Первая разведка

К началу войны против белофиннов я командовал взводом. В первый день боевых действий мне была поставлена задача — вести разведку в направлении Симола — Метсяпиртти.

В сумеречное утро 30 ноября ударила наша артиллерия. Мой взвод стоял на опушке леса, у самой границы. Все мои бойцы переживали подъем, радостное волнение. Предстояло сражаться за Родину, за безопасность советских границ и города Ленина. Кроме того, было радостно сознавать мощь нашей техники. От артиллерийской стрельбы стоял сплошной гул, было светло, как днем.

После окончания артподготовки я подал команду:

— Вперед!

И взвод перешел границу. Впереди, справа, слева и сзади у меня двигались дозоры.

Перед нами километров на семь-восемь тянулась невеселая местность: заросли мелкого кустарника, поля под снегом, сосновые рощи.

Взвод шел вдоль дороги на деревню Ванхаяма. В придорожных канавах валялись велосипеды, противогазы, снаряжение, серые куртки и шинели. Белофинны только что удрали отсюда.

Перед деревней Ванхаяма дозорные Базян и Головин заметили справа от дороги, в саду около дома два станковых пулемета. Дозорные видели, что пулеметы маскировались, к ним подносили патроны. Заметив дозорных, белофинны открыли огонь с дистанции метров в двести — беспорядочными длинными очередями.

Базян и Головин отползли в сторону, притаились, стали наблюдать. Условными сигналами — штык вверх и взмах рукой в сторону противника — сообщили мне о замеченном.

Я тоже слышал выстрелы. Сразу же положил взвод. И, оставив за себя командира 1-го отделения Минасяна, ползком пробрался [108] к дозору в кусты. Дозорные показали мне врага. В заборе сада были выбиты доски, торчали дула пулеметов. Вправо был овраг с кустами, он тянулся в сторону сада и домика, обходя его справа. Влево была высотка. Белофинны могли вести огонь вдоль высотки и по высотке.

Я послал командира отделения Павлова по оврагу в тыл врага с задачей забросать белофиннов гранатами и выставил в кусты к дороге за укрытие два ручных пулемета. Они начали постреливать, отвлекая белофиннов.

Тем временем Павлов со своим отделением пробрался по оврагу и напоролся на колючую проволоку. Не теряя времени, он приказал бойцу Головину с его автоматом выползти из оврага и уничтожить прислугу двух финских пулеметов. Отважный красноармеец Головин, ловко маскируясь, выбрался из оврага и открыл огонь. Трое белофиннов были убиты на месте, двое успели убежать. Нам достался один станковый пулемет, а от другого — только станок, тело враги утащили.

Захватив всю высоту с домиком, я послал донесение комбату. Он приказал двигаться вперед. Я тоже понимал, что надо двигаться вперед, притом как можно быстрее: противник в панике убегает, и эти два пулемета выставил как прикрытие.

Я быстро продвинулся со взводом километра на три. Тут комбат приказал остановиться. Я выставил боевое охранение и стал наблюдать.

Двинулся я дальше уже после того, как подошел батальон, выставивший сторожевое охранение и остановившийся пообедать.

Перед деревней Симола дозорные донесли мне, что они заметили на открытом поле каменные надолбы в четыре ряда. Я положил взвод, а сам выдвинулся к дозору.

Впереди я разглядел и надолбы и проволоку в несколько кольев, а на ровной высотке — снежные бугры. Я подумал, что это белофинские дзоты. Надо было выявить огневые точки врага. Я выставил вперед ручной пулемет, определил дистанцию — до 700 метров.

С первой же очереди пулеметчик Базян попал в снежный бугор. Оттуда, видимо, из блиндажа ответил станковый пулемет. Я определил это и по звуку, и по тому, что на снегу у бугра появилось черное пятно — это от копоти.

Меняя положение, мы обстреляли бугры и выявили два станковых пулемета, стрелковые окопы. Я донес об этом комбату капитану Заломкину, который находился от меня в километре. Он поставил задачу батарее полковой артиллерии разбить блиндажи.

Батарея стала бить прямой наводкой. И отсюда белофиннам пришлось удирать, побросав снаряжение, много патронов и даже котелки с кашей. [109]

На другой день, рано утром, мой взвод опять пошел в разведку впереди батальона. Мы двигались мелким сосняком. Мне бросилось в глаза, что стволы сосенок снизу от земли и на высоту до полутора метров — голые. Присмотрелся. Сучья срезаны недавно. Значит, противник недалеко. Это он подготовил для себя и наблюдение и обстрел. Я остановил взвод в укрытии и с отделением Минасяна осторожно двинулся вперед. Смотрю — лес стал реже. Снег был неглубокий. Я приказал разрыть снег и осмотреть, нет ли пеньков. Пеньки нашлись. Мне стало ясно, что здесь противник вырубил, проредил лес.

Вскоре впереди показалась поляна шириной метров в двести. Я подумал, что тут уж наверняка встречу белофиннов. [110]

Подняв руку, подал сигнал, и взвод быстро, ползком двинулся ко мне. В 150 метрах от поляны я положил взвод. И все быстро окопались. Еще до войны, готовя свой взвод, я на все обращал самое серьезное внимание. И сейчас с удовлетворением видел, что взвод зарылся в землю за две минуты.

Отделение Минасяна двинулось ползком вперед, на опушку леса — разведать врага.

Красноармейцы Базян и Головин заметили, как на противоположной опушке леса из домика пробежали и скрылись за деревьями два белофинна.

Я прополз на опушку к Минасяну. Со мной был ручной пулемет.

На поляне валялись срубленные сосенки, некоторые даже с необрубленными сучьями. Ясно, что противник очистил, подготовил полосу обстрела. Я разглядел на той стороне занесенные снегом блиндажи. Но амбразуру увидел только одну. Вправо виднелись каменные надолбы. Через поляну тянулись рядком колышки в четверть метра над снегом. Что это за колышки? Базян и Головин разведали ползком — это, оказывается, были сосновые колья — крепление, чтобы песок не осыпался со стенки противотанкового рва. Самого-то рва нам с земли не было видно.

Двигаться вперед нельзя. И я принял решение разведать противника огнем. Выбрал себе в канаве на опушке леса наблюдательный пункт, голову в куст — отсюда хорошо наблюдать. Ручному пулеметчику Базяну показал несколько рубежей, приказал ему переползать быстро с одного рубежа на другой и с каждого обстрелять короткой очередью белофинские блиндажи.

Как только Базян дал первую очередь, белофинны открыли ураганный огонь из винтовок и пулеметов.

Я очень хорошо видел, как из одной амбразуры бил станковый пулемет противника. Неустрашимый пулеметчик Базян с нового рубежа послал в ту амбразуру меткую очередь, и вражеский пулемет замолк.

Мне теперь стало ясно, что передо мной — не менее усиленной роты противника в блиндажах, прикрытых проволокой, надолбами и противотанковым рвом.

Свою задачу я выполнил. Товарища Базяна я отозвал в укрытие. Комбату послал донесение.

Наш батальон захватил здесь два станковых пулемета, одно орудие (оно было далеко на опушке леса, я обнаружил его уже в бою). Несколько белофиннов было убито, остальные побросали снаряжение, десятки винтовок, патроны и убежали. [111]

В эту первую разведку Красноармейцы Базян и Головин показали себя замечательными патриотами, смелыми разведчиками. И потом они дрались геройски. По заслугам наградило их правительство: Базяна орденом Красного Знамени, а Головина — орденом Ленина.

Для меня же первая разведка была серьезным экзаменом.

Многому научился я в день моего боевого крещения. [112]