Заключение

Прошло шесть лет после окончания военных действий, но Вторая мировая война не закончилась ни формально, ни фактически. Из "горячей" войны она стала "холодной" с временными рецидивами пер вой. Уже тот факт, что оказалось необходимым найти новый термин для того состояния, которого до сих пор не знала история народов, доказывает, насколько мало победителям удалось принести миру мир, за который они сражались и который обещали. Главная вина в этом падает, конечно, на Советский Союз. Но значит ли это, что государственные деятели западных держав по этой причине ни в чем не виноваты? Разве трудно было предугадать, что так и будет? Разве ответственные государственные деятели Запада не были по крайней мере легковерны, когда пытались сверх военного союза добиться политической реорганизации мира рука об руку с державой, недвусмысленно показавшей еще в 1939 году, что она понимает под демократией и освобождением народов? Только трудно объяснимая близорукость могла привести к той обстановке, от которой сейчас страдает и еще неопределенно долго будет страдать весь мир.

Источники зла коренятся в давно минувших годах. Даже не прилагая особых усилий, можно проследить эти источники вплоть до Первой мировой войны. Война 1914-1918 гг. началась еще в классической форме государственно-политических противоречий старых европейских великих держав. В своей основе эта война с немецко-австрийской стороны носила оборонительный, консервативный характер и создавала впечатление агрессивной лишь благодаря политической неуклюжести. Движущими силами противоречий были: с английской стороны — традиционная политика поддержания равновесия сил в Европе, равновесия, казавшегося нарушенным в связи с усилением Германии; с французской стороны — веками проводившаяся борьба за первое место в Европе вместе с открыто признававшимся стремлением к реваншу за 1870/71 г., Россия же стремилась путем уничтожения Германии подорвать Дунайскую монархию, что должно было обеспечить русским господство в Юго-Восточной Европе. В конце 1916г. после первоначальных побед Германии создалось равновесие сил, которое, [771] как казалось, не давало ни одной из сторон перспектив на решающую победу на поле сражения. Это было правильно замечено германским правительством и нашло свое логическое выражение в декабре 1916г. в предложении германского кайзера о заключении перемирия. Война все еще была лишь европейским конфликтом, во всех государствах у власти стояли еще силы, которые могли пресечь разрушительные и разлагающие тенденции. Каждое из этих государств в отдельности, как и все европейское общество в целом, без всякого сомнения, выиграли бы, если бы немедленно прекратили войну, не только ведшую к усиливающемуся обнищанию и обескровливанию всех участвовавших в войне держав, но и освобождавшую такие силы, революционная взрывная мощь которых не поддавалась учету.

Решение западных держав продолжать войну с помощью американцев до полного поражения Германии и разгрома Дунайской монархии лишило Европу ее ведущего положения в мире. Принять это решение западным державам было тем легче, что немецкое мирное предложение лишилось своего эффекта из-за неясного отношения к бельгийскому вопросу. Но еще опаснее, чем призыв к окончательному решению спора силой оружия, было то, что ведущие государственные деятели Запада перенесли этот конфликт, носивший ранее лишь государственно-политический характер, в область идеологии. Тем самым они вступили на наклонную плоскость, по которой катятся и до сегодняшнего дня. Демагогическое натравливание народов друг на друга было движущей силой и нередко предлогом политики уничтожения и подавления противника. Государственно-политические и экономические цели находили удобное обоснование в "ответственности за развязывание войны", которая возлагалась на противника, внутриполитическое разложение стало обоюдоострым средством борьбы. Применившие это оружие государства считали себя еще достаточно сильными и внутренне целостными, чтобы использовать его в лагере противника без вреда для себя. Немецкое верховное командование периода Первой мировой войны пошло по этому пути и пропустило Ленина из Швейцарии через Германию в Россию. Западные державы не стеснялись почти никаких средств, чтобы добиться внутреннего разложения Германии и Дунайской монархии. Вместо того чтобы всеми силами и совместно искать эволюционный путь, по которому прежде всего Англия шла к своему благополучию в метрополии и во всей своей мировой империи уже сотни лет, западные державы только для того, чтобы выиграть войну и взвалить свои непомерно возросшие расходы на плечи разбитого противника, занесли факел революции в страны своих врагов и возвели на них несправедливое обвинение в нарушении морали. Отсюда они и черпали свое моральное право диктовать условия мира, истинные цели которого были едва прикрыты фиговым листком справедливого возмездия. [772]

Версаль бросил в почву дурное семя. Из этого семени выросли все аргументы будущего немецкого диктатора, которые понадобились ему, чтобы своей демагогией увлечь за собой разочарованный немецкий народ.

Глубоко трагичен тот факт, что западные державы лишь под политическим нажимом, который умел оказывать Гитлер, признали за Германией ее право на национальное достоинство, в котором они ей в конце Первой мировой войны и в двадцатые годы отказывали совершенно или в значительной мере. Теперь было уже поздно. Демагогия вступила на свой победоносный путь, и не только в Германии. Она захватила все народы, получая мощную поддержку государственных деятелей. Конечно, после немецкой победы во Франции демагогия рас цвела в немецком народе самым пышным цветом. Немецкий народ был отравлен угаром непобедимости и умело внушенном ему правителями чувством расового превосходства, он попал в капкан безграничной веры в гений своего "фюрера". Из этого капкана основная масса народа так и не освободилась до своего горького конца. В то же время победа во Франции, по крайней мере подсознательно, создавала впечатление избавления от капризов истории, жертвой которых Германия являлась из-за своего центрального положения в Европе в течение веков, постоянно становясь мячом в руках европейской политики и полем сражения для великих держав. Освобождение от этих оков нашло свое выражение в столь умело выбранной для отравления сознания масс, хотя и столь же заносчивой формуле "тысячелетней империи".

На последующие события наложило свой отпечаток аморальное руководство немецким народом Гитлера, страдавшего манией величия, а также тот факт, что на Западе у кормила власти стояли два государственных деятеля, считавшие, что с демагогией Гитлера и "взрывной силой" японского народа можно справиться — наряду с длительным применением силы — тоже только путем демагогии. Рузвельт едва ли успел понять, а Черчилль понял лишь слишком поздно, когда он уже не играл решающей роли, что Советский Союз — это такой партнер, который должен был стать для западных держав столь же необходимым в военном отношении, сколь и опасным для их политических целей. Эта опасность обострилась, когда попытка немцев покорить Советский Союз окончательно провалилась, японцы были вынуждены обороняться, а Италия откололась от своих прежних союзников — то есть осенью 1943 г. К этому моменту, однако, свойственная идее крестового похода идеология, постоянно питаемая расистскими бреднями Гитлера, а также умелая политика Советского Союза, не остановившегося даже перед роспуском Коммунистического Интернационала, и, наконец, отчужденность Нового Света от Европы толкнули президента США на такой путь, с которого он уже не мог или не желал [773] сойти. В 1918 г. Вильсону не удалось подготовить мир к демократии, чтобы таким путем достичь вечного мира. Тогда американцев постигло разочарование. Теперь американский президент хотел добиться этой цели в союзе со Сталиным. Трагическая вина Рузвельта в том, что он не отказался своевременно от этого противоестественного союза. Вместо этого он пошел по порочному пути "безоговорочной капитуляции", что было с его точки зрения единственным средством бескомпромиссного достижения одинаковых, как он считал, целей всех государств, участвовавших в войне против Германии и Японии. Так он стал могильщиком нового устойчивого мирового порядка. Наконец, демагогия привела людей, уверенных в своей непогрешимости и не понимавших, что фанатизм мешает им ясно видеть происходящее, к тому, чтобы устроить судилище, на котором они не только сделали себя судьями в своем собственном деле, но, не ограничиваясь преследованием истинных преступников, подвергли божьему суду и целые народы. В своей заносчивости они потерпели фиаско, как и те силы, которые они по праву подвергли разгрому. Они не пожелали понять, что плохи не народы сами по себе, что народы могут быть направлены по ложному пути по своей или чужой вине, поклоняясь при этом фальшивым богам. Свергнуть этих фальшивых богов и освободить совращенные ими народы — такова та истинная задача, которую должны были бы поставить перед собой государственные деятели Запада.

Когда 150 лет тому назад мощная коалиция освободила Европу от диктатора, ввергавшего ее в течение 20 лет из одной войны в другую, нашлись разумные государственные деятели, не возложившие на французский народ ответственности за ложный путь, по которому он пошел. Они знали меру, потому что были единодушны в самом главном, и смогли принести миру столетний мир — мир, одаривший человечество невиданным расцветом культуры и цивилизации. Конечно, и этот мир был не свободен от недостатков, свойственных всему содеянному руками человеческими. Но демагогия, захлестывающая сейчас своим потоком государственных деятелей и народы, еще не получила тогда своего всеобъемлющего влияния на политику. Лишь когда человечеству удастся освободиться от этого страшного бича двадцатого века, оно вновь обретет покой.