Часть вторая.
Появление парусных военных флотов
Период перехода к парусному флоту [423-476]
Северные моря в донорманнский период [423]
Употребление мускульной силы человека в качестве двигательной силы для судов, с глубокой древности установилось, так сказать, естественным путем, но применение этой силы в крупных размерах было возможно только в те времена, когда существовало рабство или иные, подобные рабству, отношения, когда имелась возможность добывать человеческую силу в больших количествах и за дешевую цену; сила эта годилась впрочем только на внутренних морях, так как спокойное, по большей части, состояние таких морей или лишь слабое волнение, давало возможность и для военный целей употреблять легкие суда. Набор гребцов становился постепенно все труднее, вследствие чего численность команд, работавших на веслах на военных кораблях падала все ниже; пришлось, наконец, привлечь к этой работе тюремное население, откуда и возникла так называемая «ссылка на галеры».
Вследствие особенностей очертания береговой линии Швеции, Финляндии и других стран Балтики, гребное судоходство сохранилось на Балтийском море значительно дольше, чем на Средиземном, и еще в начале XVIII века там существовали гребные шхерные флоты. Хотя такие суда были сравнительно мало приспособлены к плаванию у наших берегов, среди первых судов прусского флота имелись так называемые гребные канонерские лодки. На судовых шлюпках до самого последнего времени употреблялась исключительно человеческая сила, при чем она же служила и для некоторых военных надобностей, например, для буксирования потерпевших аварию кораблей или во время штиля; эта же сила применялась и при атаке на стоящие на якоре суда, при так называемом «вырезывании» их (cutting out) еще в последнюю войну Северных и Южных Штатов, что может повториться и в будущем. По всем этим причинам очень важно, чтобы экипажи судов настойчиво упражнялись в гребле.
Таким образом, на Средиземном море гребные суда еще в течение многих столетий оставались настоящими военными судами; за греческими, карфагенскими и римскими военными судами всех видов и размеров, последовали галеры, которые и образовали главную составную часть всех более или менее организованных средневековых флотов. Сила их заключалась в носу, в таране или в установленных на носу метательных машинах, которые впоследствии были заменены судовыми орудиями. Сообразно этому, естественным строем тактического наступления для них был строй широкого развернутого фронта, сила которого была направлена прямо вперед, при одновременном прикрытии флангов. Подвижность гребных судов и их независимость от направления ветра давала возможность широкого пользования ими для тактических целей, так как они могли производить атаку в любом направлении, могли занять любое место и по произволу менять его.
Битвы древних гребных судов и новейших галер выражались в боях на близкой дистанции, в абордажах, прорывах и охватах флангов; во многих отношениях эти битвы походили на сухопутные сражения.
В тактическом смысле применение галер было почти неограниченное, но зато в стратегическом — гребные военные флоты имели самый ограниченный район действия. Малейшее волнение, в особенности в открытом море, чрезвычайно мешало грести, так что значительные переходы были почти невозможны; гребцы очень быстро уставали и кораблям, имевшим низкие борта постоянно грозила опасность перевернуться; все это заставляло как можно скорее укрываться в гавани или, по крайней мере, у берега.
Впрочем, для больших походов были еще и другие очень серьезные препятствия; военные корабли не могли брать с собой достаточных запасов воды и провианта, а потому необходимы были многочисленные транспортные суда. Эти суда стесняли движение главным образом тем, что военным кораблям приходилось тащить их на буксире, вследствие чего движение крайне замедлялось, а вместе с тем чрезвычайно ограничивалась возможность более широких стратегических операций.
Поэтому приходилось, ради пополнения запасов, постоянно держаться вблизи безопасных якорных стоянок вследствие чего гребные флоты были всегда привязаны к берегу; особенно это относилось к флотам, которые в средние века начали формироваться на берегах океана. Несколько парусов, которые имелись на кораблях, приносили мало пользы и даже служили скорее помехой, так как для них требовался рангоут и такелаж, который при противном ветре приходилось снимать и складывать, при чем он занимал много места и мешал грести. Вследствие того, что для гребли требовалось очень большое количество людей, число солдат на борту было очень ограниченно.
Все это сильно влияло на ведение войны, которая сводилась, главным образом, к нападениям на неприятельские берега. Сухопутная и морская война были тесно связаны между собой, настоящая морская война была почти невозможна, а достижение полного господства на море в большинстве случаев было невыполнимо; войны морских разбойников в этом отношении являются одним из немногих исключений. Влияние гребных флотов на развитие и на ход морской торговли было также не очень значительно, так как небольшие, снабженные по большей части парусами, торговые корабли в большинстве случаев легко ускользали от врагов и держались в открытом море до наступления лучших обстоятельств.
Даже во время многочисленных войн, которые вели между собой в конце средних веков две самые большие торговые республики — Венеция и Генуя, обе они старались вести войну посредством нападений сильного флота на неприятельские берега, чтобы отвлечь противника подальше от районов своей торговли.
Однако, по мере того, как центры торговли и культурного развития, а вместе с тем и могущества государств передвигались с берегов Средиземного моря на берега Атлантического океана, все настоятельнее делалась необходимость заменить силу весел, приводимых в движение человеком, каким-либо другим двигателем. Век открытий нанес, наконец, смертельный удар и гребным флотам.
Поэтому колыбель военного и торгового парусного судоходства надо искать на берегах Атлантического океана; применение парусных судов к военному делу началось там уже давно, но потребовало очень долгого времени для своего развития.
Человеческая сила всегда была недостаточной для передвижения широких, прочно построенных судов, и для таких судов всегда пользовались силой ветра. Торговые суда у древних народов, хотя и имели весла, но ходили почти исключительно под парусами, а у народов, которые плавали по океану, паруса были всегда главным способом передвижения для военных кораблей, даже и в бою. Их корабли должны были противостоять гораздо более значительному ветру и действию прилива и отлива, чем на внутренних морях; поэтому они строились гораздо прочнее, были тяжелее, и приводить их в движение при помощи весел было значительно труднее. Тем не менее, пока рангоут и такелаж не приобрели достаточного развития, весла сохраняли большое значение на прежних военных кораблях, так что их можно назвать «смешанными» кораблями. Такие корабли были у англосаксов и норманнов. Однако, для того, чтобы от первых шагов в употреблении парусов перейти к известному совершенству в умении ими пользоваться, необходимо было некоторое знакомство с техникой морского дела. Кроме того, пользование парусами требует большого совершенства в самой постройке судна, так как оно должно противостоять сильным ударам волн, а у берегов океана, где бывают приливы и отливы, суда должны быть настолько прочно построены, чтобы в случае посадки на мель они не разламывались при убыли воды.
Несмотря на то, что парусное судоходство должно было удовлетворять всем этим требованиям, нельзя не удивляться, что оно так медленно развивалось; если при этом обратить внимание на необыкновенно быстрое развитие судоходного дела во второй половине XVIII века, то медлительность эту приходится считать почти необъяснимой.
Нам хочется сказать в этой связи несколько слов о сражении при Ванне в 56 г. до н. э., о котором уже упоминалось выше, так как сражение это произошло в океане; между гребными и парусными судами, и таким образом, является в известном смысле переходом от гребного к парусному судоходству.
Во время постепенного завоевания Галлии, в 58-51 гг. до н. э., Цезарь встретил у венетов, в нынешней Бретани, особенно упорное сопротивление; венеты были искусные, ловкие моряки, столь же храбрые на море, как и на суше. Корабли их имели высокие борта, высоко поднятые фор- и ахтерштевни, и были так прочно построены из дубового дерева, что таран ничего не мог против них поделать; суда эти были плоскодонные, так что не опрокидывались, когда их вытаскивали на берег. На них были и весла, но вследствие их величины и тяжести, на них можно было ходить только под парусом. Оснастка их состояла из одной мачты с одним парусом на рее; паруса делались из сырых шкур или из кож.
Цезарю не удалось справиться венетами на суше, и тогда он убедился, что придется атаковать их и на море, для чего необходимо иметь флот. С обычной энергией, отличавшей римлян, он немедленно выписал из Предальпийской Галлии (Лигурии и Венеции) корабельных плотников и матросов с инструментами и принадлежностями судового снаряжения, и приказал строить на Луаре корабли обычного на Средиземном море типа — низкие, легкие и быстроходные гребные суда (либурны?). Людей для работы на веслах он приказал набрать и обучить в Галлии, а для боя посадил на суда своих легионеров; начальство над этими судами он поручил молодому офицеру Дециму Бруту. Как только флот был готов к бою, Цезарь тотчас же начал наступление против венетов на суше, а Брут в то же время наступал на них морем.
Римские корабли имели то преимущество, что благодаря веслам имели возможность двигаться по желанию своих командиров; кроме того, римские солдаты были лучше вооружены, чем венеты. Однако римляне находились в неблагоприятных условиях, так как: 1) неприятельские корабли были неуязвимы для тарана; 2) римлянам было гораздо труднее действовать метательными снарядами со своих низких судов против высокобортных кораблей венетов, чем венетам против римлян; даже башни на римских кораблях были ниже неприятельского фор- и ахтерштевня; 3) брать на абордаж высокобортные неприятельские корабли было тоже очень трудно; было даже трудно встать к ним борт к борту, так как они двигались на парусах довольно быстро.
Венеты, по-видимому, только и ждали случая сразиться на море, так как они немедленно вышли навстречу римлянам к Ванну, в 32 морских милях от Луары. Число римских кораблей неизвестно, но их было меньше, чем у венетов, которые вышли в бой не менее, как с 200 кораблями; венеты имели еще преимущество точного знания местности и вообще всего, что связано с местной гидрографией.
При таких обстоятельства исход боя представлялся сомнительным и зависел главным образом от погоды; при свежем бризе и волнении на море римлянам пришлось бы плохо, а бурная погода могла бы и вовсе погубить их. Однако случай и счастье благоприятствовали им, а может быть они и выждали хорошей погоды; во всяком случае в день боя море было совершенно спокойно и дул легкий бриз. Практический ум римлян, как и в сражении при Миле, навел их на мысль об еще одном новом оружии, направленном не против судов или экипажей, а имевшем целью лишить неприятеля способности передвижения. Они вооружились серповидными копьями, т. е. прочными серпами на длинных древках, для повреждения неприятельского такелажа.
Римляне двинулись в бой. Так как они могли совершенно свободно распоряжаться своим движением, то им было легко проскользнуть между медленно приближавшимися при слабом бризе и, конечно, без особого порядка, кораблями венетов и при этом, не понеся значительных потерь, обрубить им шкоты и фалы и изрезать паруса. Затем они зацеплялись своими серпами за канаты и, продолжая двигаться вперед, обрезали их. Лишив, таким образом, противника способности передвижения, римские корабли по два и более наваливались на борта неприятельских судов и брали их на абордаж. Таким образом римляне обеспечили себе перевес в рукопашном бою, в котором слабее вооруженные и хуже защищенные венеты, несмотря на отчаянную храбрость, обречены были на поражение. Ветер совершенно стих и корабли венетов, лишенные возможности оказывать друг другу помощь, были один за другим захвачены в плен; они упорно сопротивлялись, даже не думая о бегстве. Сражение продолжалось с утра до вечера и закончилось полной победой римлян, которые уничтожили весь неприятельский флот.
После этого венеты прекратили сопротивление на суше, и изъявили покорность. Вопреки своему обычному образу действий, Цезарь учинил над ними жестокий суд. Несмотря на то, что они только храбро отстаивали свою независимость; предводители их были казнены, а остальные проданы в рабство. Поступая так жестоко, Цезарь, как и во всех своих действиях, руководился мудрым расчетом; по природе своей он не был ни жесток, ни мягкосердечен, но не боялся применять никакие средства для достижения свои целей. В данном случае он, несомненно, счел необходимым в своих интересах уничтожить народ могущественный на море, на котором сам он чувствовал себя слабым, так как народ этот мог впоследствии снова сделаться для него очень опасным. Он, конечно, отлично понимал, что флот его обязан своим успехом, главным образом, случаю.
Сражение у Ванна представляет интерес, как единственное более или менее подробно описанное сражение между гребными и парусными судами; вместе с тем битва эта наиболее ярко показывает значение движения для боя и преимущества, какие имеет движение, производимое собственными силами, перед движением, заимствуемым извне и зависящим от случайностей. Новое оружие, которое пустили в ход римляне, еще раз доказало их прямой и ясный практический смысл; оружие это не было направлено против неприятельских сил или боевых средств — против кораблей, оружия или экипажей, — а было предназначено исключительно для того, чтобы сделать негодным к употреблению неприятельский такелаж, лишить противника способности передвигаться, а затем атаковать и одолеть неподвижные корабли превосходными силами раньше, чем другие могли бы подоспеть им на помощь. При этом римляне, чтобы действовать своим новым оружием искусно использовали двигательную силу, заключавшуюся в веслах.
Таким образом, мы видим, что уже в первом сражении, в котором приняли участие парусные суда, атака противника была направлена прежде всего не на самый корабль или его экипаж, а на его двигательную силу — на такелаж. Тот же прием снова стал систематически применяться и впоследствии, в XVIII в., когда тактика парусного флота снова поднялась из мрачных времен средневековья на ту высоту, на которой стоял Юлий Цезарь, как показывает сражение при Ванне, в 56 г. до н. э.
Сражение при Ванне было необходимо описать потому, что это одно из немногих сражений, в которых гребные суда одержали полную победу над парусными. Надо принять во внимание, что сражение это произошло в самые первые времена, в дни младенчества парусного судоходства, при чем против варварского народа выступил самый культурный и самый могущественный в военном смысле народ того времени.
Ближайшее затем время также представляет известный интерес для военно-морской истории, но мы ограничимся беглым описанием только двух походов Цезаря против Британии, так как вопрос о высадке в Англию до последнего времени является не разрешенной проблемой морской войны. Британцы несомненно оказывали помощь венетам; римляне, со своим вновь построенным флотом являлись господами на море и таким образом никаких препятствий к переправе в Британию для них не было. На следующий год после сражения у Ванна Цезарь переправился туда с небольшим отрядом, но вскоре возвратился обратно, так как, вероятно, убедился, что для завоевания такого большого острова необходимо иметь значительные силы. В виду этого, он в течение зимы построил большой транспортный флот из 600 судов, который и собрал в порту Итиус (у Кале?); суда эти были весельные, широкие и плоскодонные, так что могли вмещать большое число людей и лошадей; они были похожи на те, которые 1860 лет спустя Наполеон приказал выстроить в Булони. В качестве конвоя служили 28 галер. В 54 г. до н. э. Цезарь с пятью легионами переправился через пролив и высадился на том самом месте, которое избрал в прошлом году. Бриты собрали на скалистых берегах близ Дувра значительную армию, но при виде бесчисленных римских судов отступили назад. Цезарь дошел до Лондона, переправился через Темзу, но затем тоже возвратился назад, не закрепив за собой занятого пространства.
Завоевание Англии римлянами началось только почти сто лет спустя, в 40 г. н. э., в царствование императора Клавдия и продолжалось с переменным успехом до тех пор, пока Агрикола не возвел между Фортом и Клайдом северный «вал Пиктов», которого, однако, римляне удержать за собой не могли; это вынудило императора Адриана 60 лет спустя, в 124 г. выстроить новый, южный «вал Пиктов» между Сольвеем и Тайном (Карлейль-Нюкастл).
Северную часть Шотландии — Каледонскую возвышенность — римлянам так и не удалось завоевать, а также не удалось на долгое время удержать за собой местность в промежутке между двумя валами. Зато вся остальная Англия до Тайна, в течение многих столетий находилась под властью римлян, пока римская империя не ослабела настолько, что гарнизоны ее не могли больше сдерживать пиктов и скоттов. Наконец, 125 лет спустя, в 426 г. римляне вынуждены были очистить всю Британию, которую пикты и скотты подвергли страшному опустошению — британцы, за то долгое время господства римлян, когда оружие имели только римские гарнизоны, утратили всякую воинственность и плтому не могли противостоять пиктам и скоттам.
Мы упоминаем здесь об этих событиях, поскольку они стоят в тесной связи с историей морских войн; история развития парусного судоходства является вместе с тем, в главных чертах, историей развития английского морского могущества, распространившегося с начала текущего столетия на весь мир; история эта представляет значительный интерес с первых шагов развития этого могущества, которое шло с перерывами и притом без определенного плана. Так, например, в мрачные времена средних веков о дальнейшем ходе этого развития не было и речи. Впрочем, планомерность вообще не является отличительной чертой английского характера — Англия всегда считалась только с настоятельной нуждой текущего момента. Тем более важно рассмотреть те факторы, которые привели Англию к современному мировому положению. Особенно важную роль сыграло здесь географическое положение. Действительно: а) островное положение Великобритании чрезвычайно выгодно, причем острова, на которых она расположена, обладают необыкновенно благоприятным климатом, незамерзающими водами, чрезвычайным плодородием и достаточно обширны для расселения всего народа; б) острова эти лежат у открытого океана и притом так расположены по отношению к северной Европе, что все морские сообщения последней проходят мимо английских берегов по узким проливам, за которыми очень легко установить наблюдение; благодаря этому Англия естественно сделалась контрольным пунктом для всей торговли северной Европы и складочным местом для посредничества в этой торговле с южной и западной Европой, а также и с другими частями света; в) береговые очертания островов Англии благоприятны для судоходства, так как у берегов этих везде имеется много прекрасных естественных гаваней; г) почва островов не только очень плодородна, но вместе с тем изобилует минеральными богатствами — углем, железом, оловом, которые добываются так близко от берегов, что могут прямо с места добычи погружаться на корабли или употребляться на заводах, например, для надобностей судостроения и т. п., между тем, как у нас далекий транспорт к лишенному гаваней побережью сильно повышает стоимость продуктов горной промышленности.
Такое выгодное положение занимает еще одна только Япония на восточной стороне материка, но она не имеет ни такого благоприятного климата, ни такого обилия ископаемых богатств.
Англии не хватало только искусного в морском деле населения, которое могло бы использовать эти исключительные преимущества. Коренные обитатели ее, бритты, кельтское племя, как и все кельты, не имели ни способности, ни склонности к мореплаванию; интересно поэтому проследить перемены, произведенные великими историческими событиями в населении Англии, вследствие которых население это сделалось первыми моряками в мире. В нижеследующих строках мы очертим вкратце эти события.
Народы германского происхождения, жившие у берегов моря или населявшие прибрежные области, издревле, насколько имеются сведения, проявляли особое искусство в морском деле; таковы были фризы, в теперешней восточной и западной Фрисландии, саксы — между Яде и Эльбой, англы в нынешнем Шлезвиг-Голштинском герцогстве, норвежцы, шведы и датчане. Фризы в свое время причинили римлянам много хлопот; в 40 г. н. э. они дошли до Галлии, а около 260 года — до восточной Испании. За исключением трех последних народов, которые обосновались на Балтийской море, все вышеупомянутые народности приняли участие в возникновении современного английского населения.
Сначала скажем об англосаксах. После удаления римских гарнизонов, утратившие всякую воинственность бритты не могли сопротивляться пиктам и скоттам (пикты — храбрые и дикие обитатели шотландской возвышенности; скотты — кельтское племя из Ирландии) и призвали себе на помощь саксов, которые в числе 300 человек прибыли под начальство Хенгиста и Хорсы в трех «киалах» и высадились у Южного Фореленда: «киалы» были килевые суда, первые, о которых имеются известия; отсюда происходит название «Киль», в гербе которого имеется килевая лодка. Приблизительно около этого же времени один римский поэт говорил, что саксов приходится бояться даже в те времена, когда дует противный ветер; отсюда, по-видимому, можно безошибочно заключить, что саксам, т. е. германским мореплавателям, должно быть приписано искусство лавирования, с которым непосредственно связана постройка килевых судов. Это был такой шаг вперед в области парусного судоходства, значение которого трудно оценить по достоинству.
Вскоре после этого на плодоносный остров устремились, вслед за первыми переселенцами, новые толпы саксов, которые оттеснили пиктов назад в Каледонию, а вместе с тем сделались господами Британии; британцы сохранили независимость только в гористом Уэльсе, что до сих пор видно из тамошнего наречия; сохранили свою независимость также остатки пиктов и гэлов на шотландской возвышенности. Впоследствии предводители саксов основали семь королевств, которые, спустя несколько столетий, были соединены Эгбертом в одно королевство, получившее название «страны англов», т. е. Англии. Однако морского значения не имели ни отдельные герцогства, ни соединенное королевство, так как англосаксы, сделавшись хозяевами богатой страны, забросили мореходство.
Замечательно, что все германские морские племена, в противоположность финикиянам и грекам, пользовались судоходством исключительно для морского разбоя и относились, по крайней мере, в течение первых веков своего исторического существования, с презрением к морской торговле. Англосаксы в Англии чувствовали себя удовлетворенными своими обширными владениями и потому, к великому своему ущербу, отвыкли от плавания по морям, а тем временем (827 г.) на сцене появился новый морской народ — норманны, производившие разбои у берегов Англии.
Англонорманнский период [433]
Под именем норманнов следует разуметь не одних только норвежцев, но также и шведов и датчан; всем трем этим народностям безразлично присваивалось имя норманнов, и установить, к которой именно из них оно относилось в отдельных случаях, не представляется возможным. Мы будем говорить о норвежцах и датчанах — викингах, морских воинах и героях. Их морские походы были исключительно разбойничьими набегами; они безжалостно грабили, жгли и убивали во всех местах, где появлялись, а тех жителей, которые оставались в живых, уводили в рабство.
У них были только небольшие открытые суда, а вначале даже только большие лодки, сплетеные из ивовых прутьев и обтянутые звериными шкурами, с одной мачтой и парусом, сшитым также из шкур, с высоко поднятым фор- и ахтерштевнями, при чем форштевень часто заканчивался фигурой дракона, вследствие чего и самые суда обыкновенно назывались «драконами». Суда эти имели мачту и рею и были, собственно говоря, парусными судами, но тем не менее могли ходить и на веслах, которых было 30 и более; таким образом, это были «смешанные суда», легкие и быстроходные, которые не только легко было вытащить на берег, но и перетаскивать по земле на далекое расстояние. Осадка их была настолько незначительна, что на них можно было плавать и по рекам. Позднее, на судах этих на носу и на корме стали устраиваться полу-палубы, на которых становились воины; бортовые стенки увеличивались в высоту и укреплялись тем, что на них вешались щиты; экипаж их состоял из 50-100 человек, считая всех матросов и воинов.
Норманны нагоняли ужас не только на побережье, но и на внутреннюю страну, а так как они появлялись со многими сотнями таких судов, то могли давать крупные сражения и покорять целые царства. Их отчаянная храбрость проявлялась как в бою, так и в странствованиях по морям, причем они на своих открытых судах с примитивным такелажем и без всяких других вспомогательных средств, совершали далекие походы в совершенно неизвестные моря и даже переправлялись через океан на Фарерские острова, в Исландию, Гренландию и Винланд (в Северной Америке). Подобно финикиянам, они не оставили следов своего пребывания в этих странах, так как у них не было никакой культуры и никаких высших интересов. Таким образом, норманны представляют в течение нескольких столетий средневековой истории одно из самых удивительный явлений. Чем именно были вызваны их частые разбойничьи набеги, начавшиеся в VIII в., получившие особенное развитие в IX, и постепенно затихшие в XII в. — точно неизвестно; вероятно, они были вызваны, с одной стороны, стремлением к независимости норманнского дворянства, не желавшего подчиняться самозванным королям, а с другой — значительным избытком населения.
В конце VIII в. впервые начались набеги норманнов на северные берега Англии; в те времена, и еще долгое время спустя, они были язычниками. Затем наступил долгий период спокойствия во время царствования Карла Великого, который принимал энергичные меры для поддержания безопасности сообщений на море и на суше. В устьях всех рек на Северном море он приказал строить корабли для борьбы с морскими разбойниками, учредил морскую и береговую стражу, назначил искусных предводителей, и вообще установил строгий порядок. Точно также действовал он и в Адриатическом море и на южном берегу Франции, где флот его разбил могущественных в то время сарацин. О нападении его сына Пипина на Венецию мы уже говорили выше.
Вследствие этого, во времена его царствования норманнам не удалось многого достичь в Северном море, и потому они перенесли свои разбои на Балтику; зато после смерти Карла Великого (814 г.), при его бесхарактерных преемниках они получили полную свободу действий. Они грабили немецкие, французские и английские берега, так как ни у Германии, ни у Англии не было флота, разграбили и сожгли Гамбург (845 г.), куда они добрались вверх по Эльбе на 600 судах, Руан (841 г.) и Бордо (847 г.); несколько раз они поднимались вверх по Рейну до Бонна, Кобленца и Майнца, разграбили Кёльн, Аахен и другин города. Вверх по Сене они поднимались с 700 кораблями и 40 000 воинов до самого Парижа, который они безуспешно осаждали в 885-886 гг. (вероятно, город откупился), после чего сожгли Реймс и Суассон. Еще ранее этого они побывали в Испании и в Средиземном море, где, между прочим, разграбили и сожгли Пизу (860 г.). В 880 г. они разбили наголову большую саксонскую армию на нижней Эльбе, а в 891 г. норманнская армия, в свою очередь, была уничтожена у Левена королем Арнульфом. Несмотря на это они добрались в 892 г. до Вормса, и около 900 г. осели в устьях Сены (как за 60 лет перед тем в дельте Рейна). Двенадцать лет спустя Карл Простодушный (III) был вынужден уступить норманнскому вождю Ролофу, который после этого крестился под именем Роберта, город Руан с окрестностями; область эта получила название Нормандии и сделалась с того времени независимым графством (912 г.).
Норманны приобрели здесь, как четыре с половиной века тому назад саксы в Англии, плодородную страну, но влияние этой страны на них было совершенно иное, чем на саксов; эти последние сохранили свой язык, нравы и национальность, но отстали от мореходства и морского разбоя; норманны скоро утратили родной язык и обычаи и слились в этом отношении с французами, но продолжали держаться за морское дело и остались смелыми, воинственными искателями приключений на суше и на море. Они уходили большими партиями из Нормандии в Средиземное море, и, сообразно изменившимся обстоятельствам, поступали на службу в качестве наемных солдат в Италии. Дело дошло до того, что (здесь мы забегаем несколько вперед) в 1057 г. норманн Роберт Гюискар сделался герцогом Апулии (в Нижней Италии), другой норманн (Рожер II) в 1130 г. сделался королем Сицилии, третий — (Богемунд Тарентский) графом Антиохийским. Таким образом внушавшие ужас северные люди сделались владыками на юге, в солнечной Италии.
После смерти Карла Великого, участились набеги норманнов и на Англию. Начиная с 832 года, набеги эти происходили ежегодно. Вскоре норманны перестали уже возвращаться на зиму домой, и с 866 г. осели в Англии; попытки сакских королей прогнать их оставались безуспешными: они продолжали распространяться все дальше. В 870 г. пал в бою король Этельдред, а его младший брат и преемник Альфред, впоследствии прозванный Великим, которому в то время было только 22 года, должен был бежать и скрываться в течение многих лет. Втайне он начал собирать своих саксов, и семь лет спустя ему удалось разбить и покорить норманнов, которых он принудил принять крещение. После этого он с переменным успехом воевал на море против новых разбойничьих набегов норманнов; он был первым английским королем, который лично командовал флотом. Наконец, в 897 г. для решительного отражения неприятеля он приказал выстроить новый флот по собственным указаниям; поэтому его считают основателем английского морского могущества, хотя созданный им флот просуществовал недолго.
Его действия обличают в нем государя, далеко опередившего свою эпоху в понимании морского дела; он первый понял значение для Англии морской торговли и всеми силами поощрял ее; вместе с тем, оценив значение морского могущества для торговли, он стал заботиться об усилении своих сил на море и создал новый, более сильный флот, с которым перешел в наступление против разбойников, так как убедился, что страну и торговый флот можно защищать только энергичным наступлением.
Новые суда, построенные Альфредом, отличались от всех известных на севере: они были вдвое длиннее, чем было принято, более высоки и устойчивы, но при этом и более быстроходны, так как на них было по 60 и более весел. Вероятно, это были высокобортные галеры, подобные тем которые имелись на Средиземном море, но приспособленные к плаванию в северных водах, с более острыми обводами и большей осадкой. С этими кораблями Альфред одержал несколько побед над норманнами, а так как преемники его тоже имели сильный флот, то почти на целое столетие разбои прекратились совершенно. Флот в те времена был разделен на три эскадры — для трех побережий. Ежегодно на Пасху (зимой судоходство прекращалось) личный состав приводился в готовность, осматривался и занимался упражнениями.
Разбои возобновились в 992 г., когда на престол вступил слабый, нерешительный король Этельред Беспомощный (979-1016); на этот раз на Англию напали датчане. Этельред не раз откупался от них крупными суммами, а в 1202 г. приказал перебить всех датчан, находившихся в стране; это повело, однако, к еще большим разбоям. Наконец, датский король Свейн явился с большим флотом к городу Сэндвичу в Доунсе и завершил завоевание Англии. После смерти его в 1014 г., началась война за престол, но уже с 1017 г. сын его, Канут Великий, которого флот провозгласил королем, царствовал в Англии бераздельно.
В течение двух с половиной столетий норманны заселили большие пространства в Англии, при чем датчане занимали господствующее положение. Правда, двадцати три года спустя, в 1014 г., на трон снова вступил сакский король Эдуард, но род его удержался на троне только в течение двадцати пяти лет. В 1066 году, преемник этого короля, Гарольд, пал в борьбе с норманнами. Гарольд наголову разбил 25 сентября высадившегося на северо-востоке Англии, в Йоркшире, норвежского короля, при чем сам был ранен, а 14 октября был убит в сражении при Гастингсе с Вильгельмом Нормандским (Завоевателем), который с 60-тысячной армией переправился из Сен Валери (между Дьеппом и Феканом) в Певенси.
Вторжение Вильгельма было самым крупным, какое только известно в истории, потребовало долгих приготовлений. Он уже с весны начал собирать корабли и людей; он действовал несомненно по соглашению с норвежским королем и раньше, чем двинуться вперед, выждал результатов высадки последнего. Кроме того, он обратился за помощью к папе, и ему принесло большую пользу то обстоятельство, что папа отлучил от церкви сакского короля, неприязненно относившегося к церковным установлениям.
По дошедшим до нас сведениям, герцог Вильгельм располагал только норманнскими судами обычного типа — открытыми кораблями викингов, впрочем в очень большом числе: их было несколько сотен. Переправа через канал с этими кораблями, тяжело нагруженными людьми и лошадьми, была очень рискованна: большой английский флот еще в начале лета был собран Гарольдом в Доунсе, но вместо того, чтобы атаковать противника раньше, чем он закончит свои приготовления, Гарольд стал ожидать, когда противник сам выберет подходящее время и подойдет к нему.
Это пренебрежение основным правилом морской войны послужило причиной гибели Гарольда. Флот уже в течение многих месяцев стоявший в ожидании в Доунсе, израсходовал все припасы и, вероятно потерял терпение; возможно также, что по мере того, как уходило лето, англичане перестали верить в возможность нашествия. Как бы то ни было, в середине сентября, вероятно в то время, как Гарольд ушел в поход против норвежского короля, флот разошелся по своим гаваням. Получив об этом известие, которого он, возможно, и ожидал, герцог Вильгельм, дождавшись хорошей погоды вышел 27 сентября в море и на другой день высадился на противоположной стороне Ла-Манша в Певенси (пройдя 57 морских миль). Недалеко оттуда произошло решительное сражение при Гастингсе, в котором значительно более слабое английское войско потерпело поражение, а сам Гарольд был убит. После этого герцог Вильгельм завоевал всю Англию и провозгласил себя королем, под именем Вильгельма I, прозванного Завоевателем.
Это завоевание имело для Англии, а вместе с тем и для английских морских сил, тем большие последствия, что с ним было связано полное изменение государственного устройства Англии. Как и во всех покоренных норманнами странах, Вильгельм Завоеватель ввел в Англии феодальное или ленное устройство. Сакские дворяне и земледельцы владели своими землями на правах полной собственности и обрабатывали их при помощи батраков и крепостных; тут же вся земля сделалась собственностью короны, и король раздавал участки в лен (заимообразно) при условии, что получившие их королевские вассалы должны были нести военную или иную службу. Вильгельм был отчасти вынужден так поступить, так как его бароны оказывали ему помощь в походе на Англию только ради соответствующих выгод. Некоторые из этих баронов выставили по 30, 40 и до 60 кораблей с солдатами.
Так возникло английское владетельное дворянство, английские бароны, из которых часть до сих пор носит норманнские имена. Дворянство это богатое и близкое к королю, и пользовавшееся преимущественным правом на занятие государственных должностей, образовало особое привилегированное сословие, стоявшее между королем и народом и являлось крупной силой в общем строе государства. Это самое дворянство 15 июня 1215 года, после долгой войны, вынудило у Иоанна Безземельного «Великую Хартию Вольностей», послужившую впоследствии основанием для английской конституции, которой Англия, наряду с выгодами своего положения, обязана своим устойчивым и, в общем, здоровым развитием. Конечно, и в Англии дело не обошлось без злоупотреблений и крупных переворотов, но совместное участие всех сословий в создании законодательства оказалась вполне удовлетворительной. Весь период развития и наибольшего расцвета английского флота относится к тому времени, когда палата лордов занимала в управлении государством вполне равноправное место.
Впрочем, английский флот развивался далеко не с той правильностью, как английское государственное устройство; норманны хотя и были отважными мореплавателями, но, как уже было сказано, пускались в море исключительно ради разбоев или для завоевательных целей; торговлю они презирали, так как не понимали ее значения, и научились ценить ее только тогда, когда торговое судоходство постепенно выросло у них на глазах до громадных размеров.
По преданию, Вильгельм Завоеватель, высадившись у Певенси, сжег за собой корабли, но сведения даже о таком важном по своим последствиям поступке, недостаточно определенны, так как вместе с гибелью прежней культуры погибло и искусство бытописания, т. е. умение просто и ясно описывать предметы, людей и события. Авторы средневековых хроник отличаются удивительным многословием, не заключающим в себе никакого содержания; несмотря на обилие сохранившихся памятников, только немногие факты могут считаться твердо установленными, в особенности, как это всегда бывало, — в отношении всего, что касалось морского дела.
Достоверно только то, что Вильгельм Завоеватель не был в силах бороться на море с сыновьями Гарольда, которые уже в ближайшие годы стали делать из Ирландии набеги на западное побережье Англии, и что он вынужден был откупиться от датского короля Свейна, который в 1069 г. с большими силами напал на Англию. Только тогда Вильгельм выстроил флот и начал на море и на суше вести войну против Шотландии, Франции и Бретани.
Так же продолжали идти дела и после его смерти. Заслуживают упоминания только покорение Ирландии Генрихом II, который переправился туда с флотом из 400 кораблей, и полный приключений крестовый поход 1189-92 гг. Ричарда Львиное Сердце. По преданию, флот Ричарда состоял из 150 военных судов, 50 галер и около 10 каких-то особенно больших кораблей; слава английского флота к тому времени уже твердо упрочилась. К этому Крестовому походу примкнули еще 4 больших галеаса и 15 галер из Сицилии, так что после покорения Кипра во флоте Ричарда Львиное Сердце было более 250 судов; у побережья Сирии он потопил сарацинский корабль с 1500 солдатами. Сохранилось описание этого сражения: корабли Ричарда, с самим королем на борту одного из них, несли дозор у побережья в районе Бейрута. Ими был замечен большой трехмачтовый корабль, везший подкрепления сарацинам, осажденным крестоносцами в Акре. Англичане попытались захватить корабль в абордажном бою, но несколько раз были отбиты, и тогда вынуждены были протаранить его и пустить ко дну. Из всего экипажа уцелело не более 40 человек.
Преемник Ричарда, Иоанн, уделял больше внимания морскому делу, чем этот романтический король, а также первый из норманнских королей обратил внимание и на торговлю. В 1212 г. он построил в Портсмуте первую английскую военную верфь, которая и доныне остается первой.
В 1202 г. король издал следующий знаменательный эдикт: «Каждый командир судна, принадлежащего к королевскому флоту, при встрече в открытом море с иностранными кораблями или другими судами, в случае отказа их приспустить свой флаг перед английским, имеет право атаковать их и, в случае захвата, считать их законным призом, даже в том случае, если бы было установлено, что суда эти принадлежат дружественной или союзной с Англией нации; находящиеся на борту люди, в наказание за свою дерзость, могут быть подвергнуты заключению по усмотрению».
Этим эдиктом Англия впервые установила, как правомерный принцип, то притязание, которое она систематически проводила уже в течение целого столетия, а именно — что Англии принадлежит общее владычество над морем, и флот ее везде является хозяином. Нельзя было яснее выразить требование о всеобщем признании безусловного морского превосходства Англии. Эдикт этот в течение последующих 600 лет вызвал бесчисленные примеры такого беззаконного поведения английских морских начальников, которые могут показаться совершенно невероятными; английские адмиралы и командиры судов, получившие в свои руки, благодаря этому эдикту, чрезвычайную власть, начали беспрестанно применять ее в самой бесцеремонной и резкой форме; даже маленькие одиночные английские корабли самым грубым и унизительным образом требовали от целых флотов, даже имевших на борту коронованных лиц, салюта флагом. История морского церемониала представляет громадный и многосторонний интерес.
В правление Иоанна произошло первое большое сражение между английским и французским флотами у Дамме, которое, впрочем, не было в сущности говоря, настоящим морским сражением.
В начале 1213 года папа объявил Иоанна низложенным и передал его царство французскому королю Филиппу. Последний счел это за удобный случай завоевать Англию, тем более, что Иоанна не любили его подданные, и он был в ссоре со своими баронами. Филипп собрал большой флот из 1300, или даже 1700 кораблей, но как раз в это время Иоанн подчинился папе, и отлучение с него было снято. Тогда Филипп обратился против графа Фландрского, который отказал ему в помощи против Иоанна; он направился в Дамме (гавань города Брюгге во Фландрии, в настоящее время находится на расстоянии 6 морских миль от берега), высадил свою армию и приступил к осаде Гента. Число его кораблей было так велико, что гавань, хотя и самая обширная во всей северо-западной Европе, не могла всех их вместить, так что часть их стала на якорь у берега, вне гавани.
Со своей стороны Иоанн усиленно стал вооружаться, при чем всем кораблям был воспрещен выход в море, а наиболее крупным было приказано идти в Портсмут. Когда граф Фландрский обратился к Иоанну за помощью, последний, не зная даже положения дела, послал ему на помощь во Фландрию 500 кораблей под командой своего сводного брата Уильяма Лонгсорда, графа Солсбери. Прибыв к Дамме последний, к удивлению своему, увидел, что гавань полна кораблями, и еще много их стоит вне гавани; при помощи разведчиков он узнал, что это были неприятельские корабли и что экипажи на них незначительные. Тогда он атаковал их и захватил 300 кораблей (груженых припасами и оружием), которые отправил в Англию, и еще 100 кораблей сжег. После этого его люди высадились на берег и занялись грабежом, но были разбиты подоспевшим Филиппом и вынуждены снова сесть на суда. Филипп, нашел свой флот в таком печальном виде, что сжег его остатки.
При других обстоятельствах, уничтожение такого громадного флота было бы крупным событием, но эти сотни кораблей были обыкновенными лодками, и заменить их не представляло никакого труда.
Во всяком случае, нескольких лет спустя, когда началось возмущение английских баронов против Иоанна, французы были полными хозяевами в Ла-Манше, а когда бароны эти предложили французскому дофину Людовику английскую корону, то Евстахий Отшельник собрал для него в Кале флот из 80 «роггенов» (большие купеческие корабли) и 600 других, так называемых «кораблей». Евстахий этот, родом из Пикардии, младший отпрыск знатной фамилии, отказался от уготованной ему духовной карьеры, сбросил монашескую рясу (откуда его прозвище) и поступил на службу к графу Булонскому. Поссорившись с графом, он перебрался в Англию, где много лет состоял на службе у Иоанна, командуя несколькими десятками судов, с которыми он опустошал берега Нормандии. Затем, вместе с баронами, он отпал от Иоанна и перешел на сторону претендента.
С этим громадным флотом Людовик двинулся в Англию, но северо-восточные бури рассеяли флот, так что Людовик один 12 мая высадился у устья Темзы. С помощью восставших баронов он отправился в Лондон и занял графство Кент (за исключением Дувра), а также и еще значительную часть Англии. Евстахий тем временем пиратствовал в Ла-Манше, пуская ко дну все суда без разбора.
Между тем, королю изменили не все бароны; народ тоже оставался на его стороне, а после смерти Иоанна графу Пемброку, опекуну молодого короля Генриха III, удалось в мае 1217 года разбить у Линкольна дофина Людовика и восставших баронов. Людовик срочно нуждался в подкреплениях, для чего Евстахию необходимо было сохранить контроль над проливом. Он собирался спустить на воду большую галеру, снабженную башней с установленной на ней мощной катапультой, способной пробивать обшивку судов, но моряки из «Пяти Портов» предприняли неожиданную атаку на эту плавучую крепость и уничтожили ее в гавани.
Как только известие о поражении дофина было получено во Франции, у Кале начали собираться войска, которые 24 августа погрузились на 80 больших кораблей и множество малых судов, чтобы под командой Евстахия Отшельника идти мимо южного Фореленда к Темзе и далее к Лондону. Но в дуврском замке сидел мужественный губернатор Губерт де Бург, который знал об этом плане и принял все меры, чтобы не дать ему осуществиться. Крупные дворяне, к которым он обратился за помощью, ему отказали, но «Пять портов» — Дувр, Ромней, Гейс, Гастингс и Сэндвич, которым со временем Вильгельма Завоевателя была поручена охрана «узкого моря», т. е. Дуврского пролива, выставили 16 больших и 20-24 малых вооруженных судов, притом только часть из них с опытными экипажами. Остальные команды были укомплектованы за счет наскоро собранных Пемброком солдат и лучников, не имевших опыта войны на море. Французский флот, таким образом, имел, как минимум, троекратное численное превосходство над английским.
Французы шли при попутном свежем бризе (юго-восточном) к южному Фореленду, де Бург — навстречу им из Дувра; однако он не пошел прямо на неприятеля, но придерживался к ветру, для того, как подумал Евстахий, чтобы напасть на Кале, на самом же деле для того, чтобы стать с наветренной стороны от противника. Как только ему это удалось, он тотчас же пустился вслед за ним и скоро его нагнал.
Французские корабли имели многочисленный экипаж, но на борту у, них не было стрелков, и потому они ничего не могли сделать в бою на дальней дистанции; кроме того, люди не были приучены к морю и бой на воде для них являлся новостью; вместе с тем и матросы были неопытные и плохо обучены маневрированию; наконец, и предводители французской эскадры были неудачные, так как вместо того, чтобы придержаться к ветру, сохраняя свое преимущество в численности и стараясь использовать его — они продолжали спускаться и, таким образом дали англичанам возможность атаковать сперва арьергард, а затем, последовательно, и остальные корабли.
По мере того, как англичане нагоняли французов, начали действовать английские лучники (в основном это были люди Филиппа д'Обиньи, губернатора Джерси и злейшего врага Евстахия); во время сближения они произвели громадные опустошения на неприятельских палубах, а затем, когда английские корабли сравнялись с кормой неприятельских, тотчас же были переброшены абордажные крюки и начался абордажный бой. Англичане при этом удачно применили негашеную известь, которую свежий бриз нес в глаза неприятелю. Бросившиеся на абордаж англичане прежде всего обрубили фалы, так что паруса свалились на головы неприятельским солдатам — «подобно сетям», как говорится в современной хронике, при чем и корабли потеряли способность двигаться.
Французы были поражены этой стремительной атакой и неожиданными приемами боя, а в непривычном для них сражении на воде они и без того стояли гораздо ниже англичан, вследствие чего, несмотря на двойное превосходство в числе кораблей, битва кончилась для них полным поражением. Из 80 кораблей удалось уйти только 15, остальные были взяты в плен или пущены ко дну, будто бы при помощи железной шпоры, которой были снабжены на высоте ватерлинии английские галеры. Таким образом, здесь снова выступил в качестве грозного оружия таран.
На одном из захваченных кораблей был найден сам Евстахий, который сперва отчаянно сражался, но затем попытался укрыться в трюме. Будучи схвачен, он предлагал за свою жизнь выкуп в 10000 марок серебром, но был тут же убит — среди англичан возник даже спор за право снести голову этому пирату. Как государственный изменник, он не заслуживал лучшей участи, но в те «рыцарские времена» неприятель обращался с пленными с такой ужасающей жестокостью, что многие французские рыцари предпочли выброситься за борт, чем попасть в руки врага. Победа англичан была полной. Из французского флота в Кале вернулись только 15 кораблей.
Бой у Дамме был первым боем между англичанами и французами, а сражение у Дувра было первой схваткой на море между английскими и французскими кораблями. О каком-либо боевом строе англичан в этом сражении сведений не имеется, зато известен их маневр, заключавшийся в приведении к ветру с целью занять наветренное положение по отношению к противнику, и затем броситься на него, и сильным ударом атаковать его арьергард. Такая тактика парусного флота является характерной для того времени и того места, где она была впервые применена: опытный в морском деле и имевший морское чутье народ при первом же столкновении сумел применить надлежащую тактику, вследствие чего более привычные к морю англичане одержали победу над вдвое более сильным противником. Отсюда видно, что численность далеко не всегда решает дело.
Победа на этот раз была одержана не королевским флотом, которого в то время и не существовало, а была достигнута благодаря учреждению «Пяти портов» для охранения «узкого моря», с обязательством выставлять в случае надобности известное число кораблей с экипажами. В этих «Пяти портах» (Дувр, Сэндвич, Гайс, Ромней и Гастингс), на месте первоначальных обитателей, кельтских бритов, вследствие постоянной в течение целых столетий смены народностей, образовалось новое население, состоявшее из саксов, англов, датчан и норманнов; все это были люди, любящие море и опытные в морской войне, занимавшиеся рыболовством, морской торговлей, лоцманством и т. п., для которых море было родной стихией и источником пропитания. Наряду с этим, население это отлично владело оружием, так как, с одной стороны, ему постоянно надо было быть готовым к защите своих домов от неприятеля и от морских разбойников, а с другой — оно само постоянно занималось морским разбоем. Море в те времена не принадлежало никому; на севере не существовало ни одного правительственного флота и не было, никакой организованной морской полиции. Какие либо меры принимались только тогда, когда морские разбойники вели себя уж чересчур дерзко, что, впрочем, случалось очень часто, и постоянные жалобы сыпались одна за другой. Жизнь в те времена была суровая, но за то она закаляла людей. Губерт де Бург показал себя искусным начальником; он быстро и решительно, по собственному почину выступил против неприятеля, при чем проявил большую опытность в морском деле.
Основные правила тактики парусных судов установились еще в древние времена; поэтому победа у Дувра имеет большое тактическое и историческое значение, так как она решила участь войны и обеспечила дальнейшее существование английской династии, положив конец французскому нашествию. Генрих III фактически сделался королем Англии. Однако, недоразумения между обеими странами, обусловленные тем, что Англия владела Нормандией и претендовала еще и на другие области на севере и на западе Франции, продолжались и вызвали многочисленные морские и сухопутные экспедиции. Сведения, которые у нас имеются относительно судоходства и морского военного дела в того времени, недостаточны, противоречивы и мало понятны. Мало что известно, например, о том большом сражении, которое произошло в 1293 г. в Ла-Манше, и в котором соединенный норманно-французско-фламандско-генуэзский флот под командой графа Валуа нанес решительное поражение шестидесяти английским кораблям с только что навербованным экипажем.
Эти события, впрочем, не представляют большого интереса, тем более, что и судостроение и вооружение не сделали за это время значительных успехов; однако, одно сражение, происшедшее вблизи берега, заслуживает упоминания, так как в нем еще раз выступили на сцену средиземноморские гребные суда, успешно сражавшиеся с парусными кораблями.
Гюи Намюрский, граф Фландрии, которая в те времена была богата и могущественна, вел войну против графа Иоанна Голландского. Он завоевал Зеландию (острова в устьях Шельды) до самого главного города Зирик-Зее (на острове Шувен, к северу от Остер-Шельды), который он, имея большой флот, осадил с суши и с моря. Французскому королю Филиппу IV Красивому (1285-1314), который состоял в союзе с графом Голландским и был призван им на помощь, тоже прежде всего понадобился флот, так как французские короли флота не содержали; поэтому он поручил одному искусному моряку Жану де Педрогу из Кале собрать сколько было возможно кораблей и идти на помощь осажденному городу. Жан собрал на северном берегу 30 кораблей, из которых часть была норманнских и 8 испанских, реквизированных насильно; все корабли эти, кроме мелких, имели высокий бак и ют. На каждом корабле была одна или две метательных машины, а кроме того боевой марс с 3-6 отборными стрелками; этот же марс служил и для метания с него камней. Кроме того, Жан нанял еще эскадру генуэзских галер, в числе 11 или 16, под командой Ренье де Гримальди. Такие наймы часто практиковались в Средиземном море, а на этот раз наемные корабли появились и у северных берегов Франции. Гримальди, с титулом «адмирала» принял на себя главное командование флотом. Слово «адмирал» впервые появляется именно около этого времени. Во Франции оно употреблялось уже раньше, а в Англии оно в первый раз встречается в 1297 году. Слово это происходит от турецкого слова «эмир», точнее «амир» и означает «начальник»; отсюда слово это мало помалу вошло в употребление во всех флотах, за исключением, — странным образом, — турецкого, в котором сохранилось звание капудан-паши. В Англии в течение долгого времени слова «адмирал» употреблялось только в сочетании со словом «капитан», вероятно потому, что адмирал являлся вместе с тем и командиром флагманского судна.
С описанным выше флотом, на который было посажено 10 000 отборных солдат, Гримальди в начале августа вышел из Кале и направился первоначально в устье Мааса, где к нему присоединились еще пять больших голландских кораблей и 10 000 человек, которых он распределил по судам флота. После этого он вошел в восточную Шельду и 17 августа подошел к Зирик-Зее. Для атаки он выстроил флот в четыре линии (вследствие узости фарватера?), при чем первые три состояли из 14 парусных судов каждая, а последняя — из галер.
Граф Фландрский со своей стороны выстроил свой флот в две линии, причем в первой линии стояли более крупные корабли, а во второй — мелкие; число его судов не приводится, но если правда, что на них было 40 000 войска, то кораблей этих должно было быть очень много. Эти корабли тоже имели высокий бак и шканцы и прочный марс, на котором, за неимением камней, был заготовлен большой запас клинкера (сильно обожженный кирпич).
Заметим, кстати, что английские парусные суда имели не более 40, а большей частью только по 25 человек экипажа, между тем, как на галерах было по 200-210 человек, и более 100 гребцов.
Атака была начата 18 августа французами, которые с приливом двинулись на противника; при этом, однако, порядок их расстроился. 4 корабля на левом фланге выскочили вперед, и при неожиданно наступившем отливе, сели на мель; от дальнейшего наступления пришлось отказаться, а для того, чтобы отлив не увлек корабли слишком далеко назад, французский флот стал на якорь, причем первые три линии слились в одну; вследствие этого корабли стояли так близко друг к другу, что с одного на другой можно было перескочить и, таким образом, легко было оказать поддержку при абордаже. Гримальди со своими галерами бросил якорь позади, в качестве резерва.
Фламандцы атаковали 4 ставших на мель французских корабля, но вели атаку не очень настойчиво, так что взять их им не удалось. Два брандера, высланные ими против этих кораблей, также не имели успеха, так как спущены они были без надлежащего соображения с ветром и течением. Для более энергичной атаки фламандцы отливом не восспользовались.
С наступлением прилива, вся французская линия двинулась вперед, и сражение сделалось всеобщим, при этом, однако, решительный абордажный бой завязался только на флангах; на левом фланге французы захватили большой фламандский корабль, зато на правом фланге потеряли три испанских корабля с голландским экипажем, на которые напали семь фламандских кораблей. Потери фламандцев были, тем не менее, очень велики, так как много людей было выведено из строя неприятельскими стрелками, стоявшими на палубах и на марсах; вследствие этого поздно вечером они прекратили бой и, с последним приливом, без всякого порядка, поднялись на некоторое расстояние вверх по реке и снова стали на якорь.
В течение ночи Гримальди, на легком быстроходном судне, сделал рекогносцировку состояния фламандского флота. Убедившись, что он сильно пострадал, он рано утром на другой день, с наступлением прилива, полным ходом двинулся в атаку со своими свежими, еще не бывшими в бою галерами. Фламандский флот еще не успел выстроиться в боевой порядок, что дало Гримальди возможность атаковать некоторые корабли одновременно с нескольких сторон, при чем он с места шел на абордаж, что было совершенно неожиданно для фламандцев. Таким образом он взял одно, другое и третье судно. Тогда граф Фландрский приказал поставить на своем и еще на одном корабле паруса и двинулся на корабль Гримальди. Ему удалось обломать весла на одной стороне его корабля, навалиться на его борт и перейти на абордаж; однако, атака эта была отбита, а тем временем оба корабля были со всех сторон окружены галерами и, после упорного боя, захвачены. На флагманском корабле остался в живых один только граф Фландрский, который и был взят в плен, все остальные люди были перебиты.
Это решило участь сражения; осада Зирик-Зее была снята и опасность, угрожавшая Зеландии, устранена. В этом сражении впервые в северных водах были применены брандеры. Кроме того, здесь же были применены и постоянные марсы с посаженными на них стрелками, из чего видно, что преимущества навесной стрельбы и метания камней были уже оценены, и по возможности использованы. Ранее, в самом начале употребления парусных кораблей для боя над этими преимуществами смеялись, но теперь они были снова признаны, а будущее показало громадное их значение. Особенный интерес представляют блестящие действия галер, которые сумели обеспечить перевес сил, поскольку двигались своим ходом, в то время, как неповоротливые парусные суда противника находились в зависимости от течения в узком фарватере.
К рассказанному выше мы добавим описание еще одного средневекового сражения в северных водах, отчасти потому, что в нем также еще принимали участие гребные суда (галеры), а отчасти потому, что бой этот имел большое значение в истории Англии; мы говорим о сражении при Слюйсе 24 июня 1340 года.
Со смертью Карла IV (1321-1328) на французском престоле пресеклась династия Капетингов (987-1328) и, согласно салическому закону, королем Франции сделался старший из рода Валуа под именем Филиппа VI. Однако, воинственный король Англии Эдуард III (1327-1377), который по женской линии являлся ближайшим наследником Карла IV, не захотел признать прав Филиппа VI и заявил претензию на французский трон.
В 1388 г. Филипп начал военные действия на море. Не имея собственного флота, он, как и его предшественник при Зирик-Зее, нанял 40 генуэзских галер (на каждой было по 210 человек экипажа, 25 арбалетчиков и 80 гребцов), к которым были присоединены еще несколько вооруженных купеческих судов. Эти сравнительно крупные, хорошо вооруженные и быстроходные суда, под командой опытных моряков, наносили большие убытки английской морской торговле и опустошали южное побережье Англии с той ужасной жестокостью, которая была обычным явлением в те времена. Корабли действовали тем более энергично, что большая часть добычи шла в пользу их экипажей, в качестве призовых денег. Не говоря о захвате всех купеческих судов в открытом море, они уничтожали их даже в гаванях; четыре раза в течение двух лет они нападали на Саутгемптон, разграбили и сожгли этот город.
Им удалось также, с эскадрой из 13 кораблей, захватить два особенно крупных вооруженных купеческих корабля «Кристофер» и «Эдуард», вместе с тремя меньшими кораблями и с богатым грузом, хотя для этого им пришлось выдержать жестокий девятичасовой бой, в котором экипаж этих судов был весь перебит или выброшен за борт. Это возбудило в Англии особенно сильное неудовольствие и гнев короля, который, возможно, сам лично понес при этом убытки.
В следующем году разбойничьи экспедиции возобновились еще в больших размерах; французы опустошили все южное побережье Англии от Темзы до Ландсэнда, при чем сильно пострадал и Плимут.
Англичане отвечали им тем же самым, насколько это было в их силах. Однажды, например, французская разбойничья эскадра, появившаяся у Доунса была атакована кораблями «Пяти портов», которые преследовали ее до Булони; здесь англичане ворвались в гавань, захватили или уничтожили стоявшие в ней корабли, повесили 12 капитанов и сожгли часть города. Однако, так как у английского короля флота не было, и защита торгового судоходства организована не была, то основные убытки несла Англия. Французы господствовали в Ла-Манше и даже захватили остров Гернси.
Столетняя война [455]
Только в 1339 г. Эдуард III решился принять энергичные меры и приступил к вооружению флота.
Весной 1340 года он провозгласил себя королем Франции и начал готовить большой поход для завоевания новых владений. Постоянного флота в то время еще не существовало, а потому корабли и экипажи были призваны на службу особой королевской прокламацией. Король на собственный счет снарядил несколько кораблей, а затем города, преимущественно приморские, должны были выставить значительные морские силы, которые ими были частью наняты, частью закуплены. Все судоходство в английских гаванях было приостановлено и все корабли свыше 100 тонн были призваны на королевскую службу; Западная Англия выставила 70 кораблей, «Пять портов» — 30, Северная Англия — 50. План короля заключался в том, чтобы при помощи этого флота переправить в союзную Фландрию, в гавань Слюйс, недалеко от Дамме, сильную армию и оттуда вторгнуться во Францию.
В те времена, вследствие обмеления Дамме, Слюйс сделался гаванью города Брюгге, который в XIV столетии был средоточием мировой торговли, (кроме Средиземного моря). Гавань эта была очень обширна и достаточно глубока для самых больших кораблей; весь грузовой оборот с Англией шел через Слюйс, почему Эдуард III был так сильно заинтересован в обладании им. Между тем, когда он 10 июня собирался отправиться туда с частью своего флота из Оруэлла (недалеко от Гарвича), он получил неожиданное известие, что французы предупредили его, и с большим флотом вошли в Слюйс.
Это вынудило его спешно усилить свой флот всеми пригодными к службе кораблями и призвать на войну всех способных носить оружие. Уже через десять дней у него было в распоряжении 200 кораблей, и больше, чем было нужно, людей. 22 июня он вышел в море; у берегов Фландрии к нему присоединились еще северная эскадра под командой адмирала Марлея, так что общая сила флота дошла до 250 кораблей. 23 июня, в полдень, флот этот подошел к Бланкенберге, в десяти морских милях к западу от Слюйса, и увидел стоявший на якорь французский флот. Прежде чем идти в атаку, Эдуард, так же, как сделал Солсбери перед битвой у Дамме, послал на берег разведчиков, и, так как Фландрия была с ним в союзе, он получил от фламандцев подробные сведения: всего у французов было 400 кораблей, из которых, впрочем, можно было принимать в расчет, как боеспособные, только 190 более крупных, большей частью генуэзских и испанских кораблей; 19 кораблей, в том числе бывшие английские суда «Кристофер» и другие, были особенно крупных размеров. Флот был разделен на три эскадры под командой адмирала Гуго Кирье, казначея Николая Бегюше и генуэзца Барбавера. Кирье был способным администратором, но до своего назначения на адмиральскую должность опыта морской войны не имел. Его первой удачной операцией был захват английских кораблей («Кристофер» в их числе), стоявших на якоре в устье Шельды у о. Валхерен осенью 1338 г. Бегюше, бывший сборщик налогов, прославился тем, что совершил набег на Плимут в марте того же года. Барбавера, командовавший галерным флотом, был профессиональным военным моряком.
Численность экипажей доходила, по имевшимся сведениям, до 35 000, но на французских судах, вследствие чрезмерной экономии Бегюше, была недостаточной. Между командирами эскадр происходили споры: Барбавера требовал, чтобы флот вышел для боя в открытое море, но этот несомненно правильный совет опытного в морской войне генуэзца не встретил сочувствия у французов; они стянули весь флот в устье Западной Шельды, чтобы дать бой в узком фарватере, на якоре, и здесь выстроили его в четыре линии, при чем в первой линии стояли самые крупные корабли, скрепленные между собой цепями. В тылу стоял Барбавера со своими галерами, как в сражении при Зирик-Зее; галеры эти стояли в четыре линии, и на них были посажены стрелки (генуэзские арбалетчики), которые имелись и на «Кристофере»; у французов, по-видимому, стрелков не было.
Английский флот был выстроен в две линии, при чем в первой линии также находились крупные корабли, на которые были посажены попеременно стрелки и люди, вооруженные для рукопашного боя; во второй линии стояли меньшие суда, на которых также были посажены стрелки; отсюда видно, что стрелков вообще у англичан было много; на боевых марсах тоже находились стрелки, между тем, как у французов, по имеющимся сведениям, на марсах имелись только люди с камнями.
24 июня, рано утром, при хорошей погоде, английский флот находился перед Западной Шельдой, но не мог атаковать неприятеля из-за противного ветра; о направлении ветра в источниках ничего не говорится, но вероятно он был северо-восточный. Вследствие этого англичане поворотили к северу, чтобы подойти к неприятелю с другой стороны, французы же (как и в сражении у Дувра) по-видимому, вообразили, что англичане не хотят вступать в бой; по некоторым сведениям, они даже разомкнули связывавшие их корабли цепи, чтобы пуститься в погоню за неприятелем. Однако, как только английский флот отошел на достаточное расстояние, чему помог и прилив, Эдуард III приказал изменить курс, и, вскоре после полудня, флагманский корабль Марлея, шедший в голове линии, начал сражение, атакой на «Кристофер»; за ним последовали другие корабли, которые, пользуясь свободой движения, могли атаковать на выбор стоявшие на якоре неприятельские корабли. Корабли эти были прежде всего осыпаны тучей стрел с палуб и с марсов; затем вышли вперед корабли с тяжелой пехотой, забросили абордажные крюки и начали абордажный бой. Французы храбро оборонялись. В самом начале боя данным почти в упор залпом корабельной артиллерии они вывели из строя одну английскую галеру и потопили следовавший за флотом транспорт. Серьезные повреждения получил и «Томас», флагманский корабль Эдуарда. Но при равном мужестве, преимущество оставалось на стороне англичан, корабли которых могли передвигаться. «Кристофер» был атакован сразу несколькими английскими кораблями, причем сам король участвовал в абордажной схватке и был легко ранен. Корабли первой французской линии были один за другим захвачены; бой продолжался много часов и, несмотря на долготу дня, затянулся до самой ночи. Вторая и третья линии отказались от дальнейшего сопротивления, экипажи покинули корабли и стали искать спасения на шлюпках, но с такой поспешностью, что лодки перевертывались и масса людей при этом погибла. Нападение с тыла на отступающих французов фламандских рыбаков, возмущенных учиненными теми грабежами, еще больше усилило панику.
Барбавера воспользовался способностью галер свободно и быстро передвигаться на веслах, при наступлении отлива пустился в бегство, которое ему удалось, так как ему было достаточно небольшого разрыва в неприятельской линии; при этом он был атакован несколькими английскими кораблями, но отбился от них и благополучно ушел со своими галерами. Весь остальной французский флот был захвачен или уничтожен; потери в людях были, вероятно, очень велики, хотя цифра 30 000 все-таки должна считаться преувеличенной. Оба начальника французских эскадр были взяты в плен в первые часы боя, когда англичанам удалось отбить «Кристофер» и другие захваченные французами корабли; тяжело раненый Кирье был убит на месте, а Бегюше повешен на мачте «Томаса» — за те жестокости, которые он совершал во время разбойничьих набегов. Эта казнь, и захват англичанами французского флагмана «Св. Георгий» подорвали боевой дух французов. У англичан не погибло ни одного боевого корабля (кроме одного транспорта); потерю в людях английские источники указывают совершенно ничтожную, французские — до 4000 человек.
Выводы из этого сражения сами по себе очевидны:
1) Победа англичанам досталась благодаря правильно и искусно использованной ими подвижности своих судов против стоявших на месте французских, при чем своей удачей они были обязаны также и своему морскому опыту. Барбавера давал хороший совет, но он не был главнокомандующим, а французские начальники и на этот раз, как часто впоследствии, боялись сражения в открытом море, пассивно держались оборонительного образа действия, отказались от всяких передвижений и предоставили неприятелю выбор времени, места и способа атаки, а также и возможность создать в свою пользу перевес сил на решающем пункте.
2) Однако, как бы ни были благоприятны условия, в которых приходится действовать военачальнику, победа только в самых редких случаях может достаться ему без боя, а против храброго неприятеля приходится вести упорную битву. Рукопашный бой требует ловких, сильных, опытных в употреблении оружия людей; такой бой может произойти и в наши дни, хотя современный бой требует других, не менее высоких, но большей частью моральных доблестей; хладнокровия, выдержки, самообладания.
3) Говорить о важности действующего на расстоянии оружия нет надобности, так как она очевидна сама собой.
Историческое значение сражения при Слюйсе чрезвычайно велико: оно передало в руки англичан владычество на море, которое до последних лет принадлежало Франции. С этого времени Англия стала претендовать на господство в «Узком Море»; в 1344 г. была выбита медаль, изображавшая короля Эдуарда на корабле, как повелителя морей.
Ближайшим реальным последствием этого сражения было то, что вместо высадки французов в Англии, английская армия вторглась во Францию, и что битвы при Креси в 1364 г. и при Пуатье в 1356 г., в которых англичане одержали блестящие победы над более сильным неприятелем, разыгрались не на английской, а на французской земле, что избавило англичан от всех бедствий, связанных с долгой войной на собственной территории.
На морские разбои битва при Слюйсе, однако, не оказала существенного влияния, так как война велась без достаточной последовательности и настойчивости. Вместо того, чтобы энергично использовать неслыханное поражение французов, Эдуард III уже три месяца спустя заключил перемирие.
Затем война была перенесена в Бретань. Для усиления флота англичане ничего не делали, а так как французы продолжали содержать наемные генуэзские галеры, то война на море продолжала тянуться с переменным успехом, при чем не подвергалось опустошению и английское побережье.
Однако, когда впоследствии оказалось необходимым взять Кале, который Эдуард осадил после битвы при Креси, и который имел особенно важное значение, англичане снова сделали серьезное усилие и собрали флот в 120 кораблей с 60 человеками на каждом; французы не могли выставить равных сил. Кроме того, английский король дал 25 кораблей с 410 матросами и за его же счет было нанято еще 28 судов; Лондон выставил 25 кораблей с 660 человеками, Бристоль 24 корабля с 610 и т. д. Из числа 60 человек, составлявших экипаж корабля, меньшую часть составляли матросы. Флот этот установил настолько действительную блокаду города, что отрезал ему всякое сообщение, и в сентябре, после годичной осады, он должен был сдаться.
Впрочем, за 50-летнее царствование Эдуарда III (1327-1377) английское морское могущество постепенно приходило все в больший упадок, частью вследствие непрерывных войн, а частью из-за морских разбоев, немало способствовало упадку флота и то невнимание, с которым правительство относилось к нуждам коммерческого дела, неупорядоченность финансового хозяйства страны и та бесцеремонность, с какой король относился к интересам судоходства: по всяким поводам судоходство произвольно приостанавливалось, часто гораздо раньше, чем это было необходимо и нередко без достаточных оснований. Экипажи коммерческих судов завербовывались для других надобностей, так что суда эти не могли двинуться с места; кроме того, для оплаты военных расходов и без того высокие налоги еще увеличивались — одним словом, морская торговля несла громадные убытки. Это отражалось на морском могуществе Англии не только косвенно, как это случилось бы и в наше время, но и непосредственно, так как за неимением специального военного флота, для ведения войны служили принудительно завербованные крупные торговые корабли, которые в те времена все были вооружены. Непонимание материальных интересов своей страны тяжело отразилось на судьбе Эдуарда, который продолжал жить идеями прежних рыцарских времен: он оказался в полной зависимости от своего парламента.
В виде иллюстрации того, как велся в те времена морской разбой, и каким значением он пользовался, мы опишем сражение, происшедшее в 1350 г. у Винчель-Си (между Дунгенесом и Гастингсом), которое известно под именем «Леспаньоль-сюр-мер».
В это время Испания вела очень оживленную торговлю с северной Францией и с Нидерландами. Флот, состоявший из 40 больших однотипных испанских кораблей, одинаково пригодных и для торговых целей и для войны, под командой дон Карлоса де ля Зерда пришел в Слюйс для погрузки товаров. По пути, несмотря на мирное время, флот этот захватил несколько английских кораблей и выбросил за борт их экипаж. Известие об этом возбудило в Англии сильное негодование, в особенности самого короля Эдуарда III, который счел необходимым лично отомстить за такую дерзость.
Он приказал собрать в Винчель-Си эскадру, намереваясь напасть на испанцев, когда они будут на обратном пути проходить у английского побережья; в числе кораблей этой эскадры был один, особенно большой, военный корабль «Томас» с 100 человек экипажа. Восемь других кораблей имели экипаж в 30-80 человек; всего было 50 кораблей и других судов. Король с королевой и большой свитой отправился в Винчель-Си и, около того времени, когда ожидалось появление испанцев, сел на «Томас», а старший сын и наследник его, Черный Принц, на другой большой корабль.
Де ля Зерда получил сведения об ожидавшей его атаке, но не выказал никакого желания избежать ее, а наоборот, стал готовиться к сражению; он приказал заготовить на марсах камни и большие куски полосового железа на боевой палубе, над баком и шканцами; на кораблях у него были и стрелки из арбалетов; в общем, корабли его были выше и больше английских и, несмотря на то, что числом их было меньше, численность экипажей их была больше. На всех кораблях был богатый груз товаров.
29 августа, в 4 часа пополудни испанский флот, шедший со свежим северо-восточным бризом, появился в боевом строю в виду английского флота, стоявшего на якоре перед Винчель-Си. Эдуард III тотчас же приказал сняться с якоря и пошел навстречу неприятелю; предварительно он дал командирам своих судов указания относительно порядка предстоящего боя. Он направил свой корабль носом прямо против большого испанского корабля, палуба которого предварительно была обстреляна английскими лучниками. Столкновение было так сильно, что на испанском корабле мачта, вместе с находившимися на марсе людьми, упала за борт, «Томас» же получил сильную течь; корабли проскользнули один мимо другого, но следующий испанский корабль притянул «Томас» к своему борту, сцепился с ним абордажными крючьями, канатами и цепями и начал абордажный бой. На королевском корабле был очень сильный отряд, в том числе много рыцарей, вследствие чего ему удалось захватить в плен своего противника, с которого, по тогдашнему обыкновению, все люди были выброшены за борт; однако тем временем сам «Томас» пошел ко дну, так что король остался на захваченном призовом судне.
То же самое произошло и с Черным Принцем, которого, однако, чуть не взял в плен атакованный им испанский корабль, что и случилось бы, если бы вовремя не подошел другой английский корабль, который взял испанский корабль на абордаж с другого борта; корабль Черного Принца тоже затонул.
Другой английский корабль, с домашней обстановкой короля, был захвачен и уведен с попутным ветром большим испанским кораблем, который крепко с ним сцепился; подать ему помощь никто не мог, так как все корабли были заняты боем. Английский корабль несомненно погиб бы, если бы его не спас один из людей его экипажа, немец по национальности; он один перескочил с топором на палубу неприятельского корабля и обрубил (как у Дувра) фал, так что большой рей, вместе с парусом, неожиданно свалился сверху; во время возникшей вследствие этого суматохи англичане бросились на абордаж и захватили испанский корабль.
В абордажном бою экипажи английских кораблей, составленные из отборных людей и поддержанные превосходными лучниками, одержали полную победу и сражение закончилось полным поражением испанцев; это было первой победой англичан над испанцами. Около 20 испанских кораблей с богатой добычей были захвачены в плен; тогда Эдуард III приказал трубить сигнал «прекратить бой» и отправился назад в Винчель-Си, чтобы описать свои подвиги королеве и устроить ночью большой пир. Потери англичан ограничились двумя затонувшими кораблями, кроме того, они потеряли много людей в абордажном бою.
Мы привели здесь описание этого сражения потому, что:
1) заслуживает внимания нелепая атака посредством наскакивания одного парусного корабля на другой, при чем корабли эти совершенно не были приспособлены для таранного удара. Английские корабли придерживались больше к ветру, вследствие чего имели меньший ход, чем шедшие с попутным ветром испанцы, а потому, при ударе, они пострадали больше, и оба их корабля пошли ко дну;
2) лично командовавший флотом король и кронпринц потеряли свои корабли и, вместо них, захватили каждый по неприятельскому кораблю, что является единственным в истории примером;
3) особенный интерес сражение это представляет потому, что оно обрисовывает морские обычаи тех времен, а вместе с тем показывает, что во времена Эдуарда III каперство без объявления войны, т. е. попросту говоря, морской разбой, практиковалось в виде королевского спорта.
В средние века рыцари-разбойники действовали не только на суше, но и на море; командиры норманнских, бретонских, английских, испанских и друг. кораблей которые по одиночке или целыми эскадрами выходили на разбой, принадлежали так же, как и шведские и славянские вожди на Балтийском море, почти исключительно к дворянскому сословию. Они нарушали безопасность плавания по морю совершенно так же, как разбойничали на суше их ближайшие родственники, развалины замков которых до сих пор видны повсюду в Германии. Только в 1413 г. морской разбой был заклеймен законом и приравнен к государственной измене.
Описанный выше образ действий Эдуарда III уже в 1360 г. привел английские морские силы в такой упадок, что французы, продолжавшие прибегать к помощи генуэзских галер, могли почти без сопротивления разорять южное побережье Англии и жечь портовые города, в то время как Эдуард вел войну во Франции. В 1371 г. английская эскадра, под командой графа Пемброка, пришла на выручку осажденному французами городу Ля-Рошель; Пемброк сделал попытку прорваться в гавань, но при этом был атакован и полностью уничтожен находившейся в гавани испанской эскадрой, о присутствии которой он не подозревал. Дела продолжали идти таким порядком до смерти короля в 1377 году; при его преемнике, сыне уже умершего к тому времени Черного Принца, слабовольном Ричарде II, который вступил на престол в возрасте 11 лет, дела пошли еще хуже.
К счастью Англии, в 1386 г. громадный французский флот, состоявший почти из 1300 кораблей, с 60 000 десантом, который должен был высадиться в Англии, был застигнут бурей в Ла-Манше и был почти весь уничтожен. Полное бессилие короля на море было главной причиной того, что он был свергнуть с престола своим двоюродным братом Болингброком, который в 1399 г. возвратился из изгнания с небольшой эскадрой, беспрепятственно высадился в Англии (в Йоркшире) и был встречен жителями приморских городов, как избавитель.
В течение 14-летнего царствования Генриха IV (1399-1413) царил мир, в котором страна так нуждалась; впрочем, мир этот поддерживался только с правительствами соседних государств, между тем как не только разбой на море, но и грабежи на побережье продолжались своим чередом, так как постоянного флота и бдительной морской полиции не существовало. В 1407 г. большой английский флот обложил контрибуцией северное побережье Франции; в 1417 г. у Сены был уничтожен французско-генуэзский флот.
Генрих V (1413-1422) начал снова создавать королевский флот, при чем приказал строить большие военные корабли, чтобы обеспечить за Англией господство на море. В 1417 г. в королевском флоте числилось около 30 судов, в том числе 3 самых крупных. Тотчас по вступлении своем на престол, король делал также попытки упорядочить, насколько было возможно, судоходство вообще, для чего издал закон, приравнивавший к государственной измене морской разбой, в котором его предшественник, всего 63 года тому назад, сам лично принимал участие. Это был, несомненно, заметный шаг вперед в деле смягчения тогдашних нравов.
Генрих V был выдающимся государем; он с новой энергией возобновил наступление против Франции, и в августе 1415 года с большим флотом высадился в устьях Сены и 25 августа одержал при Азенкуре блестящую победу над вчетверо сильнейшей французской армией; он несомненно тогда же надолго закрепил бы английское превосходство на море, если бы после девятилетнего царствования не умер еще в молодых годах. В 1416 г. английский флот в 400 кораблей, посланный для освобождения осажденного Гарфлёра, уничтожил и частью захватил 500 французских и несколько генуэзских кораблей.
Необходимо упомянуть еще об одном предприятии энергичного короля, начатом им в 1417 году, так как предприятие это может считаться первой морской операцией, выполненной до некоторой степени согласно научным военно-морским требованиям. Дело шло о высадке на французском берегу Ла-Манша, для чего Генрих V собрал в Саутгемптоне большой транспортный флот, состоявший из 230 судов. Раньше, чем флот этот вышел в море, король поручил высланной специально для этой цели эскадре военных кораблей разыскать неприятельский флот. 25 июля произошло морское сражение, при чем однако ни силы противников, ни приблизительное место этого сражения неизвестны. Англичане одержали победу, и как только в Англии получено было о ней известие, транспортный флот немедленно приступил к перевозке сухопутных войск, которые должны были действовать во Франции.
В данном случае мы видим пример ясного понимания необходимости завладеть господством на море, раньше чем приступать к такой рискованной операции, как переправа крупной десантной армии. Генрих V только тогда переправил свою армию на неприятельский берег, когда морской путь к нему был обеспечен флотом. Успех увенчал дело.
Генриху V наследовал его сын, имевший всего несколько месяцев от роду, несчастный Генрих VI; при нем возгорелась междоусобная война Белой и Алой Розы, которая в течение целых десятилетий опустошала Англию и так ее ослабила, что она почти совершенно утратила свое международное значение и влияние на море.
Развитие парусного судостроения и морского дела [466]
Приблизительно около этого времени произошел, конечно, с большой постепенностью, как и всякий прогресс в средние века, значительный переворот в развитии парусного судоходства. Переворот этот заключался в переходе от одномачтовых, неповоротливых (при сколько-нибудь значительных размерах) кораблей, которые в течение первых полутора тысяч лет нашего летосчисления могли плавать только вдоль берегов и притом в благоприятное время года — к снабженным усовершенствованным рангоутом и такелажем, с бортовой артиллерией, кораблям новейшего времени, которые во всякое время года вполне безопасно ходили по всем морям.
Этому перевороту способствовали главным образом три обстоятельства: 1) введение постоянного, подвешенного к судну руля и улучшение рангоута и такелажа; 2) изобретение и распространение судового компаса и 3) усовершенствование судовых пушек и улучшение способов их установки. В связи с этим началась постройка более крупных, быстроходных и более способных к маневрированию кораблей, морские качества и сила которых в бою на дальней дистанции постоянно возрастали.
В XIII столетии самые большие суда в Северном море имели (мы принимаем английские данные) немного более 80 тонн водоизмещения (нынешние каботажные суда); экипаж в военное время, в среднем, состоял из 30 человек, а на кораблях, принадлежащих «Пяти портам» было всего по 25 человек, в том числе 2 офицера. Купеческие суда на Средиземном море (венецианские и генуэзские ) были гораздо больше и имели до 110 человек экипажа. Корабли эти острыми очертаниями носа и кормы напоминали гребные суда и действительно часто были вынуждены пользоваться веслами. Устроенные на носу и на корме платформы для воинов и метательных машин мало помалу преобразились в постоянные башни. Были введены и марсы на мачтах для помещения стрелков. Отношение ширины этих судов к их длине было очень неудачное — 1:2,9, т. е. менее чем 1:3. Рангоут состоял (как в сражении у Дувра) из 1 мачты и 1 паруса на рее, между тем, как на Средиземном море уже давно стоили двухмачтовые суда с латинскими парусами. Позднее появились «когги», крупные, неповоротливые суда нижне-германского происхождения, на которых уже в первой четверти XIV столетия было более 80 человек экипажа; на судах этих устраивались высокие настройки на носу и на корме. Таковы же были испанские «каракки», крупные суда с высоким баком и шканцами, на верхней палубе которых во время сражения обыкновенно помещались стрелки и тяжеловооруженная пехота. В виду их высоких надстроек, англичане часто называли эти суда «башенными кораблями».
Мало помалу величина кораблей все возрастала. «Томас», на котором в 1340 г. Эдуард III шел в бой при Слюйсе имел около 250 тонн водоизмещения и 137 человек экипажа, но и в то время, и позднее, до начала XV века, почти все суда имели только 1 мачту; две мачты встречались крайне редко на больших каракках, которые в те времена имели до 500 тонн водоизмещения; в этих случаях обе мачты несли четырехугольные паруса на реях и топовый парус; встречавшаяся иногда третья мачта имела только один латинский парус (для того, чтобы иметь возможность держаться круче к ветру), из которого впоследствии выработалась бизань.
Однако маленькие суда старинного типа все-таки являлись в те времена преобладающими по численности; так например, в 1415 г. флот Генриха V, с которым он переправился из Саутгемптона в Нормандию, перед сражением при Азенкуре, по имеющимся сведениям состоял из 1400 судов; если даже считать цифру эту значительно преувеличенной, не подлежит все-таки сомнению, что большая часть это были маленькие каботажные суда.
Время изобретения постоянного руля, подвешенного к ахтерштевню и поворачиваемого посредством румпеля, взамен прежних широких рулевых весел, которыми действовали по обеим сторонам кормы, — неизвестно; в 1300 г. такой руль уже был в употреблении, но распространялся очень медленно, так что старые рулевые весла встречались еще значительно позже. Медленное распространение подвесного руля надо приписать тому, что ширина тогдашних кораблей по сравнению с их длиной была очень велика, что неблагоприятно отражалось на действии такого руля. В 1356 г. новое рулевое приспособление было уже применено ко всем более крупным английским судам.
Однако гораздо большее значение имело введение судового компаса, которое, по мнению Гумбольдта, «было началом новой эры в истории культуры». Свойство магнитной стрелки, т. е. иглы, намагниченной трением магнитного железняка, поворачиваться на север (к Полярной звезде) было известно китайцам уже за несколько тысячелетий до этого, и свойством этим они вероятно пользовались с незапамятных времен для мореплавания. Сведения об этом проникли с востока вероятно, через арабов, обладавших обширными познаниями в астрономии и искусстве мореплавания; они могли занести их в Европу во время своих больших завоевательных походов в VII и VIII вв.
Магнитную иглу, после намагничивания ее (для чего на корабле имелся кусок магнитного железняка) вкладывали в расщепленный посередине кусок камыша или тростника, концы которого были защищены от проникновения воды узловыми перегородками; этот кусок камыша или тростника плавал в сосуде с водой, причем, если не было никакого постороннего влияния, игла всегда поворачивалась в направлении магнитного меридиана, или, как говорили в те времена, всегда указывала на Полярную звезду. Особой точности в измерении углов не соблюдали и ошибки в показаниях стрелки оставались незамеченными. Для поддержания иглы на воде иногда употребляли и кусок пробки. Понятно, что такое приспособление годилось только тогда, когда корабль стоял спокойно, почему оно и применялось гораздо чаще в Средиземном море, чем в океане.
Это в высшей степени примитивное приспособление было в употреблении в начале XIII века на английских судах (при Дамме) и сохранилось приблизительно до 1400 года, несмотря на то, что судовой компас был изобретен на сто лет раньше. В инвентаре английского корабля тех времен значился кусок магнитного железняка и несколько игл.
Изобретение судового компаса относится приблизительно к 1300 году, и было сделано итальянским моряком Флавио Джойя родом из Амальфи вблизи Неаполя; свойство магнитной стрелки указывать на север, которое уже давно было известно, открыл не он, и не он первый подвесил такую стрелку в коробке, что тоже делалось уже раньше, но он первый прикрепил картушку (розу ветров), которая уже была в то время известна, к магнитной стрелке, свободно подвешенной в закрытой коробке, и защищенной таким образом от внешних влияний; это дало возможность постоянно следить за курсом корабля и, следовательно, точнее держать курс по заданному направлению, а также точно делать засечки (пеленги). До этого времени можно было определять только направление на север.
Благодаря компасу явилась возможность, при помощи засечек, составлять более точные морские карты (т. е. конечно, сравнительно с теми, которые существовали до тех пор), по меркаторской проекции; принцип известен не был, но засечка сама по себе дает локсодромию. В те времена были составлены вполне удовлетворительные карты Средиземного моря, однако без географической сети, т. е. без указания широты и долготы, которые, впрочем, для тогдашних мореплавателей и не имели никакого значения, так как они не знали способа определять свое местоположение.
По-видимому только в середине XII в. корабли на Средиземном море начали снабжаться картами; в Испании в 1360 г. каждый военный корабль должен был иметь карты. Первые английские морские карты от берегов Английского Ла-Манша до Зеленого Мыса относятся к 1448 году. Общие мореходные инструкции и точные описания берегов были в большом употреблении.
Не лишено вероятия, что Флавио Джойя ввел в употребление подвешивание компаса в крестообразных цапфах, так наз. кардановым подвесом, который во всяком случае был известен до Кардана, жившего в 1501-1576 гг.
Как бы то ни было, введение в употребление судового компаса оказало громадное влияние на судоходство вообще, и в частности на военно-морское дело, так как компас давал возможность делать переходы по открытому морю из одного места в другое на далекие расстояния, при чем являлась возможность значительно сокращать эти расстояния, и проходить их с гораздо большей уверенностью, чем раньше.
Несмотря на это, судовой компас распространялся крайне медленно; прошло целое столетие со времени его изобретения, прежде чем единичные экземпляры его вошли в употребление в Англии, при чем даже эти сведения нельзя считать вполне достоверными.
То же касается и огнестрельного оружия, а именно судовых пушек. Порох тоже был известен китайцам уже за много веков до этого, и сведения о нем дошли до Европы, вероятно, тем же путем. Впервые пушки упоминаются в начале XIV в.; в 1311 г. генуэзцы изготовляли камнеметы, в 1323 г. было отлито несколько пушек в Меце, а в 1325-26 г. — во Флоренции; после этого они очень скоро появились и в других местах. Впервые они были несомненно применены в 1339 г., при осаде Камбре. В 1346 г. в сражении при Креси у англичан, по-видимому, имелись пушки.
На кораблях пушки вошли во всеобщее употребление только в конце XIV в., но на английских кораблях они использовались и раньше; так, например, на «Кристофере», который французы в 1338 г. взяли у англичан, и который при Слюйсе был отбит англичанами, уже было три железных пушки и, кроме того, одна ручная; были пушки и на многих других судах. Пушки на Средиземном море упоминается на пять лет раньше, при описании одного сражения тунисского бея против мавров.
В 1372 г. уже существовали железные, медные и бронзовые пушки и порох того же состава, как европейский порох XIX столетия. В начале это были, впрочем, только легкие орудия, притом кованые, так как литье пушек еще не было известно; пушки эти заряжались с казны и в первое время состояли из двух частей — зарядной камеры и длинного ствола, которые после заряжания скреплялись между собой. К одной пушке часто имелось по несколько зарядных камер. В конце XVI века впервые начали лить орудия, увеличили их калибр и, за невозможностью устроить для таких орудий прочный затвор, стали заряжать их с дула.
В течение первых десятилетий стрельба из пушек была, вероятно, мало эффективна, так как о них совершенно не упоминается ни в одном из описаний сражений до 1420 года. Положительным доказательством их слабого действия является то, что корабли по-прежнему продолжали наваливаться вплотную друг на друга и бой решался абордажем. В этот период на английских кораблях, имевших более 400 тонн, было всего по 3-6 орудий, а на меньших — только по два.
Существенные изменения в этой отрасли морского дела произошли только с наступлением новых времен. Введение пушек очень скоро оказало свое влияние на кораблестроение: кораблям стали придавать большую грузоподъемность, т. е. увеличились их размеры, носу и корме начали придавать округленные очертания; надстройки, имевшие до тех пор вид башен, стали делать более длинными, так что кормовая надстройка стала доходить до средней грот-мачты, а передняя выдавалась далеко вперед за форштевень.
«Когги» на севере и «каравеллы» на юге являлись до известной степени типами военных кораблей; высокие башни на этих судах очень неблагоприятно отражались на их ходе и вообще на их морских качествах. Встречаются уже четырехмачтовые суда, водоизмещение которых около 1500 года доходило до 400-700 тонн; у некоторых из них орудия имелись и на верхней палубе.
Искусство кораблестроения, которого достигли на севере, скоро приобрело широкую известность, так что даже для Средиземного моря старались добыть оттуда мастеров. Однако все верфи и являлись частным делом. В качестве государственных учреждений этого рода можно упомянуть только склады и арсеналы для хранения орудий, да еще несколько королевских верфей в Англии.
Громадное влияние на судостроение оказало открытие морских путей в Ост-Индию и в Америку; долгое плавание в негостеприимные, а иногда и враждебные страны требовало более крупных и лучше снаряженных кораблей. Известное значение имела и деятельность умершего в 1460 г. португальского принца Генриха, прозванного Мореплавателем.
Однако, испанские и португальские корабли, послужившие для первых, самых значительных открытий, вовсе не принадлежали к числу самых больших кораблей того времени. Колумб пустился в свое смелое плавание по океану на небольших каравеллах, которые, впрочем, были исправными морскими судами, как он сам о них отзывался. Корабли эти имели всего 120-130 тонн водоизмещения, 80-90 футов длины экипаж их состоял приблизительно из 50 человек; они имели 3-4 мачты, из которых только на передней имелись поперечные реи. Точно также и корабли, на которых Магеллан совершил свое кругосветное плавание, были очень невелики: два по 130 тонн, два по 90 тонн, а один даже 60 тонн; из них только один через три года возвратился в Испанию.
Тогда еще не было и речи о какой-либо настоящей морской тактике; унаследованные, так сказать, исторически, от, древних времен формы продолжали применяться по-прежнему без всякой критики: по-прежнему наступление на противника велось широким фронтом, а затем каждый корабль старался одержать верх над кораблем противника в одиночном бою; никогда не делалось попытки сосредоточить силы в каком-нибудь определенном месте, а о том, чтобы каким-нибудь способом, например охватом флангов, употреблением каких-либо особенных судов, приспособлений или оружия, обеспечить себе превосходство над врагом никто даже не думал. Может показаться, что всякое тактическое чутье в те времена совершенно заглохло, при чем меньше всего тактического смысла обнаруживали военные корабли северных государств; везде еще были в употреблении весла, и единственной задачей был бой на близкой дистанции и затем абордаж.
Более значительные флоты разделялись на 3-4 отряда, которые командующий флотом старался довести до неприятеля в возможном порядке, после чего начиналась общая свалка и одиночный бой кораблей; четвертая эскадра часто играла роль резерва. Корабли подходили к противнику по одиночке, пускались в ход, абордажные крючья и багры, а затем начинался рукопашный бой, совершенно так же как и во время гребного судоходства и даже в самые первые дни его. Бой происходил как будто на суше, с той лишь разницей, что шел на зыбкой корабельной палубе: другими словами, кораблями пользовались не как оружием, а просто как местом для боя.
Некоторые исключения в этом отношении уже упомянуты выше: таково стремление англичан в битве при Дувре в 1217 г. выиграть у противника наветренную позицию, а также в большом сражении при Слюйсе, где король принял особые меры в отношении расстановки своих кораблей, на которых были посажены частью стрелки и частью тяжелая пехота.
Особая морская тактика и не могла выработаться, так как на севере не существовало, в сущности говоря, никаких постоянных флотов, а те флоты, которые каждый раз собирались с какой либо специальной целью, предназначались не для морского боя, а для того, чтобы атаковать неприятельское побережье или перевезти туда армию. Поэтому флоты, в том числе и военные корабли, состояли почти исключительно из завербованных купеческих судов с их экипажами, к которым, в качестве боевой силы, придавались солдаты. Эти купеческие корабли редко бывали крупных размеров, так что и экипажи их были немногочисленны, например, корабли в 120 тонн имели:
Эти цифры относятся однако только к судам, которые должны были служить настоящими военными кораблями; при десантных операциях на суда сажалось больше солдат и число матросов в этих случаях часто уменьшалось.
С постепенным возрастанием размеров кораблей, усилением их вооружения и увеличением числа орудий, а также с усовершенствованием рангоута и такелажа и развитием связанной с этим способности кораблей к маневрированию, число матросов, сравнительно с числом солдат начало постепенно возрастать. Это повело к значительному повышению способности военных кораблей к настоящим военным операциям на море.
Нужно в заключение заметить, что Португалия первая обзавелась настоящим парусным военным флотом, но военные корабли ее, вместе с тем, употреблялись постоянно, и даже главным образом для коммерческих надобностей. Однако португальские корабли в частых боях против турецких, египетских, индийских и арабских кораблей в далеком Индийском океане, не выработали и там особых тактических приемов, и португальский флот вскоре утратил свое высокое положение. Место Португалии заступили Испания, Англия и Нидерланды. Только тогда началось настоящее развитие парусного военного мореплавания.