X. Несколько героических эпизодов
1. Подлинное «японо-китайское сближение»
Антияпонская армия не питает вражды к японскому народу в целом. Трудящиеся массы самой Японии в одинаковой мере с населением оккупированных японскими войсками районов подвергаются угнетению и эксплоатации со стороны японского империализма. Наша «антияпонская» борьба направлена против агрессии японских империалистов, помещиков и капиталистов по отношению к Китаю. Мы ведем борьбу против тех, кто стремится поработить китайский народ.
Японские империалисты, помещики и капиталисты являются также врагами японских трудящихся масс. Трудящиеся массы Японии постоянно помышляют о том, чтобы свергнуть своих угнетателей. Неудивительно поэтому, что японские трудящиеся массы в своем подавляющем большинстве относятся с горячим сочувствием к антияпонской борьбе китайских народных масс.
Я приведу всего лишь два случая, имевших место во время боевых действий нашей армии (этих случаев было множество), подтверждающих это положение с исчерпывающей ясностью. Первый из них произошел весной 1933 г.
Дело происходило в марте. Наша армия (в то время еще «Партизанская армия спасения родины») действовала в уезде Ванцин провинции Гирин. Разведчики донесли, что три с лишним тысячи японо-маньчжурских войск намереваются утром на следующий день четырьмя колоннами ударить на нас. Штаб командующего немедленно расставил наши боевые силы и приготовился к отпору. Вместе с этим тотчас были изготовлены листовки, плакаты и обращения [77] к японским и маньчжурским солдатам. Пропагандистский отряд разбросал этот агитационный материал по дороге и расклеил на деревьях.
Ранним утром началось столкновение. Бой продолжался целый день. Вследствие недостатка патронов наши войска к концу дня вынуждены были отступить, заняв позиции на ближайших холмах. Японские офицеры также отдали приказ отступить, решив продолжать бой на следующий день с утра. На другой день много японских солдат отказалось выйти на позиции под предлогом болезни. Те же, которые вышли, сражались вяло и неохотно.
Этот день оказался безрезультатным для противника. Японские офицеры, подозревая что-то неладное, немедленно обыскали казармы и солдат. У многих солдат были обнаружены наши листовки следующего содержания.
ОБРАЩЕНИЕ К СОЛДАТАМ ЯПОНСКОЙ АРМИИ{13}
Солдаты японской императорской армии!
Ради кого покинули вы родные села, оставили своих отцов и матерей, жен и детей, братьев и друзей?
Ради кого пришли вы проливать свою кровь на полях суровой и холодной Маньчжурии? Зачем вы подставляете свою грудь под пули и умираете на полях сражения?
Солдаты! Вы жертвуете собой не ради своих собственных интересов и не ради интересов японских рабочих, крестьян и вообще трудящихся масс. Ваши офицеры говорят вам: «вы сражаетесь за императора». Но кто такой ваш император? Он — главарь японских помещиков и капиталистов и палач трудящихся масс!
Солдаты японской армии! Ваш враг — не антияпонские войска и так называемые «хунхузы». Ваш настоящий враг в Японии. Здесь же ваши враги — это обманывающие вас японские офицеры.
Ваши офицеры — все дети японских помещиков и капиталистов. В Японии они угнетают ваших отцов и матерей, братьев и сестер, жен и детей. В армии они угнетают вас самих. Расстреливайте этих мерзавцев! Восстаньте и объединитесь с нами! Антияпонская армия отнюдь не тронет вас. Наша армия выступает не против трудящихся масс Японии, она борется лишь против японских помещиков, капиталистов и их приспешников. [78]
Солдаты японской армии! Разве вы не дети японских рабочих и крестьян? Ваши отцы и матери, братья и сестры, жены и дети подвергаются в Японии страданиям и угнетению. В особенности велики бедствия в нынешнем году благодаря тайфуну, разразившемуся в сентябре месяце прошлого года. Несколько миллионов пострадавших от стихийного бедствия испытывают отчаянные муки голода и нищеты. Плюс к тому Япония переполнена безработными. Однако правительство японского императора и не намерено оказать помощь этим несчастным. Вместо этого японское правительство растрачивает все народное достояние Японии на ведение войны.
Долой императорское правительство Японии — общего врага китайского народа и японских рабочих и крестьян!
Солдаты японской армии! Требуйте эвакуации из Маньчжурии морских, сухопутных и воздушных сил. Требуйте возвращения на родину!
Требуйте обратить средства, расходуемые на войну в Маньчжурии, на оказание помощи безработным и пострадавшим от стихийного бедствия!
Против империалистической войны! Превратим империалистическую войну в революционную гражданскую войну японского народа!
Да здравствует союз китайского народа с японскими рабочими и крестьянскими массами!
Штаб «Партизанской армии спасения родины» в Маньчжурии
Тотчас был отдан приказ отправить всю часть в Яньди (уездный город провинции Гирин). Здесь снова всех тщательно обыскали, затем отобрали 18 солдат, заподозренных в качестве организаторов и подстрекателей этого дела. Не долго думая, всех их объявили коммунистами и немедленно расстреляли. Вместе с тем, считая всю эту часть «неустойчивой», ее вскоре отправили в Токио для демобилизации, как «непригодную для использования в армии».
Другой случай, характеризующий отношение японских солдат к оборонительной войне китайского народа, произошел позже.
В начале марта 1936 г., в то время, когда наша армия действовала в уезде Боли (провинция Гирин), в один из отрядов нашей армии крестьянин принес пакет. В нем оказалось письмо следующего содержания: [79]
«Несколько дней назад я увидел листовку «Обращение к японским солдатам», подписанную командующим антияпонской армией Ли Янь-лу. Прочитав ее, я был глубоко растроган. Действительно, в ней каждое слово — чистая правда. Мне известно, что ваш отряд действует в этих местах. Я очень хотел бы повидаться с вами, но, к сожалению, обстоятельства не позволяют сделать это. Мне остается лишь поручить человеку передать вам скромный подарок, который хотя бы в малой степени выразит мои чувства перед вами.
Податель сего письма передаст вам:
1. Белой муки 1 сорта 20 мешков.
2. Жирной свинины 4 туши, весом приблизительно 300 дин{14}.
3. Папирос марки «Два журавля» 10 ящиков.
4. Жидкой сои 4 бочонка.
Я надеюсь, что вы примете этот скромный подарок без всяких подозрений. Рассчитываю, что как-нибудь представится случай лично повидаться с командующим антияпонской армией Ли Янь-лу, только тогда я удовлетворю вполне свои чувства.
Пользуюсь случаем передать вам последние сведения: командующий японскими силами, расквартированными в уезде Боли, сегодня отдал приказ приготовить 31 грузовую машину для наступления против китайских партизан. Примите меры предосторожности и, если нет необходимости вступать в столкновение с японским отрядом, то немедленно укройтесь на несколько дней или передвиньтесь в другой район.
Подробности прошу спросить лично у Ван Ба-тоу — подателя сего письма.
Убедительно прошу держать это дело в строжайшем секрете. Если оно станет известным, мне угрожает смертельная опасность.
Чжан Цзо-чен».
6 марта 1936 г.
Прочитав письмо, партизаны были крайне удивлены. Всеобщее недоумение разъяснилось лишь после подробных расспросов подателя письма — крестьянина Ван Ба-тоу.
Оказалось, что письмо написано японским унтер-офицером, находившимся среди расквартированных в Боли японских [80] частей. Присланные подарки куплены им и другими японскими солдатами вскладчину. Из боязни разоблачения японский унтер-офицер подписался в письме вымышленной китайской фамилией.
Оба события, описанные выше, являются примерами подлинного «японо-китайского сближения», того сближения, к которому стремятся как китайские, так и японские народные массы. Это «сближение» ничуть не похоже на то «сотрудничество Китая с Японией», о котором изо дня в день кричат японские империалисты и их агенты — предатели родины.
«Сотрудничество Китая с Японией», которое провозглашают японские мародеры и их приспешники, означает в действительности: предоставить Китай для удовлетворения ненасытных аппетитов японских империалистов и отдать китайский народ в японское рабство.
«Сближение между китайскими и японскими народными массами», которое мы показали выше, означает объединение китайского народа с японскими трудящимися массами для свержения общего смертельного врага — японского империализма.
Первое — в интересах кучки обнаглевших империалистов Японии, мечтающих поработить весь мир. Второе — в интересах освобождения более четверти всего человечества от гнета и эксплоатации империализма, в интересах мира и демократии во всем мире.
2. Героиня Тянь Цзо-мин
Выше уже сказано было, что местное население оказывало нам неоценимую помощь в качестве разведчиков и связистов, пересылкой писем, снабжением продовольствием и фуражом, закупкой предметов военного снаряжения и т. д. Японо-маньчжурские власти жестоко преследуют всякое проявление сочувствия или помощи антияпонским войскам. Число людей, расстрелянных и замученных пытками по подозрению в связи и поддержке антияпонского партизанского движения, необычайно велико.
К сожалению, я лишен возможности привести подробные статистические данные подобного рода. Сейчас я расскажу про героический поступок одной женщины, свидетельствующий о горячих патриотических чувствах наших соотечественников.
Тянь Цзо-мин, крестьянка, член антияпонского комитета, [81] показала пример исключительною мужества и подлинного героизма.
Тянь Цзо-мин заготавливала и переправляла продовольствие для нашей армии. Захваченная японскими властями, она подверглась нечеловеческим пыткам. Случайно избежав смерти, Цзо-мин осталась инвалидом на всю жизнь. Однако она осталась верна себе, не сказав ни единого слова, которое подвергло бы опасности нашу армию или сочувствующих нам людей.
Это случилось в 1933 г. «Партизанская армия спасения родины» вынуждена была непрерывно, в течение нескольких месяцев, вести операции с противником. Мы испытывали необычайно острую нужду в боеприпасах и продовольствии. Решено было прибегнуть к сбору пожертвований.
Как раз в это время двое преданных патриотов — Тянь Цзо-мин и Ли Де-тюань — добровольно взяли на себя работу по сбору пожертвований в Нинаньском уезде провинции Гирин.
Пренебрегая опасностью, они обратились к нинаньским уездным властям: уездному начальнику, председателю торговой палаты, начальнику полиции и другим видным чиновникам, с целью привлечь их к добровольным пожертвованиям для оказания помощи партизанам. К счастью, все эти лица оказались честными патриотами. Они не арестовали смелых сборщиков, но и не согласились сразу принять участие в пожертвованиях, так как сомневались, сумеют ли Тянь Цзо-мин и Ли Де-тюань сохранить тайну.
Тянь Цзо-мин поняла причину их нерешительности. Она поручилась собственной жизнью и жизнью своей семьи, что не разболтает ни единого слова и не раскроет тайны. Ей поверили.
Тянь Цзо-мин со своим спутником собрала несколько тысяч долларов. Часть этих денег была израсходована на покупку продовольствия. Разделив оставшиеся деньги и продовольствие на две части, Тянь Цзо-мин и Ли Де-тюань отправились к нашему лагерю.
Первая поездка обошлась благополучно. Двое храбрых патриотов отправились во второй рейс. Когда воз, нагруженный свининой, несколькими мешками муки, со спрятанными на дне воза 1500 долларов денег, проезжал через поселок Хуантитунь. его остановил стоявший в поселке полицейский отряд. Стали спрашивать, что везут и куда. Тянь Цзо-мин ответила, что ее сын женится и созвал гостей [82] на свадьбу, а это — продукты для свадебного пира. Полицейские не поверили и начали тщательно обыскивать воз. После того как они нашли деньги — 1500 долларов, их подозрение возросло.
Тотчас Тянь Цзо-мин и ее спутник вместе с возом были отправлены в полицейский участок. Здесь пустили в ход все средства. Цзо-мин подверглась бесчеловечным средневековым пыткам — ее сдавливали между двумя бревнами, наливали в рот и в нос раствор перца, кололи пальцы иголками, палили кожу огнем, протыкали щетиною сосцы грудей. День и ночь беспрерывно жестоко мучили храбрую женщину. Тянь Цзо-мин несколько раз теряла сознание, но снова приходила в себя. Собрав всю волю, она мужественно вынесла пытки, не поколебавшись ни на одну минуту.
Начальник полиции не сомневался в том, что задержанные продукты предназначены для партизанской армии. Но он хотел, чтобы Тянь Цзо-мин открыла сообщников и назвала всех тех, кто участвовал в пожертвованиях. Если бы Цзо-мин открыла своих соучастников, она не только избегла бы наказания, а получила бы еще награду. Однако Цзо-мин осталась верна себе, не сказав своим палачам ни одного слова.
Больше того, чтобы спасти своего спутника Ли Де-тюаня, она свалила всю вину на себя, сказав, что Ли Де-тюань ее батрак. Благодаря этому Ли пострадал очень мало.
В конце концов, после долгих и безрезультатных пыток, Тянь Цзо-мин приговорили к расстрелу. К счастью, ее не убили насмерть. Ночью жители поселка, полумертвую, спасли ее. Тянь Цзо-мин осталась полным инвалидом, однако она не забыла партизан и, выполняя свой долг, помогает и теперь по мере сил антияпонской борьбе и спасению родины.
Героизм и мужество честных патриоток, подобных Тянь Цзо-мин, до конца преданных своей родине, вызывают восхищение и любовь не только женщин Китая. Они — слава и гордость всей китайской нации.
3. Герой-патриот Гао Де-шань
Вечером накануне боя в Туаньшаньтуньцзе Гао Де-шань, солдат охранной бригады маньчжурских войск тайком пробрался к штабу нашей армии с важным донесением о положении [83] противника. Гао сообщил, что завтра утром японские войска предпринимают большое наступление.
Первоначально мы немного усомнились и не решились сразу поверить неизвестному нам человеку. Но после того как Гао Де-шань, со слезами на глазах, повторил несколько раз свой рассказ и привел множество доказательств, мы поверили, что перед нами честный китайский патриот.
На наше предложение поднять восстание среди солдат охранной бригады и перейти на нашу сторону Гао ответил: «Я давно уже намереваюсь сделать это и имею немало надежных друзей. Как только подвернется удобный случай, мы, не задумываясь, перейдем на вашу сторону, чтобы выступить вместе с вами против японских захватчиков и поработителей».
С этими словами Гао Де-шань распрощался с нами и возвратился в свой лагерь. Действительно, чуть забрезжило утро, противник двинулся в наступление. Рано утром Гао Де-шань успел снова прислать человека с важным для нас донесением.
Между тем бой, завязавшийся между нашей армией и японо-маньчжурскими войсками, продолжался до полудня. Противник развил ураганный артиллерийский огонь, и мы начали приготавливаться к отступлению на более выгодные позиции. Заметив это, Гао, скрываясь от собственных офицеров и рискуя жизнью, под ураганным артиллерийским огнем, бросился через линию фронта в наш штаб. Он сообщил, что если мы продержимся еще минут 50, то одержим большую победу, так как у японцев осталось очень немного снарядов, а солдаты снимают с плеч последние пулеметные ленты.
«Не далее как через три четверти часа, — убеждал Гао, — японские части непременно начнут отступать. Что же касается охранной маньчжурской бригады, то вслед за японцами отступит и она. Если вы продержитесь это время и затем кинетесь преследовать отступающие части, то победа будет за вами».
Гао Де-шань был совершенно прав. Вскоре после полудня противник беспорядочно отступил, и мы одержали большую победу.
После того как отступившие японо-маньчжурские войска достигли поселка Лудятунь, японские офицеры собрали солдат. Офицеры заявили им: «Нас много, а партизан горстка, мы сильны, а партизаны слабы. Однако в сегодняшнем бою не партизаны, а мы понесли большое поражение. [84]
Без сомнения, есть люди, которые выдают партизанам тайну и предупреждают их о нападении. Надо строго проверить всех солдат». Вслед за этим началась поверка.
В то время, когда происходила перекличка солдат маньчжурской охранной бригады, Гао Де-шань не оказался на месте. Когда же он возвратился в казарму, его немедленно схватили и начали истязать, вынуждая дать показания.
Гао знал, что ему не избежать смерти, он решил достойно умереть. Встав перед собравшимися вокруг солдатами и народом, он, обращаясь к своим палачам, горячо произнес:
«Вы, собачьи головы, не имеющие человеческого подобия! Вы, не знающие стыда лакеи презренных японских грабителей! Вы пытаете меня, воображая, что творите достойное дело.
Я заявляю вам: я человек и останусь им всегда. Собакой, лижущей сапоги японских негодяев, я никогда не буду. Я китаец и хочу защищать китайское отечество. Я не желаю быть холопом презренных японских палачей.
Это я вчера вечером предупредил антияпонскую армию Ли Янь-лу о нашем наступлении. А сегодня в то время, когда антияпонская армия намеревалась отступить на другие позиции, я снова известил их, что им не следует отступать.
Войска Ли Янь-лу заслуживают настоящего уважения. Это люди с совестью и чувством долга перед родиной. Вы нисколько не похожи на них. Сегодня войска Ли Янь-лу одержали большую победу. Я искренно рад этому. Я сожалею лишь о том, что им не удалось истребить полностью лакеев японских разбойников, подобных вам».
Гневная речь Гао Де-шаня произвела на его собратьев, солдат маньчжурской охранной бригады, огромное впечатление. Они поняли, что перед ними подлинный патриот, горячо преданный своему народу.
В то время, когда Гао Де-шаня связывали, чтобы начать снова пытать, более 200 солдат, его товарищей по гарнизону, упали на колени, прося пощадить его. Жители поселка, успевшие узнать о случившемся и собравшиеся вокруг солдат, более сотни человек, также, стоя на коленях, молили пощадить Гао Де-шаня.
Однако командир батальона, палач Ли Сю-фын, не слушая никого, лично застрелил из револьвера Гао Де-шаня.
После того как мы узнали о героической смерти храброго патриота Гао, штаб нашей армии послал его семье 100 долларов. Собратья Гао Де-шаня из охранной бригады [85] и жители поселка также собрали между собой несколько сот долларов для семьи трагически погибшего патриота.
Не прошло и месяца после описанных событий, как друзья Гао из охранной бригады маньчжурских войск, в составе четырех рот, подняли восстание и перешли на нашу сторону, чтобы бороться против ненавистных японских угнетателей и отомстить за смерть своего славного товарища.
4. Самурайские традиции
4 июля 1935, г. первая дивизия нашей армии, под командованием Ян Тай-хэ, отрезала японский обоз в Лаодацзыгоу. Во время боя был взят в плен раненый японский солдат.
Вначале пленный проявлял необычайный испуг и не понимал ни единого слова. Пришлось обратиться к помощи, переводчика. Мы просили пленного назвать свое имя и рассказать о себе. Лишь тогда пленный несколько осмелел и заговорил. Вот что он рассказал:
«На военной службе я уже 4 года. Сразу же после оккупации Маньчжурии японские империалисты принялись усиленно расхваливать народным массам Японии богатства и изобилие Маньчжурии. Они рисовали здесь настоящий «земной рай», убеждая население эмигрировать в Маньчжурию. Усиленная агитация велась также и в армии. Солдат убеждали в том, что население Маньчжурии необычайно покорное и «питает горячие симпатии к японцам», лишь небольшое число так называемых «хунхузов» создает беспорядки. Приходится поэтому, мол, посылать солдат, чтобы покончить с этими смутьянами. Помимо того, нам говорили, что условия жизни солдат, отправляемых в Маньчжурию, будут намного лучше по сравнению с условиями жизни тех, кто остается в Японии.
После того как наша часть прибыла в Маньчжурию, японские офицеры стали рассказывать нам о чудовищных зверствах и жестокости антияпонских партизанских войск. Офицеры говорили нам, что если партизанам удается захватить японского солдата в плен, то они закапывают его живым в землю или съедают заживо. Поэтому и мы, взяв в плен солдат антияпонской армии, истребляли поголовно всех.
Сейчас я сам попался в плен. Я не сомневаюсь, что не останусь живым. Однако я питаю надежду, что вы не [86] станете есть меня живым и не закопаете заживо в землю. У меня к вам только одна просьба — расстреляйте меня».
Выслушав этот рассказ, командующий армией Ли Янь-лу раньше всего успокоил как мог пленного солдата, а затем стал разъяснять ему цели и задачи борьбы антияпонской армии. Ли Янь-лу беседовал с пленным более часа; он объяснил ему, что японские солдаты в одинаковой мере подвергаются угнетению японского империализма; что антияпонская армия борется лишь против японских империалистов, но отнюдь не питает ненависти к японским солдатам. Закончив беседу, Ли Янь-лу приказал оставить пленного на несколько дней среди нас, хорошенько лечить и ухаживать за ним, а переводчику побольше беседовать с пленным. Спустя 4–5 дней Ли Янь-лу снова пригласил пленного к себе, побеседовал с ним недолго и, выдав на дорогу 10 долларов, отпустил его на свободу.
Покидая нас, пленный сказал: «За эти несколько дней, проведенных среди вас, я полностью уяснил себе, что антияпонская армия — это вовсе не «хунхузы», как говорили нам офицеры, а подлинно патриотическая армия. Я убедился в том, что все, что я слышал раньше об антияпонской армии, наглая ложь и клевета. Возвратившись в свою масть, я открою глаза своим собратьям — солдатам японской армии — и расскажу им правду».
Наш пленный заблуждался, ему не удалось выполнить своего намерения. Согласно широко распространенным в японской армии самурайским традициям, попавший в плен японский солдат должен сам лишить себя жизни, покончив с собой. Нарушение этой традиции рассматривается как измена духу самураев и оскорбление престижа императора.
Освобожденный от плена японский солдат пренебрег этими традициями, он решил возвратиться в свою часть. Однако наш друг жестоко ошибся. Стоило ему вернуться в свой батальон и показаться перед командиром, как японский офицер заявил ему, что он унизил престиж императора и, чтобы доказать свою преданность и заслужить милость японского императора, он обязан совершить над собой «хара-кири» (распороть живот и выпустить себе внутренности). Пленный не хотел сам себя убивать, он отказался следовать варварским обычаям. Тогда командир батальона приказал расстрелять его. Отрубленную голову пленного японского солдата повесили на большом дереве на улице в Дидахэ. Но японские варвары не посмели открыть [87] истину. Рядом с отрубленной головой висела надпись:
«Голова пойманного разведчика антияпонской армии выставлена на устрашение народу». Вот каким путем скрывают японские власти жестокость и варварство самурайских традиций.
Описанный случай не представляет исключения. Приведу еще один.
Во время налета на Джутихэ, после того как отступили уцелевшие остатки японского транспорта, наши бойцы обнаружили четырех тяжело раненых японских солдат. Тотчас были посланы носилки, раненых принесли и оказали им необходимую помощь. Спустя 10 дней, когда раненым стало лучше, командующий нашей армией выдал каждому из них по 15 долларов на лечение и послал бойцов проводить раненых недалеко до расположения японских частей, откуда они могли сами добраться до своих.
Впоследствии мы узнали, что эти четверо несчастных были обвинены японскими властями «в измене духу самураев и оскорблении престижа императора» и все расстреляны.
Вот каковы в действительности «самурайские традиции» японских разбойников.