Трое отважных

Командир роты Ватагин кончил специальные курсы разведчиков. Он был незаурядным снайпером. Больше того, обучал все снайперские команды в полку. О нем как о командире нельзя было сказать ничего дурного. Тем не менее вначале совершенно не было уверенности, что это действительно тот человек, которого можно поставить во главе разведывательной группы полка. Кто знает, чем это объяснить. Пожалуй, очень уж обманчива была внешность Ватагина. Невысокого роста, худенький, он производил впечатление мальчика, наряженного в военную форму. Да, кроме того, был слишком скромен, старался держаться в тени; голос его вообще был слышен редко.

И вот Ватагин стал во главе разведывательной группы полка. Группу он сформировал из добровольцев. Помощником себе назначил командира взвода Герасименко. На хорошем счету у Ватагина был командир отделения Кириллов, только что окончивший полковую школу и пока не проявивший себя ничем особенным.

Чуть ли не каждую ночь отправлялись разведчики в расположение противника, каждую ночь бывали там. Возвращаясь, докладывали об огневых точках белофиннов, о путях подхода к дотам. Все это казалось обычным, и, надо прямо сказать, работа полковой разведывательной группы вначале многих не удовлетворяла. От нее ждали более ощутимых результатов.

Но вот однажды разведчики заставили заговорить о себе. Герасименко сумел добыть два пулемета, оставленных нашими в предыдущих боях на «ничьей земле». Много раз пытались мы вытащить оттуда эти пулеметы, но противник днем и ночью держал их под обстрелом как приманку.

Пулеметы были минированы. Герасименко, установив это, потихоньку вернулся назад и в следующую ночь пополз на «ничью землю», захватив соответствующие инструменты для разминирования. [273]

Какую стрельбу открыли финны на утро, когда обнаружили, что приманка исчезла, а «угощение», заложенное под ней» никому не нанесло вреда! Лишь этой бесплодной стрельбой они и могли утешить себя.

Между тем разведчики тщательно изучали передний край обороны противника: и в ночных поисках и при дневном свете. По целым дням просиживали они в замаскированных укрытиях, внимательно фиксируя каждый шаг белофиннов, каждое их движение. Все эти наблюдения показали, что прямо перед нами находится какой-то очень мощный дот. Это был так называемый «Миллионный» дот, который противник считал ключом ко всему Хотиненскому узлу обороны.

Ватагину было приказано добыть «языка». Командир разведывательной группы справедливо рассудил, что добывать «языка» в районе такого мощного дота — почти безнадежное дело. Он предложил иной план, на первый взгляд более сложный и трудный: добыть «языка» не на переднем крае обороны, а в глубине ее, где находился небольшой дот, уже подробно разведанный. Командование согласилось с этим предложением.

11 января, как только стемнело, группа Ватагина отправилась по лесу в свой опасный путь.

Вообразите себе лес, состоящий не из деревьев, а из столбов, лес без признаков ветвей на деревьях — только ободранные стволы остались на второй месяц беспрерывной бомбардировки! Вот по такому лесу и ползли двенадцать разведчиков. То вывороченная коряга преграждала им путь, то цепь воронок, то завал из деревьев, сбитых снарядами...

Уже остался позади дот № 45 (тот самый, что финны называли «Миллионным»). Разведчики зашли в тыл противника и с фланга подобрались к намеченной огневой точке.

Так и есть, расчеты были правильны: в тылу противник менее осторожен — ни одного часового!

Расставив часть людей вокруг дота для наблюдения за амбразурами, Ватагин с Герасименко и остальными бойцами направился к двери дота. Попытались открыть ее ломом — не удалось.

Загремели пустые консервные банки под ногами одного из разведчиков. Внутри каземата послышались голоса. Затем оттуда что-то громко спросили по-фински.

Разведчики промолчали.

Из дота раздалось (уже по-русски):

— Кто там? Что нужно?

Ни Герасименко, орудовавший ломом, ни кто другой из разведчиков не посмеялся над неожиданной наивностью вопроса — не до этого было.

Герасименко закричал:

— Открывай дверь. [274]

В ответ из каземата раздалась отборная русская брань, произносимая, правда, с явным финским акцентом. И почти вслед за ней откуда-то из финского тыла прилетел грохнувший неподалеку снаряд: должно быть финны, что сидели в доте, не только переругивались с нашими, но одновременно сообщили по телефону своему начальству о нападении.

Пришлось спешно ретироваться. Как это ни странно, преследования не было никакого. Команда дота, вероятно, не решилась высунуть нос наружу, боясь попасть под разрывы своих же снарядов.

Как бы то ни было, наша разведка благополучно вернулась назад, притащив в качестве вещественного доказательства кусок бетона от дота.

По возвращении Ватагин подробно разобрал итоги этой вылазки и пришел к выводу, что допустил ряд ошибок. Во-первых, не захватил с собой сапер и взрывчатого вещества. Во-вторых, заранее не договорился, чтобы разведка в нужный момент была поддержана артиллерией. А чтобы артиллерия смогла поддержать разведчиков огнем, надо было иметь с ней постоянную связь, т. е. идти в разведку с проводом.

Командование признало доводы Ватагина основательными. Следующей ночью он снова отправился в расположение противника, имея уже сапер и связиста.

Основная группа пошла в прежнем составе. Сомнение возникло только насчет одного человека — Кириллова: можно ли ему идти? Дело в том, что Кириллов неожиданно заболел. Температура подскочила до 38 градусов, лицо покрылось неестественным румянцем, человеку явно следовало отлежаться в тепле.

Но Кириллов с необычайной для него настойчивостью и горячностью доказывал, что повышенная температура и румянец — это попросту результат волнения, вызванного неудачей прошлой ночи, болезнь его как рукой снимет, если ему все-таки разрешат пойти в разведку, и вообще — это не болезнь, а сущие пустяки. В конце концов он убедил Ватагина.

Изведанным путем опять двинулись разведчики в обход «Миллионного» к дальней огневой точке...

Вот и она. Без единого звука расположились люди под командой Герасименко у амбразур дота, готовые в любую секунду забросать их гранатами.

Кириллов взобрался на купол дота, охраняя все подходы.

Саперы под руководством Ватагина заложили под дверь каземата взрывчатку.

Изнутри слышались спокойные голоса финнов, — там никого не ждали.

Саперы отошли, готовясь зажечь запальную трубку. Только Кириллов не покидал поста. Да он не так уже и беспокоился [275] за свою сохранность: взрывчатки заложили немного — лишь бы дверь вылетела. Поэтому вряд ли поранит.

Закладывать порцию поосновательней — так, чтобы взлетел весь дот, — Ватагин счел невыгодным. Во-первых, от такого «угощения» может не остаться ни одного живого среди гарнизона дота — и «языка» тогда не добудешь. Во-вторых, переполох произойдет чересчур большой, уходить придется с трудом: шутка сказать, целый дот в тылу на воздух взлетел! А взрыв не слишком большой мало ли от чего может произойти — хотя бы от собственной неосторожности команды дота. Конечно, переполох все равно будет, но как раз такой, что нашим разведчикам удастся под шумок благополучно вернуться назад...

Ватагин командует саперам:

— Зажигай!

Огонь струйкой бежит по шнуру. Вот он подскочил к двери. Легкое шипение. Мгновенье тишины... Взрыв!.. [276]

Дверь рухнула наземь.

Тревожно озираясь, выскочил наружу какой-то финн.

Бросился на него сверху Кириллов, навалился Ватагин с саперами.

В дыру, образовавшуюся на месте двери, разведчики кинули несколько гранат, чтобы больше из дота никто уже не выскакивал! Пойманного финна связали, уложили в лодочку для перевозки раненых, которую захватили с собой, и — ходу!

Они видели, как к поврежденному доту спешили с разных сторон группы финнов... Где-то вспыхнула паническая стрельба.

Воспользовавшись тем, что внимание противника сосредоточилось на неожиданном взрыве в собственном тылу, наши разведчики довольно спокойно миновали передний край белофинской обороны.

Товарищи в части не знали, куда усадить героев. Потчевали их сладостями, отказываясь от собственного пайка, расспрашивали обо всех подробностях вылазки. В блиндаж приходили все новые и новые люди, настаивая, чтобы им повторили всю историю сначала.

Только сейчас Кириллов почувствовал, что он действительно болен. Он даже отказался от угощения...

В штабе тем временем допрашивали «языка».

С быстротой выстрела облетела дивизию весть о подвиге ватагинских разведчиков. Каждый командир, каждый мало-мальски инициативный боец стал строить собственные планы разведки, захвата «языка», разрушения дота. Пример ватагинцев поднимал людей на новые героические дела, звал к окончательному разгрому врага...

Советское правительство высоко оценило доблесть смелых разведчиков. Ватагину и Кириллову было присвоено звание Героя Советского Союза. Герасименко награжден орденом Ленина. Многие другие также были отмечены наградами. [277]