Военная организация ЮНА и опыт войны. Осада казарм ЮНА в Хорватии

Без всякого сомнения ЮНА всю войну в Хорватии вела с многочисленными ошибками — стратегическими, оперативными, тактическими. Здесь нельзя подменивать понятия и сводить все к местным успехам ЮНА, нивелируемых ошибочной политикой сверху. Подобная политика была результатом столкновений различных интересов на югославском верху, но любая армия на любой войне с ходом боевых действий все больше освобождается от влияния политической власти. Предательство в политике, играет большую роль в поражениях ЮНА, но ведь предательство политиков было бы невозможно без согласия военных кругов — или их активной помощи, или их пассивного соглашательства.

ЮНА показала в этой войне все болезни армии социалистического государства. Эти болезни, разумеется, характерны в той или иной мере для всех современных армий и это подтверждает их причины. Лежат они в полной бюрократизации командования и самой воинской жизни, что приводит, в конечном итоге, к негативному отбору в армии. Современная же мировая военная модель ведь по сути появилась лишь в XIX веке, но именно в социалистических армиях она достигла своего логического развития,. Не является новостью для того, кто служил в такой армии, что сила воли и самостоятельности часто падает с движением вверх по служебной армейской лестнице. Множество мелочных бюрократических крючков останавливают движение способных боевых командиров, но пропускают ловких интриганов и осторожных бюрократов. Это опять-таки характерно для почти всех современных армий, и не случайно, что лучшие военные кадры появляются в войне, когда становиться, не до «крючков», но до конечной цели. Однако, сама социалистическая идеология со всем своим догматизмом и абсурдом еще больше отягощает военную жизнь. Ныне эта идеология отнюдь не исчезла, но как бы выродилась в теорию «миротворческой» армии. Ее перенасыщенность западным духом тождественна во многом тому, что насаждалось в советской или в югославской армиях, и если кому-то от этого легче, то и современные западные армии в положении ненамногоне лучшем. Но есть разница в том, что за западными армиями стоит финансово-политическая олигархия Запада, тогда как социалистические армии этим олигархиям уже мало нужны, и это предопределило их судьбу. Нельзя, конечно, во всем уравнивать югославскую и советскую армии. Если последняя до 1991 года не раз участвовала в боевых действиях, да и опыт второй мировой войны был немалым, то первая, выросшая на партизанских традициях второй мировой войны, свой боевой опыт могла черпать лишь из нескольких операций против уже отступавших немцев и их местных союзников, что относится прежде всегда на кровопролитный и весьма неудачный прорыв Сремского фронта 1944 года. Тем не менее, параллели между этими армиями провести можно и нужно. Их общая слабость лежала в генеральских верхах. Большую роль в ЮНА, в ее успехах югославской войны играло ее командное звено роты — батальона. В генеральских же верхах часто подменялось отсутствие воли к победе многочисленными таблицами и формулами, но те, даже будучи нужными, не могли применяться теми, кто просто не хотел воевать, а тем более зашивать свой народ. Все здесь ясно и понятно и бессмысленны кивки на политиков, с которыми многие генералы делали общее дело, и то со знания или понимания большинства остальных офицеров. Дабы не быть голословным стоит привести свидетельства тогдашнего полковника Милисава Секулича, ставшего позднее генералом в Сербском Войске Краины и автора нескольких книг. Описанная им «сдача» 32-го Вараждинского корпуса в сентябре 1991 года вполне доказывает паралич системы ЮНА. И 1990 и 1991 годы хорватская власть проводила планомерную политику по ослаблению мощи этого одного из наиболее оснащенных корпусов ЮНА, и, потому нередко называвшегося танковым. В то время, как из корпуса массово дезертировали военнослужащие албанской, хорватской и словенской национальностей, а нередко мусульмане и македонцы, на командные должности ставились по приказам с военного верха, в основном офицеры-хорваты. Корпус тогда употреблялся для «миротворческих» Функций, то есть для разграничения вооруженных сил местных сербов и хорватов, тогда как нападения МВД Хорватии на силы Вараждинского корпуса скрывались. Ни верховное командование ЮНА, ни командование 5-ой военной области ничего конкретного не предпринимали, что и привело к общему нападению 15 сентября на казармы корпуса. Когда уже ЮНА развернула боевые действия в Герцеговине и Далмации (Дубровник, Задар, Мостар) и в Восточной Словении (Вуковар) и хорватские силы планомерно действовали, руководимые из «кризных» штабов, а части корпуса осталась без единого командования. Главнокомандующий ЮНА генерал Велько Кадиевич словно забыл о многих своих частях и соединениях, и казармы 32 корпуса были оставлены без всякой поддержки. Хорватское командование имело несколько вариантов ведения боевых действий, что предусматривало и отказ от продолжения нападений на казармы. Было очевидно явное преимущество ЮНА, обладавшей устоявшейся организацией, большими запасами боеприпасов и современной техникой над хорватскими силами, вооруженными, в основном. легким оружием. Однако, вместо решительных мер и вывода войск на улицы, а при необходимости и из населенных пунктов, командование корпуса выбрало тактику пассивной обороны, оставив казармы на произвол судьбы. Так, с началом нападения 15 сентября на казармы в Вараждине войска в казармах Чаковца, Беловара, Копривнице, Крижевци. Дугосело, Вировитице, не только не двинулись на помощь осажденным казармам в Вараждине, но и вообще не принимали никаких активных действий. Ни верховное командование, ни командование 5 военной области, ни командование 32-го корпуса, и подчиненных ему частей, не проявляли желания показать то, чему офицеров годами учили. Вместо этого командующий 32 корпусом генерал Трифунувич и начальники казарм в Вараждине после четырех дней боев вступили в переговоры, и 22 сентября подписали соглашение с хорватским командованием об обеспечении выхода солдатам и офицерам ЮНА в Сербию, но при оставлении всех запасов вооружения В одном Вараждине хорваты получили 73 танка Т-55, три легких танка ПТ — 76, два танковых мостоукладчика, пять ремонтоэвакуационных машин, 71 БТР, десять минометов, тридцать гаубиц, восемь ракетных многоствольных установок, больше восьми тысяч единиц стрелкового оружия, 25 тысяч ручных гранат; 4, 8 миллиона патронов, несколько тысяч снарядов, 72 тонны взрывчатки, около 500 различных автомашин и большое количество иного военного имущества. Лицемерная забота о жизнях солдат казарм Вараждина обернулась предательством таких же солдат в других казармах, оставленных без командования, и чья судьба оказалась куда более плачевной, чем солдат в Вараждине, ибо хорватские силы особо не соблюдали Женевские конвенции. Большое количество техники и боеприпасов, взятое и в Вараждинских, а затем и в других казармах корпуса практически сразу же хорватами употреблялись в боях с местными сербами, но прежде всего в боях с ЮНА, увязшей к этому времени вокруг Вуковара. Большинство офицеров, а в первую очередь генералов вело себя пассивно, стараясь лишь с себя снять ответственность за произошедшее, и понимая случившееся предательство, с ним никто, практически, бороться не стал.

Осада казарм ЮНА текла, конечно, по-разному. Где-то они сдавались сразу где-то после упорных боев, а где-то они бывали защищены. Наиупорные бои шли тогда за военные объекты в Задаре, Мостаре и Винковцах и, можно привести последний пример, как один из характерных: в Винковцах находилась казарма ЮНА «Джуро Салай», дом культуры ЮНА, стрелковый полигон «Лесковац» и военный склад «Врапчаны» в паре километрах от Винковцев. Рядом со складом Врапчаны находилось большое сербское село Мирковцы, чьи почти две тысячи мужчин организовали круговую оборону села. В общем-то, первоначально хорватские силы напали 22 июля на это село и ЮНА лишь наблюдало за боем, выполняя «миротворческие» функции. К этому селу из Врапчана вышло два танка и две «Праги» с целью «умиротворения» воюющих сторон. Между тем, когда хорватские силы напав в 4 утра на Мирковцы с трех сторон сразу же застряли на окраине, лишь успев перерезать там двоих сербов, дабы потом Попали под удар поднявшихся защитников, и к 14–00 хорватские силы были разгромлены. В самом селе осталось тогда лежать два десятка трупов хорватских бойцов, а в кукурузных полях вокруг села было еще четыре десятка их трупов, а оставшиеся четыре сотни хорватов спаслись, во многом, благодаря помощи ЮНА, хотя по югославскому телевидению из Белграда передали, что ЮНА спасла сербов Мирковиц от хорватского нападения.

Хорватским силам пришлось бы куда тяжелее, имей тогда сербское ТО; тяжелое вооружение из складов ЮНА, а не, главным образом, стрелковое оружие и то отчасти закупленное ими самими, и состоящее, в основном, из ППШ, карабинов, «Томсонов» и «Калашниковых».

Мирковцы были спасены тогда собственными жителями, и, прежде всего, группой наиэнергичнейших людей, решивших не ждать помощи со стороны, а самим сражаться. Можно привести известную в Сербии история обороны села мирковцы, описанная в нескольких журналах, в том числе в “Дуге” Один из ведущих людей был Вукашин Эгич типичный сербский вождь той поры. Учитель физики и, одновременно, коммерсант, на чьей ферме в год выращивалось несколько сот свиней, и который имел книжный магазин и строил автосервис, Эгич, итересовался и историей. Он не забывал о десятках тысяч перебитых сербов в НДХ в годы второй Мировой войны, что, кстати, и определило большую готовность к войне сербов Хорватии, Боснии и Герцеговины. в отличие от прошлой войны, когда в родном селе Эгича в Лике один взвод усташей перебил пятьсот сербов, не оказавших ему никакого сопротивления. И понятно, что с ростом усташских настроений в Хорватии Эгич начал устанавливать связь с национальной оппозицией в Сербии, хотя большинство жителей его села голосовало на первых многочисленных выборах за реформаторов-коммунистов. Последними была обеспечена общая победа ХДЗ (хорватский демократический союз) Туджмана, но это не избавило село от нападений, и вскоре им пришлось выставлять стражу на въезде в село. И, тогда-то и выдвинулись новые люди, в том числе и Эгич, успевший создать отделение СДС (сербская демократическая партия) в Мирковцах, за что ему тогда подожгли книжный магазин. Эгич смог еще в феврале привезти полсотни стволов стрелкового оружия в село. Это куда больше помогло тамошним сербам от всех политических дискуссий, да и от ЮНА, чье командование армией вообще запретило все виды контактов своих офицеров с сербской обороной Мирковиц, и дал приказ на открытие огня в случае приближения командиров этой обороны к военным объектам, а когда в Мирковцах появились первые раненые, ЮНА не захотела их эвакуировать. Впрочем, продолжалось это недолго из-за того, что сама ЮНА начала разваливаться из-за массового бегства из ее рядов солдат и офицеров. Так, во «Врапчане» личный состав таял на глазах. Использовав это и установив «тесные» взаимоотношения с несколькими местными офицерами командиры сербской обороны Мирковцы, тогда провозглашенной официально ТО, хотя к ТО она отношения имела относительное, смогли «мирно» захватить склад Врапчане. Они пятнадцать дней вывозили несколько тысяч стволов стрелкового оружия, сотни минометов, гранатометов, безоткатных орудий, большое количество боеприпасов, а так же несколько боемашин, и это полностью обеспечило как защиту села, так и определенное материальное благосостояние иных его жителей.

Забегая вперед следует заметить, что защита своего села сербов Мирковиц сделала весьма известными. Уже в ноябре 1991 года после теле репортажа о них к ним поступили полмиллиона немецких марок в пожертвованиях. В новой РСК это село получило статус общины, в которую вошло 60% территории довоенной общины Винковцы, где находились нефтяные скважины. Нефть послужила причиной конфликта Эгича с генералом Миланом Мартичем, Когда Эгич снял с поста директора местного нефтяного концерна двоюродного брата Милана Мартича. Последний обвинил его в краже нефти, на что Эгич ответил, что нефть все равно продаётся силам Фикрета Абдича в Западной Боснии, а деньги в бюджет так и не поступают. В ходе этого конфликта Эгич заявил на скупштине (заседании парламента) РСК: «Я, учитель физики освободил 11 сел во время войны, а ты (Мартич) кадровый офицер 11 сел потерял во время перемирий».

Но не стоит вникать в личные и политические разногласия в РСК и заслуженность тех или иных обвинений, а, взглянув в глубину истории обороны Мирковиц, схожей обороне ряда других сербских сел, оказывавшихся в подобной ситуации, нельзя не видеть, что они спасались прежде всего своими жителями, никогда бы не получившими никакой помощи, не начав сражаться.

В данном случае не столько государство, помогло сербам из Мирковиц, сколько они сами помогли этому государству. обеспечив. ЮНА в этом районе опору для действий. Конечно, хорватские силы предпринимали попытки взять Мирковци, но в общем, сербская оборона Мирковцы была довольно устойчивой, а мораль их защитников держалась на приемлемом уровне. Так что, те не только защитили Мирковцы, но и после сентябрьского прорыва хорватского обруча вокруг их села приняли участие в дальнейших майором Браниславом Джорджевичем наступательных) упоминалось, всего в паре километров от линии обороны Мирковцы, но в силу парадоксальной военной политики, так и не было установлено общее командование, которое с легкостью могло бы соединить силы ЮНА и местных сербов и взять сами Винковцы. Между тем, казарма «Джуро Салай» (чья оборона описанна ее участником майором Браниславом Джорджевичем, в журнале Генштаба “Нови Гласник” (номер 4/5 за 1998)) была оставлена в неприятельском окружении, переросшем в сентябре в более чем трехнедельную осаду, за время которой на 40 гектаров площади этой казармы, упало более «чем 5000 снарядов и мин. В казарме тогда были дислоцированы смешанный артиллерийский полк, полк легкой артиллерии ПВО и механизированная рота, но, практически, это была группа батальонного состава (до 200 солдат и офицеров; четыре танка Т — 55, шесть БМП М — 80, два БТР М — 60; шесть 120 миллиметровых миномета; две 128 миллиметровые реактивные установки залпового огня и две 152 миллиметровые пушки-гаубицы; пять ЗСУ «Прага” (М — 53) (двуствольных тридцатимиллиметровых артустановок), а также несколько ЗСУ БОВ-3 (М-55) (трехствольных 20 миллиметровых, и несколько БРДМ. Была очевидна нехватка людей и тяжело было эффективно действовать 128 миллиметровыми РСЗО «Пламен» и 152 миллиметровыми гаубицами прямой наводной с территории казармы, хотя взвод «Пламена» (две установки) был передислоцирован в район Врапчаны, то есть, практически, на территорию Мирковцы. Конечно, с командованием обороны последнего координация, была установлена и оттуда казарму поддерживали огнем минометы, а позднее танки Т-55. Однако, такое сотрудничество ограничивалось во многом высшей политиков и известными психологическими преградами и на одной и на другой стороже. Все же подготовка к обороне казармы была проведена неплохо, относительно, большинства других казарм. Было достаточно подготовлено продуктов питания и горючего, хотя воды было всего на десять дней, а санитарного материала и вовсе не было, а большинство солдат не знало свою группу крови. Боеприпасов было около двух боекомплектов по орудию и по пять б\к на стрелковое оружие. Было три десятка одноразовых РПГ «Золя» (64 миллиметра) а также, значительное количество мин (в том числе до сорока МРУДов — мин направленного действия). На вооружения было четыре пулемета М — 53 (7, 9 миллиметра) и семь снайперских винтовок, а также несколько приборов ночного видения. Оборона была организована внутри казармы, так что от ограды вглубь на сто пятьдесят метров были выкопаны глубокие траншеи с крытыми блиндажами и огневыми точками. Были выкопаны укрытия для танков и бронемашин, а так же для орудий и минометов, а и для штабных и тыловых групп. Для устройства укреплений использовались и мешки и металлические шкафы, наполненные землей или песком. Все же многие перекрытия укрытий были повреждены минометным огнем противника. Тогда сверху на укрытия стал набрасываться слой кирпичей или черепицы, что вызывало срабатывание взрывателей сразу на поверхности. Местность перед линией обороны была расчищена до ограды, а у самой ограды были установлены смешанные (противотанково-противопехотные) минные поля с установкой, в некоторых местах «растяжек» учебных УПМР — 2АС (натяжного действия) с сигнальным патроном и управляемых МРУДов. Ошибкой было оставление на поверхности телефонного кабеля, что вызвало в самом начале боев его повреждение, и поэтому преимущество имела либо радиосвязь, либо «курьерская» связь. Территория казармы была поделена на зоны, а те, в свою очередь, на сектора, усиленные огневыми средствами. Командиры зон получили право самостоятельно использовать свои силы и средства при консультации с командиром обороны. Само командование принадлежало смешанной штабной группе, состоящей из командира, помощника начштаба по оперативно-учебным вопросам (исполнявшего функции начштаба), начальника безопасности, а так же командира механизированной роты. Командное место не имело достаточной защиты, находясь в подвалах, несколько раз меняемых. Связи со своим командованием Тузланского корпуса и той? ? ? всей военной области долгое время вообще не было, зато шла постоянная неприятельская пропаганда. В ходе обороны бронемашины ночью меняли позиции, однако, «троцевци» (трехствольные 20 миллиметровые ЗСУ) были либо уничтожены, либо повреждены неприятельским огнем. В связи с этим, ЗСУ «Праги» были потом скрываемы в укрытиях и используемы лишь по вызову. Пушки-гаубицы 152 мм использовались для огня прямой-наводкой по объектам вблизи казармы, причем в дальнейшем, при огне ^о противнику, укрывавшемся за горами щебня в соседнем объекте «Градитель» (строительная фирма) использовались фугасные снаряды со взрывателем РГМ — 2, установленным на замедление 0, 05 сек, что давало взрыв в глубине щебня. Чаще всего использовались 120 миллиметровые минометы, сведенные в группу и действовавшие по трем направлениям (по два миномета). При этом было организовано содействие с минометами ТО Мирковцы радиосвязью при единой системе обозначения целей. «Пламены» действовали лишь днем, дабы не открыть свои позиции неприятелю и корректировка огня велась лишь после ухода войск в укрытие, так как при действии по целям вблизи казармы ракеты падали по ней самой. Результаты огня по целям, удаленным от казармы, практически, не просматривались и они узнавались по передачам хорватского радио Винковцы. Главными целями были объекты МВД, общины и казармы ЗНГ. В ходе боевых действий была разрушена плотина на реке Босут вблизи казармы, дабы затопить район села Привлака откуда действовали минометы противника и дабы обеспечить возможность прорыва до села Мирковцы. Противник два раза пытался взять штурмом казарму — первый был демонстративный и на него не было отвечено в полную силу. Второй начался 21 сентября в 22–45, когда противник, подведя силы до ограды, пошел на штурм со всех сторон силами до тысячи человек, но был остановлен плотным огнем, в особенности «Праг», и через два часа отступил с большими потерями. В общем-то, подобная пехотная атака на танковые пушки, гаубицы, ЗСУ, автоматические 20 миллиметровые пушки БМП, пулеметы БРДМ и БТР было делом самоубийственным, что показывает ограниченность хорватского командования, тем более, что оно разбросало свои силы по нескольким направлениям. Думается, что ему в силу ограниченности средств (в основном, минометы, 82 и 120 миллиметрового калибра ПРТК «Малютка», ручные гранатометы и противоградовые установки), но превосходству в людях (до двух-трех тысяч бойцов) надо было на одном направлении попытаться скрытно пройти до какого-то объекта в обороне казармы при отвлекающих действиях вдоль всей линии обороны, и затем, расширив место прорыва, пробиваться по нему остальными силами, сконцентрировав здесь же все огневые средства. Тут действовать нужно было или ночью, или под дождем. или под прикрытием дымовой завесы, а возможно подземными коммуникациями (рядом ведь текла река Босут, в которую должны были идти какие-то сливные каналы). К тому же, командование хорватских сил упустило время с началом нападения, позволив ЮНА укрепиться. В то же время, огневое действие противника по казарме не прекращалось ни во время многочисленных перемирий, подписываемых на государственном верху. Минометы часто действовали из машин (меняя постоянно позиции), тогда как из соседних зданий действовали снайперы. Часто вечером противник открывал огонь из противоградных установок и гранатометов, стремясь поджечь казарменные объекты, дабы пожары облегчили ведение огня ночью и это привело к повреждению 80% объектов и большого количества техники и техсредств, и архива казармы. Противотанковые ракеты усиливались осколочными оболочками и использовались не только для создания пожаров, но и как противопехотное оружие. Со временем, в казарме стало не хватать воды, так как для тушения пожаров было использовано 2500 литров из противопожарного запаса. Электричества было очень мало, ибо многие агрегаты были повреждены, а остальные были переданы центру связи и медпункту. Погибшие и раненые перевозились санитарным БТР М — 60 со знаками красного креста на нем, что не избавляло его от неприятельского огня, а так как бинтов не хватало, то они снимались с легкораненых, стирались и опять использовались. В казарме был лишь один доктор, и то с четырехмесячной практикой, и два санитара, и потому к медработе было привлечено две женщины — гражданские служащие в казарме. Стерилизации инструментов не было, как и анестезии. Через пятнадцать дней число погибших возросло до десяти, а раненных до двадцати семи человек, а в последние два дня воды почти не осталось, да и стало очевидно, что необходимо было либо сдаваться, что не представлялось приемлемым, либо прорываться до села. Мирковцы, до которого войска ЮНА ж тому времени уже дошли, но дальше не двигались, хотя телевидение в Белграде уверяло в деблокаде казармы. Прорыв до Мирковцы был сопряжен с большими потерями, да и исход его был бы неизвестен. Потому был выбран третий путь — в массовом артиллерийском ракетном огне по Винковцам, тем более, что к тому времени была установлена связь с осиечкой механизированной бригадой ЮНА, обладавшей достаточно сильной артиллерией и с ВВС. После двухдневного огня по наиважным объектам Винковцы «кризни штаб» этого города вступил в переговоры, которые были уловлены от стороны командования казармы разрешением эвакуации мертвых и раненых. Был достигнут договор, по которому весь личный состав с исправной техникой выходил из казармы, тогда как последняя переходила в хорватские руки. Так была закончена одна из наиожесточенных оборон казарм ЮНА. Конечно, по масштабности действия в Задаре превосходили действия в Винковцах, но в Задаре и ЮНА была многократно сильнее, ибо там действовал и артиллерийский учебный центр (начальник — будущий командующий югославской армией генерал Перишич) и артиллерийская дивизия (чьим командиром тогда был Атиф Дудакович, будущий командир 5-го армейского корпуса мусульманской армии Боснии и Герцеговины), и здесь же действовали силы Книнского корпуса ЮНА, под командованием генерала Ратко Младич (будущий командующий ВРС). В Задаре хорватские силы не имели больших шансов на успех и их целью было скорее максимальное изнурение ЮНА при широкой пропагандистской компании. Между тем. в казарме «Джуро Салай» боевые действия достигли куда большего напряжения и поэтому мною и уделено именно им главное место. Тяжело ведь пытаться дать хоть какую-то военную оценку буквальной капитуляции ЮНА в Пуле, и то оставившей без всяких последствий для ее инициаторов, или же сдачу 13 казарм в ВМБ Шибеник, лишь в пяти из которых удалось спасти оружие. Сдача оружия была двойным поражением ЮНА. Во первых, она лишалась больших материальных средств, десятками лет создаваемых государством, а во-вторых, эти средства переходили в собственность противника даром, и опять ЮНА надо было выделять новые средства для своих войск для борьбы с ее же танками и орудиями. Цена миротворчества югославского командования в Вараждине сразу же отразилась на всех гарнизонах ЮНА. Так, в Беловаре в плен попало около пятисот военнослужащих. Их вчерашние хорватские (и не только хорватские) «товарищи» из МВД и ЮНА, перешедшие на сторону ХДЗ, повели себяне по “товарищески”. Вместе с вновь набранными в органы правопорядка добровольцами из Боснии и Герцеговины, они перестреляли несколько десятков пленных. Зафиксировано множество случаев мучения пленных и их семей, изнасилования сотен жен. (В 2001 году уже новые «демократические» власти Хорватии затеяли по этим фактам уголовный процесс главное было то что тогда, в 1991–92 гг. цели были достигнуты. Югославской же власти обличение хорватских преступлений мало помогло). Хорватская власть, захватив Вараждинские казармы ЮНА достигла двойного успеха.

Ведь, как не хотелось признавать кому-то в Белграде, но главным поставщиком оружия хорватским вооруженным силам была как раз ЮНА. Первые большие грузы с оружием, прибывшие из Венгрии 12 и 20 октября 1990 года с 18-ю тысячами автоматов Калашникова, послужили лишь для создания боевых отрядов и разжигания национального конфликта, тем более, что оружие в это же время, поступавшее местным сербам из Югославии и ЮНА, порою, так же, неведомыми каналами могло оказаться в хорватских руках. Однако, для борьбы с ЮНА, которая и не скрывала, что собирается слать свои части с территории Сербии и Черногории в Хорватию, нужно было оружие потяжелее. Тут и пригодилось такое оружие, «странным» образом в казармах ЮНА захваченное хорватскими силами.

Цифры тут были немалые: до 160 танков, 150 БТР и БМП, до 130 зенитных установок и столько же примерно ЗРК, около трех сотен минометов, до двух сотен гаубиц и пушек и пару десятков РСЗО. Все это довольно приблизительные цифры, относящиеся, главным образом, на оружие Вараждинского корпуса, а так же частей, выводимых из Словении. Однако, даже эти цифры свидетельствуют о большом поражении ЮНА, и о человеческих жертвах, и никто за это ответственности не понес, а командование Вараждинского корпуса в Белграде позднее было освобождено от уголовной ответственности военным судом.

Впрочем, другого ожидать было нельзя, ибо сам командующий ЮНА, генерал Велько Кадиевич в своих телефонных переговорах с Туджманом вел себя более, чем либерально, тогда как, созданный при его большом участии СК-ПЮ (союз коммунистов — движение за Югославию), в особенности, в офицерской среде вел себя весьма агрессивно.

Конечно, можно предательством объяснить стратегическую ошибку командования ЮНА, двинувшей главные силы на второстепенный приграничный Сербии Вуковар, а не на Загреб, что привело бы к слому всего сопротивления Хорватии, или же, в ином случае — на Задар и Карлобаг на Адриатике, и на Вировитицу, и Вараждин на венгерской границе, что, кстати, и предлагалось тогда многими югославскими военными и политиками, что привело бы к рассечению Хорватии на три части. При этом, в последнем случае, ЮНА наступала бы линиями наименьшего сопротивления там, где было много местных сербов и гарнизонов ЮНА, что обеспечило бы надежное удержание взятых рубежей. Республика Сербская Краина имела бы столицу не в маленьком провинциальном Книне, а в большом порту Задаре, и этим задержала бы большую часть от почти миллиона хорватских сербов в своих границах.

Впрочем, верх ЮНА судьба сербов Хорватии не особо то волновала, и, вопреки провозглашаемой цели ЮНА в защите сербского населения, на практике сербы стали объектом торговли а тем самым и травли, как, якобы, «пятая колонна» оккупатора, и все усилия многих низовых командиров оказывались нейтрализованы политикой армейского верха, видевших в этих местных сербах лишь второстепенный фактор войны. Между тем, именно интересы местных сербов должны были защищаться ЮНА, ибо где местные сербы, же закрепили успехи ЮНА, там они оказались неиспользованными. Однако и это можно отчасти отнести к вине югославских политиков, не желавших признать приоритета сербских национальных интересов в государственной политике, хотя ЮНА, в общем-то, верно служила этим же политикам. Можно обвинить последних и за противоестественную кадровую политику в ЮНА, когда на верх часто продвигались офицеры низких волевых и профессиональных качеств, тогда как офицеры талантливые намеренно задвигались в угол. Наконец достаточно велика вина была и в самом принципе комплектования ЮНА на основании всеобщей воинской повинности, Не столь важны ее сроки. Двенадцать месяцев, пятнадцать месяцев ранее, отмененные в восьмидесятых годах, или даже 24 месяца, что было одно время при Тито.. Восемнадцатилетние люди с неустойчивой психикой, участвовавшие в опасных кровопролитных заданиях, призываемые ныне в армии многих стран, для этого не подходят. Всю историю человечества наилучшими для такой службы считались люди, хотя бы на несколько лет старше, а еще лучше — тридцатилетние. Именно подобный молодой состав в ЮНА послужил причиной недостатка хорошей пехоты, что приводило к большим потерям в бронетанковой технике, отрывавшейся от нее. Объективными можно считать и недостатки пополнения резервистами, призываемых часто без всякого учета их настоящих знаний и способностей и посылаемых на фронт всего на 45 дней, что не давало им ни опыта, ни знаний. Антивоенная компания в Сербии и Черногории, только из которых и призывались резервисты, шла по всем направлениям: от организации антивоенных митингов до многочисленных случаев коррупции и предательства в самой власти, и в том числе и в армии.

Можно отнести к объективным недостаткам и явно неудовлетворительное использование патриотического подъема в сербском обществе, хотя тысячи добровольцев в своих почти единодушных суждениях главной причиной столь неудовлетворительных условий считали как раз существующую военную организацию.

Все это, конечно, объективные причины, хотя столь сильная «объективность» могла быть оправданием для любого поражения в любой войне.

Но все это могло быть преодолено хотя бы просто тяжестью боевой массы ЮНА, имевшей на вооружении свыше двух тысяч танков и других боевых машин, а также 6–7 тысяч минометных и артиллерийских стволов и реактивных систем залпового огня, до пяти тысяч зенитных артиллерийских установок, до двух тысяч противотанковых пушек и ракетных комплексов несколько сот вертолетов и боевых самолетов в конце 1991 года, то есть и после захватов немалого количества своего вооружения в Словении и Хорватии. Точные данные тут не важны, ибо сам факт многократного технического превосходства ЮНА над хорватскими силами уже на самом хорватском театре боевых действий, никем, не оспаривался. Конечно, война в Хорватии шла довольно-таки специфическая, и практически она велась главным образом командирами уровня, максимум до бригады. Разумеется, случалось что и генералы командовали ротами и батальонами в боевой обстановке, но дело не в этом, а в самом масштабе этих боевых действий. Первое время, главным образом шли боевые действия вокруг казарм и нападали на них как раз хорватские силы, и командовать тут непосредственной обороной могли командиры корпусов, дивизий и бригад. Однако практически в их подчинении было несколько сот или тысяч военнослужащих, а сами боевые действия имели почти исключительно тактическое значение, даже когда ЮНА перешла, пусть в ограниченные наступательные операции. Уже сама цель боевых действий в «деблокаде» казарм ЮНА, в которых вместе с войсками укрывались семьи военнослужащих и местные сербы, не могла обеспечить оперативный размах действиям ЮНА. Это как раз и требовалось хорватским командирам, сумевшим при большой помощи из — за границы, создать большое количество различных штурмовых и диверсионных групп, как правило, ранга взвод и рота, но которыми оно могло решать лишь тактические задачи, тогда как оперативные действия им были еще не под силу. Уже там, где, как писал в своей работе”Блокада ЮНА в Хорватии” полковник Драгомир Йованович, командование ЮНА вовремя вывело войска из казарм в полевые лагеря, хорватские силы терпели неудачу. Тем не менее та война позволяет сделать определенные выводы, ибо, как видно ныне, все теснее сплетаются боевые действия и, политические интересы различных группировок, и поэтому югославская война в какой-то мере являлось войной будущего, ныне уже отчасти ставшего настоящим. В этой войне показали свою ненужность многочисленные звенья штабов, ибо максимум необходимого достигался в полнокровных общевойсковых бригадах, усиленных отдельными подразделениями до батальона-дивизиона, как боевой, и тыловой поддержки, так и специального назначения. Думается, что такие бригады должны были быть скорее сводными чем постоянными формированиями, ибо нужды в технике и людях настолько часто различались, что стандартизация была невозможна в таких боевых действиях, так как в казармах войска были одинаково нападаемы, неважно, будь часть бронетанковой, пехотной, артиллерийской или тыловой, и везде им приходилось создавать разнообразные импровизированные ударные и боевые группы, где, как правило, использовались войска по-ротно и по-батарейно.