также и аэроплана. Прождав часа два, «Надежда» и «Араг» снялись и вышли к Четырехбугорному.

Далее в вахтенном журнале на 14 августа 1919 года записано:

10.25. ам. В канале появились два парохода. Боевая тревога. «Арагу» семафор: «Держитесь в море и наблюдайте за боковыми каналами».

11.05. Расстояние по дальномеру 10 500 ярдов (52 кабельтов). Красные открыли огонь, недолеты пять кабельтовых. Идем на сближение. [391]

11.10. Расстояние 9500 ярдов. Открыли огонь из кормового орудия. 11.12. Слева показался третий пароход.

11.15. Красный пароход в накрытии, уходит вверх. Беглый огонь.

11.16. Расстояние уменьшается — девять тысяч ярдов. На максимальном угле возвышения открыли огонь из носового орудия.

11.17. Повреждение в машине. Нет хода. Развернуло течением и сносит на банки. Кормовое орудие в мертвом угле. Носовое не может стрелять, так как створится со штагом фок-мачты и кат-балки. Семафор «Арагу»: «Имею повреждение в машине, вступите в бой».

11.19. Мы в накрытии. «Араг» идет полным ходом. 11.21. Залпы красных недолеты один-полтора кабельтова. 11.30. «Араг» подошел и открыл огонь по красным.

11.32. Исправили повреждение. Дали малый ход. Открыли огонь из обоих орудий.

11.34. Дали накрытие по красным.

11.35. Красные уходят к Норду. Кормовое орудие не накатывается.

11.37. Кормовое орудие исправили и открыли огонь.

11.38. Заклинился замок носового орудия.

11.40. Расстояние увеличилось до 10 тысяч ярдов. Красные прекратили огонь.

11.41. «Дробь» кормовому орудию. Дали ход и пошли на сближение.

11.42. Справа показался четвертый пароход и слева виден дым пятого.

11.44. Открыли огонь из кормового орудия.

11.47. Кормовое орудие не накатывается. Красные маневрируют на фарватер к норду от деревни Вахромеевой.

11.50. Исправили носовое орудие и на дистанции девять тысяч ярдов открыли огонь.

11.56. Носовое орудие дает недолеты. «Дробь».

11.57. Расстояние увеличивается. Исправили кормовое орудие и открыли огонь.

12.00. Расстояние по дальномеру 10 200 ярдов. Прекратили огонь.

12.01. рм. Семафор «Арагу»: «Имею неисправными обе пушки повреждение в машине. Следовать за мною».

12.08. Легли на обратный курс по каналу.

12.30. Отбой боевой тревоги. Выпущено из носового орудия 34 снаряда, из кормового — 65 снарядов. [392]

Оставив «Араг» в районе Логани; мы вышли прямо в Петровск пополнить запас снарядов и привести в порядок артиллерию и машину.

В море мы встретили «Дмитрия Донского» под командой капитана 2-го ранга Бушена. В Петровске носовое орудие заменили английской четырехдюймовкой последнего типа с дальностью 68 кабельтовых. Когда все работы подходили к концу, в Петровск привезли тела прапорщика Подлуцкого{520} и трех матросов, убитых при взрыве «Арага», наскочившего на мину заграждения и погибшего в районе Логани. Ранен был также инженер-механик мичман Зубков{521}. Взводы с «Надежды» проводили четыре гроба на местное кладбище.

В начале сентября мы снова вышли в море и на двенадцатифутовом рейде встретили пять или шесть больших кораблей (это, кажется, были «Дмитрий Донской», «Слава», «Америка», «Кама» и «Волга») и маленький «Доброволец» с канонерской лодкой «Опыт» (1–4» старой системы и 1–75-мм).

10 сентября с отряда был замечен дым на горизонте, и «Надежда» получила приказ выяснить, кто в море. Вскоре мы увидели корпус небольшого парохода с громадным красным флагом на мачте. После первого залпа с «Надежды» красные бросились полным ходом уходить к Четырехбугорному. Минут двадцать гнались мы за большевиком, время от времени посылая вдогонку снаряды из носового орудия.

«Баржа на нас держит!» Этот возглас сигнальщика отвлек наше внимание от парохода. Слева на горизонте еле-еле обрисовывалась темная полоска чьей-то палубы, а рядом труба и мачта парохода. Расстояние по дальномеру было более девяноста кабельтовых, когда на горизонте блеснули две вспышки. Через полминуты с гудением пронеслись над нами два 6» снаряда и разорвались в кабельтовых трех. Следующий залп — перелет полкабельтова, осколки засвистели над палубой. Вирен застопорил машину, и большевики дали недолет в один кабельтов. К этому времени показалась вторая баржа, и мы, отойдя на предельную дистанцию артиллерийского огня барж, в течение часа изображали плавучий щит для красных комендоров.

13 сентября в районе Логани обнаружили пять пароходов и две баржи. Суда красных держались вне досягаемости пушек «Надежды». Баржи стреляли по нас с предельных дистанций, но без всякого результата. Весь день мы держались в виду большевиков на пределе их артиллерийского огня.

14 сентября тот же отряд появился в море, и канонерская лодка «Надежда» опять в течение дня отвлекала на себя внимание и огонь красных. [393] 15 сентября у Логани, с расстояния 85 кабельтовых, мы опять были обстреляны с баржи. В тот же день, около двух часов дня, «Надежда», «Опыт» и «Доброволец» встретили пять пароходов и баржи, шедшие прямо на Логань. Мы приняли на себя огонь барж и отвлекли красных от обстрела селения. Часа три отряд ходил параллельными курсами с красными, стараясь держаться на пределе огня. В это время большевики методично выпускали по нас залп за залпом.

16 сентября красные показались в виду наших больших кораблей, и бой завязался между отрядом капитана 2-го ранга Пышнова, в составе «Донского», «Славы» и «Америки», и двумя баржами (красные пароходы, пять штук, никакого участия не принимали). Стреляли только 6», и расстояние боя было около 85 кабельтовых. На этот раз красные проявили упорство, и огонь с обеих сторон был интенсивен и точен. Залпы красных порой ложились саженях в 10 и у самых бортов, обдавая водой стоявших на палубах. Но наш отряд шел словно заколдованный, и у красных не было ни одного прямого попадания. Мы же, воспользовавшись боем больших кораблей, вышли баржам на пересечку курса и поймали один пароход, шедший впереди остального отряда. Этот пароход был жестоко обстрелян и, дав полный ход, спасся под защитой барж. Во время боя мы подошли к этим последним на 65 кабельтовых и открыли огонь, когда 6» снаряд с «Донского», угодив в одну из них и окутав все бурым дымом разрыва, вывел ее совершенно из строя. Большевики сейчас же повернули обратно.

18 сентября в 11 часов утра появился в первый раз красный аппарат, сбросивший с высоты 500 метров шесть бомб на отряд. В тот же день «Надежда» имела последний свой бой с красными. Вот выписки из вахтенного журнала:

10.10. ам. Курс Норд-Ост 68°. Слева, на курсовом угле 40°, два дыма.

10.30. Боевая тревога. Расстояние по дальномеру 13 тысяч ярдов. 10.35. Открыл огонь из носового орудия на расстоянии 12 500 ярдов.

10.40. С красного парохода залп из трех пушек. Падение неприятельских снарядов перелет два-три кабельтова, по целику правильно. Опознали пароход типа «Князь Косожский» (вооружен тремя русскими морскими 100-мм пушками, ход девять узлов).

10.41. Легли на Норд.

10.45. Продолжая стрелять по неприятелю, исправили целик. Расстояние 10 тысяч ярдов. Красные в накрытии.

10.46. Ввели кормовое орудие.

10.47. Снова по красным накрытие. [394]

10.48. Курс Норд-Вест 80°. Красные дали по нас накрытие (два недолета у борта, один перелет). Полный ход.

10.49. Залп красных лег в кильватерную струю в расстоянии один кабельтов. Расстояние 11 тысяч ярдов. Кормовому орудию — «дробь». Курс Зюйд-Ост 50°.

11.15. Курс Ост. Расстояние 12 500 ярдов.

11.20. Залпы красных ложатся у борта «Надежды».

11.24. Курс Вест. Расстояние 12 тысяч ярдов.

11.36. Курс Норд-Ост 50°. Расстояние уменьшается.

11.37. Расстояние 12 тысяч ярдов. Красный пароход в накрытии. Наши снаряды рвутся под носом и кормой.

11.38. Красные поворачивают и уходят на Норд.

11.38. Курс Норд.

11.45. Расстояние 12 500. Снаряды «Надежды» рвутся вблизи красного парохода.

11.52. Красные уходят в Волгу. Пробили отбой. Легли на Зюйд-Вест 30°.

12.00. Показалась баржа на Норд-Ост.

12.35. рм. Пролетел неприятельский гидроплан (Норд-Норд-Ост). Легли на эскадру.

В последующие дни красные особенной активности не проявили за исключением воздушных атак.

18-го вечером были сброшены три бомбы.

20-го утром две бомбы и вечером шесть бомб.

21-го утром четыре бомбы и вечером пять бомб. 22 сентября большевики снова появились в море, и навстречу им вышли «Надежда» и «Опыт». Находясь на широте Логани, «Надежда» попала на минное заграждение, взорвалась и затонула. Все были спасены шлюпками с «Опыта». Ранены были двое — капитан 1-го ранга Марков, прибывший незадолго до похода на канонерку для изучения театра войны и знакомства с отрядом, и командир лейтенант Вирен. Оба тяжело. Капитан 1-го ранга Марков впоследствии должен был бы принять пост начальника штаба флотилии.

«Надежде» не повезло, ибо в тот же день на большевистском паруснике была захвачена «Америкой» карта минных заграждений. «Америка» вышла в крейсерство к форту Александровскому и на рассвете, в районе 12-футового рейда, обнаружила на горизонте парусник, который старший лейтенант Ваксмут решил осмотреть. Когда «Америка» подошла к борту последнего, вся команда еще спала. Обыск поначалу ничего не дал, обратили на себя лишь внимание «рыбаки», вид которых внушал подозрение. Повторный осмотр дал неожиданные результаты. [395] Под килем был укреплен минный аппарат с миной Уайтхеда, готовой к выстрелу. Экипаж был сплошь старые матросы-коммунисты, получившие громадные деньги за попытку атаковать какой-либо из наших кораблей. Судом на эскадре они все, за исключением лишь одного человека, были приговорены к расстрелу, и приговор привели в исполнение в день гибели «Надежды».