Организация японской разведки и шпионажа во время войны 1904–1905 гг.

Опираясь на своих резидентов, командированных задолго до войны на территорию России, Манчжурии и других стран, японская разведка разбила весь район фронта и тыла царской армии вдоль линии железной дороги на сектора. Это облегчало японским шпионам и разведчикам наблюдение за передвижением русских войск и обеспечивало японской разведке своевременное получение сведений от широко раскинутой сети своих шпионов и разведчиков.

На японской территории таким сектором обычно руководил офицер японской разведки или один из агентов-шпионов, окончивших перед войной школы шпионажа [38] в городах Чинчжоу (Корея), Инькоу и Цзинь-Чжоу (Манчжурия) и др.

Этот «заведующий сектором» контролировал всю разведывательно-шпионскую работу на участке, производил расчеты со шпионами, сортировал и проверял сообщаемые ими сведения и передавал эти сведения дальше.

Японские шпионские группы располагали значительными средствами для шпионско-диверсионной работы и для приобретения помещений, которые приближали их к массе населения. Как правило, приобретались небольшие мелочные лавчонки, преимущественно булочные, которые посещались всеми слоями населения. В эти лавочки в числе других покупателей приходили солдаты и офицеры царской армии, из разговоров которых, иногда неосторожных, можно было узнать очень многое, не говоря уже о том, что офицерские и солдатские погоны давали возможность определить, какие новые части русских появились в этом районе.

Обычно беседа с русскими офицерами и солдатами начиналась «случайным» вопросом, который задавал старший группы шпионов как хозяин заведения, а остальные шпионы работали «молча» приказчиками, грузчиками или просто толпились около лавчонки.

Очень часто (и это было наиболее эффективно) шпионские группы работали в качестве строительных рабочих над возведением укреплений, собирая точные сведения о размерах этих укреплений, тем более что царское командование во время русско-японской войны показывало исключительные образцы преступной небрежности и ротозейства в отношении хранения военной тайны. Так, например, при постройке портов на Куанчендской позиции подрядчикам-китайцам были выданы планы фортов... Более того, даже охрана этих фортов была организована из сторожей-китайцев...

В тылу царской армии во время войны такие шпионские группы японцев, действовавшие на территории сектора, обычно возглавлялись японскими шпионами китайцами. Они, как и руководители шпионских групп на японской территории, имели в своем распоряжении группу шпионов от трех до пяти человек.

Каждый из этих шпионов получал конкретное задание, например, произвести рекогносцировку определенного участка оборонительной линии и установить наблюдение за передвижением какого-нибудь определенного войскового соединения царской армии. Это не составляло большого [39] труда, так как указатели дорог и вывески о расположении частей и штабов расквартированных русских войск очень облегчали такого рода разведку. Один из русских офицеров писал по этому поводу: «Прямо непонятной являлась любовь как в штабах, так и в войсках к вывескам.

Приходилось видеть деревни, на фанзах которых были прибиты доски с переименованием не только отдельных частей, но даже рот и батарей.

В одной импани (казарме. — А, В.), где квартировал штаб Н-ского корпуса, кроме громадной доски, на белом фоне которой красовалась надпись номера корпуса, были прибиты дощечки с названиями: «оперативное отделение», «инспекторское отделение» и пр.

Лазутчикам противника не составляло абсолютно никакого труда собрать сведения о войсках, расположенных в том или ином районе, для этого нужно было только обойти и записать все то, что они видели на этих пресловутых вывесках».

Английский офицер Гамильтон, прикомандированный во время войны к японской армии, свидетельствует, что трафареты и шифровка русских войск давали возможность японцам опознавать воинские части царской России. «Русские войска. — пишет Гамильтон, — в этом месте (позиция между русскими и японцами 17–18 июля 1904 г. — А. В.) состояли из 11, 12 и 21-го восточносибирских полков, как это было впоследствии удостоверено по номерам и по фуражкам с убитых»{17}.

Царские генералы упорно стремились сохранить трафареты и шифровку войск, в то время как японцы с самого начала боев сияли трафареты, лишив русских столь важных данных для определения японских частей.

Особое усердие в отношении сохранения трафаретов проявил главнокомандующий царской армией генерал Линевич, сменивший на этом посту генерала Куропаткина.

Это усердие Линевича по меньшей мере непонятно, если учесть, что соответствующие отделения его же штаба сообщили штабам частей царской армии о приеме японских шпионов определять по трафаретам части русских войск.

Беспечность, а иногда и вредительство некоторых царских генералов давали возможность японскому командованию использовать для шпионажа даже малограмотных [40] или неграмотных китайцев и корейцев, которым давалось задание только зарисовать погоны, воротники или шапки солдат частей, расположенных на их участке. Полученные таким путем сведения о расположении русских войск в соединении с другими данными, полученными от 400–500 шпионов, которыми располагали войсковые штабы японской армии, представляли разведывательный материал большой ценности.

Для того чтобы японские войска не задерживали своих шпионов, последним выдавались пропуска на крохотных кусочках бумаги, которые могли быть легко спрятаны в папиросе или пачке табака, а также зашиты в одежде. Японцы использовали для шпионской работы также китайских фокусников.

В одно селение, где был расквартирован Н-ский полк, пришел фокусник китаец, который оказался замечательным мастером своего дела. За интересные фокусы его щедро одарили деньгами. Однако перед уходом «фокусник» скромно попросил дать ему заверенное печатью полка удостоверение о том, что он искусно делает фокусы; при этом «фокусник» объяснил, что это ему нужно как рекомендация для показа своего искусства и в других полках. Просьба его была удовлетворена. Постепенно он переходил из одного селения в другое, где стояли воинские части и в каждой после представления получал удостоверение с печатью.

В результате подобного «турне» этот искусно маскировавшийся японский шпион собрал документальные данные о расположении ряда воинских частей царской армии, — данные, скрепленные полковыми печатями. Эти документы, как выяснилось при допросе «фокусника» (он был задержан во время второго «турне» по настоянию одного из русских офицеров), были уже пересланы органам японской разведки.

Собиранием шпионских сведений в пользу японцев во время войны занимались также мелкие торговцы — китайцы и корейцы. Они торговали русским табаком и японскими папиросами, местными лакомствами я безделушками.

В разгар военных действий разбиралось дело одного из китайцев, продавца махорки, который все время находился в тылу русских позиций южнее Мукдена. Несколько раз его прогоняли, но он упорно возвращался назад. Это продолжалось до тех пор, пока однажды один из переводчиков-китайцев, работавших у русских, не обратил внимания на то, что китаец, сидя на корточках, что-то [41] вычерчивает на небольшой бумажке. Его арестовали и нашли эту бумажку в одной из пачек табака. Бумажка была разделена красной чертой пополам, а потом на квадратики. Выяснилось, что красная черта изображала дорогу на Мукден, а квадраты — участки земли. В эти квадраты японский шпион наносил расположение частей русской армии.

Кого только ни вербовала японская разведка для шпионской работы! Ассенизаторы, ходившие от роты к роте, тоже в большинстве были японскими шпионами.

У многих из царских офицеров служили денщиками китайцы. В Ляояне эти «денщики» аккуратнейшим образом два раза в неделю собирались у японских агентов к давали им сведения о своих господах{18}.

И едва трогались куда-нибудь царские войска, как вместе с ними подымалась и вся эта воронья стая: нищие, мелкие торговцы, фокусники и др., осведомляя японцев о каждом шаге царской армии.

Японские шпионы и разведчики буквально наводнили и нейтральную зону, образовавшуюся в связи с тем, что Китай во время русско-японской войны заявил о своем нейтралитете. В нейтральную зону входил и город Синьментин. Здесь японцы не только раскинули густую агентурную сеть, но даже создали базу для снабжения армии генерала Ноги во время мукденской операции. Это облегчалось тем, что (по китайским сведениям) Ганзолин, китайский полковник и начальник синьминтинского гарнизона, оказался матерым японским шпионом.

Для получения шпионских сведений японским разведчикам и шпионам в большинстве случаев не требовалось никакой хитрости или изобретательности. Нужно было только иметь «своих» людей в общественных местах и слушать то, что преступно выбалтывали многие офицеры, а иногда и солдаты царской армии. Вот что писал по этому поводу один из подполковников царской армии:

«В период расположения армии на р. Шахэ мукденский вокзал являлся клубом, в котором собиралось офицерство и где решались судьбы кампании.

Тыл прислушивался к тому, что говорили приехавшие с позиций, а затем, исказив все пылкой фантазией, распространял слышанное дальше. [42] Тут же на вокзале вертелись «бойки» (полуироническое название китайцев-слуг, произошло от английского слова «бой» — «мальчик, слуга» — А. В.) и восседали китайцы-чиновники.

Малейшее передвижение войск было известно мукденскому вокзалу, а значит и Мукдену{19}, а оттуда через Синьминтин — японцам.

Так, например, 5 января мне лично пришлось слышать на мукденском вокзале о том, что на 12 января (1905 г. — А. В.) назначено наступление 2-й армии. Можно предположить, что это могло стать известным и японцам.

Факт отмены нашего вторичного наступления на Санделу говорит в защиту высказанного. День наступления был известен японцам. Они даже подбросили на наши аванпосты записку, в которой сообщили об этом».

Большую группу шпионов имели японцы и в мукденском вагон-ресторане. Сюда собирались не только военные агенты я корреспонденты, но также ординарцы, состоявшие в большинстве из бездарных гвардейских молодых офицеров. Эти «вояки», не обращая никакого внимания на присутствие иностранцев, часто, рисуясь знанием иностранных языков, выбалтывали все то, что они знали, находясь на службе при высшем командовании царской армии. А желающих послушать этих «вояк» было хоть отбавляй. В Мукден за армией понаехала масса всякого подозрительного элемента из России и из-за границы. Здесь были греки, французы, итальянцы и множество других иностранцев, но особенно много было китайцев как из самого Китая, так и из Манчжурии, т. е. из пунктов, где японская разведка широко развернула вербовку. Все эти любители легкой наживы торговали, толпились на вокзалах или в ресторанах и наряду с этим в большинстве шпионили.

Обширная своевременно организованная сеть японских шпионов сильно облегчала работу японской войсковой разведки, иногда почти заменяя ее. Об этом пишет, например, хорошо осведомленный французский полковник Ниссель:

«Японская служба разведки, по крайней мере до мукденских боев, была почти целиком возложена на шпионаж, организованный до кампании». [43]

Однако даже из приведенных фактов очевидно, что беспечность значительной части царских офицеров и прямая диверсионная деятельность некоторых из них в пользу японцев и ряд других условий, о которых говорилось выше, чрезвычайно облегчали японцам шпионскую и разведывательную работу против царской России. Поэтому преувеличивать «достижения» японских шпионов и разведчиков, чем грешат некоторые авторы, по меньшей мере неуместно и явно тенденциозно.