На встречных курсах
30 августа войска Арагонского фронта завершили окружение Бельчите. Гарнизон крепости, насчитывавший свыше двух тысяч человек, оказался в мешке. Впервые за все время боевых действий в Испании авиация противника создала «воздушный мост» между Сарагосой и окруженным Бельчите, куда с самолетов Ю-52 фашисты сбрасывали на парашютах контейнеры с боеприпасами, продовольствием и медикаментами.
В этот день в воздушном бою с «фиатами» эскадрилья Александра Гусева уничтожила три фашистских истребителя. Спустившийся на парашюте итальянский капитан заявил, что с Северного фронта в спешном порядке снимают и перебрасывают на аэродромы в [156] район Сарагосы истребительные и бомбардировочные группы. Он также сообщил, что из-под Сантандера вы ведена и направлена к Бельчите итальянская мотодивизия «Черные стрелы», усиленная немецкими танками...
Воздушная разведка подтвердила сосредоточение и направлении Бельчите фашистских танков, пехоты И марокканской кавалерии.
К исходу дня 31 августа на Каспе командующий республиканской авиацией Игнасио Сиснерос спешно собрал своих заместителей и советников. Были приглашены также Еременко и Сенаторов.
Два часа назад начальник генерального штаба республиканской армии полковник Висенте Рохо приказал Сиснеросу к рассвету следующего дня силами авиации Арагонского фронта подготовить удар по районам сосредоточения войск противника перед Бельчите. Часть сил выделить для поддержки республиканских частей, ведущих действия против окруженного гарнизона.
Времени оставалось в обрез. По пути из штаба фронта на Каспе, подняв стеклянную перегородку, отделявшую шофера от пассажиров, Сиснерос с Птухиным набросали предварительное решение. И если б даже ехавшая с ними Александровская не переводила скупые фразы, которыми они обменивались, им и так были бы понятны мысли друг друга, которые воплощались на карте Сиснероса в условные тактические знаки.
В тесном штабе собрались все вызванные на Каспе авиационные командиры. На сдвинутых столах разложена карта Арагонского фронта. Сиснерос начал сразу:
— Есть решение командования: завтра с рассвета в районе Бельчите осуществить удар по противнику с воздуха.
Медленно водя головкой измерителя по карте, командующий коротко изложил предварительный замысел. Распрямился, отошел от карты, спросил:
— Какие будут мнения и предложения? Птухин, Еременко и Сенаторов не раз присутствовали на подобных совещаниях, но никак не могли привыкнуть к манере испанских офицеров обмениваться мнениями. Часто разгорались такие страсти, что могло показаться, будто спорят и доказывают свою правоту [157] не товарищи по оружию, не начальники и подчиненные, а заклятые враги. К счастью, это было не так. Просто такова была манера испанцев, и к ней следовало привыкнуть...
С невозмутимым видом Сиснерос слушал. Наконец, когда все высказались и страсти улеглись, он, взглянув на часы, хлопнул ладонью по карте:
— Итак, камарадас, завтра на рассвете три эскадрильи И-16, которые возглавит камарада Арагон {28}, перехватят воздушное пространство между Бельчите и Сарагосой. Вслед за ними «чатос» капитана Чиндосвиндо с бреющего полета наносят штурмовой удар по головному полку дивизии «Черные стрелы». Камарада Александра, — обратился Сиснерос к Сенаторову, — ваша цель — танки.
Он обвел на карте синий кружок, в центре которого был нарисован ромб.
— Эскадрилья Р-зетов капитана Алонсо под прикрытием истребителей Родриго Матеу бомбардирует противника в опорных пунктах Бельчите. Две эскадрильи И-16 с Ихара и Сариньены — наш резерв. С рассвета они должны быть в готовности номер один. Все!
Взяв тонко отточенный карандаш, Сиснерос своим великоленным почерком сделал надписи на полях карты время взлета и подхода к району Бельчите истребитеельных и бомбардировочных эскадрилий.
— За работу, товарищи!
В долине Эбро еще курился седой туман, когда с аэродромов Арагонского фронта стали взлетать республиканские истребители и бомбардировщики.
В пять часов двадцать минут утра между Бельчите и Сарагосой группа Еременко, в которую входили эскадрильи Сарауза, Девотченко и Гусева, обнаружила идущих на встречных курсах не менее пятидесяти «Фиатов» и Хе-51. За ними шла вторая волна фашистских машин — это были бомбардировщики.
Конечно, все ждали встречи с авиацией противника, Но никто не предполагал появления такой огромной группы фашистских самолетов. Однако выбора не было. Республиканские истребители устремились в атаку... [158]
Для Игнасио Сиснероса и Евгения Саввича Птухиня ночь на 1 сентября пролетела незаметно. Они почти не спали. С рассвета оба находились на наблюдательном пункте вблизи окруженного Бельчите, где ни на минуту не затихала артиллерийско-пулеметная стрельба.
Когда над ними прошла группа Еременко, Сиснерос, i щелкнув крышкой золотых карманных часов, удовлетворенно проговорил:
— По камарада Арагону и его летчикам можно сверять время.
— Но с ним летят и испанские летчики, — ответил Птухин. Сиснерос улыбнулся:
— Я заметил, мой генерал, что вы неплохой дипломат. Не правда ли?
Над наблюдательным пунктом с ревом пронеслись И-15 Гонсалеса Чиндосвиндо.
— Как видите, я прав, — показал на циферблат часов Евгений Саввич.
Сиснерос, не отрываясь, наблюдал в бинокль завязку воздушного боя. Уже загорелось несколько самолетов. Раскрылись зонты парашютов.
— Пока волноваться нечего. Падают машины противника, — спокойно сказал Птухин.
Но это спокойствие давалось ему с большим трудом. Сиснерос оторвался от бинокля:
— Неужели фашистам стал известен наш замысел?
Птухин неопределенно пожал плечами. Такой же вопрос он уже задавал сам себе. И, понимая волнение Сиснероса, ничего определенного не мог ему ответить.
Откуда было знать в этот день командующему республиканской авиацией и его главному советнику, что вчера, в то же время, когда они на Каспе планировали нынешнюю операцию, на стороне фашистов в затемненной Сарагосе проходило аналогичное совещание. Командующий франкистской авиацией, его немецкие и итальянские пособники вырабатывали план действий авиационных групп по поддержке наземных частей, которые получили личный приказ Франко деблокировать Бельчите...
Становилось ясно, что предстоит большое воздушное сражение. Теперь все зависело от летчиков, для которых появление огромной массы самолетов противника, несомненно, явилось полной неожиданностью. Сиснерос [159] напряженно всматривался в небо. Посуровело лицо Птухина. На наблюдательном пункте установилось тревожная тишина.
Севернее Бельчите послышались взрывы. Ввысь потянулись бурые столбы дыма.
— Чиндосвиндо! — облегченно вздохнул Сиснерос. Над наблюдательным пунктом чуть растянутым клином, поблескивая серебром обшивки, прошли двенадцать скоростных бомбардировщиков.
— Кажется, все по плану, мой генерал?
Теперь Сиснерос был уверен, что фашистам не удастся внезапным ударом с воздуха пробить коридор к Бельчите.
— Мне думается, пора поднимать резервные эскадрильи с Сариньены и Ихара, — предложил Птухин. — Что-то долго Р-зеты и Чиндосвиндо обратно не возвращаются...
Капитан Алонсо вывел свою эскадрилью Р-зетов к Бельчите, когда воздушный бой был в самом разгаре, а «чатос» Чиндосвиндо штурмовым ударом расстроили боевой порядок головного полка дивизии «Черные стрелы».
На улицах объятого огнем Бельчите кипел ожесточенный бой. Сквозь дым и пламя на крышах уцелевших зданий, занятых республиканскими войсками, были видны флаги. Над боевыми порядками правительственных войск взвивались сигнальные ракеты, обозначая линию соприкосновения с противником.
Эти знаки были обусловлены заранее. От экипажей бомбардировщиков требовалась ювелирная точность: бои шли на улицах и площадях, и противников иногда разделяло расстояние, равное броску ручной гранаты.
Над казармами гражданской гвардии — основным опорным пунктом окруженных мятежников — Мигель Алонсо и его ведомые Мануэль Хисберт и Франсиско Рамос попали под плотный огонь зенитных пулеметов. Снизившись до двухсот метров, Р-зеты сбросили первую серию бомб. Вслед за разрывами на штурм казарм с нескольких сторон устремились республиканские подразделения. Алонсо и его ведомые вновь сбросили бомбы. [160]
На третьем заходе, когда бомбардировщики подходили к цели, загорелось правое крыло у самолета Хисберта. Молодой пилот не растерялся. Он резко переложил машину на левое крыло и, срывая пламя, ввел ее в глубокое скольжение. Когда казалось, что Р-зет врежется в крышу полуразрушенной казармы, под самолетом Хисберта вздыбились султаны разрывов сброшенных им бомб. Из черного облака дыма появился почти потерявший скорость бомбардировщик с белым бортовым номером 13.
И тут подошли «фиаты»...
Когда камуфлированные «фиаты», с нарисованными на бортах черными котами атаковали Р-зеты, Евгений Степанов, Том Добиаш и Вальтер Короуз оказались в самом нижнем ярусе закрутившегося над Бельчите клубка. Выполняя свою задачу — прикрыть Р-зеты, дать им отбомбиться, «чатос» бросились на противника.
В момент резкого разворота от них оторвался Короуз. Добиаш, подбив «фиата», бросился вдогонку за фашистом. Евгений остался один. Вдруг он скорее почувствовал, чем увидел подстроившийся справа к его истребителю самолет. Вальтер? Евгений повернул голову, и дрожь пробежала по его спине. Рядом летел «фиат». Первым пришел в себя понявший свою оплошность фашистский пилот. Резко убрав газ, «фиат» отстал. И это чуть не стоило жизни Евгению. Проскочивший вперед «чато» оказался под пулеметами противника. От самолета полетели куски обшивки. «Ах ты, гад!» — Евгений, дав газ, одновременно рванул на себя ручку управления. «Чато» взмыл вверх. Потерявший скорость «фиат» не смог повторить его маневр. Выполнив полупетлю, Евгений бросил свой истребитель на противника.
Когда на солнце сверкнул бешено вращающийся винт фашистского истребителя, Степанов с силой нада-д вил пулеметные гашетки. «Фиат» вспыхнул, лениво лег яа крыло, опрокинулся вверх колесами и плашмя ударился о землю...
Евгений облегченно вздохнул. К нему подстроился Том Добиаш. Сблизившись с командиром звена, он большим пальцем левой руки показал вниз. Евгений понял: значит, добил Том атакованного им в начале боя «фиата».
Отстреливаясь из пулеметов, от Бельчите отходили Р-зеты. За ними потянулись прикрывавшие их «чатос». [161]
Степанов оглянулся: до самого горизонта небо было заполнено самолетами, столкнувшимися на встречных курсах...
С секундной точностью флаг-штурман Иван Душкин вывел эскадрилью скоростных бомбардировщиков к району сосредоточения фашистских танков.
Над выжженными солнцем Арагонскими горами стелился густой дым. За десять минут до подхода эскадрильи Сенаторова по этому району нанесли удар «чатос» Чиндосвиндо.
— Вижу танки и бензоцистерны. Вытянулись километра на два вдоль лощины, — доложил наблюдавший за землей в бомбоприцел Душкин.
— Бросаем с ходу?
— Доворот влево пять градусов. Так держать! На боевом!
Сенаторов, прекратив маневр, вывел бомбардировщик в прямолинейный полет. Ровно гудят моторы. С знакомым треском рядом рвутся зенитные снаряды. Палец штурмана на боевой кнопке.
— Сброс!
Бомбы сорвались с замков.
— Сброс!
Следом за ведущим бомбят остальные экипажи.
— Сброс!
— В цель! — радостно кричит Мирек.
Внизу бушует огонь. Можно уходить.
Но тут произошло непредвиденное.
Из-под нижней кромки облака выплыли звенья фашистских бомбардировщиков «Савойя-Маркети-81». Сенаторов сразу понял: связанные боем республиканские истребители не смогут помешать бомбовозам прорваться к Бельчите. Что делать? Он хорошо знал маневренные и скоростные возможности своего СБ. И принял дерзкое решение: атаковать фашистов.
Когда двенадцать республиканских бомбардировщиков устремились навстречу «савойям», прикрывавшие их «фиаты» шарахнулись в сторону. Врезавшись в боевой порядок фашистских бомбовозов, республиканские летчики огнем турельных и штурманских пулеметов разметали их строй.
Сенаторов атаковал одну из «савой». Его СБ нырнул [162] под фашистский бомбовоз, и Душкин и Мирек пулеметными очередями как кинжалом распороли замасленное брюхо бомбардировщика. Вслед за командиром атаковали противника экипажи Владимира Шевченко, Петра Архангельского, Федора Пушкарева и другие.
Форсируя моторы и сбрасывая бомбы на свои войска, фашисты стали уходить.
Когда эскадрилья Сенаторова села в Лериде, Душкин сказал комэску:
— Если рассказать истребителям, как мы на «савой» в атаку ходили, трепачами назовут. Как думаешь?
Комэск промолчал. А штурман, любивший дисциплину, добавил:
— Как еще Хозе на это посмотрит? Не попало бы нам.
Сенаторов устало улыбнулся:
— Эх, Иван! Не знал бы я всех достоинств нашей «катюши», разве решился бы на атаку? И успокойся. За такие дела, штурман, не ругают. Это я уж, поверь, точно знаю...
Заметив подходящие к Бельчите резервные эскадрильи, Еременко облегченно вздохнул. Время нахождения в воздухе республиканских истребителей истекало. Многие летчики израсходовали боеприпасы. Кончалось горючее. Но они не выходили из боя.
На самолете Еременко отказало оружие. Последние десять минут пришлось резким пилотажем уходить от наседавших фашистских истребителей. Пристроившийся к нему Антонио Ариас из эскадрильи Сарауза отгонял фашистов от машины командира авиагруппы. Вместе они вышли из боя.
В первые минуты, когда в небе все перемешалось, Еременко обеспокоенно думал о молодых испанцах, впервые попавших в такую сложную ситуацию. Но его опасения оказались напрасными. Первые два «фиата» были сбиты как раз пилотами Мануэля Сарауза. Смелые атаки летчиков истребительной авиагруппы смешали ряды фашистов, и им пришлось позабыть свой план единовременного массированного удара по позициям республиканцев.
Заходя на посадку в Каспе, Еременко тревожно осмотрел стоянки. Отсутствовало несколько И-16. [164]
Зарулив истребитель, командир авиагруппы увидел, что к нему бегут только что севшие Мануэль Сарауз и Иван Девотченко.
— Еще ни разу столько машин в небе не видел, — забасил Девотченко, вытирая платком бритую голову.
— Многовато, — согласился Иван Трофимович. В его ушах еще стоял звенящий гул моторов.
— У меня сбит Эмилио Эррера. И не вернулся Вилкин, — глядя на Еременко запавшими от перегрузок глазами, доложил Сарауз. — Мы пытались прикрыть Змилио. Он держался до последнего. Самолет весь в пламени, а они бьют и бьют. Эррера выпрыгнул. Поверите? Не человек, а ком огня падал вниз. Так и не раскрыл парашюта, — печально закончил Сарауз.
— Остальные все целы? А Вилкин что?
Вопрос Еременко остался без ответа.
— В чем дело, Мануэль? — Еременко с недоумением смотрел на совершенно растерявшегося Сарауза.
Вместо ответа тот вытянул руку по направлению к и взлетно-посадочной полосе. Еременко обернулся и невольно присвистнул. На Каспе садился «фиат»; вслед за ним планировал И-16.
— Вилкин? — крикнул Сарауз.
Фашистский истребитель уже бежал по полосе.
Все это было так неожиданно и неправдоподобно, что никто из находившихся на аэродроме в первую минуту даже не двинулся с места.
Окончив пробег, «фиат» остановился. Заходивший вслед за ним на посадку И-16 вот-вот должен был коснуться колесами земли. Остальное произошло в считанные мгновения...
Рыкнув мотором, «фиат», как ужаленный, рванулся вперед и пошел на взлет. И тотчас же пилот И-16, дав мотору полный газ, устремился вслед за «фиатом».
— Ах ты, сволочь! — бросаясь к своему самолету, закричал Девотченко.
Было ясно, что в суматохе боя итальянец заблудился и не понял сначала, что садится не на свой аэродром.
Вилкин догнал «фиата» и колесами неубранного шасси начал прижимать его вниз. Фашист рванулся в сторону, но молодой испанец преградил ему путь короткими трассами.
В небо уже поднялся Девотченко, но его помощь не [164] потребовалась. Насевший на фашиста Вилкин принудил летчика посадить свою машину на табачном поле в нескольких километрах от Каспе. Летчика-итальянца поймали и привезли на аэродром работавшие на уборке крестьяне...
Поздно вечером, когда в небе стих гул авиационных моторов, а горы поглотила темнота, Иван Еременко условным шифром, понятным только ему, записал в свой дневник следующее:
«1 сентября 1937 года. Рассвет. Район Бельчите. Самый крупный с начала Сарагосской операции воздушный бой. В течение дня эскадрильи совершили по 7–9 боевых вылетов.
Истребитель И-15 испанского летчика Гонсалеса Чиндосвиндо во время штурмовой атаки получил 130 пробоин. На изрешеченном самолете Чиндосвиндо совершил повторный вылет. «Чато» выдержал...
Эскадрилья Анатолия Серова после сопровождения Р-зетов при подходе к Бахаралосу была встречена двенадцатью «фиатами». У половины летчиков эскадрильи отсутствовали боеприпасы. У всех кончалось горючее. Бой шел над самым аэродромом.
У Серова остановился двигатель. Он снижался, а его пытались добить фашисты. Командира прикрыли Михаил Якушин и Евгений Степанов. Истребитель Серова был настолько иссечен пулями, что после посадки у него пришлось менять крылья и хвостовое оперение.
Летчики эскадрильи в этом бою проявили завидное упорство. «Фиаты» вынуждены были уйти. Радуют Григорий Попов, Виктор Кустов, Михаил Котыхов, Никита Сюсюкалов, Семен Евтихов, Алексей Горохов, Евгений Степанов — лишь месяц они в Испании.
Итог дня:
Только на республиканскую территорию упало 26 сбитых самолетов противника. Взято в плен 19 фашистских летчиков. В числе сбитых известный франкистский ас капитан Карлос Айя...
Наши потери: два истребителя. И все-таки у фашистов большой количественный перевес. Но советские добровольцы и испанские летчики дерутся отчаянно».
Через двое суток в дневнике появилась еще одна запись: [165]
«З сентября. Бельчите взят штурмом республиканских войск. Бои пошли на убыль...»
Бои на земле стали затихать, но борьба в воздухе продолжалась. В ночь на 15 сентября Иван Еременко в жестоком воздушном бою над Сариньеной уничтожил «юнкерса». После этого до середины ноября ни один фашистский бомбардировщик не осмелился ночью войти и зону Бахаралоса и Сариньены.