Так кто же был интервентом?
Интервенция, «поход четырнадцати держав против Советской России»... Эти слова уже стали штампами, общим местом восприятия картины гражданской войны. Долгие годы нам внушали, что именно международное вмешательство спровоцировало в России гражданскую войну. Но и сейчас на страницах коммунистических газет («Советская Россия», «Правда») можно встретить утверждения, что такие действия большевиков, как отказ от царских долгов или заключение Брестского мира, — ответ на интервенцию. Как видите, вопрос этот и сейчас не праздный, он требует пристального взгляда. И при внимательном рассмотрении обнаруживается масса интересных (и неожиданных) подробностей.
Начнем с того, что ответ на интервенцию — бесстыдная ложь коммунистической пропаганды, причем настолько неприкрытая, что как-то даже неудобно ее опровергать. Но приходится! Так вот, выход правительства большевиков из войны, отказ от кредитных обязательств и начало дипломатического зондирования, завершившегося Брестским миром, — все это самые первые шаги «Ленина и К» после переворота. Все это начинается уже в ноябре 1917 года. В странах Антанты (то есть союзников России по Первой мировой) все это вызвало натуральный шок, а во Франции — взрыв антирусских настроений. Именно антирусских, заметьте, а не антисоветских! «На улицах Парижа невозможно было говорить по-русски — били», — свидетельствует А. Н. Толстой в своей «Рукописи, найденной под кроватью». Сие вполне понятно — Франция с первых дней войны стала жертвой германской агрессии, для нее война была отнюдь не империалистической — враг топтал родную землю...
Знакомясь с вопросом глубже, узнаешь интересные факты. Как уже сказано выше, большевики подложили свинью Антанте уже в ноябре. А появление антантовских вооруженных отрядов в России начинается лишь весной 1918 года. То есть между вызовом Ленина и ответом Европы прошло около полгода (так кто кого «вызывал»?). Немедленной реакцией вчерашних союзников России на ленинскую политику стало только стойкое нежелание признавать Советы и не иметь с ними дела. И все! Никаких мер быстрого реагирования...
Зададимся вопросом: а могли ли быть вообще эти меры? Вдумайтесь: выход России из войны поставил Антанту в тяжелейшее положение (а Францию вообще на грань катастрофы). Ведь одним из главных факторов грядущей победы над Германией было как раз то, что она вела войну на два фронта. То, от чего в свое время предостерегал Бисмарк (ох, не послушали его соотечественники ни в 1914-м, ни в 1941-м!). И абсолютно прав был военный министр Великобритании Уинстон Черчилль, когда в 1917 году писал: «Победа была близка... Даже не обязательно нужно было бы наступать — достаточно было давить на Германию огромными массами войск позиционных фронтов». Экономика Германии и ее союзников буквально агонизировала — это прекрасно показал Э. М. Ремарк в романе «На Западном фронте без перемен».
И 1918 год подтвердил прогнозы Черчилля: в Германии и Болгарии первые же поражения на фронте вызвали социальный взрыв, а в Австро-Вентрии даже и этого не потребовалось — одни лишь известия о неудачах немцев и турок спровоцировали обвал национальных революций и развал империи...
Но все это происходило при условии войны на два фронта. Когда же Ленин сделал Вильгельму рождественский подарок в виде Бреста, кайзер смог перебросить на Западный фронт десятки тысяч высвободившихся солдат и чуть-чуть не переломил ход войны в свою пользу: немцы впервые расстреливали Париж прямой наводкой. (Об этом — у Р. Роллана в повести «Пьер и Люс»). Только высадка войск США под командованием прославленного генерала Першинга спасла положение...
В такой ситуации о какой интервенции вообще может идти речь? У Антанты каждый солдат на счету, и послать в Россию крупные контингенты своих войск ни одна из воюющих держав тогда была просто не в состоянии. В этом контексте можно только поразиться бесстыдству коммунистических авторов, утверждавших, что «тылы Колчака охраняли 150 тысяч английских, французских и американских войск» («Иллюстрированная история СССР», М., 1980). Много бы дал Колчак, если б это было так — иначе не пришлось бы ему клянчить у атамана Семенова хотя бы тысячу штыков для защиты своих тылов от партизан (и, кстати, так он этой драгоценной тысячи и не дождался).
К вопросу о количестве антантовских войск в России мы еще вернемся, а сейчас обращаю ваше внимание на следующее: локализация десантов Антанты, начавшихся весной 1918 года, очень четкая — побережье Белого и Баренцева морей (Мурманск и Архангельск), побережье Каспия (Азербайджан и Туркмения), тихоокеанское побережье (Приморье), а с 1919 года — и небольшой черноморский участок от Одессы до Херсона: почему тут интервенты объявились только в 1919 году, вы поймете позднее.
То есть все высадки — только в приморских районах. И, что немаловажно, почти без попыток проникнуть вглубь — вернее, эти попытки явно неуверенные и всегда заканчивающиеся неудачей (почему — тоже немного позднее). Что означает такая локализация? А ведь это принципиальный момент, достаточно ясно показывающий цели подобной интервенции.
На мой взгляд, если вспомнить о пункте Брестского мира, запрещающего России иметь военно-морские силы; если вспомнить, что большевики сами отдавали немцам и их союзникам весьма приличные куски стратегически важного побережья (классический пример — сдача немцам черноморского берега от Одессы до Поти и допуск турок на Каспий), то становится понятным желание антантовского командования не допустить этого и, по возможности, опередить своих врагов. На Черном море это не удалось (вот почему только в 1919 году в Одессе появятся французы), а на Каспии англичане и турки скрестили оружие (об этом — ниже), зато на Севере и в Приморье операция прошла удачно. То есть здесь вообще цели союзников не имеют отчетливой антирусской направленности (хотя бы на первом этапе интервенции) — налицо логика борьбы со своим военным противником в первую голову.
Но и это еще не все. Мы благополучно забыли тот сногсшибательный факт, что в большинстве случаев антантовские войска просто приглашали высадиться. На Каспии, например. Когда турецкие войска генерала Нури-паши двинулись на Баку, там произошел раскол. Мусульмане-азербайджанцы, естественно, ждали единоверных турок. А христиане (русские и особенно армяне), зная повадки турецкой солдатни и не надеясь на агонизирующую власть красной Бакинской коммуны, позвали на помощь англичан. Они и вступили в Баку (из Ирана); вступили, чтобы отразить турецкий удар, но... Их было мало, очень мало! Турки, одолев британцев числом, ворвались в Баку и убили тридцать тысяч армян... Впоследствии, уже после разгрома турок в Сирии и Палестине в августе — сентябре 1918 года, англичане вытеснили их и из Азербайджана.
А на другом, туркменском побережье Каспия? Нам все время вбивали в голову, что 26 бакинских комиссаров были расстреляны англичанами и «диктатурой Центрокаспия». Так вот, эта «диктатура» была единственным в тогдашней России правительством, состоящим полностью из рабочих! Председатель Центрокаспия Фунтиков был по профессии машинистом паровоза, а в его правительстве был лишь один непролетарий — учитель Зимин, ставший министром иностранных дел. Это рабочее правительство возникло в результате восстания в Ашхабаде, свергнувшего власть большевистского комиссара Фролова. Именно фунтиковцы грохнули сперва девять своих, ашхабадских, а затем и заплывших в Красноводск двадцать шесть бакинских комиссаров... Именно правительство Фунтикова пригласило британцев помочь им в деле охраны железнодорожной линии Красноводск — Мерв (Мары) — Ашхабад.
А в Мурманске антантовцев пригласил председатель местного Совдепа Юрьев! Ничего себе поворот сюжета? Кстати, он был большевик (впоследствии, дабы замазать сей постыдный факт, пропаганда стала величать его троцкистом). Поведение Юрьева, на первый взгляд необъяснимое, вполне мотивировано. Во-первых, в начале 1918 года власть в Мурманске фактически была захвачена анархическими отрядами (читай — бандами) М. Ляуданского; на улицах происходили прямые схватки — особенно часто между солдатами и матросами. В такой обстановке навести хоть какой-то порядок могла лишь сторонняя сила... А во-вторых, на Кольском полуострове (и в Карелии) шли военные действия с войсками только что получившей независимость Финляндии. И англичане оказали красным вооруженную помощь. То есть красногвардейцы и «интервенты» сражаются, как братья по оружию! Кто бы мог подумать...
Что же касается Дальнего Востока, то здесь дело обстоит сложнее и запутанней. 5 марта 1918 года во Владивостоке были убиты мирные служащие японской торговой фирмы — это и стало официальным поводом ввода антантовских войск. Советская пропаганда немедленно объявила это провокацией Антанты, но доказать или опровергнуть это до сих пор не удается. Отметим лишь, что мартовской драме в Приморье предшествовали весьма бурные события — например, экспроприация местным Советом Русско-Азиатского банка, бегство его председателя А. Крайнова в консульство США, похищение денег банка сперва китайскими мафиози (сотрудничавшими с Советом), потом — японцами... В общем, в городе было положение, близкое к анархии (как и в Мурманске). В этой обстановке убийство 5 марта могло быть совершено кем угодно...
И в совместном заявлении консулов Англии, Франции, США и Японии было сказано: решение ввести войска обосновывается необходимостью положить конец беспределу и обезопасить жизнь граждан своих стран (надо отдать должное: бардак во Владивостоке сразу прекратился). Но что очень характерно: интервенты и не подумали свергать Советскую власть: Совет во главе с Н. Сухановым просуществовал еще до мая (до восстания чехословаков) и даже вел успешные военные действия против восставших казаков-амурцев, а также посылал военные контингенты в Забайкалье против Семенова, на поддержку Лазо! И все это — под крылышком антантовских штыков, по сути, охранявших власть Совета!
Уже позднее, после майского выступления чехов (об этом — ниже), логика событий — как сказал бы А. Пушкин, «сила вещей» — столкнула антантовские войска и большевиков в прямом противостоянии. Но о характере этого столкновения следует сказать особо.
Прежде всего — о численности интервентов. В Туркмению, по приглашению Фунтикова, вступила одна бригада англичан под командованием генерала Молессона (для справки: бригада — это два полка). И рассредоточена эта бригада была на весьма приличном расстоянии от Красноводска до Мерва. Масштаб интервенции ясен... А в Закавказье, уже после ухода турок, согласно советским данным, появилось шесть бригад. Не знаю, соответствует ли это действительности, но в 1920 году, когда 11-я Красная Армия крушила там суверенитеты один за другим, эти шесть бригад куда-то испарились — во всяком случае, командарм М. Левандовский ни одного британца против себя не увидел...
На Черном море, в Новороссии, даже по советским данным, в самый пик интервенции находилось не более трех с половиной дивизий плюс несколько вспомогательных отрядов. И завершающий аккорд: «войска Антанты на Дальнем Востоке не были способны к наступательным действиям» (БСЭ, т.7). Добавлю: и не только на Дальнем Востоке, но и в других регионах — просто по причине своей малочисленности.
Во время 1-й мировой войны у Антанты просто не было свободных войск, а после окончания военных действий в Европе никто не хотел больше воевать, да и собственных забот у европейцев хватало с лихвой... Но и это еще не все. Согласно все тем же советским данным, из четырех с половиной дивизий в Новороссии три — французские и полторы — греческие, усиленные (цитирую Большую Советскую Энциклопедию) «польскими, румынскими и сербскими вспомогательными силами». А на Севере войска Антанты состояли из англичан, французов, американцев, итальянцев, сербов и поляков...
Вот они, пресловутые — четырнадцать держав!
Плюс еще один штришок к портрету. Французы в Одессе прислали в составе своих войск негров и вьетнамцев, а англичане послали в Заполярье — индусов! Не сказано ли этим все? Собирали для интервенции с миру по нитке...
Кроме того, британцы на Севере сразу же стали готовить себе замену в лице белогвардейцев — сперва под своим флагом. Был организован так называемый Славяно-Британский легион (офицеры — англичане, солдаты — русские; кстати, это была единственная часть в той войне, вооруженная редкими тогда автоматами). И в довершении всего, по инициативе белогвардейского офицера Дайера англичане сформировали Дайеровский батальон из пленных красноармейцев, причем не мобилизованных, а убежденных сторонников большевиков. Эффект получился разительный — при первом удобном случае, отрезав своим антантовским инструкторам головы, батальон «сделал ноги» к красным, развалив при этом весь белый фронт...
Наконец, что называется — фактик на закуску, причем самый свежий. По воспоминаниям Вадима Андреева, опубликованным в России недавно, его прославленный дед, звезда литературы Серебряного века Леонид Андреев, после 7 ноября 1917 года эмигрировал в США, где собирал деньги на интервенцию.
Однако! Выходит, на интервенцию еще надо собирать деньги. Да еще частному лицу, эмигранту! А что же Конгресс — он, похоже, под этот проект не спешит раскошеливаться?.. Впрочем, вопрос чисто риторический, если вспомнить, что через год президент В. Вильсон выступит с инициативой мирной конференции по России.
Стоит ли удивляться, что при таком положении дел все попытки войск Антанты оторваться от побережья, продвинуться в глубь территории неизменно оканчивались крахом. Попытка англичан дойти до Котласа в 1918 году была сорвана красной Двинской флотилией под командованием Павлина Виноградова у деревни Шидрово, а зимой 1919 года 6-я армия красных нанесла антантовцам тяжелое поражение у Шенкурска (Архангельская область), после чего все попытки проникновения на материк были прекращены, а генерала Айронсайда на посту командующего экспедиционными силами на Севере сменил лорд Раулиссон, специально присланный как «специалист по эвакуации». Что называется, все комментарии излишни...
А попытка французов продвинуться к северу от Одессы кончилась известным восстанием интервентов на одесском рейде и их спешной эвакуацией в милую Францию, при этом город сдали Котовскому (и бросили греков в Николаеве — их там почти всех перебили). Те чувства, которые вызвал среди белых сей факт, красноречиво передал А. Аверченко, вложившеий в очерке «12 ножей в спину революции» в уста пьяного эмигранта следующий монолог: «А ты, француз, тоже... Все «мон ами» да «мон ами», а сам взял и сдал Одессу большевикам... Вот тебе и «мон ами» — нешто так воюют?»
На Дальнем Востоке — та же картина. Солдаты США и маленький английский контингент, немного повоевав с партизанами, практически сразу же эвакуировались, когда партизанская армия С. Лазо вступила в Приморье. Показательный факт: эта армия вошла в занятый интервентами Владивосток, не штурмуя его, — сопротивления даже и не предвиделось... О поведении англичан на Каспии мы уже говорили.
То есть, если подвести итоги, единственным местом, где войска Антанты и Красной Армии скрестили оружие, стал Русский Север. Во всех остальных регионах интервенты по сути уклонялись от прямого боя, предпочитая полицейские функции (борьба с партизанами и подпольщиками) и охранно-конвойного характера. При соприкосновении с регулярными силами большевиков — заметна была у них явная тенденция смотать удочки (только британский флот будет активно противостоять попыткам красных вторгнуться в Эстонию).
Исключение — японцы: они действительно послали крупные силы (похоже, до шестидесяти тысяч человек), продвинулись в глубь России на огромную глубину (до Читы) и вели себя как подлинные интервенты без всяких кавычек — в их действиях прямо прослеживается прямой захватнический акцент.
Но... Во-первых, и японцы не пошли на лобовое столкновение с Красной Армией, предпочитая воевать с партизанами и предоставляя честь умирать на полях сражений белым.
Во-вторых, белогвардейцам японцы навредили много больше, чем красным: в формирующиеся отряды Колчака (они в основном состояли из военнослужащих русских экспедиционных сил во Франции и Греции) японские агенты забрасывали опиум и сифилитичных проституток, а впоследствии твердо поддерживали Семенова, который был не только ярым противником Колчака, но и сепаратистом и, если хотите, национальным изменником. По матери монгол и потомок Чингиз-хана, Семенов носился с идеей создания Монгольской федерации во главе с самим собой — федерации, в которую вошли бы отторгнутые от России Бурятия и Забайкалье (к счастью, этот проект провалили сами монголы).
И, наконец, в-третьих: Япония — чисто формальный член Антанты. В 1-й мировой войне она участвовала фиктивно, оттого и силы для вторжения на Дальний Восток нашлись. С войсками США у японцев были сильнейшие трения, чем весьма искусно пользовались большевики.
А в 1922 году, параллельно со своей эвакуацией из Приморья, Япония потерпела сокрушительное дипломатическое поражение на Вашингтонской конференции. Тогда рухнул англо-японский союз, и с этого времени Англия и США стали прямыми и открытыми врагами Японии: вражда эта со временем будет нарастать и приведет к столкновению в 1941 году...
Но и другие члены Антанты между собой ладили, что называется, не очень. Куда уж больше, если на Севере англичане расстреливали митингующих французов из пулеметов... А Деникин в своих «Очерках русской смуты» вспоминает: английские и французские высшие чины, отвечавшие за снабжение белых, постоянно грызлись между собой, плели интриги, «делили шкуру неубитого медведя» в смысле борьбы за сферы влияния — в каком белом регионе преобладание будет у какой державы...
В общем, кипение весьма своекорыстных (и мелких) страстей. Реальной помощи белогвардейцы от своих союзников, по большому счету, не дождались. А иллюзии такой помощи были, и они нанесли белому движению огромный вред — ибо вместо дружественных армий белогвардейцы, в лучшем случае, получали транспорты для очередной эвакуации. Так было в 1920 году в Одессе, причем прикрывали все это ценой своей жизни киевские кадеты — мальчишки под командованием капитана Билетова. «Где обещанные союзные рати?» — этот сакраментальный вопрос генерал Хлудов задает Врангелю в «Беге» М. Булгакова: его в годы гражданской войны задавали многие...
Судя по большевистской наглядной агитации тех лет, красные отлично ориентировались в обстановке и не обманывались насчет «14 держав». Вся антиантантовская пропаганда 1918–1922 годов имеет явный адресат — Англию. Это легко объяснимо, поскольку именно с британскими войсками в первую очередь приходилось иметь дело красным и поскольку главным вдохновителем вмешательства и широкой помощи белым был У. Черчилль (он не просто призывал, но прямо-таки бился в конвульсиях, заклиная Европу и мир: если не разгромим большевизм, сами влипнем в такое дерьмо, что...).
Вспомните из популярной красноармейской песни: «Но от тайги до британских морей...» И популярный призыв «Окон РОСТа»: «Лорду — в морду!» (имеется в виду глава британского МИДа лорд Керзон). При этом пикантная подробность: тогдашний английский премьер Ллойд Джордж был левым политиком — именно с его подачи Англия отказалась принять семью Николая II, а впоследствии, на Генуэзской конференции, Ллойд Джордж будет занимать весьма лояльную позицию по отношению к советской делегации...
Были ли интервенты на Урале? В прямом смысле слова — нет. Но иностранные солдаты в наших краях все же побывали: это — бойцы чехословацкого корпуса.
О восстании чехословаков написано очень много, и я лишь выделю несколько важных узловых моментов. Чехословаки, как известно, — бывшие австро-венгерские военнослужащие, перешедшие на сторону России в 1914–1917 годах для борьбы за свободу своей России против австрийцев в рядах русской армии. Естественно, октябрьский переворот поставил их в нелепое и трагическое положение. Ответная реакция чехословаков вполне понятна — они объявили себя составной частью французской армии (скорее всего, именно французы пообещали им покровительство и организацию выезда из России), и, поскольку прямой путь домой был закрыт, они потянулись эшелонами к Тихому океану. К маю 1918 года эти эшелоны растянулись от Пензы до Владивостока, и в этот момент среди чехословаков пронесся слух, что по брестским договоренностям их собираются выдать австрийцам...
Правда это была или провокация? Сейчас судить трудно. В тексте брестского договора такой статьи нет. Но могли быть секретные протоколы (как в пакте Молотова — Риббентропа) или же устное соглашение: между прочим, апокрифы о неких устных соглашениях в Бресте насчет передачи немцам семьи Романовых до сих пор циркулируют в печати... Я это к тому, что слухи были похожи на правду и сразу же взволновали чешских военных.
Ответом стало постановление Реввоенсовета: разоружать и расстреливать чехословаков при неповиновении. Это по-ленински, это мы уже проходили... Но в данном случае директива была не только жестокой, но и глупой: прекрасно вооруженные чехословаки не дали себя на заклание и оказались в состоянии войны с красными. На пространстве от Волги до Приморья! Это сразу же стало сигналом для сил антибольшевистского сопротивления, к чехам мгновенно примкнули массы казаков и белоповстанцев. И война вспыхнула от занятых чехословаками волжских городов (Казань, Самара) до Владивостока...
Чехи были смелым, опытным, стойким и грозным для красных противником. На Урале они захватили Челябинск, разгромили большевиков под Троицком и Нижним Тагилом, сыграли существенную роль в очищении от красных Южного Урала и в наступлении осенью 1918 года вдоль Транссибирской магистрали на пермском направлении. Красное командование чехов опасалось настолько, что зачастую списывало на них победы других антибольшевистских сил. Так командарм В. Шорин приписывал чехам взятие Сарапула в августе 1918 года («Гражданская война 1918–1921 года. Том 1. М, 1928): на самом деле в Удмуртии вообще не было ни одного чехословака, а из Сарапула красных вышибли восставшие ижевские рабочие...
И ненавидели красные чехов страшно: по свидетельствам очевидцев, после одного боя в районе где-то между Ревдой и Красноуфимском пленных чехов медленно убивали, разрубая топорами от пяток и выше... Подобные факты зафиксированы и в Зауралье, и под Омском, и в районе Уссурийска... А в Ачинске красные расстреляли целую дивизию чехов: их останки были найдены в 80-х годах (и руководство города запрещало писать об этой находке).
Однако в конце 1918 года среди чехословаков настроения резко меняются. Причина проста: в это время в результате национальной революции возникает независимая Чехословакия. Страна, за которую они хотели воевать и которую освободили без них... С этой минуты дальнейшее пребывание в России и тем более участие во внутрироссийской разборке для чехов теряет всякий смысл. Лишь единицы — такие, как ротмистр Швец, позднее застрелившийся в знак протеста против поведения своих соотечественников, — понимали, что, бросив белогвардейцев в самый напряженный момент борьбы, они не только предают их, но вредят и себе. Большинство же — от рядового состава до командующего 60-тысячным чешскими корпусом генерала Сыровы — были обуреваемы одним желанием: «Домой!»
На рубеже 1918–1919 годов чехи бросают позиции и устремляются в тыл: «За спиной истекающей кровью Европы вы вырыли национальную нору и думаете отсидеться? Не выйдет!» — гневно (и пророчески!) бросил генералу Сыровы Колчак. А в 1920 году чехи — с подачи и благословения своего главного антантовского босса в Сибири, французского генерала М. Жаннена, — поставили последнюю точку в истории предательства белого движения: они сдали Колчака Иркутскому Политцентру на верный расстрел, сбрасывали со своих поездов раненных и обмороженных белогвардейцев и членов их семей — лишь бы самим благополучно проскочить сквозь байкальские туннели на спасительный восток! Так они договорились с наступающими красными... Этот позор — тоже на совести Антанты.
Единственным чехом, до конца оставшимся в рядах сопротивления и связавшим свою судьбу с белым движением, был генерал Р. Гайда — командующий Сибирской армией у Колчака (и, заметим, женатый на его сестре Екатерине). Гайда уже в ходе чехословацкого восстания сделал головокружительную карьеру, пройдя путь от фельдшера до генерала. Увы, это имело и оборотную сторону медали. Будучи честным военным, Гайда явно не блистал полководческими талантами.
Вот некоторые отзывы о нем его современников и соратников. Профессор генерал Головин: «Разбросавши силы на широком фронте, Гайда, хотя и отжимал на запад 3-ю армию красных (от Екатеринбурга через Шайтанку, Билимбай, Кузино, Шалю, Шамары, Саргу на Кунгур. — Д. С.), но двигался медленно... Стратегически его успехи были близки к нулю». Французский военный представитель подполковник Пишон: «Мечется во все стороны и дерется растопыренными пальцами вместо кулака».
Историк-эмигрант Авенир Ефимов (о неоказанной Гайдой помощи Прикамскому восстанию): «Гайда совершил крупнейшую стратегическую ошибку, не учел того громадного политического факта, которое имело восстание западноуральских рабочих и крестьян... Назначение на пост командующего Сибирской армией совершенно неподготовленного для этого Гайды оказало печальные последствия для всего хода борьбы на Восточном фронте».
Что и говорить, нелестные характеристики... Так что и здесь чехи больше навредили, чем помогли.
В общем, куда ни кинь, картина выясняется идентичная: антантовское вмешательство не только не сыграло какой бы то ни было решающей роли в антибольшевистской борьбе, но объективно повредило ей.
И тут следует провести следующую прелюбопытную калькуляцию. Количество антантовцев и чехословаков вряд ли превышает восемьдесят тысяч человек. При этом, напомню, почти все они — на окраинах, вдали от эпицентра борьбы. А как обстоят дела с так называемыми интернационалистами — иностранцами в рядах красных? Мы ведь сейчас отлично знаем, какую роль они сыграли в Красной Армии, в укреплении режима, в становлении ЧК. Итак — сколько их было?
Сейчас часто мелькает цифра — сто пятьдесят тысяч человек. Это прилично. Но... В свое время мне на страницах «Краткого курса истории ВКП(б)», а затем в коммунистической печати Болгарии попались следующие цифры: венгров — 150000, поляков — от 60 до 80 тысяч, китайцев — 40000, болгар — 25000, чехов — 6000. То есть уже набирается порядка 300000 человек. Но здесь не подсчитаны следующие составные части.
Первое. Не учтены наиболее известные интернационалисты — прибалты, «янычары Ленина», по определению М. Спиридоновой. Одних только латышей было как минимум восемь-десять дивизий (то есть примерно пятьдесят — шестьдесят тысяч бойцов). А кроме них эстонцы (как минимум одна дивизия) и литовцы. Да и среди командного состава красных мы встречаем эстонцев А. Корка и Я. Пальвадрэ, литовцев комиссара Ю. Варейкиса и командарама В. Путну.
Второе. Явно занижена численность китайцев (что понятно — данные-то времен борьбы с маоизмом!). Судя по всему, их было на порядок больше, если учесть следующее. Китайцы участвуют в русских событиях буквально с первых дней (в Москве в октябрьско-ноябрьские дни 1917 года они штурмовали Кремль!), на протяжении всей гражданской войны одновременно на всех фронтах (на Урале китайский «краснорубашечный» полк с отчаянной храбростью дрался с ижевскими народоармейцами в 1918 году; в это же время отряд Жэнь Фучена воевал между Нижним Тагилом и Верхотурьем), а также в качестве карателей (белая наглядная агитация всегда изображала красного подавителя восстаний китайцем!) и в ЧК — одна из киевских чрезвычаек так и называлась — китайская. Кроме того, множество китайских бойцов были по одиночке вкраплены в русские отряды — как Син-Би-У из «Бронепоезда № 14–60» В. Иванова или безымянный гранатометчик из «Как закалялась сталь» Н. Островского.
Третье. Не включены в список башкирские и среднеазиатские формирования, которые красные использовали только в Центральной России — как иностранцев. О киргизах на Смоленщине упоминает Б. Савинков в романе «Конь вороной», о «красных башкирах» в столичной ЧК — А. Аверченко в «12 ножах в спину революции»; по данным Авенира Ефимова, так называемый 2-й Мусульманский полк штурмовал восставший Ижевск (был разбит, бежал и впоследствии расформирован). А Мусульманский (Киргизский) полк у Чапаева участвовал в расказачивании на Урале.
Четвертое. Нет нигде ни слова о немцах и австрийцах. А ведь они находились в русском плену чуть ли не целыми дивизиями (два полка гвардии кайзера — в лагере под Питером). Участие их в октябрьском перевороте (в частности, в расстреле Кремля и отражении удара казаков Краснова на Петроград) неоднократно зафиксировано многими источниками. О «красных немцах» в Сибири пишет К. Федин в романе «Города и годы». Кроме того, с 1918 года в Москве официально действовала Школа германских красных командиров (под командованием Оскара Оберта). А С. Мельгунов на страницах своей книги «Красный террор в России» приводит такие факты: германские и австрийские военные, побывав в России и на Украине как оккупанты по праву Брестского мира, после его расторжения остались там в качестве красных (так было, например, в Крыму).
Пятое. Наконец, в рядах интернационалистов были представители еще целого ряда народов: американцы (типа журналистов Джона Рида и Луизы Брайант, а также одесского палача-чекиста, негра Джонстона); французы (наиболее известные — одесская подпольщица Жанна Лябурб и социалист капитан Жорж Садуль); швейцарцы (закрывший собой Ленина от пули Фриц Платтен, а также известный чекист А. Артузов: его настоящая фамилия — Фраучи); югославы (вспомните «серба» Олеко Дундича, который в действительности был хорватом: впрочем, в Красной Армии хватало и тех, и других); греки (греческие интернационалисты упомянуты М. Шолоховым в «Тихом Доне»); корейцы (о них — в воспоминаниях А. Фадеева); индусы (участие их в войне в Средней Азии — одна из тем «Индийской баллады» Мирзо Турсун-заде); персы (лидер компартии Ирана Гайдир-хан Таривердиев побывал в Красной Армии).
Наконец, турки. С ними связан немалый курьез, описанный писателем-белогвардейцем Б. Ширяевым в книге «Неугасимая лампада». В 1921 году первым наркомом просвещения только что советизированной Аджарии стал турецкий контрабандист Решад Седад. Контрабандист в роли наркома просвещения (да еще почти не говорящий ни по-русски, ни по-грузински) — где еще такое встретишь? Вскоре он, однако, проворовался и сел на Соловки... А если кроме шуток, то турецкие коммунисты — в том числе их лидер Мустафа Субки, а также прославленный поэт Назым Хикмет — частые гости в Красной Армии тех лет.
Думаю, нет смысла продолжать. С учетом всего сказанного вовсе не фантастичен подсчет интернационалистов числом от шестисот тысяч до миллиона. А если учесть, что в 1919 году Ленин заявил, будто имеет трехмиллионную Красную Армию, получается, что каждый третий (если брать от миллиона) или — на худой конец — каждый пятый (если брать шестисот тысяч) красноармеец был интернационалистом. Есть о чем задуматься: выходит, не менее двадцати — тридцати процентов личного состава Красной Армии — иностранцы...
И это подтверждается бесчисленными свидетельствами. Вот несколько, взятых наугад, из уральских сводок 1918 года: «В Тургояк прибыл эстонский полк с хорошим комсоставом; в Кинели рота латышей делает чудеса» (Н. Подвойский, 18 июня 1918 года, Уфа); «13 июня отправлено в Екатеринбург 4 отряда: первые 3 местные, 212 человек, 4-й, интернациональный, 200 человек» (сводка Информотдела Уралчека, 13 июля 1918 года); «Сводным отрядом Эстонского батальона... заняты деревни: Селянкина, Новотагильская, Новоандреевская, Карабаш... комиссар Златоуст — Челябинского фронта Поль Вадрэ» (Оперативная сводка военкома направления Златоуст — Челябинск, 24 июня 1918 года). Таким документам нет числа... Причем это только по Уралу. А по всей России?
И кроме того, интернационалисты — всегда в эпицентре, будь то бои на фронте (именно они переломили в 1919 году ход военных действий и на Урале, и под Орлом и Кромами против Деникина, и на подступах к Питеру), подавление восстаний (вспомните снова Прикамье!), внутрипартийные разборки (как, например, 6 июля 1918 года, когда латыши спасли власть Ленина) или же карательная машина — в ЧК они все время на виду.
А теперь сравните все это с тем, что я выше писал об интервентах, и задумайтесь, какова конкретная роль тех и других в российской трагедии. Уж слишком несопоставимыми получаются картины. И задайте — хотя бы самим себе — вопрос: не для затушевывания ли зловещей роли интернационалистов была сфабрикована легенда об «интервенции» и «походе 14 держав»? Образно говоря, кто тогда реально был в России интервентом — не интернационалисты ли?