Содержание
«Военная Литература»
Военная история

Ударные отряды. Тактика, вооружение, оснащение. Миновзрывные средства. Военные теории Симпкина и Ван Кревельда

Вопрос ударных отрядов для меня самый важный во всей югославской войне. В связи с этим опять хотелось бы коснуться темы способов пехотных атак, для чего, собственно, и создавались ударные отряды, с тем, что большое внимание здесь будет уделено самой тактике, применяемой этими отрядами, а заодно стоит коснуться вопросов. личного вооружения и снаряжения их бойцов в свете уже имеющегося опыта, по большому счету, все это касалось всей пехоты, в том что в ударных отрядах можно было наблюдать наиполный и наинасышенный пример пехотных действий. Такие действия в югославской войне были наиинтересными. Велись они в условиях гражданской войны при большом беспорядке в государственной жизни, да и в самой армии, ведшей на стратегическом и, отчасти, на оперативном планах боевые действия довольно вяло. Однако на техническом плане, в первую очередь для ударных отрядов, война не раз оказывалась более, чем жаркой. Именно здесь боевые действия показали наибольшее несоответствие между практикой и теорией. В последней, в соответствии с правилами ЮНА предусматривалась атака по всей линии обороны все той же пехотной цепью в полный рост, и то через несколько линий обороны противника. Правда, возможно ныне на Западе считают, что пехотные атаки вообще не нужны и будут заменены ракетно-артиллерийскими и авиационными огневыми ударами, а потому и нет смысла совершенствовать их способы. Это, возможно, и подходит для Армии США, ведущей свои»миротворческие действия» при полном превосходстве в воздухе, но в самой югославской войне это было неприемлемо. Очевидно остается это неприемлимым для сербских вооруженных сил и доныне, поэтому следует попытаться разработать новые правила атак, заменившие бы правила ЮНА. Последние же в югославской воине полностью в этом отношении дискредитировали себя, и со временем командиров, желавших устроить вышеупомянутое «кино» с цепями и криками «ура», бойцы стали не особо приветливо осыпать различными оскорбительными эпитетами, нередко даже прямо в лицо. Ужесточение дисциплины здесь ничего бы не решило. Даже имей упомянутые командиры вымуштрованных солдат успеха им при такой тактике и при более-менее серьезном противнике было не достичь, и все закончилось бы лишь большим числом трупов. Уже во вторую мировую войну, когда главным стрелковым оружием были карабин и станковый пулемет, подобная тактика изживала себя и германское командование, державшее, без сомнения, первенство в военной тактике, по крайней мере до 1943 года, со временам отказывалось от таких атак, заменяя их прорывами пехоты на полугусеничных бронетранспортерах под прикрытием танков. Ныне же такая тактика вообще является абсурдом, даже в югославской войне, ведшейся во многом на уровне шестидесятых-семидесятых годов. В ней такая атака захлебнулась бы несколькими очередями одной «Праги», и пехоту не спасли бы здесь ни танки, ни БМП, а дело закончили бы минометы РСЗО и артиллерия. Это, собственно говоря, порою и происходило, особенно в мусульманских войсках, несшие огромные потери из-за неразумия многих своих командиров, в том числе офицеров ЮНА. Опасность от кассетных боеприпасов, в особенности управляемых здесь, не упоминается, однако, хотя в югославской войне примеров срыва наступлений кассетными боеприпасами нет, можно привести опыт войны на Косово 1998–99 годов во время авиаударов НАТО (март-июнь 1999 г.) по югославским силам. Наихарактерный пример — случай с пограничным караулом «Кошары» на албанско-югославской границе в районе горного массива Паштрик. Этот караул югославской армии в самом начале бомбежек штурмом захватил силы УЧК (ОАК), напавшие из Албании, и при этом в них был большой процент наемников и моджахединов. Югославские войска, которые в этом районе (район Призрена) были многочисленны и хорошо вооружены, состояли из нескольких моторизованных и танковых бригад и подразделений боевого и тылового обеспечения, а так же силы МВД, прежде всего отряды особой полиции, в которые были преобразованы отряды специальной милиции, и отрядов САЙ (специальные противотеррористические силы), силы специального назначения Сербии ДБ «красные береты», а так же специальные силы югославской армии — 63-я парашютная бригада из Ниша и 72-я разведывательно-диверсионная бригада из Панчево. Эти столь отборные войска несколько раз пытались возвратить Кошары, но безуспешно. Самую большую неудачу с самыми большими потерями они потерпели после неожиданного налета авиации НАТО, засыпавшие их кассетными боеприпасами перед самым началом операции. Надо напомнить, что Кошары находились среди высоких гор, покрытых лесом, и можно предположить, что на равнинной безлесой местности потери от кассетных боеприпасов были бы еще больше и поэтому практику пехотных атак линейного типа надо в корне пресечь. Это касается не только самих действий взводов и рот, но и батальонов, полков и бригад, ибо надо полностью перестроить тактику, исходя их тех принципов, что оказались хорошо проверенными в боевых действиях, ударных отрядов в звене взвод-рота. В последнем случае было просто нагляднее видно, что для бригад надо доказывать в теории. Картина тяжело нагруженных бойцов (тут четырьмя сложенными рожками не обойдешься), едва ли могущих бежать несколько сот метров до неприятельских траншей со скоростью большей 5–6 метров в секунду, заканчивалась бы смертью и ранениями большинства из них при построении цепями еще до подхода к траншеям. Тут вряд ли помогло пяти-шести кратное превосходство в силах и огневое подавление противника на 50% при иных о особах атак, более чем достаточные для прорыва узких участков неприятельской обороты. По опыту ударных отрядов видно, что нет нужды в широких нападениях на неприятельскую оборону, и противник после прорыва в двух-трех местах его обороны либо сразу отступал или бежал, либо ввязывался в тяжелые для него траншейные бои. Бессмысленность широких линейных атак видится даже из расчетов боевой скорострельности стрелкового оружия (сотня для автомата и две-три сотни для пулемета снарядов в минуту), что было достаточным для

остановки в боевой обстановке взводом в два-три десятка стволов подразделения в две-три сотни человек, или же одним отделением в три-четыре ствола целого взвода. Это все было вполне характерно для той пехотной войны, что шла в Боснии и Герцеговине, и выход был из этого один — побольше шевелить мозгами и следовать воинскому долгу как командирам, так и рядовым бойцам. Рекомендации же из старых правил — следовать атакующей пехоте за танками и БМП по их колеям бойцу, знавшему что такое прыгающие мины натяжного действия или минометные мины и «тромблоны», были бессмысленны. Тем более это касалось авиационных и артиллерийских кассетных боеприпасов с с темпирными лазерными, магнитными, тепловизиониыми, сейсмическими, акустическими и прочими видами дистанционных ГСН и взрывателей либо поражающих цели непосредственно, либо служащих для разбрасывания большого количества «бомбиц» (боевых элементов мгновенного действия) или мин как с контактными, так и с дистанционными взрывателями.

Можно что угодно писать о «генетической» способности сербов к войне, хотя такие теории писались, в основном, людьми войны, вблизи не знавшими ее, да и имевшими популярность у тех, которые подобные способности проявить на войне не спешили. Но допустим, что это все, даже в своем местном варианте, полная правда. Хотелось бы тогда спросить тех политиков или генералов, что на основании подобных теорий готовятся к войне: к чему способны будут подобные генетически способные бойцы, если благодаря невниманию ко столь второстепенным факторам как тактика какой-нибудь командир развернет их в цепь и тут сверху на них неожиданно посыпятся бомбицы, неважно, из мин, ракет или артснарядов, поражающих не только бронемашины, которые еще можно защитить, но и пехоту своими осколками? Подобные кассетные боеприпасы не фантастика, а оружие всех современных армий и не только из блока НАТО или бывшего СССР, но и самой ЮНА, имевшей на вооружении кассетные боеприпасы для РСЗО «Огань» и «Оркан», а также британские кассетные авиационные контейнеры BL-755. Стоит также задуматься к чему будут способны эти бойцы в наступлении, если двое каких-нибудь, например, албанских “террористов” просто приведут в действие радиопультом десяток скрытых ими в густой траве контейнеров американской системы дистанционного минирования MOPMS (содержат 21 противотанковую противоднищевую мину М 76 с магнитным взрывателем и 4 М77 противопехотных мин натяжного действия с четырьмя проволоками) хорошо описанной в американском уставе FM 20–32, накрывших бы по площади полукруг в форме эллипса 70х 70 метров. Подобные контейнеры, поставленные в шахматном порядке, препятствие и для бронетанковой техники, а не то что для пехоты. Подобные кассетные боеприпасы существуют в американских вооруженных силах уже давно. Есть такие же кассетные боеприпасы на вооружении самолетов, орудий и минометов ракетных систем, в особенности MLRS М 270 (двенадцати ствольная РСЗО калибра 227 мм, могущая в виду модульной конструкции, применять и управляемые тактические ракеты (ATACMS), также имеющие кассетные боеприпасы). Все это ныне стандартное оружие НАТО, и потому хотелось бы спросить вышеупомянутых теоретиков генетики, что они могут посоветовать солдатам, корчившимся бы под градом осколков таких боеприпасов, с пробитыми частями тела, коль им просто не было бы на ком показывать свою храбрость. Не надо только уверять, что на все найдется ответ. Пока этот ответ найдется, на фронте будут тысячи трупов, сам он будет прорван, а организованное сопротивление в тылу подавлено. Мне что-то не вериться ныне в массовое партизанское движение в тылу врага, если и сотню лет назад это с трудом удавалось, а что ожидать от современных «цивилизованных» людей ? Да и вряд ли современные политики его смогут организовать, коль не смогли воспользоваться техническим преимуществом в 1991–95 годах. В «таинственные» сербские военные планы я тоже не верю, ибо существуй они, то сербские земли не терялись бы, а сербские войска не громились.

Вообщем, по моему мнению, ВРС, как и все сербские вооруженные силы, вела войну тактикой «прошлого», а не будущего, и утверждения в том, что в 1992–93 годах ВРС была самой сильной армией на Балканах, да и в Европе» (генерал Манойло Милованович “Независне Новине”, 21–27. 05. 97 г.), мне звучат не слишком убедительно, хотя они типичны для этой войны.

ВРС была отсталой в военном отношении армией социалистического типа и хотела брать храбростью там, где не просто можно, а и нужно было брать умом, причем и храбрость тут было понятие весьма относительным. Уже один элементарный пример того, что во всем ВРС было всего две танковых бригады (а по сути мотострелковых), и то лишь в составе 1-го Краинского корпуса подтверждает это, причем использовались эти бригады по-ротно и по-батальонно в неполном составе для усиления, как правило, обороны этого корпуса. По моему мнению, было куда разумнее бронетехнику из них разделить между ударными отрядами всего ВРС, дав тем хороший хорошую боевую технику, которой почти всегда не хватало, и тем самым сделав их маневренными. Эта бронетехника, имея хорошую пехоту под броней, действовала бы не как одиночные подвижные огневые точки, а как боевой молот, пусть хотя бы батальонного состава. Это то и было бы использованием действительно ценного боевого опыта, который был растерян еще в ходе самой войне. Сотни разнообразных мыслителей, порою даже полусумасшедших, потрясали воздух словами, а между тем, на Фронте гибли действительно способные, возможно и генетически, люди, лишенные элементарных знаний военного дела. Конечно, может было интересно заезжим и местным вождям, допустим, печь вола на Яхорине в 1994 году, якобы, ожидая авиаударов НАТО. Но вот было ли бы это также забавно, если бы Яхорину накрыл ковер кассетных бомбиц и мин, а не в «гуманитарном» количестве. Стоит напомнить, что в 1944–45 годах «союзная» американская и британская авиация, борясь за мир и демократию, напалмом сжигала немецкие и японские города, в которых пеклись уже не волы, а десятки тысяч людей, в первую очередь, гражданские лица, в том числе женщины и дети, и что-то от этого мир не перевернулся. Кстати, тогда же и сербские города бомбились этой же авиацией (Ниш, Подгорица, Никшич) на день рождения короля, то есть на государственный праздник, а Белград бомбился несколько раз, причем особенно жесткие бомбежки были (16 апреля) на Пасху, когда погибло несколько тысяч сербов, а немецких солдат во всех бомбежках погибло несколько десятков. Парадоксально, что немецкая ПВО защищала сербские города, тогда как хорватские вообще не бомбились, а сербы по селам спасали «союзнических» пилотов, за что сами страдали десятками. Тогда волов сербы не пекли, а тысячами бежали из городов. В югославской же войне волов пекут не из-за того, что не боялись бомб, иначе бы число бойцов ударных отрядов значительно бы увеличилось, а из-за того, что все это был большой политический спектакль, организованный сверху, и тут было, видимо, не до войны.

Конечно, далеко не все здесь было циркачеством, но характер войны не давал людям понимания его настоящей ценности. Лучше всего эту цену знали те, кто воевал в ударных отрядах. Однако их часто не было слышно за хором различных «выдающихся» тыловиков, решивших что раз они сербы, то видимо, «генетически» связаны с теми успехами, что «кроваво» достигались на фронте. Везде были люди разные, и не в одних ударных отрядах были те, кто стремился к победе ушел воевать, тем более, что и в самих ударных отрядах хватало всякого сброда. Однако они, как я уже упоминал, весьма наглядный пример этой войны, и при этом действительно что-то относительно новое и оригинальное в ней, и подходить к ним надо без традиционных стереотипов, без личностной оценки их бойцов и командиров.

Во всем нужно сравнение, а тем более в этом случае, во времени и пространстве. Надо изучать как и почему в том хаосе все появлялись подобные отряды, и соответственно, изучать их действия и опыт, попытавшись найти основания в этом в военной науке, в том числе в исторической. Конечно, вся эта война была пехотной и большинство частей (бригад и отдельных батальонов) тоже были чисто пехотными, часто даже без пары десятков танков и бронетранспортеров.

Никаких самостоятельных танково-механизированных действий уровня батальон-бригада здесь не было по вышеописанным причинам. Но с другой стороны следует задаться вопросом: а будут ли в будущей войне такие действия, хотя бы из-за массы противотанковых средств над землей, на земле и под землей? Что будет, если начнется использоваться электромагнитное оружие и электроника на боевой технике выедет из строя. Не окажутся ли тогда эти ударные отряды спасением на войне, не окажется ли, что на войне без фронта и флангов, а соответственно, без закона и власти для командования войсками нужны несколько иные, в отличие от общепринятых, методов, да и условия, возможно, будут менее благоприятны, чем в югославской войне.

Не надо поэтому однозначно осуждать недостаточную дисциплинированность в сербских войсках, тем более, что она была у всех сторон. Она и обеспечивала не раз более разумную тактику, проводившуюся в соответствии со здравым смыслом тех, кто шел в атаку, а не с догмами тех, кто эту волну наблюдал с расстояния. Люди по природе склонны к догматизму, особенно если эти догмы им навязывались десятки лет. В югославской войне было заметно, как подобные люди, осуждавшие местную «партизанщину», сами ничего нового предложить не могли, да и сами роль пушечного мяса в предлагаемых ими «решениях» играть не спешили.

Не смотря на все многочисленные недостатки той же ВРС, она в своих столкновениях не только с мусульманскими и хорватскими силами, подготавливаемых по методике. НАТО, но и с моджахединами (которых в армии Боснии и Герцеговины было несколько тысяч) и с западными наемниками и инструкторами на тактическом плане, то есть на уровне подобных «партизанских» ударных подразделений, вполне достойно сражалась. Тут всякое бывало. Однако, непосредственные, хотя и редкие, наземные боевые столкновения с западными миротворцами никакого превосходства в тактике и подготовке последних не показали. Другое дело, что сербские ударные отряды не смогли стать основой сербские сил, но это уже относится к сфере политики и идеологии. На практике эти отряды действовали отнюдь не дилетантски, и было совершенно правильно, что в лучших успешных случаях подобные ударные отряды старались приблизиться как можно ближе к противнику без всякого шума, дабы либо сделать бросок на его позиции, либо так же бесшумно войти на них в одном или нескольких узких участках. Потом же начиналась стрельба и беготня, и тут уже преимущество было у наступающих. С наступлением здесь никто, как правило, не торопился и командиры искали по несколько дней, а то и недель уязвимое место в неприятельской обороне. Но главная роль в этом часто принадлежала вовсе не командирам, а разведчикам отрыла, которые лично находили удобные проходы. Это все было не просто разумно, но и действительно «научно». Следует опять вспомнить Тухачевского из-за его способности собрать и проанализировать опыт и царской, и российской, и красной армий, и западных армий. Тухачевский в журнале «Революция и война» от 1923 года №21 (статья переведена на сербско-хорватский язык в «Избранных трудах М. Н. Тухачевского) на примере из Первой мировой войны показал ошибочность не только российского раннего развертывания

пехоты в цепи, но и «французской» тактики с главенством средств огневой поддержки в бою, то есть подчинения первой линии наступления последней. Это, конечно, не дословное перенесение его слов, но смысл верен и не нов, ибо тот же Суворов с выражение “пуля — дура, штык-молодец” при образном, а не буквальном понимании, оказывается далеко не устаревшим, ибо говорит все о том же принципе «победы».

Точно так же и опыт Югославской войны является весьма современным, если глубже вникнуть в него. Война схожа для людей, и именно они, а вовсе не техника, определяют ее исход если, конечно, не касаться «ядерной» войны, но это уже не военное искусство ибо обеспечивает не победу, а самоуничтожение. Весьма поэтому своевременным было опубликование в 1992 году в журнале «Войни Гласник» (Военный Вестник) перевода статьи советского майора В. Баранова «О способах атак». Баранов справедливо указал устарелость атаки пехоты в цепях за танками, так как по его словам за одну-две минуты непосредственной атаки пехоты она, не давая никакой серьезной поддержки танкам (ибо 2/3 от сотни ИГ средств мотострелкового батальона защищены броней), будет задерживать их движение, подставляя ее под огонь ПТ средств противника. Баранов, используя опыт войны в Афганистане, предлагал бросок до неприятельских позиций проводить на БМП, идущих за танками, и после проделывания прохода первый эшелон вырывался бы на неприятельские позиции под огневым прикрытием второго эшелона. Затем пехота там спешивалась бы и начинала «чистить» эти позиции, дабы потом опять второй эшелон, выйдя на достигнутый рубеж, менялся ролями с первым эшелоном и под его прикрытием развивал успех и штурмовал схожим методом при необходимости вторую линию неприятельской обороны. В се это достаточно разумно и, вполне соответствует тем нуждам, которые возникли в югославской войне, но которые нечасто удовлетворялись.

Здесь следует лишь добавить положение нужности руководящей роли разведки — боевых дозоров, которые должны не просто давать разведданные, но и часто руководить действиями средств огневой поддержки и атакующих. Это правда, требует от командира или его заместителе идти в таком разведдозоре, но это и давало успех многим командирам ударных отрядов, лично могущих наблюдать за боевой обстановкой и быстро реагировать на ее изменения. Дело здесь заключалось не в одном поддержании авторитета, хотя и это было немаловажно, и не в «голом» героизме, хотя неясно, как без него можно становиться командиром, а в наиполном владении обстановкой. К тому же, опыт Югославской войны, как и других войн, показывает сколь была важна способность пехоты в ориентировании на незнакомой местности, а подобную способность имеют лишь одиночки и именно они могли обеспечить скрытный выход отрядов к ненужному исходному рубежу атаки. Много раз в этой войне пехота несла потери из-за раннего развертывания в боевые порядки и бойцы, нередко теряя ориентир, либо сами попадали под неприятельский огонь, либо начинали междоусобную перестрелку. Следование же через неизвестную местность, в особенности горно-лесную, надо было бы проводить как раз скачками, занятием боевых дозоров, ключевых точек впереди в скрытом следовании и с последующим подтягиванием остальных сил. То, что между боевыми дозорами могут остаться силы противника, не столь важно, если, конечно, предусматривается опасность засады. Многочисленными они на будут, иначе боевые дозоры не пройдут, а если эти дозоры займут оборону на ключевых точках, то неприятель окажется в полуокружении и сразу же обнаружит себя. Наилучший путь в боевой обстановке по одной карте не определить, ибо тут большую роль играет не только местность, но и действия огневых средств противника, в особенности его минных полей и артогня. Поэтому и необходимо большое внимание к подготовке и оснащению войск, но еще большее внимание к личностям тех, кто брал бы на себя роли разведчиков, и которых следовало бы иметь в каждой ударной групе. Нельзя надеяться на одну силу «палки» и создать победоносную армию. Людям надо доверять, тем более что те, кто добровольно пойдет в бой, по меньшей мере победы будет хотеть не меньше полководцев. В связи с этим следует больше уделять внимание оснащению ударных отрядов, ибо они костяк армии и ее главная сила. Начинать надо здесь не с простого обмундирования, которое многое определяет в бою. В ВРС и СВК со временем ударные отряды стали переходить на комбинезоны, которые, были наиудобной формой. Не хватало таких же водоотталкивающие масхалатов, могущих бы послужить и в дождь и в снег, не теряя расцветки от грязи и воды. Совершенно необходимыми показали себя «разгрузочные жилеты» — «лифчики», тогда как подсумок был неудобней и непрактичней вещью. Лифчики в ударные отряды поступали в большом количестве, но от разных производителей и получался большой разнобой. к тому же производители не знали часто фронтовых нужд, и тот же двойной рожок на автомате, что бы кто не говорил, вещь необходимая, хотя бы на случай внезапной ночной тревоги. Карманы для рожков не раз сами открывались при беге, а сами рожки в передвижении иногда стучали друг о друга. Думается, что необходимо силами каких-либо разработчиков с фронтовой практикой создать единый разгрузочный жилет, имевший бы возможность нести два боекомплекта в патронах, десяток ручных гранат, ножа, приспособленного бы и для роли саперного щупа, короткого крюкообразного мачете, складывающейся саперной лопатки и остального снаряжения, точнее его минимума для одного боя, тогда как вещь-мешок, привязанный к нему спальным мешком, можно было бы легко сбросить с плеч и случае крайней необходимости. Этот разгрузочный жилет должен иметь возможность подстраиваться всех военных специальностей, ибо в бою будут теряться и люди и «жилеты». Что касается бронежилетов, то они должны состыковываться с разгрузочными жилетами, но следует их делать хотя бы удобными, особенно для разведчиков, дабы те могли быть поворотливыми и бесшумными. Отдельный вопрос — ботинки, чье низкое качестве часто вызывало нарекание бойцов, исключением из чего были ботинки словенской фирмы”Планика” которые стремились приобрести все стороны, но в особености представитили МВД. Большое внимание следовало бы уделить защите от нажимных мин. Однако нигде в мире эта проблема еще не решена. При имевшихся защитных ботинках передвижение было тяжелым, играла тут роль и повышение высоты подошвы и тяжесть, да и нога в таких ботинках ломалась в бедре и колене весьма тяжелым образом

Что касается шлемов, то старых шлемов ЮНА мало кто носил, а новых почти не было. Не знаю, что думал конструктор старого шлема, но носить его в бою, особенно разведке, значит терять концентрацию под его тяжестью, что опаснее отсутствия шлемов. Что касается самих головных уборов, думается, что все эти Фуражки, пилотки, кепки, береты могут заменяться куда более практичным и нужным платком в двух экземплярах (один на шее).

Необходимо ввести в комплект формы перчатки, в том числе без пальцев, а обязательны и водонепроницаемые легкие спальные мешки, а так же легкие и непромокаемые плащпалатки, могущие служить и для защиты от ОМП. Что касается оружия, то тут главный критерий — надежность, но, впрочем, ничего нового в этом нет. В югославской войне относительная специфичность, хоть и характерная для сдобных войн, была разве что в использовании ПТ средств против укрытие противника, и в любом ударном отряде были гранатометы (как правило старый югославский М-57 — калибр ствола 44 мм, и более новый М-79 «Оса» — калибр ствола 90мм), а так же ПТРК «Малютка» или «Рагот». Их недостатком было отсутствие осколочно-фугасной БГ, да и тяжеловат был М-57, а М-79 — громоздок. Хорошо показал себя трофейный РПГ-7 китайского и сирийского производств, и производств иных стран, в особенности его граната с осколочно-фугасной частью.

Опыт югославской войны вызвал создание в Югославии ПТРК «Бумбар», который был бы куда лучше, в отличие от других ПТРК в «акциях» из-за его легкости и относительной компактности, при наличии двух типов тандемной БГ — кумулятивной и осколочно-фугасной и управляемой ГСН. Впрочем, в Югославии существовали новые ручные гранатометы: М-91, калибра 120 мм, но они в той воине практически не применялись. Наипопулярным орудием была «Золя» М-80–64 миллиметровый гранатомет (версия советской «Мухи») хотя иногда он мог неожиданно раскрыться за спиной у бойца из-за слабости защелок. Применялись и 82-х миллиметровые безоткатные орудия, но куда более популярными орудиями в борьбе с укреплениями противника были ПТ пушки М-42 (ЗИС) и Т-12. Успешно применялись в бою и трофейные (от армии Боснии и Герцеговины) советские РПО «Шмель», которые, правда, более — менее крепкие стенки не пробивали, но попадали вовнутрь «бункера» (блиндажа) и буквально разрывали его.

Часто применялись и тромблоны (винтовочные кумулятивные гранаты), облепленные пластиком и выстреливаемый как с колена, так и с плеча, лучшим образом с отдельных карабинов, дабы не разбивать механизмы автоматов. В городской войне применялась, наконец, и сама взрывчатка, вносимая вручную или даже забрасываемая (иногда катапультами) на неприятельские позиции. Для прорыва неприятельской обороны использовались и авиабомбы по 100 и 250 килограммов, к которым приделывался ракетные мотор и они с рельсовых направляющих запускались на несколько километров на неприятельские позиции. Иногда для таких целей использовались ракеты (пример, ракета “Краина” на базе ЗУР «Двина» С-75 с боеголовкой от ПКРК RBS-15).

Что касается инженерного оборудования позиций, то оно, хоть война и была позиционной, у сербских сил в общем уступало их противникам, и это можно было увидеть с первого взгляда по состоянию позиций сторон. Мне думается, что как раз инженерным делом и должны были бы заниматься войска, оставшиеся на «положае», а не проводить много времени за игрой в карты, питьем кофе и резкой домашней живности. В связи с этим надо особо отметить состояние минно-взрывного дела, на этой войне бывшего одним из наиважных в Югославии производство мин, как и вообще взрывчатых веществ и устройств, стояло на относительно высоком уровне.

Здесь производились почти все основные виды военных и промышленных взрывчаток как бризантных, так инициирующих. Производились здесь огнепроводные и детонирующие шнуры нескольких видов изоляции, капсюли-воспламенители и капсюли-детонаторы как лучевые, так и электрические, а так же большое количество взрывателей для «специальных» действий. Прежде всего это были: серии -первая: старого типа диверсантских взрывателей (УДУ-1 — нажим, натяжение и разгрузка, УДЗ — штыревой, УДОП-1 -натяжение и разгрузка, УДОд-1 — на откручивание, УДП-1 — натяжной) и новая серия специальных механических взрывателей (УМП-1 — натяжной, УМП-2 — натяжной, УМНП-1 нажим и натяжение, УМОП-1 — разгрузка и натяжение, УМНОП-1 — ослабление нажима, нажим, натяжение). Существовали химические взрыватели: УСХП -натяжной, УСХОП-1 -ослабление нажима и натяжение, и УСХН-1 — нажимной, как и химические взрыватели замедленного действия серии УДВК и УСТХ, часовые взрыватели СУ-24, СУ-10 и СУс-80, элоктровзрыватели ЕМУ-1 -нажим, ослабление, натяжение; и УДБ-1 -натяжение, изменение сложения или силы инерции.

Наисовременными же взрывателями были специальные электронные взрыватели серии УС (УСИ-Т — сила инерции 1–3 м/сек или нагиб до 30 градусов С; УСС-Т на свет больший 7 люкс; УСТ-Т на тепло больше 70 град. С; УСТ на замедление от 5 до 9999 минут; УСВ-Т — на вибрацию; УЕПж — на натяжение; УСА-Т — акустический), а также радиовзрыватели и лазерные взрыватели. Разнообразием отличалось производство мин. Так, в Югославии производилась вначале советская противопехотная нажимная мина ПМД-6, с механическим взрывателем МУВ, в ЮНА названная ПМА-1 со взрывателем УМП-1 соответственно, но затем началось производство схожей мины ПМА-1А, но с пластиковым корпусом и химическим взрывателе УПМАХ-1. Эта мина, однако, показала свою недолговечность в земле из-за открытости влаги и потому было начато производство противопехотных нажимных мин собственной разработки ПМА-2 с химическим нажимным взрывателем -»звездочкой» наверху УПМАХ-2 и ПМА-3 — из двух пластиковых половинок обтянутых сверху черной резиной и химическим взрывателем УПМАХ-3, устанавливаемый через нижнее отверстие и срабатывающий при нагибе верхней половинки, сдавливающей воспламеняемую смесь взрыватель. В войне все эти три вида мин были широко употребляемы и назывались соответственно: «сапуница» (мыльница), «паштета» (паштетная консерва) и «жаба» (из-за своей водоотпорности до 6 месяцев и возможности установления под водой) Так, хорваты в 1991/92 годах ПМА-3 отправляли течением Дуная в Сербию. Эти мины, имея заряды ВВ соответственно 200 граммов прессованного тротила, 70 граммов прессованного тротила с дополнительным детонатором от 2 граммов тетрила, 35 граммов тетрила (или прессованного тротила) были большой опасностью для пехоты, уже хотя бы в силу естественного страха людей, больше боящихся потерять ногу, нежели голову. Эти мины тяжело были обнаруживаемы, в особенности ПМА-З, и тут могли применяться лишь наисовременные западные миноискателя MD-8 и Ebinger, но и то с трудом в силу большого количества металла, в земле при этом нередко насыщенной рудами. ЮНА же на вооружении имела мало современных миноискателей и в войсках их не хватало, а старые модели особой пользы не оказывали. Еще одной большой опасностью для пехоты были натяжные осколочные мины ПМР-2 (по типу советской ПОМЗ, но с зарядом от 100 граммового прессованного тротила и механическим взрывателем УПМР-2) или с таким же взрывателем УПМР-2АС, имевшим и вторую ударную иглу, могущую приводить в действие сигнальный патрон на верху, и ПМР-3 уже югославской разработки с зарядом в 413 грам литого тротила и с дополнительным детонатором в 13 грамм тетрила при натяжно-нажимном взрывателе УПМР-3, позволявшем установку не одной, как на ПМР-2, а шести натяжных проволок каждая длиной 16 метров по окружности. Эти мины однако имели недостаток в том, что срабатывали от лесных и домашних животных, что, порой использовалось противником, а сама проволока со временем за пару лет покрывалась коррозией или ложилась на землю под тяжестью листвы и веток, падавших с деревьев, и саперам приходилось пперезатягивать ее. Рыболовная леска, заменявшая иногда эту проволоку со врем нем сама растягивалась, и поэтому иные саперы поднимали на высоту одного-полутора метров скрывая как правило, их корпус за стволы деревьев. Это в особенности относилось на ПМР-3, имевшей цельный корпус с залитым в него тротилом. Все же эти мины могли преодолеваться и без средств разминирования, что и случалось на практике, в особенности на каменистых почвах или в городе, где можно было избегать опасных земляных поверхностей. Более опасной и, пожалуй, наисмертоносной из всех мин была выпрыгивающая осколочная мина ПРОМ-1, обладавшая зарядом 425 грамм либо литого тротила у старых типов, либо гексолита у новых, при трех дополнительных детонаторах из тетрила. Мина имела взрыватель УПРОМ-1, схожий по действию и конструкции с УПМР-3 с тем, что у последний запал находился в теле мины, а у первой он был составной частью взрывателя. При натяжении проволоки или нажиме на звездочку после сгорания пиротехнического замедлителя (1, 5 секунды) срабатывал вышибной снаряд (3 грамма черного пороха) и мина, выпрыгивая на 70–80 (старый тип) или 20–30 (новый тип) сантиметров, обеспечивала носителю капсюля -воспламенителя Е-67, проволокой связанного за дно стакана мины, налегать с растяжением проволоки на ударную иглу и через капсюль-детонатор приводить в действие заряд, поражавший живую силу осколками на расстоянии 20–30 метров. Это была наираспространенная модель ПРОМа, хотя позднее возникли модели ПРОМ-КД с электровзрывателем и двухкилограммовая ПРОМ-3 с зарядом ВВ пластита с оболочкой, содержащей 2900 стальных валиков (0, 35гр) и с двумя (верхним и нижним) детонаторами, срабатывающими одновременно я дающими узкую взрывную волну с больше кинетической энергией осколков. Впрочем, эти две последние модели ПРОМа на войне практически не применялись. Были правда предположения что известный взрыв в мусульманской Сараево «Маркалы-1» (в феврале 1994) был вызван по приказу сверху мусульманскими агентами либо миной ПРОМ-3, либо осколочной миной направленного действия МРУД (схожая советской МОН-50 и американской М-18 Ciaymore), имевшая 900 граммовый заряд пластита и 650 стальных шариков залитых в пластмассу. МРУД иногда устанавливался на растяжку но как правило, эта мина устанавливалась с электровзрывателем на ручное дистанционное управление, что обеспечивало большую надежность, эффективность, безопасность и экономичность.

Большую опасность для пехоты, но в особенности для машин, шедших узкими лесными дорогами, представляла собой одна из наисовременных противотанковых мин ТМРП-6, бывшая не только противогусеничной, но и противоднищевой. Благодаря штырю на ее верху, эта мина имела еще одно отличие — вогнутый диск из высококачественной стали, установленный над зарядом от 5, 2 килограммов литого тротила. Этот диск вследствие резкого изменения формы под действием взрывной силы получал скорость в 1500–2000м/сек и пробивал до 50 миллиметров вертикальной литой брони на расстоянии 10 метров, а с расстояния 30 метров — 30 миллиметров, а с расстояния 50 метров — 20 миллиметров (принцип — ударное ядро или Miznay-Shardin effect). Понятно, что это, как и наличие штыря, делало эту мину порою и противопехотной, в особенности при вертикальной установке на высоте одного-полутора метров при либо натяжном действии (или через сам штырь или через проволоку, привязанную к его концу), либо управляемого действия по проводам дополнительного взрывателя в дне мины. Наконец, как противопехотные мины, применялись и обычные противотанковые мины: ТММ-1, ТМА-1, ТМА-2, ТМА-З, ТМА-4, ТМА-5, ТМА-5А, на верх которых устанавливалась противопехотная нажимная мина. Использовалось для борьбы с пехотой и большое количество импровизированных минновзрывных средств: бетонных мин-растяжек, каменных управляемых фугасов и самодельных осколочных мин, как направленного, так и ненаправленного действия. Что касается взрывных зарядов, то на практике использовались заряды рассованного тратила / в основном тротиловые шашки от 75 и 200 грамм/ и защищенные пластикой тротиловые шашки по 100 и 500 грамм; фунтовые /453 грамма/ заряды от тротила и тетрила/, а встречались и подрывные заряды/1, 2 килограммов тетрила, 1, 1 килограммов гексогена, 25 килограммов тротила, а так же ряд зарядов иностранного и ручного изготовления. Наиширокую известность и популярность все же имели пластичные взрывчатки на основе гексогена / М5А1, П-20 и ПЕ-64, ПП-01 и пентрита НП-65/, а так же промышленная пластичная взрывчатка витезит/20, 25, 30, 35, 40 и MVP-20/. Они, в силу легкости употребления, плотному налеганию на поверхность водоотпорность и пластичность чаще всего применялись в различных наступательных и диверсантских «акциях».

Что касается способов подрывов, то чаще всего использовался огневой способ с применением огнепроводного шнура, /спорогоречи штании/ и как правило, азидного капсюля-детонатора №8, крепившегося на конце шнура и соединявшегося либо с самим зарядом, либо, если зарядов было несколько, то с детонирующим шнуром, соединявшимся последовательно или параллельно с зарядами, либо через капсюль-детонатор №8/которого в войсках было достаточно, в том числе благодаря эго упаковкам для ПМА-1А/, либо узлом этого шнура, устанавливаемого вовнутрь или вокруг снаряда, механический способ подрыва использовался, как правило, с помощью специальных взрывателей, как минно-взрывные ловушки, а электрический способ применялся в основном тогда, когда это позволяли время и обстановка.

Я здесь все это, перечислял, дабы показать сложность и опасность саперного дела в этой войне и нужность саперов в ударных отрядах. Список этот еще не полон, ибо в югославской войне применялось большое количества средств иностранного производства. Опасность от минно-взрывных средств была очень велика, давая очень высокий процент потерь в войсках. В сербских войсках в силу длительной практики работы с такими средствами и появилось со временем немало хороших специалистов, ныне за которых в одиночку стояли, порою по несколько десятков, а то и сот мин за день, а бывало столько же за день и снимавших, правда, по схемам. Сербские взрывники, которых, впрочем по настоящему профессиональных, было не так уж и много, нередко в ходе «акций» решали исход боя, рушив неприятельские укрепления, подходя вплотную к ним. Еще большее значение работа с минно-взрывными средствами имела в обороне, ибо минно-взрывные устройства были часто главной преградой противнику, и тут бывала устраивались минные ловушки из нескольких междоусобно связанных ПРОМов. Большую роль играло взрывное дело в устройстве линии обороны, особенно в городской войне, и думается, очень перспективно развитие боевых систем с жидкостными ВВ, могшими бы быстро закачиваться в нужном месте для устройства укрытия или разрушения объектов.

Что касается механических средств разминирования, то они в югославской войне использовались недостаточно, особенно в ВРС и СВК. Велико было здесь незнание и власть стереотипов. Вопреки таким расхожим стереотипам мне думается, что машины разграждения могли использоваться в горной местности, тем более что проход для наступления почти всегда мог быть выбран на проходящей для работы лужайке или поляне. Неплохо было бы создать легкую гусеничную бронемашину для разминирования минных полей или создать хотя бы тралы для подобных легких бронемашин повышенной проходимости практически не использовались и удлиненные заряды УЗ-3 для проделывания проходов, хотя эта система была на вооружении ЮНА.

По существу, главным методом разминирования был ручной, и тут

использовались и легкие скручивающиеся щупы ЮНА и штык-ножи как от карабинов Маузер, так и от югославских «Калашниковых». Но главной проблемой в разминировании было не отсутствие средств, а отсутствие в этом порядка, мины в этой войне ставилась кем угодно и как угодно, нередко без соблюдения необходимых правил, хотя бы по созданию карты минных полей. Это вело к большим потерям в войсках от собственных мин. Конечно, главной причиной была недисциплинированность, но в то же время нельзя не учитывать то, что подразделения саперов, как правило, существовали на уровне бригады, а это естественно не соответствовало нуждам во взводном и ротном звеньях. Думается поэтому саперные подразделения, включавшие бы и взрывников и специалистов по боеприпасам, должны бы находиться во всех ударных отрядах. Что же касается обычных пехотных подразделений, то и они должны иметь в своем составе саперов, хотя бы несколько человек. Но все же главное внимание следует здесь уделять инженерно-строительному делу. При этом необходимо обучать всех бойцов основам минновзрывного дела, по крайней мера в отношении установки и обезвреживании всех видов минновзрывных средств, что не требует так уж много времени. Еще одной областью, на которую при изучения опыта этой войны надо бы обратить внимание, были снайперские действия. Все войска, сражавшиеся в этой войне, были насыщены различными видами снайперских винтовок как югославского, так и иностранного производства, но в ударных отрядах снайперское дело было, естественно, лучше поставлено. Наичаще встречалась полуавтоматическая снайперская винтовка М76, созданная в начале 70-х годов конструктором Божидаром Благоевичем на основе автомата Калашникова под патрон 7, 92х57 мм. На эту винтовку устанавливался четырехкратный оптический прицел с подсветкой. Существовала и экспортная модель М 77 под патрон 7, 62х51 мм /НАТО/. Сама по себе эта винтовка была неплохая, и интересно что из нее можно было получить короткую очередь, поставив предохранитель на среднее сложение. В боевой обстановке, однако, бойцы, особенно те, кто шел в разведку, не могли положиться на ее десятипатронный магазин и несли ее за плечами, неся в руках автомат. Вероятно, практика вызвала создание фабрикой «Цервена Застава» полуавтоматической снайперской винтовки М 91 под калибр 7, 62х54 еще имевшихся советских винтовок Мосина, использовавшихся в 40–60 годы ЮНА как основная снайперская винтовка. М 91 по своей конструкции была практической копией СВД. Единственно, что было плохо, это имея вес 5 килограммов без магазина, она уступала в этом более легкой СВД /3. 7 килограммов без магазина/. Наряду с самозарядной М 76 ЮНА имела на вооружении и снайперские винтовки классической конструкции «Маузер», обеспечивавших большую точность ведения огня. Вначале ЮНА в 50-х годах / имела снайперские варианты/с трехкратным оптическим прицелом/ винтовки М48 /М 48 А/ копии немецкого Маузера /калибр 7, 92х57/, но затем была произведена снайперская винтовка М69, опять-таки на основе уже усовершенствованного Маузера — М 98. Все же для нужд войны в 1992 году была начата разработка новой снайперской винтовки классический конструкции М 93 под все тот же калибр 7, 92х57 мм по заказу сил специального назначения. Эта винтовка, вследствие повышения требований по уменьшении силы отдачи, вибрации и нагрева, имела вес 6, 5 килограммов со схемным восьмикратным оптическим прицелом. Модели иностранных снайперских винтовок перечислять нет смысла, можно, разве что, заметить частоту появления у противника таких винтовок немецкого производства. Югославская война показала, что сами задачи снайпера часто различаются в зависимости от боевой обстановки. Так, а разведывательно-диверсионных действиях была нужна легкая компактная винтовка с глушителем, значительно снижающим звук, тогда как югославский глушитель М91–2 лишь рассеивал звук и скрывал пламя. В подобных действиях вполне бы подходила винтовка с дальностью действия в 400–500 метров, но с повышенной точностью, надежным глушителем, с оптическим и точным прицелом. Особо важна тут была бы ее надежность при любой погоде и при максимальном загрязнении. Большую эффективность показали винтовка калибров 12, 7 миллиметров, и их необходимо было иметь хотя бы в каждой бригаде для плотного покрытия огнем расположения неприятеля, а так же для отдельных диверсий. В то же время в ротах следовало иметь более легкую снайперскую винтовку типа М 91. Стоило бы рассмотреть возможность усовершенствования ручных пулеметов М 71/72 /советский РПК/, бывшие, порою, более популярными, в отличии от автоматов из-за лучшего качества но в остальных отношениях М 71/72, ничем значительно автомат М 70 не превосходил хотя бойцы охотно брали его версии со складывающимся прикладом. Думается, раз уж изобретено подобное оружие, стоит его приспособить к снайперскому огню установкой оптических прицелов и глушителей приудобно/то есть влево или вправо/складывающимся прикладе. Если такое оружие будет даваться хорошим стрелкам им будут поставляться снайперский задачи, то это будет более эффективно в отличие от многочисленных в прошлой войне снайперов, немало из которых толком и не знало как и куда вести огонь.

Вообще все стрелковое дело, по моему мнению, должно находиться од особым контролем командования и иметь свою службу на уровне бригады с обязательными проверками знаний военнослужащих, их обучением и техобслуживанием оружия. Снайперы же должны получать отдельные задачи, действуя или с помощником, или по тройкам, состоящих либо из одних снайперов, либо из снайпера, пулеметчика и автоматчика, для участия в прорывах неприятельской обороны, что и было нередко практикой этой войны.

Должен вестись отбор хороших снайперов и они в своем большинстве должны состоять в ударных отрядах.

Я не случайно постоянно упоминаю об ударных отрядах, ибо они в

югославкой войне, несмотря на свою малочисленность, решали исход операции бригад и корпусов. После этого задаешься вопросам, каковы бы были итоги сербских действий, если бы сербские войска, как здесь и предлагается были бы созданы а основе этих ударных оглядев. Я лично считаю, что тогда бы сербские войска сразу не могли получить хороший командный кадр из таких отрядов. Дли этого их следовало бы сделать и школой, через которую обязан был бы пройти любой кандидат в командиры звена от взвода и выше. И уже не тратились бы зря средства на обучение тех, кто в бою пугался, а после боя искал «объективные» оправдания. Чтобы командовать, надо научиться подчиняться, и это очевидная истина, но надо учесть, что это подчинение должно относиться на выполнение боевых задач. Может технические виды имеют особые требования к командиру, хотя опять-таки умение командовать в боевой обстановке обязательно для командира любого рода войск, но и те, кто командует пехотными частями и подразделениями, а тем самым и остальными родами вооруженных сил, должен иметь боевой опыт, службы в ударном отряде.

Ничего лучше ударных отрядов, как школы командиров, тут не найти, ибо здесь действует сама общая психология отряда, собранного из уже более-менее опытных бойцов. Само понятие такого отряда, как боевого братства, не нова и имеет тысячелетний опыт. То, что ныне от такого опыта отказались, хотя в силах специального назначения некоторых стран в какой-то мере это еще сохранилось, является не следствием «научного прогресса», а наоборот, идеологического догматизма, не терпевшего подобный рыцарский «дух» в «прогрессивных обществах». Результат очевиден — катастрофическое падение духа и морали в войсках, при

все ухудшающемся качестве командного кадра, в особенности в верхних эшелонах армии “наипрогрессивных” стран, а Югославия ведь на пути такого прогресса выбилась далеко. Кстати, США тоже шли по такому пути, но все же американская армия располагает несколько большими техническими и Финансовыми возможностями, чем Югославия. Падение боевого духа в войсках ведет к падению уровня командования в боевых действиях тем более, что бюрократизация армии проводилась неуклонно, несмотря на отдельные паузы, вызванные самими войнами. Это очевидный факт и на Западе подмеченный выдающимися западными военными теоретиками Мартинем ван Кревельдом (Command in War, Harvard University Press 1985 перевод на сербско-хорватский Войноиздавачки и новински центр Београд 1992 год) и Ричардом Симпкиным (Race to the swift — ELS Consultant Linguists Ltd — перевод на сербско-хорватский Войноиздавачки и новински центр Белград 1991), связавшие рост успешности в командовании с уменьшением перегаточных звеньев в нем при увеличении инициативы низовых командиров. Книги этих теоретиков покрывались между тем пылью в книжных магазинов Югославии, а боевая практика ударных отрядов, во многом соответствующая идеям этих теоретиков, объявлялась либо партизанщиной, либо дилетантством. Правда, именно эти дилетанты /партизаны/ и несли три года главную тяжесть любых наступательных, да и многие оборонительных операций сербских войск, это не значит, что остальные войска не воевали, но именно ударные отряды и давали сербским войскам хоть какую-то маневренность. То же, что в их действиях было действительно много дилетантства /партизанщины/- следствие их неопределенного положения и неудовлетворительных организации и отбора. По сути, теория не соответствовала практике, потому что она не исходила из этой практики. Возвращаясь к теме того, как следовало бы использовать уже имевшуюся практику, следует привести положения военных теорий Симпкина. Я не собираюсь их пересказывать, ибо это заняло бы много места, да и лучше их изучать по оригиналу. Главное, что очевидно сходство боевой практики югославской войны и его теории. Симпкин, анализирую главным образом советскую и германскую военные теории, вывел несколько весьма интересных положений различного характера. В данном случае следует коснуться, его заключений о методе «молота и наковальни», то есть о прорыве ударных отборных сил в неприятельскую оборону при опоре на остальные войска, связывающие бы противника. По Симпкину очень важно правильное пропорциональное соотношение войск между группой «молота», прорывающего неприятельскую оборону, и группы «наковальни» его войска связывающей. Не раз на показываемых им примерах случалось что либо молот получал слишком мало войск и тогда выдыхался сразу после прорыва, либо слаба была «наковальня» а тогда «молот», оторвавшись от нее, лишался опоры. При этом большую роль играл темп наступления /для упоминавшихся Симпкиным примеров корпусного армейского уровня, это были дни/, дабы, выйдя на наиоптимальную глубину, нанести удар по наиважным целям неприятеля. В подобных прорывах Симпкин большую роль отводил как оснащению легкобронированными машинами передовых отрядов, так и парашютным вертолетным десантам. Характерно, что, хотя в послевоенном СССР, по признанию Симпкина раньше начал развиваться метод операции «молот и наковальня» применен он был как раз западными армиями в операции 1991 года «Буря в пустыне» /Ирак/. У Симпкина предусматривалось чтобы “молот” выйдя на достигнутый рубеж, становился новой «наковальней» для нового «молота». В этом можно увидеть определенное соответствие, упомянутое мною выше в этой же главе, теории двухволновой пехотной атаки. Не важно, что эта теория относилась к батальонному звену, а теория Симпкина — к корпусному. Война — есть одно целое, и действие корпусов лишь развивают действие батальонов. Потому-то я и упомянул о соответствии практики Симпкина, ибо прорывы ударных отрядов соответствовали Симпкинову «молоту», только вот теоретической основы под собой они не имели и потому приносили ограниченные результаты в своих действиях, как раз благодаря неполадкам в командовании. В связи с этим можно указать на еще одно соответствие нужности практиковавшегося в этой войне (опять-таки, как правило, в ударных отрядах) нахождения командира в первых рядах и теорией Мартина ван Кревельда, показавшего на опыте многих войн необходимость наикороткой и наипростой связи командира с фронтом с наименьшим количеством передаточных звеньев и вышестоящих контролеров. Так что, военная теория необходима в военном деле, только вот надо знать как и кому ее надо передавать. Я думаю, что командиры ударных отрядов поняли бы и Симпкина и ван Кревельда, если бы мысли этих авторов были доведены до них в доступной и сжатой форме, возможно и под принуждением. При отсутствии же такого принуждения интересы спонсоров, партий или, наконец, своего узкого окружения вели к разложению отрядов. Тогда из этих отрядов хорошие бойцы уходили, зато в списке появлялись различные «нужные» люди с «нужными» связями. Такие лоботрясы в новой форме, с пистолетами за поясом и на “иномарках”, занимали позиции по штабам и ресторанам, и тем самым дискредитировали ударные отряды, а вместе с ними боевые заслуги их бойцов. Все это вело к тому, что сами такие отряды пополнялись все чаще людьми без особо твердых принципов и способностей, а и просто всяким отпетим сбродом, худшым неприятеля. Боевое товарищество тут подрывалось, а военное искусство заменялось пропагандистской и штабной шумихой.. И тут я хотел бы напомнить, в надежде, что меня правильно поймут, когда я пишу о добровольности. То, что она без сомнения хороша, но только в тех случаях, когда дело касается тех, кто уже сам хочет воевать, и потому ему через-чур свободу ограничивать не нужно, но при этом, приказы выполнять он обязан и тут принуждение, естественно обязательно. Просто-напросто надо поощрять стремление к знаниям и мастерству и наказывать глупость и самонадеянность. Это, кстати, достижимо и лучшим снабжением и большей заботой об отдельных бойцах и целых отрядах. Большое внимание следует уделять и личности командира. В этой войне многие сначала успешные командиры ударных отрядов начинали болеть “звездной” болезнью, что было характерно для местной среды, и в суете за деньгами и славой было уже не до войны. Воинская честь является, по моему убеждению, самым необходимым качеством воина и надо признать, что во всех сербских войсках это было одним из наиуязвимых мест. Почему это произошло — вопрос иной, но упоминая добровольность, надо заметить что она без воинского кодекса чести невозможна. Такой кодекс должен существовать не на официальном уровне с четкими правами и обязанностями всех воинов, за его нарушение следует наказывать стороже, нежели за обычные дисциплинарные и даже уголовные нарушения. Это относится на все войска. Именно это возможно один из наиважнейших опытов югославской войны, показавшей, что чрезмерное попустительство рождает общую катастрофу как государства, так и общества. Ведь что произошло в сербском обществе с началом войны. Сначала воевать пошли те, кто сам посчитал это своим долгом, затем пошли воевать те, которым об этом долге сообщили в государстве, затем те, кому некуда было деваться, и лишь потом государство стало хватать тех, кто старался избежать этого долга, но не облагал должными политическими или материальными возможностями. Таким образом, во время войны сербское общество теряло несоизмеримо больший процент лучшей части народа и, хотя конечно, в этой войне среди множества смертей гибли и правые и виноватые, и хорошие и плохие, но не затрагивая довольно сложные морально-нравственные нормы, следует указать однозначно, что подобный ход событий вел к неуклонному снижению боевой мощи войска, а тем самым и государства. Сербские победы в силу этого нередко оказывались «пирровыми», ибо оставалось не так уж много тех, кто ими мог воспользоваться, не столько даже из-за смертей и ранений, сколько из-за падения в людях боевого духа. Ударные отряды в таких условиях использовались как «расходный»материал, дабы как-то дотянуть войну до конца, и тут понятно, было не до военных теорий. Так что на одной добровольности войны, особенно широкомасштабной, не выиграть, ибо на одного добровольно идущего в бой может найтись несколько добровольно убегающих из этого боя. Идея заград-отрядов и штрафбатов — отнюдь не социалистическое изобретение, а неотъемлемая часть всей военной истории, эта идея не является чем-то совершенно необходимым, но тогда, когда под вопросом находится само существование государства и народа, но тут уже без таких мер не обойтись. Между тем, такая необходимость — следствие ошибок, а то и преступлений в верхах самой власти, и без перемен наверху никакое насилие внизу сложение не спасет, да и никогда не спасало.

Чрезмерное насилие может народную волю уничтожить, а без нее никакие государственные меры сложения не исправят. Главное в войне — воля к победе, и сербский народ в югославской войне эту волю все же имел, несмотря на всю хаотичность положения в обществе и государстве, он выдержал давление весьма многочисленных неприятелей. Опять-таки здесь следует сделать оговорку о том, что само по себе развитое военное дело еще не является залогом победы, но в то же время невнимание к нему — невнимание к народу вообще, и личностям, в частности. Это, в общем-то, свидетельство примитивных умов и сердец, для которых общее благо -вещь абстрактная. Даже вера в Бога без дала мертва, а тем более писание политических программ без путей их проведения. Война — это большой и тяжелый труд, и его неуважение дорого стоит народам.

Дальше