Третий штурм крепости

После очередной неудачи японцы развернули земляные работы в еще больших масштабах. Саперы, выйдя на передовую линию, рыли день и ночь, подводя параллели, траншеи и ходы сообщения к фортам и другим укреплениям Порт-Артура. Особенно интенсивно велись работы в районе редутов № 1 и № 2, форта № III, капонира № 3, а также против форта № II. К началу октября против последнего было сооружено шесть параллелей, одна из которых была заложена в мертвом пространстве у самой подошвы гласиса. Значительно приблизились сапы противника и к батарее литера Б.

Саперные работы производились под прикрытием осадной артиллерии, которая вела систематический огонь по переднему краю обороны, по фортам, укреплениям и по городу.

Через несколько дней после занятия Длинной горы японцы оборудовали на ней наблюдательный пункт и открыли огонь по русским кораблям. В первые дни обстрела корабли меняли свои места, затрудняя противнику пристрелку, но когда стало ясно, что эта мера не достигает цели, западный бассейн был оставлен; часть кораблей ушла в восточный бассейн, часть подтянулась ближе к берегу, к подошве Перепелиной горы и таким образом укрылась от наблюдения и обстрела противника.

1 октября осаждавшие впервые применили для обстрела крепости 11-дюймовые гаубицы, снаряды которых пробивали бетонные своды фортов и стены казематов. В этот день особенно пострадал форт № III, восемь снарядов разорвалось на форту № II, один из них пробил бетонный свод каземата, другими снарядами был сильно разрушен напольный бруствер. Новое мощное оружие противника, однако, не произвело на солдат особого впечатления и не поколебало их стойкости. Гаубичные снаряды в первые дни обстрела были приняты за 12-дюймовые с японских броненосцев, но они для защитников крепости не были новинкой.

Русские солдаты попрежнему стойко держались, хотя положение их и ухудшилось. С 29 сентября фронтовики стали получать по 1/3 фунта конины на человека, и то только два раза в неделю, но хлеба было еще достаточно, его выдавали по 3 фунта на день. Из продажи исчезла махорка.

В связи с тяготами окопной жизни и с ухудшением питания появилась цынга, которая в отдельные дни вырывала из рядов больше людей, чем снаряды и пули противника. [165]

Между тем к 14 октября японцы довели одну из своих параллелей на 40 шагов от головного капонира форта № II{144}. Возникла опасность, что неприятель из параллели проложит под капонир минную галлерею, подорвет его и, проникнув в ров, овладеет фортом. Обстановка требовала немедленно занять или разрушить параллель. Было решено произвести вылазку, для которой в этот же день собрали в капонире 100 солдат, но эти солдаты не бывали раньше в подобных делах и вылазка провалилась. Вылазка, предпринятая в следующую ночь, также не удалась. [166]

В ночь на 21 октября состоялась третья вылазка под руководством подполковника Рашевского, в которой участвовало 40 стрелков и пять сапер. Участники накануне были ознакомлены с местом действия и целью вылазки; каждый получил конкретную задачу.

На этот раз саперы противника были застигнуты врасплох и бежали из параллели. Рашевский установил, что японцы ведут под капонир форта две минные галлереи: одну по оси капонира, вторую левее — на угол его. Разрушить галлереи не было возможности; под натиском японцев вылазочная партия оставила параллель. По возвращении на форт Рашевский сразу же изменил направление уже заложенной контрминной галлереи и принял меры к тому, чтобы взрывом камуфлета опередить противника, готовящегося взорвать форт.

Работы неприятеля под землей были обнаружены на. слух в ночь на 24 октября. Очевидно, и японцы также услышали работу русских сапер, так как стоило им перестать рыть, как сразу же прекращали работы и японцы. Саперы противника работали днем и ночью; форт постоянно обстреливался, а в ближайших параллелях группировались солдаты, как бы готовясь к штурму. Все это делалось для того, чтобы отвлечь внимание русских от минных работ японцев. Но было трудно ввести в заблуждение опытного инженера и знатока минной борьбы, каким был подполковник Рашевский, который в эти дни большую часть времени проводил под землей, лично руководя работами.

По всем признакам, японцы, обнаружив, что русские ведут контрминную галлерею, торопились. Как потом стало известно, японцы выделили специальный отряд сапер, чтобы отыскать контрмину и обезвредить ее, но сделать это они не успели — продолжение минной войны было прервано очередным — третьим штурмом.

К 26 октября саперные работы противника на подступах к фортам и укреплениям крепости были в следующем состоянии: против батареи литера Б было заложено пять параллелей, из них пятая находилась на расстоянии 55–60 шагов от русских окопов; перед Куропаткинским люнетом было заложено девять параллелей, одна из которых подходила к проволочным заграждениям; у форта № II противник приблизился к гребню гласиса; перед фортом № III было заложено шесть параллелей, последняя из которых находилась в 20 шагах от переднего окопа русских; от укрепления № 3 противник находился в 100 шагах и т. д.

Таким образом, приблизившись вплотную к основной линии обороны и получив в свое распоряжение мощную осадную артиллерию, Ноги решил, что наступил благоприятный момент для нового решительного штурма порт-артурской твердыни.

Армия японцев к этому времени состояла попрежнему из 1, 9 и 11-й дивизий и 4-й резервной бригады. Каждая дивизия имела артиллерийский полк шестибатарейного состава; в 1-й дивизии — полевой артиллерии, а в 9-й и 11-й — горной. [168]

1-я резервная бригада, состоявшая из трех полков, была придана 1-й дивизии.

Осадная артиллерия противника состояла из 2-й полевой артиллерийской бригады (три полка четырехбатарейного состава) и трех отдельных полков: 1-й полк — четыре батареи 120-миллиметровых орудий и четыре батареи 150-миллиметровых гаубиц; 2-й полк — 52 150-миллиметровые мортиры и 3-й полк — четыре орудия 105-миллиметровых, шесть 120-миллиметровых пушек, 24 150-миллиметровые мортиры и 24 90-миллиметровые мортиры. 11-дюймовых гаубиц насчитывалось 18. Кроме того, японцы имели полк тяжелой артиллерии из 32 120-миллиметровых гаубиц и бригаду морской артиллерии, состоявшую из четырех 152-миллиметровых, десяти 120-миллиметровых и 17 76-миллиметровых пушек.

Всего 3-я армия перед штурмом насчитывала до 70 тысяч войск и свыше 400 орудий разных калибров.

Диспозиция для штурма была отдана 25 октября. В ней указывалось, что после артиллерийской подготовки будут атакованы русские позиции от укрепления № 3 до батареи литера Б включительно, при отвлекающих действиях на флангах прорыва. Для штурма на главном направлении назначались все три дивизии, причем 1-я дивизия имела задачу захватить укрепление № 3 и затем Лаперовскую батарею; 9-я дивизия — форт № III и капонир № 2 и 11-я дивизия — форт № II, Куропаткинский люнет, Большое и Малое Орлиные гнезда батарею литера Б и залитерную батарею. Осадной артиллерии (11-дюймовым гаубицам) было приказано вести огонь днем и ночью. Фланговые полки 11-й и 1-й дивизий имели задачей вести отвлекающие действия против укрепления № 2 и батареи литера А и Панлуншаня соответственно.

Для артиллерии были указаны следующие цели: форт № III и укрепление № 3 — морской артиллерийской бригаде, тяжелому полку 120-миллиметровых гаубиц, батальону 150-миллиметровых мортир и одной батарее 11-дюймовых гаубиц; Китайская стенка, форт № III, Большое Орлиное гнездо — осадному артиллерийскому полку № 1 и, наконец, форт № II и укрепления к юго-востоку от него — осадному артиллерийскому полку № 3, батальону артиллерийского полка № 2 и четырем батареям 11-дюймовых гаубиц. Полевая артиллерия противника нацеливалась по окопам атакуемого участка.

Сухопутная оборона крепости к третьему штурму получила новую организацию. Было образовано три фронта: Восточный, Северный и Западный. Восточный фронт в свою очередь был разделен на два отдела, которые делились на боевые участки; в последних, смотря по местности и значению, насчитывалось в среднем от 5 до 8 рот пехоты. Фронты имели свои штабы. Общее командование фронтами осуществлял генерал-майор Кондратенко. Расположение фронтов по передней линии было следующим: Восточный фронт — от бухты Тахэ до железной дороги [169] в районе Курганной батареи; Северный фронт — от железной дороги восточнее Крематной импани — форт № IV — до укрепления № 4 включительно; Западный фронт — от Дивизионной горы — Угловые горы до Голубиной бухты, включая Ляотешан.

На позициях Порт-Артура ко дню штурма русские имели около 19 тысяч человек пехоты и в общем резерве крепости четыре стрелковые роты и шесть рот моряков, всего около 1600 человек. На направлении главного удара неприятеля от укрепления № 3 до батареи литера Б русские имели всего около 8 тысяч солдат, т. е. примерно в 6 раз меньше, чем у противника.

К началу штурма войска обороны в направлении главного удара противника были расположены на переднем крае в следующем составе: батарею литера Б обороняли три роты, Куропаткинский люнет одна, у Китайской стенки влево до форта № II стояла также одна рота. Этими ротами командовал командир 28-го полка подполковник Науменко, командующий первым отделом Восточного фронта.

Капонир № 2 был занят охотничьей командой, капонир № 3 и Большое Орлиное гнездо оборонялись каждый одной ротой. Форт № III оборонялся ротой. В окопах впереди него находились две роты, влево до укрепления № 3 стояли одна стрелковая рота и одна рота Квантунского флотского экипажа. В укреплении № 3 и в окопах впереди были расположены три роты. На Курганной батарее и в окопах влево оборонялись три стрелковые роты и рота моряков. На Китайской стенке от батареи литера Б до форта № III было расположено 12 рот. В частном резерве находилось десять рот. Указанные боевые участки входили в состав второго отдела Восточного фронта. Командовал войсками командир 13-го стрелкового полка подполковник Гандурин.

Артиллерийская подготовка к штурму началась с утра 26 октября и продолжалась до восьми часов вечера. На фортах и укреплениях ежеминутно рвались сотни снарядов. Еще ни разу с начала осады крепость не имела столь больших потерь и повреждений от артиллерийского огня. В роте, находившейся в окопах впереди укрепления № 3, осталось в строю 32 человека, в другой роте там же — 41 солдат, а рота Квантунского экипажа, состоявшая из 180 человек, потеряла 110.

Очень существенными оказались разрушения на укреплениях. Сильно пострадала артиллерия обороны. На Курганной батарее было подбито 120-миллиметровое орудие. На форту № III в результате прямого попадания крупнокалиберного снаряда — перебито пополам тело 6-дюймового орудия и выведена из строя противоштурмовая пушка. На батарее литера Б подбиты два 6-дюймовых орудия.

Особенно досталось форту № II: волной от разрыва 11-дюймового снаряда перебросило через всю его территорию 57-миллиметровую пушку; другой снаряд разбил бетонную арку входных ворот форта и, разорвавшись внутри каземата, уничтожил три пулемета и вывел из строя 12 солдат. [170]

Японцы атаковали вечером. Ожесточенный рукопашный бой завязался в районе укрепления № 3 и форта № III. Ценой больших потерь неприятелю удалось занять передовые окопы. Прибывший к месту сражения генерал Кондратенко приказал контратаковать неприятеля, но контратака была проведена без должного упорства и успеха не имела. Японцы остались в окопах, приблизившись таким образом вплотную к форту.

Утро 28 октября, как и предыдущий день, началось усиленной артиллерийской канонадой. Японцы не жалели снарядов. Передовые наблюдательные пункты обороны доносили о больших передвижениях войск в тылу неприятеля, которые подтягивались к переднему краю. Большое скопление солдат отмечалось на Восточном фронте.

Оборонявшиеся также маневрировали резервами, усиливали опасные направления и неустанно исправляли повреждения на укреплениях и фортах.

Особое беспокойство вызывало у генерала Кондратенко состояние форта № II: тяжелые гаубичные снаряды падали на него методично один за другим. За день выбыло больше половины гарнизона. Брустверы форта были разрыты, бетонные казематы и казармы для солдат оказались пробитыми во многих местах. Солдаты остались без достаточно надежного укрытия.

Тяжелое положение было и на форту № III. В течение всего дня он находился под обстрелом артиллерии. Японцы еще до штурма приблизились почти вплотную к подошве гласиса форта и отрыли там окоп. Чтобы сохранить форт, нужно было выбить из окопа японцев. Но произведенная в ночь на 29 октября атака провалилась.

С утра 29 октября, как и в предыдущие два дня, артиллерия противника усиленно бомбардировала форты № II и № III, укрепление № 3, батарею литера Б, Курганную и другие. К вечеру артиллерия крепости пострадала так сильно, что даже не могла вести огонь по японским саперам, работавшим на подступах к фортам. На батарее литера Б осталось только одно орудие, все окопы были разрушены, проволочные заграждения порваны и т. д.

Все силы оборонявшихся были брошены на восстановление разрушенного. Очередной штурм ожидался с часу на час.

30 октября после трехдневной артиллерийской подготовки, безусловно ослабившей силу обороны, генерал Ноги отдал приказ для генеральной атаки. Утром осадная артиллерия открыла шквальный огонь {145}. К полудню он достиг предельной силы. Поддерживаемая артиллерией, японская пехота пошла на приступ. Особенно сильный нажим обозначился у батареи литера Б, Куропаткинского люнета, капонира № 2, укрепления № 3 и у форта № II. [172]

Крепостная артиллерия, молчавшая с утра, открыла огонь из всех исправных орудий. Особенно интенсивно стреляли корабли. Но, несмотря на значительные потери, японцы продвигались вперед, и скоро на главной линии обороны закипел рукопашный бой.

Кровопролитная, но безуспешная для неприятеля схватка, произошла у батареи литера Б. Атакующие с фланга японские войска попали под огонь батареи и понесли большие потери, а остатки их были встречены на подступах в штыки и большей частью истреблены.

Почти та же участь постигла японцев и на Куропаткинском люнете. Его обороняли 224 человека с шестью мелкокалиберными пушками и двумя пулеметами. Но еще до атаки от артиллерийского огня из строя выбыла половина солдат и офицеров и были подбиты три орудия и оба пулемета. Тем не менее, когда в полдень батальон противника в колоннах поротно поднялся в атаку, до бруствера дошли и залегли в ямах очень немногие. В это время на усиление люнета подошла из резерва рота под командой фельдфебеля (офицеры выбыли от артиллерийского обстрела). Но усилились и японцы. Рукопашные бои на люнете продолжались до 2 часов ночи, пока не отошел противник.

Полная неудача ожидала противника и на форту № II. Вначале ему удалось было прорваться в ров, но при попытке подняться по эскарпу на бруствер атакующие были перебиты.

Особенно ожесточенные бои велись у форта № III. Все усилия японцев проникнуть в ров форта кончались безрезультатно: батальон противника, атакующий с правого фланга, был прижат к земле огнем с Китайской стенки и только с наступлением темноты смог отойти на свои исходные рубежи.

Сильные бои в этот день шли в районе укрепления № 3{146}. Противник не жалел сил и средств, чтобы сломить упорство русских и овладеть укреплением — ключом всей обороны Восточного фронта.

Атаки кончились полным разгромом противника.

Хотя 31 октября было совершенно ясно, что очередной штурм крепости провалился, тем не менее Ноги приказал продолжать атаки против форта № II. Бой начался в 5 часов пополудни и [173] длился с перерывами до часу ночи и опять безуспешно для неприятеля.

После бесплодных атак и понесенных потерь японский командующий пришел к окончательному выводу, что без новых подкреплений крепость не взять и что единственно правильным методом овладения ею является минная война.

Боями на форту № II закончился третий штурм. Поставленной цели противник не достиг, ни одно долговременное укрепление не перешло в его руки. Начался новый этап осады, этап войны под землей в широких масштабах.

Генерал Ноги во время октябрьского штурма явно переоценил свои силы и возможности и, как и в предыдущие бои, недооценил силу сопротивляемости крепости; штурм был произведен на широком фронте, силы и средства разбросаны и для прорыва укрепленных позиций их оказалось явно недостаточно (пятьдесят [174] тысяч из имевшихся семидесяти). Командующий 3-й японской армией отличался не только тупым упрямством и настойчивостью в достижении цели, но и полной неспособностью здраво анализировать обстановку. Его штаб являлся простым регистратором событий, техническим исполнителем и ничем помочь ему не мог.

Но не только тупость и ошибки Ноги предопределили провал очередного штурма. Штурм отбили русские солдаты, героически сражавшиеся под руководством генерала Кондратенко.

Русский командующий сухопутной обороной третий раз проучил японского командующего армией, показав ему, как не надо штурмовать крепость. Наука русского солдата, однако, туго умещалась в сознании японского генерала.

В этом штурме генерал Кондратенко вновь продемонстрировал умение маневрировать небольшими людскими резервами и огневыми средствами. Оборона фортов и укреплений носила ярко выраженный активный характер. Наступавший противник всюду встречался контратакой. Малейший обозначившийся тактический успех японцев в любом направлении немедленно ликвидировался. Порт-Артур оставался попрежнему неприступен.

Но иного мнения об этом был руководитель обороны генерал Стессель. 2 ноября он телеграфировал царю: «...убито (у нас) офицеров 8; ранено: генералов — 1, офицеров 46 и нижних чинов — 2010 (убито и ранено)... Гарнизон сильно уменьшился; полки остались в составе не более батальона» {147}.

Стессель, как это было не раз, доносил неправду. Фактически 1 ноября 5-й полк имел в строю 39 офицеров и 2470 нижних чинов, 27-й полк — 45 и 2805. Примерно такое же положение было и в остальных полках гарнизона. Меньше всего имел людей 16-й полк — 27 офицеров и 1748 солдат. С 1 августа полки в среднем потеряли всего по 400–500 человек.

Далее в телеграмме Стессель докладывал, что снаряды пришли к концу. Он снова писал неправду, чтобы подготовить царя к капитуляции крепости; снарядов на 1 ноября, не считая морских запасов, оставалось по официальным данным учета крепости 231562 {148} всех калибров, и Стессель не мог этого не знать, так как учет боевых припасов вел его штаб.

В заключение он доносил, что из Северной армии нет никаких сведений и что Порт-Артур с нетерпением ждет выручки.

Совершенно иное было объявлено войскам в приказе от 18 (31) октября за № 776. В нем говорилось, что «по сведениям, мною полученным, армия Куропаткина двигается с успехами». В крепости в связи с приказом распространялись всевозможные слухи: говорили, что остатки японских армий, около 100 тысяч [175] человек, отступили в Корею, что адмирал Скрыдлов в Японском море потопил весь флот неприятеля и что Балтийская эскадра Рожественского уже находится в водах Шанхая. Фактически Куропаткин после неудачных боев у реки Шаха снова отступил, Скрыдлов с крейсерами стоял на якоре во Владивостоке, а Балтийская эскадра находилась в Атлантическом океане.

В связи с общей тяжелой обстановкой в крепости капитулянты стали действовать открыто. 3 ноября, после того как порт-артурцы отбили третий неприятельский штурм и искренне радовались этому, один из капитулянтов, генерал — предатель Фок, написал и нелегально распространил среди офицеров записку, в которой доказывал необходимость сдачи крепости. «Дерись — не дерись, все равно будешь побежден, — писал Фок. — ...Осажденную крепость можно сравнить с организмом, пораженным гангреною. Как организм, рано или поздно, должен погибнуть, так равно и крепость должна пасть. Доктор и комендант должны этим проникнуться с первого же дня, как только первого позовут к больному, а второму вверят крепость» {149}.

За «философией» Фока скрывался практический вывод, что настала, дескать, пора отдать крепость, ибо, как ни обороняйся, конец неизбежен.

Пораженческая пропаганда «бешеного муллы» (так прозвали в Порт-Артуре Фока) безнадежности борьбы в известной степени ослабляла волю части офицеров и вызывала сомнение в благополучном исходе обороны.

Не русский солдат устал и запросил пощады. Нет. Продажные царские сатрапы в генеральской форме Стессель и Фок первыми разоружились, а после фактически предали защитников крепости, воспользовавшись благоприятной для этого обстановкой.

* * *

Броненосцы и крейсеры в отражении третьего штурма крепости принимали участие огнем артиллерии, поражая главным образом тяжелые осадные батареи противника.

Наиболее характерным событием этого периода на море был героический подвиг моряков минного катера под командованием мичмана Дмитриева. 3 ноября катер вышел в море для поиска и атаки кораблей противника. В условиях тесной блокады поход был сопряжен с серьезными трудностями. Минный катер представлял собой паровую шлюпку водоизмещением в 18 тонн, вооруженную единственной торпедой; экипаж его состоял из десяти матросов-охотников с разных кораблей. На случай столкновения в темноте с противником надеялись на топоры, гранаты и крепкий форштевень, чтобы таранить неприятеля. [176]

В 6 часов вечера катер отвалил от борта «Ретвизана». Примерно через час хода сигнальщик в темноте обнаружил слева силуэты кораблей противника. В этот момент вспыхнул прожектор Крестовой горы и осветил большой японский миноносец. Немного спустя Дмитриев обнаружил еще два четырехтрубных миноносца, которые шли малым ходом на пересечку курса катера. Дмитриев решил торпедировать второй миноносец в строю. Расстояние между катером и миноносцем не превышало 40 метров; командир подал команду, и почти сразу же над миноносцем поднялся громадный столб воды.

Катер прошел между взорванным кораблем и концевым на противоположную сторону.

Японцы, решив, что их миноносец наскочил на плавающую мину, не открывали огня. Когда засветили прожекторы противника, катер уже ушел; прожекторы с батарей служили ему маяками, и он благополучно возвратился в гавань.

На другой день на рассвете с форта № I наблюдали, как два японских миноносца привели в бухту Лунвантан третий, почти затонувший, и оставили его там на мелком месте. Японцы так и не поняли причины гибели своего корабля: несколько дней они усиленно тралили на месте взрыва.

После трех месяцев осады под непрерывным воздействием осаждавшей армии и блокировавшего флота защитники Порт-Артура оставались непобедимыми, и крепость для противника была неприступной.

Ничтожные результаты штурмов, и особенно октябрьского, вынудили японцев вновь начать подземные работы, чтобы взорвать форты и укрепления, расчистив таким образом путь войскам в глубину обороны.

Положение Порт-артурского гарнизона между тем значительно усложнялось: уменьшилось число артиллерии и крупнокалиберных снарядов; в результате боев и особенно болезней, принявших угрожающий характер, заметно убавилось число солдат и офицеров на передовых позициях; резко ухудшилось питание и, наконец, среди наименее устойчивой части офицеров появились настроения обреченности и безнадежности борьбы. Пропагандистом этих настроений был генерал-майор Фок, выступавший с капитулянтскими проектами не без ведома генерала Стесселя и его начальника штаба полковника Рейса.