Таи атари

Незадолго до полуночи 7 декабря 1941 года на борту транспортного судна «Авагисан мару», бросившего якорь почти у самого малайского берега напротив Кота-Бару, происходила примечательная церемония.

Человек пятьдесят японских солдат, в полном боевом снаряжении, построились на палубе. В руках они держали по чаше вина. Командир 56-го пехотного полка, к которому принадлежали эти солдаты, произнес краткую речь. Он говорил о славной истории японской армии, о ее победах, об огромной задаче, которая перед ней стоит. Он говорил о величии островной империи, которая в будущем станет определять путь всего человечества, об оставшихся дома родителях и женах, гордящихся своими сыновьями и мужьями и ждущих от них подвигов во имя императора и империи. Он не забыл сказать и о том, что каждого из стоящих в строю после его геройской смерти повысят на один чин, а имя его внесут навечно в почетный список полка. Сцена производила зловещее впечатление.

Конечно, любому солдату, спускавшемуся в лодку, грозила гибель, ибо обороняющиеся дали ясно понять, что не намерены сдать побережье без боя. Но здесь о скорой гибели молодых парней говорилось как о чем-то само собой разумеющемся. Солдат сознательно готовили принести себя в жертву, дать своего рода присягу добровольно принять смерть. Это уходило корнями в идейную концепцию японской армии, которую воспитывали в духе абсолютного повиновения, беспрекословного самопожертвования, самоубийства ради интересов японской военщины. Солдат этой империалистической армии приучили заранее считать себя смертниками, вдолбили им, что смерть — венец их жизни, а потому надо намеренно искать ее в бою.

«Таи атари» — добровольное принесение себя в жертву — вот что требовалось от них. Не спрашивать о смысле борьбы, о справедливости дела, за которое отдаешь жизнь, лишь выслушать приказ и выполнить его, Даже если велено заведомо пойти на смерть. Целые поколения японской молодежи были воспитаны шовинистическими юношескими организациями, а потом в том же [62] духе — армией. Послушный, беспрекословно подчиняющийся человеческий материал, обреченный на безропотное уничтожение, — вот чем измерялась ценность отдельного солдата.

Пятидесяти солдатам, построившимся на палубе «Авагисан мару», предназначалось сыграть решающую роль в захвате английских позиций в районе Кота-Бару. На лбу у них были белые повязки — «хасимаки», украшенные иероглифами. За много веков милитаристские идеологи Японии окружили легендами этот невинный предмет бытового обихода. Крестьяне на полях или рабочие в портах испокон веков надевали белую повязку, чтобы длинные волосы не падали им на лоб, а пот не тек в глаза. Самураи — представители феодальной военной касты древней Японии — превратили хасимаки в символ отваги и мужественного поведения воина. Современная императорская армия придала этой повязке крайне антигуманистический смысл. Тот, кто сейчас с хасимаки на лбу шел в бой, демонстрировал свое полное нежелание уцелеть и принять участие в торжестве победы. Он жаждал гибели, ибо ему внушили, что смерть принесет больше славы, чем жизнь даже после выигранной битвы.

Командир поднял чашу с вином. Солдаты тоже поднесли чаши к губам и залпом опорожнили их.

— А теперь идите и умрите в бою! — воскликнул командир и, приложив руку к шлему, удалился.

Кота-Бару, столица султаната Келантан, самый северный город на восточной границе Малайи, был важной военной базой английской армии. Здесь находился и главный военный аэродром этой части страны. Город лежал километрах в двух от побережья, за дельтой реки Келантан, которая была превращена в укрепленный район. На поросших мхом островах, в лабиринте речных рукавов и мангровых лесов пролегали, один позади другого, три пояса укреплений, занятых солдатами 8-й бригады 9-й дивизии Британской Индии. Бетонных дотов почти не было — преобладали окопы и пулеметные дзоты из твердого дерева с двумя или тремя амбразурами. За третьей линией обороны, перед аэродромом, располагались орудийные позиции. Они прежде всего открыли огонь по десантным судам. У берега море сильно бурлило. Маленькие десантные суда японцев бросало из стороны в сторону, как детские игрушки, многие из [63] них повернули вспять, но японские солдаты, одетые в спасательные жилеты, продолжали плыть к берегу. Тем временем артиллерия конвоировавших крейсеров начала обстрел английских позиций на суше.

С аэродрома Кота-Бару поднялись два звена «Гудзонов». Через несколько секунд они уже были над японскими транспортными судами. За немногие минуты пилоты сделали свое дело. Несмотря на сильный заградительный огонь, они с небольшой высоты весьма точно сбросили бомбы. И вот уже «Аятосан мару» и «Авагисан мару» объяты пламенем, получив по меньшей мере по полдесятка прямых попаданий. Но это не могло сдержать устремившихся к берегу десантников. Пока на море догорали пустые транспорты, японские пехотинцы преодолели проволочные заграждения и минные поля на берегу. Впереди бежали солдаты с белеющими на лбу хасимаки. Они своими телами пролагали проходы в минных полях. То тут, то там вздымался огненный гриб взрыва, разрывая в клочья самоубийцу, но другой тут же занимал его место и бежал дальше, прокладывая путь войскам.

Индийские солдаты, лежавшие в окопах за минным полем, не были подготовлены к такой молниеносной атаке. Они рассчитывали на то, что японские солдаты сначала залягут перед проволочными и минными заграждениями и там их можно будет накрыть минометным огнем. Когда же длинные цепи японцев, не задерживаясь у препятствий, бросились на штурм позиций, индийские солдаты поднялись из окопов и вступили в штыковой бой. Чтобы не ударить по своим, расположенные позади минометы не открывали огонь.

Поражение было явным. Атакующие, в мокрых насквозь мундирах цвета хаки, неудержимо продвигались к дзотам и пулеметным точкам. И повсюду у амбразур, из которых вели лающий огонь пулеметы, появлялись белые хасимаки. Они бросались на амбразуры и закрывали их своим телом, а другие солдаты взрывали дзот гранатами. Большинство погибало, но остальные двигались вперед.

Атакующие японцы, захватив первую линию укреплений, не оглядываясь, бросились снова в воду — теперь уже в волны реки Келантан, чтобы вплавь достигнуть второго пояса укреплений. Спасательные жилеты помогали [64] им плыть. И вот множество их неожиданно появилось у второй линии обороны. Снова ожесточенная схватка не на жизнь, а на смерть. Вторая линия на несколько часов задержала японцев. Кроме того, на малых островах реки Келантан у англичан было много пулеметных гнезд, которые на рассвете открыли точный прицельный огонь и ударили по японцам с флангов.

«Гудзоны» с аэродрома Кота-Бару, находившегося под артиллерийским огнем японских крейсеров, к рассвету практически были выведены из боя. Многие из них были сбиты, а уцелевшие сильно пострадали.

Зато рано утром появились торпедоносцы типа «Вильдебист». В наземный бой включились также базировавшиеся на аэродроме в Кота-Бару истребители «Буффало». Бой разгорался все жарче. Английским летчикам удалось отогнать японские крейсеры за находящиеся перед полуостровом Перентианские острова. Но тут со стороны Сингоры появились первые соединения японских бомбардировщиков — быстрые и верткие двухмоторные «Мицубиси». Они начали систематическую бомбежку оставшихся позиций у Кота-Бару и разрушили аэродром. Одновременно стали поступать подкрепления с моря. В сопровождении миноносцев подошли новые транспортные суда.

Английские солдаты надеялись на поддержку своей авиации, но она больше уже не могла помочь им. Японские бомбардировщики не только разрушили взлетно-посадочные полосы в Кота-Бару, но и сделали надолго непригодными аэродромы Гонг-Кедах и Махаганг, а также Сунгей-Патани, Баттеруэрт, Пенанг и Алор-Стар. Тем самым судьба английских войск в районе Кота-Бару была решена. Все большее число десантных судов высаживало японских солдат на берег. В четыре часа дня передовые отряды наступающих уже оказались у аэродрома Кота-Бару. Они преодолели третий оборонительный пояс англичан. Начальник аэродрома, пытавшийся устранить хотя бы самые крупные повреждения летного поля, приказал самолетам, еще не выведенным из строя, подняться и лететь в Куантан. Хлынул грозовой ливень. Несколько машин упало на взлете, но к концу дня все еще способные летать самолеты покинули Кота-Бару. На исходе дня атакующие сделали небольшую передышку. Части были собраны и перегруппированы. С моря поступили [65] пополнение, продовольствие и боеприпасы. Затем наступление продолжилось. К полуночи, точно через сутки после высадки, аэродром Кота-Бару уже был в руках японцев. Саперы тут же стали приводить его в порядок, чтобы сделать пригодным для использования собственными самолетами.

Преодолевая трясину речных рукавов и болотные топи, под непрерывным ливнем нападающие продвигались все дальше. Они обошли систему английских укреплений, так что командующему оборонявшимися здесь английскими войсками не осталось ничего иного, как отвести их. В два часа утра японцы заняли Кота-Бару. Южнее города концентрировались английские части. Но полчища японцев с боевым кличем «Банзай!» теснили их с одной позиции на другую.

Это первое столкновение с противником, действовавшим продуманно и упорно, опрокинуло традиционные представления английских солдат о японской армии, повергло их в состояние шока. Английский солдат в Малайе привык к легкой службе, к своего рода полицейской деятельности, направленной, прежде всего, против безоружного местного населения. Потребовалось немало времени, чтобы он приспособился к новой ситуации.

Тем временем японские войска тремя клиньями — от Сингоры, Паттани и Кота-Бару — продвигались вперед. 13 декабря они заняли английский полевой аэродром у Танах-Мераха, 19-го — у Куала-Край. Тем самым английская воздушная оборона в Северной Малайе оказалась в значительной мере парализованной. Японцы захватили самолеты и орудия, сотни грузовиков и другого военного имущества.

После захвата Кота-Бару генерал Ямасита получил донесение о потерях: бои стоили 56-му пехотному полку трехсот двадцати убитых и пятисот тридцати восьми раненых; два транспортных судна были уничтожены. Потери немалые. Но исходная база для дальнейшего быстрого продвижения через Малайю к Сингапуру создана.